Вот тут и настает пора присмотреться к русской церковной истории. Так устроено наше церковное сознание, что оно чутко реагирует на любую "левизну". Все, что хотя бы шепотом заявляет о возможности и необходимости пересмотра древних уставов, сразу отвергается. В итоге веками устоялось у нас своего рода косоглазие: все косимся влево, опасаясь угрозы оттуда. А вот справа образовалась зона слепоты. Слева муха не пролетит. Зато справа хоть танковая колонна проедет – а слишком многие церковные люди будут думать, что все нормально, что и тут мера и граница не нарушены. "Левые" расколы у нас не приживались. Единственный удавшийся раскол в русской церковной истории – это раскол, который шел под "правыми" лозунгами: "больше верности старине!".
Таково "заветное начало греков: частичку уступи, все поползет и расползется. Хоть оно и правда – отчасти, но нельзя же оставаться всему как есть неизменно. Подле неизменяемого есть и изменяемое. Вот эту сторонку как бы они угадали как следует"[346]. Страх перед новизной настолько велик в русском церковно—народном сознании, что может с испуга столкнуть в новизну радикальнейшую.
Чтобы парализовать церковный страх перед расколами – надо сделать “обезболивающую инъекцию” в церковное сознание: “Да, раскол неканоничен. Но каноны—то написаны для нормального течения церковной жизни. А сейчас времена ненормальные. Времена сейчас антихристовы, а потому цепляться за старые каноны нет никакого смысла. Ведь время антихриста – это время подмен”. Анти—христ – это “вместо—Христос”. Раз настало это время – ищи подмен. Все должно быть ложным. И прежде всего – ложной должна быть Церковь.
Так уже было в русской истории – в XVII веке. Сработала цепочка ассоциаций: реформаторский Собор 1666 г. – “три шестерки” – время антихриста, а значит время подмен (и это при том, что в пору проведения этого Собора летоисчисление на Руси велось не от Рождества Христова, а от сотворения мира, и, значит, никто из его организаторов в "лето от сотворения мира 7175" и представить не мог, что есть какие—то три шестерки в дате этого собрания).
Если на дворе – антихрист, то Церковь просто должна быть неправильной. А значит, с ней нужно порывать и бежать от нее на поиски “правильной веры”. Именно религиозный долг велит попрать древние каноны и нарушить церковное единство…[347] Так что баловство в увлекательные игры под названием “найди признаки последних времен” может обернуться очень печально – причем задолго до “последних времен”.
Вот и в последние десять лет газета за газетой, листовка за листовкой бьют в одну и ту же точку: "последние времена – неправильные епископы". А бесплатная рассылка газет, листовок и брошюр соответствующего содержания заставляет задуматься об источнике финансирования этих дорогостоящих проектов. Просто ли это не—церковные деньги или же в конце концов прямо анти—церковные?
Сами активисты "русской реформации" в большинстве своем, полагаю, не осознают, что же именно они делают и какой реальной программе служат. Но и боевики "Аль Каиды" тоже вряд ли осознавали, что служат реализации геополитических планов, разработанных далеко за пределами мусульманского мира.
Сколь странные люди и проекты стоят за спиной "правых реформаторов", можно показать на четырех примерах.
Первый – свидетельство архиепископа Белгородского Иоанна: "Когда мы задались вопросом: кто же финансирует выпуски тех газет, что "борются" против ИНН, то оказалось, что это люди, которые входили в так называемый Ротари—клуб – известную масонскую организацию. Они напрямую финансировали эти протестные выражения людей, которые в некоторых епархиях даже поставили верующих на грань раскола…"[348].
Второй пример – из Суздаля. В Суздале есть малопочтенная секта, именующая себя "Российской Православной (Автономной) Церковью". Ее ядро составляет странная смесь откровенных циников и умников. А за ее спиной маячит тень главного ельцинского пиарщика "политтехнолога" Глеба Павловского. 29 июля 2003 года "синод" этой секты выпустил послание на горячую тему – "о номерах". Вывод этого послания: "Будем помнить, возлюбленные, что запечатал себя печатью Антихриста тот, кто живет нераскаянно в рабстве греху, кто оскверняет свою совесть принятием ИНН"[349]. Циники вряд ли всерьез озабочены борьбой с грехами своей «паствы». Умники не могут не знать, что налоговые номера не могут быть «печатью антихриста». А вот с точки зрения политтехнологии ход очень грамотный: подогреть нестроения в православном мире по поводу «номеров», спровоцировать церковный раскол и далее реализовывать излюбленную стратегию «управляемого хаоса».
