Христианство идейно оформляло и этот процесс разложения городской гражданской рабовладельческой общины, противопоставляя принципу античной благотворительности как поддержки неимущих граждан городским гражданским коллективом, христианское учение о помощи неимущим как функции особой, независимой от городского гражданского коллектива, организации - церкви, учение о милостыне как индивидуальной благотворительности имущих по отношению к неимущим, независимо от их гражданских отношений.12
      Для все более широкой массы рядовых свободных граждан старые полисные традиции утрачивали свое значение. Большинство из них уже не имело возможности поддерживать "достойное свободного гражданина" существование и представлять собой тот идеал рядового гражданина - скромно, но опрятно и чисто одетого, спокойного и рассудительного, не лишенного собственного достоинства, живо интересующегося всей общественной жизнью города и с уважением относящегося к курии, примеров которому в середине IV в. еще немало находил Либаний (XI, 154). Христианство с его проповедью смирения и покорности своей судьбе, требованием "в поте лица своего" обеспечивать скудное существование, с его учением о труде как обязанности и наказании, обязанности трудиться "денно и нощно" 13 куда более соответствовало положению большинства населения, чем рабовладельческая полисная идеология. В условиях, когда большинство горожан фактически не могло участвовать в общественных делах города, христианство с его проповедью полного подчинения властям оправдывало и освящало их пассивность. Поскольку и забота о поддержании своего физического состояния, здоровья становилась для них все более трудной, христианство с его осуждением античных идеалов физический красоты и проповедью аскетизма и пренебрежения к физическим страданиям также как нельзя более отвечало изменению реального положения большинства населения.
      Не случайно Либаний находил в антиохийском демосе все меньше гражданских черт, "умеренности", и с течением времени выражал все большее недовольство его поведением. Очень ярко это падение "гражданского духа" рядового антиохийского населения проявилось при Юлиане, пытавшемся опереться на отживающие республиканские традиции. Все его попытки оживить "гражданский дух", воззвать к гражданским чувствам свободных окончились неудачей, почему Юлиан и заявил о том, что в Антиохии "больше мимов, чем граждан" (Misopogon, 342 А).
      Если, по представлениям Либания, в IV в. антиохийский демос все более не соответствовал старым идеалам, не обладал "??????" и "?????", то все меньше проявлений этих старых морально-этических принципов он находил и у муниципальной аристократии Антиохии. Либаний требует, чтобы куриалы придерживались "умеренности" во всем, поскольку к этому их обязывает "их достоинство". Но в IV в. муниципальная аристократия по мере ее разложения все более отступает от этих традиционных морально-этических принципов. Либаний осуждает за это как богатую куриальную верхушку, так и куриальную бедноту. Первых он порицает за надменность, своеволие, "эгоизм", пренебрежение к интересам городской общины, вторых - за пассивность в исполнении своих гражданских обязанностей, за то, что они утрачивают "достоинство гражданина", относятся к куриальной деятельности не как к "гражданскому долгу", а как к простой повинности, забывая о том, что заботой о городском благоустройстве не ограничиваются их обязанности перед городским гражданским коллективом.14 И те и другие, по мнению Либания, теряют "??????" и "?????" как в отношениях друг с другом, так и по отношению к населению. И тех и других он упрекает в сервилизме перед чиновным аппаратом, государством в утрате достоинства "свободного человека и гражданина". В XXV речи "О рабстве" Либаний прямо ставит вопрос: могут ли теперь свободные граждане и куриалы называться свободными. С его точки зрения, нет, поскольку они рабы, одни своего тяжелого полурабского положения, другие - своих ничем не ограниченных страстей.
