"Целесообразность" коммунизма заключалась в уничтожении классовых различий, в превращении общества в одноклассовое, где для всех людей предполагались равные возможности. Но классовыми различиями становились любые, отличные от вкусов большинства, феномены научные концепции, нормы языка, направления в искусстве, моде, литературе, театре, этические нормы, религиозные взгляды и т. д. А как можно уничтожить такую массу различий? Только уничтожив ее носителей. Вот и уничтожали, большинство физически, оставшихся давили морально, загоняя страхом в конформизм. Мне кажется, в результате погибших оказалось больше, чем оставшихся в живых.
      "Целесообразность" фашизма заключалась в уничтожении или порабощении всех, не принадлежавших меньшинству расы господ и партии, основанной Гитлером. Это, конечно, грубее. Коммунисты уничтожали людей за "личные прегрешения", а не потому, что китаец или еврей, это все же более человечный подход - личный признак, а не национальный. Но и тут и там уничтожение и смерть тем, кто не хочет или не может быть с утопистами, которых всегда, однако, меньшинство.
      Просто в параноидальную концепцию коммунизма были вплетены элементы гуманистических и религиозных идеалов, в том числе заимствованная из христианства идея о "новом человеке", но любые здравые идеи, вплетенные в контекст бреда, теряют свой смысл и значение. Так, провозглашенные свобода, равенство и братство в контексте принудительной неистовости классовой борьбы превратились в свои антиподы.
      В концепции фашизма бредовые идеи явно господствуют. В фашизме ужасно не только то, что сознательно уничтожено такое количество людей, а то, что состояние человеческого сознания таково, что это возможно.
      37
      Жесткая привязанность к состоянию своего сознания провоцирует человека к созданию утопий. Когда меняется состояние сознания, меняется и представление о мире, поэтому человек считает, что реальность иллюзорна, что люди живут в реальности, как во сне.
      Последнее прибежище раздвоенного сознания - это сон. Имеется в виду, конечно, не физическое засыпание, душевно-духовный выбор состояния сна наяву. Раздвоение сознания порождает очень сильное напряжение. Погружение в суету дневных забот помогает забыть об этом напряжении, если и не на всю жизнь, то по крайней мере вытеснить это ощущение на задворки своей занятости. Правда, рано или поздно оно все-таки заставляет человека обратить на себя внимание, прорываясь через тоску, метафизическую тоску, не связанную с какими-то земными делами, или конкретными долгами, или иными заботами, это тоска глубинной воли человека по ясному и благодатному решению, по определенности движения, тоска по освобождению от противоестественности замирания между стремлением и нестремлением к абсолютному благу.
      Эта тоска подобна пробуждению от сна физиологического, но у большинства людей такое "пробуждение" столь кратковременно, что они очень быстро засыпают снова, будто весь организм восстает против этого пробуждения, словно оспаривая пространство блага абсолютного в пользу блага относительного. Абсолютная реальность действует на человека, как яркий свет, заставляющий закрыть глаза и снова погрузиться в сон ничтожных желаний; это состояние сознания можно сравнить с предрассветной мглой, которая никогда не станет рассветом.
      Человек при замерзании засыпает, и часто сон плавно переходит в смерть; так же и воля человека в состоянии замирания порождает духовный сон, порой переходящий в смерть, и человек становится живым трупом, с волей к бессмысленному существованию, опутанный, как погребальным покрывалом, банальной навязчивостью бытовых проблем.
      Платон также считает, что все люди живут как во сне и только философ бодрствует. Веды, Пураны называют мир иллюзорным, тканью Майи, сном. Я бы назвала относительную реальность издевательством Майи, ибо жизнь много обещает, но мало дает. Однако человека, как и в физиологическом сне, влечет туда, куда его влекут лабиринты желаний. Человек увлекается течением, а течение таково, что оно поглощает и несет. Но это не течение Дао, это скорее такой агрессивно-сексуальный поток (задействованный буквально во всех людях), "плавание" в котором не требу- ет духовных усилий. Любовь, познание, достижение свободы все это требует духовных усилий, и если измерить эти усилия, то они скорее похожи на плавание против течения. Это очень энергоемкие усилия, поэтому люди избегают их, ибо они гораздо больше тех усилий, которые затрачиваются на скольжение по течению, на сноподобное существование.