Третье свидетельство о раскольнических перспективах нынешних церковных диссидентов уже из Москвы.
В ноябре 2004 года состоялся "поместный собор" некоей "Истинно—православной церкви", которую возглавляет "митрополит" Рафаил (Прокопьев)[350]. В прошлом полковник Советской армии, получивший тяжелое ранение в бытность свою военным советником на Ближнем Востоке, он читал доклад громким командирским голосом. Одна из обсуждавшихся тем – немедленное избрание своего «патриарха», альтернативного Московской Патриархии. «Одна не представившаяся соборянка лет 35 агитировала за немедленное избрание патриарха, восклицая, что иметь патриарха – “это здоровско, супер”»[351].
Входит в эту группу и "Апостольская православная церковь" во главе с "митрополитом" Стефаном (Линицким). Линицкий – модернистский художник, достаточно модный в 80—е годы. Его картины обычно изображали столпы света, спускавшиеся на подобие лучей прожектора от неба к земле, и святых, передвигавшихся в этих лучах на фоне православных храмов. В общем – вполне визионерски—оккультная живопись, перенасыщенная эзотерической символикой.
Так вот, – "Во время перерыва корреспондент "МН" разговорился с отставным полковником медицинской службы Александром Головко, который пришел на Собор в военной форме и активно ратовал за восстановление патриаршества. Полковник обратился к вере недавно, после ухода на пенсию из Военно—медицинской академии, и посвятил себя проповеди чудес, источаемых иконой Божией Матери "Воскрешающая Русь". Головко ездит с этой иконой по России и странам ближнего зарубежья, тщательно фиксируя чудеса. По его словам, самыми впечатляющими являются чудеса "астрономического свойства", например, необычное поведение солнца, которое "вращается, пульсирует, прыгает крестом, разделяется, излучает сияния". Некоторое время назад икона находилась в Троицком соборе Дивеевского монастыря, и к ней началось массовое паломничество. По неизвестным причинам – возможно, опасаясь, что новая святыня "затмит" старую, мощи преп. Серафима, – монастырское начальство спрятало икону. Теперь полковник Головко путешествует с ее списками, один из которых висит в [катакомбном] храме св. Рафаила. Собор, выслушав рассказ полковника, совершил особое прославление иконы "Воскрешающая Русь"" (там же).
Эта "икона", выполненная в бело—голубых тонах израильского флага, по мнению не только художника—"митрополита" Линицкого, но и "Русского вестника" и "Руси православной" должна обеспечить спасение России. Свою "святыню" полковник Головко со товарищи навязывает весьма жестко. Так, епископу Ставропольскому Феофану они, предъявив свою икону, сказали: "Владыко, поцелуй эту икону, иначе мы всем скажем, что ты жид!".
Я не "жид", но как человек, немало изучавший оккультизм в разных его проявлениях, могу сказать, что сие произведение подлежит исследованию в рамках именно сектоведения (или психопатологии). Палитра красок этой "иконы" характерна именно для оккультной живописи: резкие переходы тонов, холодный колорит. На обложках журнала "Наука и религия" такого рода шедевры можно найти в большом количестве. Но именно в таком оккультно—живописном стиле исполнена и картина "Воскрешающая Русь", которую новые опричники пытаются навязать для общецерковного почитания.
Да и "митрополит" Рафаил до того, как объявить себя таковым, занимался экстрасенсорикой. Затем же – "Исчезла табличка "Целительский центр ПРОИС". Вместо нее появилась "Православная община Св. Архангела Рафаила". Исчезли "мальтийские" знаки. На службах митрополита стали именовать обычно, как и полагается, а не "хранителем врат Гроба Господня". И до сих пор по четным дням митрополит Рафаил проводит свои "целительские" сеансы, получая по 1500 рублей с каждого посетителя за получение 15 минут благодати, каждый понедельник совершаются спецслужения "ордена рыцарей—госпитальеров", в храме продаются видео—кассеты, на которых владыка Рафаил лихо изгоняет демонов из всех желающих"[352].