      Наиболее ярко морально-политическое разложение муниципальной аристократии проявляется, по мнению Либания, в ее отношении к императорской власти и ее представителям. Долг куриалов, говорит он, - единодушно защищать интересы городской общины (LVI, 29), быть "умеренными", но твердыми по отношению к императорской власти и ее чиновному аппарату, отстаивая интересы города (ер. 731). Либаний призывает куриалов действовать, опираясь на старую, но еще достаточно живучую традицию отношения города с императорской властью, рассматривая императора не только и, может быть, не столько как dominus, а как ?????????. Настоящий император, указывает Либаний, должен быть ?????????, ибо города, городские гражданские общины - опора императорской власти, а благо государства - процветание городских общин. Поэтому основной задачей императора, по мнению Либания, должна быть забота о поддержании городов и курий, так как "города стоят на куриях" (??? ??? ???????????? ?? ?????? ????????). Однако в IV В. Либаний, за исключением Юлиана, пытавшегося "заставить совершенно исчезнуть дух времени, пролагающий себе путь",15 уже не находил императоров, которые были бы не "врагами города и курий", а ??????????. Его единственного хвалит Либаний за то, что он стремился к "???????? ??? ??????" (XVIII, 23).
      С императором как ?????????'ом Либаний связывает и другую морально-этическую обязанность императора по отношению к населению ???????????. Уважение императорской власти к свободному человеку, "гражданину", должно выражаться, по его мнению, прежде всего через его отношение к полису, к полисному коллективу в целом, руководимому курией. Видимо, такой же политической концепции придерживался и "restitutor libertatis" Юлиан, который выступил против "рабства свободных" и попытался возродить значение муниципальной организации.16 Однако результаты его политики свидетельствуют о полном крахе этой политической концепции. Большая часть куриалов уже не желала укрепления курий, а большинство народа не видело в этом ничего хорошего для себя и не выразило сочувствия заботе Юлиана об "освобождении" их от рабства, ибо укрепление курий в условиях IV в. с грабительством и притеснениями куриалов для них было столь же безрадостно и столь же мало сулило им укрепление их "свободы", как и рост чиновного аппарата.
      В IV в. язычество довольно быстро утрачивает свои позиции, свое значение в жизни Антиохии. И до IV в. христиане составляли в этом городе очень солидное меньшинство, окончательный же перелом настроений населения в пользу христианства произошел в конце III-начале IV вв.17 В этот период здесь происходили самые острые бои между христианством и язычеством. В дальнейшем, на протяжении IV в., мы уже не встречаем острых конфликтов христиан и язычников, которые еще имели место в других городах. Христианство стало исповедовать подавляющее большинство антиохийского населения. Масса мелкого торгово-ремесленного люда, обострение противоречий между куриалами и населением, положение которого заметно ухудшилось в III в., известное, уже начинавшее все более сказываться в куриальной среде господство узкой куриальной верхушки над остальными куриалами - все это создавало благодатную почву для распространения христианства как среди широких слоев населения, так и среди муниципальной аристократии.
      Христианство активно распространялось и среди свободного крестьянства антиохийской округи. В течение IV в. большая часть ее населения уже христианизировалась. В этом отношении весьма интересны проповеди Иоанна Златоуста. Приведенный в них материал показывает, что распространение христианства в крестьянской среде было также в какой-то мере протестом против прежней полисной исключительности, резкого деления населения на граждан и не граждан - жителей городской податной округи, той полисной идеологии, которая давала городу, городскому гражданскому коллективу моральное право на господство над сельским населением и обязывало его подчиняться муниципальной организации. Христианство, уравнивая всех перед богом, уравнивало перед ним не только рабов, но и граждан и неграждан города, ставя свободных крестьян сельской округи наравне с гражданами Антиохии. Антиохийская церковь, судя по данным Иоанна Златоуста, видимо, очень широко использовала этот момент для снискания популярности среди сельского населения антиохийской округи. Во всяком случае на крупные богослужения в Антиохию специально приглашались крестьяне окрестных деревень, а антиохийские церковники выступали с проповедями (MPG, 49) в антиохийской округе. Характерно также, что Иоанн Златоуст в своих проповедях весьма настойчиво внушал своей городской пастве, видимо, с большим презрением относившейся к крестьянству, мысль о том, что крестьяне "их братья" (??????? ??? ????? ????????)18. Таким образом, распространение христианства как бы идейно оформляло постепенное стирание тех характерных для полиса политических граней, которые резко отделяли в сознании его жителей граждан от неграждан, жителей сельской округи города, как бы освящая постепенно происходившее сближение реального положения сельского и городского свободного населения (cives и incolae), его уравнение в единообразную массу угнетенных и эксплуатируемых.
