В самом конце нефа, в святилище, находился алтарь святого Камбера. Неясно освещенная статуя святого была поставлена левее простого, но обширного алтаря и жертвенника из розового мрамора. Статуя покровителя обители, куда больше человеческого роста, была высечена из бледно-серого камня, отливавшего серебром в мерцании толстой свечи у ее ног. В протянутых руках святого покоилась точная копия короны Гвиннедда с узором из переплетенных крестов и листьев. Холодные тона составляли резкий контраст с чудесным нежно-розовым цветом самого алтаря. Более светлый розовый мрамор, вделанный в дымчатые стены, ограждал алтарь. Мрамор казался еще теплее в свете лампы Присутствия, помещавшейся под красным абажуром. Дароносица на алтаре под Крестом Распятия, омываемая розовым светом, сияла, точно солнце.
Когда они подошли, Камбер тихо вздохнул, сейчас он хотел заставить себя позабыть обо всем и ничего не видеть, кроме этой дароносицы. Он опустился на колени и машинально перекрестился. Придерживаясь канонического порядка молитв в священном присутствии, он закрыл глаза, чтобы не видеть статуи. Он страстно желал, чтобы излившаяся на него благодать хоть частично передалась сыну, стоявшему на коленях слева от него.
Но когда молитва была закончена, не оставалось ничего другого, как открыть глаза и взглянуть на фигуру, которую весь мир знал под именем святого Камбера. И снова вернулось раздражение от нелепой идеализации представлений о нем и огромного моря лжи, в котором он жил.
Какое непомерное самомнение может позволить всему этому продолжаться! Его до сих пор не ударило молнией, не поразил небесный гнев, но он не верил, что существует в мире цена, которой можно искупить все то, что он совершил.
Да, его намерения всегда были чисты, и борьба еще не была окончена. Камберу и его детям удалось сохранить идеалы, за которые они боролись, и помог в этом возведенный ими на престол Синил.
Конечно, были и неудачи, не последней в их списке стала безвременная кончина Алистера в поединке с Ариэллой. Дворяне из расы людей, наводнившие дворец в предвкушении реставрации Синила, получили слишком большое влияние при дворе, на что ни Камбер, ни его друзья не рассчитывали.
Но доверительные отношения Синила и Камбера сохранялись вот уже пятнадцать лет и компенсировали это, хотя Синил и не подозревал, что именно с Камбером, а не с Алистером он был так тесно связан последние двенадцать лет. Если подвести черту, то влияние на короля стоило цены, которую заплатил Камбер.
А цена эта была уже совершенно другой историей. Мир принимал его под именем Алистера Каллена, епископа Грекоты и канцлера Гвинедда, он-то отлично знал, что эта часть его жизни была откровенно фальшива. Он достиг епископства законным путем – прежде чем принять от прежнего архиепископа Энскома епископство, Камбер принял духовный сан. Он никогда не преступал букву закона церкви, хотя иногда был вынужден обходить его, но сколько раз был нарушен сам дух закона, сосчитать было невозможно.
И в довершение всего, как не гнал он от себя эту удручающую мысль, он, живой Камбер, был вынужден играть жалкую бессловесную роль в комедии, которую делали из его собственной канонизации, и не мог сопротивляться. Он сразу бы потерял все, за что боролся сам, за что боролись его друзья.
А что будет с теми, кто уверовал в святого Камбера? В каком-то смысле чувства верующих беспокоили его больше, чем сам факт признания в своем перевоплощении в Алистера, его он рано или поздно сделает. Но и люди, и дерини, верящие в святого Камбера и приписывавшие его заступничеству чудеса, воплощают его облик во множестве храмов и часовен по всей стране, чтобы и дальше покровитель с небес оберегал их.
