9. ЧЕТВЕРГ

К вечеру среды туман немного рассеялся или же, слившись с темнотой, стал менее заметным. Когда я вернулся домой – настроение приподнялось. Я заметил отсутствие множества мелких предметов и деталей быта, унесенных бывшей женой. Она словно убрала после себя – и будильник на одной батарейке исчез, и всякие шкатулочки, щетки для волос. Вообщем квартира показалась мне чуть роднее, чем была до этого. Я легко прошелся по ней, глубоко вдохнул воздуха.

В ночь на четверг мне снились цветные сны. Я не запомнил ни одного из них, но ощущение цветности было настолько сильным, что даже проснувшись, я все еще хотел закрыть глаза и продолжать смотреть их, эти незапоминающиеся сны.

Но надо было думать о другом. Надо было готовиться к вечеру.

Я принял ванну, побрился. Погладился. Я собирался так тщательно, будто должен был быть свидетелем на свадьбе. Приготовив одежду на вечер, я засел за утренний кофе.

Вечер пришел незаметно.

Вообще 4 часа дня можно было называть «вечером» только осенью или зимой.

Оставалось два часа жизни, и не было необходимости спешить, чтобы закончить какие-то дела. Не было дел, ни законченных, ни других. Все было завершено или же не нуждалось в завершении. И чувствовал я себя чуть ли не возвышенно – я наконец мог поверить в себя, в свою способность быть решительным и хладнокровным. Может быть, ради этого и не стоило организовывать трагический моноспектакль, но ведь задумал я его не для проверки своих способностей, а то, что способности все-таки «проверились» меня только радовало.

В карман куртки перед тем, как выйти, я положил паспорт, написанное письмо. Постоял в коридоре, размышляя, что еще взять с собой, чтобы тем, кто будет выворачивать карманы у покойника, было бы что вытащить и принять за ключ к разгадке преступления. Но в голову ничего не приходило.

На прощанье я хлопнул дверью и тут же почувствовал неловкость жеста.

Видно, все-таки я нервничал.

На улице было сумрачно и прохладно.

Выйдя на Контрактовой площади из метро, я остановился у памятника Сковороде. Посмотрел на сидящие вокруг него на лавочках парочки – что за странное место для зачинающихся романов и коротких лавсторий? Может, дух первого украинского буддиста Сковороды все еще витал над этим местом, привлекая сюда молодежь. Дух даже не столько буддиста, сколько первого отечественного хиппи, прошедшего пешком всю Украину и ее российские окрестности. Вот он, официально неосознанный идеал для новой украинской молодежи. Поднять бы его образ над массами молодых трудящихся и пошли бы миллионы пешком по Украине и ее российским окрестностям!

Но время шло и мне захотелось успеть выпить кофе. Благородная мысль – для некурящего нет смысла выкуривать последнюю сигарету, но для завсегдатая кофеен последняя двойная половинка кофе – это святое!

Меня обогнал трамвай, разливая по сумрачной Братской улице желтый жидкий цвет, который тут же впитывался в асфальт. Он повернул к Днепру и снова стало темно. Только одиноко горящие окна домов выставляли свой слабый свет на улицу.

Оставался еще один квартал и полчаса времени.

Я замедлил шаг. На кофе мне понадобится не больше десяти минут.

Но кварталы на Подоле почти игрушечные – как не замедляй шаг, а через несколько шагов квартал заканчивается.

Я вошел в кафе. Тихо пел в его стенах Шафутинский. Тихо потому, что звук был максимально прикручен. Мое место было свободно. В первом зальчике сидела компашка мужиков и распивала водку. Одна парочка прижалась друг к другу за угловым столиком. И из второго зала раздавался какой-то шум. Я взял свою половинку и сел на давно выбранное место. Снял с руки часы и положил перед собой. Пил кофе, хороший крепкий кофе. Будто «кофейница» знала, что это моя последняя чашка и постаралась сварить кофе получше.

Оставалось пятнадцать минут жизни.