      Антиохия была одним из многих городов восточных провинций с преобладающе греческим населением. Господство города над его округой было в известной мере господством греков над сирийцами, составлявшими абсолютное большинство сельского населения. Землевладельцы-греки противостояли таким образом массе сирийского крестьянства. Естественно, что состоявшая исключительно из землевладельцев муниципальная аристократия Антиохии воспитывала в совершенно определенном духе антиохийское греческое население, стремясь морально-политически сплотить его вокруг себя против антиохийского крестьянства для поддержания господства над ним. И в этом отношении культивировавшиеся муниципальной аристократией идеи эллинской сплоченности, гордости греческим, главным образом, происхождением антиохийского населения, столь явственно выступающие в XI речи Либания, борьба за "аттическую" чистоту языка и культуры - все это в самых различных аспектах духовной жизни города отражало ее стремление поддержать сознание своей исключительности, замкнутости, противоположности греческого населения сирийскому, воспрепятствовать их сближению. В Антиохии не поощрялось изучение сирийского языка. Сирийцы составляли в Антиохии значительную, но, вероятно, не особенно большую часть ее населения. Некоторые из них были купцами, но основную массу составляла, торгово-ремесленная беднота и поденщики. Либаний о сирийцах в городе упоминает лишь один раз, когда он с презрением говорит о каком-то бедняке-сирийце, бродячем ремесленнике, занимавшемся починкой посуды (XLII, 31). Для муниципальной аристократии Антиохии было чрезвычайно характерно стремление ограничить проникновение в город сирийского населения. В этом отношении активно проводившаяся антиохийской курией политика недопущения в свой состав представителей торгово-ростовщических кругов весьма характерна.19 С этой же целью греческая муниципальная аристократия поддерживала дружественные отношения с иудейской общиной Антиохии, стремясь иметь в ней союзника против местного сирийского населения, а также старалась разжечь антагонизм между иудеями и сирийцами. О близости антиохийской муниципальной аристократии с верхушкой иудейской общины говорит тот факт, что некоторые представители последней учились вместе с антиохийскими куриалами в муниципальной школе, получали высшее греческое образование. Племянник патриарха иудеев Гамалиила был одним из любимых учеников Либания. Не случайно и реставрация Юлиана сопровождалась поддержкой иудейских культов в Антиохии.
      Христианство с его проповедью равенства всех христиан противостояло идеологии муниципальной аристократии, поддерживавшей принципы эллинской или римской исключительности, и идейно оформляло стирание столь резкой противоположности греков и сирийцев. И в этом смысле оно также способствовало разрушению старой полисной идеологии, морально уравнивая сирийцев-христиан с греками. Это обстоятельство также сыграло немалую роль в распространении христианства среди сирийского населения антиохийской округи, в которой язычество сохранилось лишь на ее окраинах.