В сотый раз он задавался одним и тем же вопросом: могут ли чудеса состоять из одной только веры. Он, дерини, отлично знал, как важна вера для эффекта исцеления, для того, чтобы повернуть ход событий в нужное русло. Многим вера в святого Камбера давала силу и покой. А если она приносила плоды, то как некто по имени Камбер мог осмелиться утверждать, что такая вера не нужна?
Подавив вздох, Камбер оглянулся на Йорама и очень удивился, увидев, как восторженно его сын смотрит на статую. С самого начала Йорам был против перевоплощения, но когда не оставалось выбора, он неохотно согласился помочь, и в облике Алистера он видел своего отца и все эти годы был рядом с ним, защищая и епископа Грекоты, и имя отца ото всех нападок.
Камбер удивился тому, как посещение храма взволновало Йорама, – статуя, само здание, понимание того, что он значил для стольких людей. В то же мгновение Йорам обернулся и открыто взглянул, нисколько не противясь попытке отца войти в его сознание. Когда были преодолены границы обычного восприятия, они узнали самые сокровенные мысли друг друга о Камбере и его канонизации, но откровение только упрочило связь отца и сына.
Теперь в Йораме не осталось ничего от былой горечи, которая, соединяя в себе страх и гнев, мешала достичь внутреннего равновесия. Йорам принял неизбежную необходимость существующего положения и вынужденную твердость человека, стоящего сейчас на коленях рядом с ним.
Словно тяжелый камень упал с души Камбера, он понял, что не расстанется с чувством вины, неопределенностью и страхом. Вместе они делали все, что было в их силах, чтобы не дать Тьме затушить Свет, – более чем достаточно для смертных.
Улыбнувшись, Камбер коснулся руки сына и позволил ему помочь себя поднять. Прежде чем уехать в столицу к Синилу, они рука об руку вернулись обратно для встречи с Квероном и его камберианцами.
Больше никогда ни одна статуя не встанет между отцом и сыном.
Ибо видение относится еще к определенному времени и говорит о конце и не обманет; и хотя бы и замедлило, жди его, ибо непременно сбудется, не отменится.
Книга Пророка Аввакума 2:3
Когда они вступили на освещенный факелами двор, у Кверона Кайневана было куда более оживленное лицо. Оставив гостей в уединении, он собрал обитателей аббатства, и когда епископ появился на портике, все опустились на колени.
Теперь, стоя среди монахов, Камбер уже не волновался. Приветливо поговорив с несколькими братьями и сестрами, он благословил их дом и работу. Затем, с явной неохотой, попросил подать лошадей и позвать Гатри и Кэлеба. Кверон выразил признательность и сам поддержал стремя, когда епископ садился в седло.
Скоро Камбер и его сын вновь, оказались на дороге к Валорету. Путь освещался факелами и лунным светом, а число путников увеличилось на полдюжину монахов, взятых по настоянию Кверона, всячески желавшего обезопасить поездку высоких гостей. Кавалькада вступила в Валорет вскоре после вечернего богослужения.
Король еще не ложился. Как только отец и сын вошли в огромный холл, их встретил старший паж. Путешественники даже не успели освободиться от тяжелых дорожных плащей. Синил ждал их в личной часовне, соединенной с его апартаментами. Одетый в тяжелый пунцовый ночной халат и отороченную мехом шапочку, скрывающую уши, он стоял на коленях у складного алтаря. Когда паж вышел и закрыл за собой дверь, он поднял голову и полуобернулся.
– Алистер! Как раз вовремя! Грегори…
– С ним все в порядке, сир, – заверил Камбер. – Через несколько дней он сможет сесть на лошадь. Я передал ему ваше послание. Но не он виноват в нашей задержке.
– Неужели?
Камбер позволил Йораму снять с себя влажный плащ и принялся стягивать с одеревеневших на морозе пальцев пристывшие перчатки.
– К несчастью, нет. На обратной дороге, неподалеку от Долбана, мы повстречали брата епископа Хуберта и его сноху. Кажется, его зовут Манфред. Сдается мне, что вы услышите о нем гораздо раньше, чем того желаете.
