– Синди, выбрала?
      – Нет.
      – Возьми филе красной рыбы, здесь великолепно его готовят.
      – Угу...
      – Или запеченную форель?
      – Или запеченную форель.
      Ришар заказывает на свой вкус. На соседний столик приносят блюда с розовыми ломтями рыбы, белым грибным соусом в обрамлении разноцветных овощей и ярко-зеленого базилика. Тонкий запах деликатесов щекочет ноздри. «Ладно, – говорю сама себе, – не буду обращать внимания на его дурацкие теории, поужинаю по-царски и поеду домой». Желтые огни люстры отражаются в серебре вилок и ножей, в хрустальных бокалах с бордовым вином.
      – Ришар, закажи мне сто граммов «Смирновской».
      – Синди, зови меня Эфраимом.
      – Ришар звучит красивее.
      – Чушь.
      – Мне больше нравится.
      – К рыбе подают вино.
      – А ты закажи еще водки.
      – Напьешься, будешь ко мне приставать.
      – Твоя самоуверенность переходит все границы! – Опять невыносимо хочется вернуться в дождь. Навсегда... Но Эфраим тут же чувствует это, кладет свою ладонь на мою руку:
      – Синди, любимая, я желаю твоих приставаний в сотни раз больше, чем ты, но еще больше я желаю тебе счастья и хочу быть честным перед тобой. Ты чудесная, умная, красивая. У тебя вообще нет недостатков.
      – Ну, это уж слишком. Просто необъективно.
      – Подожди, не перебивай, мне и так трудно говорить. Ты способна осчастливить любого мужчину.
      – – Я хочу осчастливить тебя.
      – Синди, умоляю, постарайся понять. Не злись, выслушай до конца, попытайся быть объективной, мудрой... Я более десяти лет живу с женой. Чего мы только ни предпринимали, чтобы Равиэла забеременела! Ей очень тяжело. Многочисленные лечебные процедуры изнурили ее... Она святая.
      – А я – ангел.
      – Ты ангел – это правда... Скорее, ведьма в облике ангела.
      – Конечно, очень удобная позиция! Я – коварная Лилит, я околдовала тебя магическими чарами, а ты – безвольный, слабый барашек...
      – Дурочка, я люблю тебя!
      – Конечно, но мое счастье, что родилась в двадцатом веке, а не в пятнадцатом, иначе такие религиозные фанатики, как ты, сожгли бы меня на костре. Издали бы постановление, что послана главным чертом сбить с пути великого праведника, а ты бы стоял, смотрел на языки пламени и думал: «Это повеление небес. Пусть она сгорит, и вместе с ней превратится в пепел неразрешимая проблема». А потом ты бы удостоился всеобщего уважения. Еще бы! Справился с женой главного черта, с коварной искусительницей Лилит – отправил ее на костер и очистился...
      – Синди, давай вернемся в наш век и в нашу ситуацию. Я еще раз призываю тебя выслушать меня и попытаться понять.
      – Не хочу слушать про твою святую жену.
      – Синди, ты очень близкий мне человек, я испытываю огромную потребность быть искренним и честным с тобой. Ты – не любовница. Я отказываюсь воспринимать тебя как любовницу. Ты достойна гораздо большего, а быть любовницей – унизительно. Я прежде всего твой преданный друг. Навсегда. На всю жизнь. Это гораздо больше, чем любовь! В самые тяжелые времена буду около тебя. Сделаю все для твоего счастья. Это много, Синди, очень много! Может быть, сейчас тебе трудно понять, но через десятки лет убедишься, как я был прав.
      – Меня не волнуют десятки лет. Будущее не ведомо никому.
      – Умоляю, Синди, не перебивай... Я устрою твое счастье. Познакомлю с моими друзьями – неженатыми состоятельными и порядочными мужчинами. Кто-нибудь приглянется тебе, выйдешь замуж, родишь ребенка... И тогда моя страсть угаснет.
      – Понятно, хочешь выдать меня замуж, чтобы облегчить свои страдания. Истинно по-дружески! Эгоизм высшей степени. Интересно, кстати, почему твоя страсть после этого утихнет?
