От непрерывных дождей, ливших уже неделю, вода в яме была почти прозрачной, но ни глаза, ни внутреннее зрение поначалу не обнаружили драгоценности. Дальнейшие изыскания показали, что в яме искомый предмет отсутствует, а находится он над головами кладоискателей, застряв в канале неподалеку от его окончания. Камбер полез наверх, к забитой мусором дыре. Когда он расчистил отверстие, вместе с нечистотами оттуда вывалилось прямо в руки фамильное королевское украшение, нисколько не пострадавшее от пребывания в клоаке. На замковом дворе Камбер ополоснул его водой из колодца и тщательно завернул в чистый лоскут, предусмотрительно запасенный для этой цели.

Потом он отправился в свои покои переодеваться, а Рису велел отдать ожерелье Каллену, который позднее должен вернуть его в королевскую сокровищницу. Перед уходом Рис между прочим заметил, что теперешний наряд Камбера наверняка никогда не попортит моль, а также мыши и прочие вредители, и всерьез усомнился в том, что добрая Эвайн пустит отца на порог в таком виде.

Понюхав рукав, Камбер хмыкнул и признал безоговорочную правоту Риса.

Полчаса спустя в большом зале собрался военный совет Гвинедда, на сей раз на нем присутствовал король Синил, не безразличный по обыкновению, а весьма заинтересованный. Здесь были и военные лидеры страны: Джебедия, по праву главнокомандующего расположившийся справа от короля; Каллен и Йорам, представлявшие рыцарей Ордена святого Михаила и других военных Орденов; Камбер и Гьюэр Арлисский— предводители кулдийских войск; Джеймс Драммонд, родственник Камбера по женской линии и союзник во главе отряда Драммондов, поддерживавших Синила; Бэйвел де Камерон, престарелый, но не утративший мудрости архиепископ Энском и четыре его епископа, также командующие войсками мирян; юный Эван Истмарчский, старший сын графа Сайхира, приехавший ночью, чтобы говорить от имени своего отца и его союзнической армии. В зале было еще около двадцати менее родовитых дворян, которые сумели привести своих людей в Валорет.

Решения принимались быстро и единодушно. Джебедия, временами при помощи Каллена, изложил все известное о военных силах Ариэллы и их расположении, не упоминая источник этих сведений. Все тут же было внесено в карты. Совет наметил встречные меры, и писцы принялись строчить приказы по армии. Солнце едва поднялось к зениту, а приказы были уже подготовлены, утверждены подписью послушного Синила, скреплены королевской печатью и разосланы в войска. На закате армия выступала из Валорета, и участники совета поспешно расходились, чтобы подготовить своих людей к походу. От всего этого у Синила захватило ДУХ.

Он не был воином и никогда не хотел им стать, плохо понимал происходящее. А приближенные суетились вокруг, то и дело испрашивали его согласия по самым разным вопросам, отлично зная о неспособности своего короля принимать решения и обращаясь только для вида.

Но даже неопытный глаз Синила заметил внезапные резкие изменения в предполагаемом расположении войск Ариэллы. Само по себе изменение экспозиции не вызывало удивления. Важно только, чтобы новая информация была достоверна.

Синила удивила безаппеляционность, появившаяся в голосах его командиров. Они высказывались совершенно определенно, исчезли неуверенность, опасения и сомнения, терзавшие их на том предыдущем заседании совета, которое он почтил своим вниманием.

А теперь все сделалось слишком ясным для того, чтобы ставить вопросы, задумываться, что будет, если действия станут развиваться не по плану. И это его беспокоило.

Ариэлла была коварна. Даже если сегодняшняя информация была верна, что кажется довольно вероятным, она может и переменить замысел. Женщины часто так поступают. Или, да простит Бог, информация неточна или заведомо ложна. Если любое из этих предположений— истина, Джебедия и другие командиры поведут армию Гвинедда к гибели. Синил, признаться, удивился, обнаружив, что подобные вопросы волнуют его.

Когда последние приказы были подписаны и запечатаны, а большинство военных разошлось готовиться к выступлению, он обратился к Рису. В делах стратегии и тактики молодой Целитель разбирался ничуть не лучше короля, но сегодня на совете был совсем на себя не похож. Всегда молчаливый и незаметный, нынче он держался с достоинством, многозначительностью, во всем поддержав остальных. Откуда вдруг эта самонадеянность?

— Можно тебя на два слова, Рис? — позвал Синил, когда тот оказался возле его кресла.

Молодой Целитель приветливо улыбнулся.