– Почему?
– Очевидно, на него и его жену напала шайка.., гм.., юных лордов-дерини, – кратко ответил Камбер. Немногим раньше нам с Йорамом тоже пришлось столкнуться с ними, но они сбежали, узнав, кто мы такие.
Синил пристукнул кулаком по перилам алтаря и произнес:
– Слепцы! Как могу я сдерживать возмущение против дерини, если они сами поднимают переполох, Господь видит, мы не хотим повторения истории с Найфордом. Ты хочешь, чтобы один из храмов Ордена святого Михаила сожгли? Или Грекоту? Или святого Неота? А может, и сам Валорет?
Камбер вздохнул и сел на указанный Синилом стул. Королю не нужно было ничего больше говорить о Найфорде. Прошлым летом взбунтовавшиеся крестьяне под предводительством горстки разъяренных юношей-дворян из расы людей полностью разрушили город Найфорд, а большинство его жителей безжалостно убили. Толчком к мятежу послужил один из многих инцидентов на долбанской дороге, случившийся по чьей-то безответственности.
Найфорд лежал в месте слияния Эйрианы и Лендоры, там, где двадцать лет назад Имр Фестил заложил свою злосчастную столицу. Недостроенный дворец и окружавшие его административные здания после падения Фестилов были заброшены. Эту землю заселил совсем другой народ – люди и дерини, составившие со временем единую процветающую нацию. Сюда же переселилась школа Целителя и несколько других деринийских общин, включая и ту, что основала церковь и начальную школу святого Камбера.
Развивалась морская торговля, это было предопределено самой природой – Найфорд имел обширную, отлично защищенную гавань в самом устье Эйрианы. Монахи из Ордена святого Михаила организовали обслуживание судов, нанимаясь в качестве лоцманов на корабли, плывущие на север в Ремут, на запад – в Хланнедд, на восток – в Мурин и в воды их родного моря.
Ловкие деринийские предприниматели возвели процветающий речной порт на руинах предыдущей, куда менее удачной затеи дерини. Менее изобретательные соседи из расы людей чувствовали досаду и зависть, переходящую в слепую ненависть и все более жестокие гонения на дерини со стороны священников и высокопоставленных дворян. Симптомы неприятия дерини были заметны и в Гвинедде, но нигде, кроме Найфорда, оно не было так явно. Рознь между людьми и дерини углублялась, упрочивалась вспышками самодовольства дерини, которые и так куда больше преуспевали в торговых и финансовых операциях. Недовольство людей росло. Поселить столько дерини на таком ограниченном пространстве было большой ошибкой. В тот год выдалось особенно жаркое лето, воздух становился все горячее, духота все нестерпимее, а многие умы бурлили от негодования… Огонь насилия полыхнул от случайной искры.
Найфорд горел весь день и всю ночь, но прежде неистовствующие люди убили всех дерини и их сторонников, которых только смогли отыскать. После того как разграбили все корабельные грузы, суда, принадлежавшие или управляемые дерини, были сожжены прямо на причалах. Лавки дерини были разворованы и разгромлены, а их владельцы убиты.
Забив насмерть и перерезав всех учеников и наставников, люди по камням разнесли школу. После кощунственного убийства братьев и сестер Ордена святого Камбера Найфордийского (большинство из которых даже не были дерини) церковь и школу осквернили и подожгли. Огонь быстро распространялся, охватывая груды убитых, дым пожаров неделю отравлял воздух.
Камбер сидел, опустив глаза. Конфликт тлел, бесчисленные столкновения дворян-людей и дерини продолжались. Почти ежедневно Камбера донимали этой проблемой, и, кажется, он истощил свое влияние на короля в разборах затянувшейся распри. Синилу удавалось поддерживать равновесие и порядок в общении между расами только внешне, но и это было благом. Королевские министры-люди были не так разумны. Камбер вздохнул и снова поднял глаза на короля, и в тот момент вся усталость прожитых лет тяжким бременем легла на его плечи.
