– Прости, – сказал он, отводя взгляд от ждущих, молящих глаз Сергиуса. – Она вернется завтра.
      – Эти слова я уже слышал, – горько произнес Сергиус.
      – Да, слышал… – согласился Альком. – Она вернется, обещаю. Я поговорю с бароном. А сейчас уходи.
      Альком рыкнул зверем на стоявших рядом стражников и ушел проверять посты.
      Сергиус же поднялся в свою лабораторию. Сел на скамью возле заваленного старыми книгами стола. Посмотрел на свои руки – руки человека, никогда не державшего меча. Если бы он был воином… Он никогда не дал бы свою Любовь в обиду. Только бы Анна вернулась… Они уедут, с первым же купеческим караваном. Уедут и забудут, как страшный сон, эти первые три дня. Только бы Анна вернулась…
      Альком сидел за завтраком мрачнее, чем обычно. Он смотрел на своего старого друга и господина, с которым прошел через огонь бесчисленных сражений и битв, с которым делил последний кусок… И которому когда-то поклялся в верности. Изуродованное ударом копья лицо старого барона сейчас светилось довольством.
      Барон Мальдех был очень доволен. Хороша, чертовка! Три ночи и два дня он не мог ею насытиться. Его жеребец показал, на что способен. Вот только немного побаливает: эта неумелая дуреха задела зубами. Но ничего, научится быстро. Барон взял ее всеми способами, как когда-то брал наложницу убитого им хана. Барон мечтательно улыбнулся: тогда он был очень молод. Жизнь казалась яркой, а впереди были новые победы, походы… Эта, глупая, сначала пыталась упираться, но он быстро показал ей, что желания господина надо выполнять, и выполнять хорошо.
      Наверняка она понесла от него. Наверняка. Его жеребец старался. И первенец будет сын. Осечки быть не должно: у его покойной Греты первенец был сын. И эта, как ее… Анна тоже принесет ему сына.
      – Ты отпустишь ее сегодня?
      Мальдех улыбнулся:
      – Пожалуй, да. Я уже не мальчик, надо будет передохнуть недельку… Потом, глядишь, снова призову.
      Альком покачал головой:
      – Тебе не кажется, что это слишком? Ты сам дал разрешение на их брак, не потребовав выкупа. Ну ладно, взял ее первым по праву ночи. А теперь что, будешь таскать ее каждый раз, когда у тебя встанет? Это… против всех законов – и людских, и божеских.
      – Ерунда! – Барон небрежно махнул рукой. – Здесь все принадлежит мне, я тут и бог, и закон…
      – Ты твердо решил сделать из этой девчонки свою постоянную наложницу?
      – Да, – сказал Мальдех. – Она достойна этого.
      В комнату вдруг без стука ворвался стражник с перепуганным лицом.
      – Беда, господин!
      – Что?! – Лицо барона потемнело.
      Алькома охватило острое ощущение чего-то непоправимого.
      – Ваша милость… Дочь кузнеца повесилась!
      – Где?.. – Барон вскочил на ноги, едва не опрокинув уставленный яствами столик.
      – На башне. – Стражник поспешно шарахнулся в сторону, пропуская мчавшихся к выходу барона и Алькома.
      Возле башни уже толпились люди – виселица видна издалека. Мальдех, широко шагая, подошел.
      – Что, дел других нет – глазеть тут? А ну, пошли! – рявкнул барон.
      Стражники, давя щитами и работая копьями, принялись разгонять толпу. Альком, задрав голову, долго смотрел на тоненькую светлую фигурку. «Жизнь не кончается из-за одной ночи» – вспомнил он свои слова и зло усмехнулся. Для этой глупой девочки все кончилось…
      – Как она туда попала? Я же велел не выпускать ее из покоев?! – спросил барон.
      Начальник стражи заметно побледнел.
      – Так она просто воздухом подышать просилась, – промямлил он. – Душно, говорит, в комнатах, натоплено очень… Постою, говорит, наверху. Вот и не уследили…
      – Дрянь, – с чувством произнес барон и ожесточенно сплюнул. – Она убила моего нерожденного сына. Не снимать! Пусть повисит.
