ГЛАВА 16

Но каковы бы ни были личные чувства Энскома к семейству МакРори и к Камберу в частности, архиепископ был верным слугой короны, и долг его требовал доложить королю о похищении монаха, хотя это было чисто церковное дело.

Энском вычеркнул из письма описание брата Кирилла, которое могло бы навести Имра на верный след, надеясь таким образом хоть немного задержать расследование и тем временем попробовать связаться с Камбером, чтобы выяснить, что все это значит.

То, что Камбер использовал для прикрытия свое монашеское имя, не удивило архиепископа, это было в характере Камбера. Но могло быть и простое совпадение, хотя Энском не верил в них. Во всяком случае, чтобы это ни было, Энском хотел знать.

И вот послание архиепископа королю было передано по обычным каналам: не следовало давать Имру возможность нанести удар первым, раз во всем этом замешан Камбер Кулдский.

Это письмо сначала попало к графу Сантейру, который занимался расследованием дела по возможному заговору МакРори.

Коль Ховелл в последнее время много помогал Сантейру и даже делился с ним результатами своих тайных расследований.

Так что они вместе получили это письмо и с ним новую информацию, которая в совокупности с имевшимися у них сведениями оказалась весьма интригующей. В ней было много любопытных совпадений. И совпадений ли?

Например, они уже давно знали, что Дэниэл Драпировщик-один из людей, чье имя упоминалось в документе, похищенном Йорамом, — умер своей смертью два месяца назад, и провожал его в последний путь не кто иной, как Рис Турин.

Дальнейшие расследования показали, что в тот же вечер Рис Турин оседлал коня и уехал из города. Хотя слуги утверждали в один голос, что он поехал в Кэррори на празднование дня святого Киама, у братьев монастыря, где служил Йорам, удалось узнать, что Рис и Йорам уехали оттуда в большой спешке, невзирая на сильный дождь, в направлении монастыря святого Джарлата.

Любопытно.

Кроме того, монахи святого Джарлата рассказали, что в монастырь приехали два человека и настояли на том, чтобы им разрешили просмотреть архивные записи. Заинтересовавшись, они занимались этим всю ночь. Но самое главное во всем этом-заявление Грегори Арденского, аббата святого Джарлата, вспомнившего, что эти двое искали какого-то брата Бенедикта, у которого недавно умер дед. Писцы Коля тут же составили список всех Бенедиктов Ордена, так что Коль был уже близок к обнаружению пропавшего без вести Никласа Драпировщика.

Коль и Сантейр сидели вместе с двумя клерками, когда прибыл посыльный от архиепископа. Коль распечатал письмо, сидя в очень удобном кресле, положив ноги на подушку. Коль бесстрастно читал письмо.

Тишина нарушалась только потрескиванием огня в камине. Вдруг он подскочил в изумлении.

— Черт возьми! Ты видишь?

Он сунул письмо прямо под нос графа.

— Ты хочешь знать, чем занимались Йорам и Рис Турин? Я могу сказать тебе, что делал Турин. И я клянусь, что этот брат Кирилл-МакРори! Я могу поклясться, что брат Бенедикт и наш Никлас Драпировщик-одно и то же лицо!

Сантейр взял письмо и быстро прочел его. Затем он откинулся в кресле и кивнул.

— Неудивительно, что мы не могли найти Драпировщика: он был в монастыре все эти годы. Они, должно быть, нашли его с помощью архивов святого Джарлата, так же, как мы хотели его искать. И еще…

Граф поднялся и стал расхаживать по комнате, высекая искры из каменного пола подошвами сапог.

Коль смотрел на него ястребиным взглядом, еле сдерживая нетерпение.

— Все это очень странно, — сказал он, завершая очередной круг. — Согласно письму архиепископа, они ездили в святой Фоиллан первый раз месяц назад, но тогда они ничего не сделали, как будто они не были уверены, что этот человек тот, кто им нужен. Напрашивается вопрос: кто же им нужен? Откуда такой интерес к монаху из семьи бедных торговцев?

Один из клерков нерешительно кашлянул:

— Везде ходят упорные слухи о Халдейнах. Уже начали появляться листовки.

— Это все шуточки виллимитов! — рявкнул Коль. — Они хотят сыграть на этом, но этому никто не поверит!

— Но Турин украл портрет Ифора Халдейна, сэр, — заметил второй клерк. — Зачем-то он ему нужен.

— Это-чушь, гадость! — настаивал Коль. — Ни один из Халдейнов не выжил после Переворота, об этом все знают.

