Все время застолья я бдительно следил за Володей, чей внешний вид несколько выбивался из контекста гулянки не только одеждой, но и некоторой потерянностью в лице, присущей людям пьющим. Влететь с ним в аварию или другую историю мне совсем не улыбалось. Но он честно держался и не употребил за богатым столом ни капли спиртного, что делает ему честь.
По прошествии какого-то времени свадьба разделилась. Молодежь на базу, родители и прочие «старики» остались доедать и допивать не съеденное и не выпитое. Молодожены уже переоделись и не выделялись на общем фоне.
Как вскоре выяснилось, у них собой тоже было, причем немало. И выпить, и закусить.
Мы, пьянствующие с утра, то есть с венчания, уже не проявляли большой прыти в этом вопросе, к тому же ожидалась баня, а Володя, почуявший свободу, а главное, возможность пить что угодно и в любых количествах, начал быстро наверстывать упущенное. Впрочем, им мы в тот момент мало интересовались, хотя, как позже выяснилось, напрасно.
А все из-за еще одного персонажа. Из-за дяди Васи, который трудился на базе истопником, сантехником, водопроводчиком и банщиком одновременно, а может, и еще кем-то. Во всяком случае дорожки от снега он точно чистил.
Когда мы приехали, хмельные и веселые, он нам заявил, что у него что-то там в системе не ладится, но он вот-вот починит, только для этого ему нужно налить. Стакан. Ну, стакана мне не жалко, тем более, что по нему видно – человек он в этом деле опытный. Эх, мало у меня было знакомых алкашей! Все-таки есть знания, приобрести которые можно только опытным путем, путем долгого и пристального наблюдения за жизнью, то есть то, что и называется естествознанием.
Удовлетворенный стаканом дядя Вася удалился, оставив нам твердые обещания в самом скором времени побаловать нас отличной баней. Представляете какая это вещь? На базе, честно говоря, было холодновато, грелись мы в основном танцами и напитками, а тут – пар горячий, а после него в сугроб (подходящий сугроб я уже осмотрел), а потом опять в пар. Красота. Ну и девушки тут, конечно же, рядом, что делало перспективу попариться еще более радужной.
Проходит время, мы пьем, Володя тоже, причем, кажется, уже стаканами, потому что именно со стаканом я его и помню, но останавливать его как-то неловко – обещано! – а дяди Васи все нет. Я, движимый чувством руководителя, отвечающим за все происходящее, отправляюсь в котельную, где, по моим представлениям, должны стахановскими темпами проводиться ремонтные работы. Дядя Вася и правда ковыряется, но уже как-то вяло, и я начинаю подозревать, что бани нам сегодня не видать как собственных ушей. Но бравый, хотя и несколько поникший абориген горячо убеждает меня, что вот-вот, ужо. Ну, ужо так ужо, а когда я отправляюсь обратно, дядя Вася увязывается за мной. Спорить с ним нет уже никаких сил – перевалило далеко за полночь, я с утра на ногах и под газами, и вообще, организм хочет спать, а кроме того я стою на очередь в бильярд, где игра идет на вылет. Итак – стакан.
Думаю, было часа четыре ночи, когда я вышел на крыльцо покурить и хоть немного заменить алкогольные пары на природный кислород, которого в округе было хоть залейся. И, кстати, на наш «Урал», оставленный без присмотра, глянуть.
Выхожу и вижу нечто непонятное. Прямо перед крыльцом посреди расчищенной дорожки находится нечто. Сугроб? Зверь? Человек? А мороз приличный, за щеки хватает сразу, стоит только на улицу выйти.
Что я должен был подумать? Кто-то из наших нажрался, вышел на улицу, упал и замерз к чертовой матери! Хмель вышибло мгновенно, как вышибает пробку из бутылки с шампанским. Хватаю этого урода, переворачиваю… Ба! Дядя Вася! И дышит еще. Правда, спя.