– Сир, я, безусловно, не мог спорить с историей, – произнес он мягко. – Эти юные смутьяны играют на руку своим злейшим врагам, но они не понимают этого. Они видят только то, что им нет места среди людей.
– Это не так.
– Я знаю. Но они так думают. Они считают Королевские законы законами людей. Они не видят в них места для дерини.
– Лучше бы, черт побери, они увидели, иначе скоро этого места действительно не станет, а может быть, и драгоценных дерини! Ты же знаешь, я не могу вечно сдерживать остальных дворян, И мои сыновья…
Он смолк и отвернулся от них. После секундной паузы Йорам вопрошающе посмотрел на Камбера – следует ли удалиться – и, получив согласие Камбера, поклонился, прижимая к груди плащ, лежащий на сгибе руки.
– Если я вам больше не нужен, сир, я вас покину. Мне нужно посмотреть, как разместили монахов, которые сопровождали нас из Долбана.
– Нет, Йорам, останься.., пожалуйста. По правде говоря, то, что я собираюсь сказать, в большей степени касается тебя, а не Алистера. Кроме того, я знаю, что ты сделаешь так, как я попрошу. А насчет Алистера я не уверен.
Удивленный, Йорам взглянул на Камбера, происходящее казалось мистификацией. Устало потерев глаза, Синил закрыл лицо руками; Камбер заерзал на стуле, пытаясь сообразить: о чем может просить король? Что он может не выполнить. Йорам освободился от плаща и положил его в одну влажную кучу с отцовским. Синил поднял голову и так долго смотрел на распятие, висевшее над алтарем, что Камберу и Йораму стало немного не по себе.
– Сир, что-нибудь случилось? – прошептал наконец Камбер.
Синил слегка покачал головой и успокаивающе коснулся руки Камбера.
– Нет, и не называй меня «сир», старый друг. То, о чем мы должны поговорить, не имеет ничего общего с королями и епископами, – Он обратился к Йораму. – С тех пор как мы с последний раз говорили об этом, прошло почти четырнадцать лет, но пришло время, и я должен прервать свое молчание. Я долго думал об этом и должен признаться, что, у меня накопилось множество горьких мыслей о тебе.., и о твоем отце.
На этих словах он умолк и окунулся в какой-то неведомый мир, где боль воспоминаний и разочарований все еще жгла и мучила его, затем снова поднял глаза на Йорама.
– Но это уже в прошлом. Я думал, что понимаю причины его поступков, до этого дня ненавидел эти причины, и я не могу отрицать, что конец был.., желанен.., для Гвинедда.
Неподвижно сидя на стуле, Камбер почувствовал напряжение сына, когда тот встал ближе к нему. Он почувствовал руку Йорама на плече. Йорам настороженно смотрел на короля.
– Сир, вы знаете, что охранять эту землю и ее короля всегда было нашим желанием, И я надеюсь, вам не нужно говорить о том, что ничего враждебного в наших намерениях не было.
– Я знаю, Йорам. Если бы я поверил в обратное, то ни ты, ни один из тех, кто имеет хоть малейшее отношение к тому, что было в прошлом, не остался бы в живых. Боюсь, что с годами я научился не только сострадать, но и быть безжалостным королем, Никто не может сказать, что мои враги преуспевали в эти годы перемен.
Камбер посмотрел на ноги, зная, что не было смысла называть наиболее коварных, скрытых противников, которых Синилу не удалось подчинить себе, – людей, которые сейчас держали в руках будущее могущества Гвинедда, которые несли ответственность за наследников Синила и готовились в регенты, чтобы властвовать в стране вплоть до совершеннолетия наследника.
Синил вздохнул, и Камбер понял, что он прочел его мысли, хотя король и не пытался вступить в контакт. Он никогда этого не делал.
