Он также состоял членом Квориала, который, как узнали Келсон с Дугалом, насчитывал восемь человек и являлся высшим органом управления деревни. Деревня называлась Сент-Кириелл. Мужчина, несомненно, обладал властью и привык к ней. Темные, немигающие глаза выделялись на его мясистом волевом лице. В квадратных ладонях, покрытых мозолями от тяжелой работы, перо казалось очень хрупким. У него была выбрита тонзура, хотя и совсем небольшая, но правильной формы, остальные волосы, не тронутые сединой, оставались длинными. Он заплетал их в толстую плотную косу. Брат Майкл был одет точно так же, как усопший Сагарт — темно-серая ряса с капюшоном и пояс из веревки с красными и синими узелками. Келсон пришел к выводу, что брат Майкл, как и Сагарт, относится к священникам-койсригтам.

Один из стражников, стоявших по бокам Келсона и Дутала, задал вопрос, быстро говоря на диалекте, так неразборчиво, что не смог понять даже Дугал.

Этот вопрос вызвал очередную порцию горячих споров среди четырех мужчин и четырех женщин, составляющих Квориал, в который также входили Бенед и Джилиан, оказавшиеся братом и сестрой;

Лучник по имени Килан; еще один воин, чье имя не уловили ни Келсон, ни Дугал; две женщины более старшего возраста, возможно пятидесяти с лишним или даже шестидесяти лет; и молодая девушка по имени Ридиан, которая, казалось, едва достигла половой зрелости. Как и другие женщины, она была одета в серое, но без покрывала на голове. Прямые каштановые волосы просто были перехвачены в хвост.

Келсон не представлял, сколько времени они с Дугалом стоят в круге солнечного света, проникающего через отверстие в потолке, предназначенное для выхода дыма из очага в центре зала. Этот круг уже значительно изменил положение — значит, прошло несколько часов. Судя по нему, Келсон считал, что сейчас как раз перевалило за полдень, но в зале без окон было темно и мрачно. Он освещался лишь факелами. Стропила, переплетенные в форме решетки, крепко поддерживали плотно подогнанную крышу, нависавшую достаточно низко и в холодную погоду не позволявшую теплу уйти. Отштукатуренные стены были побелены, чтобы помещение казалось чуть светлее. Дугал с Келсоном сидели на низких табуретах, а прямо перед ними за длинным столом расположились члены Квориала. Стол на одну ступень был приподнят над полом.

Чтобы послушать, что происходит, здесь собрались жители деревни — пятьдесят-шестьдесят крепких людей, расположившихся на длинных скамьях сразу же за пленниками. Келсон полагал, что большинство из них жили непосредственно в Сент-Кириелле.

Практически у всех у них в одежде была хоть какая-то деталь серого цвета, а некоторые, вообще, оделись только во все серое. Эта странность, в дополнение к тому, что собрание вел брат Майкл, добавляла собранию оттенок религиозности, что в свою очередь усиливало беспокойство Келсона.

Более того, ни он, ни Дугал, на самом деле, не вполне понимали, что именно происходит. Как заявил им брат Майкл, это был не суд, но происходящее, по мнению и короля, и Дутала, очень его напоминало. Большинство речей произносилось быстро и на диалекте, который даже Дугал понимал смутно, поэтому им с Келсоном приходилось поддерживать постоянную ментальную связь, что всегда трудновато без физического контакта. Но так король имел хоть какое-то представление о том, что говорится.

Большое беспокойство вызывали свидетельские показания: несколько человек, изначально захвативших их в плен, долго рассказывали о происшедшем и в деталях описывали урон, нанесенный гробницам.

Судя по их описаниям, ущерб оказывался гораздо большим, чем помнили Келсон с Дугалом. В конце концов, им предоставили возможность повторить свой рассказ. Но им не удалось ничего прочитать на суровых лицах селян, кроме убежденности, что они сами действовали справедливо, если исходить из серьезности совершенных преступлений. И только когда Келсон заканчивал свое третье выступление, повторяя, что он невиновен и не имел никакого злого умысла, он понял: кто-то из присутствующих пытается определить, говорит ли он правду.

