К счастью для Гвинедда, Орден святого Михаила воспитывал в учениках дисциплину и ответственность так, что в отличие от дворян непристроенные воспитанники Ордена не скакали бесцельно по дорогам и не разоряли страну. Большинство действительных членов Ордена просто вернулось на военную базу в Аргоде или в другие места, чтобы быть наготове или обучать военным искусствам.
      Возникли небольшие тайные организации, хранящие традиции воспитания дерини и михайлинцев, готовые стать островками сопротивления, если случится самое худшее.
      Джебедия решил, что это только вопрос времени, Орден будет подавлен так же жестоко, как в последние годы правления Имра. По крайней мере до совершеннолетия Элроя и лишения регентов власти михайлинцы должны действовать так же осторожно, как и дерини, а дерини-михайлинцы-вдвойне осторожно.
      Для тех же, кто только воспитывался в Ордене, но не получал его покровительства и защиты, Выбор был и того уже, особенно для тех, на чьих плечах лежало бремя заботы о семье. В результате многие офицеры Джебедия просто сгинули, увозя свои семьи с собой в Торент, Форсинн, Хланнедд и в другие дальние земли, где о дерини остались более теплые воспоминания или где их никто не знал, Уходили и дерини, и люди, навсегда уезжали из Гвинедда лучшие умы поколения. Джебедия больно переживал такие исчезновения, и все же, трезво оценивая ситуацию, знал, что не может заставить их остаться. В чужих краях, по крайней мере, у них будет шанс на выживание.
      Начавшиеся сразу после смерти Синила перемены в самом Гвинедде продолжались. Дерини из числа слуг и придворных, которых даже при Синиле было не слишком много, получили расчет, а их места заняли люди. Рис и Эвайн, самые талантливые из личных слуг Синила, стали первыми, кого уволили под лицемерным предлогом предоставления отдыха за многие годы преданной и беспорочной службы. Милостивая форма отставки никого не обманула. Если обыкновенные дерини последовательно удалялись от двора как нежелательные, то дочь и зять деринийского святого могли вызывать только чувство ненависти.
      Рис и Эвайн покинули свои покои во дворце, которые они занимали последние двенадцать лет, и временно поселились в Валорете в доме Риса, который тот купил еще в свою бытность молодым Целителем и все эти годы использовал как гостиницу для учеников-Целителей. Время от времени они навещали Шиил, чтобы проведать младших детей и встретиться с новым наставником. Там в одну из прекрасных ночей в середине мая они зачали четвертого ребенка-девочку, которая должна была появиться на свет в начале следующего года. Пока Камбер жил во дворце архиепископа при соборе, Рис и Эвайн не хотели возвращаться в Шиил насовсем, а Камбер не мог уехать до коронации, назначенной на конец мая.
      На место королевского врача, оставленное Рисом, регенты назначили двоих людей. Они решили, что люди могут справляться с простудами и другими болезнями короля не хуже дерини, а деринийское волшебство вообще противоречит научной медицине. Вот в уходе за больными-массажах, притираниях и прочем-Целители большие мастера, поэтому Тависа О'Нейлла регенты не тронули.
      Не то, чтобы он нравился им. Ведь, в конце концов, он Тоже был дерини. Но имея дело со вспышками раздражения принца Джавана, когда при нем упоминалось о возможной отставке Тависа, и с приступами, вызванными этими вспышками, регенты отложили этот вопрос до коронации. В этот день Джаван должен появиться во всем великолепии принца, быть достойным царственного брата.
      Кроме того, Тавис был одним из самых безобидных дерини. Сколько его помнили, он никогда не выказывал ничего, кроме таланта Целителя. Если бы не эта особенность, он был бы похож на человека. И, как вынужден был признать епископ Хуберт, хотя настроения Тависа и следовало считать сомнительными, беря во внимание его деринийское происхождение, волшебство свое он применял только в благих целях. Итак, Тавис оставался, но под наблюдением.
