Глава 18

Рождественский Прием. Запах ели и кедра, острый запах сосновых шишек, положенных в светильники, освещавшие путь Келсона через галдящий, набитый битком зал. Серебряные звуки труб, рокот барабанов. Ярко одетые люди, почтительно расступающиеся перед ним, ряды празднично одетых придворных, некоторые из них с оружием, дамы, яркие и изящные, как певчие птицы.

Как и на большинстве торжеств, на Келсоне была украшенная драгоценными камнями корона, а не простой золотой обруч, который он предпочитал. Его черные волосы свободно падали ему на плечи. На поясе из позолоченной кожи висел отцовский меч; на согнутой левой руке покоился украшенный драгоценными камнями скипетр. Прежде, чем подняться на помост, на котором был установлен трон, он прошел налево, где стояли епископы и ненадолго опустился на колени перед Брейденом, чтобы получить благословение, и, стараясь быть терпеливым, поднялся к трону.

Похоже, его трон был единственным островком тишины. Выждав, чтобы он сел, барабаны зарокотали, требуя внимания к герольду, возвестившему о начале Рождественского Приема. За этим последовали заверения вассалов в преданности — обычно просто быстрое бормотание. Он склонял голову, отвечая на их поклоны, протягивал руку, чтобы по ней мазнули губами в знак преданности, бормотал слова благодарности, спрашивал о их семьях и землях, один человек быстро сменял другого.

Когда он неожиданно увидел приближающегося Дерри, лицо его прояснилось — он не знал о прибытии молодого лорда ко двору — потом встал, чтобы поцеловать руку улыбающейся Риченды, когда Морган вывел ее вперед и внезапно понял, чем было вызвано присутствие Дерри. Но люди продолжали быстро меняться, представляясь, происходящее несколько замедлилось только когда Дугал вышел вперед, чтобы быть утвержденным в своем титуле. Но даже это событие произошло слишком быстро, чтобы насладиться им.

Приграничные пледы и косички, посеребренные кинжалы, звуки волынки. Дугал, опустившийся перед ним на колени. Соболезнования по поводу смерти старого графа, приветствие нового. Присяга на верность, руки Дугала в его собственных.

Возложение большого меча на плечо Дугала, яркий росчерк серебра, сверкнувший между ними — и опоясывание Дугала другим мечом, собственным мечом Дугала, висящем на позолоченном поясе, свидетельствующем о его графском титуле… “Этим мечом защищай беззащитных и карай зло, всегда помня ту честь, которая, подобно мечу, имеет две грани: правосудие и милосердие…»

Наделение знаменем и котлом как символами права Дугала вести войну и его обязанности кормить и поддерживать его вассалов… вручение ему перстня и короны.

«Пусть они и сделаны из драгоценного металла, чтобы указать на твой ранг и достоинство, пусть их тяжесть напоминает тебе и о твоих обязанностях и об ответственности, которую ты теперь делишь с Нами. Встань, Дугал Мак-Ардри, граф Траншский, и станьте справа от Нас, среди Наших возлюбленных и заслуживающих доверия советников.»

Волынщики выдали энергичную мелодию, когда сородичи Дугала торжественно пронесли его через зал на своих плечах, распевая приграничные приветственные песни, но вскоре круговерть началась заново.

Меарский герольд, вышедший вперед, его учтиво произносимые от имени его госпожи слова отказа — презрительный отказ от предложенного монашества, оставление королевских пленников на произвол судьбы.

Окровавленная голова Истелина, как будто сделанная из воска, высоко поднятая за спутанные волосы, свидетельствуя об участи каждого, кто выступит против Меары.

Но даже тогда это не остановилось. Зал взорвался гневными криками и требованиями возмездия. Несколько дам упало в обморок. Нескольких человек еле оттащили от герольда, на которого они пытались излить свой гнев, прежде чем того увели прочь. Когда король и его главные советники удалились в зал Совета, страсти разгорелись даже с большей силой. Келсон обхватил голову руками и, будучи слишком сильно шокированным, чтобы хотя бы подумать о своих дальнейших действиях, на несколько минут закрылся от всех, давая им излить свою ярость, и только когда Брейден, сидевший рядом с ним, несколько раз окликнул его, он поднял голову.

«Сир? Сир, я прошу Вас! Я не мстителен, Сир, но это — непростительное оскорбление,» — сказал Брейден, возбужденно теребя свой нагрудный крест руками, дрожащими от волнения. — “Само собой, вопрос о женитьбе на меарке больше не стоит!»