      Альком посмотрел в спину двинувшегося прочь господина. На миг его охватило жгучее желание ткнуть в эту спину мечом…
      Взгляд Алькома зацепился за коленопреклоненную фигуру Сергиуса. Тот молился, глядя сухими неживыми глазами вверх, на свою невесту. Альком порадовался, что маг не видит его: ему нечего было сказать ни в утешение, ни в оправдание.
      …Впервые в жизни Сергиус напился. Напились они с кузнецом, с его несостоявшимся тестем. Тела Анны им не отдали: начальник стражи, пряча глаза, сказал, что барон запретил вынимать несчастную из петли. И Анна до сих пор качалась на злом ветру тряпичной куклой. Жирные наглые вороны уже исклевали ей лицо…
      – Зачем, зачем она так? – плакал кузнец, размазывая по лицу пьяные слезы. – Что он с ней такого сотворил?
      – Не знаю, – сказал маг.
      Сергиус внимательно смотрел в чашу с вином, словно надеялся увидеть там ответ. Что сделал с его Любовью этот старый боров? Как сломал в ней желание жить?
      Его Любовь убили… Надругались и убили. Что с того, что Анна сама затянула петлю на своей шее…
      Его жизнь тоже кончена: он не сможет жить с этим дальше. Но он не может уйти просто так, он должен, просто обязан отомстить. Вот только как?..
      Утром у мага болела голова с похмелья. Сергиус жадно напился холодной воды и принялся за поиски. За день он перерыл обе свои комнатушки и лабораторию. То, что искал, нашел уже к вечеру. Маленькую книгу. Ее подарил ему его самый первый наставник. Древняя, переписанная от руки. На красной обложке на староимперском было выведено: «Магия призыва. Начало и конец».
      Он не воин, ни мечом, ни стрелой до барона ему не дотянуться. Боевая магия ему недоступна: слишком слаб. Но он отправит старого ублюдка в ад, там его уже заждались…
      Сергиус сел прямо на холодный пол. Почти любовным движением он огладил книгу. Сам он отомстить не может. Но эта книга поможет ему найти мстителя. Нужно только правильно выбрать.
      Демона призывать бесполезно – эти создания тупы и практически не управляемы. Беса тоже – возьмет плату и обманет. А права на ошибку у Сергиуса не было. Первая попытка станет последней, это очевидно.
      Сергиус листал страницу за страницей, внимательно рассматривая рисунки и вчитываясь в слова заклинаний.
      На предпоследней странице он увидел изображение женщины в черных латах и с оскаленной маской смерти на лице.
      – Темная Богиня, – прочел он внизу.
      Текст был коротким.
      «Если мир кончился для тебя, а неутоленная месть жжет душу, по Облачной Дороге придет на зов Темная Богиня, Та Кто Повелевает Безвременной смертью. Укажи ей! Она возьмет твою кровь и сделает».
      Она придет и сделает… Сергиус на миг закрыл глаза. Видение смерти барона было столь прекрасным… А кровь… Пусть забирает, это справедливая плата. Терять ему уже нечего.
      «Богиня останется, собирая верных и сея ужас вокруг. И Тьма придет в земли, пока пара истинно любящих не остановит ее. И когда убедится она, что мир не ее, уйдет прочь, в другие пределы, делая свое дело там».
      – Пара истинно любящих, – усмехнулся Сергиус.
      Что ж, если есть другие, любящие искренно и верно, этому проклятому миру нечего бояться – Темная Богиня отомстит за Анну, за него, за их разбитую Любовь и уйдет…
      В примечании было указано, что для вызова нужен полный доспех черного цвета, пригодный для женщины, и меч. Насчет доспеха и меча надо поговорить с кузнецом.
      – Есть доспех, – сказал кузнец.
      Он еле ворочал языком. Пил вчера, пил сегодня. Топить горе в вине тоже не просто.
      – Мальдех доспех сына на переделку отдал, как раз черный. А под бабу приспособить… Сделаем под бабу. И меч есть. Только скажи, к чему тебе?
      – Хочу барона достать, – не стал скрывать маг.
      – Хорошее дело, – оскалился кузнец. – Ты там по магической части чего-то удумал? Хорошее дело… Только ты вот что, парень…
      Кузнец поманил его поближе, положил ему на плечо руку и сдавил как тисками.