      Так же под присмотром находился и архиепископ Джеффрэй. Оставаться при дворе его вынуждали обстоятельства. Однако помощники архиепископа, люди и дерини, и даже незначительные при дворе персоны уже предупреждали его об осторожности-регенты были настроены, ни больше ни меньше, на его смертельную болезнь или несчастный случай с летальным исходом, потому что смерть могла сделать то, чего они сделать не смогли, — вычеркнуть его из состава Регентского совета.
      Но, несмотря на их горячее желание, Джеффрэй процветал и продолжал информировать Камберианский совет о новых планах регентов, по крайней мере тех, что выносились на общее обсуждение, а не вынашивались четверкой правителей втайне.
      Одна из тем обсуждалась угрожающе часто, хотя пока ничего серьезного это не предвещало, — регенты все больше слышали о тех самых разбойных бандах, с одной из которых Камберу и Йораму пришлось столкнуться неподалеку от Долбана. Именно об этом обстоятельстве регенты не имели ни малейшего представления, но зато знали о происшествии с братом Хуберта. К счастью, Манфред мог рассказать только о хулиганстве и непристойном поведении, но только Богу было известно, что принесет с собой лето, когда сумятица после коронации уляжется и жизнь потечет по новому руслу, зажатая берегами правил. Регенты уже начали принимать необходимые для этого меры.
      Проблема не была нова для дерини, хотя неожиданным был ее масштаб. Младшие сыновья всегда оставались не у дел и обычно шли в священники или в солдаты, а иногда, если фортуна улыбалась, они получали наследство, превращаясь в прожигателей жизни. Изредка кому-нибудь удавалось выслужите титул, но такие случаи были уникальны, особенно в мирное время.
      Под разными предлогами регентам удалось изменить соотношение людей и дерини среди придворных. Три месяца назад тех и других было примерно поровну, теперь из каждых четырех только один был дерини. Те из них, кто оказался не у дел, с недоумением обнаружили, что лишаются надежд на продолжение карьеры и немалой доли своих доходов в виде королевского жалования. Оставались их обязанности феодальных сеньоров: сбор церковной десятины и других налогов, сторожевая служба… Но и тут перспектива была удручающая. В конце лета регенты собирались ужесточить налогообложение, это сулило всем новые тяготы. Совет регентов уже предупредил землевладельцев, дерини и людей, о том, что решение принято.
      Такое не могло понравиться дерини. Менее осторожными из недовольных были младшие сыновья, объединявшиеся в банды из-за нехватки средств, а то и просто от скуки бесчинствующие на дорогах.
      Таких не в меру порывистых молодых людей, сбившихся в дюжину шаек, было около сотни. У большинства из них сохранились достаточно прочные связи со своими титулованными семьями, чтобы ожидать ничтожного наказания. А кто были те шерифы и констебли, противостоявшие сыновьям графов и баронов? Они не имели большой власти над родовитыми буянами, как ни добивались ее.
      Все чаще в эти месяцы перед коронацией Элроя Джеффрэй делился своими страхами с Камберианским советом, все чаще Дэвин, Энсель и Джесс отвечали, что они делают все возможное. Но трое юношей во главе с Грегори просто не могли оказаться одновременно в десятке мест, даже разделяя свои небольшие отряды. Еще меньше можно было сделать от имени Совета без опасности выдать его существование, а об этом не должен был знать ни один человек.

* * *

      Элрой Бэрэнд Брион Халдейн был коронован в день своего двенадцатилетия. В день возведения на престол нового короля долгая, унылая зима сменилась весной. У его отца был строгий и консервативный королевский двор, но регенты решили, что для юного короля Элроя это не подходит. После официальной части церемонии подготовили развлечения для короля и его братьев. Среди прочих забав были турнир и великолепная ярмарка. В ожидании их сама коронация казалась просто пыткой, но принцы ради грядущих удовольствий готовы были все стерпеть.