      – Верующему человеку категорически запрещено вступать в связь с замужней женщиной. Это так же невозможно, как с родной сестрой.
      – Гениальное решение проблемы – трахаться со мной и периодически предлагать меня своим благородным друзьям.
      – Синди, ну почему ты стремишься все опошлить! Как тогда в самолете – пописать в небо. Оно не создано для этого!
      – Небо создано для жизни. А в жизни есть все. Ты же просто ханжа, который строит из себя праведника.
      – Я лишь стремлюсь к праведности...
      – О'кей! Я тебе не любовница, а близкий, дорогой человек. Как же называется то, чем мы занимались с тобой в самолете?
      – То, чем мы занимались в самолете, называется развратом.
      – А я думала – любовью...
      – Любовью можно заниматься только с женой. Это единственные сексуальные отношения, освященные Богом.
      – Ну, женись на мне, если так необходимо.
      – Наконец-то ты дошла до главного.
      Опускаю глаза на бледный артишок между розовыми ломтями рыбы. Эфраим по-своему понимает мой взгляд. Подзывает официанта, просит подогреть.
      – Синди, не хочу тебе лгать. Я никогда не смогу оставить жену. Она – часть меня, как рука или нога.
      – Или аппендикс.
      – Неважно. Ты родишь ребенка, а Равиэла будет одинокой и несчастной всю жизнь. Я не смогу жить с ощущением вины! Если бы мы имели детей, мне было бы гораздо легче оставить жену... Возможно, мои слова звучат парадоксально...
      – Более парадоксально, что ты подарил мне кольцо. По законам еврейской семьи таким образом жених покупает невесту. Забыл?
      – Нет. Я совершенно не думал об этом, когда дарил тебе перстень.
      – Даже подсознательно?
      – Не знаю...
      – Где ты его купил?
      – В Будапеште.
      – – Ложь. Таких вещей в Будапеште не бывает, ты купил перстень в Израиле.
      – Да... Когда уезжаю за границу, заранее покупаю подарок, потом обычно нет времени.
      – Ты прекрасный муж.
      – Да? Почему?
      – Всегда думаешь о жене, возвращаешься домой с подарками.
      – Равиэла очень любит меня. Она такая умница! В день свадьбы я обещал сделать ее счастливой, обещал много детей. Равиэла была красивой образованной девушкой из богатой семьи, а я бедным, ничем не привлекательным студентом. До сих пор удивляюсь, почему она согласилась выйти за меня. Ты не поверишь, я от счастья вырос после этого за год на целую голову.
      – Почему ты выбрал жене перстень именно с этой монетой?
      – У нее есть серьги с монетами времен Хасмонеев, кулон с монетой периода царствования Ирода, не хватало только перстня.
      – ...Времен Маккавеев. Прямо не жена была бы, а экспонат для студентов-археологов. Потом купил бы ей цепочку на лодыжку с монетами царя Соломона.
      – – Религиозные женщины не носят цепочек на лодыжках.
      – Ах да! Это так сексуально, что религиозные мужчины бросаются в самолеты на поиски проституток.
      – По-моему, это просто безвкусно.
      – Или безыдейно. На тонкой красивой ножке цепочка выглядит очень изящно.
      – Да, конечно, если не считать ассоциаций с обезьяной в цирке.
      – А что плохого в чудной обезьянке Монике? Она приносит людям радость, смех, хорошее настроение. Своими милыми проказами она способна объединить сотни совершенно разных людей: религиозных, светских, бедных, богатых. Почему все должно быть серьезно и обоснованно?! Прилично, важно, солидно...
      – Я вообще не люблю животных, они мне неинтересны.
      – А кто тебе интересен?
      – Человек... Его огромный мир... Я иногда думаю, как миллиарды миров существуют на земле и Бог способен соединять их...
      – Или разъединять. С тобой все ясно, Эфраим. Давай выпьем за то, чтобы растопило все льды...
      – Тогда уж лучше за освобождение от всемирного потопа. Об этом событии подробно написано в Торе.
      – Да, действительно, и недавно недалеко от Кинерета нашли части корабля, очень похожего на ковчег Ноя.
      – Серьезно?
      – Вполне. Радиологическое исследование древесины корпуса подтвердило, что кораблю более пяти тысяч лет.