      – Поберегись, не намудри чего с этой магией… – сказал, дыша в лицо Сергиусу перегаром. – Анну мою жалко, конечно… Но ее уже не вернешь… А жить дальше надо, как ни крути. Ты парень хороший, сердце отболит, найдешь другую…
      – Не найду, – мотнул головой маг. – И искать не буду.
      – Эх, молодой ты еще, – вздохнул кузнец. – Послушай меня. Прежде чем сделать, подумай! Семь раз подумай! Понял ли?
      – Понял, – кивнул Сергиус. – Сделаю как надо…
 
      Чужое горе забывается быстро. Ветер покачивал на башне то, что осталось от Анны, а люди уже судачили о другом. Скоро ждали первого зимнего каравана из степи. Значит, будет ярмарка, будет праздник. И чего этой глупенькой не жилось?..
      Доспех кузнец переделал быстро, за два дня. Но Сергиусу это показалось целой вечностью. С трудом он заставил себя взяться за мелкие текущие дела – от работы по замку его никто не освобождал. Барон почти не показывался, все время торчал в своих покоях. А Альком, будто подозревая что-то, при встречах смотрел на мага странным вопрошающим взором, словно хотел сказать что-то или спросить, но не решался.
      Сергиус по частям, стараясь не привлекать внимания, перетащил доспехи из мастерской к себе. Кузнец не заикался о деньгах, но маг все равно отдал ему все, что подарили на свадьбу, включая баронское золото, – ему это уже не понадобится.
      В лаборатории он аккуратно разложил доспех на полу так, как было указано в книге. Положил рядом обнаженный клинок. Сердце его пело в нетерпеливом предвкушении.
      Маг распахнул настежь высокое узкое окно. Морозный воздух ворвался в комнату, пламя в плошке дернулось, играя тенями. Небо было ясное. Холодно смотрели с неба звезды. Сергиус улыбнулся – можно начинать.
      Он вернулся к столу, в последний раз пробежал глазами строки заклинания. Потом опять подошел к окну и начал. Это было похоже на песню. Слова, которые он произносил и истинного значения которых не знал, словно сами собой сложились в нечто мелодичное, пугающее и прекрасное.
      Стражник, мерзнувший в обнимку с копьем внизу на стене, как раз под окнами лаборатории, хмыкнул и покачал головой:
      – Совсем умом тронулся от горя, бедняга…
      Он не видел, как скользнула с небес вниз на песню-призыв какая-то тень. Он не знал, что Тьма уже пришла…
      …Сергиус вздрогнул от громкого стука в дверь. На миг его охватил ужас от мысли, что его план раскрыт и там, за дверью, стража. А впрочем… Даже если так, он уже сделал то что нужно. И если сталь оборвет искру его никчемной жизни чуть раньше, это уже ничего не изменит. Сергиус распахнул дверь и замер, разинув от удивления рот. У порога стояла женщина в черной облегающей одежде, больше подходящей воину и мужчине. Длинные волосы черным водопадом ниспадали на плечи. Он не успел поинтересоваться, кто эта странная незнакомка: она грубо оттолкнула его и без спросу прошла в успевшую порядком выстыть лабораторию.
      – Прикрой дверь и задвинь засов, – приказала она.
      Захлопнув рот, маг повиновался. Он уже понял, кток нему пришел, так обыденно, просто постучав в дверь.
      Неверный свет упал на лицо Темной Богини, и маг увидел, что на вид она не старше его Анны.
      – Ты звал, – сказала девушка.
      Маг смотрел в ее нечеловечески прекрасное лицо, и впервые ему показалось, что он ошибся… В холодных равнодушных глазах пылал огонь пожарищ, бежали и падали, пятная кровью снег, люди. Сама смерть смотрела на него. Но не та смерть, что неизбежно приходит на склоне лет, а смерть злая, жестокая, от металла и огня…
      «Богиня останется, собирая верных и сея ужас вокруг. И Тьма придет в земли, пока пара истинно любящих не остановит ее», – вспомнил он строки из книги. Сколько людей умрут до срока из-за него, его горя, его ошибки?