С помощью Йорама Синил; пошатываясь, поднялся на ноги. Его раздражение готово было вот-вот прорваться. Камбер тоже поднялся. Он знал, что эта тема не станет поводом к ссоре. Король уже все для себя решил.
– Спасибо, что не споришь со мной, – сказал Синил неожиданно мягко. – У меня не так много времени, и все оно должно быть потрачено на то, что действительно является для меня сейчас самым важным. – Он обратился к Йораму. – Я вынужден напомнить тебе, Йорам, о том, что произошло со мной четырнадцать лет назад в потаенной часовне Ордена святого Михаила. – Он сглотнул слюну, от чего гримаса боли мелькнула на его лице, на мгновение отвел взгляд, затем продолжал. – Тогда я.., ненавидел вас за это.., ненавидел всех вас. Использование могущества, которым вы меня наделили, пугает меня и по сей день. – Он сцепил пальцы и, стараясь успокоиться, вздохнул. – Но у этого могущества есть и другие стороны, которые, по-моему, должны быть подвластны королю, наверное, самое важное из всего этого – способность считывать мысли в сердцах других, даже если они желают солгать. Это.., и способ защиты от колдовских чар и от других опасностей. Я мало пользовался способностями, но хотел бы, чтобы после моей смерти у моих сыновей была возможность их использовать.
Выражение лица Йорама не менялось во время всей речи короля, но Камбер почувствовал его растущее напряжение, и сам с нетерпением ждал, когда же Синил выскажет просьбу. Приближался момент, о наступлении которого они молились и который не имели права упустить. Камбер и Йорам безмолвно сговорились, как дальше вести дело, чтобы достичь цели.
Дыхание Йорама стало медленным и осторожным, он взвешивал каждое слово, с которым обращался к королю.
– Вы знаете, о чем просите, сир? – спросил он осторожно. – То, о чем вы просите, – возможно, но на это уйдет слишком много энергии. Это требует вашего непосредственного участия.
– Я знаю, – прошептал Синил. – Но в любом случае я так хочу. Я не стану обрекать своих сыновей на неведение. Когда рядом не будет их отца, кто присмотрит за ними? Что оградит от страданий?
– Сир, но есть и другая сторона дела, – продолжал Йорам с запинкой. – Когда мы помогали вам воцариться здесь, мой отец был жив, и нас было четверо: Рис, Эвайн, я и он. Если я правильно понял, говоря об этом при Его Преосвященстве, вы хотите, чтобы он занял место моего отца? Синил исподволь взглянул на Камбера.
– Ведь ты сделаешь это, старый друг? Я знаю, что ты думаешь об участии в таких делах, но ты осведомлен о случившемся той ночью, Ты охранял дверь снаружи. Я помню, как прошел мимо тебя, сурового и мрачного, в доспехах, с мечом наголо, ты пропустил нас в часовню. Не возьмешь ли ты в руки меч ради меня еще раз, только теперь уже внутри священного круга?
– Сир, я…
– Нет, не называй меня «сир». Говори со мной как с Синилом, твоим другом, который нуждается в твоей помощи, а не с тем жалким, окруженным врагами человеком, который носит корону Валорета. Скажи, что Алистер как другу поможет Синилу сделать то, что должно быть сделано, чтобы его сыновья выжили, когда человек и король Синил умрет. Не будем говорить недомолвками. Я скоро умру, Алистер. Ты, который старше меня на несколько лет, конечно, думал о смерти. Она приходит ко всем, и все мы должны быть готовы встретиться с ней, А король обязан думать об этом больше, чем простой человек.
Камбер со вздохом опустил голову, для него напускное нежелание Алистера было удобно.
– Как друг я не могу отказать тебе, Синил, – вымолвил он. – То, о чем ты просишь, я сделаю наилучшим образом, не важно, чего мне это стоит. – Он протянул Синилу руки ладонями вверх, а Синил накрыл их своими.
– Благодарю тебя.
