Однако, в предпасхальные дни заботы войны совершенно исчезают как со страниц царского дневника, так и из писем деда.
      Дневник императора. 25-го марта. Четверг. Утром причастились Св.
      Тайн с детьми и д. Алексеем. После чая читал и принял Плеве. Завтракали с Трубецким (деж.). Поехали к Ксении поздравить ее с днем рождения. Гулял.
      В 7 час. поехали в Аничков к службе 12 Евангелий, кот. продолжалась час сорок минут. После обеда вернулись домой. Долго занимался.
      26-го марта. Пятница. Сегодня сразу потеплело. В 12 час. были на
      выносе плащаницы. Завтракали Ольга и Петя (деж.). Гулял и работал над остатками снега в теневой части сада.
      Все дети снова простужены и сидят у себя в детской. В 7 час. поехали к службе в Аничков и обедали с Мама.
      27-го марта. Суббота. Утром шел снег и попеременно дождь. В 11 1/2
      к последней службе. Завтракали: кн. Орбелиани, кн. Оболенская и ее брат (деж.). Затем имел доклад Фредерикса, выложил яйца для христосования завтра и пошел гулять.
      Погода прояснилась. Дети все лежат рядом в постелях. Обедали вдвоем
      в библиотеке. Занимался целый вечер. В 11.55 начался выход к заутрени. За три дня ни
      единого упоминания о войне, будто японцы объявили пасхальные каникулы. Нет, ночами они планомерно ведут минные постановки на внешнем рейде Порт-Артура. И уже в среду на Святой неделе одновременно на минах подорвутся два наших броненосца, "Победа", получив тяжелые повреждения, все-таки останется на плаву, а "Петропавловск" утонет в считанные минуты.
      А в письмах деда все ясней и ясней проступает тоска. Тягостная пус
      тота существования вдали от людей близких и духом и делом. Тоска подъедает столпы душевного равновесия деда. Ст. Борзя. Мар
      та 26 дня. 1904. Дорогая деточка Кароля! Вчера совершенно неожидан
      но получил твое второе письмо с моей карточкой. Превеликое тебе спасибо! Карточку эту нахожу сравнительно удачной. Действительно, ты, моя милая, сделала мне прекрасный подарок к Празднику, но не столько карточкой сколько письмом. Накануне вчерашнего дня я получил заказное письмо от Анюты из Павловского. Ты не можешь себе представить, как приятно иметь здесь известие с дальней родины и от дорогих людей. Все мелочи и пустяки, о которых ты пишешь, здесь так же приятно читать, как самые важные известия. Бесконечно радуюсь твоему здоровью и спокойствию. Напрасно только ты утомляешь себя еще и курсами в Университете. Не думаю, чтобы в этом была серьезная и настоятельная для тебя необходимость. Я конечно был бы только рад тому, что ты слушаешь эти курсы, если бы ты была свободна от других занятий; но я всегда буду против всякого лишнего утомления. К сожалению, мы всегда научаемся слишком поздно ценить лучшее из благ жизни - здоровье. Можешь поэтому сама понять, что и твое известие об перемене планов г.г. Катуар поселиться близ Воскресенска меня только порадовало. Я думаю, что в силу этого ты хотя невольно и против своего желания будешь отдыхать летом, а не утомляться. Дай Бог, чтоб так и было!
      Ну что ж сообщить о себе? Как и прежде, сидим, ждем и ничего не знаем. Все та же скука и то же невеселое настроение. Даже и наступающий Праздник не особенно радует. Дела очень мало; больных бывает немного - человек 8-10 в день, и это конечно слава Богу, а то и так оч. многих лекарств нет, и больных приходится лечить не тем, чем бы нужно было. Вообще дело здесь способно навести одно только уныние. Все делается кое-как, лишь бы что-нибудь сделать. Просто тошно от такой работы. Физически я совершенно здоров, но морально чувствую себя по-прежнему оч. гадко.