      – На колени, – приказала Темная Богиня.
      Голос ее не допускал возражений. Сергиус опустился на пол. Он смотрел вниз. Ему было страшно. Прохладные пальцы стиснули его подбородок, запрокидывая голову, – Богиня требовала, чтобы он смотрел в глаза, в ее ужасающие глаза. Ее взгляд притягивал, завораживал. Сергиусу показалось, что он падает с обрыва в какую-то бездонную пропасть. Маг хотел зажмуриться, но не посмел.
      Все вдруг закружилось, завертелось, брызнуло осколками разбитого стекла, а потом… картины прошлого стали складываться, словно в калейдоскопе.
      …– Анна, уйди! – ворчал, вытирая пот со лба, кузнец на любопытную сверх меры дочь. – Не мешайся, сейчас господин маг волшбу творить будет.
      Та косила смешливыми глазами в сторону Сергиуса и не думала никуда уходить.
      – А какое он волшебство творить будет?
      – То самое, которое непослушным девочкам нос щемит, – доверительно сообщил кузнец.
      – Скажете тоже! – Анна недоверчиво фыркнула, но на всякий случай юркнула в дверь…
      …Сергиус сказал Анне главные слова. Это оказалось тяжелее, чем выпускной экзамен. Она заставила его преклонить колено – чтобы все как «у благородных» – и подробно рассказать, как именно и насколько сильно он ее любит. Это представление, тихонько хихикая, наблюдали ее подружки. Они подглядывали по очереди, заранее предупрежденные самой Анной.
      Сергиус узнал уже вечером, когда ненадолго стал посмешищем для всей женской половины замка. Они не разговаривали целый день, который показался бесконечным. Когда маг решил капитулировать и пошел к дому кузнеца, чтобы найти чертовку и помириться, Анна попалась ему навстречу: она тоже не выдержала и тоже направилась его искать…
      …– Ну, добро. – От улыбки изувеченное шрамом лицо барона стало еще ужаснее. – Женитесь, дозволяю. Без выкупа, уж ладно…
      Анна изо всех сил, до боли, стиснула руку Сергиуса: она боялась.
      – Спасибо, ваша милость! – Маг вспомнил, что надо бы поклониться господину.
      Барон милостиво покивал, пристально рассматривая Анну. От этого взгляда Сергиусу стало не по себе. Холодок дурного предчувствия на миг сжал сердце.
      Но нет, барон же дал разрешение…
      …Анна смотрела вниз с башни. Смотрела, прощаясь…
      Если бы она могла стать птицей и улететь… Мальдех не пустит ее к любимому… Не пустит. Он сказал, что она должна родить ему сына. И будет снова и снова терзать ее тело. Кровь бросилась ей в лицо. Если бы она знала, что это так ужасно и… стыдно… Как она взглянет в глаза мужу после всего, что барон с ней сделал и что делала она, понуждаемая им?..
      – Эй, ты чего, дуреха?! Жить надоело? – Испуганный стражник бросился к стоявшей на краю девушке.
      Анна улыбнулась: ему не успеть… Она все-таки уйдет от Мальдеха, уйдет навсегда. Она встретит Сергиуса там, в небе. Он придет к ней, она знала. Видит бог, она не могла иначе…
      …Маг, всхлипывая, лежал у ног Темной Богини. Та узнала, что хотела. И многое показала ему.
      – Помоги мне, – коротко бросила девушка, обрывая его сдержанные рыдания.
      Сергиус торопливо поднялся.
      С помощью мага она принялась облачаться в приготовленный доспех. Когда была завязана последняя тесемка, она сделала несколько почти танцевальных движений, деловито проверяя, удобно ли сидит броня. Потом маг подал ей меч. Девушка осмотрела клинок, пару раз взрезала воздух, проверяя балансировку. Это был хороший меч, но от мага не укрылась легкая пренебрежительная гримаса, промелькнувшая на лице Темной Богини.
      – Сойдет на первое время, подберу потом… – сказала она сама себе и, повернувшись, в упор посмотрела на Сергиуса.
      – Ты знаешь цену, – сказала она.
      Маг кивнул. Его час пробил.
      – Он заплатит, утешься, – сказала Темная Богиня.