      – Как же дерево не сгнило за тысячи лет?
      '– Это же особенное дерево, может быть, то самое, что росло в Израиле во времена первого Храма и на торговле которым сделал свои миллионы царь Соломон.
      – Синди, ты хоть немного любишь меня? Хоть чуточку?
      – Не знаю... Вряд ли.
      – Ну и не надо. Я так тебя люблю, что моей любви хватит на нас двоих! – Эфраим грустно смотрит мне в глаза, и я понимаю, что никогда в жизни не услышу ничего более правдивого и желанного. Хочется обнять его, погладить по голове, как маленького ребенка, и сказать: «Может, не стоит ничего усложнять, думать о будущем. Давай просто жить и быть счастливыми, что встретились». Однако это не поможет, потому меняю тему разговора:
      – Расскажи, каким ты был в юности.
      – В юности... Любил водить девушек в рестораны, дарить им подарки, красиво одеваться, в общем, производить впечатление... Однажды попал в связи с этим впросак. У меня была подружка – парикмахерша.
      – Ты тогда уже стал религиозным?
      – Нет... Ее звали Софи. Мы встречались несколько месяцев. Потом я ушел в религию, окончил университет, женился. Прошло лет шесть, я случайно оказался в городе моей юности и, конечно, вспомнил про Софи. Она по-прежнему работала в той же парикмахерской, замуж не вышла, увидела меня, страшно обрадовалась. Посидели в кафе. Мне захотелось купить ей подарок на память. Знаешь, что она попросила? Сейчас будешь смеяться.
      – Тебя?
      – Нет. Ножницы. Какие-то особенные, профессиональные. Действительно дорогие. Софи была абсолютно счастлива. Я, оказывается, исполнил ее многолетнюю мечту. Вышли из магазина, она бросилась мне на шею, начала целовать.
      – Я ее вполне понимаю.
      – Я тоже понял – ей хотелось как-то отблагодарить меня.
      – Но твоя религиозность запрещала принимать ее поцелуи. Или было просто неприятно?
      – Нет, приятно, но это уже интим, к тому же мы находились в центре города, на людной улице.
      – Когда человек не влюблен, то осторожничает, сдерживает себя.
      – Синди, ты не представляешь, сколько чувств ты пробудила во мне! Я словно вернулся в юность. Хочется рассказывать тебе истории, которые никто не знает. Поведать свои тайны... – Ришар усмехается каким-то своим мыслям.
      – Ужасно интересно. А что было дальше с Софи?
      – Ничего... Вернулась в свою парикмахерскую.
      – Разочарованная?
      – Не знаю.
      – Софи хотела не только поцеловать тебя.
      – Откуда ты знаешь?
      – Как еще могла она отблагодарить за подарок?
      – Да... Странная, я бы сказал, извращенная благодарность...
      – По-моему, благодарность не может быть извращенной, она свойственна широким, благородным натурам. Думаю, Софи из таких. Добрая, порядочная.
      – Да... не считая того, что отдавалась разным мужчинам.
      – Отдавалась... Но ведь не забирала. Может, искала таким способом свое счастье. А после твоего отказа, наверное, утратила уверенность. Бедняжка не представляла, что ты сделал подарок из эгоистических соображений.
      – Как это?
      – Тебе захотелось увидеть по-настоящему счастливые глаза, получить удовольствие от своего всемогущества. Оставить память о себе на всю жизнь. Разве не для этого ты разыскал Софи через столько лет!
      Ришар скрещивает руки, кладет на них подбородок. Огоньки хрустальной люстры вспыхивают в его задумчивых глазах.
      – Да... Ты права, если бы я по-человечески объяснил все это Софи, не произошло бы дурацкого продолжения, но тогда я и сам толком не понимал, почему мне взбрело в голову разыскивать Софи и делать ей подарки.
      – Продолжения?..
      – Когда вернулся вечером на следующий день в гостиницу, девушка ждала меня в фойе.
      – Пришла расплатиться?
      – Наверное.
      – А изменять жене в твои планы тогда еще не входило?
      – В мои планы никогда не входило изменять жене.
      – Но ты же изменял?