      День для них начался рано. Элроя и его братьев подняли для утренних молитв и ванны-но не для завтрака-и разделили, чтобы Элрой в последний раз перед церемонией выслушал наставления. Пока слуги одевали его в белое и золотое для коронации, мальчику пришлось наизусть повторять свои сегодняшние речи, чем епископ Хуберт остался доволен-он в течение последнего месяца зубрежкой доводил детей до изнеможения.
      С безразличием, но точно по тексту, Элрой повторял заученные слова. Слишком печально, как сообщил потом Хуберт регентам. Мальчик спросил епископа, сможет ли он стать хорошим и мудрым королем. Разумеется, Хуберт заверил его, что сможет, особенно если будет слушаться наставлений своих советников. Тем не менее епископу вопрос не понравился. Пока регенты у власти, мальчик не должен воображать себя настоящим королем.
      Процессия покинула замковый двор, возглавляемая войском дворцовой стражи в форме Гвинедда и пэрами королевства, которые смогли приехать в Валорет, их было около пятидесяти, людей и дерини, хотя последние присутствовали в меньшем количестве, чем Камбер рассчитывал. Среди них был Дэвин, рядом с ним ехал Энсель. Граф Грегори приехал с сыновьями, а барон Торквилл де ля Марч, только что вернувшийся из своих восточных владений, выглядел так, словно хотел снова немедленно уехать.
      Как заметил Камбер, когда процессия, приблизилась к ступеням собора, где стояли он, Джеффрэй и епископ Хуберт, большинство свиты составляли люди. Многие самые могущественные и влиятельные дерини просто не приехали!
      С упавшим сердцем Камбер поправил ризу на плечах— ризу, много лет назад подаренную Синилом, — и стал наблюдать, как участники церемонии сходят с коней и направляются в собор. Отсутствие некоторых Камбер предугадывал заранее, а кое-кто, как Эвайн и Рис, не участвовал в процессии и был уже внутри. Но такого жалкого зрелища он предвидеть не мог, это была просто пощечина регентам со стороны представителей его расы. Он горячо молился, чтобы регенты были слишком заняты, чтобы обратить на это внимание, но знал, что молитва не поможет. Регенты заметят. Если не Мердок, так обязательно Драммарон или Рун. Или Хуберт.
      Камбер искоса взглянул на тучного Хуберта, расположившегося напротив Джеффрэя, и увидел, что епископ-регент уже заметил. Он обиженно надул маленькие розовые губки и повернул ангельское личико, чтобы продиктовать несколько слов секретарю, стоявшему справа от него. Лист, на котором писал секретарь, был наполовину виден.
      Порам, что пишет тот человек? — мысленно спросил Камбер сына, стоявшего за ним И Джеффрэем и лучше видевшего лист.
      Имена, — ответил Йорам. — Он составляет список присутствующих на процессии. Хочешь пари, что внутри тоже записывают тех, кто уже там?
      Не надо пари, — возразил Камбер. — Эвайн и Рис уже на месте?
      Да.
      Слава Богу, — подумал Камбер. — Иди и проверь. Если регенты составляют списки, нам лучше сделать-то же самое, чтобы можно было предупредить тех, кто не пришел. Я понимаю их раздражение, но в таком случае они могли бы быть менее принципиальны.
      Отец Эмрис внутри с гавриллитами, — сообщил Йорам. — Мне попросить его составить список? Ему не придется записывать, я могу связаться с ним, не вызывая подозрений.
      Камбер кивнул, вспоминая, что у аббата Ордена святого Гавриила была изумительная память. Знаком он попросил сына нагнуться к нему.
      — Йорам, ты не принесешь мне воды? — спросил он скорее ради тех, кто мог подслушивать. — Такой старый человек, как я, не может простоять всю церемонию, не выпив чего-нибудь холодненького.
      — Разумеется, ваша милость, — с поклоном ответил Йорам, торжественность, написанная на его лице, скрывала минутную веселость.
