Александр Курсков
      Проходимцы
      Кинопьеса
      Действующие лица:
      ОН - 18-20, ростом выше среднего. ОНА - 24-26, совершенно невозможно сказать о ее внешности. ЕЕ МУЖ - 28-30, среднего роста, светловолосый.
      ТРОЕ ЮНОШЕЙ - 18 лет, разные. ТРИ ДЕВОЧКИ - 18 лет, пестрые.
      ПАССАЖИРЫ ПОЕЗДА, ЖИТЕЛИ МЕСТНОСТИ, КОНТРОЛЕРЫ, СОСЕДИ совершенно одни и те же, в сущности, люди.
      Общее время действия - 30-40 минут.
      ПРОЛОГ
      Небезызвестная вам проходимка Хотя, какое вам дело до того, Знаете вы ее или нет Она падала, падала с высоких каблуков, Из распахнутых окон, Из вагонных дверей, С уставших рук и покатых крыш, И плоских крыш, Она падала вниз, падала вперед, Каталась кувырком и кубарем Слишком уверенно падала Для своих двадцати с хвостиком лет.
      Но не в этом, собственно, дело. Нет, не в этой падшей женщине.
      У нее были глаза цвета Собственного отражения в вечернем стекле. У нее были руки грации Переплетающихся с проводами веток Как бывает ночью в середине лета... У нее были губы курильщицы Горькие, нервные и сухие снаружи. У нее были - вы все еще слушаете? Были мягкие волосы и длинные ноги Созданные для любви и прогулок по лужам Но дело совсем не в ней, нет... Она не обманывала лежачих, Не избивала дураков, Готова была понять убогих, Но не любила прощать или жалеть И поэтому предпочитала уходить первой. Для этого имела квартиру, мужа И кажется - крепкие нервы.
      Запомните: дело никогда не было в ней. Оно было само по себе, как руки скрипачки, Как сравнения сравнений сравнивающих, Когда сначала было слово, А потом мы просто соревновались друг с другом, Ползали по песочницам и играли в мячики Превращая слова в имена вещей. И не в этом дело...
      Мы все ее знали, хотя Какое нам было дело. Она даже мыла посуду и готовила куриц. Через год мы знали ее все. У нее были ключи от всех наших квартир, Коды всех наших подъездов и названия наших улиц. Она называла это: "Мой город" И рисовала ежиков в своих дневниках А на последних страницах всегда себя...
      Говорят, ее очень мило звали. По всем законам пространства Она просто обязана была иметь имя, Три времени и какое-нибудь число Чтобы мы ее приглашали на чай, на танец, На свои свадьбы и на несколько свиданий, Что еще необходимо современной женщине Для того, чтобы быть ощутимо Теплее и мягче, чем полосатый матрас... И она смеялась под одеялом Пугая собой очередного из нас...
      Да... Она не любила утро, Ненавидела суету и сонность, Терпеть не могла И все-таки она полюбила мужчину Наверное потому, что больше ничто в этом мире Она не могла самостоятельно полюбить... Но все это было уже год спустя - тогда Когда никто из нас ее еще не знал...
      Все, открывайте глаза, многоуважаемый пустой зал. Это совсем не страшно и пока еще - далеко. Но она уже пришла на просмотр и спит рядом с вами... Пока она спит - вам будет без нее грустно. Потом вы помашете перед ее лицом руками, Она проснется и уйдет навсегда К своему мужчине. Не причесываясь. И Вам будет без нее легко...
      ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
      Поезд, следующий из пункта отправления в пункт назначения. Группа студентов в сопровождении руководительницы возвращаются с полевых работ. Четверо юношей в общем вагоне пьют водку. Через какое-то время один из них встает и уходит. Он прикуривает в тамбуре, входит в соседний купейный вагон, открывает дверь одного из купе. На встречу ему поднимается три девочки, которые уходят с типично женским понимающим видом...
      - I
      Поезда всегда кажутся грязными, но почему-то Не бывает противно прикоснуться к их грязи. Говорят, в депо их моют хлоркой Как большие общественные туалеты.
      Но больше всего они похожи на вещь в себе, Вечно незавершенную в этой связи.