      В самой Антиохии христианство быстро одержало победу над язычеством. Закрытие, а затем разрушение крупнейших местных храмов, ликвидация важнейших муниципальных культов, служивших сплочению полисного патриотизма,20 не вызвали никакого волнения среди широких слоев населения города, совершенно равнодушно отнесшихся к судьбам муниципальных богов, что лишний раз свидетельствует о глубоко пассивном их отношении к судьбам муниципальной организации. Попытка Юлиана восстановить язычество была не только равнодушно, но даже неприязненно встречена населением.21
      В Антиохии в связи с ухудшавшимся положением народных масс, глубоким внутренним разложением муниципальной верхушки язычество все более становилось пассивной формой протеста против упадка муниципальной организации. Глубокой веры в языческие культы, по-видимому, не сохранили даже ведущие представители языческой культуры. Либаний, столь страстно выступавший в защиту языческих храмов, в конце IV в. (XXX), когда судьба язычества была уже окончательно решена, а правительство и церковь перешли в решительное наступление на остатки язычества, отнюдь не отличался особой духовной привязанностью к языческим культам.22 Он был "политическим" язычником, и его выступления в защиту храмов свидетельствуют о том, какое огромное значение чисто политическое, а не религиозное, придавали язычеству и храмам идеологи муниципальной аристократии. Либания не столько волнует судьба самих культов, сколько политический аспект этой проблемы - вред, который наносится старому полисному строю, неотъемлемую часть политической и экономической жизни которого составляли культы. Судьба языческих культов волнует его главным образом с точки зрения падения их как одной из основных опор полисной организации, курии, опоры ее господства в жизни города. Для Либания было важно также и то, что огромные храмовые хозяйства многочисленных антиохийских храмов и культов составляли важную часть муниципальной экономики, а могущественное и влиятельное жречество по существу являлось частью муниципальной аристократии. Не случайно Либаний, значительно более терпимо относясь к церкви как таковой, крайне яростно обрушивался на монашество. И не только потому, что монахи наиболее враждебно относились к язычникам, громили и уничтожали их храмы, но главным образом за то, что они захватывали храмовые земли. Монашество вызывало его особое недовольство и тем, что оно своей пропагандой и своим примером в самой резкой форме противопоставляло распадающемуся полису, как политическому организму, "земной полис", "подобный небесному" - монастырь и тем самым еще более подрывало политические позиции полисной идеологии.23
      Это "политическое" язычество было характерно, вероятно, не только для Либания, но и для многих других представителей муниципальной аристократии. Поэтому та языческая партия, которая в какой-то форме существовала в империи, была не только совокупностью лиц, объединенных лишь языческой культурой, привязанностью к богам, как это пытается представить П. Пети,24 хотя и эти моменты безусловно имели значение для муниципальной интеллигенции, и, видимо, любовь к языческой культуре также побуждала Либания выступать в защиту языческих культов и храмов. Именно этот политический характер язычества Либания побуждал его скептически относиться к религиозно-мистическому рвению Юлиана.
      Скифопольский процесс, деятельность языческой "партии" накануне вступления Юлиана на престол, восстание Прокопия, в котором приняли участие ученики Либания, показывают, что политические язычники проявляли достаточную активность.25 Однако число политических язычников среди муниципальной и старой сенаторской аристократии в течение IV в. быстро сокращалось, а оппозиция их принимала все более ярко выраженный культурный характер, замыкалась в деятельности литературно-философских кружков, увлекавшихся мистикой, тайком занимавшихся астрологией и гаданиями о собственной судьбе и судьбах, императоров. Процесс нотария Федора, по которому были привлечены к суду некоторые антиохийские куриалы, отчетливо показывает, к чему в последней четверти IV в. свелась деятельность языческой оппозиции.
      Но если язычество быстро утратило свои позиции в Антиохии, то и никейское христианство при его более широком распространении натолкнулось на все возраставшие трудности. Его призывы к аскетизму, активная проповедь ухода от мира и всемерная популяризация отшельничества и монашеской жизни - все это в какой-то мере отвечало настроениям городского и сельского населения. Быстрое развитие отшельничества с его особенно суровыми и фанатичными в Северной Сирии формами аскетизма и подвижничества отражало протест городской и крестьянской бедноты против своего положения. Этим же в известной мере объясняется развитие монашеского движения, рост влияния монахов в городе, широкое распространение культов мучеников.