      – Тогда еще нет... Мы поднялись в номер, Софи раздела меня и сделала минет.
      – Хорошо?
      – Профессионально.
      – Лучше, чем я?
      – Синди! Умоляю, при чем здесь ты! Прошу тебя, перестань писать в небо! Самолет загерметизирован, все равно не получится. Можешь вообще не прикасаться ко мне и ничего не уметь, мое чувство к тебе нисколько не уменьшится. Не знаю, не могу объяснить... Я не испытывал такого никогда в жизни. Ты рядом, и сердце мгновенно наполняется радостью. Все выглядит иначе, вещи приобретают особенный смысл, а обыденность исчезает мгновенно, как ночь от первых лучей солнца. Если ты не испытываешь всего этого, я очень тебе сочувствую. Когда я рядом с тобой, мне страшно, что мог прожить целую жизнь и не испытать ничего подобного... – Ришар берет мою руку, легонько касается линии любви: – Где-то здесь написано мое имя.
      – Два твоих имени.
      – И все, что нас ждет в будущем.
      Равиэла моет мне яблоки и сливы. Аккуратно вытирает фрукты белоснежной салфеткой, складывает в пакет... Она так ухаживает за мной, так бережет, словно я сделан из тонкого хрусталя. Когда думаю, что жена – часть меня, действительно не могу точно сказать, какая именно часть. Равиэла, наверное, чувствует, что я зеница ее ока... Может быть, она дарит мне невостребованную заботу и нежность к нашим неродившимся детям?..
      Собираюсь на месяц в армию – как положено, раз в год. По старой привычке заехал вчера в ювелирный магазин, чтобы купить жене подарок к возвращению. Равиэла давно мечтала о рубиновом колье. Увидел его на витрине и тут же вспомнил о Синди. Вчера в ресторане она была в бархатной кофточке точно такого же цвета. Без украшений... Это особенно бросалось в глаза из-за глубокого выреза. Представил, как надеваю колье на Синди. И захотелось надеть его на нее сию минуту. Продавщица заметила мой взгляд, принялась расхваливать рубины:
      – Ручная работа, единственная вещь в своем роде.
      – Неужели второго такого нет во всем мире?
      – Нет, – безапелляционно заявила девушка, словно сама сделала колье прошедшей ночью.
      – Жаль... – разочарованно произнес я.
      – Почему?
      – Мне нужно купить два одинаковых.
      – Да? – Девушка явно оказалась в тупике. Достать второе – значит сознаться во лжи, не достать – потерять в прибыли.
      Я заинтересованно наблюдал за ее метаниями, но замешательство молодой коммерсантки длилось недолго. Взяла счетную машинку и замелькала пухленькими пальчиками по темным кнопкам: – Если покупаете второй браслет, то получаете большую скидку.
      ...Равиэла относит фрукты в мой походный рюкзак. Мечтаю об армии, как о панацее. Надену военную форму, зашнурую грубые ботинки и сбегу от всех проблем на целый месяц. Мысли об армейских друзьях, солдатских пошлостях, мужском быте приводят меня в восторг. Радостный, вхожу в комнату. Равиэла как-то поспешно затягивает шнурки рюкзака, торопливо произносит:
      – Ну, вот ты и готов, Эфраим, давай присядем перед дорогой.
      Садимся рядом, думаем каждый о своем. Губы Равиэлы чуть шевелятся. Молится о моем благополучии. Первая встает:
      – В добрый час...
      Спускаемся к машине. Птичий гомон обрушивается на нас веселым водопадом. Воробьи беспорядочно снуют в апельсиновом дереве. За пять лет оно так вымахало, словно его поливают живой водой, а не обычной струей из шланга. Говорю об этом жене. Она счастлива.
      – У тебя легкая рука, – целую ее мягкую ладонь, – береги себя, я позвоню вечером.
      – Главное – ты береги себя. Не будь мальчишкой, не бросайся везде первым.
      – Перестань, Равиэла, о чем речь!
      – Эфраим, – жена серьезно смотрит мне в глаза, – без тебя моя жизнь не имеет смысла...