      Люди в поездах очень странные, Они смотрят на свои отражения В ручках купейных дверей. Пытаются понять себя заново В искажении растерянных лиц. А те, кто едет в плацкарте и общем Смотрят на свои отражения в глазах проводниц. И те, и другие выбрали для себя пространство. И тем, и другим очень скучно с самими собой.
      Так они и увиделись Когда он пришел и посмотрелся в ручку ее купе Искривленный, улыбающийся и рябой. Когда глаза проводницы опустели И она пошла открывать туалеты. Когда пепел с его сигареты Обрушился вместе с огнем. Когда люди поели куриц и стали засыпать. Когда поезд окончательно погрузился в себя Чтобы можно было Погрузиться в себя в нем...
      Он взялся за приблизившееся отражение своей руки. Он вошел к ней и сказал: - Поезда остаются самими собой Только когда их покидают раньше обычного. Она ответила: - Людям это свойственно тоже.
      Нашла свои руки и устало потерла виски. Он улыбнулся и поцеловал бутылку кагора. Сорвал с нее пробку и подул в черное горлышко. Она опустила руки на полотенце И стала смотреть на себя в окно Как ее много, когда мир так скоро Проносится сквозь ее бледную тень, И еще совсем, совсем не темно...
      Они говорили о том, Что не собираются друг друга любить. Это было бы слишком нечестно В контексте прибытия в пункт назначения. Им хотелось напиться и глупо шутить. Они закусывали плохим шоколадом И смеялись над перестуком колес. Они даже не целовались. Она скинула обувь и сидела на верхней полке. Он стал щекотать ее пятки Ежиком жестких коротких волос...
      Три девочки в тамбуре говорили о том, Что она очень глупая шлюха, Что он - это нечто страшное И совершенно равнодушное к счастью, Что им бессовестно хорошо вдвоем... Они шарахались от пьяных дембелей И шептали друг другу на ухо Все то же, но каждая о своем.
      Трое юношей в общем вагоне Обсуждали ее бедра и грудь И различные способы все это любить. О нем они многозначительно молчали, Гордо считая его своим в доску... Люди все равно не пошли бы пешком Если бы в поездах запрещалось говорить...
      - II
      - Ты, танцующая на подоконниках... - Я тебя прошу не говорить глупостей... - Ты, танцующая на подоконниках, Чьи бедра - позор всех домохозяек на свете, Бессмысленно мудреющих в своей тупости... - Я тебя прошу не обижать мою маму... - Ты, танцующая на подоконниках На высоте первого головокружения птицы, Ты, в ногах которой готов валяться город, Готов разбить лицо о твое колено И слизывать с него собственную кровь, И становиться от нее покорным и пьяным Как избитый хозяином пес... - Что ты хочешь сказать мне? Это шутка? - Нет, милая моя, нет, это вопрос... - Что ты хочешь спросить у меня? - Слушай. Ты, не лишенная интеллекта сучка, Утратившая интерес к раздеванию... Ты предпочитаешь оставаться в одежде, Но твой муж - педант, он всегда хочет как лучше, Он интеллигентен и старомодно воспитан, Он не разрешает тебе кричать, ругаться и петь... - Я тебя прошу не трогать моего мужа... - А когда утром он бережно выключает будильник Тебе хочется побыстрее одеться и умереть... Ты, тебе часто хочется умереть?
      ...Она знала про этих людей все, Но не понимала, как они умудряются совмещать Довольство судьбой и недовольство жизнью. Это была маленькая фальшь в логике победителей Которую вообще не стоило бы замечать. Недовольство жизнью заставляло мужчин Дарить ей дешевые цветы и дорогие конфеты. Довольство судьбой заставляло их лгать И трусливо уходить среди ночи Забывая свои презервативы и сигареты. Женщины, довольные своей судьбой, Захлопывали перед ней двери Когда она просила позвать кого-то из нас. Женщины, недовольные жизнью Любили искренне поделиться этим друг с другом Разговорами про дешевые трусы, Тупых мужей и что-то еще - шепотом Но очень редко и с глазу на глаз.
