— О, Боже, я бы все отдал за то, чтобы узнать, что случилось с тобой в ночь смерти твоего отца, — прошептал он. — Здесь должна быть связь! — Он снова вздохнул и положил руку на руку Джавана.

— Они с тобой что-то сделали, Джаван. Я все больше и больше убеждаюсь в этом, хотя нам не удалось узнать ничего. Это было нечто странное, секретное, мистическое и…-Он сжал руку мальчика и отпустил ее. — И у меня нет ни малейшего представления, что это было. Ты развиваешь некие умственные способности, но не должен. Это почти так, как если бы ты был дерини.

Джаван вздрогнул, стиснул руку, уперев большие пальцы друг в друга, и внимательно изучал их, прежде чем снова взглянуть на Тависа.

— Ты помнишь, после смерти Дэвина мы разговаривали о Рисе, и ты сказал, что вы с ним оба Целители и что, возможно, удастся заставить его говорить его же собственными методами?

— Я помню.

— Я просто Подумал, а почему бы ему не наведаться в Валорет, раз епископ Алистер будет заседать в синоде. Ты знаешь, они с леди Эвайн живут в Шииле. Это недалеко. Епископу Алистеру может понадобиться Целитель, ведь он становится старым. И если Рис приедет, в Валорет, может быть, мы пригласим его навестить нас? Тавис поднял бровь.

— Просто навестить нас, мой принц?

— Не совсем, — Джаван посмотрел на пламя свечи. — Это ведь обычная вежливость-предложить человеку чего-нибудь освежающего, когда он заехал в гости, особенно когда на улице холодно и он долгое время провел в седле. А если в напиток подсыпать какой-нибудь порошок…

— То он сразу определит это, — ответил Тавис. — Последнее время мы относились к нему враждебно, и он сразу заподозрит неладное, когда его пригласят сюда.

— Это если нам не нужен Целитель, — возразил Джаван. — Предположим, что ты послал известие о моей болезни и о том, что тебе нужна его помощь. Думаешь, тогда он тоже не приедет?

— Может быть, и приедет.

— А что если ты дашь мне вина, а потом предложишь и ему, как бы невзначай?

— То же самое питье, что и тебе? Джаван кивнул.

— Оно подействует и на тебя, ты же знаешь, — осторожно предупредил Тавис.

— Но ты сможешь прочесть его память, — прошептал Джаван. — Стоит и потерпеть, чтобы ты выяснил, что он со мной сделал в ту ночь. Я не могу так больше жить. Иметь защиты, знать, что люди лгут, и не знать, откуда это взялось и почему!

Тавис на мгновение закрыл глаза, задумался, затем снова посмотрел на Джавана.

— Самым трудным будет заставить его принять нужную дозу, достаточную, чтобы сломить сопротивление, но недостаточную, чтобы он перестал быть Целителем. Он этого не заслуживает. Когда он тоже выпьет наркотики, я сниму их действие с тебя, но потом, возможно, будет страшная головная боль.

— Мне совершенно все равно, если удастся раздобыть ответы. Ты правда можешь сделать так, что он ничего не поймет?

Тавис кивнул.

— Думаю, да. То, что я придумал, не имеет ни запаха, ни вкуса. Смесь не бесцветна, но в темном вине ее нельзя будет заметить. — Он взглянул на Джавана. — Придется подумать, как вызвать в тебе симптомы болезни, чтобы он не распознал мнимый их характер, и в то же время не слишком серьезные, чтобы реально угрожать тебе. В любом случае это будет довольно неприятно. Какое-то время ты действительно будешь болен.

— Я же говорил, мне все равно, лишь бы узнать правду. Итак, мы попробуем? — Джаван схватил здоровую руку Тависа и заглянул в глаза.

— Да, мой принц. Мы попробуем.

После смерти Джеффрэя минуло несколько недель, и все епископы Гвинедда были приглашены собраться в Валорете для выборов его преемника. В День всех святых Джеффрэя похоронили рядом с его другом и предшественником Энскомом под собором, где покойный имел кафедру последние двенадцать лет. На похоронах присутствовали Камбер, Джебедия и Рис, последние двое уехали сразу после погребения. Беременность Эвайн задержала ее в Шииле с детьми. Там был и Кверон, приехавший поработать с Рисом, а Грегори вывозил семью в Коннаит.

Двор Элроя, как и предполагалось, вернулся в Валорет, однако, к огорчению Джавана, только на следующий день после похорон Джеффрэя. Разумеется, регенты выразили подобающие соболезнования. И Хуберт немедленно отправился приветствовать уже прибывших епископов.

