Килиан улыбнулся одобряюще, он подумал, что Симонн объяснил все очень хорошо.
— Мы исследуем твое восприятие при нашей следующей встрече, — обещал он. — А сейчас, я думаю, настало время залечить твою рану. Представь, что ты немного отпускаешь кровь, чтобы убедиться, что она чистая. Мне бы не хотелось рисковать и дать возможность инфекции попасть в моего лучшего ученика.
Комплимент имел желаемый эффект. Симонну стало легче, он ослабил контроль над кровотечением, но одновременно продолжал контролировать боль. Он даже глазом не моргнул, когда Килиан осторожно ввел кончик пальца в еще кровоточащую рану. Затем Килиан несколько раз провел пальцем вдоль раны, пока она медленно не закрылась и от нее не осталось и следа. Сделав это, священник-Целитель задержал кончики пальцев еще на несколько секунд, тщательно закончив свою работу, так, что у Симонна не осталось ощущения неудобства, затем совсем удалился, неторопливо отойдя к краю кровати, чтобы помыть руки в тазу, специально приготовленном для этой цели, и он сознавал, что полный уважения взгляд Симонна следует за ним. Он вытер руки и подошел. чтобы убрать небольшое пятно крови, оставшееся на ладони Симонна.
— А теперь вернемся к нормальному кровообращению и ощущениям, — сказал он мягко, положив свои руки на руки Симона, затем погладил мальчику лоб, что послужило сигналом возвращения в нормальное состояние.
— Сегодня ты хорошо выполнил работу, я вполне удовлетворен. Как твоя рука?
Симонн моргнул и улыбнулся, медленно приподнимаясь на локтях и с удовлетворением рассматривая левую руку.
— Вполне нормально, а то, что я сделал, это на самом деле было не так уж трудно. Я знаю, что смогу сделать это снова.
— И ты действительно сможешь, — сказал Килиан, слегка коснувшись плеча мальчика, как бы успокаивая его. — И что более важно, ты сможешь научиться делать подобное для других. А теперь ты должен отдохнуть час до обеда. Это отняло у тебя больше сил, чем ты представляешь.
— Но я не устал.
— Ты пойдешь и поспишь час, — повторил Килиан, думая, что не обязательно подкреплять приказание, используя свой контроль. — Ты очень устал, но ты проснешься свежим после часа сна, с хорошим аппетитом перед дневной трапезой. Запомни все, чему ты научился. — Он улыбнулся Симонну, увидев в ответ улыбку смирения и покорности на лице мальчика. — Ну вот, так-то лучше, я жду тебя завтра утром в это же время. Приведенное выше типично для обучения молодых Целителей, которое давали в аббатстве святого Неота, по крайней мере на его ранних ступенях. Разумно считать, что дальнейшее обучение продолжает опираться на способности учеников контролировать и управлять функциями своего тела с постепенным распространением этого контроля на тела других людей — учеников в начале обучения, а затем наставников и на самих братьев по Ордену. С расширением умений следовал клинический опыт под руководством знающих опытных Целителей, совсем как современные студенты-медики работают под руководством старших врачей. Более традиционное медицинское обучение так же привлекалось, поскольку функция Целителей не так уж сильно отличается от деятельности обычного врача; Целитель просто имеет источники, которые недоступны их коллегам, не являющимся дерини. Обучение, полученное светскими мирскими врачами и военными хирургами, очень близко к этой части обучения Целителей, поскольку и военные хирурги, и Целители имеют дело с неожиданными травмами, шоком и элементарными хирургическими процедурами для того, чтобы “собрать” пациентов. (В действительности светским врачам разрешалось учиться в святом Неоте, и они изучали все, что могли). Хирург имеет мало фармакологических средств, из которых он может выбрать успокаивающие и болеутоляющие. Он изучает простое наложение швов, знает определенные травы, которые, казалось бы, устраняют инфекции и даже снимают боль.
Функции Целителей такие же, но они используют свою исцеляющую силу, чтобы залечивать раны, не употребляя иголок и шелка, без наложения швов.
Никто из них не имеет преимущества над другими, когда идет речь о серьезном заболевании, хотя Целители могут более точно определить состояние пациента и симптомы его болезни.