      Мир сна, мир псевдореальности привлекает человека, - это самое страшное, самое кризисное проявление раздвоенного сознания в наше время. В прологе романа 3. Миркиной "Озеро Сариклен" есть такие слова: "Тень человека появляется в пустыне. Я не говорю о той тени, которую отбрасывает тело. Это не в счет. Я говорю о тени, которую отбрасывает душа". Люди искусства, люди бизнеса, политики могут создать большую по масштабу "тень", чем простые люди, потому что у них большее пространство псевдореальности, а простые люди имеют меньшее пространство, и их "тени", их псевдочеловек просто меньше. К примеру, М. Монро создала некое сексуальное привидение, фантом; она как блуждающая тень, "все хотят", но любить никто не может; и умерла на пустом месте, в одиночестве. Стремиться подражать таким вещам значит стремиться к духовному поражению, как к эталону; это зловещий признак нашего времени, все равно что хотеть
      39
      красиво выглядеть в гробу или иметь красивые похороны. "Тени" значительнее по масштабу, чем живая реальность, они вытесняют живого человека, и даже когда люди соединяются и у ник рождаются дети, души их остаются прохожими друг для друга, будто соединялись призраки.
      Реальность - субстанция, которая непосредственно связана с волей человека, - не с его одеждой, а именно с волей, - и большинство людей делает волевой выбор в сторону полубесчувствия, в сторону периферийного существования. Люди не успевают за реальностью, они либо смотрят в будущее, либо оглядываются в прошлое и стремятся не столько жить в реальности, сколько выжить, защитить свою имеющуюся целостность, приспособив свое существование к конкретному окружению. Как правило, такое приспособление бывает очень непластичным, потому что физическая приспособляемость выше, чем психологическая. Чтобы приспособиться психологически, необходимо затратить гораздо больше энергии, поэтому внутри человека происходит энергетический конфликт - куда какая энергия должна пойти. Психологическая приспособляемость построена на формировании способов самозащиты, человек тратит энергию на строительство крепости, и успешность этого процесса зависит от того, сколько энергии осталось на развитие. Часто бывает так, что вся энергия уходит на защиту, на приспособление. По сути, грех - это отщепление от энергии витальности на защиту (фиговый лист); якобы выстраивая защиту от злого мира, человек защищается и от Бога, ибо правильная защита - это следование заповедям. Перекачивая энергию на периферию, человек обеспечивает себе существование в псевдореальности, подменяет космическую целостность на свою однообразную "целостность", которая, по сути, осколок, - эту подмену можно назвать основой атеизма. Человек не развивается духовно, энергия, предназначенная на развитие сознания, идет на защиту "осколка", а следовательно, на агрессию, съедается агрессией; поэтому тот "дух, который возвращается к Богу", может быть даже меньше, чем
      40
      полученный от Бога "талант". Это происходит потому, что внутри "осколка", который люди принимают за целостность, они будто творцы со своими тварными запросами, ради которых используются "услуги" единичных возможностей; к примеру, "вот дал Бог внешность, буду пользоваться ею", но при этом ропщут на Бога, что мало дал, "вот была бы внучкой Рокфеллера", - такое состояние сознания и есть источник всякого несовершенства в мире.