      Сергиус опять кивнул. Он знал, что Мальдех заплатит: Богиня показала ему и это. Поэтому он спокойно ждал смерти. Он ошибся, но…
      Сергиус не успел додумать эту последнюю мысль. Короткий росчерк стали – и на его глаза навек опустились темные шторы. Ослепительная вспышка боли – и все… Темная Богиня оказалась милостива к несчастному влюбленному.
      Кровь обильно хлынула на черную броню. Девушка не отстранилась. Она улыбалась.
 
      …Ужин затянулся далеко за полночь. Барон пировал с ближней дружиной. Рядом, по правую руку, как всегда, сидел Альком, угрюмо уткнувшийся носом в чашу с вином.
      Молодой заезжий бард сильным, хорошо поставленным голосом, на который, казалось, совершенно не влияет количество выпитого, пел, перебирая струны, о любви храброго рыцаря к прекрасной замужней даме. Дружина, разомлев от еды и питья, прислушивалась вполуха. Воины приглушенно, дабы не раздражать барона, гомонили о своем: оружии, конях, бабах.
      А барон слушал, слушал… Который день Мальдех не находил себе места. Ему везде мерещилась Анна. Не та, которую по его приказу до сих пор клевали на башне стервятники. Анна живая, теплая, покорная… Он постоянно видел ее испуганные глаза. Ему казалось, он слышит тихий укоризненный голос… Каждую ночь она являлась ему во сне…
      Околдовала она его, что ли… Барон зло вытер набежавшую слезу. Зачем, зачем она так?..
      Надо приказать, чтобы завтра ее сняли, подумал Мальдех. Он был слишком зол тогда… Пусть похоронят…
      Барону вдруг до судорог захотелось повесить того растяпу стражника, что не уследил за девчонкой. А заодно и тихого, как мышь, мага, к которому она так от него рвалась…
      Что же ты наделала, Анна?..
      Мальдех тосковал, но не знал своей вины. Он не сделал с девчонкой ничего, чего мужчина не делает с женщиной. Прошло бы совсем немного времени, и она тоже стала бы находить радость в любовных утехах. Но она ушла…
      Песня барда смолкла. Юноша встал, склонился в поклоне – он ждал, похвалят его в этот раз или прогонят прочь. Барон с усилием поднялся со своего места во главе длинного стола. Поднял чашу, пригубил и протянул барду со словами:
      – Молодец! Пей до дна. А потом спой нам что-нибудь веселое…
      Мальдех грузно опустился в кресло. А бард пил, уже и потеряв счет чашам за этот длинный вечер, – хорошо еще, что пару удалось незаметно слить под стол. Когда же его наконец отпустят спать?
      Альком насторожился первым: за дверью послышались какая-то невнятная возня и лязг.
      – Что за… – начал он, привставая.
      – А-а-а-а-а!!! – Внезапный крик был непрерывным: так требовательно, настырно кричит проснувшийся младенец, зовя мать. Но этот звук издавало горло взрослого мужчины.
      А потом двустворчатая дверь в залу, где сидели пирующие, широко распахнулась. Дверь распахнуло летящее тело стражника. Стражник рухнул на пол, немного не долетев до края стола.
      Двадцать здоровых мужчин, разом протрезвев, завороженно смотрели на дергающееся в агонии тело – горло несчастного было рассечено.
      – А-а-а-а-а! – все тянул на одной ноте другой караульный. Он почти дополз до порога, кровь хлестала из обрубка ноги. Темная фигура возникла у него за спиной, и полный боли крик оборвался.
      – Я пришла, – произнес негромкий спокойный голос.
      Женщина в черной, снизу доверху забрызганной кровью броне перешагнула через труп и вошла в зал. В одной руке она сжимала полуторный меч, лезвие которого уже потеряло блеск от крови. В другой был длинный кинжал, позаимствованный у одного из мертвецов.