      - Мне отвечать или запереть дверь? - Тебе? Тебе нужно молчать, болтать ногами И допивать свой пластиковый стакан до дна. Настоящая героиня должна быть молчаливой И не стесняться в итоге за неразговорчивость Быть вынесенной в посвящение Из пьесы, где все разговаривают и говорят, И бесполезно выяснять, чья в том вина. Настоящий телефон Должен хрипеть и глотать жетоны В безнадежных попытках Соединиться с другим, Таким же настоящим, как он... - О-ля-ля, это шизофрения, О-ля-ля, он съехал, это шизофрения... Может быть, ты просто слишком много выпил, Мой мальчик...
      - III
      Поезда не идут и не едут. Они двигаются. Те из нас, кто так не считает, Обречены на соблюдение расписания. Плюс-минус двадцать минут. Те из нас, кто так не считает, Немного посмотрят в окно И беспокойно заснут.
      Чем измеряется движение? Запахом тамбура, количеством коридора, Возрастом проводницы, Общительностью попутчика, Временем в пути и возможностью его изменить, Количеством выпитого и его ролью В системе твоего измерения. Движение поездов не имеет иного направления Кроме тебя, любимого...
      Три девочки из тамбура, Ее предупредительные соседки, Давно уже ушли смеяться и пить С мальчиками их круга мысли. Мальчики казались им умными И безопасными в личном плане. Здесь не принято было ухаживание Чтобы оно не мешало разговору О каком-нибудь сорокинском "Романе". Все пятеро сделали вид Что забыли о нем и ней, И забыли о нем и о ней, Они не замечали этого И это было всего верней...
      Когда уже никто не смотрел в окна, Когда входящие на станциях старались не шуметь И тихо занимали свободные места, Когда небо с землей... - а впрочем, Это не отсюда, это лишнее, Про них уже знает каждый, кто хочет знать А те, кто не хочет, все же иногда Знают, когда перемещаются в поездах И вдруг обнаруживают, Что пачка сигарет пуста... Когда все смирились быть временно Не такими, какими принято быть Осталось только сойти с поезда в неизвестность Или - попросту выйти вон, Но никто этого еще не сделал Он стянул ее с верхней полки, поставил на ноги И они хохотали на весь соседний вагон...
      - IV
      - Да нет же, послушай, я не собиралась тебя любить, И тем более - говорить тебе об этом... - Но ты сказала об этом так, Будто сообщила, что ждешь ребенка. И я хотел бы оставить ребенка. Наверное, так это и нужно говорить. - Ведь мы взрослые люди. Ты понимаешь. - Скажи это так, как сказала мне, Людям, принимающим все всерьез. - У них слишком грустные носы от вранья. - Правда? И в каждом По вполне искренней Благонамеренной сухой сопле Принимающей форму знака "вопрос"...
      ...Он впервые обнял эту женщину две недели назад, Поднял за руки над землей, Она закричала от боли в лопатках И попросила вернуть ее обратно. Она не любила целоваться, говорить о себе И оттирать с одежды зеленые пятна. Она считала, что мухи - это слоны Умершие в страшных муках, И что люди - это мухи, Умершие на липкой ловушке, И что ни в тех, ни в других, ни в третьих Нет ничего, кроме очень маленького бога, Которого легко спутать с чем-то еще И еще легче - попросту не заметить.
      Она была старше его на несколько лет... Иногда она называла его мальчиком Когда он не давал ей курить И жаловаться на жизнь... Все начиналось как легкий походный роман, С перебрасывания словами и перепыхивания сигарет. Даже когда она хотела его убить, Даже когда занесла камень, Даже когда он проснулся и рассмеялся А потом сбил ее с ног и ударил в грудь, Даже когда она выла от боли И каталась по земле А он целовал ее и просил прощения Даже тогда она ничего ни о чем не знала, Она ничего не поняла и не хотела понять, Но уже не могла без него уснуть.
      - Я хотел бы сбросить тебя с поезда. Ты - всего лишь иллюзия отсутствия одиночества С которой можно делать все, что угодно Пока ее не любишь. - Иллюзию очень опасно любить. - Но тогда это будет не все, что угодно...