      Он поспешил, чтобы слиться с толпой дворян внутри, когда королевская процессия, сопровождаемая звуками фанфар и барабанной дробью, остановилась на площади перед собором. Первыми на гнедых лошадях, ведомых графами Грориком и Сайхиром, ехали братья короля, одетые в пурпур, с серебряными обручами принцев на головах. За ними Эван нес меч Гвинедда, а в руках Мердока был королевский штандарт.
      За ними следовал король. Сидя с непокрытой головой на рослом, абсолютно белом жеребце, он казался юным и беззащитным. Коня вел под уздцы граф Таммарон, сдерживая горделивую поступь животного. По другую сторону королевского коня вышагивал Рун Хортнесский, едва пряча торжествующую улыбку.
      Солнечный свет ярко играл на богатых одеждах регентов и самого короля, сверкал на золоте и серебре украшений, тонул в обилии вышивки, какое могли себе позволить только короли и священники.
      Когда одеяние короля было осмотрено в последний раз и белую мантию уложили красиво ниспадающими складками, рядом с королем встали четыре графских сына, защитив его от солнца балдахином из золотой ткани. Когда двери собора раскрылись, чтобы впустить процессию, хор запел традиционный для коронаций гимн: «Я возрадовался, когда мне сказали: войдем в храм Господен!»
      Процессия двинулась по нефу: сначала монахи из хора в красных сутанах, затем дюжина мальчиков в белых ризах с капюшонами и пурпурными поясами, у каждого в серебряном подсвечнике тонкая свеча.
      Следующим шел монах с кадилом, оставляя после себя сладковатое облачко благовоний, в котором, казалось, сам по себе плывет изящно украшенный крест примаса Гвинедда (за легким туманом благовоний почти не было видно юного Диакона, несущего его). Сопровождаемый капелланом и вторым диаконом, за крестом следовал архиепископ Джеффрэй, далее архиепископ Ремутский Орисс со свитой. Оба епископа были в белых с золотым ризах, обильно украшенных вышивкой и аппликацией. А инкрустированные драгоценными камнями митры, богатством равные короне, и епископские посохи утверждали их пастырскую власть над душами своих чад.
      Затем шествовал король со свитой. Слева и справа от Элроя, под балдахином, шли Камбер и Хуберт. Правила требовали, чтобы Элрой держал обоих епископов за руки, но в последнюю минуту мальчик отказался выполнить это условие, отговорившись тем, что он устанет постоянно держаться за руки. Камбер догадывался, что на самом деле причиной отказа было то, что Элрой не знал, кому может довериться, поэтому решил не доверять никому.
      Сейчас мальчик спокойно шел между ними, не касаясь их и не позволяя им касаться его. Голова была высоко поднята, а подбородок упрямо замер в том положении, в каком Камбер не однажды видел подбородок его отца. Может быть, Элрой и не был тем беззащитным мальчиком, каким казался.
      За королем следовали другие епископы, а за ними отец Альфред, духовник мальчиков. Далее шли четверо мирских регентов с королевскими регалиями в руках; Эван нес меч в ножнах, Мердок сменил штандарт, который пронес до собора, на скипетр, Рун-огненное кольцо на маленьком серебряном подносе, а Таммарон-копию короны Гвинедда с переплетенными листьями и крестами, специально уменьшенную для Элроя. Замыкали процессию графы Грорик и Сайхир, сопровождавшие принцев Джавана и Риса Майкла.
      Прежде чем подняться на хоры и расположиться на указанных местах, каждый участник процессии останавливался у ступеней храма для поклона. Элрой опустился на колени справа от жертвенника, рядом с троном, который скоро будет принадлежать ему, а Хуберт и Камбер, сопровождаемые епископами, остановились у тронов архиепископов, стоящих в левой части хоров.