Я почувствовал, что у меня дрожат руки.

В кафе зашли две девчонки, заказали по пятьдесят грамм ликера.

– Только быстро, – предупредила их «кофейница». – Я сегодня раньше закрываюсь – у сына день рождения.

Я снова глянул на часы – без двенадцати шесть.

Допил кофе и взял еще одну половинку.

– Чего это у тебя руки дрожат? – спросила «кофейница» – Перебрал вчера?

Я кивнул, не желая участвовать в ее участии.

– Тебе не кофе надо, а чего покрепче, – посоветовала она. – Возьми «Кеглевича»!

– Денег нет.

– Тебе в кредит дам, – сказала она и налила мне сто грамм.

– Спасибо, – я взял кофе и сто грамм и вернулся за свой столик.

Было без пяти шесть, когда «кофейница» занервничала и стала всех торопить и выпроваживать. Мужики допили водку и без пререканий гурьбой вывалили на улицу. Из второго зала тоже вышли всякие люди в подпитии.

Я смотрел примерзшим взглядом на открытые двери, в которые все выходили, но никто не входил.

– Ну давай, не задерживай! – «Кофейница» стояла рядом, надо мной.

Я оглянулся – кроме меня и ее в кафе больше никого не было.

– Я к тебе по-человечески, и ты тоже, пожалуйста, будь человеком, – дружелюбно говорила она. – У меня Васе сегодня восемьнадцать. Надо успеть салаты сделать…

Я кивнул, доглотнул «Кеглевича», запил последним глотком кофе и пошел к выходу.

Уже «выплыв» лицом на улицу, я столкнулся с парнем в короткой кожанной куртке. Он хотел войти.

– Все! – крикнула ему «кофейница». – Закрыто.

Пропустив его на порог кафе, я отошел в сторону и с улицы слушал их разговор.

– Ну хотя бы сто грамм! – просил он.

Часы я сжимал в ладони. Было темно и я вряд ли бы разглядел местоположение стрелок, но почему-то была у меня уверенность, что именно в эти секунды наступает шесть часов вечера. И действительно, откуда-то сверху донеслись удары настенных часов.

Я медленно шел назад, на Контрактовую. Я шел и слышал шаги идущего позади меня человека. Может, это был именно он? Может именно с ним я столкнулся лицом к лицу на выходе из кафе?

Мое состояние можно было сравнить только с пронизывающей немотой. Не было ни огорчения, ни облегчения. Только страх при каждом услышанном шаге идущего позади меня человека усиливался. Я хотел, но боялся оглянуться.

Уже выйдя на освещенный поворот трамвайной линии, я оглянулся, но сзади никого не было.

Страх пропал, но пропали вместе с ним и все чувства. Снова воцарилась, разлилась по всему моему телу немота.

Я присел на пустовавшую скамейку под памятником Сковороде. Сидел и ни о чем не думал. Просто дышал.

Может к шести часам моя душа покинула меня, оставив меня без чувств и мыслей. Ей, должно быть, не нравился мой план. Душа живет в человеке и не любит терять свое место жительства.

Смешная мысль пришла в озябший мозг – если душа прописана в моем теле, а тело прописано по определенному адресу, значит у души – двойная прописка, что запрещено всеми нашими до сих пор советскими законодательствами.

Я даже улыбнулся.

И подумал об одиночестве Сковороды.

Некоторые люди рождаются, чтобы и после смерти оставаться одинокими.

Часы показывали двадцать минут седьмого.

Прошли первые двадцать минут моей незапланированной жизни.

Посидев еще с полчаса, я поднялся пешком на Крещатик, нашел подвыпившую начинающую проститутку и, пообещав ей заплатить утром, повез к себе.