Чуть раньше истоки нагнетаемого внутрицерковного конфликта стали ясны в связи с болезнью Патриарха Алексия осенью 2002 года. Тогда пошли слухи о том, что сердечный приступ с Патриархом произошел вследствие бывшего ему видения: якобы ему предстал преп. Феодосий Киево-Печерский: "В том, что увидел Алексий перед тем, как с ним случился удар, он признался нескольким лицам окружавшим его, вскоре после видения, за несколько часов перед тем, как состояние его здоровья стало резко ухудшаться. При этом более всего патриарха поразил сам сверхъестественный факт, ибо, как утверждает источник, Алексий, несмотря на свой высокий церковный сан, воспринимает религию скорее как традицию и ритуал, нежели на самом деле хоть во что—то верит. Однако в видении, неожиданно посетившем патриарха, явился некий благообразный старец в монашеском одеянии, назвавший себя игуменом Феодосием Печерским (как известно, этот настоятель КиеВо-Печерского монастыря, живший в XI веке и стоявший у истоков Православия на Руси, еще при жизни почитался верующими как чудотворец, а после смерти был признан святым). Святой Феодосий стоял прямо перед патриархом, в его светлых пронзительных глазах не было гнева, но был заметен жестокий укор. Алексий передал дословно то, что он услышал от старца—игумена. "Отпали от Бога – ты и многие братья твои, и к диаволу припали, – произнес святой. – И правители Руси не правители уж суть, а кривители. И церковь потворствует им. И не стоять вам по правую руку от Христа. И ждет вас мука огненная, скрежет зубовный, страдания бесконечные, аще не опомнитесь, окаянные. Милость Господа нашего безгранична, но слишком долог для вас путь к спасению через искупление бесчисленных грехов ваших, а час ответа близок". После этих слов видение исчезло, оставив совершенно оцепеневшим Ридигера, который никогда ничего подобного не испытывал, более того всегда со скептицизмом относился к сообщениям о всякого рода чудесах"[353].
Обычно слухи такого родах окапываются в монастырях. Потом расползаются по приходам, попадают в листовки, затем в околоцерковные газетки. Но в данном случае источником слуха стал Интернет. Значит, это уже не фольклорное творчество, а сознательный "спецпроект". Люди, пустившие эту утку, достаточно умны и обеспечены, чтобы владеть интернет—технологиями и достаточно хорошо знают мир Православия, чтобы придать своей утке именно то оперение, с которым ее могут приветить простые церковные люди.
Иоанн Златоуст говорил так: посмотрите на апостола Фому, он не поверил доброй сплетне о Христе, когда услышал о воскресении Христа. Почему же вы, – говорит Златоуст своим прихожанам, – так легко верите злым сплетням о ваших священниках и епископах?
Чтобы понять яд, которым напоены подобные слухи, надо знать необычность устроения Православной Церкви. В истории известны два типа организации религиозных общин.
Один из них можно назвать харизматическим. Эта модель предполагает, что статус религиозного лидера определяется личными дарованиями человека, его особыми духовными или магическими способностями (как вариант – в исламе и иудаизме – его личным образовательным цензом). Плюсы такой модели очевидны. Ее недостатком является неустойчивость. Тут и проблема определения доброкачественности духовного опыта лидера, и проблема передачи этого духовного опыта его преемнику.
Вторая модель организации религиозной общины – институциональная. Тут именно место красит человека. Предельно ясно этот принцип выразил Эразм Роттердамский, защищая папский принцип против Лютера: "Бог излил Дух на тех, кому Он даровал должность"[354]. Плюс этой модели также очевиден: устойчивость и стабильность жизни в этой общине. Минус также нетрудно заметить: риск при передаче внешних полномочий потерять искорку духа.
В Православии же оба этих принципа совмещаются. Институционально—иерархическое понимание духовенства освобождает прихожанина от необходимости исповедовать и экзаменовать священника, к которому он обратился за совершением таинства или требы. Христианин может не расспрашивать священника о его личной духовной жизни, а просто верить, что он послужит Таинству Литургии независимо от своих личных достоинств или недостатков. Ведь в этом случае священник делится не своим, личным и наработанным, а Божиим.