      Альком обессиленно рухнул на место. Внутри у него был могильный холод…
      Словно очнувшись, несколько сидевших с краю воинов вскочили, с криками ярости обнажая мечи. Небрежным движением головы отбросив назад длинные спутанные волосы, черная незнакомка двинулась к ним плавным, скользящим шагом. Она была слишком быстра для них. Приняв на скрещенные клинки падающий сверху меч, она ударила ногой в шею, отправляя хозяина меча в полет, подобный тому, что отворил двери. Попытавшийся дотянуться через стол до ее бока дружинник рухнул навзничь – кончик меча рассек его ничем не защищенную переносицу. У Алькома возникло ощущение, что это женское воплощение бога войны играет, дерется вполсилы. Так играют испытанные воины, разгоняя вооруженное дрекольем мужичье, когда подавляют бунты. Если бы она хотела, то уже перерезала бы всех бросившихся к ней с оружием.
      Оставив несколько неподвижных тел, дружинники отпрянули. Кто-то жалобно поскуливал, баюкая перерубленную кисть. Девушка немного постояла, выжидая новой атаки, но ее не последовало: никто не хотел к ней приближаться. Тогда она легко, будто на ней вовсе не было тяжелого доспеха, запрыгнула на стол.
      – У вас есть выбор, – сказала она. – Умереть сейчас – или позже, если я так решу. – Голос ее был по-прежнему тих, но слышали все. – Кому-то я оставлю жизнь, и они будут служить мне.
      – Как – служить? – растерянно спросил кто-то. – Ведь наш господин барон Мальдех жив, и…
      Девушка не глядя метнула кинжал. Голос глупца превратился в хрип.
      – Это ненадолго, – сообщила она. – А служат мне верно, очень верно…
      Барон сидел в оцепенении, будто речь шла не о нем. Он должен был встать, выхватить свой старый заслуженный клинок, с которым никогда не расставался и прошел столько битв, приободрить своих людей и рассечь на части эту юную нахалку, неизвестно как попавшую сюда. Но он не мог двинуться с места… Впервые в жизни им владели только растерянность и ужас.
      Альком пристально посмотрел на говорившую. Лик ее был страшен холодной неумолимостью. Что ж, он постарается уйти красиво…
      – Я лучше умру сейчас, – сказал старый воин, поднимаясь. На нем не было полной брони, только легкая кольчуга. Привычный руке тяжелый имперский меч покинул ножны. – Мне влезть на стол или ты спустишься ко мне, красавица?
      Альком приготовился к смерти, он не рассчитывал уцелеть в этой схватке. Но Темная Богиня решила иначе. Она приблизилась, шагая прямо по столу, расшвыривая ногами блюда и тарелки с остатками еды. Задумчиво посмотрела на самоубийцу и вдруг, наклонившись, неуловимым движением оглушила его рукояткой меча.
      – Ты будешь моим Верным, – сказала она рухнувшему на пол ветерану. – Кто еще хочет умереть сейчас? – Девушка выпрямилась и огляделась.
      Но воины, казалось, вдруг потеряли свои души. Мужество покинуло их.
      – Я, – сказал бард, бледный, но решительный. Доспехов на нем не было вовсе, а вместо оружия он сжимал в руках свой инструмент. – Я не буду твоим верным, – торопливо добавил он. – Я певец, а не убийца.
      – Подойди, – коротко приказала Темная Богиня.
      Бард выполнил приказание. Ему было очень страшно. Парень смотрел на стройные женские ноги в поножах и набедренниках, боясь поднять глаза. Он ждал – вот сейчас на его несчастную голову упадет неумолимая сталь. Острием меча Темная Богиня заставила его посмотреть ей в глаза.
      – Ты что-то слышал обо мне? – спросила она, не скрывая интереса.
      Бард судорожно сглотнул, клинок упирался в его гортань, покалывая кожу. Он не мог ни кивнуть, ни что-либо сказать.
      – Ах, прости, – улыбнулась девушка, поняв его затруднение и опуская меч. – Итак?
      – Я знаю много старых баллад, госпожа. – Бард невольно косился на окровавленный обоюдоострый клинок. – Есть одна, о Прекрасной Смерти. Я уже не помню названия, но она о черной девушке, что приходит в ночи и убивает в танце…
      – По-твоему, я – Прекрасная Смерть? – Девушка почти игриво коснулась мечом щеки барда, оставив на ней мазок чужой крови. – Ты находишь меня красивой?