— Но если хоть один выжил, то сейчас ему самое время попытаться вернуть трон Гвинедда, — заметил Сантейр и отослал клерков прочь.

Коль выпрямился и со злостью пнул ногой подушку из-под ног.

— Да, ты прав, — согласился он с неохотой. — Но это же не имеет смысла. Кто такой Халдейн для МакРори? Они-дерини, как я и ты. Конечно, у Камбера есть причины не любить короля, особенно после смерти Катана. Но, черт побери, ведь все они-дерини! Он не может серьезно желать свергнуть с трона короля-дерини и посадить на трон человека из прежней династии или хуже того-человека, который утверждает, что он из династии королей Халдейнов! Где доказательства? И где Камбер?

— Я не знаю. — Сантейр пожал плечами. — Мы, конечно, опросили слуг и крестьян в Кэррори…

— И ничего не выяснили. Сантейр, я не могу поверить, что твои искусные инквизиторы не смогли выжать и крохи информации о планах и намерениях Камбера. Если бы я был там…

— Если бы ты был там, то, я не сомневаюсь, добрая половина слуг уже болталась бы на веревках, как те крестьяне, казненные в октябре за то, что они не хотели сказать то, чего не знали, — ехидно сказал Сантейр. — Неужели ты думаешь, что такой могущественный дерини, как Камбер, не может сохранить свои тайны от слуг, если захочет, или сделать так, что от них никто ничего не сможет узнать?

— Но он же где-то есть?

Дальнейший спор был прерван внезапным появлением запыхавшегося слуги в ливрее личного слуги короля. На лице его выразилось явное облегчение, когда он снял шляпу и поклонился:

— Милорды. Его Величество требует, чтобы вы незамедлительно явились к нему. Он…

Юноша сделал паузу, чтобы глотнуть воздуха:

— …Он в большом гневе, милорды, так что вы лучше не задерживайтесь.

Коль и Сантейр, забыв о своем споре, мгновенно бросились к выходу.

— Глупцы! Идиоты! Сукины сыны! — кричал Имр, когда вошли Коль и Сантейр. — Лгуны! Предатели! Коль, ты знаешь, что они сделали? Ты можешь представить…

— Кто и что сделал, ваша милость? — прервал его Коль, учтиво поклонившись.

— Михайлинцы! Грязные свиньи, двуличные изменники…

— Сир, что они сделали?

Имр взглянул на него дикими глазами и рухнул в кресло.

— Они исчезли, все до единого исчезли, предали меня. Они забрали все свои сокровища, все! Они исчезли!!!

— Исчезли?! — выдохнул Сантейр.

Это воспламенило Имра, и он, вскочив, забегал по комнате, в бешенстве изрыгая ругательства, проклятия, грязные намеки на их родителей, на обстоятельства рождения, на их порочные склонности.

Сантейр, обретя спокойствие, пытался понять причину происшедшего и уже начал планировать мероприятия, призванные сохранить безопасность государства.

Такие действия могущественного Ордена в совокупности с заговором МакРори могли означать только одно: существование широкого заговора, цель которого-свержение Имра и восстановление на троне Гвинедда династии Халдейнов.

И если уж в заговоре участвуют михайлинцы, то можно с уверенностью сказать, что претендент на престол-настоящий Халдейн. Михайлинцы впустую не играют, они наверняка сделают все, чтобы их попытки увенчались успехом. И теперь рыцари-михайлинцы где-то концентрируют силы, чтобы нанести удар. Удалив всех невоенных членов Ордена в безопасное убежище, они сделали себя неуязвимыми для преследователей и репрессий. Да, михайлинцы могли появиться где угодно!

Коль тоже хорошо понимал и причины, и последствия исчезновения михайлинцев, но мысли его работали в несколько ином, чисто личном направлении. И это привело его в ужасное состояние. Он считал себя очень умным и дальновидным, но оказалось, что это совсем не так! Он-идиот! Все его хитроумные интриги ради создания видимости предательства Катана, убийство Молдреда, убийство самого Катана-все это привело к образованию настоящего, а не фиктивного заговора, он сам помог формированию новой силы в Гвинедде, даже не подозревая, насколько эта сила велика и могуча. Он был простой пешкой в игре, всю глубину которой он только что смог увидеть, и теперь та сила, которую он сам вызвал к жизни, мощным ураганом сметет его, как пушинку. Должен ли он жертвовать собой ради короля?!