Но когда речь идет о духовном совете – тут можно искать "харизматика", то есть священника с личным духовным опытом. "Старца". Вот это сочетание священства и монашества, епископата и старчества дает Православию жизненность и устойчивость. И именно на разрыв этого двуединства и направлено острие нынешней "реформации". Главный ее тезис – противопоставление "старчества" епископату (а также приходскому духовенству и богословским школам).
В этой перспективе получившую широкое распространение книжку "Духовные беседы и наставления старца Антония" нельзя охарактеризовать иначе как весьма удачный спецпроект по расколу Церкви. Рецепт его прост: конструируется рассказ о некоем благодатном старце. Имя и место его подвига шифруются (мол, не время открывать). Чудеса и подвиги добавляются в необходимом количестве. К ним добавляются нормальные святоотеческие духовные советы. Когда же читатель почувствует родное, святоотеческое в этой книжке и начнет ей доверять, ему будут предложены "новинки". Проверить ничего нельзя: ни издательство, ни автор ни даже год издания не указываются. Остается лишь верить в существование духоносного и образованного старца—исповедника, который учит, что…
Что бензин – это "адское топливо"[355]. Что библиотеки вредны – ибо «каждый человек прочитавший до тебя книжку, оставляет в ней свой отпечаток – либо благодати, либо адского провала» (с. 269). Что «многоэтажки – сатанинское изобретение» (с. 207). Что «создатели электроники бесов сажают туда толпы» (с. 185) (вот, оказывается, что творится на российских оборонных предприятиях!). Что «государство уже является главным врагом спасения» (с. 173)[356].
"Старец Антоний" представляется как человек с классическим дореволюционным богословским образованием. Он, мол учился в семинарии "за стенами Лавры" еще в царские времена (с. 16). Вот только изготовители этого апокрифа тут промахнулись: семинария в стенах Лавры поселилась лишь в конце 40—х годов ХХ века, до революции в Лавре располагалась только Академия[357].
В странной семинарии учился "старец". По его словам, "Церковь учит, что антихрист войдет сразу в каждый дом… Сколько споров вызывало утверждение, что антихрист одновременно войдет в каждый дом. И мы в семинарии спорили, еще как спорили! Только с изобретением телевизора все стало понятным" (сс. 62 и 223). И где же это он нашел такое "учение Церкви"? В Писании нет ничего подобного. И у Отцов Церкви такого "пророчества" не было[358].
И хотя апокриф уверяет, что и с богословским образованием, и с греческим языком у "старца" все было великолепно, тем не менее он демонстрирует абсолютное незнакомство с богословским значением термина "соборный": "Если бы в отношениях властных начальник—подчиненный было только всевластие одного и глубокое смирение другого, то не было бы необходимости и в Соборности Церкви. Но если бы не Соборность, не осталась бы Церковь и Православной – сколько раз хранителями истины оказывались одиночки, в то время как высшее священноначалие – еретики?!" (с. 83)
С образованием у "старца" плоховато. Оттого и говорит он, что "литвины, чухонцы, поляки – все испытали на себе падение, все прошли страшный путь вероотступничества, но не народ Святой Руси" (с. 257). Да уж вроде страшнее богоборчества и массового отпадения от веры и поругания святынь, чем у нас, ни у кого и не было… Но идеологическая догма тут застилает глаза "старцу". Ну, не любит он, например, городов и фабричный люд ("Все это вражеская уловка – собрать людей вместе для совместной работы на заводах, оторвать от Божьего мира. А сами заводы тоже использовать по прямому назначению – уничтожение сотворенного Зиждителем!" – с. 206). Но разве в дофабричную эпоху село было христианским? Большую часть своей истории христианство было религией горожан. И таковой оно снова становится сейчас…
О католичестве у него самые фантастические представления – "Где место человеку, придумавшему, что если папа вынес приговор, не совпадающий с судом Божьим, то последний должен быть изменен в пользу мнения римского епископа. Кажется, так звучит?" (с. 152). Нет, не так. Совсем не так[359].
Даже об истории ереси жидовствующих у него весьма странное представление: "Все (!) типографии Литвы готовили еретические книги и под видом вещей послов возами завозили в Новгород, Москву" (с. 139). Автор книжки про "старца Антония" поставил восклицательный знак после слова "все". А я бы поставил большой знак вопроса с несколькими восклицательными знаками после слов "типографии Литвы". Дело в том, что в XV веке – веке, когда в Новгороде и появилась ересь жидовствующих (объявилась она в 1471 году), никаких типографий в Литве не было. "В начале 20—х годов XVI века Франциск Скорина приезжает в Вильно и в доме богатого белорусского мещанина Якуба Бабича основывает первую в нашей стране типографию, где издает "Малую подорожную книжицу" и "Апостол"[360].