«Дугал! Здесь есть еще Дерини!» — послал он ментальный импульс перед тем, как плотно сдвинуть защиты.

Дугал дернулся, хотя удачно скрыл это, для отвода глаз притворившись, будто закашлялся, а Келсон осторожно выпустил ментальный импульс в направлении возвышения. Вся область тут же стала странно туманной для его внутреннего зрения. По крайней мере один из Квориала был Дерини и защищал остальных.

— Мы знаем, кто вы такие, — внезапно, впервые за все время, подала голос девушка, Ридиан. — Мы знали с тех пор, как вы вошли. — У нее был гораздо более низкий голос, чем ожидал Келсон, а глаза имели цвет светлого янтаря, почти пшеничный. — А теперь и вы знаете, поскольку мы решили это открыть: среди нас тоже есть Дерини. Однако ваша принадлежность к Дерини только затрудняет наше решение, поскольку факт остается фактом: вы совершили преступление против нашего племени, которое обычно требует смертного приговора. И тем не менее, мы теперь понимаем: вы не намеревались совершить святотатство в туам койсригте.

Келсон осторожно втянул в себя воздух. Именно Ридиан установила большую часть защит, которые он теперь ощущал над возвышением. То, что она и, по крайней мере, несколько других относятся к Дерини, создавало свои трудности и для них с Дугалом — потому что если им все же придется выбираться отсюда при помощи магии…

Но, возможно, имелся и другой вариант. Если Ридиан удалось убедиться, что они говорили правду…

— Поэтому мы предоставляем вам выбор, если не желаете гореть на костре, — продолжала Ридиан, и ее глаза неотрывно смотрели на Келсона. — Шанс не только завоевать свободу, но и восстановить честь Халдейнов перед ликом святого Камбера.

Она сделала паузу, словно ожидая ответа, но Келсон не знал, что сказать. Когда стало очевидным, что она не намерена продолжать, пока он не отзовется, Келсон бросил взгляд на Дугала, однако тот также ожидал от короля следующего шага. Келсон откашлялся и снова обратился к девушке.

— Ты говоришь от имени Квориала! — негромко уточнил он.

Она слегка наклонила голову.

— Да.

— Могу ли я спросить, утверждаешь ли ты также, что говоришь от имени святого Камбера?

На ее спокойном, детском лице не отразилось никаких эмоций, но несколько других членов Квориала обменялись какими-то фразами шепотом и неуютно поерзали на своих местах.

— Мы — Слуги святого Камбера, — сказала Ридиан после короткой паузы. — Мы хранили его память и втайне почитали почти двести лет. Мы не претендуем на то, чтобы говорить за него, но мы верим: время от времени он разговаривает с теми, кто верит в него, и доводит свою волю до них.

— Понятно, — сказал Келсон. — А он донес до вас свою волю в том, что касается нас?

— Нет, но я прошла круайд-дбюхаинн и видела его лицо, — загадочно произнесла Ридиан. — Чтобы вас простили за совершенное вами, ты должен сделать то же самое.

«Что такое этот кр, или как там она сказала?» — послал Келсон ментальный импульс Дугалу.

«Не знаю и не уверен, что хочу узнать, — ответил Дугал. — Какое-то испытание?»

— Ты видела его лицо, — повторил Келсон вслух, стараясь выиграть немного времени. — А если я скажу тебе, что мы с Дугалом тоже время от времени видим лицо святого Камбера?

Среди зрителей пробежал тревожный шепот, члены Квориала принялись наводить порядок, поэтому Келсон даже не пытался сказать что-то еще. Когда наконец наступила тишина, Ридиан снова посмотрела на него удивительно проницательным для ребенка взглядом.

— Если уж ты оказался настолько смел, что заявил такое, — ответила Ридиан, словно их и не перебивали, — то должен доказать свое право на это, пройдя круайд-дбюхаинн, то есть periculum, или испытание.