      ...Она очень удивлялась тому, что он пьет Только за тех, кто в море. Он объяснил ей, что больше не за что пить. За женщин пьют пошляки и трусы Которые не умеют любить женщин. За друзей пьют тогда, Когда сомневаются, есть ли друзья. За все прочее пьют научившиеся скучно жить. Некоторые из которых предпочитают не пить Во избежании утраты своего таланта. Она пила с ним за тех, кто в море: За солдат, мертвецов, моряков и арестантов.
      - V
      - Ты знаешь, чем это все закончится? - Через четыре часа мы прибудем в пункт назначения. - Ты придешь к мужу и он будет тебя раздевать. - Он очень хороший человек. - Тебе наплевать на это. На это и на то, что он будет тебя раздевать Тебе наплевать. Робко дотрагиваться до твоей равнодушной груди. Вы целуетесь? Ты представляешь, Что ешь мокрый персик. Тебе наплевать. Твой персиковый муж в тебя безумно влюблен. Он влезет на тебя И будет скрипеть как плохая жевачка. - Ты пытаешься меня рассмешить?
      ...Где вы, смешные герои этой грустной войны, Выпячивающие губы и произносящие речи, Пишущие предсмертные стихи И забывающие прикосновения друг друга, Велики в своем несчастии и тихи... Где вы, наивные обладатели мира С мягкими улыбками старых клоунов, С пустыми карманами молодых трагиков, С белыми ладонями европейцев, С родителями, мечтой и квартирой... Где вы, боязливые безумцы, Почему вас нет с этой женщиной, Почему вы предпочитаете о ней мечтать И вздрагивать от громкого окрика...
      - Мы должны расстаться. Ты должен допить и встать. Ты должен выйти и забыть о том, Что в мире что-то менялось, Но так и не изменилось. Ты сам понимаешь это лучше меня. Мне очень жаль, что это - случилось. - Ты ратуешь за обыкновенный красивый итог Необыкновенно красивой сказки В тебе говорит классическое воспитание, Умение жить и скучный супружеский долг. - Я не хочу продолжения, которого не может быть...
      Десять поездов, двадцать, двести, Все они направляются к своим перронам, Все они имеют смысл до тех пор Пока не все направляются вместе с ними, Пока кто-то даже с ними вступает в спор. Впрочем, бог наверное сильно удивится Когда узнает о том, что все им созданное Просто обязано иметь смысл Переплетение листьев и нагромождение числ...
      - Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, Поезд едет запоздалый, Поезд едет запоздалый От вокзала до вокзала, Что за тетенька не спит, По-китайски говорит...
      - Что это значит?
      - Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, Что нам тетенька сказала, Поезд едет до вокзала, Дядя тетю где-то ждет, Только тетя не придет...
      - Что ты несешь? Ты можешь говорить серьезно? - Что я несу - то никто, кроме меня До тебя уже не донесет. - Это значит, что ты Не прислушиваешься к моим словам? - Это значит, что поезд пойдет дальше без нас Как бы ты ни была права. Мы оставим его и пожелаем ему сойти с рельсов, Тем более, что он все равно не сойдет, Но ему будет приятно... - Ты хочешь сойти с поезда. - Ты уже не можешь просто вернуться обратно. Я хочу сойти с поезда вместе с тобой. Ты можешь сопротивляться и отказаться Желать и менять. - Завтра у меня заседание кафедры. - Ты совершаешь обычное кощунство над временем. Будущее создано для преклонения перед плохо скрываемой неизвестностью Что-то вроде тебя и меня, Что-то, во что можно верить, Но что невозможно понять. - Ты должен знать, что у меня женские дни. - Мы сойдем на следующей станции. Сдаешься? - На какой станции? - Значит ты просто врешь про женские дни...
      ...Они все-таки выйдут из купе, Переберутся в тамбур, Он подмигнет на прощание удивленной проводнице, Она пожмет плечами и выставит свой фонарь... Через несколько минут. А сейчас мы оставим их вдвоем. Ведь поезда - это всегда только начало Не требующее для себя продолжения, Это - прочитанный взрослым старый букварь. То, что ты понял в поездах Нужно спасать от них. Поезда пожирают своих детей, Для них в этом нет ничего предосудительного Но не стоит уподобляться поездам...