      Ну, моя дорогая голубка, "до свидания", если не любишь слова "прощай"! На твой привет: "Христос Воскресе" нужно бы ответить тебе "Воистину Воскресе", но я уже послал тебе, деточка, и свое "Христос Воскресе!"
      Крепко целую тебя, желаю счастья и здоровья! Весь твой Н. Кураев.
      Мне так много приходится писать об одном и том же, что я скоро пе
      рестану писать кому бы то ни было, кроме моей дорогой, ненаглядной Каро
      ли! Вот и наступил Праздник, соединяющий сердца всех верующих хрис
      тиан, напоминающий непременным поздравительным целованием о единении в любви к Богу и ближнему и о равенстве во Христе.
      Дневник императора. 28-го марта. Светлое Воскресение. В церкви
      пришлось похристосоваться с 280 (чел.). Обедню отслужили скоро. В Малахитовой мы были в 2 1/2 ч. Разговлялись с удовольствием. Лег спать около 4 час. Встали в 9 1/2. День был ветреный, серый. В 11 1/2 было большое христосование - около 730 чел. Под конец как всегда певчие пропели несколько светских вещей. Завтракал князь Орлов (деж.). Отвечал на телегр. и гулял. Долго сидели у детей, кот. все еще в кроватях.
      В 7 1/2 у нас была отслужена короткая вечерня. Обедали вдвоем.
      Японцы оставили в покое наш флот в Порт-Артуре в эту ночь. На сле
      дующий день императору предстоит опять "большое христосование" с нижними чинами в количестве семисот двадцати человек. Итого, за два дня 1730 человек поцеловали царя и были в свою очередь ответно обцелованы. Принимая во внимание троекратность и взаимность целования, речь идет о 10380 поцелуях, только помянутых царем, не входят сюда поцелуи, полученные от близких и на близких запечатленные. Сюда же еще следует присовокупить какое-то "малое целование" на третий день Пасхи. Вот прямое свидетельство духовного и телесного единства русского царя со своим народом, православным, по крайней мере. Императрица же, Александра Федоровна, к Светлому Воскресению получила сильный насморк, скорее всего заразившись от простуженных детей, как в этом случае обстояло дело с христосованием, дневник умолчал.
      Ст. Борзя. Март 27. 1904. Дорогая голубка Кароля! Вчера только отп
      равил тебе письмо. Сейчас, перед самым Праздником, настроение мое несколько улучшилось. Сегодня я и ветеринарный врач совершили 20-ти верстную прогулку верхами, и после этой прогулки как-то лучше почувствовалось. Только я слез с лошади и вошел в квартиру, как мне подали твое письмо и телеграмму. Вместе с ними была поздравительная телеграмма из Фатежа. Сердечное тебе спасибо, очень ты меня обрадовала, как-то веселее теперь встречать Праздник, который наступит через 1 1/2 часа. Собираюсь идти в Церковь, и после обедни все мы офицеры будем вместе разговляться в офицерской столовой. И вот я под хорошим впечатлением сел строчить тебе настоящее письмо. В сущности нового или интересного сообщить нечего; тем более, что вчера только писал. Ах, милая Кароля, как хотелось бы вместе с тобою, мой ангел, встретить Великий Праздник! Но я все-таки рад, что ты едешь хоть до 1-го числа в Ивановское. Отдохни там и повеселись. Мне конечно веселья никакого не предстоит, да я его и не желаю, буду рад уже тому, если настроение мое будет не совсем скверное. Пока заканчиваю писать и отправляюсь через 1/4 часа в Церковь.
      Когда запоют "Христос Воскресе", я мысленно похристосуюсь с первою - моею дорогою, милой Каролей!..
      Встретят, и не раз встретят дед и бабушка свой великий Праздник вместе, но особенно запомнится встреча 1927 года в Фатеже.