— А что это такое? — спросил Келсон.

— Ритуал, увидишь в свое время.

Келсон сглотнул. Ему было не по себе.

— А почему мы должны проходить это.., испытание? — спросил он. — Ты — Дерини. Ты знаешь, что я не лгу, и мы, правда, видели Камбера.

— Ты не лжешь, нет, — ответила Ридиан. — Ты верите, что говоришь правду. Но разум может обманывать. Наш путь более точен. Когда ты подробно изложишь, что испытал во время круайд-дбюхаинн, мы будем знать, были ли твои видения истинными.

— А что, если мы откажемся проходить это кру… испытание?

— Не вы вдвоем, а ты один, Келсон Халдейн.

— Нет! — воскликнул Дугал. — Если через это должен пройти только один из нас, то позвольте мне!

Он был тяжело ранен. Я сильнее.

Ридиан перевела взгляд на него, потом посмотрела на других членов Квориала. Брат Майкл покачал головой.

— Нет, это должен быть Халдейн.

— Почему? — спросил Дугал. — Я тоже чувствовал присутствие Камбера.

— Это ты так считаешь, — нетерпеливо сказал Майкл. — Однако вопрос не подлежит обсуждению.

— А если я откажусь? — вставил Келсон.

— В таком случае вы оба сгорите на костре за ваши преступления, — сказал Бенед, — хотя нам будет горестно подвергать братьев Дерини пламени. Но надругательство над гробницей Сагарта требует искупления — или через огонь, или через круайд-дбюхаинн.

— Он не откажется, — мягко вставила Ридиан. — Он — Ард-риг, верховный король, должным образом миропомазанный и благословленный, давший клятву защищать свой народ. Честь требует, чтобы он думал прежде всего не о своей безопасности, а о безопасности вассала, и не позволил вассалу пройти испытание вместо него. Более того, если он, и впрямь, сказал нам правду, то Келсон Халдейн, действительно, сможет восстановить культ Благословенного Камбера и должное поклонение ему.

— Я могу и сделаю это, — сказал Келсон.

«Келсон, нет!» — послал ментальный импульс Дугал.

«Вопрос закрыт», — послал Келсон в ответ.

— Восстановишь культ святого Камбера? — скептически переспросила Джилиан.

— И пройду ваше.., испытание, если это даст нам свободу. Я верю: святой Камбер меня не покинет — после всего, через что мы прошли вместе, — добавил он гораздо более уверенно, чем чувствовал на самом деле.

— Значит, так и будет, — объявил брат Майкл. — В таком случае тебя отведут для приготовления. Ты примешь ритуальное омовение и помедитируешь.

Ритуал начнется на закате.

Келсон кивнул и спросил:

— Может ли Дугал сопровождать меня по крайней мере до тех пор?

Бенед уже собрался возразить, но Майкл покачал головой и поднял руку.

— После ритуального омовения, да. И он может дежурить с братьями, когда ты отправишься на круайд-дьюхаинн. Это мы вам позволим, раз вы оба — Дерини.

— Спасибо, — поблагодарил Келсон. — Еще одна просьба — нельзя ли нам чего-нибудь поесть?

На этот раз ответила Джилиан.

— Обычно соблюдается строгий пост, чтобы обострить чувства, но вы можете съесть хлеба и выпить воды. Лично я посоветовала бы только воду, зная, что тебе придется испытать. Молодой Макардри может есть все, если пожелает.

— Я буду поститься с моим названным братом, — упрямо заявил Дугал, хотя Келсон и сказал, что в этом нет необходимости.

— Очень хорошо, — сказал брат Майкл, вставая. — Келсон Халдейн, клянешься ли ты нам, как король и рыцарь, — он дотронулся до шпор, лежавших на столе перед ним, — что ни ты, ни твой товарищ не попытаетесь сбежать, пока не закончится круайд-дьюхаинн?

— Клянусь святым Камбером, — сказал Келсон.

— И ты гарантируешь, что этого не сделает и молодой Макардри?

— Да.

— Клянешься?

— Как король и рыцарь.