Знание анатомии необходимо для любого. Это особенно важно для Целителя, поскольку его талант лечить повреждения при помощи своих целительных сил основана на его способности мысленно представлять организм, каким он должен быть.
В медицине определенные знания могут быть достигнуты при изучении собственного тела и тел коллег, но более глубокая информация может быть получена только при изучении внутреннего строения человеческого тела. Какие-то знания можно приобрести, наблюдая за наставником-Целителем во время работы, но основные — только при детальном исследовании: при вскрытии трупов, как это делается сейчас в современных медицинских колледжах.
Сегодня мы воспринимаем эту ступень медицинскою образования как "нечто само собой "разумеющееся, но нужно помнить, что даже в прошлом веке вскрытие человеческих останков было ограничено, вскрывать разрешалось только тела казненных. Тел для изучения не хватало, а те, которых позволяли анатомировать, к моменту, когда они попадали на стол для вскрытия, не всегда были нужного качества. Ужасные истории о грабителях, раскапывающих могилы недавно захороненных для продажи анатомам, и о похитителях тел, блуждающих по улицам Лондона в поисках свежих трупов, были не просто плодом писательской фантазии, но отражали действительное положение дел в большинстве цивилизованных стран Европы.
Причин запрещения вскрытия трупов было немало. В свете наших сегодняшних представлений о человеческом теле они могут показаться неправдоподобными. Они исходили из религиозных и философских представлений о человеке, которые существовали у наших предков и предков дерини. Последователи всех видов религий в обоих мирах имели твердые аргументы против такого рода практики. Считалось, что тело является вместилищем души, и поэтому его нельзя разрушать после смерти. Это считалось святотатством. Далее, церковь учила (и сейчас учит в соответствии с некоторыми верованиями), что после смерти каждого ожидает Страшный Суд и воскресение из мертвых. По этой же причине до недавних пор существовал запрет на кремирование, потому что тело, превращенное в пепел, не может предстать на Страшном Суде.
Конечно, этот аргумент не принимает во внимание те тела, которые никогда не будут погребены, хотя и не по собственной вине — погибшие в море и съеденные рыбами, или растерзанные дикими животными, или поглощенные огнем. Также очевидна невозможность восстановления тела, которое подверглось разложению при погребении, когда кости в конце концов превращаются в арах и становятся частью почвы. Из почвы прорастают растения, которыми питаются животные, и тех в свою очередь съедает человек и снова воспроизводит себе подобных, несомненно, используя те же атомы и молекулы.
С другой стороны, если Бог может физически воскрешать тела в День Страшного Суда, если какой-то высший разум может выбирать для своих созданий физические формы, тогда он может найти и способ, как воссоединить все присущие данному индивидууму атомы и молекулы, то есть завершить свой план независимо от степени их физического разрушения.
Отношение гавриллитов к этой проблеме отражает рациональный подход, несмотря на то, что официальная церковь не одобряла вскрытия мертвых. За стенами аббатства святого Неота стало обычной и относительно открытой практикой отложить погребение умершего брата, пока старший наставник не вскроет тело для того, чтобы ученики-Целители прошли на нем обучение. Это рассматривалось не как неуважение к мертвому, но, напротив, как последняя служба, которую умерший мог исполнить для своих собратьев, предлагая свое тело для получения новых знаний следующему поколению Целителей.
Такое обучение принесло много пользы Килиану, хотя день его первой практики в этой части подготовки Целителей был отмечен одной из самых мрачных трагедий в истории аббатства святого Неота.
17. ОБУЧЕНИЕ ЦЕЛИТЕЛЕЙ: ИССЛЕДОВАНИЕ
note 3
В анатомическом зале было тихо, когда Килиан и другие опоздавшие вошли и поспешили на свои места. На местах, расположенных ярусами, студентов было вдвое больше, чем Килиан когда-либо видел на обычном исследовании. События предыдущего дня всех ошеломили. Теперь здесь присутствовали все старшие послушники, небольшая кучка младших воспитанников, таких, как Килиан, и почти все учителя-Целители из школы. В круглой аудитории стояла напряженная тишина, неожиданно она сменилась шорохом подошв из сандалового дерева, шелестом белых одежд учеников и зеленых шелковых мантий учителей, когда все поднялись ара появлении настоятеля. Его Преосвященство Эмриса сопровождали двое из наиболее уважаемых учителей-хирургов, один из которых был в зеленой светской одежде. Оба они остались у двери, когда настоятель прошел в зал. Белые драпировки покрывали то, что лежало на двух белых столах, высотой в пояс и занимающих весь центр зала. Эмрис прошел между ними. Чья-то бледная и дрожащая рука поправила край простыни, соскользнувшей с ближайшего стола.