      Еще жив будет Сережа, еще не уехали на учебу Маргарита и Николай, а младшие, Ольга и Аркадий, учатся в единой трудовой школе первой ступени, и будущему летчику всего одиннадцать лет. Дом полон гостей, здесь представлена вся фатежская интеллигенция - врачи, духовенство, учителя. Едва все рассядутся за просторным, раздвинутым во всю длину столом, едва соберутся возгласить пасхальный тропарь, как в дверь без стука войдет Петр Евдокимович Анциферов, начальник Фатежской ЧК, с двумя помощниками при оружии. Всем будет предложено оставаться на местах, а деду будет предъявлен ордер на обыск для выявления незаконного хранения в доме оружия.
      Оружие в доме было, незаконное. В столе у деда, в правом верхнем ящике, под ключом, хранился заряженный револьвер, с которым он ездил по уезду, а иногда и отправлялся на ночные вызовы. И в городке, и в окрестностях было неспокойно. Был какой-то шпалер и у моего отца, в ту пору семнадцатилетнего юноши. Дед о второй "пушке", натурально, не знал. Кивка деда было достаточно, чтобы старший сын понял, что нужно делать. Передать дяде Сереже ключ не составило труда. Пока дед возмущался, протестовал, требовал снять арест хотя бы с гостей и отпустить их по домам, дядя Сережа переложил револьвер деда из стола к себе под брючный ремень, прикрытый по моде того времени рубашкой навыпуск под ремешком. Через три часа он расстался с оружием в отхожем месте, куда хоть и под конвоем, но отпускали. Удалось и отцу выкинуть свой смит-вессон в форточку в снег. Похоже, чекистов никакое оружие не интересовало, во всяком случае, они его не искали. Петр Евдокимович вместе с помощниками перетряхнули все книги, перебрали и просмотрели все письма, хранившиеся в доме.
      Авторитет Анциферова в городе был высок; после того, как он вывел на улицу и лично расстрелял прямо у крыльца двух бандитов, взятых с поличными, его фамилия зазвучала. И еще Анциферов немножко щеголял своей подчеркнутой опрятностью, трезвостью, корректностью и ровным голосом при любых обстоятельствах.
      "Вы что ж, надеетесь найти пулемет "кольта" в моих книгах, или винчестер в письмах жены?!" - взорвался наконец дед.
      Анциферов невозмутимо дочитал очередное письмо, вложил его обратно в конверт и взялся за следующее, и когда все решили, что отвечать он не собирается, ответил, не отрывая глаз от письма: "Я не надеюсь найти пулемет "кольта" в ваших книгах, а записку с уведомлением о том, что вам такой пулемет послан, возможно найду. И в письмах вашей жены винчестер, вы правы, не спрячешь, но может быть мне удастся прочитать о том, что партия винчестеров направлена вам, или от вас..."
      Обыск, во время которого ничего кроме бумаг чекисты в руки не брали, длился до глубокой ночи.
      Власть воспитывала интеллигенцию в страхе перед новыми богами! 28
      марта. 1904. ст. Борзя. Вот наконец и праздник! Еще раз "Христос
      Воскресе"! моя славная деточка! Как-то ты себя чувствуешь? Когда же наконец я вместе с тобой, моя голубка, встречу и проведу этот Праздник?! С нетерпением жду того времени, когда наконец удастся вместе с родной душой встретить эти дни. С грустью вспоминаю те времена, когда все это было иначе. Но я все-таки надеюсь на счастье в будущем, верю в возможность этого счастья с моей дорогой, ненаглядной и милой Каролей!
      Крепко, крепко целую тебя и твои дорогие глазки!! Жму твою руку и обнимаю тебя! Весь твой, горячо тебя любящий и глубоко благодарный тебе
      Н. Кураев. Передай мой привет и искренние поздравления всем меня
      помнящим. Приветствую Грету! 31 марта, в среду, на Святой неделе на
      внешнем рейде Порт-Артура подорвался на мине броненосец "Петропавловск", шедший под флагом командующего флотом вице-адмирала С. О. Макарова. Невероятно быстро для такого огромного корабля броненосец затонул. Предположительно сдетонировали собственные мины, хранившиеся в носовых отсеках. Три моментальных снимка Н. Петрова запечатлели катастрофу с берега. На первом снимке, отчетливом и крупном, виден черный силуэт броненосца на фоне белесого, чуть подштрихованного серыми полосками волн, моря. Над носовой частью корабля, вздымаясь выше мачт, стоит огромное облако пара. Вершина облака, как бы от собственной тяжести, заваливается за носовой срез. На втором снимке нос корабля уже в воде, броненосец заваливается на левый борт, корма обнажена и зависла над водой. И третий снимок. Распластанное над морем облако, и только черная тень от облака на том месте, где только что был корабль.