      С двенадцати часов самые дешевые телефонные разговоры. Задумчиво смотрю в ночное небо. Жду полночи. Каждые десять минут мимо проплывают сверкающие точки самолетов. Раньше я путала их с падающими звездами, торопилась загадать желание, пока не поняла, что воздушная трасса проходит неподалеку от моего дома.
      Полчаса назад звонил Эфраим. Мы говорили о глубине религиозного знания. Он убеждал:
      – Двухлетний ребенок подставит пальчик к огню, обожжется и больше не будет этого делать. Малыш незнаком с законами термодинамики, однако у него уже есть свое знание об огне. Семнадцатилетний юноша уже знает о силе огня. Он знает, что существуют ожоги разной степени. Сорокалетний мужчина понимает, что если серьезно обожжет палец, то не сможет работать, содержать семью, кормить детей. Казалось бы, незначительная вещь может в корне изменить его жизнь.
      – Именно это и происходит с тобой сейчас. Ты постиг новый уровень знаний, чувств и теперь не можешь жить по-прежнему. Потому так охотно помчался в армию.
      – Меня призвали, – слабо защищался Эфраим. Внешне это выглядело чистой правдой... Старинные часы бьют полночь. Вхожу в Интернет.
      Ринат направила глаз видеокамеры на сияющий бриллиант магендавида.
      – Привет, родная! Хотелось бы увидеть тебя, а не подвеску.
      – Привет, Синди! – Сестра сияет не меньше бриллианта. – Я так соскучилась!
      – Я тоже.
      – Даже подумываю продать клуб и переехать в Иерусалим.
      – Здравая мысль...
      – Наоборот. У меня ведь нет никакой специальности.
      – Зато есть организаторские способности. Окончишь курсы. Сватовства, например. У тебя это хорошо получается.
      – Что, свадьба не за горами?!
      – Оставь, у меня трудный случай.
      – А у кого он легкий? Ну, так что с Эфраимом?
      – Сплошные панегирики его святой жене.
      – Но ведь он мечтает о ребенке. Так забеременей и сознайся в слезах!
      – – Ринат, мы же не в театре.
      – Ну и что, нормальная женская хитрость, старая, как сама жизнь. Нужно бороться за мужчину, а не быть покорной овечкой. Вот жена его, между прочим, борется.
      – Чем это, интересно?
      – Хотя бы своей святостью.
      – Унизительно цепляться за мужика с помощью ребенка.
      – Конечно, легче смотреть на звезды и загадывать желания, чтобы кто-то наверху за тебя все сделал, а ты будешь выглядеть гордой и благородной.
      – Ринат, не выкраивай на меня свое платье, лучше постарайся разглядеть мое.
      – Твой король голый и жалкий.
      – Да, ты права. Мой король плачет, глядя в черное небо...
      – Когда ты виделась с Эфраимом?
      – Три недели назад. Он сейчас в армии.
      – Наивная дурочка! Разве можно позволять мужчине такие долгие расставания. Отношения-то абсолютно непонятные!
      – Ринат, у меня впечатление, будто по ошибке попала в Бюро добрых советов. Может, хватит?
      – Мужчину нужно держать на коротком поводке, в дистанции обозримого видения, иначе кто-нибудь другой перетянет. Поезжай к нему немедленно! Нагрянешь – нежная, неожиданная, как Красная Шапочка.
      – Может, как папа Карло? Если честно, мне хочется закрыть эту историю.
      – Может, ты его не любишь?
      – Наверное, недостаточно, чтобы пытаться совершать действия, на которые не способна. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
      – О чем? Есть ли жизнь на Марсе?
      – Нет... Например, о сокровенных желаниях.
      – Чего ты хочешь?
      – Не знаю точно... Водки выпить.
      – Глупо чокаться о компьютер.
      – Попробуем?
      – У меня «Смирновская».
      – И у меня. Хорошее совпадение!
      Разливаем ледяную жидкость в хрустальные рюмки, лихо выпиваем залпом. Сибирская школа... Когда нам было шестнадцать и пятнадцать, родители боялись, что в молодежной компании парни напоят нас и мы наделаем глупостей. Отец научил меня и Ринат пить водку и не пьянеть. В двадцать семь пришлось переучиваться. Какой смысл употреблять алкоголь, если это не помогает расслабиться, отключиться от проблем хотя бы на короткое время...