10. ПЯТНИЦА

Ночью мне то снились кошмары, то вдруг прорезались какие-то идиллические картинки и в зависимости от этого, я то обнимал во сне девушку, имя которой, один раз услышав, сразу забыл, то отодвигался от нее на край. Утром проснулся с головной болью. Встал, оставив гостью крепко спящей. Сидел на кухне и пил растворимый кофе. Несколько раз заглядывал в комнату и удивлялся столь крепкому сну. Наконец уже заглянул, чтобы внимательнее рассмотреть свою гостью – ведь познакомились мы в полумраке, а если еще учесть в каком я был прошлым вечером состоянии, то надо было удивиться смелости этой девушки. Мне самому вдруг стало страшно за нее – а если бы за пять минут до нашего знакомства ее бы увез к себе какой-нибудь маньяк-садист?

Мысли логично подошли к тому, что я совершил хороший поступок и вероятно спас ее от избиения или от чего-то пострашнее. Но тут я вспомнил, что утром обещал с ней расплатиться, и при том даже не стал слушать, какую сумму я должен буду ей отдать…

Стало как-то не по себе. И даже порадовался я ее крепкому сну. Но все-таки надо было что-то делать. Может, надо было где-то одолжить деньги, чтобы отдать ей. И снова – мысль о том, что мне надо раздобыть денег, чтобы заплатить проститутке – эта мысль окунула меня в грязь и я поморщился. Было, конечно, от чего поморщиться.

– Эй! – донесся из комнаты негромкий сладкий голос. – Эй, ты где?

Я появился в дверях и спросил:

– Кофе?

Она потянулась. На лице, усыпанном веснушками, заиграла улыбка. И совсем по-детски она кивнула. Приподнялась, рукой подсунула подушку под спину и так устроилась на кровати – полулежа-полусидя.

– Только у меня растворимый, – успел я сказать, исчезая на кухне.

Кипяток быстро подогрелся и я сделал для нее кофе.

Она была красивой, слишком красивой для проститутки. И слишком молодой. Светло каштановый волосы, немного пострадавшие от «химии», мелкими волнами сбегали до плеч, татарский разрез глаз, маленький острый носик. Тонкие, но яркие губы – я их целовал, наверно, ночью? Не помнил, и было жаль, что не помнил я прикосновения к этим губам.

– Ты идешь?

– Иду, – ответил я.

Присел на краю кровати. Протянул ей чашку.

– А у тебя есть шоколад? – спросила она.

Я с сожалением покачал головой.

– Ну ничего, – она улыбнулась.

– Как же ее звать? – мучался я вопросом.

– Ты извини, – заговорила она. – Ты хороший, но я не запомнила как тебя зовут…

– Толя, – сказал я и тут же воспользовался моментом, чтобы извиниться перед ней в том же грехе памяти.

– Лена… Это по-настоящему, то есть по паспорту… А там я – Вика…

– Давай, лучше будешь Леной…

– Хорошо, для тебя буду Леной…

Это утро закончилось под вечер.

– Я должна идти… – сказала Лена и пожала плечиками.

Я было заикнулся о деньгах, о том, что свято чту долги, и что денег сейчас у меня нет…

– Забудь, – улыбнулась она. – Лена денег не берет. Вот если бы ты с Викой познакомился – пришлось бы 20 долларов положить… Пока!

Мы поцеловались на прощанье.

– Захочешь – найдешь, – сказала она уже с лестничной площадки и застучали вниз ее каблучки.

– Лифт работает! – крикнул я.

– Ну и пусть работает! – крикнула она в ответ.

А за окном было темно. Осенний вечер стелил грусть, но мне не было грустно. Мне было радостно. Я думал, что это второе рождение, или второе дыхание. Что-то второе, что-то дающее надежду на будущее…

11. ВЕЧЕР

Около семи вечера зазвонил телефон.

Звонил бывший одноклассник Дима.

– Ты знаешь, там что-то сорвалось вчера… Ко мне Костя заходил. Он просил извиниться… У тебя есть сейчас время?

– Это единственное, что у меня есть, – улыбнулся я в телефонную трубку.

– Подъезжай, глотнем по сто грамм.

Я охотно согласился.