«Если я не женюсь на ней, то мне придется убить ее,» — устало сказал Келсон. — “И Вы позволите мне обратить мой гнев на невинных пленников?»

«Невинных?» — фыркнул Джодрелл. — “С каких это пор невинность заложников влияет на их судьбу? Извините, Сир, но Генри Истелин был куда более невинен, чем любой из князьков Меары. Его участь требует возмездия!»

«Да, но если моими поступками будет управлять месть, то какой тогда из меня король?» — возразил Келсон. — “Я поклялся, Джодрелл! Поклялся защищать закон — справедливо судить и миловать — но не мстить!»

«Я не вижу в этом никакой справедливости,» — чуть слышно пробормотал Джодрелл, возмущенно ерзая на своем стуле.

«Что Вы имеете в виду, Джодрелл?»

«Я сказал, что, похоже, Вы собираетесь позволить изменникам безнаказанно продолжать свое дело, Сир!» — сказал Джодрелл, повышая голос, его красивое лицо исказилось гримасой, — «и отдать одному из них корону, которую их мать пытается отнять у Вас! В данном случае милосердие — это признак слабости , Сир. Меарская сука убила пленника, захваченного ею; мы же вправе убить тех, кого захватили мы.»

«Око за око?» — спросил Келсон. — «Думаю, что это неправильно. И Вы сами признали, что Кайтрина восстала против меня.»

«Да, восстала , Сир!» — взорвался Брейден. — “И совершила кощунственное убийство! Разве не должны грехи отцов пасть на детей их? Келсон, она казнила епископа ! Человека, помазанного Богом! А перед тем как они забрали его жизнь, Эдмунд Лорис осмелился не просто отлучить его, но и лишить его духовного сана — Генри Истелина, одного из самых благочестивых людей, которых я когда-либо знал!»

Пока Келсон пытался взять себя в руки и найти какой-нибудь спокойный ответ, Кардиель покачал головой и потянул Брейдена за рукав, стараясь утихомирить его.

«Успокойся, брат,» — спокойно сказал он. — «Никто не говорит, что Истелин не был благочестивым человеком. И, будучи благочестивым человеком, он, не колеблясь, принял муки за веру и короля. Действия Лориса были бессмысленны.»

«Конечно бессмысленны,» — возразил Брейден. — “Никто с этим не спорит. Бессмысленно или нет, Истелин был вынужден несправедливо умереть — один, лишенный последнего утешения. И умер он такой ужасной смертью,» — закончил он неуверенно, гнев покинул его, уступив место скорби.

Кардиель вздохнул и, со слезами на глазах, посмотрел на собравшихся за столом.

«Дорогой брат мой, я прошу Вас, не мучайтесь так. Генри Истелин всегда и во всем был верным слугой короля и Господа. Мы должны считать, что он умер с верой в то, что он делает то же самое, о чем каждый из нас молил бы Господа, оказавшись на его месте, и что именно его вера помогла ему пройти через…»

«Нет!» — Брейден задыхался, гнев вспыхнул в нем снова. — “Пусть вера меарских выродков поддержит их , когда они встретят свою справедливо заслуженную участь семьи предателей! Сир, мое сердце не может простить этого. Змеенышей надо уничтожать , а не жениться на них!»

Морган, сидевший вместе с Ричендой справа от короля, не мог не почувствовать, как шок и безразмерная скорбь на мгновение наполнили комнату, когда два архиепископа начали спорить. Это ощущение быстро исчезло, но он был уверен, что Риченда тоже почувствовала это. Он почувствовал, как ее рука сжимает его, и что она дрожит. Он также чувствовал, чего стоило Келсону сдерживать свой гнев и ощущение беспомощности. Что бы король ни сделал, кто-то все равно будет не согласен с этим.

Скорбя вместе с Келсоном, Морган просительно посмотрел на обоих архиепископов и обвел взглядом всех сидевших вокруг стола.

«Пусть так , милорды!» — сказал он, обрывая разгорающийся спор. — “Вы что, думаете, что ваша ругань поможет ему принять решение? Что Вы хотите с ним сделать? Вы думаете, что он ничего не понимает ? Как по-вашему, сколь тяжелой может быть корона?»

«А сколь тяжела была участь Истелина ?» — проворчал Брейден.

Но все перепалки были остановлены испепеляющим взглядом Арилана и сострадательным покачиванием седой головы Кардиеля.

«Брейден, пожалуйста ,» — пробормотал Кардиель. — “Герцог Аларик прав. Какой бы несправедливой и ужасной ни была участь нашего брата Истелина, это уже часть прошлого. Мы ничем не можем ни помочь, ни навредить ему. Мы не можем допустить, чтобы наша скорбь и наш гнев повлияли на мудрость тех решений, которые мы должны принять.»