Никому не надо было говорить, что лежало под этой драпировкой, тем более Эмрису. Менее чем двадцать четыре часа назад настоятель монастыря святого Неота выстрелил стрелой в сердце того, кто занимал теперь этот стол, это было намеренное и рассчитанное действие со стороны человека, который давал клятву никогда не отнимать человеческую жизнь. Не стоял вопрос о необходимости этого убийства, чрезвычайные обстоятельства оправдывали его, потому что тот, кто стал жертвой Эмриса, уже убил человека, лежащего на втором столе, и мог бы унести и другие жизни, если бы его так быстро не остановили. Но это не освобождало Эмриса от тяжелой моральной ноши. Немного удивляло, что духовник Эмриса Кверон наблюдал за каждым движением и выражением лица настоятеля с тревогой, стоя среди старших послушников, расположившихся на самом верхнем ярусе.
Бели Эмрис и чувствовал испытующий взгляд Кверона, он не показывал этого. Держа руки скрещенными в рукавах своего белого одеяния, настоятель сделал два небольших шага по направлению к кафедре, чуть наклонив голову. Руки его были сложены, как для молитвы, — ладонь с ладонью перед грудью, собравшиеся в зале также поклонились, Через минуту его плечи поднялись, Эмрис намеренно глубоко вдохнул и выдохнул. Затем настоятель поднял голову и протянул руки к небесам, молча обращаясь к Священному Собранию и с благословением, в то время как его руки грациозно описали круг. собирая физические нити группового внимания. В зале раздался тихий шелест, когда все повторили следом за ним священный магический знак.
Ничто в выражении его лица и физическом состоянии не выдавало, какое внутреннее смятение он, возможно, переживал по поводу предстоящего вскрытия убитого им человека. Его рассеянный жест пригласил всех присутствующих сесть. Еще раз послышался шорох шерстяных одежд и кожаных подметок. Тусклым взглядом оглядел он лица поверх ряс без всяких эмоций, терпеливо дожидаясь, пока все усядутся и. в зале опять установится тишина. Далее он сказал:
— Не ожидайте от меня долгих объяснений по поводу вчерашних драматических событий. Я только скажу вам, что смерть унесла двух наших братьев, оплакиваемых нами прошлой ночью. Отпевание было проведено, как требуют наши традиции. Что касается нашего умершего брата Келвига, я хочу заверить вас, что он умер в состоянии благодати Господней. Никакого обвинения не может быть выдвинуто против него в связи со вчерашними событиями, как бы ни были они плачевны. Что касается брата Ульрика, — здесь голос Эмриса на минуту упал, и он сделал глубокий вдох, прежде чем продолжил. — В наших горячих молитвах мы рассматриваем Ульрика как сына во Христе и считаем, что он тоже умер в милости Господней, хотя и потеряв временно контроль над своим сознанием. Полные причины этого отклонения сейчас рассматриваются, и соответствующие корректирующие действия будут приняты.
Когда Эмрис подал знак двум хирургам присоединиться к нему, Килиан понял, что дальнейших пояснений о том, что случилось, не будет.
— Таким образом, мы переходим к заключительному исследованию наших усопших братьев, — Эмрис продолжал, и его голосу вернулась обычная живость. — Сегодня вечером, после торжественной заупокойной мессы, их посмертные останки будут отправлены в святое место успокоения по нашему обычаю. Сегодня утром святой отец Торстейн составил список тех, кто был выбран ассистировать лорду Дову и брату Джурису. Если ваше имя будет названо, то спуститесь, пожалуйста, сюда для выполнения необходимого задания. Если ваше имя не называется, оставайтесь там, где находитесь, пока мы не решим, сколько свободных мест осталось в наличии.