— Чем могу служить, Ваше Величество?

— Ответь на несколько вопросов, — произнес Синил, указывая на место около себя. — Сегодня утром все кажутся такими решительными, такими всеведущими. С чего это вдруг?

Рис пригладил взъерошенные рыжие волосы и склонил голову.

— Не знаю, что и ответить, Ваше Величество. Я не солдат, но полководцам надлежит быть бодрыми. Это вдохновляет подчиненных.

Синил остался недоволен ответом, он откинулся в кресле и, прищурившись, глядел на собеседника.

— Мой скромный опыт подсказывает, что для предводителя предпочтительнее трезвые оценки и суждения. Вчера отец Каллен упоминал о вестях, ожидаемых вами. Похоже, вы рискнули поставить все на эту информацию. Она в самом деле достоверна?

— Те, кто искушен в военном ремесле, полагают, что да, Государь, — выпалил Рис. — А о чем отец Каллен говорил вам?

— Что возможно получение каких-то известий. По правде говоря, он высказался как-то туманно.

— Понимаю.

Рис глядел под ноги, соображая, как выпутаться из этого разговора. Синил подался вперед и положил руку на руку Целителя.

— Рис, если ты хочешь помочь мне, говори без обиняков, — тихо сказал он. — Что он имел в виду? Если должно было произойти что-то важное, тебе, конечно, дали об этом знать.

— Был… шпион, сир.

— Шпион? За или против нас?

— За. Он… добыл планы военной кампании Ариэллы и ночью доставил их. Нам… известно, что сведения точны или были точны, когда попали к нему. Так что теперь мы вынуждены действовать как можно быстрее, чтобы у нее не было времени изменить стратегию и сообразить, что нам стало известно. Вот почему выступление назначено на сегодня.

— Шпион. — Синил вновь погрузился в кресло, не сводя глаз с Целителя. Встретив его взгляд, король смог прочесть в нем только горячее желание ответить на любой вопрос монарха. Задумчиво пожевав губами, Синил неожиданно почувствовал, что Рис что-то скрывает.

— Продолжай. Почему ты замолчал? Рассказывай! Я не дитя и понимаю, что шпионы приносят куда больше новостей.

Рис поднял рыжую бровь и оценивающе посмотрел на короля.

— Не знаю, стоит ли говорить или нет, но рано или поздно вам, Государь, все равно придется узнать. Как известно, когда Ариэлла бежала из Гвинедда, она носила под сердцем, ребенка Имра. До нынешней ночи никто не знал, что несколько месяцев назад она родила сына. Ребенок здоров и подрастает.

У Синила пересохло во рту, он едва не бросился в детскую. Почему ребенок кровосмесительницы растет не по дням, а по часам, тогда, как его собственные дети…

Он тряхнул головой, заставив себя думать о том, что сообщил ему Рис Турин. Если сын Ариэллы вырастет, то станет угрозой трону, даже если удастся уничтожить его мать. Он старался внушить себе, что опасность ничтожна, но ничего не получалось. Несмотря на свои увечия, его сыновья достойны жить, не думая о войнах. В конце концов они наследуют престол. Несправедливо, если этот щенок…

Пальцы сжались в кулак с такой силой, что ногти вонзились в ладонь и выступила кровь. Синил грохнул кулаком о стол, Рис скривился. Король, спохватившись, взял себя в руки и как ни в чем не бывало посмотрел на Целителя.

— Это плохая новость, но хорошо, что ты сообщил ее, — мягко произнес он. — Что еще вы узнали?

— Вероятно, Ариэлла осуществляет магические действия, — ответил Рис. — Мы уверены, что в непогоде, по крайней мере частично, повинна и она. Теперь наиболее опытным из нас придется поломать голову над тем, как противостоять этому…

— Полагаю, под «опытными» ты подразумеваешь, дерини?

— Другого способа справиться с Ариэллой нет.

Синил вздохнул, прикрыв глаза рукой и покачиваясь. Что ни говори, а могущество дерини будет полезно в этой войне. Поняв это, он вздрогнул и вспомнил о том, каким могуществом наделили дерини его самого,.. И вновь содрогнулся, теперь от воспоминания, каким образом он использовал это могущество накануне в гневном ослеплении. Ночная встреча с духовником окончательно убедила его, что следует избегать использования деринийских способностей, как бы ни было велико искушение. И все-таки что-то внутри нашептывало ему, что уже на этой неделе предстоит обратиться к подарку дерини.