      Чем больше человек развит периферийно, тем менее - духовно, у таких людей, условно говоря, более развиты "конечности", ими они цепляются за реальность, и они у них натренированы, как у павианов; такие люди хорошо считают, запоминают, для них это жизненно важно. Чем развитей человек духовно, тем менее он зациклен на периферии, она ему не важна. Для многих людей приспособляемость исчерпывает саму жизнь, для них приспособиться - и значит жить. Конформизм бывает не только социально-политический, к нему относятся любые формы приспособления, любые формы безопасного существования. В определении "ученый-сухарь" слово "сухарь" обозначает защиту, а "ученый" - развитие, хотя в самом учении тоже может быть защита, когда воля направлена не на познание, а на извлечение силы, например создание бомбы". "Сухарь" не видит, как трое взрослых мужиков насилуют малолетнего ребенка, ибо он все сделал для того, чтобы этого не замечать, а под видом транквилизатора - научные изыскания. Бывает, что в качестве защиты от реальности выбирается какая-нибудь одна форма сострадания, например животным, тогда как палитра страданий весьма многообразна, но выбор только одной формы страдания тоже является защитой от восприятия других форм страдания. И философское познание может быть такой защитой; иной философский трактат - как бомбоубежище, в котором застывает гул жизни. Для трудоголика защитой является работа, она для него как алкоголь, с помощью которого создается своеобразный параллельный мир. Богатый потому накапливает деньги, что хочет защититься от мира, он не хочет познания, нарушающего его
      41
      стремления. Можно сказать, что комфорт - это плата за незнание.
      Человека защищает не столько наличие денег, сколько сам процесс их добывания, человек чувствует себя более сильным, чем он есть на самом деле, но это периферийное чувство, а глубинным чувством все равно остается беспомощность. Процесс добывания денег, достижение успеха важнее для человека, чем сам успех. Процесс создает иллюзию. Удачливые люди часто бывают достаточно равнодушны к похвалам, ибо чувствуют, что похвалы имеют мало отношения к их реальному ощущению самих себя, а призрак, псевдочеловек, не умеет радоваться. Выпадающая вставная челюсть опускается в стакан с сухим мартини, а дети ждут твоей смерти, чтобы поделить наследство.
      Выхолощенность жизни человек выносит от родителей, и богатство, стремление к нему - компенсация этой выхолощенности. Психологически бизнесмены похожи на беспризорников, внутренне они брошены родителями, поэтому сами находят себе дорогу в жизни. Но надо заметить, что большинству людей лучше "делать" деньги: это та псевдореальность, в которой вызываются к жизни наиболее здоровые "центры" псевдочеловека, более здоровые, чем когда этот человек занимается какой-нибудь абстрактной любовью к сиротам. Псевдочеловек лучше живет в псевдореальности, когда "делает" деньги, но реальная личность все равно в нем мучается, потому что импульсы реального человека подавляются, и в вечность псевдочеловек не переходит, туда переходит реальный.
      Религиозная псевдореальность опаснее, чем псевдореальность, связанная с бизнесом. Псевдорелигиозность захватывает гораздо более важные "органы" в человеке. Если на бизнес, условно говоря, человек отдает прямую кишку, то псевдорелигиозная реальность забирает сердце, печень, то есть более жизненно важные центры. Из пут бизнеса можно безболезненно "вынырнуть", если заниматься меценатством накапливая, параллельно раздавать.
      42
      Религиозная псевдореальность наносит больший ущерб, потому что состояние раздвоения носит более устойчивый характер. Псевдорелигиозность не сознает, что от человека требуется решение в экзистенциальном ключе, и важно поменять не форму жизни, а содержание.
      У христиан часто нет желания отказаться от идеологии, но нет желания и ей следовать, они вроде бы и стремятся к Богу как к абсолютной реальности, но к самой абсолютной реальности не стремятся; это все равно, что сказать: "Я хочу отправить письмо в Америку, но я ненавижу почту". У людей, находящихся в церковной псевдореальности, сознание будто "помутненное" - вроде бы человек и грешник, и вроде бы с помощью Христа освобожденный. Это происходит потому, что рядом с Христом, если человек пришел заглянуть Ему в глаза, он видит свое эгоистическое желание, направленное к относительной реальности, и если человек приходит "понаблюдать" за Христом, то под звуки органа или песнопений он легко убаюкивается, принимая умозрительное хотение за действительность, сон за реальность.
      Религиозный человек думает, что верить - это так надо. Он не верит в Троицу, потому что не знает, что о Ней думать, то есть не верит в то, в чем находится, а верит в то, что так надо. А на самом деле, в реальности, не важно, как надо, а нужно верить в то, в чем находишься. Христос говорил, что мытари и блудницы скорее войдут в Царствие, чем фарисеи и законники, потому что блудницы испивают до дна псевдореальность и знают, что это "гадость", поэтому есть откуда оттолкнуться, а фарисеи пребывают в псевдореальности и обожествляют ее, а живую реальность - Христа - не воспринимают.