      Пока звучал гимн, двое архиепископов, обнажив головы, читали молитвы, а затем пошли за Элроем. Когда юного короля вели к алтарю, было видно, как по его телу пробегала дрожь. В тяжелом одеянии и мантии мальчик выглядел совсем маленьким и хрупким.
      Камбер был уверен, что Джеффрэй, как и его предшественник Энском, тринадцать лет назад короновавший Синила, в этой части церемонии будет следовать законам дерини и людей в равной степени. Обычаи требовали, чтобы в самом начале коронации король был представлен четырем частям государства и, возможно, четырем ветрам, чтобы слово монарха долетало до самых отдаленных уголков королевства. Поэтому, обращаясь к четырем основным точкам храма, архиепископ возглашал имя нового короля. Так было испокон веков.
      Образованные дерини знали и тайный смысл этого действия: нового короля представляли властелинам четырех стихий-Архангелам, к которым дерини обращались за помощью в своем волшебстве. Это обращение за помощью и ритуал окуривания храма благовониями охраняли восходящего на престол от темных сил. Чем же было помазание нового короля, как не волшебством? Странно, что многие люди просто не замечали магического смысла своей религии.
      Даже если Ориссу это было неизвестно, Джеффрэй точно знал. Взяв Элроя за правую руку (с другой стороны уже расположился Орисс), Джеффрэй повел его к восточной стене храма, где у подножья алтаря и начинались подобные церемонии. Подойдя, все трое приветственно подняли руки, а Джеффрэй произнес традиционные слова.
      —Всем приветствовать Элроя Бэрэнда Бриона, нашего законного короля! Согласны ли вы служить ему верой и правдой и почитать его?
      — Да благословит Господь короля Элроя! — закричали собравшиеся, и только некоторые дерини знали, что принимают участие в том самом волшебстве, уничтожить которое позднее поклянутся регенты.
      Архиепископ повел юного короля на юг, как и прежде, поднимая руки и произнося те же слова.
      — Да благословит Господь короля Элроя! — снова закричали собравшиеся.
      Повторяя слова по древнему обычаю, они перешли на запад, а оттуда на север. Когда в северном углу замерло последнее эхо возгласов, архиепископы отвели короля обратно. Там, на аналое, лежало раскрытое Евангелие, а рядом с ним-написанный каллиграфическим почерком и красиво оформленный документ. С поклоном отпустив руку Элроя, Джеффрэй полуобернулся к толпе собравшихся и спросил:
      — Милорд король Элрой, готовы ли вы произнести торжественную клятву?
      — Да, — ответил мальчик так тихо, что даже Камбер, стоявший от него в нескольких шагах, с трудом расслышал ответ.
      Джеффрэй положил руку мальчика на раскрытое Евангелие, взял документ и начал читать:
      — Элрой Бэрэнд Брион Халдейн, перед людьми и Богом объявленный законным наследников нашего покойного короля Синила, клянешься ли ты охранять мир Гвинедда и править его народом в соответствии с древними законами и обычаями?
      — Клянусь, — пробормотал Элрой.
      — Клянешься ли ты милосердно вершить правосудие и чтить закон?
      — Клянусь, — повторил Элрой.
      — Клянешься ли ты, что Зло будет наказано, а законы Господни восторжествуют?
      — Клянусь.
      — Пусть лорды регенты выйдут вперед, — сказал Джеффрэй, оборачиваясь к ним и встречая их приближение легким поклоном.
      Орисс, сложив руки, встал рядом с Камбером, а регенты расположились на ступенях по обе стороны от короля.
      — Мердок Картанский, Таммарон Фиц-Артур, Рун Хортнесский, Эван Рэндаллский, действующий от имени и с согласия своего отца Сайхира, и Хуберт МакИннис, будучи назначенными нашим покойным королем Синилом опекунами нашего юного короля до его совершеннолетия, подтверждаете ли вы клятву, данную нашим королем, и клянетесь ли вы быть верными слугами и преданными регентами короны Гвинедда?