Втащили мы его внутрь. Куда его? По-хорошему надо бы его на кровать положить, но он весь в машинном масле, еще в чем-то, и воняет от него жутко. Мест-то свободных полно, в нашем распоряжении вся база, но ведь провоняет он все, да еще и облюет.
У дальней стены в коридоре лежала скатанная ковровая дорожка, вот мы его туда и приспособили. Как потом оказалось, правильно сделали, потому что мочевой пузырь дяди Васи оказался таким же слабым, как и он сам. Попросту говоря, обмочился он.
Наверное, это происшествие так подорвало мои силы, что я отправился спать. Наверное, не без тайной надежды, что утро вечера мудренее, утром придет директор базы и сам разберется со своим сотрудником, тем более, что до утра всего ничего осталось.
Допускаю, что спасение жизни ценного кадра спасло нас от серьезных разборок с директором, которые могли бы последовать после случившегося в то время, пока я спал.
После того, как я отправился почивать, в койки потянулись и остальные. Водителю Володе тоже предложили занять спальное место, но он почему-то отказался и, сказав, что ночевать будет в своей машине, ушел в «Урал». Будто бы он на кого-то обиделся, чего исключить я не могу. Ну хочет человек спать в машине, пусть себе спит, никто его не будет неволить, к тому же всем было совершенно не до него. А некоторым даже не до себя.
Первое, чем я озаботился по пробуждении, был дядя Вася. Человек неизвестно сколько пролежал на морозе, на ледяном асфальте, мог отморозить себе все, что угодно. Но его на месте не было, остался только запах, точнее смрад. Зато был директор базы, хорошо осведомленный о природе источника вони, с ходу известивший меня, что машина уехала и снесла шлагбаум. Тихо так сказал, без патетики. Таким тоном с утра сообщают, что на улице опять дождь. То есть с легкой грустинкой, но без бурных эмоций. И добавил, что дядя Вася опять готовит баню. Не сомневаюсь, что он своему сотруднику баню уже устроил. Прямо с утра.
Черт его знает, что я тогда подумал. Что машину украли, например. А что? Места там довольно глухие. Просто-таки разбойничьи места. То, что Володя мог сам уехать, мне и в голову не приходило. Ведь он стаканом водку пил еще несколько часов назад, по всем раскладам он должен сейчас дрыхнуть без задних ног. Отсыпаться перед завтрашним трудовым днем. Все ж таки парень он положительный, худо-бедно мы с ним успели познакомиться и хоть немного понять друг друга.
Кое-кто из наших уже встал, из гостиной доносилась музыка и стук бильярдных шаров, а я кинулся к тому месту, где еще ночью стояла могучая машина. Ну, типа следопыт Кожаный Чулок, который по следам на камнях индейцев выслеживал, а тут в этом смысле вообще раздолье, ночью, помнится, снежок падал.
Картина, которую я увидел, представилась мне невероятной. Вот четкие следы колес на месте, где еще недавно стояла могучая машина. Потом след – полузасыпанный снегом – мужских ботинок, которые ведут к «Уралу». И дальше тоже очень отчетливые следы протектора, ведущие к выезду с базы. А там валяется шлагбаум.
Со слов очевидцев и делая выводы из увиденных следов, я, напрягаясь похмельной головой, в конце концов сумел кое-как восстановить картину. Володя сел в машину, посидел там некоторое время, причем немало, а потом газанул и, сорвав шлагбаум, вырвался на среднерусский простор. При этом в комнате на базе осталась его куртка, точнее, куртенка. С документами, между прочим. Все, приехали. Но это с одной стороны. А с другой – как мы выбираться-то отсюда будем? Сегодня ли, завтра ли – как?! Никакого транспорта здесь нет, не считая поезда «кукушки», который ходит в нужном нам направлении два раза в сутки, но остановки у него здесь нет.