      У религиозных людей наблюдается определенный вид раздвоенного сознания: люди хотят спастись, но не хотят Спасителя, потому что цели, поставленные Христом, не совпадают с целями христиан. Люди произносят слова, начертанные в Писании, пристраивая их к своим ограниченным целям, потому они и не могут породить
      43
      экзистенциальную целостность, породить экзистенциальное решение. Экзистенциальный выбор - это способность пожертвовать менее сущностной, но более объемной частью бытия ради более сущностной, но менее очевидной.
      Нужно заметить, что Церковь предложила человечеству самый негармоничный путь, неорганичный человеку способ спасения, а именно спасение как отсечение радостей жизни. Церковь не смогла явить миру спасение как наполнение и освящение жизни любовью, познанием и свободой, а предложила спасение как ограничение жизни, потому понадобилась чрезмерность аскетических подвигов, где сама аскетика служила не столько концентрации, сколько усечению жизни, как бы компенсируя недостаток любви тем, что загоняла людей в состояние вечных "двоечников".
      Поэтому перед человеком встает вопрос, как совместить христианский путь, предложенный Церковью, с любовью к жизни, ибо церковная интерпретация христианской любви к жизни очень некрофильская, она не может привлекать.
      Вместе с тем Церковь потенциально мистична, потому что построена на мистической основе; изредка появление святых, мистиков свидетельствует именно об этом; люди, находясь во плоти, в материальной форме, существовали над формой, - это и есть онтологическая глубина, реальность. Жить в реальности и значит быть святым. Церковная же псевдореальность весьма банальная и более похожа на бюро ритуальных услуг. И когда человек критикует Церковь или восстает против нее, он покушается не на святость, а на "странную" власть земную, на псевдореальность, выдающую себя за подлинную экзистенцию. К примеру, русские коммунисты более последовательны и потому более конгруэнтны (целостны), они стремились к максимальной последовательности, они религию отвергли вообще и потому более понятны. Неверность Церкви самой себе, ее невидимое отрицание мистической реальности доказать труднее, она словно балансирует на грани атеизма.
      44
      Атеизм - это реакция на кризис Бог-опознания. Велика заслуга человека в том, что он дошел до трансценденции, до Бога неведомого, это гениально. Но сейчас Богопознание остановилось в том смысле, что трансценденцию сделали представимой, ее легко нарисовать - дедушка, грустный молодой человек и жирный голубь, а человеку свойственно воспринимать ограниченную реальность. Исключение составляет "Троица" Рублева, где отражена реальность, в которой человек не может существовать, я называю такого рода изображения метареапизмом. Метареализм помогает человеку интроспектировать взгляд, то есть направляет его не вовне, а вовнутрь.
      Усилиями Церкви произошла вульгаризация: с "воцарением христианства" правильных отношений не установили, а точку в познании поставили. Потому понятен пафос постмодернизма отрицание вертикальной иерархии, ибо в нынешнем виде это действительно не иерархия, а фарс, и все попытки построить иерархию от вульгарной неподвижности будут также ложными. Постмодернизм обнажил скуку псевдореальности, а потому разлагающим воздействием постмодернизма является скука всякого стремления, страх и разочарование от того, что столько создано и ничего не происходит.
      Итак, человек в своем стремлении освободиться от противоестественного замирания между стремлением и нестремлением к абсолютному благу пробует различные манипулятивные игры либо впадает в болезнь, утопию и сон. В игре он отдает все свои оставшиеся силы на формальную занятость: "Я слишком занятой человек, чтобы думать еще о чем-нибудь, кроме моих забот. Мне некогда принимать это, как вы говорите, жизненно важное решение о предпочтении чего-то одного. Я занят вещами более важными". Можно спрятаться в болезнь: "Мне очень страшно! Я не могу сосредоточиться на чем-либо кроме моего бегства. Самое главное - обмануть этот страх, улизнуть. Я знаю, что для этого нужно. Есть одно укромное местечко!"