      Три девочки уснули на свободных местах В общем вагоне. Трое юношей уже слишком пьяны и горды собой. Проводница закрыла глаза. Больше здесь ничего нет.
      ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
      Привокзальная площадь захолустного городка. Странное углубление, на дне которого уже заканчивает свою работу местный рыночек. Компании мужиков отдыхают четко по периметру. В центре копошатся местные жители, которым вообще не известно что здесь нужно. Он и она какое-то время сидят и болтают ногами на обломках старой стены или чего-то там еще. Потом они поднимаются и проходят сквозь поселок по дороге, которая всегда оказывается перед ними.
      - I
      ...Гамлет, оставь прохожих, Не надо плевать им в лица, Не надо кусать им ноги, Читатель нашей рассеянной драмы Должен научиться в итоге Достойно проигрывать в поддавки... Ты сам выбираешь свой путь, Но протискиваясь сквозь толпу Ты просто служишь ее законам Действуя ей вопреки. Толпа состоит из таких же, как ты С той лишь разницей, что они Не видят в лицах друг друга Друг друга. Они непобедимы потому, Что их некому побеждать, Не нужно искать выход из пустоты Это девять кругов Круга...
      Гамлет, не бей пьяниц, Не пытайся соблазнить домохозяек, Не надейся смутить сытых, Не рассчитывай быть несчастней Больше, чем тебе отмеряно, Дальше, чем для тебя открыто... Служебный вход заперт, Купи семечек, чернящих губы, Сядь на руинах древней стены Неведомо откуда взявшейся В этом захолустье Странная, странная паперть...
      - Ты понимаешь, что ты сделал? - Я никого не ударил. Этого достаточно. - Мы не должны были сходить с поезда. - С какого поезда? - С такого поезда. - С хорошего, непривычного, настоящего Большого и скорого поезда... - Зачем ты это сделал? - Я даже не сказал никому грубого слова. Ты хочешь, чтоб я вымыл им ноги? Тебе не кажется, что это было бы слишком смело? - Я хочу вернуться в свое купе. - Плох тот герой, который Не сходит раньше времени с поезда Без разницы когда, как, с кем и с какого. - Ты можешь быть героем сколько угодно Но я боюсь, что это не всем будет интересно, Потому что для большинства в этом Нет ничего такого. - Хочешь семечек, чернящих губы? - Нет, я не хочу семечек, чернящих губы. Я хочу знать, что происходит. - Знай...
      На них никто не посмотрел прямо. Все облизывали их суетливыми взглядами, Странно, почему суетливые взгляды Порожденные трусливым любопытством Не смотря на все свое равнодушие Всегда выглядят недовольными... Однажды он вздрогнул Когда на него впервые так посмотрели И после этого только смеялся Наверное, над самим собой...
      - Пойдем отсюда, испуганная женщина. - Куда ты хочешь идти? - Теперь уже нет никакой разницы, ведь так? - Мне все еще продолжать с тобой спорить? - Тебе пора начинать со мной спорить. Только следуя за мной ты можешь оспорить Верность нашей странной дороги. Оставаясь на обочине ты способна Только глотать пыль. - Говори проще, проще, понимаешь ли, Не нанизывай слова, дурак...
      - II
      ...Хвала прибывающим В пункт своего назначения. С грустными взглядами, Полными облегченного понимания Они проходят по перрону, Изучая знакомую сорасположенность улиц, Устало перекладывая сумки из руки в руку, Разминая затекшие ноги и пытаясь прикурить, Выбрасывая в урны огрызки куриц, Яичную шелуху и надкушенные батоны... Им легко оттого, что что-то в их жизни Еще может заканчиваться И не продолжаться день за днем... Чтобы благодать не переросла в закон, Чтобы дети не выросли И не объяснили привычное заново Поезда убивают своих детей, Дети умирают и выходят на свой перрон. Хвала пересаживающимся в автобусы И не замечающим отсутствия беглецов...
      - Я прочитала название этого места. Правда, оно почему-то перечеркнуто Жирной красной чертой. - Тебе это что-то дало, кроме очередного слова? - Мне нужно вернуться на станцию, Позвонить и сказать, где я нахожусь. Стой... - Стоит ли ради этого где-то находиться? Давай позвоню я. Я скажу - я скажу - привет, Это служба общественного мнения, Скажите, уважаемый, как вы относитесь К супружеской измене? Отрицательно? Вы очень нам помогли, спасибо, счастливо... - Давай зайдем в магазин и купим пиво. - Давай...