— Я покажу им! — продолжал бесноваться Имр. — Они жестоко заплатят за то, что осмелились бросить мне вызов!

Все еще ругаясь сквозь зубы, Имр сел за письменный стол и начал яростно строчить что-то. Коль и Сантейр обменялись встревоженными взглядами.

Наконец король посыпал песком страницу, поставил внизу свою личную печать и, поднявшись, протянул бумагу Сантейру.

— Ты проследишь, чтобы все было выполнено немедленно, Сантейр.

— Сир?

— Делай, что приказываю, — рявкнул Имр, потрясая бумагой. — Михайлинцы решились выступить против меня! Они хотят посадить другого короля! Они хотят посадить другого короля!!! Посмотрим! Я еще король! И я сделаю все, чтобы подавить их! — выкрикивал он.

Сантейр склонил голову, боясь взглянуть на исписанный лист.

— Да, милорд.

— И если тебе удастся захватить хоть одного михайлинца, — добавил Имр, — доставь его ко мне немедленно. Ты понял? Независимо от часа. Я хочу лично допросить каждого, прежде чем отправить на виселицу как гнусного предателя.

— Да, сир.

— Тогда прочь отсюда, оба!

В коридоре Сантейр с облегчением вздохнул.

Он развернул бумагу и стал читать, встав так, чтобы Коль не мог ничего видеть через плечо. Коль прямо подпрыгивал от нетерпения. Затем Сантейр передал Колю документ.

«Имр, милостью Божьей король Гвинедда и так далее.

Ко всем подданным.

Сегодня мы узнали о гнусном предательстве членов Ордена святого Михаила, и этот Орден мы распустим, а его членов объявим вне закона. Все владения Ордена конфискуются в королевскую казну. Все вышеуказанное относится и к членам семьи МакРори: Камберу, бывшему графу Кулдскому, Йораму МакРори, священнику Ордена святого Михаила, и Целителю по имени Рис Турин.

Нашему преданному слуге Сантейру, графу Гран-Теллийскому, повелеваем двинуть королевские войска на штаб-квартиру михайлинцев в Челттхэме и взять под строгую стражу всех, там пребывающих. Здания повелеваю разрушить и сжечь, поля вытоптать и посыпать солью.

Все это должно быть выполнено ко дню святого Олимпия, то есть через неделю. Все остальные владения и замки михайлинцев должны быть подвергнуты тому же по одному в неделю до тех пор, пока генерал-викарий Ордена не явится к нам с повинной и раскаянием и не приведет с собой всех членов Ордена и членов клана МакРори.

За каждого захваченного михайлинца мы назначаем награду…»

Коль, не дочитав, поднял голову. Да, это очень решительно и жестоко, даже Коль подумал бы, прежде чем подписать такой приказ.

Слова литургии плавали в насыщенном запахом ладана воздухе, еле слышимые в галерее, где ждал Камбер МакРори.

Служил литургию Синил Халдейн, держа в руке кадило. За ним следовал дьякон, держащий край его ризы, когда Синил окуривал алтарь. Камбер молча смотрел, как принц-священник заканчивает службу, как дьякон принимает из его рук кадильницу и капает святую воду на пальцы Синила.

— Lavabo inter innocentes manus meas. Он не говорил с Синилом до сегодняшнего дня и даже не видел его до вчерашнего полудня. Прогресс в деле до сегодняшнего дня был весьма незначительным.

Хотя Синил был у них уже две недели, они все еще не могли привлечь его на свою сторону.

Физически Синил был достаточно покорен. Он шел туда, куда ему говорили, и делал то, что приказывали. Он читал то, что ему приносили, с готовностью отвечал на вопросы по прочитанному и даже иногда проявлял блестящие знания проблем страны, в жизнь которой его сейчас старались посвятить. Но по своей воле он ничего не говорил и ничего не делал. Он решительно не проявлял никакого интереса к той новой роли, к которой его готовили.

Это не было сопротивлением в общепринятом смысле слова. Сопротивление можно было бы сломить. Это была полная апатия, безразличие ко всему, что приходило извне. Он оставался в своем мире, в том, который выбрал для себя двадцать лет назад. Он терпел свое нынешнее положение, потому что ему ничего не оставалось, но он не позволял проснуться в себе обычным человеческим чувствам, не позволял им возобладать над его совестью. И это положение не изменилось до тех пор, пока ему не позволили ежедневно служить мессу.

И вот сегодня, впервые со времени его прибытия сюда, в Синиле обнаружились признаки человеческих чувств. Это было какое-то ожидание, почти отчаяние. Камберу казалось, что он понимает причину.