Епископ Эйлин МакГрегор, который только год назад стал помощником Джеффрэя, играл роль хозяина, распределяя комнаты между приезжими епископами и их прислугой в резиденции архиепископа, а затем занялся свитой и охранниками, которых нужно было определить на постой. Епископы не особенно чинились, почти каждый из них надеялся, что еще до конца года вся резиденция будет принадлежать ему. И только Хуберт, на правах регента живущий в замке, и Орисс, которому Хуберт, отвечая на его гостеприимство в Ремуте, нашел помещение в замке, пользовались настоящим комфортом.

К середине второй недели ноября, за несколько дней до дня святого Камбера, в Валорете собрались все прелаты: пять епархиальных епископов, два помощника и пять странствующих епископов, не имеющих вотчин. Только трое из двенадцати были дерини, и в сложившихся обстоятельствах ни один из них не мог рассчитывать на сан архиепископа. Найэллан Трэй, неохотно вернувшийся из своего уединения в святом городе-храме Дасса, мог не опасаться регентов, потому что за свою долгую жизнь только и делал, что ни во что не вмешивался.

Многострадальный Кай Дескантор, с которым регенты так круто обошлись после смерти Синила, приехал лишь по настоятельной просьбе Камбера. Лето он провел в Келдуре, где влияние регентов сказывалось совсем мало, да и то стараниями графов Грорика и Сайхира, братьев Эвана, которые обращали внимание на Валорет и Ремут только тогда, когда было выгодно: Келдур слишком долго был независимым графством, почти княжеством, чтобы склонять голову перед сыновьями покойного Сайхира, даже если старший был теперь регентом. Однако епископства в Келдуре еще не было, и у Кая было полно забот.

Разумеется, кандидатура Алистера Каллена была наименее желательной из всех, раз его уже изгнали из Регентского совета. Камбер прибыл в Валорет за несколько дней до погребения Джеффрэя в сопровождении Йорама, небольшого эскорта и Энселя. С отпущенной бородкой, тонзурой и перекрашенными волосами брат Лоркэн не имел ничего общего с графом Энселем Кулдским, которого все еще разыскивали регенты. И где еще можно было найти такое укромное место, как не у них под носом? В Валорете, под неусыпным наблюдением Камбера и Йорама, Энселю будет куда безопаснее, чем заточенному в Грекоте среди тех, кто даже не узнает, когда ему будет необходима защита. Кроме того, под именем брата Лоркэна Энсель мог большую часть времени находиться в комнатах своего наставника, выполняя всяческие поручения.

Собрание возглавлял Роберт Орисс, архиепископ Ремутский. Ему помогали епископы Найфордский и Кашинский, Уллиэм эп Лай и Дермот О'Бейрн, оба-старейшины синода, выбиравшие Джеффрэя архиепископом и двенадцать лет назад канонизировавшие Камбера, и оба возможные кандидаты в архиепископы, хотя Дермот был по-прежнему молод для высшего сана.

Трое из пяти странствующих епископов также были давними членами синода: Давит Ниван, смешливый Юстас Фэйрлийский и, конечно, Кай Дескантор. Турлог, не участвовавший в последнем синоде, на этот раз прибыл одним из первых. Зефрам Лордасский, бывший настоятель Ordo Verb Dei, во время последнего собрания синода не был епископом, но присутствовал на канонизации Камбера, и именно его избрали на место, освобожденное Джеффреем после избрания в архиепископы. Камбер не знал, какого мнения держались Зефрам и Турлог, но, по мнению Юстаса, Зефрам был склонен поддержать Хуберта.

Разумеется, Хуберт МакИннис не присутствовал на том знаменитом синоде. В те поры он был бедным неприметным священником тогда еще барона Мердока Картанского. Он поднялся вместе с вошедшим в милость Мердоком. Возвращение Мердоку земель, издавна принадлежавших его семье, и графского титула принесло Хуберту сан странствующего епископа. А за год до смерти Синила он стал епископом Ремутским, тогда Роберт Орисс отказался стать регентом, сославшись на возраст, и порекомендовал Хуберта.

А теперь епископ-регент Хуберт МакИннис восседал в здании капитула в Валорете на первом троне, по правую руку от архиепископа Орисса. Следом за Хубертом сидел Найэллан Трэй, занимая это место скорее по старшинству, между Хубертом и дерини Найэлланом не осталось приязни. Далее, справа от Найэллана, расположились Дермот О'Бейрн и трое странствующих епископов с Каем посередине. В противоположном конце комнаты стояли пять кресел. Первое за пустующим креслом примаса занимал Айслин, далее Уллиэм, Юстас, Камбер и Турлог, слева от каждого на скамеечке помещался секретарь-помощник.