— В таком случае, — сказал брат Майкл, — отведите кандидата и его товарища на место подготовки к испытанию.

Солнце стояло еще довольно высоко над горизонтом, но обещало ранний закат в горах, когда Морган, Дункан, Кьярд и Дхасс остановили лошадей, чтобы разбить лагерь на ночь.

В морозном воздухе ощущался недостаток кислорода, поэтому и люди, и животные выдохлись. Они потеряли след подземной реки где-то около полудня, и настроение у всех четверых падало, когда в оставшуюся часть дня они не обнаружили никаких других признаков воды.

— Мы больше не найдем эту реку, — сказал Морган Дункану, без особого удовольствия приканчивая Жаркое, приготовленное Кьярдом. Дхасс занимался лошадьми, Кьярд убирал после ужина.

Дункан в беспокойстве потягивал подогретый эль. Он покачал головой и отставил чашу в сторону, опираясь подбородком на колено.

— Я должен согласиться. Мне не больше, чем тебе хочется признавать поражение, но боюсь, мы исчерпали наши возможности.

Морган вздохнул.

— Как ты думаешь, стоит ли сегодня ночью отправить позывные? Попробовать еще разок найти хоть какой-то след? Лаже если мы сможем найти хотя бы тела…

Дункан покачал головой и с трудом вздохнул, не желая рассматривать эту возможность, хотя даже мертвые тела были бы лучше, чем полная неизвестность.

— Не знаю, Аларик. Я так устал. Я не могу четко мыслить. От этого горного воздуха у меня болит голова. Они не могли остаться в живых после прошествия такого периода времени, не так ли?

— Сомневаюсь.

Морган на короткое время прикрыл глаза, прижав перстень с грифоном к губам, затем достал кольцо Келсона из туники и в задумчивости посмотрел на него, покачивая на кожаном ремешке. Наблюдая за ним, Дункан приподнял брови.

— Зачем ты достал его?

Морган пожал плечами с унылым видом.

— Я просто подумал о том, как суть человека входит во что-то, тесно с ним связанное, типа этого кольца. Конечно, оно не подойдет, поскольку оно здесь, а Келсон.., где-то еще. Но, может, нам удастся подключиться к чему-то, что было надето на одном из них. По крайней мере, это будет цель, точка фокуса, на которую направлять сигнал — чтобы найти их останки.

— И если это сработает, мы будем знать наверняка, — заметил Дункан.

— Да.

Через несколько секунд Дункан подвинулся поближе к Моргану.

— Хорошо. Какую из вещей ты предлагаешь?

— Я боялся, что ты спросишь об этом, — признался Морган, — Это должно быть что-то, что они не могли бы потерять во время падения. Например, медальоны святого Камбера.

Дункан покачал головой.

— Думаешь, у них успела возникнуть такая связь с медальонами? Они ведь не так долго их носили.

— В таком случае, кольцо Сиданы, — сказал Морган. — В последний год Келсон его не снимал. Эмоционального заряда должно хватить.

— Ты прав, — согласился Дункан. — Значит, будем искать его?

Морган вздохнул.

— Можем попробовать. Ты позовешь людей или?..

Вместо ответа Дункан выплеснул остатки эля в костер и встал.

— Кьярд, когда вы с Джассом закончите работу, пожалуйста, подойдите к нам. Мы должны кое-что сделать сегодня ночью.

А в Ремуте та, что недавно носила кольцо Сиданы, сидела на ужине, устроенном в честь ее бракосочетания, и слушала, как ее новый родич поднимает тост в честь нее и жениха.

— Я пью за Росану, красавицу Росану, — сказал Сэйр де Трегерн с улыбкой, поднимая кубок и глядя на девушку. — Я приветствую ее как нового члена нашей семьи, и желаю им с Коналом долгих счастливых лет совместной жизни, прекрасного здоровья и рождения сына до конца года. За вас!

Росана покраснела и уставилась в свой кубок, когда приветствие повторили все гости и выпили.

Она постоянно чувствовала взгляд Конала на себе.