К удивлению Килиана, он услышал свое собственное имя среди имен четырех, предназначенных ассистировать лорду Дову, хотя он только должен был держать поднос с инструментами. Старший послушник по имени Гомон будет оказывать любую реальную помощь, которая может потребоваться лорду Дову. Однако Килиан совсем не ожидал быть названным. Он был дважды до этого на помосте, но только для того, чтобы следить за огнем, освещающим рабочее поле, — традиционное первое назначение для самых младших послушников, которое позволяло присутствовать при вскрытии. Держать инструменты разрешалось обычно только старшему послушнику, это назначение предписывало стоять у локтя учителя, что позволяло наилучшим образом рассмотреть все происходящее.
Довольный Килиан собрал инструменты и встал со стороны лорда Дова, хотя в желудке у него что-то странно бурчало и быстро сжималось, когда он осознал, что Дов уже повел предназначенных ему помощников к столу, на котором лежало тело Ульрика, его товарища на протяжении нескольких лет ученичества.
“Я не опозорю себя”, — твердил он. — “Я буду беспристрастным. Я не опозорю своих учителей”.
— Я поставлю только одно условие при вскрытии, — сказал тихим голосом Эмрис, испугав Килиана своим неожиданным появлением у изголовья покрытого белой тканью стола. — Я сам буду ассистировать лорду Дову, и только я дотронусь до головы.
С легким поклоном темноволосый Дов велел ассистирующему Томану помочь ему снять драпировку, покрывающую тело, и раскрыть его до пояса. Другой старший послушник едва сдержал дрожь отвращения, когда он взглянул в лицо своего погибшего товарища. Они с Ульриком были близки. Второй старший воспитанник сильно побледнел и с шумом сглотнул. Килиан тоже вздрогнул при взгляде на стрелу, которая все еще пронзала неподвижную грудь Ульрика — гораздо более горькое напоминание тога, что случилось, чем ни чем не отмеченное тело Келвига, также выставленное напоказ Джурисом и Торстейном на столе перед, ними. Потому что Келвиг был поражен магией — не менее роковым оружием, чем стрела, которая унесла, жизнь. Ульрика, но более, коварным, не оставляющим физических следов. Его тело не имело внешней травмы, которую нужно было. исследовать, поэтому Джурис сразу начал вскрывать грудную клетку, делая знак своим младшим ассистентам поднести огонь ближе.
— В начале вскрытия я сказал, что мы остановим свое внимание на ране умершего, — проговорил лорд Дов своим обычным тоном лектора, быстро оглядев наблюдающих на галерее. — Я воспользуюсь ею, чтобы продемонстрировать, как иметь дело с подобной раной у живого пациента. Применение в условиях битвы подобной процедуры будет очевидно, хотя я соглашусь, что эта рана должна была быть смертельной, даже если бы целая команда врачей взялась бы лечить ее, как это не печально. После вскрытия грудной клетки мы изучим величину внутреннего повреждения и физиологически подтвердим то, что вы вчера уже узнали из Чтений: стрела пронзила сердце и частично повредила сосуд, называемый аортой, то есть нанесла повреждения, не поддающиеся лечению. Теперь о примененном оружии.
С подноса, который держал Килиан, Дов взял охотничью стрелу и продемонстрировал ее так, чтобы все ее видели.
— Эта стрела имеет наконечник такой же, как и та, что мы собираемся извлечь. У нее острие с зубцами. То есть это плоский наконечник с зазубринами, как у любой стрелы, которую можно встретить на поле боя. Из-за того, что зубцы направлены назад, она не может быть вынута без дополнительных повреждений. — Он продемонстрировал это, протянув стрелу через свой полузакрытый кулак. — Если бы рана была в мягких тканях руки или ноги, что не угрожало бы жизни, вы могли бы направить стрелу по направлению зубцов, а не против, и протолкнуть ее наружу. К сожалению, такой прием не подходит для большинства ран по понятным причинам. И поскольку туловище представляет собой гораздо большую мишень, чем рука или нога, вы сами можете догадаться о результатах военной статистики. Это означает, что необходимо вырезать наконечник из раны, желательно с наименьшей дополнительной травмой для пациента. Итак, сегодня я хотел бы продемонстрировать типичную процедуру хирургического удаления подобного предмета. Предположим, что рана не смертельная, и что вы уже усыпили пациента, заблокировали боль и знаете, как избежать шока. который является главной опасностью при таком ранении. Если вы будете действовать быстро и вам повезет, то, может быть, вам удастся залечить эту потенциально смертельную рану прежде, чем ваш пациент истечет кровью. Огня, пожалуйста. — При этой команде старший и младший послушники, назначенные для этого, представили два ярких шара, направляя их свет на рану вокруг стрелы, но не на хирурга. Кивнув с одобрением, Дов выбрал скальпель на подносе и с его помощью увеличил нижний край входа в рану на ширину пальца. Средним пальцем левой руки исследуя ход стрелы, он правой придерживал ее древко.