Камбер прослезился, он соединил руки короля и в поклоне припал к ним лбом, выражая покорность, затем обернулся к алтарю и опустился на колени, закрыв лицо руками, Синил наблюдал за ним, удивленный глубиной чувств своего друга, и обратился к Йораму.
– Думаю, надо все подготовить, Йорам, – сказал король. – Ты позаботишься об этом?
– Конечно, сир. Вы выбрали время и место? Рису и Эвайн пришлось задержаться на ночь у графа Грегори, но завтра к полудню они будут здесь.
Синил озабоченно кивнул, он снова перевел взгляд на коленопреклоненного Камбера.
– Вот и отлично.
– В таком случае вы намечаете это на завтрашнюю ночь? – спросил Йорам.
Синил снова кивнул, не отрывая глаз от Камбера.
– И где это произойдет? – настаивал Йорам, – Я не советую ту часовню, где вы проходили ритуал. Это по-прежнему один из центров Ордена святого Михаила. Нас могут прервать.
– Здесь, в моей личной часовне, – пробормотал Синил. – Она подойдет, не так ли? – Он наконец снова обернулся к Йораму. В его серых глазах читался вопрос.
– Разумеется, сир, – ответил Йорам с поклоном и направился к выходу. – Мы с сестрой и Рисом подготовим все необходимое. Вы позволите привлечь Джебедия? Нам будет нужен охранник.
– Так и сделай.
Когда Йорам вышел, затворив дверь, Синил опустился на колени рядом с Камбером и присоединился к его молитве, не понимая, что та часть его друга, с которой он общается, была внешней оболочкой совершенно другого человека, которого он давно считал мертвым, – человека, вовсе не напуганного просьбой короля и уже строящего планы о том, как должно пройти долгожданное событие и как наилучшим образом передать могущество семьи Халдейнов наследникам династии.
Камбер пробыл с королем еще около часа. Пока они молились, Йорам приводил в действие план, который они с отцом уже давно составили и который теперь стал реальностью. Отослав гонца к Рису и Эвайн, он передал приказание простоватому Джебедия явиться в покои канцлера, чтобы там объявить королевскую волю об участии Джеба в предстоящем ритуале. Глава геральдической палаты должен был быть подготовлен к тому, что будет уволен, если Синил не доживет до следующей ночи. Регентский совет в большинстве состоит из людей, амбициозные регенты не станут церемониться с дерини. Одна мысль о том, что командование вооруженными силами будет отдано в руки недерини и настроенных против дерини лордов, вызывала у верховного наставника Ордена святого Михаила ночные кошмары. Многие ключевые посты занимали воспитанные в Ордене люди, они могли сдержать наиболее реакционных дворян, но Йорама это не успокаивало.
Сейчас он и Джебедия обсуждали пункты завещания Синила, касавшиеся армии, и, когда за несколько часов до рассвета Камбер наконец присоединился к ним, все трое говорили, с трудом сдерживая волнение. Камбер сообщил, что королю в конце Концов удалось забыться в тревожном сне, но его состояние было тяжелее, чем они думали. Если он переживет то, что решил совершить, это будет настоящим чудом.
Прежде чем план был обсужден и все трое разошлись спать, соборные колокола отзвонили к заутрене в серой предутренней мгле.
* * *
Рассвет не ослабил крепкого мороза, сковавшего землю. В то утро не отбивали Первый и Третий колокол на соборной башне – едва рассвело, над равниной Валорета пронеслась ледяная буря, прервав всякое движение и оставив за собой только серебристо-белую тишину.
Рис и Эвайн, вместе с гонцом Йорама и эскортом, четыре часа не могли выехать из Эбора. Волновались, прислушивались к ветру и ждали до тех пор, пока начальник охраны не счел, что уже достаточно безопасно и можно трогаться. Дорога была предательски скользкой, каждое оледеневшее дерево, куст и пучок травы угрожали своими остриями и зверю, и человеку. Они в конце концов доехали до города (много позже, чем их ждали), промерзшие до костей под негнущимися заиндевелыми плащами.