Архиепископ Кардиель, епископ Арилан, мать Хелоиз и несколько сестер из аббатства святой Бригитты, а также с полдюжины друзей Конала и некоторые из их жен были приглашены на скромный свадебный ужин. Пожелать паре счастья пришло всего около двух дюжин человек. Пир проходил несколько сдержано, из-за смертельной болезни Нигеля, но даже Мерауд покинула место у его ложа, чтобы сесть рядом с Коналом на трон королевы, и вежливо поддерживала беседу с окружающими.

За тостом Сэйра последовали другие, некоторые из них довольно смелые, но вскоре после этого, когда лучи солнца стали длиннее, а потом вообще покинули узкие окна и наступили сумерки, Мерауд склонилась вперед, поймала взгляд Росаны и положила руку на плечо Коналу.

— У твоей невесты был долгий день, сын, — сказала она тихо, улыбаясь Росане, — и ближайшая ночь станет долгой для вас обоих. Дочь, давай скажем спокойной ночи Нигелю перед тем, как я провожу тебя в спальню?

— Конечно, матушка, — прошептала Росана, прилагая усилия, чтобы ее руки не дрожали, когда она ставила кубок на стол, и поднялась вместе с Мерауд.

Выпив вина, она даже смогла преодолеть девичью скромность, чтобы нервно и застенчиво улыбнуться Коналу, добавив:

— Я буду ждать тебя, мой господин.

— Ожидание покажется мне вечностью, госпожа, — прошептал он. — До встречи.

Затем он поймал ее руку и прижал губы к ладони, задержавшись достаточно долго, чтобы поласкать ее языком. Росана внезапно почувствовала, что на них смотрят почти все собравшиеся в комнате.

— Не здесь, мой господин. Прошу тебя, — прошептала она, к ее щекам прихлынула горячая кровь, — Это.., так не подобает делать.

— Не подобает целовать руку моей супруги, прощаясь с ней? — тихо ответил он.

— В самом деле, Конал, — мягко укорила его Мерауд. — Подумай о чувствах своей жены.

Улыбаясь, Конал отпустил ладонь Росаны и откинулся на спинку стула, снова взяв в руки кубок. Росана почувствовала в нем силу. Его рука, а затем и глаза наконец отпустили ее, но она все еще краснела и ругала себя за это. Когда они с Мерауд выходили из зала, все гости еще раз встали, чтобы выпить за ее здоровье.

Она думала о Конале, следуя за Мерауд по ступеням лестницы. Ей не требовались способности Дерини, чтобы почувствовать его пылкость и рвение. Они были очевидны с их первого разговора один на один. Тогда он еще не получил всего могущества Халдейнов, и потому не предлагал вступить с ней в мысленный контакт. А после того, как он обрел силу, она тоже не стала настаивать, поскольку такая интимность была неподобающей до свадьбы, несмотря на то, что с Келсоном она однажды делила свои мысли.

Но у нее не было оснований не доверять Коналу.

Она точно знала, что он говорил искренне, когда просил ее стать его женой; магия Дерини подтверждала это. Конал желал ее разумом и сердцем, а также плотью, и искренне намеревался стать ей любящим, добрым и верным мужем. А она, со своей стороны, хотя в душе все еще оплакивало потерю Келсона, обнаружила, что и ее плоть начинала отвечать ему — ради нее самой, и ради ее земли, и молодого человека, во многом так похожего на Келсона, человека, который скоро будет королем этой земли.

— Я думаю, мой сын очень любит тебя, — тихо сказала Мерауд, беря Росану за руку, когда они обе дошли до верха лестницы и повернули по коридору, ведущему в покои Мерауд и Нигеля. — Ты не очень нервничаешь перед первой брачной ночью? Я знаю, что ты намеревалась никогда не выходить замуж.

Росана не встречалась взглядом с Мерауд, пока та открывала дверь в королевские покои, и отступила в сторону, давая ей пройти.

— Брак не вызывает у меня отвращения, матушка, — ответила она тихо. — Я принимала обет не для того, чтобы избежать брака.