      Большинство офицеров и команды погибли. Погиб Степан Осипович Макаров. Погиб живописец Верещагин, всего лишь в 1903 году вернувшийся с массой этюдов из Японии, видевший царившую там озлобленность на Россию и говоривший, что "народ перережет министров", если те не начнут с нами войну.
      Спасся великий князь Кирилл Владимирович, контр-адмирал свиты, начальник штаба Тихоокеанского флота, спасся командир "Петропавловска" адмирал Н. М. Яковлев, спасся, чтобы быть расстрелянным Орловской ЧК в 1919 году, расстрелян не по вине, а в качестве заложника. Кирилл же Владимирович, наивно решив, что теперь ему море по колено, не получив на то государева дозволения, взял и женился на разведенной жене великого герцога Гессенского Эрнста-Людвига, брата Алисы-Виктории-Елены-Луизы-Беатриссы Гессен Дармштадтской. За своенравный поступок мореплаватель был отставлен от службы и лишен флигель-адъютантского звания, правда, в 1907 году он благополучно выплыл и здесь, был прощен великодушным самодержцем и прожил до 1938 года. Повезло ему и после смерти, в связи с победой демократических сил в Санкт-вновь-Петербурге, демократы перевезли прах великого князя из-за рубежа и упокоили в центре города, в Петропавловской крепости.
      Но, возвращаясь к утонувшему "Петропавловску", надо сказать, что "тяжелое и невыносимо грустное известие" выбило государя из размеренного прогулочного состояния: "Целый день не мог опомниться от этого ужасного несчастья", к Цусиме государь уже придет закаленным, и "ужасные известия о гибели почти всей эскадры" вызовут только грусть на душе.
      То, что царь не удостоил поминания погибшего на "Петропавловске" Василия Васильевича Верещагина, не удивляет, хотя они и были лично знакомы. Удивило меня то, что Верещагин не помянут дедом.
      За две недели, надо думать, трагическая весть доползла до Борзи, а в письме от 10-го апреля, первом письме после Пасхи, обо всем этом ни слова.
      душевному сродству. Верещагин был человеком не только ярко одаренным, но и прямым, честным, храбрым. Он не наблюдал, не присутствовал, он участвовал в войнах, о которых рассказывал. Участвуя в атаке миноносца на турецкие корабли еще в 1878 году Василий Васильевич был удостоен тяжелой раны в бедро, в образовавшемся углублении свободно помещался револьвер с чуть обпиленным стволом. За храбрость, проявленную во время обороны Самаркандской цитадели, художник был удостоен Георгиевского креста 4-й степени. Смел был Василий Васильевич и в обращении с царем и царедворцами, все это видели. Во время посещения второй выставки картин "наполеоновской серии" Николай Второй заинтересовался фотографиями трех из пяти картин, уничтоженных Верещагиным после резкого их осуждения со стороны Александра II. Проворный камергер И. П. Балашов тут же подскользнул к государю: "Ваше Величество, прикажите ему написать их снова!" Верещагин вскипел и, зная, что Балашов глуховат, громогласно объявил: "Мне приказать, Ваше превосходительство, нельзя, меня можно просить!"