      На лбу юноши выступила испарина. Она играет с ним, как кошка играет с мышью, прежде чем отправить ее в пасть, понял он.
      – Вы прекрасны, госпожа, – признал он, не кривя душой.
      – Почему же ты не хочешь служить мне? – Голос Темной Богини был почти нежен. – А вдруг мне нужны не только воины?
      – Вы несете смерть, госпожа, – сказал бард и вздрогнул от неожиданного смеха.
      – А разве вы не несете смерти? – отсмеявшись, поинтересовалась девушка. – Посмотри!
      Темная Богиня широким взмахом меча указала на испуганно жавшихся к стенам воинов.
      – Они тоже несут смерть. Ты не знал? – В голосе ее сквозила ирония. – Они любят убивать и убивали не меньше меня. Только делают это хуже.
      – Люди не ангелы, я знаю, – печально вздохнул бард. – Кто-то строит города, сажает сады, выращивает хлеб… А кто-то причиняет только боль и страдания… Но вы… Вы убьете всех, госпожа. И наша земля погибнет…
      – Нет, – покачала головой Темная Богиня. – Нет. Я лишь очищу землю. Умрут непокорные.
      – А те, что покорятся, госпожа? – спросил юноша.
      – Тоже умрут, – улыбнулась Темная Богиня. – Но не все и не сразу.
      Собрав волю в кулак, бард посмотрел в ее смеющиеся глаза:
      – Так к чему оттягивать то, что неизбежно? Возьмите мою жизнь сейчас, госпожа. Я не буду служить вам.
      Присев на корточки, Темная Богиня ласково огладила свободной от меча рукой соломенные кудри юного певца.
      – Как жаль… У тебя сердце льва, – задумчиво сказала она. – Ты споешь мне, напоследок? Я прошу тебя.
      – Да, госпожа. – Бард посмотрел на свой инструмент. – О чем спеть вам?
      – О чем угодно, – сказала Темная Богиня.
      Она села на край стола, свесив ноги и положив свой темный меч к себе на колени.
      Бард отступил назад, немного повозился, проверяя настройку инструмента, закрыл глаза, чтобы не видеть изувеченных неживых тел и ужаса на лицах пока еще живых. И начал.
      Если Темная Богиня рассчитывала услышать о Прекрасной Смерти – гимн в свою честь, – то она ошиблась. Бард пел о том, как прекрасна утренняя заря, как пахнет свежескошенное сено, как вкусна вода из лесного ручья, как нежны губы возлюбленной… Это была одна из первых баллад, которую он написал сам. Баллада была наивна, но чиста, ибо шла от сердца. Он был так влюблен тогда, когда простые слова вдруг сложились в рифмованные строки и для них родилась музыка. Эта песня рассказывала о Прекрасной Жизни, где нет места боли и ненависти, где влюбленных не разлучают насильно и где люди не вздрагивают ночью от набата, возвещающего о набеге врага…
      Бард пел, и Темная Богиня внимала ему. Казалось, она позабыла обо всем… Но никто из храбрых воинов, что были у нее за спиной, удобного момента для удара использовать не решился. А Мальдех, все такой же, ни жив, ни мертв, с ужасом смотрел на сидевшую рядом девушку.
      – Как жаль… – сказала Темная Богиня, когда песня отзвучала. – Как жаль… Я не могу отпустить тебя, извини.
      Она соскочила на пол, подошла и поцеловала барда в губы. Не как целуют возлюбленного, а как целуют на прощание. Меч свистнул, и голова барда откатилась к стене – в глазах навсегда застыло последнее удивление. Еще мгновение простояв на ногах, рухнуло обезглавленное тело…
      Темная Богиня, проходя, наступила на все еще лежащего без памяти Алькома, будто на ступеньку, и снова взлетела на стол. Теперь она смотрела на Мальдеха, и барон съежился под ее взглядом, словно перепуганный мальчишка.
      – Пора платить, – сказала она. – Пора.
      Поискав глазами, девушка взяла два небольших столовых ножа и пригвоздила ими кисти рук Мальдеха к дереву столешницы. Барон сидел покорный, он уже давно смирился со своей участью.
      – Подайте мне копье, – бросила Темная Богиня, не глядя протягивая руку.