Тут я обязательно должен рассказать про этот самый шлагбаум, который добрейший директор базы ради сохранности нашего транспортного средства опускал и запирал на висячий замок самого внушительного вида. Шлагбаум представлял из себя железную трубу диаметром эдак сантиметров восемь, которая к поворотному механизму крепилась железным стержнем, вставленным внутрь. Даже, подозреваю, не вставленным, а загнанным, забитым, уж очень прочно он там сидел. Диаметр стержня сантиметров примерно шесть. Так вот, от удара грузовика эта железная болванка переломилось, ее практически перерезало. Если б я не видел этого собственными глазами, никогда бы не поверил. Просто ни в жисть! Хрусть – и пополам.
Праздничные гулянья, затянувшись, превратились в тоскливую обязанность и – хуже того – в безнадегу.
Положение более чем двусмысленное. По всему выходит, что мы причинили базе имущественный ущерб. И – спасли сотрудника, который, кстати, так и не организовал нам бани. Но у нас с собой, как уже говорилось выше, было.
Похмелились, поделились ночными воспоминаниями (Как выяснилось, за вечер и ночь дядя Вася в общей сложности приходил раз пять и каждый раз получал полный стакан. Так что по самым скромным подсчетам он выкушал литр, и это все без закуси. Как он только выжил-то. Его ослабленный нарзаном и прочими излишествами организм должен был умереть, но, видно, у него перед Всевышним были свои заслуги и тот по крайней мере втащил его в тепло моими руками.) и аккуратно пригласили к столу директора базы. Свадьба ж и все такое прочее.
Помогло!
Выяснилось, что «кукушка» хоть и не имеет здесь, так сказать, законной остановки, но останавливается по требованию и по знакомству, так что завтра утречком милости просим. Или вечером, как угодно. И вообще все нормально, а за дядю Васю простите, ну, что поделаешь, пьянь, но зато золотые руки.
Ох, сколько раз мне потом приходилось слышать такие слова. Пьянь, но зато…
Весь день мы прождали Володю и его «Урал». Волновались, конечно. И потихоньку выпивали. Вяло ждали баню, но так и не дождались, что, однако, не ожесточило наши сердца до того, чтобы отказать дяде Васе, когда он с виноватым видом пришел и попросил опохмелить его. Рашн традишн, мля. Опять бильярд, закуска, а под нее то, что у нас все еще было.
Следующее утро принесло нам новый сюрприз. Пропал мой товарищ, тот, с которым мы приехали. Он вообще отличался и отличается очень общительным и, как бы это сказать, импульсивным характером. В результате экспресс-опроса выяснилось, что он вместе с дядей Васей уехал на той самой «кукушке» к нему домой, это в противоположную от города сторону, якобы за моченой брусникой. «Урала» все нет.
День прошел в дурацком ожидании. Понедельник, между прочим! Пить уже не хотелось. Мы теряем одного товарища за другим, до питья ли здесь! Просто проклятое какое-то место. Бермудский треугольник.
Время прибытия, точнее, проезда «кукушки» было приблизительно известно, к нему мы собрали манатки и вышли на рельсы, всей компанией готовые лечь на них, только бы остановить паровозик.
Прочь, прочь из этого гиблого места, где пропадают не только люди, оставляя свои вещи, но и военная техника, способная почти без разгона своим передком ломать толстенные железяки.
«Кукушку» мы остановили. Точнее, она встала сама, потому что команды в ней отдавала одна из наших пропащих душ, возвращающаяся навеселе, с моченой брусникой и лосиным рогом лопатой. Дяди Васи при нем не было, но, видно, местная традиция жила и без него, потому что в качестве платы за проезд с нас взяли – угадайте что? Правильно, стакан. У нас с собой все еще немножко было, что мы после расчета и допили по дороге.
Думаете, это конец истории?
В сущности, да, если не считать самого главного. «Урал» нашелся! Нет, я его больше не видел, как и водителя Володю, но один из наших местных корреспондентов, занимающийся в городе нашими делами, на другой день увидел его на прежнем месте – на стоянке у проходной. И, кстати, вернул ему куртку вместе с документами.
Перед вами реконструкция событий.