      Царь, сочтя выходку дерзкой, тут же с выставки уехали. Получил свое и великий князь Владимир Александрович, заметивший еще на первой "наполеоновской выставке" Верещагину: "Никогда Наполеон не ходил в такой дурацкой шубе и шапке". "Достаточно ли, если я представлю два исторических рисунка этого костюма и описание его?" "Достаточно." "И тогда вы публично признаете, что неправы?" "Нет, не признаю", - дорожа своим правом на глупость объявил великий князь. Разговор шел в повышенных тонах, и тем дело не кончилось. Приехав в Москву, Верещагин тут же послал великому князю письмо с историческими доказательствами, а одновременно графу Толстому Ивану Ивановичу, вице-президенту Академии художеств, в инцидент посвященному. Письмо Толстому начиналось словами: "Этот болван Влад. Алекс. ..." Отправив человека на почту и чуть остыв, Василий Васильевич засомневался, не перепутал ли он в раздражении конверты. Дело был нешуточное, вдогонку был отправлен служитель. Ошибку поправили, конверты, как свидетельствует брат Лидии Васильевны, жены Верещагина, были действительно перепутаны.
      И вот тебе на - Верещагин, превосходнейший человек, погиб, а дед оказался на одной доске с теми, кому эта смерть была безразлична? Сочиняя художественный портрет предка, я бы знал, как поступить в этом случае, но вмешиваться в автопортрет, написанный девяносто лет назад, не считаю для себя возможным. Можно было бы, конечно, спрятать эту задевшую меня неотзывчивость деда за пропуск в переписке. Да вот беда, уже начало письма убеждает, что пропуска между пасхальным письмом и письмом от 10 апреля - "ничего особенного не случилось" - нет.
      Ст. Борзя. Апреля 10. 1904. Дорогая голубка Кароля! Вот уже почти
      две недели, как я ничего не писал тебе. Да ничего особенного и не случилось за это время. Праздники прошли скучновато; теперь же время тянется так же, как прежде. Ходят слухи, что скоро мы выступим, но все относятся к этим слухам как-то недоверчиво и безразлично. Подобные слухи у нас существуют все два месяца, которые мы тут сидим. Работы немного. Теперь на некоторое время прибавилось дела, прививаем всем нижним чинам оспу. Но, конечно, это займет три-четыре дня, не больше. Скука одолевает все сильнее и сильнее.
      Со мной чуть было не стряслось несчастье, но, слава Богу, все кончилось благополучно. У нас скоропостижно умер казак, упавши с лошади во время ученья, по законам нужно было его вскрывать. Вскрывали для скорости со вторым врачом - он череп, я грудную и брюшную полости. Обстановка вскрытия была самая неудобная: тесно и оч. темно. Я уколол себе ножом палец; но ранка была так мала, что я не мог ее даже разглядеть и прижечь. Спустя 3-4 часа после вскрытия палец начал болеть, и тогда я хорошенько размыл и разглядел ранку, имевшую вид укола иголкой и уже покрасневшую. Тогда я вколол в ранку кристалл марганцево-кислого кали и несколько успокоился. Как уже сказал, все сошло благополучно, и хотя дня два я и волновался, но потом уже ясно было, что заражения не произошло.
      Пишу тебе это и надеюсь, что Ты не будешь беспокоиться задним числом. Можно было бы и не рассказывать этого, но я решил, отчего же не поделиться, хотя и не особенно приятным известием, но, по крайней мере, хорошо кончившимся.
      Ты не знаешь, как я был обрадован твоей телеграммой, в которой ты уведомляешь меня о том, что оставляешь свои занятия в гимназии и у Катуар. Отдохни, голубка, и набирайся здоровья духа и тела!
      Хотел бы отправить тебе деньги, как писал раньше, да пришлось выручать из беды г.г. офицеров и дать кое-кому из них взаймы 300 рублей.
      Ну что еще написать? Почти ежедневно я, второй врач и ветеринарный врач совершаем верхом прогулки, которые доставляют мне много удовольствия. Седло я себе купил за 30 рублей (очень дешево) у того офицера, который и обещал мне его.
      Приветствуй Грету и ее супруга. Коротенькие письма я послал почти всем на Праздник. Теперь имею право рассчитывать, что хоть на часть из них получу ответы.