У Димы мы засиделись до полуночи. В занавешенном киоске было тепло и уютно – работал мощный обогреватель и ощущение возникало такое, будто мы сидим у камина.

Выпив для разминки бутылку красного венгерского, мы принялись за лимонную водку «Николай». Она великолепно закусывалась печенью трески, и я подумал, что для ощущения богатства жизни надо действительно работать в коммерческом киоске или по крайней мере быть ближайшим родственником продавца. Правда, мне было достаточно быть бывшим одноклассником, но это чистое везенье. Многие люди не признают своих бывших одноклассников.

– Понимаешь, – Дима вернулся к серьезному разговору после небольшого прогрева лимонной водкой. – У него вроде часы барахлили. Короче, он попал туда только к закрытию… Вообще он парень точный. Так что ты не дергайся, он дальше уже сам все сделает, это как долг чести. У них с этим строго. Все, я сказал и забыли! Жизнь – классная штука. В ней всего много. Я вчера с одной девчонкой познакомился! – и Дима помотал головой, видимо слов не хватало. – Она парикмахершей работает. Иногда вот так познакомишься – и жениться хочется. Может и женюсь когда-нибудь. Надо сначала квартиру подкупить…

– У меня уже есть квартира, – вставил я. – Жена ушла.

– Вернется! – хотел успокоить меня Дима.

– Лучше не надо.

– Она же не выписалась?

– Нет.

– Значит, это еще не твоя квартира. Понимаешь, вот когда у меня будет квартира и в ней никто, кроме меня не будет прописан – вот тогда я хозяин.

С этим я согласился.

На прощанье он подарил мне бутылку «Кеглевича».

Мы закрыли киоск и вместе пошли на метро.

– Знаешь, – говорил он по дороге. – Тут дело есть небольшое – можно денег заработать. Хочешь?

– Криминал? – спросил я.

– Нет, не совсем. Хотя сейчас все – криминал.

– Ну?

– Мой шеф разводится, ему нужен свидетель.

– Свидетель чего?

Дима почесал за ухом.

– Ну как тебе это… в общем, ты вроде как спал с его женой, понимаешь? Надо быть в суде во время разбирательства и если спросят – подтвердить. Мол сам муж тебя застукал с ней или что-то в этом роде…

– Это же ложные показания.

– Дело ведь не уголовное, а гражданское. Да и как кто докажет, что ты с ней не спал? Она может отбрехиваться, но и она не докажет… А заплатят тебе так, что год сможешь по кабакам ходить и не работать. А?

Я задумался. Предложение было не очень заманчивое, но с другой стороны денег у меня не предвидилось, а тут вроде обещали не поскупиться. Конечно, выступать в таком деле свидетелем и еще брать на себя чью-то жену… Черт его знает…

– Если хочешь, я тебе устрою встречу с шефом и он тебе сам все объяснит. Тогда и решишь.

– Хорошо, – я обрадовался возможности отложить решение. Да и действительно, думаю Димин шеф лучше знает, что ему нужно.

– Я дам ему твой телефон, – сказал Дима.

Мы попрощались.

12. СУББОТА

Знакомство в шефом Димы состоялось на следующий день. Утром он позвонил мне, а уже в три часа мы сидели у меня на кухне. Собственно на моей кухне он сам меня угощал привезенной с собой водкой и закусками. Было ему лет сорок – высокий, гладковыбритый, типичный государственный служащий. Редкая проседь в коротких черных волосах. Усики, аккуратно подстриженные по линии верхней губы. Звали его Сергей.

– Она крученная, – рассказывал он, делая маленькие глотки водки, словно не здесь родился. – Достала меня – хуже не бывает. Я знаю, с кем она спит, но не хочу с ним связываться. Мне тут важнее моральный вопрос – я еще имею планы на будущее, надо поддерживать репутацию, понимаешь. От тебя, может, ничего не потребуется, но если потребуется – встанешь, скажешь пару слов. Главное – запомни – у нее на левой груди под соском большое родимое пятно, на заднице тоже. Это такие детали, про которые могут знать только самые близкие друзья, – он усмехнулся.