      Однако проповедь аскетизма, пропаганда отшельничества и монашеского образа жизни, стремление никейской церкви целиком подчинить себе духовную жизнь своей паствы не встретили особенно сочувственного отношения среди достаточно широких слоев торгово-ремесленного населения Антиохии. И едва ли это отношение к никейской церкви можно выводить только из факта сохранения сильного влияния языческой идеологии. Его прежде всего следует искать в реальном положении довольно широкого слоя торгово-ремесленного населения, который в первой половине IV в. еще не утратил надежды сохранить и поддержать более или менее сносное существование. Поэтому проповедь аскетизма еще не стала для них единственным утешением в безысходной нужде, а "уход из мира" еще не представлялся им единственным возможным путем спасения от действительности. Проповеди Иоанна Златоуста достаточно убедительно показывают, что именно в торгово-ремесленной среде аскетические никейские идеалы не находили большого отклика. Торговцы и ремесленники не хотели уходить в монастыри и Иоанну Златоусту нередко приходилось отвечать на вопрос: "А можно ли получить спасение, оставаясь в городе?" (MPG, 47, 305; 51, 348). Они не хотели отказываться от тех немногих земных радостей, которые еще выпадали на их долю: нечастых пирушек, веселых, несущих забвение о горестях жизни праздников, музыки, песен. Из этих или близких к ним кругов и вышло арианство, с его менее суровыми нормами морали, меньшим вмешательством в духовную жизнь человека. Уже с 318 г. арианство начинает все более широко распространяться в Антиохии.26 В результате Антиохия стала одним из крупнейших центров арианства. Как полагают некоторые исследователи, ариане составляли абсолютное большинство торгово-ремесленного населения этого города.27
      Для богатой же торгово-ростовщической верхушки Антиохии арианство было выражением поддержки ею централизаторской политики домината, укрепления ее союза с императорской властью.
      Арианство в течение большей части IV в. господствовало среди широких слоев населения Антиохии. Однако в связи с ухудшением их положения в течение IV в., разочарованием в политике арианского правительства и церкви происходил постепенный отход торгово-ремесленных масс от арианства, усиливались симпатии к гонимому никейству, монашескому движению, проповеди аскетизма. Именно в годы правления Валента, особенно во второй половине его правления, усилился уход горожан в монастыри, и правительство вынуждено было даже предпринимать ограничительные меры (CTI, 2, 7; XII, 1, 38). Но длительное господство арианства принесло свои плоды. Под знаменем арианства городское население отстояло многие элементы светской культуры, светской духовной жизни, против которых вела борьбу никейская церковь. Население Антиохии равнодушно, если не враждебно, отнеслось к попыткам Юлиана восстановить празднества в честь Аполлона.28 Но оно не хотело отказаться от веселых Майумы и Календ.29 Иоанн Златоуст напрасно призывал ремесленников петь за работой не светские песенки, а псалмы (MPG, 61, 158). Подобные трудовым, бытовым песням фалии Ария были безусловно ближе им, чем те духовные песнопения, которые предлагал Иоанн Златоуст. После известной борьбы никейская церковь вынуждена была смириться с сохранением многих неугодных ей элементов светской культуры, частично поддержанных и императорской властью.
      С установлением господства никейского христианства духовная неудовлетворенность народных масс Антиохии находит свое выражение в распространении манихейства, против которого вынужден был все более решительно и сурово выступать в конце IV в. Иоанн Златоуст (MPG, 47, 365; 54, 29), и мессалианства.30 В отрицательном отношении мессалианства и манихейства к труду сказывалась реакция народных масс на тяжелую действительность, безрадостный, не приносивший удовлетворения и не улучшавший их положения тяжкий труд.
      Все эти изменения в идеологии не могли не сказаться на развитии муниципальной культуры.