Итак, Володя пошел спать в кабину. Но сон алкоголика, как известно, крепок, но недолог. Хотя я больше склонен к другой версии. Вова перепил, и у него приключилось что-то вроде белой горячки. А может, и она самая, я не знаю. Стаканами же, стаканами! Словом, ему что-то привиделось, он проснулся, ударил по газам – движок-то для тепла уже работал – и рванул в пространство. Трудно сказать, сколько он ехал. Видимо, немало. Его здорово выручили две вещи – безлюдная ночная дорога и профессионализм. Несколько лет спустя я был свидетелем, как один чудик на тракторе «Беларусь» ехал зигзагом по такой же безлюдной дороге (это хорошо было видно по следу на снегу – о, Кожаный Чулок!), несколько километров ехал, а потом заехал в кювет и завалился на бок. С Володей этого не произошло. Он проснулся в машине, стоящей на обочине. Один. Кругом лес – справа и слева. Ни людей, ни указателей, ни документов, одно только похмелье. И тоненькая рубашечка на голое тело. Ну и «Урал», конечно.
Уверен, что это были не самые веселые минуты и часы в его жизни. Не знаю, не уверен, но допускаю, что после той истории он навсегда завязал с водкой. По крайней мере стаканами. Жадность она еще никого до добра не доводила. Халява, сэр. Бесплатная водка бывает только в мышеловке, сэр.
Справившись с растерянностью, Вова принял единственно правильное решение. Попил кофе из термоса и, развернувшись на 180 градусов, поехал назад. И доехал!
Но не это вселяет в меня гордость, нет, не это. На бампере «Урала», снесшего, напоминаю, шлагбаум, была всего лишь царапина. Сбитая краска и царапина. Иных повреждений машина не имела. Ни одного. Как говорит наш замечательный сатирик Задорнов, ощутите гордость!
Вот это и есть наши высокие технологии, выше которых только звезды, под которыми однажды напился до чертей водитель Володя.
А в заключение ремарка.
Как-то редактор, работавший с моим романом, встретил, точнее, встретила в тексте слово «кунг» и сказала, что такого слова нет, потому что она его не знает. Не поверите, но мне пришлось после этого потратить некоторое время на то, чтобы выяснить, что оно обозначает. Далеко не сразу, но узнал. Итак: КУНГ – Кузов Унифицированный Грузовой (в одной интерпретации звучало «Герметичный», но, думаю, это не так).
Стакан!
ЗА ЧТО ЕГО ДЕРЖАТЬ.
Это как раз та история, о которой я вскользь упоминал вначале, почему – станет ясно.
Прошло уже порядком времени после того, как мне поведал ее один судья, так что некоторые детали я, возможно, подзабыл или досочинил, или видоизменил. А предваряю этим потому, что действующие лица, которые это прочтут, себя непременно узнают, поэтому заранее говорю, что если с истиной и данным текстом обнаружатся разночтения, то не сочтите, что это со зла или по глупости, просто так получилось за давностью лет, и рассказываю так, как помню.
Есть такая категория уголовных дел, до которых очень охоча широкая публика, но именно их-то от нее всеми силами стараются скрыть, потому что когда речь заходит о сильных мира сего, не попавших в Историю, а вляпавшихся, огласке это стараются не предавать. Газеты пестрят всякими расчлененками, совершенными по пьяни, поджогами, произошедшими на почве экономического противостояния, проданными детьми, что совершается из-за беспросветной бедности и моральной ущербности, грабежами, организованными опустившимися наркоманами, и прочей пеной вроде кражи пары кроликов, за что преступнику от всей души дают лет пять, а то и все восемь общего режима. О чем это я? О том, что есть преступления, скажем, изнасилование или умышленное убийство, за которые любого срока мало. А есть такие, за которые два месяца тюрьмы – за глаза, а то и штраф. Но у бедолаги, укравшего у соседа курицу, никогда не найдется денег на адвоката, который сумел бы грамотно защитить его, да и адвокат, даже очень хороший, совсем не панацея. Однако ж нередко толковый защитник способен здорово помочь своему доверителю.