      — Клянемся, — в один голос ответили регенты. Архиепископ подал Элрою свиток и проследил, как мальчик аккуратным детским почерком выводит в конце листа «Alroi Rex», Когда регенты поставили свои подписи и печати на документе, а Джеффрэй, Орисс и Камбер засвидетельствовали его, Элрой положил свою маленькую руку на Евангелие и без всяких подсказок повернулся к собравшимся.
      — Я исполню свое обещание и ни на шаг не отступлю от клятвы, и да поможет мне Бог, — произнес он громко.
      Приподнялся на цыпочки, чтобы поцеловать книгу, дождался, пока регенты проделают то же самое, спустился со ступеней алтаря, встал на колени и освободился от мантии и верхней одежды. Когда юный король в простой, похожей на подрясник рубахе распростерся перед алтарем, епископы и священники опустились на колени рядом с ним, а хористы запели «Приди, Творец»-песнопение, сочиненное несколько веков назад и исполняемое на коронациях и рукоположении епископов и священников.
      Veni, Creator Spiritus, mentes tuorum visita, imple superna gratia, quae tu creasti pectora…
      Слова молитвы звучали до тех пор, пока Джеффрэй и его помощники окуривали ладаном алтарь и Элроя. Потом монахи запели, предваряя главный момент церемонии:
      Священник Задок и пророк Натан помазали его на царствие в Гигоне…
      С окончанием песни Камбер и Хуберт поставили Элроя на колени. Под сенью принесенного балдахина архиепископы Джеффрэй и Орисс начали миропомазание.
      — Да останется на голове твоей след этого священного масла, которым благословляли королей, священников и епископов, — сказал Джеффрэй, оставляя на черных волосах мальчика масляный след в виде креста.
      — Да останется на груди твоей след от этого священного масла, — продолжал он, рисуя знак через открытый ворот рубахи.
      — Да останется на руках твоих след от этого священного масла, — он нарисовал символ на дрожащих ладонях мальчика. — Подобно Соломону, миропомазанному на царствие священником Задоком и пророком Натаном, да будешь ты миропомазан, благословен и посвящен служению своему народу, который Господь наш Бог отдал тебе, чтобы ты правил от Его имени. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
      Элроя подняли и обрядили в одежды короля: золотую тунику, белый пояс, украшенный драгоценностями, пурпурную мантию, отороченную мехом, расшитую золотом и самоцветными камнями.
      На каблуки прицепили золотые шпоры и вручили королевский меч. На палец надели огненное кольцо, специально уменьшенное для Элроя, однако свое тайное назначение гранатовый перстень уже выполнил. Скипетр, тонкий жезл слоновой кости, инкрустированный золотом, ему дали только подержать, чтобы мальчик смог почувствовать его тяжесть, а потом Положили у трона.
      Наконец Элрой торжественно опустился на колени у ног архиепископа, Джеффрэй поднял корону над головой мальчика, глядя на переплетение золотых и серебряных листьев и крестов.
      — Мы взываем к Тебе, о Господи. Благослови эту корону, а с ней и Твоего слугу, Элроя, на чью голову возлагается сегодня эта корона в знак его королевского величия. Да будет он милостию Твоей добродетелен. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
      Под звуки фанфар и крики: «Да будет милость Господня с королем!», Элрой был наречен королем Гвинедда.
      Сразу после этого епископы, духовенство и дворяне, предводительствуемые братьями Элроя, выступили вперед, чтобы оказать почести, выразить покорность и получить королевское благословение. А регенты с торжествующими улыбками наблюдали за всем этим. Была отслужена месса, во время которой король сам раздавал хлеб и вино причастия, а затем процессия во главе с очень уставшим юным королем вышла из собора.
      С возвращением в замок день для короля не заканчивался-предстоял традиционный пир. Несмотря на то, что колокола уже собирали паству к вечерне, когда процессия вступила на двор замка, несмотря на то, что голова Элроя раскалывалась от тяжести короны и голода, у него почти не было времени, чтобы передохнуть.