«Архиепископ Кардиель прав,» — согласился Найджел. — “Если мы убьем заложников, мы потеряем всякую надежду на какое-либо мирное разрешение меарской проблемы. Злоба может породить только большую злобу, и…»

«Вот, вот главное слово,» — высунулся Эван. — «Порождение. Пусть парень посватается, Архиепископ. Ему нужен наследник.»

Одобрительный ропот остальных сидящих за столом вдохновил Эвана на то, чтобы продолжить.

«Давайте, Сир, женитесь на девке. Как можно быстрее женитесь на ней и уложите ее в постель, чтобы заделать ребенка до того, как весной начнется война! Многие в Меаре встанут под ваши знамена, если вскоре появится наследник обеих корон. У Вас нет времени, чтобы его можно было тратить впустую.»

Когда Брейден вздохнул и склонил голову, поднимая руки в знак вынужденного согласия, напряжение в комнате, казалось, немного разрядилось. Через несколько мгновений Найджел посмотрел на своего королевского племянника, сидевшего по другую сторону стола, и попытался выдавить улыбку.

«Мудрый совет, Келсон,» — сказал он спокойно, — «хотя я бы, наверное, сформулировал бы это чуть поизящнее. Тебе нужен наследник, и тебе нужен союз с Меарой. А наследник, рожденный в результате союза с Меарой, перевесит все, что угодно. Я знаю, что, если бы обстоятельства сложились бы иначе, вы не заключили бы этого брака, но…» — Он пожал плечами. — “Что еще могу я сказать, кроме как пожелать Вам удачи и предложить Вам все, что находится в моем распоряжении, чтобы помочь Вам в этом деле?»

Келсон вяло поглядел на Найджела и молча скрестил руки на груди. — “Спасибо, дядя. Пожалуйста, не сочтите отсутствие у меня восторга этим браком за неблагодарность. Все, что сказали Вы и герцог Эван, совершенно правильно.» — Он вздохнул. — “Мы теперь должны молиться, чтобы леди Сидана смотрела на это сходным образом.»

«А если это не так…» — лукаво сказал Арилан, его взгляд намекал на возможность применения необычных методов убеждения. — “Вы жениться на ней в любом случае, даже против ее желания?»

«Я уже сказал, что я это сделаю,» — несколько резко ответил Келсон. — “А Вы , епископ, обвенчаете нас, если я притащу к алтарю сопротивляющуюся невесту?»

Арилан поджал губы и решительно кивнул. Брейден и Кардиель, казалось, были потрясены. Эван фыркнул.

«Ловите его на слове, Сир. Сейчас не время для нежностей. Если она поначалу откажет Вам, уложите ее в постель, а потом женитесь на ней, или просто пригрозите ей, что Вы так сделаете. Она согласится.»

Это замечание вызвало новый поток комментариев и возмущения, преимущественно от духовенства, к которому присоединились Риченда и Дугал. Келсон прочистил горло и обвел всех твердым взглядом серых глаз Халдейна, в которых сверкал огонь, хорошо знакомый некоторым присутствующим по тем временам, когда они видели его в глазах отца Келсона.

«Спасибо, милорды, но я справлюсь со своим сватовством самостоятельно,» — сказал он, когда они утихли. — “Я постараюсь не повредить достоинству нас обоих, но в любом случае на Крещение состоится королевская свадьба, и это я вам обещаю.»

«Чего тянуть?» — спросил Сайер Трейхем. — “Если суть всей этой затеи в том, чтобы до начала весенней кампании у Вас, Сир, появился наследник, вы должны бросить семя как можно раньше. Меарская девка — молоденькая. Может быть, над ней придется поработать, прежде чем от нее можно будет ждать потомства.»

Келсон залился краской, не зная что ответить, но Дункан поспешил ему на помощь.

«Милорды, если я правильно понимаю намерения его Величества, то я подозреваю, что он собирается короновать новую королеву прямо в день свадьбы, что создает дополнительные технические проблемы по сравнению с простым объявлением о браке и появления предполагаемой четы перед священником.»

Когда Келсон кивнул и пробормотал «Да», явно благодарный за то, что его выручили, Дункан продолжил, — «На самом деле, для того, чтобы леди была возведена на престол в состоянии, соответствующем положению супруги короля Гвинедда, мы все должны приложить массу усилий, чтобы закончить все приготовления в столь короткое время. И я уверен, что леди Риченда подтвердит, что двенадцати дней еле хватит для того, чтобы подготовить свадебное платье и драгоценности, которые потребуются нашей будущей королеве для столь важного события.»