      Сестра исчезает в голубом пространстве компьютера, и я делаю то, что трезвая не позволила бы себе никогда.
      – Але! Але!..
      – Ришар?
      – Синди, час ночи, что с тобой? Где ты?
      – Дома. Ришар... я...
      – Почему ты опять называешь меня Ришаром?
      – Хочется. Я... люблю тебя.
      – Я тоже, девочка моя.
      – Нет... Я хотела сказать другое.
      – Что?
      – Ришар, я беременна. У нас будет ребенок.
      – ... Нет. Ребенка не будет...
      – Ты же говорил, что мечтаешь о сыне.
      – Да, Синди, я мечтаю о сыне как о самом большом счастье в моей жизни, но не от тебя, а от Равиэлы. Вспомни наши первые встречи, каждый раз я пытался объяснить тебе это. Внушить, что никогда не смогу бросить жену. Никогда. А ты не давала мне говорить, требовала не рассказывать о ней, злилась, просила не думать о будущем, жить настоящим. Вспомни, сколько раз я пытался быть с тобой честным! Предупредить, уберечь от ошибок! Бог покарал меня! Нельзя! Нельзя изменять жене!..
      Голос Эфраима дрожит. Мне кажется, он едва сдерживает слезы. Эх, Ринат! Отключаю телефон, раздеваюсь, ложусь спать...
      Огромные звезды загромождают собой все видимое пространство – до верхушек песчаных барханов на горизонте. Словно бесконечная пустыня их полная собственность. Ночью это так и есть. Им мало территории на небе. Глупые, они стремятся к земле, думают, здесь лучше. Хорошо, что не могут долететь, спалили бы все к чертовой бабушке... Каждый должен быть на своем месте. Какое огромное пространство!.. Миллионы людей. Женщин... А человек зацикливается между двумя, и нет у него выхода. Синди, девочка моя, что она делает сейчас? Наверное, курит свои длинные бесконечные сигареты и рыдает. Сбежал от всех проблем!.. Наш брак с Равиэлой невозможно разрушить. Он освящен опаленной золой сгоревшего Храма.
      Я сам принес к хупе угольки из пепелища двухтысячалетней давности... У меня есть сорок дней... Сорок дней – зародыш в чреве Синди еще не ребенок... Твердость ночной пустыни наполняет мою волю. Прислушиваюсь к себе и не чувствую колебаний. Я буду жить с Равиэлой всю жизнь. А Синди? Выйдет замуж и родит дитя в замужестве, как велено Богом...
      Столб огня загорается на горизонте, приближается ко мне, и сквозь громовые раскаты слышу голос человека:
      – Эфраим!
      – Кто ты?
      – Иегуда Бецалель.
      – Кто ты, Иегуда Бецалель?
      – Фальшивомонетчик. Я сделал монету, которую ты подарил возлюбленной.
      – Она фальшива?
      – Была две тысячи триста двадцать семь лет назад.
      – Неужели этого времени достаточно, чтобы монета стала настоящей?
      – Да. Ты искупил мою вину. Мою ложь. Это моя последняя монета. Ее нашли в земле, вставили в золотую оправу. Вложили труд. Ты заплатил за все.
      – Значит, она больше не фальшива?
      – Нет. То, что было фальшиво сотни веков назад, – сегодня настоящее.
      – Я был уверен в обратном. Настоящее существовало лишь в Храме, а нынешнее – обманно, призрачно. Люди гоняются за земными наслаждениями, материальными богатствами, а главная ценность– душа народа покоится в черном пепелище Храма. Я, моя жена, тысячи верующих евреев, свято соблюдающих традиции, способны возродить Храм.
      – Ты ошибаешься, Эфраим. Храм живет. Это не фальшивые угли, которые накрыли стеклом, чтобы рассказывать о них детям и туристам. Храм живет в душах живущих. В тебе, в Синди, в Равиэле... Храм Синди выше твоего.
      – Почему?
      – Она не боится Божьей кары. Ее душа сильна и свободна. Она не совершает подлых поступков, потому что уважает себя и других людей. Твоя порядочность основана на страхе. Страхе перед Богом.
      – Разве бояться Господа плохо?