Я слушал молча. Очень хотелось заработать денег и очень не хотелось вляпаться в какую-нибудь историю. Хотя я себе представлял, что много денег без риска не заработаешь, но здесь очевидного риска не было. Могло только возникнуть несколько неприятных моментов. Но моменты – они на то и моменты, чтобы быстро забываться и уходить в прошлое.

– Ну и самое главное, – Сергей потер свои ладони, словно у меня было холодно. – Гонорар – тысяча баксов. Решай сейчас, дело для меня срочное.

Я сглотнул слюну. Мое заказное убийство стоило в два раза меньше.

– Даже если не придется выступать – деньги твои, – добавил Сергей.

Я кивнул.

– Ну раз согласен, тогда собирайся.

– Куда? – удивился я.

– Поедем, я покажу, где ты с ней спал. Расскажу, когда это было. Потом привезу тебя обратно.

Мы приехали на его «Опеле» на Печерск. Он мне показал свою квартиру – там было, где разгуляться.

– Это спальня, – он распахнул двойную дверь с витражными стеклами. – Вот здесь ты трахал мою жену. Дело было в августе – я уезжал в Штаты. Запоминай. Вон на стене ее портрет… Да! Ее зовут Алина. Не забудь!

Над кроватью в красивой рамке висела цветная фотография симпатичной, но сильно накрашенной блондинки.

– Вот и все, пожалуй, – сказал он и вздохнул. – Суд в следующий понедельник, в десять утра. За тобой заедет мой приятель. Сиди дома и жди.

Потом он отвез меня домой и я долго сидел на кухне. За окном было темно, можно было бы уже и спать ложиться, но чувствовал я себя слишком бодро и возбужденно. Поэтому вечер длился долго, может быть до двух или трех часов ночи.

13

Дни после моей несостоявшейся смерти тянулись невероятно долго. Трудно было поверить, что всего два дня назад меня должны были убить – каждый день был безразмерен и не поддавался описанию. Вечер в Димином киоске и встреча с его шефом – были словно заполненные чем-то секунды в широком и бесполезном потоке времени. Мне и раньше нравилось отсчитывать время, ориентируясь на какое-то ожидаемое мною событие. Чей-нибудь приезд, свидание, просто письмо, о котором я знал. Конечно, я очень любил и неожиданные письма, но они относились к разряду случайностей, которые тем и хороши, что незапланированы. Сейчас мне надо было ждать понедельника, чтобы первый раз в своей жизни быть свидетелем. Точнее лжесвидетелем – интересно исполнять первый раз в жизни не саму роль, а ее противоположность. В этом было что-то почти естественное для меня, словно так мне и было предначертано – исполнять противоположности нормальных ролей. Когда же я решил сыграть полноценную роль – роль жертвы заказного убийства – случай – или же Некто другой – распорядился иначе, не дав мне исполнить задуманное. Что это было? Почему? Может, существует какая-то цензура Судьбы, позволяющая или же не позволяющая нам совершать поступки?

В понедельник я проснулся с облегчением – наконец наступил день, в который что-то должно было произойти. Я сел на кухне – не было еще и восьми утра. Заварил чай и сидел, ждал машину, которую Сергей обещал за мной прислать.

Громко тикали настенные часы.

За окном моросил дождь.

Продолжался мой самый нелюбимый месяц – октябрь. Революция здесь была не при чем. Я не любил сырость.

Около девяти внизу просигналила машина. Я выглянул в окно и увидел у своего парадного «девятку». Понял, что это за мной. Быстро оделся и вышел.

Молчаливый шофер лет пятидесяти привез меня в суд. Там уже подошел Сергей. Сказал: «Стой здесь и жди. Когда все зайдут, будешь стоять за дверью, пока не позовут.»

Я кивнул.