Синил вышел из задумчивости и с удивлением отметил, что Рис успел встать и откланяться. Кто-то подходил к креслу сзади; получив этот сигнал, он тут же узнал— приближаются королева и Эвайн. Приняв бесстрастный монарший вид, он повернулся, убедился в правильности своей догадки, поднялся и поклоном приветствовал дам.

Меган… Как она пугала Синила в первое время, да и сейчас вызывала смущение. Когда она выходила замуж, ей не было и шестнадцати, теперь семнадцать с небольшим, а она успела родить ему трех сыновей. Полтора года супружества заметно изменили ее. Тоненькой большеглазой девушки, которую он впервые увидел в день их свадьбы, больше не было.

Пшеничные волосы как прежде отливали золотом, веселые веснушки по-прежнему осыпали вздернутый носик. Но бирюзовые глаза стали печальными, а прекрасный лоб омрачали постоянные заботы. Отороченную мехом накидку из шерсти бирюзового цвета она надела, чтобы порадовать его, он знал об этом. Но в голубом обрамлении лицо выглядело еще более осунувшимся, а украшенный драгоценными камнями чепец замужней женщины и королевы, скрывавший волосы и уши, еще больше заострял подбородок.

Он знал, что не принес ей счастья. Его равнодушие и замкнутость причиняли ей боль, большую, чем физические мучения. Синил сожалел об этом, но не умел справиться с собой. Он просил бы прощения у королевы, но семейное счастье означало отступничество от того, к чему Синил тянулся всем сердцем.

Он поцеловал ее руки, как всякий мужчина должен целовать руки своей избранницы, а лба коснулся губами по-отечески. Меган подняла голову, она словно ожидала чего-то большего, но Синил поспешно отвернулся к Эвайн.

— Доброе утро, дамы, — провозгласил он, целуя ей руку и взмахом руки поднимая застывших в глубоком поклоне фрейлин королевы. — Что означает это женское вторжение в зал военного совета?

Эвайн взяла Риса за руку, прижалась к нему и взглянула на Синила.

— Я рассказала Ее Величеству, что сегодня вечером вы, Государь, выступаете с армией. И она пожелала надеть на вас доспехи, как принято перед Первым сражением. Все готово. Пожалуйста, не возражайте.

Синил перевел взгляд с Эвайн на Меган, потом снова на Эвайн и понял, что сдается.

— Вижу, силы противника превосходят мои, — весело сказал он. — Я побежден.

Часом позже, приняв ванну, он стоял в центре комнаты, терпеливо ожидая, пока женщины завершат затянувшуюся процедуру одевания.

Его теперешний наряд был похож на тот, что был на нем в день коронации, хотя на этот раз его дополняли не парадные, а боевые доспехи. Поверх шелковой рубахи и кожаной куртки на него надели позолоченную кольчугу; в глаза бросалась ее странность, словно кольчуга попала в Гвинедд из какого-то нездешнего мира. Руки Синила защищали золоченые поручни, такие же пластины охватывали голени поверх кожаных штанов. Поверх всего была надета накидка из пурпурного шелка с аппликацией, изображавшей гвинеддского льва. Меган собственноручно пристегнула к поясу меч; когда она застегивала пряжку на белом кожаном ремне, ее пальцы дрожали.

Затем было позволено войти Сорлу, слуге Синила, который принес щит и шлем с копией короны Гвинедда. Король внимательно осмотрел оба предмета, словно надеялся что-то найти на них, взял протянутые Эвайн пурпурные перчатки и заткнул их за пояс. Прежде чем во главе процессии спуститься в королевскую часовню на мессу, Синил надел изготовленную для него корону.

Он так и знал, все они уже собрались: Камбер, Йорам, Каллен, Джебедия и остальные участники военного совета. Он кивнул, и они последовали за ним внутрь часовни. Шедшая рядом Меган ступала, гордо подняв голову, ее глаза следили за каждым движением короля. Эвайн присоединилась к мужу, остальные дамы— к своим возлюбленным. Близился момент расставания. Королевская процессия вступила в часовню, все опустились на колени, хор запел «Те Deum». Синил склонил голову в молитве, отрешившись от всего земного, архиепископ Энском начал службу.

По окончании мессы Синил задержался в часовне; пока все остальные выходили наружу, Меган стояла на коленях рядом с ним. Им предстояли нелегкие минуты.

Когда они остались одни, Синил поднялся, повернувшись.

— Милорд, — прошептала она, и ее глаза наполнились слезами.

Синил покачал головой и коснулся пальцем подбородка жены.

— Нет, малютка Меган, не надо плакать. Я скоро вернусь. Ты должна быть мужественной, беречь наших сыновей и молиться за меня.