      45
      Можно укрыться в утопии: "Все ясно! Нам всем нужно со всей решимостью, безоговорочно выполнить всего лишь некоторые правила. А потом все будет прекрасно!" И наконец, можно погрузиться в состояние полубесчувствия, в своего рода сон наяву. Это полубесчувствие состоит в том, чтобы чувства из области неприятного и конфликтного переправить в зону возможного комфорта и благоприятствования. Такое состояние можно создать грубым образом с помощью алкоголя или наркотика, а можно и более тонким образом с помощью медитативной практики, через погружение в определенный срез реальности, более глубокое, чем обычное скольжение. Такое погружение требует определенного сосредоточения.
      У большинства людей медитация ассоциируется исключительно с религиозной практикой. Это не совсем справедливо. В светской жизни присутствует множество медитативных форм. Чтобы не путаться, проведем границу. Религиозная медитация - это такая концентрация всех человеческих возможностей, такое собирание себя, чтобы, максимально погрузившись в реальность, достичь уровня сверхреальности. Это не сон, а, наоборот, пробуждение. Отнюдь не всякая медитация, называемая религиозной, достигает таких высот. Большинство из них превращается просто в игру, в демонстрацию самому себе своей силы.
      Светская же медитация - это концентрация отчасти, выборочно, это скорее не концентрация, а временное переключение, с помощью которого достигается потребное на данный момент состояние. Например, в детстве мы часто играли в такую игру. Выбираешь произвольно какое-нибудь слово и произносишь его достаточно долго, как заклинание. И когда его собственный смысл отступает, ты словно погружаешься в нечто, как в омут, и только огненное кольцо, в которое превратилось выбранное слово, удерживает тебя на поверхности этой бездны. Я очень любила эту игру. Она всегда была под рукой и в классе, и в транспорте по дороге домой, и дома. То было очень удобное средство, чтобы поднырнуть под неприятную обыденность.
      46
      Современная постмодернистская художественность тоже разновидность светской медитации - погружение в сон, в иллюзию, в блуждание чувств, для того чтобы поднырнуть под неприятную обыденность. Три кита постмодернистской художественности - ироническая отстраненность, эпатаж и коллаж. Ироническая отстраненность дает возможность достигать состояния сонного полубесчувствия, эпатаж дает возможность отреагировать на тщательно скрываемые чувства, выразить чувство личной обиды на жизнь, на перенасыщенность опыта отторгнутости от смысла жизни; коллаж предоставляет шанс поиграть своими творческими возможностями, исключив из правил такой игры чувство ответственности за произносимое слово, за образ и интенцию своего творения.
      Подводя итог, можно сказать, что к концу XX века че- ловеческое сознание не только нащупало все возможные способы существования в раздвоенном состоянии между стремлением к абсолютному благу и стремлением к благу относительному, не только создало широкий спектр способов усекновения целостности Бога до отдельной части, до уровня идола, вплоть до полного отрицания Божественного присутствия в мире; человечество также накопило существенный опыт жизни в подобных состояниях раздвоения, - опыт игры, болезни, опыт утопии и опыт сна, которые могут существовать как в обособленном виде, так и в смешанном. Перенасыщенность этим опытом со всеми вытекающими отсюда последствиями - дурной экологией, дегуманизацией искусства, тенденцией к самозамкнутому существованию Церкви, понижению роли семьи и т. д. - и создает это ощущение конца, которое носится в воздухе. Но вот вопрос, что означает это ощущение? В контексте всего вышеизложенного, мне кажется, что вполне закономерно интерпретировать это ощущение как конец возможностей раздвоенного существования сознания. Кончается эпоха свободы выбора, грядет эпоха свободы ответа и ответственности, свободы, которую не
      47
      нужно завоевывать, эпоха свободы, которую надо научиться принять как драгоценный дар и ответить на это благодарностью. Творение человека, по сути, является качественным скачком эволюции, когда преодоление детерминизма становится не только возможностью, но и призванием, необходимостью преодоления детерминизма в области духа - в реализации свободы, познания и любви.