      Кто-то из дружинников опрометью – не дай бог прогневить новую хозяйку! – принес требуемое. Девушка примерилась и отмахнула мечом кусок древка длиной с две ладони, а остальное небрежно отбросила в сторону.
      – Открой рот, милый. – Темная Богиня наклонилась к Мальдеху и погладила его обрубком по губам.
      Барон смотрел на нее налитыми кровью глазами и мелко тряс головой.
      – Ты говорил ей, чтобы она была аккуратнее с зубами, но нам ведь это не нужно, правда? – Она коротко и очень сильно ударила, вколачивая кусок дерева в чуть приоткрытый рот и дальше, вместе с осколками зубов, в горло.
      – Тебе понравилось? – спросила она. – Ей тоже это не нравилось.
      Барон не мог даже хрипеть в ответ. И тогда Темная Богиня отрубила ему голову. Подняв ее за седые космы, Темная Богиня удовлетворенно улыбнулась.
      – Я сделала, – сказала она и весело посмотрела на оставшихся в живых воинов. – Помогите Алькому, он будет вашим командиром. И быстрее, нам нужно еще многое успеть, а рассвет уже скоро…
 
      Из ста двадцати дружинников, стрелков и копейщиков, которые составляли личную армию барона, до рассвета дожило чуть больше пятидесяти. Утром они принесли ужас, поселившийся в их душах, в дома остальных обитателей замка Мальдеха. Всех, без различия пола и возраста, сгоняли на площадь перед башней.
      Там, на сооруженном помосте, в высоком кресле сидела красивая молодая женщина в черных лакированных латах. Рядом стоял Альком, в парадной броне, в остроконечном шлеме с красным плюмажем. Вместо обычной угрюмой маски на его лице была отстраненная, почти мечтательная улыбка. Воздетая на копье, голова его старого друга и сюзерена безучастно глядела в толпу мертвыми глазами. Но Алькома это не волновало. Никто из уцелевших воинов не знал, что именно сделала с ним Темная Богиня, но Альком стал другим. Словно в его жизни появился какой-то новый, известный только ему самому смысл.
      Тело Анны вынули из петли. Теперь она лежала возле своего мертвого возлюбленного, тут же, на помосте.
      Утро было морозное, безветренное. С неба медленно опускались снежинки. Люди переминались с ноги на ногу, ежились от холода: мало кому дали время нормально одеться. Матери, чувствуя страшное, зажимали рты непоседливым, крикливым детям.
      Десятник доложил Алькому, что собрали всех. Тот склонился к госпоже. Темная Богиня кивнула и встала.
      – Я пришла, – как всегда коротко провозгласила она, будто эти слова все и всем объясняли, и опустилась обратно в кресло.
      Альком, с ее позволения, выступил вперед.
      – Госпожа наказала барона Мальдеха за его грехи. Мы все теперь принадлежим… – тут он невольно замялся, не зная, как величать свою новую хозяйку.
      – Эллинэ, – подсказала Темная Богиня.
      – …Ее милости госпоже Эллинэ, – продолжил Альком. – И сейчас она будет вершить суд, дабы решить, кто еще достоин наказания.
      Первым на помост стража втащила управляющего. Управляющий упал на четвереньки и пополз целовать ноги хозяйке. Та брезгливо отпихнула его и многозначительно глянула на Алькома.
      – Повесить! – приказал тот.
      – Пощадите, госпожа! – завизжал управляющий. – Я буду верно служить вам! Пощадите!
      – Крысы не служат, – сказала Темная Богиня. – Они лишь портят зерно.
      Упирающегося изо всех сил человечка потащили прочь. Вскоре его дергающееся тело заняло место Анны на башне.
      Женщин и детей Эллинэ милостиво освободила от суда. А мужчины по одному поднимались на помост, как на эшафот, становились на колени и ожидали решения своей участи. Никто не знал, за что именно и как судит их новая грозная хозяйка. Но одних лишали жизни, другим ее оставляли. В толпе голосили жены обреченных на казнь мужей, плакали дети. В воздухе на замковой площади уже не было морозной свежести: все забивали запах горелой человеческой плоти, вонь испражнений, свежей крови. Смешанный аромат ужаса.