В церковнославянском и греческом языках "старец" силен ровно настолько, чтобы перевернуть смысл богослужебного выражения с ног на голову: "ад всесмехливый начатое дело высмеивания всего Божьего, духовного доведет до конца" (с. 62). Но в аду нет места для смеха. Там место плача. Христианин же может посмеяться над обманувшимся адом. "Ад всесмехливый" значит "ад, достойный всяческого посмеяния". В "Полном церковно—славянском словаре" протоиерея Григория Дьяченко говорится: "Всесмехливый – достойный всякого осмеяния или поругания"[361]. Еще апостол Павел говорил: «Ад, где твое жало. Смерть, где твоя победа». Это некая издевка. Надо заметить, что и в некоторых апокрифах, размышляющих о сошествии Христа во ад звучит эта тема иронической издевки над сатаной.
Познания "старца Антония" в Писании видны из его призыва: "Евангелие следует понимать буквально – сказано бежать в пустыню, вот и беги, не обдумывая святые словеса" (с. 207). Но нет таких слов в Евангелии. "Старец" спутал модную ныне проповедь "Анастасии" и Евангелие[362]. Христос говорит не о бегстве из города в пустыню, а о переходе из одного города в другой город же: «Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой» (Мф 10,23).
О пребывании Церкви в пустыне говорит не Евангелие, а Апокалипсис (вот уж книга, при чтении которой буквализм как раз опасен): "И даны были жене два крыла большого орла, чтобы она летела в пустыню в свое место от лица змия и там питалась в продолжение времени, времен и полвремени" (Откр.12,14).
В пустыне, в которую "старец Антоний" призывает уходить сейчас (!) он рекомендует взять "буржуйку, лопаты, топоры, одежду, обувь – все, что поможет продержаться три с половиной года. И лекарства и спички и соль" (сс. 217—218). Однако, Апокалипсис и тут говорит нечто иное: "А жена убежала в пустыню, где приготовлено было для нее место от Бога, чтобы питали ее там тысячу двести шестьдесят дней" (Откр. 12,12). Если понимать это место буквально, к чему и призывает "старец Антоний", то в пустыне надо ждать ангелов с манной небесной, и тогда в "спичках, соли" и тайных огородах не будет нужды.
Вообще эта проповедь бегства на огороды удивляет. Зачем христианину так заботиться о продолжении своей физической жизни на лишние и страшные три с половиной года? Зачем эта забота о лекарствах, если христианин и так уж точно знает, последние дни истории космоса можно будет просто вычеркивать карандашиком из календаря, ведя отсчет от вполне ясной и последней даты (1260 дней со дня коронации антихриста)? Зачем такая забота о максимально удобном и не—мученическом проведении последних дней?
У американского писателя—фантаста Роберта Шекли есть рассказ "Битва" (подозреваю, в оригинале этот рассказ называется "Аrmageddon"). Итак близится день последней битвы, Армагеддона. К главнокомандующему генералу в бункер входит священник и от имени духовенства просит разрения принять участие в Битве Господней. А вот дальше, пожалуй, стоит привести большую цитату:
"Верховный главнокомандующий Феттерер нервно забарабанил пальцами по бедру. Он предпочел бы остаться в хороших отношениях с этой братией. Что ни говори, а даже ему, верховному главнокомандующему, не повредит, если в нужный момент за него замолвят доброе слово…
– Поймите мое положение, – тоскливо сказал Феттерер. – Я – генерал, мне предстоит руководить битвой…
– Но это же Последняя Битва, – сказал священнослужитель. – В ней подобает участвовать людям.
– Но они в ней и участвуют, – ответил Феттерер. – Через своих представителей, военных.
Священнослужитель поглядел на него с сомнением. Феттерер продолжал: – Вы же не хотите, чтобы эта битва была проиграна, не так ли? Чтобы победил Сатана?
– Разумеется, нет, – пробормотал священник.