      Люди, прибывающие в пункт назначения Очень долго несут с собой запах поезда, Он въедается в их кожу Как запах ластика в альбом для черчения, Он прячется в линиях ладони, Даже рукопожатия не выжимают его их них...
      Сошедшие с поезда раньше времени Очень быстро обретают запах себя самих.
      Им незачем притворяться Что-то понявшими и старающимися Донести это что-то до других Или в крайнем случае - до душа, Чтобы смыть со своих рук и плеч... Им ничего не нужно беречь...
      - Куда ты меня ведешь? - В степь широкую, траву высокую, Сымать с красной девицы черно платьице, Ласкать красной девице бело пузико, Шептать красной девице в алы губы Всякие глупости... - Остановись здесь, поглотай свою пыль. Может быть, ты тогда Хоть что-то в этой жизни поймешь... - Глотающие свою пыль Познают природу самих себя И становятся как мертвецы Человек перед смертью понимает, Почему и зачем он дышит, И больше уже от испуга не может дышать... Я не хочу узнавать себя, Пусть этим занимаются другие, Идущие рядом со мной И заставляющие меня остановиться Из простого нежелания раздеваться.
      - Перестань подпрыгивать и пылить, Прекрати залезать мне словами между ног, Перестань лжепророчествовать и издеваться. Давай поговорим серьезно. Давай поговорим здесь Пока мы еще не слишком далеко зашли. - Мы уже слишком далеко зашли. Иже еси от века и днесь. По щиколотки в теплой пыли...
      - III
      ...Кажется, это где-то было. В этой местности даже прямые дороги Кажется, что идут по кругу. В этой местности даже на автобусных остановках Не угасают костры, За которыми уже давно не следят... Можно проходить сквозь строй Одинаковых деревьев, домов и лиц, Можно на обочине есть сгущенку, Можно бесконечно искать друг друга Обнаруживая в итоге только себя...
      В этой местности бесполезно вести споры, Опасно сочинять музыку, Бессмысленно читать названия улиц На почерневших углах ночных зданий... Можно только собирать светляков, Потом жечь костер На автобусной остановке, Отмахиваться от комаров, И смотреть на огонь Огромными звериными глазами...
      - Ты снова спросишь меня, где мы находимся. - Нет... - Ты снова спросишь меня, куда мы идем. - Нет... - Ты хочешь вернуться домой? - Нет... - Ты вернешься домой. Рано или поздно. - Какой ты хочешь услышать ответ? - Да. - Ты придумал все это ради нескольких часов? - Да. - Это ничего не меняет? - Да. То есть нет. Я не знаю, каким словом здесь соглашаться. - Ты отпустишь меня после всего этого? - Какой ты хочешь услышать ответ? Да? - Интересно, мы можем ответить друг другу? - Наверное, не всегда... - По-моему - просто нет...
      Они готовили чай на костре И рассматривали деревенские граффити. У нее кончились сигареты, Она все время спрашивала у него И втягивала полной грудью Горький дым его плохих сигарет...
      - Глупо об этом сейчас думать? - О чем? - О том, что мы с мужем Хотели бы завести ребенка. - Почему же глупо? Думай сколько угодно. - Это было бы неразумно... - Думать об этом сейчас или заводить ребенка? - Мы очень мало зарабатываем. Но через несколько лет я стану старухой... - Ты специально рассуждаешь вслух? - А? Прости... - Нет, ничего, ты можешь даже Шептать мне все это на ухо... Все, пожалуй кроме старух... - ...А ты? - Что я? - Что ты будешь делать? - Ты не против, если я поем? - Что ты будешь делать без меня? - Ты мне безразлична. - Совсем? - Не кури так много и не прикуривай от огня. - Я тебе безразлична? Ты снизил мне цену? - Сентиментальная сцена. Дамы в темном зале, Берегите от посягательств губы. - Ты, кажется, сейчас опрокинешь котелок в огонь. - Дай ты людям поцеловаться...