      XX век ознаменован смертью внешнего церковного бога. К концу нашего тысячелетия официальную церковь сохраняют почти как Красную книгу. Она не является более духовным авангардом, хотя сама и претендует быть светочем миру. Но экзистенциально важные вопросы люди сейчас решают вне церкви. Была эра богочеловека "причащайтесь и спасайтесь", теперь наступает эра человекобога ответ человека Богу, поклонение не "на горе и не в храме", а в духе и истине, - это новейшая эра. Однако есть опасность того, что "вместе с водой выплеснут и ребенка", что может усугубить духовный кризис христианского мира. Сейчас уже нет эмоциональной веры, но есть вера интеллектуальная, духовная, а любовь Христова - это любить в чудовище человека.
      "Врата ада" не могут одолеть Церковь как духовное стремление человека к любви, познанию и свободе. Через свое философствование я пытаюсь создать направление, которое я называю метареализмом. Это философия старта и пути, это психология, которая должна помогать человеку путем самопознания переходить из состояния богосвинства к человекобожеству. Если нет цели, нет и достижения, потому надо ставить высокую цель, и для меня важен не столько факт связи человека с Богом, сколько качество этой связи.
      Библейская метафора о сотворении человека по образу и подобию Божьему говорит именно об этом, о вдыхании некоего духа, духа, который роднит творение и Творца. Каждый человек, рождаясь, приобретает эту привилегию - привилегию духа, некий неизменный иррациональный
      48
      остаток, некую Божью печать - возможность реализации в свободе, познании и любви. Этот "иррациональный остаток" неуничтожим никем и ничем извне. Его можяо деформировать, но нельзя уничтожить.
      По сути, история человеческой жизни - это история взаимодействия человека, его периферийной сути, с этим иррациональным остатком, с его осевой сутью. История этого взаимодействия, как правило, бывает довольно драматичной. Человек приходит в мир, где сформированы довольно жесткие правила-конструкции, которые, с одной стороны, сохраняют русло, по которому течет река жизни, но и, с другой стороны, предохраняют от всяких новообразований, от любого изменения. Инерция этих "конструкций" воздействует, давит, часто деформирует до неузнаваемости иррациональный остаток человека. Самый распространенный результат такого воздействия - недоверие или неверие в иррациональный остаток, что неизбежно раскалывает личность человека: периферийная суть живет в области предметов, понятий и слов, осевая суть вытесняется в неконтролируемую область бессознательного, напоминая о себе во снах или через приступы необъяснимой тоски и тревоги. Раскол может быть глубоким и патологическим, может быть и поверхностным, как первые трещины льда на реке ранней весной.
      Крайне важна роль опыта любви родителей к ребенку:
      любви-принятия, любви-вдохновения, реально вдыхающей силу, противостоящую подавлению со стороны инерции социальных конструкций, формирующую некий устойчивый и подвижный объем (воздушный шарик) для иррационального остатка. Путь воссоздания целостной личности состоит из признания иррационального остатка, его осевой сути;
      вхождения в область иррационального остатка - и развития способности к творчеству из ничего, соблюдая лишь динамическое единство - равносущное и равночестное, неслиянное и нераздельное, тринитарное единство свободы, познания и любви.
      49
      * ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ВЕРЫ *
      В нашей стране все нужно начинать заново, как человеку, перенесшему тяжелейшую болезнь, долгое время балансировавшему между жизнью и смертью и вот теперь медленно возвращающемуся в жизнь, всему нужно учиться заново - и ходить, и говорить. В этих условиях жизненно важно найти точку опоры, укоренить росток новой духовности, более открытой, более динамичной.
      Многих в этой ситуации страшит радикальное обновление, и они предпочитают реанимацию церковной жизни XIX века. Но неужели после землетрясения нужно восстанавливать устаревшие постройки?
      Я - за обновление, развитие и эволюцию. Тем более что, даже если и встать на позицию любителей старины, все равно найдутся люди, которые пойдут непроторенным путем. И чем более консервативна будет традиция, чем более закрыта и обособлена, тем более радикальным будет то новое, что неизбежно зарождается. Лучшие дети - это дети хороших родителей. Сейчас же духовность многих моих современников похожа на состояние детей из сиротских приютов. Такие дети склонны либо приукрашивать своих покойных родителей, либо ненавидеть.