      Ну, до свидания, милая, дорогая Кароля! Крепко, крепко целует тебя твой навсегда
      Н. Кураев. Сейчас, дорогая деточка, получили распоряжение о назна
      чении половины нашего полка временно для охраны жел. дор. (Забайкальск.). Около станции Хайлар Японцы попортили жел. дорогу. Три японских офицера были схвачены и повешены. Один же, пытавшийся взорвать туннель на Хинган (горный хребет в Манчжурии), был застрелен часовым. Все это оч. достоверные известия. И вот, в виду несомненного плана Японцев испортить Забайкальскую ж.д., чтобы прекратить возможность доставки войска и провианта, нашему полку предписано немедленно встать на охрану линии от г. Читы до ст. Манчжурия. Завтра 3 сотни (половина полка) уже утром выступит для этой цели в назначенные пункты. Я пока остаюсь здесь в Борзе; но оч. может быть скоро придется переехать куда-нибудь в другое место. Назначение полка для охраны по-видимому временное - до прибытия специального войска для этой цели. По одним известиям (8-го была получена телеграмма от Ренненкампфа) мы поступим все-таки в дивизию генерала Ренненкампфа; по другим же известиям мы должны будем идти на подкрепление отряда генерала Мищенко в Корею. Говорят, у Мищенко от целого полка (2-го Аргунского) осталось в живых только 126 человек. Вот тебе и новость, милая Кароля! Есть и другая новость, которую услышал только сегодня вечером. При ст. Борзя, в поселке Суворовском имеет открыться кажется в скором времени лазарет Красного Креста. Может быть тут будет кто-нибудь из знакомых?! Это нам конечно на руку, ибо там разумеется и обстановка и все будет гораздо лучше, чем имеется в нашем полковом лазарете.
      Ну, прощай пока, мой милый ангел! Крепко целую тебя и желаю всего наилучшего!
      Весь твой Н. Кураев. Апрель - времена глухариной охоты! В дневнике
      государя горестные вести с театра военных действий на Дальнем Востоке перемежаются записями об охотничьих успехах. Число убитых глухарей особо выделено, надо думать, для удобства подсчета в конце сезона, в соответствии с заведенным порядком.
      Дневник императора. 20-го апреля. Вторник. В час ночи поехал на ток
      около Гатчины и убил 2 глухарей. Вернулся домой в 5 час. Всю ночь шел дождь. Днем так же, было совсем тепло.
      Аликс уехала в город в свой склад и вернулась к чаю. Завтракал Ен
      галычев. Гулял. Вечером много занимался. Если 19 апреля среди при
      мечательных событий значилось: "Гулял долго, убил ворону и катался в ёГатчинке", то день 20 апреля надо признать значительно более содержательным, два глухаря конечно перевесят одну ворону.
      Дневник императора. 21-го апреля. Среда. От Куропаткина пришло нес
      колько донесений с подробностями боя 19 апр., в кот. участвовало 5 стрелковых полков с 4 батареями и более 3-х дивизий японцев с большим количеством артиллерии. После полного обхода нашего левого фланга отряду ген. Кашталинского пришлось отступить. К сожалению, кроме огромных потерь людьми - орудия и пулеметы были оставлены на позиции, ввиду того, что все лошади были перебиты. Тяжело и больно!
      Погода была серая с сильным ветром. После доклада принял 33 чел. Завтракали Кира (деж.) и его мать. Весь вечер много занимался.
      Японцы обходят наш левый фланг, и, понеся огромные потери, бросив орудия и пулеметы, мы отступаем. Лошади перебиты. А что с ранеными? Как их представить, бросивших орудия, разбитых, израненных, бегущих, какие у них имена, фамилии, может быть - Вершинин Александр Игнатьевич, Соленый Василий Васильевич, Федотик Алексей Петрович, Родэ Владимир Карлович, - по времени это как раз их война.