      Час перед трапезой ушел на то; чтобы, освободившись от тяжелой одежды и короны, погрузиться в сон, который с помощью Тависа стал как бы дольше. С двумя другими мальчиками Тавис поступил точно так же и разбудил только тогда, когда регенты уже не могли больше ждать. Целитель убедил регентов, что детям необходимо сначала основательно подкрепиться, но большего для питомцев не добился. Ему оставалось только наблюдать со стороны и, если потребуется, быть готовым оказать помощь. Если король уснет за столом, вечернее пиршество закончится. Были известны случаи, когда более зрелые монархи засыпали над тарелками.
      Встречаемые радостными криками дворян и звуками труб, король и его братья вышли в зал в сопровождении свиты. Элрой как хозяин пиршества сел посередине стола. По сравнению с отцовским троном, возвышавшимся на помосте, мальчик казался просто гномом. Трон окружали регенты и их жены в мехах, драгоценностях и со знаками своего фамильного и придворного достоинства. Джаван и Рис Майкл сидели по разным концам высокого стола, тоже окруженные придворными, которых больше занимал собственный престиж, чем самочувствие двух детей, вынужденных слишком рано стать взрослыми. Не считая слуг и пажей, прислуживавших за столом, у братьев короля не было сверстников в огромном зале. Тот вечер стал первым, но отнюдь не последним уроком одиночества королевской судьбы.
      Однако, несмотря ни на что, вечер не был лишен прелестей даже для мальчиков, хотя, если бы им удалось отдохнуть подольше, их настроение было бы значительно лучше. Еда, обильная и экзотическая, подавалась под мадригалы и музыкальный аккомпанемент, блюда, прежде чем поставить на стол, проносили через весь зал для увеселения гостей. Подавали жареную дичь и сельдей, осетров в лавандовой воде, отчего казалось, будто они все еще плавают; фазанов, фаршированных голубиным и лебединым мясом; огромные торты и мясные пироги; угрей, сваренных в вине, и прекрасно зажаренного павлина, поданного к столу в своем переливчатом, радужном оперении. Здесь был даже халдейнский лев, сделанный из золотистого марципана и жженого сахара, с вишнями вместо глаз, Элрою достался кончик хвоста и ухо этого чудесного льва.
      Развлечения были интересны в равной мере и детям, и взрослым-выступления акробатов, арфистов и трубадуров. Элрой был очарован пантомимой, изображавшей победу его отца над ненавистным дерини Имром, хотя ему никогда не доведется узнать, как вывернули регенты эту историю, чтобы показать, что Имр пал от своего же меча, а не пошел на смерть по собственной воле, использовав свои способности, предпочитая смерть жизни в плену у Синила и дерини-его сторонников. Если не считать самого Имра и Ариэллы, Дерини в пантомиме вообще не появлялись.
      Несмотря на старания Тависа, копившаяся весь день усталость очень скоро начала сказываться на мальчиках. Поощряемые взрослыми, дети могли пить столько вина, сколько хотели, и сначала Рис Майкл, а потом и Элрой принялись клевать носами.
      Слуга ненавязчиво предложил Элрою чашу для ополаскивания пальцев, Элрой пристыженно поблагодарил, но к тому времени Джаван тоже начал зевать, а Рис Майкл, покачиваясь, сполз со стула и устроился спать под столом. Казалось, никто из гостей не заметил этого.
      Зато Тавис отлично все видел. Расположившись в галерее, окружавшей зал, он в течение всего пиршества сверху наблюдал за мальчиками и ждал, когда наступит решительный момент. Во время особенно шумного танца он спустился вниз в сопровождении двух слуг. Пока слуги занимались Джаваном и Элроем, Тавис вытащил из-под стола спящего Риса Майкла.