– В таком случае мы не имеем права рисковать, – заявил Феттерер. Все правительства согласились с этим, не правда ли? Да, конечно, было бы очень приятно ввести в Армагеддон массированные силы человечества. Весьма символично. Но могли бы мы в этом случае быть уверенными в победе?
Священник попытался что—то возразить, но Феттерер торопливо продолжал: – Нам же неизвестна сила сатанинских полчищ. Мы обязаны бросить в бой все лучшее, что у нас есть. А это означает – автоматические армии, роботы—перехватчики, роботы—танки, водородные бомбы.
Священнослужитель выглядел очень расстроенным. – Но в этом есть что—то недостойное, – сказал он. – Неужели вы не могли бы включить в свои планы людей? – Многие, – сурово произнес священник, – считают, что было ошибкой поручить Последнюю Битву военным. – Извините, – бодро возразил Феттерер, – это пораженческая болтовня. С вашего разрешения…
Он указал на дверь, и священнослужитель печально вышел.
– Ох, уж эти штатские, – вздохнул Феттерер. – Итак, господа, ваши войска готовы?
– Мы готовы сражаться за Него, – пылко произнес генерал Мак—Фи. – Я могу поручиться за каждого автоматического солдата под моим началом. Их металл сверкает, их реле обновлены, аккумуляторы полностью заряжены. Сэр, они буквально рвутся в бой.
– Превосходно, – подвел итог генерал Феттерер. – Остальные приготовления закончены. Телевизионная передача для населения всего земного шара обеспечена. Никто, ни богатый, ни бедный, не будет лишен зрелища Последней Битвы.
– А после битвы… – начал генерал Онгин и умолк, поглядев на Феттерера.
Тот нахмурился. Ему не было известно, что должно произойти после битвы. Этим, по—видимому, займутся религиозные учреждения.
– Вероятно, будет устроен торжественный парад или еще что—нибудь в этом роде, – ответил он неопределенно.
– Вы имеете в виду, что мы будем представлены… Ему? – спросил генерал Делл.
– Точно не знаю, – ответил Феттерер, – но вероятно. Ведь все—таки… Вы понимаете, что я хочу сказать.
– Но как мы должны будем одеться? – растерянно спросил генерал Мак—Фи. – Какая в таких случаях предписана форма одежды?
– Что носят Ангелы? – осведомился Феттерер у Онгина.
– Не знаю, – сказал Онгин.
– Белые одеяния? – предположил генерал Делл.
– Нет, – твердо ответил Феттерер. – Наденем парадную форму, но без орденов.
Генералы кивнули. Это отвечало случаю.
И вот пришел срок.
В великолепном боевом облачении силы Ада двигались по пустыне. Верещали адские флейты, ухали пустотелые барабаны, посылая вперед призрачное воинство. Вздымая слепящие клубы песка, танки—автоматы генерала Мак—Фи ринулись на сатанинского врага. И тут же бомбардировщики—автоматы Делла с визгом пронеслись в вышине, обрушивая бомбы на легионы погибших душ. Феттерер мужественно бросал в бой свою механическую кавалерию. В этот хаос двинулась роботопехота Онгина, и металл сделал все, что способен сделать металл.
Орды адских сил врезались в строй, раздирая в клочья танки и роботов. Автоматические механизмы умирали, мужественно защищая клочок песка. Бомбардировщики Делла падали с небес под ударами падших ангелов, которых вел Мархозий, чьи драконьи крылья закручивали воздух в тайфуны.
Потрепанная шеренга роботов выдерживала натиск гигантских злых духов, которые крушили их, поражая ужасом сердца телезрителей во всем мире, не отводивших зачарованного взгляда от экранов. Роботы дрались как мужчины, как герои, пытаясь оттеснить силы зла.
Астарот выкрикнул приказ, и Бегемот тяжело двинулся в атаку. Велиал во главе клина дьяволов обрушился на заколебавшийся левый фланг генерала Феттерера. Металл визжал, электроны выли в агонии, не выдерживая этого натиска.
В тысяче миль позади фронта генерал Феттерер вытер дрожащей рукой вспотевший лоб, но все так же спокойно и хладнокровно отдавал распоряжения, какие кнопки нажать и какие рукоятки повернуть. И великолепные армии не обманули его ожиданий. Смертельно поврежденные роботы поднимались на ноги и продолжали сражаться. Разбитые, сокрушенные, разнесенные в клочья завывающими дьяволами, роботы все—таки удержали свою позицию. Тут в контратаку был брошен Пятый корпус ветеранов, и вражеский фронт был прорван.