— И тем не менее, — Мерауд вопросительно склонила голову, прислонившись к закрытой двери. — Ты, в конце концов, решила стать невестой Конала, а не Господа. Пойми, этот выбор очень меня радует, больше, чем я могу выразить словами, моя дорогая, в особенности, когда Нигель…

Она замолчала, и на мгновение на ее лице мелькнула тень страдания, когда она посмотрела вглубь погруженной во мрак комнаты, туда, где лежал ее муж. Росана нежно опустила руку ей на предплечье, выражая сочувствие.

— Мне так жаль, матушка, — прошептала она. — Я постараюсь быть для вас хорошей дочерью.

Улыбаясь, Мерауд опустила глаза.

— Ты всегда будешь дарить мне только радость, Росана, — сказала она. — Хотя должна признаться, я всегда считала более вероятным, что ты станешь моей племянницей, а не дочерью.

Росана сложила руки перед собой и опустила голову, смущенная, что Мерауд оказалась столь проницательна.

— Если бы Келсон остался жив, матушка, это могло бы случиться, — чуть слышно ответила она. — Бог не пожелал этого.

— Значит, ты, в самом деле, намеревалась выйти замуж за Келсона, — сказала Мерауд, и в голосе ее прозвучало удивление. — Но почему тогда после его смерти ты решила выйти замуж за Конала? Он — мой сын, и я люблю его, но несчастна та мать, которая не видит недостатков своего ребенка. Он может стать прекрасным человеком, но он не Келсон.

— Это имеет значение? — спросила Росана ничего не выражающим голосом, обхватив себя руками за плечи и проходя дальше в комнату, где без сознания лежал Нигель.

— Думаю, да.

Когда Росана не ответила, Мерауд продолжала.

— Почему ты это сделала? Твое призвание и уверенность в выбранном пути казались такими твердыми, когда ты впервые оказалась у нас. Ты отказываешься от своих обетов ради вступления в брак, затем тот, за кого ты собиралась замуж, умирает до свадьбы. Большинство женщин восприняли бы это, как знак: Бог не намерен делить ее с мужчиной.

— Но я не такая, как большинство женщин, матушка, — ответила Росана. — Я — Дерини, а ваш сын — Халдейн, а это гораздо большее, чем обычный человек. Когда я думала о браке с Келсоном.., и это все, что было между нами, мы не обменивались никакими обещаниями до его отъезда.., он дал мне понять: независимо от того, какие личные отношения возможны между нами, он уже женат на своей земле, а Гвиннеду требуется королева-Дерини.

— У Гвиннеда была королева-Дерини, — тихо сказал Мерауд. — Ее имя было — и есть — Джехана. И она даже не посчитала нужным прийти на твою свадьбу.

— И пусть поможет мне Бог, — воскликнула Росана, — никогда не быть такой, как она, по крайней мере, в делах моего племени! У меня есть долг перед своим народом, как и перед мужем, с которым я связала свою судьбу. И даже если мужчина, за которого я вышла замуж, оказывается.., не тем, о ком я думала вначале, то это не снимает с меня долг.

— И значит, любя Келсона, ты вышла замуж за Конала, — выдохнула Мерауд.

— А вы можете назвать мне более сильное доказательство любви, матушка? — возразила Росана. — Не само по себе замужество с Коналом — и столь скорое! — однако я должна была выйти замуж за человека, который, в конце концов, станет королем и сделает меня королевой Гвиннеда, королевой Дерини, чтобы претворить в жизнь мечты, которые разделяли мы оба.

После долгого молчания Мерауд медленно кивнула.

— Ты очень смелая и сильная молодая женщина, Росана, — сказала она. — Но будешь ли ты счастлива?

Росана опустила глаза.

— С Божьей помощью, я буду довольна, матушка. Я не могу честно сказать, что.., люблю Конала, но.., он нравится мне. И меня волнует та вызывающая благоговение и восхищение задача, которая стоит перед ним; он должен править королевством — и это мне понравится. Возможно, я также полюблю и его самого. А пока, я чувствую, он любит меня — и знаю, что нужна ему. Это больше, чем связывает большинство супружеских пар.