Первый день заседания был посвящен рутинным делам: разработке правил, перечислению предшествующих событий, увеличению Совета епископов за счет назначения трех новых странствующих епископов. Назначение двух первых из них Камбер предвидел, но третье было совершенной неожиданностью. Несомненно, дело не обошлось без Хуберта.

Альфред Вудбурнский, долгое время бывший духовником Синила и его семьи, был первой очевидной кандидатурой, и против него Камбер ничего не имел. Единственное, что по-настоящему беспокоило Камбера, так это излишнее приближение Альфреда к регентам, которые не преминут манипулировать им, толкуя о благе принцев.

Вторым по списку шел Арчер Аррандский, еще один священник Ordo Verbi Dei, снискавший славу теолога. Камбера настораживали его разговоры на тему сомнительной набожности дерини как расы. Несколько раз Камберу приходилось слышать его проповеди, после которых он чувствовал, что ему не очень нравились выводы, к которым приходит Арчер. Если этот человек действительно верит в то, что проповедует, то очень легко может стать орудием в руках регентов. Поэтому Хуберт, скорее всего, уже считает будущие ходы этой фигуры.

Но даже Арчера можно было вытерпеть, если бы не третий, неожиданный кандидат. Полин Рамосский получил отличные рекомендации со стороны регентов, и одного этого было достаточно, чтобы Камбер еще пристальнее пригляделся к нему. Около пяти лет назад Полин организовал маленький, но неуклонно растущий Орден под названием «Маленькие братья святого Эркона». Орден этот нашел себе пристанище на реке в родном Рамосе Полина, чуть южнее Валорета. Святой Эркон был ученым, историком и, как утверждает легенда, братом святого Виллима. Эркониты, посвятившие себя по большей части обучению других, не были так явно настроены против дерини, как виллимиты, однако они и не осуждали виллимитов. По слухам, связь между двумя этими религиозными группами была куда более прочной, чем просто родство их святых, но доказать ничего было нельзя. Камберу хотелось бы полагаться на нечто большее, чем просто недоверие к тому, кого регенты хотели видеть рядом с собой.

Возражения Камбера не помешали одобрить все три кандидатуры, и следующий день увидел их посвящение в епископы со всей церковной пышностью. Когда синод наконец обратился к своей главной цели, в его состав входили уже пятнадцать, а не двенадцать епископов, а дерини было по-прежнему только трое. Для избрания нового примаса кандидату необходимо было набрать десять голосов.

Они заседали ежедневно, кроме воскресений. Первой задачей было разобраться в состоянии дел в королевстве и с теологической точки зрения решить, какого курса следует держаться в будущем. Наступило время оценить действия Джеффрэя. Камбер и двое других дерини с большим трудом умерили гнев, когда Хуберт в первый раз заявил претензию на власть, объявив Джеффрэя лишь амбициозным дерини, который использовал свое положение ради собственной выгоды в ущерб интересам государства. Только епископ Уллиэм отважился возразить ему, да и то только в общих чертах, а затем предложил сменить тему обсуждения. Каждый из титулованных епископов сделал отчет о состоянии дел во вверенной епархии, а странствующие епископы доложили о своих деяниях, предпринятых со времени последнего собрания синода. Обсуждение деринийского вопроса, не сговариваясь, старались отложить.

Но это не могло продолжаться вечно, Хуберт вернулся к щекотливой теме, получив в противники епископа Альфреда, который этим нимало удивил регента, никак не ожидавшего таких речей. Альфред присутствовал на допросе изменников-дерини и на казни, и его поразило то, что дерини натравливают друг на друга, а осужденным отказывают в исповеди и последнем причастии.

Это, разумеется, еще больше распалило Хуберта. Укорив Альфреда, «очень молодого епископа», за сомнения в правильности методов регентов, Хуберт открыто обрушился на дерини. Уже доказано, подчеркнул Хуберт, дерини дважды пытались убить принцев Джавана и Риса Майкла. Деринийские банды продолжают разъезжать по дорогам страны и нападать на мирных жителей и офицеров короны, исполняющих свои обязанности. Дерини, безусловно, представляли огромную опасность, и поэтому любые средства для раскрытия их заговоров были оправданы.

Это вывело дискуссию на обсуждение сосуществования магии и церкви, тему, которую три деринийских прелата предпочли бы обойти стороной и о которой другие знали слишком мало, чтобы обсуждать ее. Ничего хорошего не вышло из попытки объяснить, что большинство способностей дерини вовсе не волшебство, а только особая форма сознания, вид психической энергии, недоступной людям.