«Это действительно так, милорды,» — спокойно сказала Риченда. — “И дело не только в этом, я попросила бы Вас проявить некоторую заботу о самой бедной Сидане. Мне кажется, что ей нужно некоторое время, чтобы она привыкла к той роли, которая будет на нее возложена.»

«Она будет гадать, что ей готовят,» — пробормотал Эван. — “Ее воспитывали именно для этого. Не надо слишком нянчиться с этой девкой, Сир.»

«С ней вообще не надо нянчиться,» — ответила Риченда, прежде чем Келсон успел сказать хоть слово. — “Но я говорю как та, кого выдали замуж в интересах целесообразности, ради земель, а не по моему собственному желанию. Дайте девочке несколько дней, чтобы она осознала свои обязанности, убедилась, что она сама должна хотеть этого ради своей собственной страны. Когда она станет Вашей королевой, она будет Вам благодарна.»

«И я благодарю Вас , миледи,» — пробормотал Келсон. — «Вы правильно сделали, напомнив нам о роли Сиданы во всем этом.»

Она изящно кивнула.

«Могу я попросить Вас побыть с ней, пока Вы при дворе?» — продолжил он с натянутой улыбкой полной надежды. — “И заодно, может быть, проконтролировать, так сказать, женские аспекты наших приготовлений? Я не питаю иллюзий, что она будет в восторге от этого брака, но, может быть, Ваш личный опыт и сочувствие помогут ей принять неизбежное.»

«Я была бы более чем рада прислуживать той, кто станет Вашей королевой, Сир, и теперь, и в будущем,» — тихо сказала Риченда. — “Мой господин и я как раз говорили об этом сегодня утром.»

«Ну,» — сказал Келсон, — “тем лучше.»

Глубоко вдохнув, он обвел взглядом остальных, и, шумно выдохнув, встал. В то же мгновение встали все остальные.

«Хорошо, господа… и миледи,» — сказал он. — “Я отправляюсь говорить с вашей будущей королевой. Леди Риченда, я буду рад, если Вы будете сопровождать меня, как и епископ Дункан. Остальных я прошу разработать план брачной церемонии. Дядя, я прошу Вас председательствовать на Совете во время моего отсутствия.»

Чуть позже Келсон очень обрадовался тому, что он попросил Риченду и Дункана пойти с ним, поскольку, идя с ними по тускло освещенному коридору, он обнаружил, что волнуется гораздо сильнее, чем ему хотелось бы. Когда Сидану привезли в Ремут, он разместил ее в бывших комнатах своей матери, посчитав их единственно подходящим жилищем для принцессы, пусть и сомнительного происхождения, а сейчас ему подумалось, может, он уже тогда подсознательно чувствовал, что ему придется сделать ей предложение.

Когда он подошел к внешней двери, у него пересохло во рту, и он нервно прокашлялся, пропуская вперед Дункана, чтобы тот объявил о его приходе. Когда они втроем приблизились, стражники встали по стойке «смирно» и хотели отсалютовать королю, но Келсон знаком остановил их, расправляя складки тяжелой придворной мантии. Он сменил большую корону на простой легкий золотой обруч, и, когда Дункан остановился перед дверью, нервно посмотрел на тень, отбрасываемую им в свете факела. Риченда встала у него за спиной.

«Вы уверены, что готовы пройти через это, Сир?» — пробормотал Дункан, взявшись за шелковый шнурок дверного колокольчика и глядя на него.

Неловко сглотнув, Келсон кивнул, в его мозгу мелькнуло ощущение неприятной обязанности, но тут Дункан дернул за шнурок, отозвавшийся звоном колокольчика за дверью. Епископ-Дерини снова посмотрел на него в знак дружеской поддержки и сочувствия, и повернулся к открытой служанкой двери. Девушка изумленно уставилась на его фиолетовую сутану.

«Дитя мое, король желает видеть Леди Сидану,» — спокойно сказал Дункан. — “Мы можем войти?»

Слегка разволновавшись, и от его ранга, и просто от того, что он был мужчиной, девушка сделала реверанс и отошла в сторону, давая им войти, одновременно делая еще один реверанс королю, которого впервые увидела так близко. Когда она закрыла за ними дверь, в дверях смежной комнаты появилась герцогиня Мерод, заулыбавшаяся, когда она узнала вошедших.