      Дневник императора. 22-го апреля. Четверг. В час ночи поехал на тот
      же ток, посчастливилось на этот раз и я убил пять глухарей. Ночь стояла чудная. Вернулся домой в 5 1/4. Спал до 9
      3/4. Было три доклада. Завтракали одни. Гулял долго. После чая подарил Аликс немного вещей. Обедали и провели вечер вдвоем. В
      царской неизменности привычкам повседневности есть что-то эпическое, даже поэтическое... Это поэзия закона Ньютона, трактующего принцип инерции, - начавшее двигаться тело будет двигаться равномерно-поступательно бесконечно, пока на него не подействует иная сила. Как же велика была сила царя, отстаивающего свое право на частную жизнь и частную прихоть, хотя на него действовали, да еще как и со всех сторон, но как же ничтожно мала была вся эта внешняя сила по сравнению с той, что позволяла мягко посылать всех к черту, брать ружье и идти стрелять ворон или тетеревей.
      А может быть так ведут себя обреченные, покоряясь неодолимым силам и мирно посвящая себя обыденному ритуалу, заведенному еще при царе Додоне.
      И все-таки диву даешься, как во время катастрофической войны, накануне кровавой революции так много времени уделяется тому, что на языке двора Ивана IV именовалось - прохлады царские. А как еще назвать все эти катания на байдарках и "гатчинках", работы "над исчезающим снегом" и "работы над остатками снега в теневой части сада", игры домино, раскладывания пасьянса, стрельбу по воронам, тетеревам и зайцам, истребленным в гомерическом количестве. Неужели он, верующий же человек, вот так вот, прохлаждаясь на троне, рассчитывал в день Страшного Суда услышать Глас: "...ты еси Царь правды!"
      Проста и глубока мысль о том, что цель жизни - жизнь, а цель человека - жизнь человеческая.
      Россия войну проиграет, царь войну проиграет, а дед и его коллеги выиграют! Возможно ли это? Возможно. Но это надо приберечь для финала.
      Война последовательна и логична, она сначала упрощает и сжимает, предельно ограничивает жизнь в ее армейском, казарменном виде, делает ее неинтересной и малоценной, вроде с такой и расстаться не очень-то и жаль... тут-то ее и обрывают.
      А еще война учит убивать время. Солдаты убивают его низменным вздором и жестокими развлечениями, офицеры убивают время охотой, вином, рыбалкой, картами. А каково тому, кто сознает это "убивание" времени, как убийство жизни, кто сознает всю тягостность пренебрежения настоящим в пользу грядущего!
      Неупотребленная масса возможностей бродит в деде, ищет выхода, найти не может, именно в таком состоянии чаще всего люди погружаются в дрянь, в мелочь, в нечистые страсти.
      А как устоять? Ст. Борзя. Апреля 22-го. 1904. Милая, дорогая голуб
      ка Кароля! Опять прошло уже больше недели, как я не писал тебе. За
      это время ничего не произошло, хотя мы едва не двинулись в Приморскую область. Но распоряжения так часто меняются, что положительно нет никакой возможности даже предполагать, что будет с нами, например, через день-два. Так, на другой день после того, как я отправил тебе письмо, в котором писал о том, что наш полк расставлен на охрану железной дороги, получилась телеграмма быть готовыми немедленно двинуться в Приморскую область. Сотни же, расставленные на охрану, заменить полковой стражей. Стали готовиться к выступлению и снова получилось распоряжение об отмене нашего движения в Приморскую область и приказ о назначении всего полка опять же на охрану Забайкальской ж.д. Теперь уже почти весь полк растянулся от Байкала до Манчжурии. Здесь в Борзе остается пока обоз, полусотня 5-й сотни и штаб полка. Врачи находятся при штабе, значит я продолжаю оставаться здесь. В виду расположения полка по железной дороге теперь и мне и товарищу предстоит некоторое развлечение - разъезжать время от времени, смотря по надобности, то в одну, то в другую сторону от Борзи.
      Здесь ходят опасения эпидемии чумы, которая всегда есть в Корее, а на скоте уже появилась и в окрестностях Борзи. Ввиду этого из Штаба Казачьего Войска в Чите получилось предписание о назначении санитарной комиссии для осмотра поселков Суворовского и его окрестностей, а также станций Борзя и Оловянная. Вчера и сегодня я, товарищ врач и один офицер осматривали дворы в поселке Суворовском и станционные постройки в Борзе. На днях выезжаем на ст. Оловянная для такого же осмотра и принятия мер к соблюдению чистоты.