Епископ Найэллан прервал хранимое им до этих пор молчание и остаток дня провел в попытке растолковать остальным, сколь велика духовность дерини в самосозерцании и молитве. Кое-кто удивлялся, но значительно больше епископов насторожились и ощутили зависть оттого, что дерини, даже миряне, могут оказаться ближе к Богу, чем они сами. К несчастью, Найэллан этого не понимал и своей речью принес больше вреда, чем пользы.

Разумеется, в синоде не прозвучало ни слова о таком могуществе дерини, которое было подлинным волшебством. То, чему Камбер стал свидетелем в ночь смерти Синила, не объясняло ничто, кроме магии. Можно было привести немало подобных явлений.

Но было ли это волшебство или это была религия? Или это одно и то же?

Синод собрался в не самое удачное время-на целую неделю отвлек праздник святого Камбера. Самого Камбера торжества смущали, они порождали все новые вопросы у других. Обсуждение синодом канонизации Камбера пока не состоялось, но даже обычно доброжелательный Юстас заметил, что с течением лет движение Камбера отчасти утратило первоначальный блеск в глазах простых людей. Полин Рамосский поспешно согласился и добавил, что невмешательство деринийского святого во время чумы не осталось незамеченным в народе.

Камбер и двое его соплеменников промолчали. В результате никакого решения относительно канонизации Камбера синод не принял; успокоились на отнесении в будущем преподобного Камбера к разряду второстепенных местных святых, культ которых-частное дело каждого. Хуберт выступил более жестко, однако поддержки не получил-слишком многие его коллеги имели свидетельства очевидцев святости Камбера.

К началу рождественского поста епископы едва добрались до цели своего собрания-выборов главы церкви. Регенты наконец огласили королевскую волю о персоне, желательной на высоком посту. Во вторник первой постной недели в большом зале замка король обратился к епископам с тщательно затверженной речью.

— Ради будущего благосостояния нашего королевства, — Элрой говорил свое (или регентов) последнее слово, — мы предлагаем вам нашего преданного слугу Хуберта МакИнниса и именем вашей любви и повиновения нам как вашему монарху рекомендуем избрать его архиепископом и примасом нашего королевства.

В продолжение речи и после ее окончания Хуберт изображал саму скромность. До возвращения в здание капитула епископы говорили мало. Но там Дермот О'Бейрн, сам мечтавший об этом сане, опрометчиво высказался за несоответствие Хуберта такому посту; сторонники Хуберта и он сам принялись возражать, и словопрения закончились только тогда, когда все разошлись на ночь.

Камбер получил несколько приглашений от епископов, обеспокоенных столь активным нажатием регентов. Если еще до голосования страсти накалились, то каков шанс на разумный выбор?

На следующее утро волнения поулеглись, и каждый получил возможность предложить синоду себя в качестве претендента. Найэллан ошарашил всех, заявив, что снимает свою кандидатуру, потому что епископ Дасский должен оставаться нейтральным и продолжать служить на своем ответственном и независимом посту. Более того, он откажется стать примасом Гвинедда, даже если на этом будут настаивать Другие, и полагает, что регенты правильно оценят такое решение. При упоминании регентов Хуберт приободрился.

Голосование состоялось следующим утром, за каждого кандидата было подано не более трех голосов. Раздражения Хуберт не скрывал-он надеялся на большее. Однако ярость не поколебала отношения к нему. Повторная баллотировка лишь едва-едва приблизила к цели Хуберта: он получил пять голосов. У Дермота О'Бейрна-четыре, у Уллиэма-два, у Орисса, Эйлина МакГрегора, Юстаса и Кая-по одному. Чтобы стать примасом, требовалась поддержка десяти епископов.

Была сделана третья попытка, но положение не изменилось, а те, кто раньше отдал свои голоса за Эйлина, Юстаса и Кая, поддержали Орисса. Он этого, кажется, уже не хотел, но ничего не мог поделать. Результаты следующего голосования заставили Камбера покачать головой: за Хуберта снова пятеро, за Орисса и Дермота-по четыре, и два голоса за Уллиэма. Еще трижды баллотировка подтверждала эту расстановку сил.

Необходимо было что-то предпринять. Каждый день синода начинался с мессы, а каждое голосование вместе с речами и молитвами занимало почти полдня, а значит, в день могло состояться в лучшем случае два голосования. Рождественский пост близился к концу, а епископы с начала декабря так и не сдвинулись с места. Регенты нервничали. Хуберт все более раздражался. Ему стало ясно, что стать примасом будет нелегко.