      – Это просто трусость.
      – Я не могу причинить боль Равиэле. Страх перед Всевышним здесь ни при чем.
      – Фальшь. Ты не можешь причинить боль себе.
      – Значит, я должен оставить жену, которой дал клятву под хупой на углях Храма? Именем Бога дал клятву никогда не предавать ее.
      – Я не властен решать за тебя, Эфраим.
      – Что же мне делать?
      – Ты уже сделал. Выкупил мою фальшивую монету и подарил Синди.
      – Я купил перстень жене.
      – Ты купил перстень Синди.
      – Я не подозревал о ее существовании, когда покупал это кольцо.
      – Ты вырвался из объятий Равиэлы и летел по небу две тысячи триста двадцать семь километров.
      – Что значит это совпадение цифр?
      – Только одно. Ты хотел этого совпадения, стремился к нему, но лгал себе, ища оправданий в Танахе, молясь и дрожа перед Господом. Ты жаждал всего, что произошло в Будапеште. Это и есть правда. Будь честен перед собой, Эфраим, сбрось фальшь – и поймешь, как нужно поступить.
      – Иегуда!..
      Дым окутывает старца с ног до головы. Слышу мягкий шепот:
      – Спасибо, Эфраим... – Звук моего имени тает вместе с белым облаком в бледном предрассветном тумане.
      ...Открываю маленькие пластиковые баночки с маслом и вареньем. Мажу белый хлеб. Пью чай... Через час я везу командира части. Есть время прийти в себя, расстаться со сном, вернуться в реальность...
      – Эфраим! Тебя ждут на КПП.
      Этого еще не хватало! Не могу сейчас ни с кем говорить.
      – Эфраим!..
      Медленно встаю из-за стола, иду по длинному залу столовой, по красно-коричневой земле территории воинской части... Какая-то женщина в синем платке смотрит на меня сквозь колючий забор, прикрывшись от солнца ладонью... Синди! Ближе-ближе... Этот глубокий вырез рубиновой кофты. Чувствую его запах. Его нежность.
      – Синди!..
      Прижимаемся друг к другу через проволочную изгородь... Никого нет на свете. Никого. Даже этих железных колючек. Даже солнца и неба.
      – Синди...
      – Ришар, родной, прости меня, я причинила тебе такие страдания! Я не беременна. Это – ложь. Ложь! Прости меня!
      – Глупая...
      – Да, я глупая, я идиотка. Я люблю тебя и хотела солгать, но...
      – Не смогла?
      – Да...
      – Не надо. Не надо больше лжи.
      Разжимаю пальцы Синди, касаюсь якоря на перстне.
      – Эфраим, вы что, сумасшедшие! Стоите, как в гетто, не дай бог. Выйди через КПП, погуляй с девушкой. У тебя есть еще полчаса в распоряжении. – Черноглазый Йоси берет меня под руку, выводит за ворота, лукаво подмигивает: – Везет вам, религиозным, умеете красавицам голову задурить.
      Возвращаюсь из армии. Как странно, уже девять вечера, а в нашем доме темно. Неужели Равиэла легла спать? Звоню в колокольчик. Тишина. Открываю дверь. Включаю свет и сразу замечаю на столе большой лист бумаги, придавленный розовым кварцем. Мой свадебный подарок Равиэле. Тяжелая глыба необработанных кристаллов. Кристаллов любви... Ровные, аккуратные буквы с трудом складываются в слова. Читаю медленно-медленно, теряя на пути слоги, путаясь в смысле:
      «Дорогой Эфраим! Десятки раз думала, как сказать тебе то, что произошло со мной, как объяснить случившееся, и всегда ужас охватывал меня от одной мысли, что это необходимо сделать. Три месяца назад я впервые в жизни изменила тебе. Это произошло, когда Ришар гостил в нашем доме. Он любит меня, Эфраим. Любит уже несколько лет. С первой встречи. Но никогда раньше я не позволяла ему приблизиться ко мне. Была уверена – наш брак нерушим. Боялась Божьего наказания за измену. Теперь понимаю, что мы просто обманывали друг друга и сами себя. Теперь, когда обнаружила нечаянно два подарка в твоем армейском рюкзаке. Два одинаковых рубиновых колье. У тебя тоже есть любимая женщина, Эфраим. Наша ложь бессмысленна. Я беременна. Беременна от Ришара. Страшно представить, но я хотела обмануть тебя, сказать, что ребенок твой. Обмануть и себя, и Ришара и таким образом сделать тебя счастливым. Но Бог спас меня от этого страшного шага. Посмотри, вверху листа результаты моего анализа на беременность. Прочти и порадуйся вместе со мной. Нынешним летом родится мой сын. Это произойдет в Париже. Сейчас ты читаешь письмо, а я лечу к Ришару.