Сзади него послышались шаги. Через некоторое время в галерею вошел Алистер Каллен и подошел к Камберу.

Камбер посторонился, чтобы дать возможность викарию михайлинцев видеть церковь. По лицу Каллена невозможно было определить, о чем он думает.

Синил читал молитву, воздев руки к небу.

Камбер внимательно посмотрел на Синила.

— Вы уже говорили с ним?

Каллен вздохнул и неохотно кивнул, движением подбородка предложив Камберу выйти с ним. В коридоре, ярко освещенном факелами, Камбер мог заметить выражение беспокойства на лице Каллена, которого не заметил в галерее. Он решил, что Каллен плохо выглядит вовсе не оттого, что не высыпается.

— Я вечером говорил с ним очень долго, — сказал Каллен.

— И что?..

Михайлинец безнадежно покачал головой.

— Я не знаю. Мне кажется, я убедил его, что ему придется отказаться от сана священника, но он был безумно напуган.

— И со мной было такое же, — подхватил Камбер, почти не думая, видя, что Каллен не понимает его, он продолжил:-Конечно, передо мной после смерти моих старших братьев стояла не королевская корона, а всего лишь титул графа. И к тому же, я тогда еще не принял обета, а был всего лишь дьяконом, но я помню свои тревоги, свое беспокойство, поиски самого себя. Ведь я считал тогда,' что быть священником-это мое истинное призвание.

— Да, вы должны были оставить тогда церковь, и вы сделали это, — сказал Каллен.

В его голосе промелькнула тень зависти Камберу.

— Возможно, хотя я мечтал о сане священника и думал, что буду хорошим слугой церкви. Но, с другой стороны, мне нравилось, что во внешнем мире я буду играть важную роль. И конечно, если бы я пренебрег обязательствами по отношению к семье и пошел вашим путем, на свете не появился бы Йорам, а значит, не было бы здесь и принца Синила.

Он искоса бросил взгляд на Каллена и с трудом удержал улыбку.

— И перед нами не стояла бы такая трудная задача.

Затем он подумал и спросил:

— А что еще, кроме вполне объяснимого испуга, беспокоит его сейчас?

— Он убежден, что стоит на том пути, который предначертан ему, — жестко ответил Каллен. — Он также убежден, что если он принесет жертву, которую мы требуем от него, то народ не примет его. А действительно, почему народ должен его принять?!

— Спросите тех, кто пострадал от рук короля, будь то дерини или люди. Халдейны никогда не были повинны в таких преступлениях. Кроме того, Синила еще никто не видел.

Он замолчал, улыбнувшись.

— Да, он сейчас совсем не похож на того гладко выбритого аскета, каким был брат Бенедикт две недели назад, когда он прибыл сюда.

— Он видел портрет Ифора?

— Я думаю показать его, когда Синил будет перед зеркалом. И если и это не заставит его понять, кто он и каков его долг перед предками и народом, то я не знаю, что делать дальше.

— Я знаю.

Генерал михайлинцев достал из кармана сложенный кусок пергамента и протянул его Камберу.

— Взгляните на это.

— Что это?

— Это список кандидаток на место будущей королевы Гвинедда.

Каллен довольно улыбнулся, а Камбер начал разворачивать лист.

— Я знаю, что он будет сопротивляться, но мы должны заставить его жениться. Нам нужен еще один наследник, кроме Синила, и как можно быстрее.

— На это, как я слышал, потребуется девять месяцев, — пробормотал Камбер.

Он просматривал лист, а Каллен ждал, сложив руки на груди.

— Чем скорее мы женим его, тем скорее появится наследник, — сказал Каллен. — Я полагаю, что сделаю выбор к концу недели и женю их к Рождеству, то есть через неделю.

— Ясно, — сказал Камбер. — Я заметил в вашем списке свою юную подопечную Меган де Камерон. Вы серьезно считаете ее достойной претенденткой?

— Если у вас не будет возражений. В основном я руководствовался абсолютно безгрешным прошлым, знатностью семьи, кроме, конечно, способности рожать детей. Ведь ни тени скандала не должно возникнуть вокруг свадьбы, чтобы будущий наследник был абсолютно чист в глазах людей.

— Ну что ж, относительно Меган вам беспокоиться нечего, — сказал Камбер. — Она молода, я думаю, что Синилу это и нужно. Кроме того, у нее сильное чувство долга, никаких других привязанностей, она здорова, и мне кажется, что она может полюбить Синила.