В тысяче миль позади линии огня генералы руководили преследованием.
– Битва выиграна, – прошептал верховный главнокомандующий Феттерер, отрываясь от телевизионного экрана. – Поздравляю, господа.
Генералы устало улыбнулись. Они посмотрели друг на друга и испустили радостный вопль. Армагеддон был выигран, и силы Сатаны побеждены.
Но на их телевизионных экранах что—то происходило.
– Как! Это же… это… – начал генерал Мак—Фи и умолк.
Ибо по полю брани между грудами исковерканного, раздробленного металла шествовала Благодать. Генералы молчали. Благодать коснулась изуродованного робота. И роботы зашевелились по всей дымящейся пустыне. Скрученные, обгорелые, оплавленные куски металла обновлялись. И роботы встали на ноги.
– Мак-Фи, – прошептал верховный главнокомандующий Феттерер. – Нажмите на что—нибудь – пусть они, что ли, на колени опустятся.
Генерал нажал, но дистанционное управление не работало.
А роботы уже воспарили к небесам. Их окружали Ангелы Господни, и роботы—танки, роботопехота, автоматические бомбардировщики возносились все выше и выше.
– Он берет их заживо в рай! – истерически воскликнул Онгин. – Он берет в рай роботов!
– Произошла ошибка, – сказал Феттерер. – Быстрее! Пошлите офицера связи… Нет, мы поедем сами.
Мгновенно был подан самолет, и они понеслись к полю битвы. Но было уже поздно: Армагеддон кончился, роботы исчезли, и Господь со Своим воинством удалился восвояси".
Роберт Шекли
Этот фантастический рассказ – хорошее противоядие против огороднических фантазмов "старца Антония".
Бегство, проповедуемое этим апокрифом, предполагает разлучение не только с городскими квартирами, но и с привычно—каноничным укладом церковной жизни[363]. Это бегство от епископов.
Любимая мысль "старца Антония" состоит в постоянном напоминании о превосходстве "старцев" над предателями—епископами. "Кто обличал впавшее в арианство, монофизитство и прочие ереси священноначалие? Пустынные монахи—отшельники, старцы по—нашему. Поэтому все было сделано, чтобы вытравить старчество из церковной жизни" (с. 134). Ну, а главный борец с ересью Ария кто был? Разве не святой епископ Афанасий Великий? А против Нестория кто восстал? Разве не святитель Кирилл Александрийский? А ересь монофизитов (как раз рожденную монахом Евтихием и ревностно поддерживаемую египетским монашеством) разве не обличал св. римский папа Лев Великий?
Как это и характерно для нынешней реформационной литературы, и книжка про "старца Антония" противопоставляет "простого народа" и предателей—архиереев. "Высшее священноначалие, власть предержащие уже в ересь впали. Но не испорченный народ поддержал праведников" (с. 139). Вообще—то о народном протесте против движения жидовствующих ничего не известно. Протест начался как раз сверху: с новгородского архиепископа Геннадия – второго человека в иерархии тогдашней Русской Церкви.
И вот подобные ядовитые глупости переходят в этой книжке со страницы на страницу. Тут и комсомольские смакования "дорогих машин и неоскудевающих столов высшего духовенства" (с. 274). И разрезы скальпелем в стиле – "Временное правительство приветствовали все, вплоть до высшего архиерейства. Все, кроме старцев, признанных и нет" (с. 141). И личные мемуары, заставляющие вспомнить одного из сыновей Ноя: "Я ему говорю: простите, владыка, а Страшного суда не боитесь? А он мне: то ли будет, то ли нет, а пожить и тут хочется!" (с. 100). И указания на сегодняшние реалии: "Проверку силы ада уже провели, присвоив всем номера. С молчаливого согласия, а то и прямого благословения духовенства вся страна превратилась в лагерь… У каждого храма есть настоятель, над настоятелем – архиерей. Кто только за его спиной стоит?" (сс. 132 и 227).
И все это – ради основного тезиса: "служить вне узаконенной государством церкви" можно (с. 197). Если ты считаешь, что тебя отстранили от служения за твою сверхобычную духовность – то имеешь полное право служить без благословения архиерея.