      Будь счастлив, Эфраим».
      Теряю ощущение времени и пространства. Одиночество в огромном мире особенно невыносимо. Еще раз бросаю взгляд на письмо жены, выхожу из дома, завожу машину и долго кружу по Иерусалиму, пока не оказываюсь под окном Синди. Оно горит мягким желтым светом. Долго звоню. С досадой думаю, что девочка боится темноты и спит при свете, хочу уйти, но вдруг дверь распахивается, и моя полуголая, пьяная и счастливая возлюбленная повисает у меня на шее.
      – – Ты что, пьешь в одиночестве?
      – Нет, с Ринат...
      – Сестренка к тебе прилетела?
      – Она в Интернете сидит.
      – Где?!
      – Хомо сапиенс из каменного века! – Синди тащит меня в спальню к компьютеру.
      Вижу сияющую Ринат в розовом прозрачном пеньюаре. Хихикает с экрана, как кокетка в порнографическом фильме, замечает меня, мгновенно исчезает и появляется снова, на этот раз в более приличном виде.
      – Синди, что за пляски посреди ночи?
      – Празднуем нашу помолвку...
      – Когда начали?
      – В двенадцать.
      – В двенадцать дня?!
      – Ришар, какой ты тупой! Днем Интернет стоит очень дорого!
      – Не называй меня Ришаром!
      – Ты сам выбрал это имя.
      – Синди, выйди из Интернета, мне нужно с тобой поговорить. Ринат, девочка, извини, я заберу ее у тебя.
      – Только навсегда, пожалуйста, на всю жизнь! Давайте выпьем за это.
      Синди наливает четверть фужера «Смирновской». Вспоминаю почему-то, что ее предпочитал любавическии рэбе. Пью обжигающую жидкость под счастливые взвизгивания Ринат и Синди. Реальность снова исчезает.
      – Теперь целуйтесь до зари, а я исчезаю в волнах эфира.
      Беру Синди на руки, на секунду вижу краешек черного неба с ярко мерцающей звездой.
      – Девочка, быстрей загадывай желание!
      – Дурак, это самолет летит в дальнюю страну.
      – Ах да! Равиэла летит к Ришару.
      – Правда? Невероятно! Значит, он действительно существует!
      Падаем в кровать и целуем друг друга так неистово, словно две тысячи триста двадцать семь лет были в разлуке. Я шепчу это Синди. Она моментально садится на кровати:
      – Откуда ты знаешь эту цифру?
      – А ты?
      – Мне сказал брат, когда я курила с ним на его могиле.
      – Он сказал тебе о монете?
      – Да. Ее сделал Иегуда Бецалель.
      – Фальшивомонетчик.
      – Но ведь она настоящая?
      – Теперь да. Теперь все настоящее.
      – Эфраим, ты даже не подумал, что я сумасшедшая.
      – Почему сумасшедшая?
      – Потому что говорила с братом. Он же мертвый.
      – Он жив, Синди.
      – Правда?!
      – Конечно.
      – Но я никогда больше не смогу разговаривать с ним. Ты подарил мне этот якорь и лишил... брата.
      – Синди, я хочу тебе поклясться...
      – Нет! Не надо, пожалуйста!..
      Она целует мои ноги. Чувствую ее теплое дыхание на кончиках пальцев.
      – Не надо никаких клятв, никаких слов... никаких обещаний...
      Мягкая истома накрывает меня бесшумной волной, уносит в небытие... Я вхожу в Синди... в ее существо, в ее жизнь, в ее сумасшествие, и мне кажется, что теперь уже навсегда...