— Это все не обязательно, — прервал Каллен. — Самое главное, найти того, кто…

— Нет, это обязательно, Каллен, — сказал Камбер. — Меган находится под моей опекой, и юридически я могу приказать ей выйти за того, кого выберу я, но я не буду делать этого. Пусть выбирает сама. Ведь не буду же я заставлять свою дочь выходить замуж из династических соображений.

— Ради Бога, Камбер! Хватит! Ведь я же еще не выбрал ее!

—Я…

Камбер замолчал, покачал головой и засмеялся. Засмеялся и Каллен.

— Рождество…-наконец задумчиво произнес Камбер. — Вы хотите сами провести церемонию?

— Да, если у вас нет на примете кого-нибудь получше.

— Не вообще лучше, а лучше для Синила, — ответил Камбер. — Могу я заняться подготовкой?

— Пожалуйста, займитесь.

— Благодарю.

— Вы можете сказать мне, кого вы имеете в виду?

— Я уверяю вас, что, если мне удастся добиться его согласия, вы одобрите выбор.

— Хм-м. Отлично.

Каллен посмотрел вниз, затем поднял глаза на Камбера.

— Есть еще кое-что. Я не хотел говорить, но, думаю, вы должны знать. Имр начал репрессии против Ордена. Камбер мгновенно стал серьезным.

— Что случилось?

— Штаб-квартира в Челттхэме, — грустно сказал Каллен. — Войска Имра заняли ее два дня назад. Они разрушили все, что смогли, и сожгли остальное. Теперь они ломают стены, которые еще стоят, и посыпают солью поля. Говорят, что они теперь будут разрушать по одному замку михайлинцев в неделю, пока я не сдамся сам и не приведу всех членов Ордена. Но, конечно, об этом не может быть и речи.

Камбер только кивнул.

— Значит, нам придется заплатить большую цену, мой друг? — наконец сказал Каллен.

Он с трудом вернул свой прежний бодрый тон.

— Но никто из нас и не думал, что это будет просто. Он оглянулся на галерею и вздохнул.

— Я, пожалуй, подожду, пока Его Величество закончит мессу, и пошлю его к вам после того, как мы с парикмахером поработаем с ним.

— Пусть он пойдет к Йораму, если меня не будет в моей комнате, — сказал Камбер. — Может, хоть это вольет в Синила немного энтузиазма.

Каллен пожал плечами. Было очевидно, что он с сомнением относится к возможности вдохнуть энтузиазм в Синила. Он махнул рукой, прощаясь, и пошел по коридору.

Камбер вернулся в галерею, но Синил уже кончил мессу и вышел вместе с монахами. Со вздохом Камбер опустился к двери церкви и вошел туда. Рис ждал его, стоя возле алтаря.

— Ну, как он сегодня? — спросил Камбер. Рис покачал головой.

— Он не спал всю ночь, а его руки дрожали во время службы. Я думаю, он чувствовал, что это его последняя служба. Его отчаяние было таким сильным, что я ощущал его в воздухе чисто физически, как дым кадильницы, окружающий алтарь. Ты, вероятно, тоже ощутил это?

Камбер внимательно посмотрел на него.

— Я выходил в коридор. А что произошло?

— В общем ничего особенного, — ответил Рис. Он взглянул на алтарь, затем на Камбера, лицо которого было очень спокойным.

— О чем ты думаешь, Камбер? Я не могу прочесть твои мысли, — прошептал Целитель.

Камбер медленно поднимался по алтарным ступеням.

— Я думаю, — сказал он, — что наш Синил Халдейн, возможно, более значительный человек, чем мы думаем.

Он протянул руку к алтарю и распространил свои чувства, стараясь ничего не коснуться физически. Немного погодя он повернулся к Рису.

— Рис, помоги мне, пожалуйста. Целитель приблизился к нему и встал в ожидании, подняв в недоумении одну бровь.

— Поддержи меня своей силой, а я попытаюсь проверить все более внимательно, — продолжал Камбер. — Здесь есть что-то странное, чего я никогда не встречал раньше. И если причина этому-Синил, то нас впереди ждет много интересного и необычного.

Он закрыл глаза и протянул руки над алтарем, стараясь войти в контакт. Рис стоял рядом. Рука его лежала на руке Камбера, как бы вливая силу в его мозг и деля с ним ощущения, возникающие в нем. Наконец Камбер опустил руку. Лоб его был влажным от пота, глаза слегка затуманились. Он нетвердо стоял на ступени алтаря. Камбер заметил, что руки юноши тоже дрожат от напряжения, которое он только что испытал.