— Теперь, чтобы у меня было больше поля для работы, обратите внимание, как я сделал небольшой надрез, чтобы слегка расширить рану, — продолжал Дов. Его отсутствующий взгляд говорил о том, что в это время он своим особым чувством, присущим только дерини, исследовал рану.
— Теперь я буду одним пальцем придерживать древко, пока не локализую зубцы, и тогда у нас будет больше возможности для дальнейших действий.
Снова сверкнул скальпель, когда Дов наполовину увеличил первоначальный надрез.
— Теперь лучше. Есть вопросы?
Один из старших послушников со среднего яруса крикнул:
— Учитель, не опасно ли такое увеличение рамы?
— И да, и нет, — ответил Дов, продолжая исследовать пальцем рану. — Это означает, что вам придется больше залечивать рану. Но еще опаснее не достать наконечник, так как легче залечить разрез, чем рваную рану. Между прочим, имейте в виду, что все время, пока вы будете пытаться что-то сделать, пациент будет истекать кровью. Поэтому вы не можете положиться на зрение. При вскрытии это не так важно, так как мы заранее убираем кровь. А вот и один конец наконечника. Теперь другой.
Вынимая стрелу из раны и используя свое внутреннее зрение, которое направляло меня, я одновременно постоянно держу под контролем состояние пациента и готовлюсь к заживлению раны. Хороший Целитель уже мог бы начать остановку кровотечения и предварительно стянуть ткани, хотя палец все еще в ране. Затем, медленно вынимая палец, я одновременно продолжаю залечивать рану. Она закроется за мной, как только я уберу палец. Во всяком случае, если наш пациент жив. — Свои слова он пояснил действиями, плавно выводя палец из раны, на месте которой теперь оставалось темное отверстие, так как сила Целителя не могла подействовать на ткани, из которых ушла жизнь.
Неожиданно Килиан поймал себя на мысли, что больше всего ему сейчас интересно, что случается с кровью, вытекающей из мертвых тел. Он никогда раньше даже не задумывался над этим. Ведь только вчера в этом теле было столько крови. Куда она делась?
Ужас сковал его, когда он увидел, что Дов, положив инструмент на поднос, задумчиво смотрит на него, видимо, почувствовав вопрос в его сознании. Он еще больше ужаснулся, когда Эмрис прокашлялся и, закрыв чистой салфеткой лицо Ульрика, заговорил о том же:
— Мне кажется, что некоторые из вас плохо себе представляют, что происходит с кровью, когда тела готовят для вскрытия. — Сотни глаз были прикованы к настоятелю в этот момент, и Киллиан понял, что не его одного интересовал этот вопрос.
— Существует мнение, что нам, дерини, для наших магических действий нужна кровь. Нас даже обвиняют в том, что мы якобы похищаем детей и приносим их в жертву в определенных целях. Это, конечно, нелепо, но некоторые люди могут поверить во все, чего они не понимают или боятся. И поскольку мы с вами относимся к Ордену, который облекает некоторыми тайнами, в том числе и связанными с кровью, считается, что мы будто бы скрываем что-то. И это, по мнению людей, неправильно.
Добавьте к этому тот факт, что многие вне этих стен считают вскрытие тел святотатством и выражают недовольство по поводу того, что каждый гавриллит делает для Ордена, завещая свое тело для исследования, на котором будут учиться будущие Целители.