      - IV
      Герои должны поспать... Он положил ее на узкой железной лавочке, Он сам сел на свой рюкзак, Прислонился к железной стене И закрыл глаза... Что ему снилось, когда Костер угасал, небо лениво светлело, Но никто еще не вышел из домов Кормить куриц и выгонять коров...
      * * *
      Автобус, набитый битком, но все С красными повязками контролеров. Лучше бы у них были повязки на глазах Они бы видели больше Или, во всяком случае, Не судили бы так строго и скоро... Сейчас они растерянно осматривают друг друга Не понимая, на кого и за что Здесь еще можно наложить штраф. Этот автобус давно утратил свой смысл В нем никто не едет до своей остановки, В нем все выполняют свою работу, В нем каждый многозначительно указывает на свой рукав.
      Есть только один обыкновенный пассажир, Зажатый со всех сторон, Лишенный возможности выйти, Вот уже целую жизнь Едущий бессмысленной бесконечной дорогой, Оставшийся наедине со своим Сотню раз просроченным единым билетом Выписанным когда-то на имя Бога...
      Она - она работает в этом автобусе кондуктором. Она вечно уговаривает Бога приобрести билет, Бог вечно сетует на отсутствие денег. Контролеры прислушиваются И записывают ей в маршрутный лист Взыскание за наличие в салоне безбилетника Как показателя кондукторской нерадивости И преступной лени. Она ужасно размалевана, Пошло одета и бессильна что-либо изменить. Она плачет, прижавшись лбом ко стеклу...
      Он - он работает в этом автобусе водителем. Он давно уже не открывает дверей И пропускает остановки. Он тоже дает контролерам работу, Он просто не может остаться невинным. В бессильной злобе он кроет их матом...
      Но он единственный покидает этот автобус Чтобы заправить его бензином, Чтобы купить сигарет, Поболтать с заправочным автоматом, Сделать вид, что больше Никогда не вернется за руль, Ляжет спать и после Просто будет считать это сном... Но он не может сбежать Оставив в салоне ее, Он стоит на улице, курит и смотрит Как искажено ее заплаканное лицо, Распластанное за пыльным окном...
      Он хлопает дверцей И автобус катится дальше. И пока он не уйдет навсегда Автобус будет продолжать Свое бессмысленное движение. И нужно выбрать...
      * * *
      ...Ей снится муж. Он пришел усталый с работы. Можно просто уткнуться в него и плакать. Он ни о чем не спрашивает, Он смотрит на свое отражение в зеркале На свои грустные и пустые глаза... В это вечер он вспомнит, что когда-то курил Он закурит и накурится до сухой рвоты. Он снова подумает о самоубийстве. Он достанет пыльную бутылку портвейна. Она сядет ему на колени и поцелует в щеку. Она скажет - знаешь, ведь мы же можем Жить по другому... И потом они будут смеяться и звонить соседям, Формальным друзьям и просто знакомым... И соседи придут Сначала серые, серьезные и слепые, Но потом они оттают и расправят плечи,
      И мужчины станут свободными, И женщины станут красивыми...
      И она будет кричать: Люди, да что же вам было нужно? Вам было нужно, чтобы я изменила мужу Для того, чтобы он, и вы, и я Чтобы мы больше никогда Не изменяли самим себе? Что же вам было нужно, люди?
      А они ответят: нам ничего не было нужно. У нас все было, мы все понимали. Наше будущее принадлежало нам, Наше прошлое и настоящее Вызывали у нас удовлетворение. Мы умели жить, и учили тебя жизни. Мы тебя жалели и даже принимали. Зачем ты пришла, Зачем ты позвала нас И научила смеяться, заставила плакать, Зачем ты делаешь нас свободными и красивыми, Зачем ты вынуждаешь нас любить тебя, Падшая беспутная женщина?
      Она заберется на колени к своему мужу, Он погладит ее по голове И поднимет глаза на соседей, Он скажет: вот - я, вот - вы, вот - она.