Двери суда открылись минут через тридцать и оттуда вывалила под моросящий дождик толпа людей с неулыбающимися лицами. Одна женщина была подчеркнуто в черном. После этого кто-то появился в открытых дверях, сделал жест и Сергей, а следом за ним и другие, зашли. Я зашел последним. Остановился перед дверью в зал заседаний.

– Проходите! – сказала мне молодая девушка, одетая под пожилую секретаршу во все длинное и клетчатое серого цвета.

– Я свидетель, – объяснил я. – Мне сказали тут ждать.

Она неожиданно улыбнулась.

– Это если б уголовное дело, а здесь можете заходить – просто сядьте поближе.

Я зашел и сел во второй ряд у дверей.

Заседание прошло быстро и для меня безболезненно. Правда, я успел понять, что жена Сергея разводиться не хотела. Но Сергей в самом начале заявил, что человек, с которым она ему изменяла, находится в зале и при необходимости даст свидетельские показания. Я долго потом наблюдал, как его жена нервно бегает глазами по рядам сидящих.

После заседания Сергей подошел ко мне и передал конверт. Вид у него был усталый, но удовлетворенный.

– Легко заработал, – сказал он и усмехнулся. Потом, не попрощавшись, отошел.

Я вернулся домой и пересчитал деньги – такой суммы у меня еще никогда не было. Тысяча долларов в купюрах по пятьдесят и по двадцать. Я несколько раз пересчитывал, раскладывал их по сотням на столе в кухне, потом снова складывал в одну пачку. Дрожали руки, но, наверно, дрожали они от радости. Теперь я был с деньгами и мог отдать долги. Правда долги мои были мелочные – за «Кеглевича» в кафе на Братской, потом надо чем-то обрадовать Лену-Вику с Крещатика. И вроде все.

Я вытащил из пачки двадцатку, а остальные деньги завернул в кулек, потом в газету и спрятал под ванной – ведь у моей ушедшей жены есть ключи и оставлять такой сюрприз для нее я не хотел.

Вечером я уже ехал на Крещатик. Первым делом прямо у метро разменял доллары, потом уже пошел искать Лену-Вику. Прошлый раз я нашел ее на скамейке около кинотеатра «Орбита». Я прошелся два раза до «Орбиты» и обратно, но так и не увидел ее. Пачка купонов грела в кармане ладонь правой руки и я тоже зашел погреться в кафе-гриль по другую сторону от метро. Съел полкурицы, щедро политой кетчупом. Выпил сто грамм водки. Ощутил себя вмеру замедленным и спокойным. И снова пошел гулять по Крещатику в поисках девушки, с которой было легко во всем.

Нашел я ее только к одиннадцати. Она выглядела несколько уставшей, но заметив меня, обрадовалась. Мы взяли две бутылки «Амаретто», несколько шоколадок, кусок салями и поехали ко мне.

Пили, ели, говорили открыто и легко, каждый о своем. Я рассказал об ушедшей жене и о кофейном прошлом. Она – о своей любви к свободе и о ненависти к родителям и брату. Нам было хорошо и ночью, и утром. Долго не хотелось вставать. Потом я все-таки поднялся и принес ей кофе и шоколад. Мы оба никуда не спешили, но в какой-то момент возникла пауза-усталость и она, будучи молодой, но все-таки женщиной, ощутила ее и начала собираться.

– Если хочешь, я буду тебе звонить, – сказала она, погладив телефонную трубку, мирно лежащую на старом черном аппарате.

Я с радостью согласился и написал ей на бумажке свой номер.

– Я бы на твоем месте поменяла замок в двери, – сказала она, уже выходя из квартиры.

Я кивнул. Мысль показалась мне разумной.

Она снова пошла вниз пешком. Я слушал ее шаги больше минуты. Потом вернулся в квартиру.

Снова наступал ранний осенний вечер. Но теперь в жизни появился приятный момент ожидания, ожидания ее звонков.

14

Телефон зазвонил утром. Но звонила не Лена. Это был Дима с настоятельным предложением зайти к нему вечерком. Нехотя я пообещал.