Конечно, мы не считаем это святотатством. Если мы испытываем уважение к телу как к храму, где обитает душа при жизни, то тем более мы должны уважать душу и разум, которые когда-то были в этом теле. И если это тело поможет живущим получить новые знания во славу Бога и для исцеления его созданий, что может быть лучше этой памяти, оставляемой душой! Что же касается вопроса, почему мы совсем убираем кровь из тела, — продолжал Эмрис, — это вопрос практики. Мы делаем это для того, чтобы приостановить разложение тела, и чтобы кровь не препятствовала демонстрации наших действий во время вскрытия. Мы возвращаем кровь земле, как бы это и произошло, если бы она осталась в теле, которое будет погребено. Вы знаете, что мы, в аббатстве святого Неота, хороним в подземной часовне, в склепе. Там же у нас есть специальный резервуар, высеченный в скале. Поскольку тело — тоже священный сосуд, мы считаем правильным, что кровь, когда-то наполнявшая его, должна вернуться в землю подобным же образом.
Объяснение успокоило и приободрило Килиана, как и многих других присутствующих. Теперь они знали, что стоит за этим обычаем. Затем лорд Дов выбрал короткий острый инструмент на подносе у Килиана и без каких-либо предварительных предупреждений начал вскрывать грудную клетку Ульрика от горла до пояса.
Килиан заставил себя стоять не двигаясь во время этой процедуры, концентрируя свое внимание на подносе, который он держал, а не на хирургическом столе. Он и ранее видел вскрытую грудную клетку, но сейчас перед ним был его ровесник, которого он знал. Килиану помогло то, что Эмрис накрыл лицо Ульрика салфеткой, а вот старший послушник, освещающий место, побледнел и получил неодобрительный взгляд Дова, когда сила его концентрации ослабла и свет начал колебаться. Послушник Томан один оставался хладнокровными в течение всей процедуры, даже когда его попросили осушить кровь, накопившуюся в грудной клетке.
— Теперь мне хотелось бы привлечь ваше внимание к сердцу, — сказал Дов, демонстрируя этот орган. — Теперь, когда мы закончили эту часть нашего обсуждения, можете подойти поближе и посмотреть.
На соседнем столе работа приостановилась, так как Торстейн и Джурис вместе с ассистентами подошли к Дову. Наблюдающие с ярусов также приподнялись со своих мест.
— К сожалению, я значительно увеличил повреждения во время извлечения наконечника стрелы, но вы можете также посмотреть другие органы. — Дов продолжил, слегка приподняв сердце одной рукой так, чтобы зонд мог пройти через вход и выход раны. — Вот путь стрелы через сердце, вы также можете видеть, как повреждена аорта, как и указывалось в предварительных Чтениях. Это объясняет большое количество крови, обнаруженное в грудной клетке.
— В этом конкретном решении есть одна особенность — оно нарушило кровоснабжение мозга и вызвало мгновенное отключение сознания, — сказал Дов. Послышался металлический звук. Это Дов положил зонд на мраморную крышку стола и обвел взглядом аудиторию.
— Такое отключение мозга сделало его обладателя, гонимого безумием, не способным к дальнейшим действиям, грозящим смертью окружающим. В результате через несколько секунд последовала смерть. Он не страдал, — добавил он более тихим голосом, пристально глядя на Эмриса, который стоял со склоненной головой, обхватив края стола по обе стороны головы умершего, пальцем прижав к крышке стола сломанные древко и наконечник стрелы.
Ни один гавриллит не отважился бы сказать то, чего произнес сейчас Дов, в присутствии человека, который сделал это, а теперь стоял у неподвижного тела мальчика. держа в руках орудие, которым убил его. Несомненно, он чувствовал вину за то, что нарушил клятву не отнимать чужой жизни, даже если таким образом он спас десятки других.
Лорд Дов, хотя и прошел обучение у гавриллитов, не был одним из них, он был светским Целителем, и не давал клятву верности и подчинения своему настоятелю, как монастырские братья. Под его пристальным, почти вызывающим взглядом Эмрис медленно поднял глаза. Килиан, все еще стоящий у локтя Дова, мог хорошо почувствовать энергию, напряженно пульсирующую между этими двумя людьми, но не мог заставишь себя сделать даже шаг в сторону.
— Я знаю, что он не страдал, — мягко сказал Эмрис, так. будто, кроме них двоих и мертвого Ульрика, в зале никого не было. — Я знал это, когда посылал стрелу. Я также знал, понимая разумом, что убить его тогда как можно скорее и точнее — даже в нарушение клятвы — было значительно лучше, чем позволить ему погубить еще больше бесценных Целителей.