Усталые лошади брели последнюю милю от городских ворот к замку по мощенной булыжником улице, дрожа от усталости и холода. Животных не спасали даже специальные толстые попоны. От порезов о снежный наст и неоднократных падений ноги лошадей почти до колен покрывала корка замерзшей крови, а красные следы на снегу отмечали каждый шаг. На замковый двор они вошли, опустив головы и прерывисто дыша. Рис спешился и, пошатываясь на затекших ногах, помог жене сойти на землю.
Йорам ждал их на лестнице, облаченный в плащ Ордена Михаила, взволнованный и уставший. Он сообщил, что епископ Каллен ждет их прибытия. Поспешив в комнаты епископа, они нашли его у потрескивающего камина перед грудой тушеного мяса, кувшином горячего вина с пряностями и ворохом меховой одежды – все это предназначалось озябшим путешественникам. Камбер выглядел уставшим, но бодрился.
Пока они не поели горячего и не перестали дрожать, он не позволил им раскрыть рта, обрисовав картину событий предыдущей ночи. К концу весьма краткого рассказа Рис отставил пустую тарелку и принял бокал из рук Йорама. Целитель выпил вино большими глотками и рассеянно вернул бокал, сосредоточив все свое внимание на Камбере. Сидя рядом с ним, Эвайн разделывалась с хлебом, намазанным толстым слоем масла и меда, и облизывала липкие, сладкие пальцы, которые не были больше красными и негнущимися.
– Как настроен Синил? – спросил Рис. Камбер вздохнул и сцепил пальцы – это была их общая с Алистером привычка.
– Я бы сказал, что он примирился с необходимостью. Конечно, ты лучше меня сможешь оценить его физическое состояние. Он слаб, знает об этом и догадывается о цене, которую, возможно, придется заплатить за это. Не думаю, что он надеется пережить эту ночь, и все же это больше не беспокоит его. Страх ушел.
– Страх ушел, – прошептала Эвайн. – Если бы мы все смогли вот так. Когда его не станет…
Она вздрогнула, но не от холода, и Рис машинально повернулся, взял ее руку и, успокаивая, пожал.
– Что ж, – продолжила она, – мы не достигли такого состояния духа, не так ли? Мы все знали, что этот день обязательно наступит. Просто обидно, что он пришел так быстро. Отец, он дал тебе понять, какое выбрал место, или держит это в себе?
– Он хочет, чтобы это произошло в его личной часовне, – ответил Камбер, – и нам поручил сделать все необходимые приготовления. Сегодня утром я напомнил ему самые важные детали, но он сам будет распоряжаться порядком ритуала. Он сказал об этом.
– А ему можно доверить это? – спросил Йорам. – Он намеренно пользовался своим могуществом как можно меньше. Что будет, если он не выдержит нагрузки?
– Тогда должны быть готовы вступить мы, – сказал Камбер. – Но он не должен знать об этом, потому что это действительно огромная нагрузка. Возможно, он даже удивит нас. Во всяком случае, пусть как можно дольше верит, что он ведет ритуал.
Эвайн кивнула и посмотрела на брата.
– Йорам, какие сделаны приготовления? Часовня уже готова?
– Не совсем. После утренней мессы я приказал слугам все там вымыть. И ждал вашего прибытия, чтобы начать более серьезную подготовку. Если вы уже отдохнули, мы можем начать, когда захотите.
– Отлично. Ты избавил нас от многих забот. Она поднялась, освободилась от мехов, в которые завернулась перед едой, и коснулась руки мужа.
– Рис, тебе нужно помочь с мальчиками, или мы с Йорамом можем приступать к своим обязанностям? Рис покачал головой.
– Я справлюсь. Сначала я проведаю Синила, надо убедиться, что он набирается сил. Йорам, когда закончишь помогать Эвайн, встречай меня у детской сразу после того, как отслужат вечерню.