      На прошедшей неделе занимался прививкой оспы всем казакам. Привил оспу и себе - к счастью, принялась, и теперь все-таки спокойно можно себя чувствовать.
      С театра военных действий начинают поступать известия о сухопутных стычках наших с Японцами. Наши пока не особенно отличаются, как ты сама можешь судить по газетным известиям. Уже немало перебили наших офицеров и еще больше ранили и контузили. Вообще говоря, утешительного немного.
      Об открытии в Борзе лазарета Красного Креста что-то говорить перестали. Очевидно переменился начальный проэкт.
      Вот и все о нашей жизни. Прибавлю к этому, что мы продолжаем ежедневно почти кататься верхом, продолжаем скучать и скучать. Теперь же, когда масса офицеров ушли из Борзи с сотнями для охраны дороги, тут будет еще скучнее и пустыннее. Остается одно - терпеливо ожидать новых распоряжений.
      Ты, дорогая деточка, немножко ленишься пописывать, а получить здесь письмо - радость. Впрочем, я не в претензии на тебя, если у тебя все благополучно.
      Все же напиши, милая, где будешь проводить лето, когда уедешь из Москвы? Куда тебе летом писать? Кажется все меньше и меньше остается надежды на то, чтобы мы скоро могли увидаться! А как бы хотелось повидать тебя, моя дорогая!
      Желаю тебе весело и приятно провести наступающее лето. Передай привет Грете, твоим родителям, всем меня помнящим. Сердечно приветствую г-жу Горчакову и шлю ей мои наилучшие пожелания.
      Сам я вполне здоров и благополучен. Целую тебя, мой ангел, крепко,
      крепко и жму твою руку! Весь твой Н. Кураев. Рискуя быть заподоз
      ренным в нерасположенности или предвзятости к последнему российскому коронованному самодержцу, не скрою чувства удовлетворения, когда в дневниковой записи от 8-го мая прочитал "Меня скрючило..." И дело совсем не в том, что скрюченный царь мне по-человечески ближе, нет, дело в том, что и деда скрючило, о чем он тоже напишет 8-го мая! Чем неожиданней рифма, тем она драгоценней. Пишу о частной жизни современников, и жизнь эта причудливо и произвольно перекликается, аукается, вспыхивает секундными зеркальными отражениями, представляя все, как и следует по законам зеркал, в перевернутом виде. А в ситуации со "скрюченностью" мы имеем случай двойного отражения, когда второе отражение возвращает нас к истине. Они оба и в скрюченном виде остались верны своему призванию и долгу: дед лечил, царь смотрел войска и показывал войскам себя.
      Дневник императора. 8-го мая. Суббота. Меня скрючило в левом плече
      и шее. В 9 час. приехали в Рязань и сперва посетили три собора, весьма интересные в историческом отношении. Вернувшись в поезд, доехали до места лагеря 1-й бригады 35-й пех. див. Здесь отлично представились 137-й пех. Нежинский и 138-й пех. Болховский полки и 35-я арт. бригада. В сопровождении громадной толпы доехали до жел. дор. и отправились дальше. Погода была довольно прохладная.
      В Москву приехали в 4 1/2. На дворе у Николаевского вокзала стоял 17-й саперный батальон в мобилизованном составе. Напутствовал его как и остальные части. Затем поехал с Мишей к Иверской, оттуда на несколько минут по нужде во дворец и, наконец, в Успенский собор, где был отслужен молебен. В 6 час. покинул Москву.
      Ст. Борзя. Мая 8-й д. 1904 г. Дорогая деточка Кароля! Получил два
      твои письма. Не мог ответить на них тотчас же, потому что лежал в постели больной... Да, милая, я таки прихворнул; заболел 30 Апреля и целую неделю, почти не вставая, провел в постели с То 40 градусов. Только вчера, 7-го мая, начал вставать, но даже сидеть долго не могу от слабости и головокружения.