      Мы не знаем, как развито было в Антиохии начальное образование - один из важнейших элементов античного воспитания. Судя по произведениям Иоанна Златоуста, оно было доступно весьма широким кругам населения (MPG, 47, 258). Большинство исследователей даже считает, что элементарное начальное образование в IV в. было более развито, чем в предшествующие столетия.31 Однако оно, вероятно, охватывало далеко не все городское население, как позволяет предполагать одно из свидетельств Либания (XIV, 112).32 "Среднее" же и "высшее" муниципальное образование было доступно лишь небольшой верхушке городского населения.33 Во второй половине IV в. среди учеников Либания нет ни одного представителя торгово-ремесленных кругов.34 Обучение в муниципальной школе проходили в основном дети куриалов, военно-чиновной знати и интеллигенции.35 В целом число учащихся в муниципальной школе было весьма невелико. Можно предположить, что оно исчислялось несколькими десятками учащихся в год. Так, известно, что Либаний подготовил за 354-393 гг. 134 ученика. При этом необходимо учитывать, что значительную их часть в Антиохии этом крупнейшем культурном центре Востока - составляли приезжие (от 30 до 40 %).36
      Обучение в муниципальной школе продолжалось от 3 до 6 лет.37 В IV в. большинство учащихся школы Либания уже ограничивались трехлетним образованием. Лишь очень немногие учились по 5-6 лет, т. е. получали высшую ступень муниципального образования - более глубокую литературно-философскую и риторическую подготовку. Однако и это весьма ограниченное по своим размерам образование в IV в. переживало упадок в связи в разложением муниципального строя, обеднением куриалов, сужением сферы их общественной деятельности, падением полисного патриотизма. Либаний совершенно определенно говорит о падении интереса куриалов к получению "высшего образования", о снижении их "культурного уровня". Он упрекает куриалов не только в том, что они утрачивают интерес к получению систематического философского и литературного образования, но и в том, что они вообще теряют интерес к поддержанию своего "культурного уровня", теряют интерес к книге, "боятся прикоснуться к книге как к змее" (XIII, 29). Муниципальные обязанности, бремя государственных поручений, необходимость все больше внимания уделять заботам о поддержании собственного благополучия, борьбе с постепенным обеднением и разорением, не оставляли у куриалов времени для занятий философией, литературной, глушили интерес к ним. Христианство лишь "идейно" оформляло эту растущую невозможность и проистекающую из него пассивность к философским и литературным занятиям.
      Раньше философское и литературное образование было необходимо куриалу для его успешной общественной деятельности. Во II-III вв., когда муниципальная деятельность еще имела значение, а муниципальная карьера представляла интерес для куриалов, их влияние в курии и городе во многом зависело от умения составить и произнести убедительную и интересную речь, обосновать свое мнение примерами из истории и мифологии, подкрепить его ссылками на авторитет античных авторов и философов.38 В IV в. необходимость в этом уже почти отпала. С возникновением домината, ростом власти чиновного аппарата, падением значения курий, все более исчезала необходимость кого-то в чем-то убеждать. В IV в. можно было тянуть лямку куриальных обязанностей и без знания литературы и философии. Поскольку вся полнота власти теперь сосредоточивалась в руках императора, новые теории все более акцентировали внимание на том, что философами должны быть прежде всего император и узкий круг его ближайших советников.39 Для остальных же представителей господствующего класса знание философии не считалось обязательным. Эта теория отражала изменение реальных условий и была оправданием падения интереса к философии среди широких кругов господствующего класса.
      В IV в. Mouseion, который раньше был в полном смысле этого слова высшей школой, приходил во все больший упадок.40 В Антиохии IV в. он стал простой муниципальной школой, здание которой даже было одно время занято под преторий Комита Востока.41
      Безусловно обязательным для куриалов во II-III вв. было и обучение риторике. Риторское искусство было необходимо куриалу и для его выступлений в курии, и перед чиновными властями (XI, 141), и императорской властью (участие в посольствах), и перед народом ("риторика создает убеждение толпе" - Liban, XII, 30). Антиохия была одним из крупнейших центров обучения риторике в империи. Либаний называет ее "светилом риторики". В ней в IV в. было ????? ????? ??????? (XI, 191). Однако в IV в. в связи с упадком значения курии, ее внутренним разложением куриалы постепенно утрачивают интерес к риторскому образованию, поскольку они, по словам Либания, почти не имеют возможностей применять свои риторские навыки. Ухудшающееся экономическое положение все более ослабляло интерес основной массы куриалов к муниципальным делам, а растущая зависимость их от богатых куриалов, сервилизм, боязнь чиновной администрации заставляли их все реже выступать в курии. Либаний говорит, что все большее число куриалов Антиохии "молчит" при обсуждении муниципальных дел в курии, на приемах у правителя (XXXI, 12). Выступления все более становились монополией узкой куриальной верхушки, для которой, благодаря ее полному господству в курии, необходимость убеждения своих коллег по курии, т. е. высокая риторская подготовка, также не имела уже прежнего значения. Ритор, страстно выступающий в курии, "речи - ум города" - все это уходило в прошлое. Хотя риторская подготовка в IV в. и продолжает сохраняться в большей мере, чем философское и литературное образование, но она переживает явный упадок. Сокращаются сроки обучения и объем подготовки по риторике. Кроме того, сокращение курии с 600 человек до 60 в течение IV в. привело к сокращению числа обучающихся из куриальных семей, что также способствовало упадку риторского образования.