«Племянник,» — сказала она, подходя к ним и делая реверанс, — “очень рада тебя видеть. И Вас, епископ Дункан… Риченда ! Ах, Риченда, как хорошо что Вы приехали на Рождество! Аларик мне ничего не сказал о Вашем приезде.»

Когда две женщины радостно обнялись, даже Келсон смог слегка улыбнуться и, бормоча приветствия, подставил щеку для поцелуя Мерод. Он всегда удивлялся очень маленькому росту Мерод. Ее макушка была на уровне его подбородка. Он посмотрел на ее фигуру в темно-зеленом платье, и его глаза остановились на ее немного пополневшему животу.

«Ну да, у нас, наконец, будет еще один маленький,» — небрежно сказала она, заметив его взгляд. — “Она должна родиться весной.»

«Она? » — улыбаясь, спросила Риченда.

«Да, откуда Вы знаете, что это девочка?» — спросил Келсон.

«Ну, у нас уже есть три мальчика, так что на этот раз, я надеюсь, это должна быть девочка.,» — ответила Мерод. — “Правда, я не хотела бы, чтобы ей досталась судьба некоторых принцесс.» — Она обвела всех троих проницательным взглядом. — “Будет королевская свадьба? Вы пришли, чтобы сказать ей об этом?»

Закусив губу, Келсон кивнул. — “Боюсь, что так, тетушка. И я… думаю, что будет лучше, если меня будет сопровождать только отец Дункан.»

«Конечно, Сир,» — пробормотала Мерод, неожиданно холодно. — «Она в солярии.»

Гордо подняв голову, она повела короля и епископа через комнату. Она сама выглядела королевой. Ее длинные волосы, убранные на затылке под сетку, были черными, как и у всех Халдейнов, а лицо — белым и гладким. Когда она остановилась у входа в солярий и обернулась, чтобы пропустить его, она выглядела вряд ли старше своей королевской подопечной, которая обернулась к двери и застыла, стоя у широкого окна на другой стороне комнаты.

«Добрый день, миледи,» — сказал безучастно Келсон.

При звуке его голоса Сидана побледнела и отвернулась, глядя на падающий за окном снег, явно испуганная, это было заметно даже стоявшему у двери Келсону. Свет предзакатного солнца, пробиваясь через окно, отбрасывал красноватые блики на ее длинных каштановых волосах, а ее бледно-голубое платье казалось фиолетовым.

«Сир, лорд Лльювелл тоже здесь, навещая свою сестру,» — предупредила Келсона Мерод, останавливая его за плечо, когда он направился к девушке. — “Сегодня все-таки Рождество,» — добавила она несколько раздраженно, когда он отвел от нее свой взгляд. — “Никто не говорил, что они не могут видеть друг друга, и он здесь только на час. Мне не надо было разрешать ему приходить?»

Вздохнув, Келсон помотал головой и пошел к окну, пока не увидел Лльювелла, непреклонного и возмущенного, сидевшего в дальнем конце комнаты. Он надеялся, что меарского принца не будет во время этого разговора, но, может быть, так будет даже лучше. Сидане будет проще согласиться, если ему удастся привлечь Лльювелла на свою сторону.

Но, как только их глаза встретились, Лльювелл вскочил, в глазах его сверкал вызов, рука сама по себе потянулась к поясу за оружием, которого там не было. На мгновение Сидана напомнила Келсону испуганную пойманную птицу.

«Да нет, тетя, в этом нет никакого вреда,» — ответил Келсон. — “То, что я хочу сказать, касается и леди Сиданы, и лорда Лльювелла. Тем не менее, я должен предупредить Вас, Лльювелл: я хочу поговорить цивилизованно и аргументированно. Все попытки помешать этому будут пресечены. Вы поняли?»

Лльювелл несколько мгновений просто стоял, ненавидяще глядя на него, правая рука сжималась и разжималась на том месте, где должна была бы находиться рукоятка его кинжала, и Келсон задумался, не придется ли ему и Дункану иметь дело с физическим сопротивлением. Он почувствовал, как Дункан напрягся в готовности рядом с ним, и понял, что Дункану пришла в голову та же самая мысль. Но Сидана спасла Лльювелла от неосмотрительных действий, схватив его за руку и слегка покачав головой.

«Пусть так, брат,» — прошептала она. — “Я не хочу, чтобы ты пострадал из-за меня. Если он хочет, он будет говорить со мной. Ты ничего не сможешь сделать, чтобы помешать этому.»

«Ваша сестра очень мудра, Лльювелл,» — согласилась Мерод. — «Вам придется принять это. Не заставляйте меня сожалеть, что я разрешила Вам придти.»