      В связи с этим мне бы хотелось поговорить об экзистенциальных основах веры. Что бы ни происходило в нашей жизни, как бы ни менялась история, вера всегда остается
      50
      способом или путем духовного познания. При этом меняются символы веры, меняется не только содержание, но и форма, и качество веры, однако сам феномен веры неизменно остается. Для большинства людей вера - это способ обрести душевный мир. Но вера не должна быть формой защиты своего микромира, формой баррикады. Человеку естественно заботиться о сохранности своей личности - это воля к жизни. Но защита не должна быть агрессивной. Агрессия возникает от страха, который есть результат ограниченного знания, когда произвольно останавливается движение познания. А познание - это всегда путешествие в неизведанное.
      Если страшно или не хочется по тем или иным причинам путешествовать по неизведанному, то немедленно выстраивается крепость, охраняющая существующие владения, защищающая от угрозы чужого и нового. Толщина и форма стен зависят от индивидуальности хозяина. В этой крепости можно прожить довольно долго, можно и своих близких, и потомков приучить к этой полутюремной жизни. Но все равно рано или поздно найдется личность, которой будет жизненно важно узнать, что же там, за пределами крепости, и страх перед неизведанным ее не парализует. Вера - это путь познания, познания, стремящегося освободиться от природного детерминизма, познания в любви к самой жизни и ее источнику. Вера без метафизического знания всегда оборачивается суеверием и в конце концов лопается как мыльный пузырь, обнаруживая свою пустоту.
      Вся история человечества есть эволюция познания. И жизнь каждого человека вносит определенный вклад в общий процесс. Эволюция познания, так же как и биологическая эволюция, имеет и свои тайны, и определенные тупиковые ветви. Но как бы там ни было, все это представляет собой общее древо, ветви которого стремятся вверх, к небу. И если общечеловеческий процесс познания есть макроэволюция, то в жизни каждого конкретного человека есть или может быть процесс микроэволюции.
      51
      Успех микроэволюции определяется качеством и поворотом глубинной воли человека. Доброй волей можно назвать абсолютное стремление к чистоте и полноте бытия. Абсолютное стремление - это стремление, которое нельзя ничем ограничить, которое способно преодолеть всякое ограничение, и в то же время оно не бесплотно, а всегда имеет конкретное выражение. Абсолютным стремление может быть только при реальной соединенности, ощущаемой или осознаваемой для самого человека, с источником чистого бытия, с той силой, которая является внутренней пружиной всякого позитивного движения, рождения и развития; на языке нашей цивилизации это может называться Богом, хотя такая соединенность может быть и у человека, который этого слова не употребляет.
      Как только эта соединенность с источником чистого бытия повреждается или омрачается, то подрывается, а затем и оскудевает стремление к полноте бытия. Появляется страх, и возникающие на пути препятствия кажутся уже непреодолимыми преградами. Страх же всегда сковывает, заставляет сжиматься. Если страх зафиксировать, а затем сосредоточиться на нем и утвердить его право на бытие, то сжимание оборачивается замкнутостью. Познание о бытии замкнутого в самом себе фрагмента бытия - фрагментар- ное познание, окрашивающее все бытие красками своего несовершенного и неполного опыта. В таком познании всегда есть судорога, судорога страха, что там, за пределами очерченного круга, - ничто, конец всякого бытия. Бытие, не входящее в опыт конкретного фрагмента или личности, воспринимается как небытие или лжебытие. Познание в таком случае либо приостанавливается на время, либо останавливается окончательно. Остановка в процессе познания для человека означает то же, что и превращение доступа крови в какую-либо часть тела, сначала наступает онемение, а затем омертвение ткани. Правда, биологические процессы развиваются с иной скоростью. В состоянии же онемения в результате остановки процесса
      52
      познания человек может прожить и всю жизнь, определив этим качество своей жизни.
      Если продолжить сравнение фрагментарного познания с онемением ткани из-за недостатка доступа крови, то становится понятным, почему во фрагментарном познании всегда есть что-то болезненное и агрессивное.