На третьей неделе поста Уллиэма припугнули и заставили снять свою кандидатуру, но его голоса перешли к Дермоту и Ориссу. В течение шести длинных дней и двенадцати напрасных голосований за Хубертом, Дермотом и Ориссом оставалось по пять голосов.

В ночь накануне Рождества Камбер и Йорам молились в маленькой часовне в покоях, где Камбер жил еще канцлером. Энсель уже ушел спать в соседнюю комнату. В заключение ночных молитв отец и сын замкнулись в глубоком контакте. Легкий стук в наружную дверь прервал медитацию, и они удивленно посмотрели друг на друга.

— Мы кого-то ждем? — проворчал Камбер. Поднявшись и направляясь к двери, Йорам пожал плечами.

— Слишком поздно. Вечерняя месса давно окончилась. Камбер остался в часовне и вновь опустился на колени, но мысленно следовал за сыном. Йорам подошел к двери, проверил, кто за ней, и с удивлением обнаружил, что у двоих из пришедших есть защиты. Дверь распахнулась, и Йорам, а через него и Камбер, узнали четырех епископов-Найэллана, Кая, Дермота и Орисса. Уловив посланное ему удивление сына, Камбер распорядился впустить посетителей, затем на мгновение повернулся к маленькому алтарю, прочел короткую молитву, перекрестился и поднялся на ноги. Четверо вошли в гостиную и встали у камина.

— Добрый вечер, милорды, — тепло приветствовал их Камбер, подходя. — Йорам, принеси, пожалуйста, стулья для наших гостей. Господа, я боюсь, что удобства не ахти какие, но все наше гостеприимство в вашем распоряжении. Садитесь, пожалуйста.

Пока гости рассаживались по креслам и стульям, которые принес Йорам, Камбер попытался проникнуть в их сознания. От Найэллана и Кая он ничего не узнал, кроме легкой скрытой нерешительности Кая, во власти которой тот пребывал после своего удаления из Королевского совета. Орисс казался просто испуганным, но умело обуздывал свои страхи. Дермот выглядел покорным исполнителем чего-то. Камбер не мог понять, чего, и в присутствии Найэллана и Кая не решался читать глубже.

— Спасибо, Йорам, — сказал Камбер, усаживаясь на принесенный Йорамом сундук, так как остальные места были уже заняты. — итак. Чему обязан, милорды? Мне попросить Йорама уйти? Судя по позднему часу, у вас дело?

Орисс, который по возрасту и положению должен был быть предводителем, сцепил пальцы, собираясь с духом, но потом шумно вздохнул.

— Лучше вы, Найэллан. Я не могу. Вздохнув, епископ-дерини поднял бровь, посмотрел на Орисса, потом поджал губы и повернулся к Камберу.

— Думаю, отец Йорам может остаться, — он кивнул Йораму, стоявшему за спиной отца безмолвной серой тенью, — Скажите, Алистер, не можете ли вы выставить защиту этой комнаты без лишней суеты и не пугая наших коллег-людей?

Сердце Камбера оборвалось. Теперь он понял, зачем они пришли.

Не меняя выражения лица, Камбер глубоко вздохнул и закрыл глаза, мысленно касаясь всех рычагов, которые они с Йорамом и Энселем установили в день прибытия в этой комнате. Теперь, когда регенты используют дерини на службе, это было необходимо, хотя они все еще надеялись, что нужды в этом не будет. Защиты успокаивали и поддерживали его, невидимые снаружи (он не хотел, чтобы о них знали), но достаточно сильные, чтобы отметить любое вмешательство. Когда он открыл глаза, Найэллан одобрительно кивнул. Кай тоже оценил защиты. Двое других смотрели на него со смесью любопытства и страха от того, как стремительно Алистер проделал все, что требовалось.

— Это пойдет? — осведомился Камбер. Найэллан еще раз кивнул.

— Прекрасно сделано. Я боялся, что вы не приготовились заранее. О вас говорят, что вы не часто пользуетесь своими способностями.

— Много лет назад я убедился, что этого не стоит афишировать, — ответил Камбер. — Это не мой стиль. Существует свое место и время для тех даров, что мы получили. — Он перевел свой холодный взгляд Алистера с Кая на Орисса и Дермота. — Но, по-моему, в столь поздний час вы пришли сюда не затем, чтобы обсуждать меня, по крайней мере, не мои способности дерини.

— Вы верно подумали.

Сидевший в одном из кресел Найэллан сложил руки и постучал указательными пальцами по губам. Его серо-стальные глаза прекрасно сочетались с серо-стальными волосами, бородой и усами.

— Алистер, в обмен на некоторые обещания Дермот и Роберт согласны снять свои кандидатуры и на завтрашнем голосовании подать свои голоса за вас.