— Я обещаю, милорд, — сказала она, стараясь не всхлипывать. Но если вы не вернетесь, я…

Она уронила голову, не в силах продолжать. Синил неловко обнял ее и прижал к себе.

— Меган, — спустя мгновение пробормотал он.

— Милорд?

— Меган, я очень сожалею, что не могу быть таким, каким ты хочешь меня видеть.

— Я знаю, милорд. — Она отодвинулась, доверчиво и невинно взглянув на него. — Нет, милорд, не говорите так. Я… я самая счастливая из женщин. Только… только милорд так нечасто бывает со мной и…

— Знаю, Меган. Мне очень жаль. Но я… я такой, какой есть.

— Понимаю, милорд.

Меган опустила глаза, ее нижняя губа дрожала: она была готова разрыдаться. Синил знал, что не вынесет этого, и придумал способ избежать душераздирающей сцены без компромисса с самим собой.

— Меган, ты сделаешь для меня кое-что? Кое-что особенное?

Она тотчас же засветилась надеждой и ожиданием. Торопливо, не желая подавать несбыточных надежд, Синил опустился перед ней на колени, взяв ее за руки. Меган тоже хотела встать на колени, но он не позволил.

— Нет, не нужно. Выполни мою просьбу, только ты способна сделать это. Я хочу… мне нужно твое благословение, чтобы оно хранило меня в бою. — Одной рукой он держал ее руки, другой снял корону и склонил голову. — Благослови меня именем своей любви, моя маленькая королева, — прошептал он, молясь, чтобы она не разгадала его маленького представления, затеянного, чтобы поддержать ее, да и его в час расставания.

Последовала долгая пауза, на мгновение он даже испугался, что она откажется, но потом ощутил нежное прикосновение к своим волосам, ласковые руки Меган обняли его голову. Он закрыл глаза, стараясь понять чувства, владевшие сейчас его женой.

— Отныне и во веки веков пусть пребудет наш Господь с вами, возлюбленный муж мой. Пусть тень Его крыл хранит и защищает вас. Пусть Всемогущий Бог будет милосерден к, нам и отпустит все грехи наши. И пусть покров Пресвятой Богородицы осенит вас,, и пусть дева Мария вернет вас ко мне. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Меган отняла руки от головы Синила и перекрестилась. Синил последовал ее примеру. Ее слезы высохли, лицо смягчилось. Синил поднялся и надел корону.

— Благодарю тебя, моя королева. Твое благословение, как щит, укроет меня во время сражения. А теперь.., — он целовал ей руки, одну, потом другую. — Я должен идти.

Синил хотел было поцеловать жену в лоб как днем в зале, но она приподнялась на цыпочки и прижалась губами к его губам, Он растерялся и отпрянул, но Меган еще теснее прижалась к нему.

Синил, укоряя себя за неумение смирить плоть, уходил из часовни. Эта победа далась с трудом, но совсем не радовала. Он отстоял верность своему выбору ценой унижения женщины, прекрасной, на все для него готовой… А он разыграл это недостойное представление.

Часть его души стремилась к ней, стоявшей на коленях у алтаря. О, как хотелось обнять Меган, прижать хрупкое тело, ощутить его тепло даже сквозь кольчугу и кожу костюма, снова поцеловать ее.

Дойдя до двери, он нервно проглотил слюну и вышел потупившись. Синил надеялся скрыть свое пунцовое лицо от нескромных взглядов, и шлем тут был очень кстати. На улице темнело, закат был таким же серым, как и весь ненастный день, и вряд ли кому-то было дело до цвета его лица. И все же, приближаясь к придворным, он затеял возню со своими перчатками, а когда Сорл, приняв корону, натянул на его голову наголовник, Синил обрадовался.

Каллен накинул ему на плечи длинный, подбитый мехом плащ. Синил поглубже надвинул капюшон и поспешил сесть на своего боевого коня. Рядом с ним уже сидел в седле Йорам; Камбер и Рис, тоже верхом, стояли впереди, а Эвайн держалась за стремя.

Синил кивнул Каллену и с его помощью сел на коня. Разбирая поводья, он видел, как Сорл и отец Альфред вскочили в седла, а Каллен гарцевал на своем гнедом.

Колонна тронулась со двора, впереди михайлинский рыцарь нес знамя Гвинедда. Чувство вины перед Меган и горечь расставания с ней теряли остроту. Короля все более отвлекали неприятности тряской езды и седло, растиравшее ноги. Предстоял длинный переход.