      Правда, в IV в. в связи с обострением внутренних противоречий в обществе возрастает число конфликтов, требовавших судебного разрешения. Либаний говорит о непрерывном росте судебных дел, судебных конфликтов (XLVI, 12). В связи с этим заметно увеличилась потребность в адвокатах, которым необходимо было известное риторское образование. Поэтому упадок обучения риторике несколько ограничивался за счет обучения лиц устремлявшихся к адвокатской практике. Однако сам характер подготовки для них был уже иной. Если прежнее риторское обучение имело ярко выраженную общественно-политическую ориентацию, предполагавшую хорошую подготовку в области истории, литературы, философии, а в области риторики - умение пользоваться их материалом, то для адвоката, выступавшего в суде, эти стороны гражданской риторики не имели особого значения. Ему было вполне достаточно знания законов. Поэтому отношение к риторике меняется, а быстро возраставший в IV в. спрос на адвокатов усугублял отход муниципальной школы от старых норм обучения (Liban., LI, 13). Не случайно Либаний жалуется на то, что все большее число учеников покидает его школу, не закончив курса, и, научившись только началам риторики, сразу же устремляется к адвокатской практике (XXXI, 26-29). И эти "недоучки", горестно констатирует Либаний, пользуются успехом и наживают огромные состояния на адвокатской практике.
      Таким образом, античная гражданская риторика, теряя свое прежнее значение, приобретая все более формальный характер, постепенно сходила на нет.42 Она сохранила свое значение лишь для узкого круга интеллигенции, а языческая риторская школа Антиохии - "светило риторики, освещающее Азию", продолжала существовать в значительной мере за счет своей общеимперской известности.
      Падение среди городского населения интереса к риторике нашло свое выражение и в том, что все меньше любителей собиралось послушать декламации риторов. Широкие круги населения уже не интересовало ни риторское искусство ораторов, ни сюжеты их декламации,43 которые, как показывает письмо Синезия из Антиохии, и в конце IV в. обычно касались проблем гражданской жизни, обязанностей гражданина, республиканских традиций.44 Несмотря на то, что Либаний много внимания уделяет ораторскому искусству, его значению, он почти не приводит сведений о состязаниях риторов, организуемых городом.45 Видимо, в IV в. они также быстро утрачивали свое значение как одна из важных форм духовной, культурной жизни городского населения. В конце IV в., в последние годы своей жизни, Либаний с горечью признавал: "мое ремесло стало бесполезным" (II, 43, 46).
      Упадок языческой культуры, языческого образования нашел свое выражение в окончательном исчезновении гимнасия о котором уже не говорит Либаний. Исчезает и воспитание эфебов, которые в последний раз упоминаются Либанием в 359 г. (XI, 157; XLVII 1, 24).
      Изменение отношения к муниципальной жизни среди антиохийской верхушки нашло свое выражение и в изменении ее отношения к греческому языку. Для нее греческий язык был языком местной политической жизни, а латинский общеимперским, государственным. Поэтому отношение к латинскому языку в известной мере символизировало и ее политические настроения, степень местного, полисного патриотизма. До IV в. многие антиохийские куриалы не знали латинского языка, и, видимо, в какой-то мере даже принципиально не изучали его, уделяя в то же время большое внимание совершенствованию в греческом.