– Хорошо. Кстати, а как насчет Тависа О'Нейлла? Он так много времени проводит с принцем Джаваном и не отходит от него.
Вздохнув, Рис положил руку на карман.
– Я спрошу об этом Синила, но в крайнем случае мое снотворное лишит его способности действовать точно так же, как и других слуг. Однако прежде чем я пойду усыплять дерини и принцев, я намерен встретиться с Его Величеством, чтобы убедиться, что он хочет этого.
* * *
Несколькими минутами позже слуга торжественно ввел Риса в королевские апартаменты, поклонился и, немедленно удалился. Синил находился в спальне, полулежал, удобно устроившись, на груде подушек. Он изучал ветхий религиозный манускрипт. Несколько свечей на полу отбрасывали теплые блики на его лицо.
Услышав деликатный стук Риса, он поднял глаза с таким выражением лица, словно его внезапно заставили вернуться из иного, более спокойного мира. Когда, он взглянул на Целителя, в его серых глазах отразились огни свечей и пламя в камине.
– Рис! Как я рад тебя видеть!
Подавляя приступ кашля, он привстал, но Рис, протестующе покачав головой, быстро пересек комнату и опустился рядом с ним на колени, чтобы поцеловать холодную руку.
– Пожалуйста, сир, не тревожьтесь. Вам нужен покой. Синил покачал головой, на губах появилась улыбка искренней привязанности, которую он так редко выказывал.
– Когда все кончится, мой юный друг, появится достаточно времени для отдыха – целая вечность покоя. А пока священные слова этой рукописи – мое самое лучшее утешение. Они и твое присутствие. С Алистером было бы тоже неплохо, но он занят приготовлениями, о чем ты, без сомнения, уже знаешь. Это он послал тебя ко мне?
– Да, – прошептал Рис, опуская глаза. – Мне очень жаль, что на моем месте сейчас не он. Я знаю, какое утешение он приносит вам, а вы ему. – Он позволил себе встретить взгляд серых глаз короля, и в голос вернулась обычная живость. – Ну, а теперь позвольте посмотреть, все ли с вами в порядке. Несмотря на всю вашу с Алистером мудрость, вас давно пора осмотреть Целителю, сами знаете.
– Это я хорошо знаю, – вздохнул Синил, глядя на огонь, – Но не все так же хорошо.
Он выпустил манускрипт, и тонкий пергамент с шелестом свернулся сам собой. Рис отложил свиток в сторону. Он не ожидал, что Синил будет так слаб. Работа на всю ночь едва ли была ему под силу.
– Позвольте помочь, Синил, – прошептал Рис и с молчаливого согласия повел руки по его плечам. – Расслабьтесь и дайте мне посмотреть, что можно сделать.
Король ничем не выразил своего протеста, и Рис теперь провел по плечам Синила со спины, поддерживая его голову. Он почувствовал, как напряженные мышцы расслабляются, и перед глубоким осмотром принял сознание Целителя.
Сначала он подумал, что Король собирается противостоять ему. Податливым от прикосновений стало только тело, а мозг поначалу не реагировал. Только через несколько секунд он почувствовал, как течение мыслей замедлилось, но все же продолжается, ощутил, как с сознания снимаются защиты.
Несколько мгновений глубокого осмотра подтвердили приговор Синила самому себе. Легкие короля были очень слабы, да и общее состояние незавидное. И Рис ничего не мог сделать: Целитель уже бесполезен. Разве что ослабить истощение и придать умирающему сил на его последние дни и часы?
Рис углубился в себя, черпая всю избыточную энергию, которую удавалось освободить, и наполняя ей старческое тело. Он расслабился и оцепенел, давая себе передышку. Затем снова вернулся к действительности. Но, когда он поднял голову, король уже открыл глаза. Взгляд Синила был светел и немного дерзок – он не желал покоя.