      Таммарон заметил, что они уходят, и одобрительно помахал Тавису, его собственные сыновья в это время уже давно находились в постели. Кроме Таммарона, никто даже не оглянулся в сторону принцев. После танца Мердок и Рун, лениво развалясь в креслах, затянули подхваченную хором дворян непристойную балладу, одну из тех, что можно услышать в винных погребках по всему Валорету, В углу Эван и его братья Грорик и Сайхир затеяли игру на деньги с четырьмя другими мужчинами. От выпитого вина лицо Хуберта покраснело, а сам он сделался совершенно невменяем (к большому неудовольствию жен остальных регентов и служанок, которым случалось чересчур близко подходить к Его Преосвященству).
      Джеффрэю, одному из немногих присутствующих дерини, и горстке других представителей обеих рас, сумевших остаться относительно трезвыми, оставалось только качать головами и удивляться, как им удастся пережить следующие несколько лет, если Гвинедд будет находиться в руках таких вот людей.
      К счастью для принцев, следующий день прошел намного легче. Во-первых, он начался позже обычного. К назначенному часу в полдень регенты только еще начали отходить от ночного пиршества, следующий час ушел на сборы мальчиков.
      Первое предложенное им развлечение было прелюдией к целой серии увеселений, рассчитанных на то, чтобы порадовать десятилетнего и двенадцатилетних мальчиков и не давать государственным мыслям утомлять их юные головки. Для этой цели регенты привлекли собственных детей и сверстников принцев из своей родни, а Хуберт привел детей брата. Никого абсолютно не интересовало, во сколько обойдутся развлечения.
      Главным среди всех увеселений были выступления труппы кукольников и танцоров-систрионов, которые изобразили несколько сказок гвинеддского фольклора под аккомпанемент пестро одетого трубадура, выступления жонглеров и юной арфистки, ровесницы близнецов. Она так хорошо пела и играла, что мальчики, захваченные в плен чудесной мелодией, начали всерьез подумывать, чтобы оставить ее во дворце, хотя ни один из них не был достаточно взрослым или опытным, чтобы знать, что с ней можно делать, кроме как слушать песни. На смену арфистке явились танцоры, которые исполнили танец с мечами под свирели и барабаны и сначала напугали десятилетнего Риса Майкла мельканием своих мечей, таких же древних, как сама история страны.
      Еще одним развлечением стало знакомство с бродячим зверинцем, который представляли на ярмарке, открывшейся в городе на следующий день. Никогда прежде мальчикам не доводилось видеть таких зверей: танцующего медведя, который страшно рычал и ревел, когда его заставляли выступать, несколько странных серых зверей с горбами на спинах, пару настоящих львов, точно таких же, как на гербе Халдейнов, привезенных издалека и содержавшихся в клетках с толстыми прутьями. В подарок от владельца зверинца, маленького шустрого человечка, мальчики получили трех прекрасных жеребят-однолеток, сейчас они были черными, как смоль, но было обещано, что к тому времени, когда молодые хозяева станут достаточно взрослыми, чтобы сделать из них боевых скакунов, их окрас превратится в чистейший белый.
      Восторгу мальчиков не было границ, и в ту ночь они спали нормальным сном немного уставших детей.
      Второй день отметили еще более знаменательные события. Первой королевской обязанностью (и очень приятной, так что братья надеялись, что она получит продолжение) стал визит на открытие ярмарки, объявленной в честь восшествия на престол нового короля. Элрой лично присутствовал на торжественном открытии, взволнованно прислушиваясь к речи гофмейстера, огласившего официальный указ и от имени короля Элроя повелевшего всем жителям, находившимся в границах ярмарки, блюсти королевский порядок. Королевская процессия двигалась по ярмарке, сопровождаемая звуками трубы и барабана, а перед ней вышагивал одетый в ливрею паж и нес на шесте позолоченную латную рукавицу-символ покровительства. Король и его братья раздавали черни медные деньги, новенькие, с портретом Элроя, а в ответ получали великое множество безделушек и маленьких подарков, которые регенты разрешили принимать.