Грустно улыбнувшись, Мерауд медленно кивнула.

— Ради всех нас, я хотела бы, чтобы все сложилось по-другому, дитя. Ради всех нас.

Она посмотрела вглубь комнаты, туда, где в сгущающихся сумерках маячило ложе Нигеля под балдахином, затем нежно взяла руку Росаны.

— Пойдем, дитя. Мы должны сказать спокойной ночи Нигелю, а затем я провожу тебя на брачное ложе. Скоро стемнеет.

Келсон тоже ждал ночи, погрузившись по горло в ванну с горячей водой и пытаясь расслабиться. Он хотел бы, чтобы вместе с ним был Дугал, но их пленители поместили его друга в соседнюю купальню, хотя и уверили Келсона, что он сможет на короткое время увидеть Дугала перед тем, как их отведут к месту поклонения святому Камберу.

По крайней мере, горячая ванна успокаивала и была приятна. Ведь естественное беспокойство постепенно нарастало, так как впереди ждало таинственное испытание. Келсон понял: его клонит в сон, хотя он резко вздрагивал каждый раз, когда появлялся слуга и подливал горячую воду. В пару, поднимающемся из дубовой бадьи, тонули последние лучи Дневного света, попадающие в помещение через небольшое отверстие у потолка. Это навевало тоску. В горячей ванне не чувствовался холод, но горный воздух быстро остывал с приближением заката. Зима еще не сдала свои позиции в этих краях. С паром также смешивался запах трав, иногда они были сладкими, иногда едкими, попеременно. Они горели в небольшой жаровне, у которой стоял молчаливый человек в сером, а откуда-то еще один, невидимый Келсону, приятным тенором пел псалмы на латыни со странным акцентом.

— Закат приближается.

Голос брата Майкла, почти у самого его правого уха, испугал Келсона и вывел из дремоты, в которую он почти погрузился. Из ванны выплеснулось немного воды, когда он невольно вздрогнул и отпрянул. Пение смолкло, а он даже этого не заметил, — человек, стоявший у жаровни, ушел. В помещении теперь горел тусклый слабый свет. В комнате оставался только Майкл, таинственным образом вынырнувший из пара. Он держал огромное грубое полотенце между собой и Келсоном. Король встал и позволил Майклу обернуть им себя, а затем усадить на стул, где монах лично стал сушить ему волосы вторым полотенцем, а затем вычесывать из них колтуны, причем все это — молча.

— Ты хочешь, чтобы твои волосы свободно висели, или предпочтешь i'дулу? — спросил Майкл, когда волосы наконец легли мокрыми и блестящими прядями на плечи Келсона. Келсон помнил, что раньше слышал это слово, и догадался: это, наверное, их название для косички.

— Вы так называете косу? — уточнил он. — I'дула?

— Да.

— Тогда i'дулу, — сказал Келсон. — Я ношу ее уже несколько лет, но мы просто называем ее приграничной косой. Я обратил внимание, что большинство ваших мужчин их тоже носят.

Майкл молча склонился, чтобы разделить влажные черные волосы на пряди для заплетения в косу, всем своим видом пресекая ненужные разговоры.

Келсон попытался мысленно прощупать его, но казалось, будто человек окружен туманом. Это не были защиты в обычном понимании, но проникнуть сквозь туман оказалось ничуть не легче. Келсон подумал, что это, возможно, проявляется эффект некой религиозной практики, что в ходу у этих людей; впрочем, возможно, что Майкл — Дерини; или и то, и другое разом. Или же ни то, и ни другое.

Король ушел в свои мысли, пока Майкл не закончил, и встал, когда монах взял в руки серое одеяние, подобное тому, что здесь носили большинство. Это оказалось подобие плаща-хламиды, с капюшоном, очень свободное, а сбоку имелись прорези для рук.