      Среди нас нет судей, Среди нас нет предателей и святых. Может быть, мы были правы, Может быть, этот мир был создан только для нас, Может быть то, что этот мир такой, какой он есть Наша заслуга, может быть - наша вина. Но я хочу спросить вас, соседи, Утратившие свой покой, Научившиеся плакать, любить и смеяться, Обрадованные и напуганные люди Я хочу спросить вас, Вам сейчас хорошо? И стоит ли возвращаться?
      ...Он проснулся от холода, Присел на корточки рядом с ней И долго смотрел Как она смеется во сне. Когда она стала падать с лавки Он не бросился ее подхватить. Она упала ему под ноги, Вскрикнула от боли И открыла свои все еще счастливые глаза...
      ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
      Поезд, следующий неизвестно откуда, прибывающий в пункт своего назначения, уже замедливший ход. Несколько человек в тамбуре докуривают свои последние дорожные сигареты. Несколько человек, Он и Она.
      - Я не знаю, что ты хочешь мне сказать... Я не знаю, что ты мне скажешь Так принято говорить, когда знаешь Все сказанное наперед. Не надо учить меня жизни и гладить по голове. Я не поэт и не раб, я не маленький мальчик, Я просто несчастный циничный урод. Ты не скажешь мне ничего Над чем бы я не рассмеялся сквозь слезы, Что бы я не знал и не умел Лучше, чем ты, все еще признающая необходимость Все это обязательно говорить... Что бы ты ни сказала Это не повод для того, чтобы уйти И даже не повод для того, Чтобы не уходить...
      - Тише, тише, посмотри, На нас оборачиваются, Не нужно так громко, Даже если ты иначе не можешь. Посмотри вокруг, мужчина, Раскрой, мой мальчик, Свои глупые теплые глазки... Должно пройти время. На твоем мире еще не просохла свежая краска. Он пахнет как пригородное кладбище в Пасху... Скоро не упавшие капли застынут, Цвета перестанут быть чистыми и потускнеют, И ты сможешь придти и не заметить того, Что никто не обернется на грубость И не отзовется на ласку. Должно пройти время. Еще никто ничего ни с кем не умеет...
      Должно пройти время... Господи, зачем ты придумываешь Своих таких смешных человечков... Послушай... Мне холодно... Накинь мне, пожалуйста, Свою дурацкую куртку на плечи...
      Послушай... Послушай... ты станешь обычным, Забудешь мое проклятое имя, Ты станешь смеяться чуть реже, Научишься требовать вечерами свой ужин, Протягивать ноги на табуретку И допоздна смотреть телевизор, И тихая женщина назовет тебя Своим мужем.
      Должно пройти время. Твой город еще не обрел привычных маршрутов. Ты еще слишком мальчик, мой мальчик. Ты когда-нибудь откроешь дверь своего дома И испугаешься взгляда своего сына. Ты еще полюбишь И расскажешь обо всем иначе. И однажды равнодушно посмотришь Мне вслед - в мою постаревшую спину...
      - Ты сказала? - Да, я сказала. - Теперь... Станцуй мне. - Что ты говоришь? - Станцуй мне, станцуй сейчас. Станцуй мне, продирижируй Ослепшим оркестром, Он тебя не увидит И не подчинится твоим жестам, Но все равно Отвори окна моего города Руками любопытных, Захотевших на тебя посмотреть, Высунуться серыми слепыми лицами Каждый - в свое окно... Отвори окна моего города Даже если ты еще не способна Раскрыть его людям глаза... Перебеги дорогу Перед черной машиной, Проверь ее тормоза. Перебеги дорогу Увидев на другой стороне Своего смешного мужчину По осколкам пивных бутылок, Лобовых стекол, темных очков, Перебеги дорогу из битого стекла Перед черной машиной, Пусть она испуганно притормозит И проколет свои дурацкие шины.
      Ты слышишь меня? Можешь ли ты еще считать это счастьем? Способна ли ты быть счастливой Оттого, что кого-то слышишь? Если нет - я считаю это изменой. Это не слова, это не слова, Это тяжелые камни Скатываются по отвесным стенам, Они могли бы падать Но они по прежнему катятся По отвесным стенам, Эти дома связаны проводами друг с другом Как слепые, убившие поводыря, Войди в мой город, прекрасная женщина, Перестань быть частью его, Войди в мой город - и стань частью меня...