За окном светило хилое солнце. Было сухо и по-видимому прохладно.

Посчитав оставшиеся от двадцатки купоны, я полез под ванну и вытащил следующую двадцатку.

Жизнь продолжалась. На завтрак у меня был чай с шоколадкой. Правда, хотелось мяса. Я нашел старую хозяйственную сумку, вытрусил ее в коридоре на пол – последний раз носил в ней картошку с базара больше месяца назад – потом замел песок веником в угол у двери.

В ближайшем гастрономе я легко потратил остатки купонов. Этих остатков хватило на кило говядины, буханку свежего хлеба и пачку кефира. Уже дома, добавив к говяжьей косточке найденные на кухне пару картошин и три луковицы, я сварил свой самый легкий суп. Сварил и пошел в комнату. Просматривал старые журналы в ожидании грядущего аппетита. Он пришел около трех и тогда я с удовольствием съел две тарелки супа, заедая толстой свежей горбушкой. Снова практически из ничего, из несложного супа с куском хрустящего хлеба возникло ощущение счастья.

И пришел ранний октябрьский вечер. Пришел не так, как приходил раньше. Без горящих уличных фонарей. Продолжалась очередная компания по экономии электричества.

Я ехал на Подол, в кафе на Братской. Прямо на Контрактовой площади поменял доллары и снова с теплой пачкой купонов в кармане куртки шел вдоль трамвайной линии.

Из дверей и окон кафе выливался на улицу жидкий осенний свет. Вместе со светом вылетал из закрытых дверей смех и говор посетителей.

Очереди не было, хотя в первом зале все столики были заняты. Я заглянул во второй – там было, где примоститься.

Подошел к стойке, заказал двойной кофе – полную чашку. И напомнил о ста граммах «Кеглевича», отпущенных мне в кредит.

– Тебя тут один парень разыскивал. Вроде твой одноклассник… – между прочим сказала «кофейница».

Я кивнул. Потом подумал о том, что «кофейница» не знает моего имени.

– А откуда вы знаете, что меня? – спросил я после минутной паузы.

– А у него твое фото было. Он теперь не в Киеве живет, проездом тут, вот и хотел найти…

Усевшись во втором зале с чашкой кофе, я понял – кто меня искал. Знакомое чувство немоты напомнило о себе. Задрожали руки. Я уже забыл обо всем, хотя прошло всего несколько дней. Отодвинув чашку, я оставил на стуле шарф и вернулся к стойке.

– Сто грамм «Кеглевича», – заказал я.

– Понравилось? – улыбнулась кофейница. – Тебе лимонного или дынного? Бери лучше дынный – вкуснее.

– Хорошо, дынный, – я кивнул. – А какой он из себя был, этот одноклассник?

– Обычный, – она пожала плечами. – Невысокий в темной кожанке. Ты не беспокойся, он тебя найдет. Ему кто-то то ли твой адрес дал, то ли сказал, где тебя искать…

– А он что, фотографию всем показывал?

– А сколько тут «всех» бывает? – снова пожала плечами барменша. – Человека три было, он им и показал. Он и сегодня заходил, но так просто, кофе попить. Сегодня про тебя не спрашивал.

Я вернулся к своему столику. Выпил дынного «Кеглевича». Сто грамм показалось маловато и я взял еще двести.

Досидев до закрытия, я бродил около часа по Подолу, потом зашел в Димин киоск.

– Ну как у тебя? – спросил он.

– Нормально, – выдохнул я.

– Ты вроде штуку поднял, да? – сказал он, широко улыбаясь.

– Да, – я кивнул.

– Класс! На пустом месте! Так что теперь заживешь!

– Угу, – промычал я.

– Ты че, пил уже?

– Немного.

– А со мной глотнешь?

Я снова кивнул.

Он достал водки. Закрыл двери и занавесил витрины. Налил.

– Теперь ты можешь долг отдать. Я бы подождал, но раз у тебя есть бабки, то лучше отдай сейчас…