Майкл протянул накидку Келсоном, как прежде держал полотенце, и явно не намеревался предлагать никакой другой одежды.

— Те, кто приходят поклониться Благословенному, входят туда так же, как являются в этот мир, — сообщил ему Майкл. — Нельзя, чтобы внешний мир вмешивался и отвлекал от встречи со святыней.

По крайней мере, плащ был теплым. Келсон покрепче закутался в него, когда брат Майкл вел его из купальни, ибо воздух снаружи оказался весьма прохладным. Ему дали сандалии, но подошвы оказались очень тонкими. Он чувствовал каждый камушек на тропе от бани до церкви. По всему пути стояли жители деревни с факелами и распевали какой-то псалом; Келсону казалось, он должен был бы узнать песнопение, но это ему так и не удалось. Когда он прошел вперед, жители деревни пристроились сзади.

Церковь прислонялась к горе. У двери его ждал Дугал в серой рясе, его окружали остальные члены Кеориала. Дугал встал на колено, чтобы почтительно поцеловать руку Келсона, и воспользовался коротким физическим контактом, послав своему названному брату краткий подбадривающий сигнал, который не уловят посторонние.

«Попытайся забрать назад наши медальоны, а я сделаю все возможное, чтобы, используя их, поддерживать контакт и посылать тебе энергию», — передал он мысленно, одновременно подняв голову и произнеся вслух:

— Прошу тебя, государь, о благословении.

— Не бойся, — ответил Келсон, опуская руку на голову Дугала и стараясь изобразить гораздо большую уверенность, чем чувствовал на самом деле. — Благословенный Камбер знает своих и не оставит меня.

Брат Майкл, — продолжал он, отворачиваясь от Дугала, — я хотел бы надеть свой медальон святого Камбера, если можно. Он дает мне чувство уверенности. А серьга, которую вы у меня отобрали, является моим королевским символом. Я хотел бы надеть и ее.

— Нельзя, — твердо сказал Майкл.

— Тогда отдайте их на хранение моему брату, — предложил Келсон, помогая Дугалу встать. — По крайней мере, дайте ему такое успокоение, раз не разрешаете разделить вместе со мной испытание.

— Он может взять медальоны, — сказала Ридиан, — поскольку на них образ Благословенного Камбера.

Серьга же — знак Халдейнов, и вызовет у нею отвращение. Тебе еще предстоит доказать, что ты являешься ею истинным слугой.

Серьга, конечно, обладала куда более мощной силой, чем медальоны, ибо в свое время с ее помощью король обрел магию Халдейнов, но Келсон не собирался спорить, опасаясь потерять то, что уже было отвоевано. Медальоны, независимо от того, находились ли у них обоих, или у одного Дугала, все равно оставались проводниками, и это было лучше, чем ничего.

Он молча смотрел, как принесли медальоны и положили в сложенные лодочкой ладони Дугала — два серебристых диска в гуще перепутавшихся цепей; после чего Келсон отправил осторожный импульс к своему. Дугал поймал импульс, и его золотистые глаза стали светлее, словно в них попал солнечный свет. Их взгляды встретились. Опустив голову, Келсон поцеловал медальоны — так, словно пил из рук Дугала воду.

Затем открылись двери, и брат Майкл повел их в церковь, правда, перед этим остановился и снял обувь.

— Снимите сандалии, — приказал Майкл, оборачиваясь на Келсона и Дугала, когда другие члены Кеориала вокруг них также оставили обувь перед дверьми, — потому что вам предстоит ступать по священной земле.

Келсон с Дугалом подчинились, а жители деревни последовали за ними, также без обуви и распевая псалом, затушив факелы перед дверью.

Внутри стоял мрак, хотя побеленные стены усиливали тот свет, который все-таки имелся. Восточная стена была серой и пустой, и вначале казалось, будто Она просто исчезает вдали за алтарем. Вскоре Келсон понял: это — естественная скала, часть горы. Свечи на алтаре и под распятием давали хоть какую-то точку, на которой можно остановить взгляд, когда они медленной процессией двигались в их направлении.