Когда Рис осмелился заговорить, в голосе его слышался благоговейный трепет.

— Сколько ты смог воспринять?

— Почти все, но, конечно, не с той интенсивностью. Ну, что ты об этом думаешь?

Рис промолчал, а Камбер покачал головой.

— Я тоже не могу сказать, что это. Нам нужно обсудить этот вопрос с остальными. Но если нам удается воспринимать это даже тогда, когда Синила нет рядом, неудивительно, что вам с Йорамом не удалось проникнуть сквозь его защиты, когда вы похитили его из аббатства. Я даже удивляюсь, что ты смог заставить его потерять сознание, когда мы впервые встретились с ним.

— Тогда я просто застал его врасплох. Он был возбужден, но о себе не думал, и его защиты были сняты, — ответил Рис.

— Сегодня во время службы защиты тоже были сняты. Он был очень возбужден, так как знал, что рано или поздно ему придется отказаться от своего пути священника.

Камбер покачал головой.

— Нет, не так. Просто в нем есть способность создавать защиты во время сильного напряжения, причем он сам не сознает этого. Представляешь, каких результатов можно достичь, если научить его управлять своими силами? Ведь он тогда сможет делать все, что делают дерини, хоть он и человек… С таким могуществом он сможет быть королем и для людей, и для дерини.

— Для дерини? Но для этого ему нужно быть дерини, — возразил Рис. — Лучшее, чего мы сможем ждать от короля-человека, — это терпимость к дерини, пусть даже он обладает могуществом.

— Нет, подожди. Конечно, он не дерини, Рис. Но он и не просто человек. Мы всегда считали, что наша раса выше человеческой, а может, она не выше, а просто другая. А в таком случае мы можем наделить Синила могуществом дерини.

— Но это невозможно…

— Конечно, сделать его настоящим дерини невозможно, но можно сделать его функциональным дерини, наделить его могуществом и способностями дерини. И ты должен признать, что если нам удастся это, то ему будет гораздо легче победить Имра.

Рис задумался, поджав губы.

— Я не думаю, что это возможно. Когда мы начинали, мы основывали нашу стратегию на поддержке людей, на том, что Синил-последний живой представитель королей, трон которых был узурпирован династией Фестилов, что Синил— человек, который выступит против Имра, являющегося символом жестокости дерини.

— Но неужели ты не видишь, что может возникнуть другая опасность? — настаивал Камбер. — Если ты поднимешь людей против дерини, то может начаться обратная волна преследований и убийств, подобных которым мы еще не видели. Но ведь только несколько дерини ответственны за все то зло, которое было причинено за восемьдесят лет. Мы должны знать, что поднимаем восстание против одного дерини-Имра и его помощников и прихлебателей, а не против дерини как расы.

Рис тихонько присвистнул.

— Я понял, что ты имеешь в виду. Если Синил будет королем-человеком и будет обладать могуществом дерини, он может свергнуть Имра и восстановить правление Халдейнов с минимальным кровопролитием. Камбер кивнул.

— Синил, король-человек с могуществом дерини, объединит наши расы, вместо того, чтобы разжигать межрасовые распри, кровавые репрессии одной расы против другой.

— А мы все время считали, что подготавливаем простой переворот, — наконец сказал Рис после того, как весь смысл сказанного дошел до него, — я всегда подозревал, что все не так просто, как кажется.

— Конечно, — согласился с ним Камбер. — Но подожди, я сейчас тебе расскажу, что еще совершил Имр.

ГЛАВА 17

Но последнее действие Имра, насколько могли знать Камбер и Рис, было мало похоже на предыдущие, и оно казалось менее жестоким и угрожающим. Через четыре дня после уничтожения штаб-квартиры михайлинцев Имру посчастливилось схватить Хамфри Галларо-священника-дерини Ордена.

Он был схвачен в святом Неоте, убежище гавриллитов, и под жестокой охраной немедленно отправлен в Валорет, причем в течение всего трехдневного пути ему не давали есть и спать. Через полчаса после его прибытия в столицу о пленнике доложили Имру. Король тут же покинул сестру и своих друзей, с которыми проводил время, и бросился в подвал, где находился священник.

Коль и Сантейр были уже здесь. Коль судорожно стискивал усыпанную драгоценными камнями рукоятку кинжала, подаренного ему Имром, а Сантейр тихо беседовал с капитаном охраны.