Его плечи слегка вздрогнули, когда он посмотрел на изрезанное сердце в руках Дова, и его взгляд опять ушел куда-то внутрь, где он видел что-то, только ему одному известное.
— Да, я это знал, Дов, — прошептал снова Эмрис. — И знаю сейчас. Но мое сердце оплакивает эту необходимость. О, как оно скорбит! Вы должны дать мне время, чтобы залечить мое сердце, которое не менее изранено, чем то, которые вы сегодня так искусно нам показывали.
Эмрис плотно закрыл глаза, из уст его вырвалось беззвучное рыдание, и он едва удержался на ногах. Дов инстинктивно протянул руку, чтобы поддержать его, и неосторожным движением оставил красновато-коричневое пятно крови на белоснежной одежде Эмриса. Но прежде чем кто-либо осмелился вмешаться, Эмрис глубоко вздохнул и распрямил плечи, как бы отклоняя помощь. Кивнув своей серебряно-белой головой, он поднял глаза на Дова.
— Спасибо. — пробормотал он. — Мне уже лучше. Думаю, мы можем продолжить исследование. Вы согласны? Пожалуйста, и вы, Торстейн, Джурис тоже.
И с мужеством, которого не встречал еще Килиан, аббат поднял глаза на охваченную благоговейным страхом аудиторию.
— У нас здесь молодые Целители, которые должны учиться у старших, и старшие, которые уже многому научились у более опытных.
Каким-то магическим образом слова Эмриса вернули в анатомический театр его обычную атмосферу спокойного уважительного внимания. После того как Дов извлек легкие и коротко рассказал об их общем строении и функции, сам Эмрис показал систему кровообращения и рассказал о ней, с обычной своей скрупулезностью расспросив своих восхищенных слушателей у стола и на ярусах, а затем к обсуждению органов пищеварения перешел Торстейн.
Пока Торстейн читал лекцию, Дов продолжил вскрытие тела Ульрика.
Временами Килиан думал слишком много о лице, накрытом салфеткой на конце стола, но в основном его внимание было поглощено тем, что делал хирург Дов. Постепенно он обнаружил, что больше не отождествляет тело, лежащее перед ним, со своим товарищем. В конце концов полость, раскрытая перед ним, перестала вызывать в нем прежние чувство, теперь оно представлялась ему как нечто, внушающее благоговение. Каждая структура организма казалась ему изысканным творением искусства. Вот чему была посвящена работа Целителя, и именно этому и Килиан, и все собравшиеся в аудитории обещали служить всю свою жизнь.
Когда рассечение и вскрытие туловища было закончено, наблюдающим с галерей было позволено спуститься и изучить работу; были организованы новые команды из старших послушников, и они по очереди вскрывали члены.
Под контролем хирургов студенты обнажали основные мышцы, кровеносные сосуды и нервы, что сопровождалось комментариями Эмриса и Джуриса. Хотя. во традиции, вскрытие включало и анатомирование головы и шеи, лица Келвига и Ульрика оставались закрытыми, и никто не спрашивал разрешений открыть их. День был посвящен более академическому обзору того, что было проделано утром, некоторые старшие наставники учили студентов по двое и по трое делать обзор конечного результата.
Затем тела были снова собраны с величайшей осторожностью, кровь смыта, внутренние органы водружены на место, грудные клетки и брюшные полости плотно скреплены чистыми белыми повязками. Также были перебинтованы и все члены тела, только головы все еще были выставлены для обозрения.
Когда все это было сделано, останки брата Ульрика одели в полное облечение гавриллита — хотя Ульрик не успел дать последней клятвы — за исключением только значка гавриллита в виде зеленой руки, пронзенной восьмиконечной белой звездой, который украшал одежду Келвига.
Ульрик был Целителем, хотя и не посвященным. И поэтому в его гроб положили зеленую мантию Целителя, прежде чем опустить туда бренное тело. Плечи его с любовью окутали шерстяной тканью, на которой был виден более общеизвестный значок Целителя — белая ладонь, пронзенная зеленой восьмиконечной звездой — обратная сторона значка гавриллитов. Это было правом Ульрика, потому что он был Целителем — Целителем, подававшим большие надежды.