Здесь ситуация была как раз такой.
Один чиновник, не самого высокого полета, не государственного, а всего лишь районного масштаба, что тоже немало, находясь на отдыхе, куда решил приехать на собственной машине, сбил там человека. Ситуация была неоднозначная, степень виновности непонятна без тщательной экспертизы, но дело усугубилось тем, что виновный скрылся с места происшествия. Скрылся, правда, для того, чтобы отвезти в больницу человека, находившегося вместе с ним в салоне и во время аварии пострадавшего, но это нюанс, который на суде мог стать как смягчающим, так и отягчающим обстоятельством. Да и к потерпевшему были вопросы, и вообще дело мутное.
Если бы произошло это в родном районе, то, наверное, с оправданием чиновника проблем не возникло б. На месте, как говорится, у него все было схвачено. А вдали от родных краев, да еще москвичу, было ох как непросто. Дело сильно запахло керосином, то есть реальным сроком.
Поняв, что нужно немедленно предпринимать адекватные действия по собственному спасению, наш чиновник каким-то образом вызвонил кого-то из своих коллег и как мог обрисовал задницу, в которой оказался. Дело запахло скандалом. Можно сказать, ЧП местного масштаба. Причем счет шел не то что на дни, на часы.
Быстро был найден адвокат по фамилии Городницкий, специализирующийся на подобных делах, через родню чиновника с ним было подписано соглашение, и он должен был на следующий день вылететь в город, где ждал своей участи наш персонаж.
И надо ж такому случиться, что вечером, возвращаясь домой, Городницкий попадает в автомобильную аварию!
Коллеги и заказчики узнают о произошедшем лишь утром следующего дня и, естественно, впадают в ступор. Да и как тут не впасть, когда такая насмешка судьбы? Что делать?
В сущности, ответ может быть только один – искать замену. Причем срочно. Но ведь мало того, что в бюро не так много хороших специалистов, а нужен был именно хороший, но ведь у людей есть и свои текущие дела – судебные заседания, встречи с клиентами, следственные действия, а кроме того у всех есть еще и свои личные планы вроде похода с ребенком в кинотеатр или визит к не очень любимой, но, как не крути, единственной теще.
А время, повторяю, поджимает, имеет место самый настоящий цейтнот. И еще кроме чисто профессиональных обязательств перед клиентом существуют
отношения. Ведь клиент не какой-нибудь там дядя Вася, который и потерпеть может, но ответственное и облеченное властью лицо, а с властью лучше дружить.
В результате не долгих, но трудных переговоров заменить Городницкого согласилась очень опытная Жанна Иркиновна Захер, волевым решением отодвинувшая свои дела на пару-тройку дней для того, чтобы вылететь на защиту клиента, который, кстати, попал в специализированную больницу с инсультом. Больница, кстати, находится в другом городе.
Стоит ли говорить, что все документы переоформлялись в самом спешном, просто-таки пожарном порядке, нужно было еще встретиться с Городницким, у которого уже были кое-какие наработки, но в итоге Жанна Иркиновна успела на самолет. Напряжение, царившее в адвокатской конторе, спало. Водитель, отвозивший ее в аэропорт, вернулся и доложил, что она не только успела на рейс, но и прошла регистрацию и попала на борт, а самолет взлетел. Погода летная, тот аэропорт принимает, все в порядке.
Руководитель бюро, выслушав доклад, с чистой совестью отправился обедать в ресторан, где позволил себе для расслабления принять рюмку-другую коньяку. Ну как же, такое напряжение, столько нервов!
Вернулся он в свой кабинет не сразу, некоторое время он потратил, разъезжая по делам, так что возвратился ближе к концу рабочего дня. Вернулся, сел в кресло, придвинул бумаги и тут его чуть такой же инсульт не хватил, а то и чего похуже. Перед ним лежала выписанная на имя Жанны Иркиновны доверенность. Все! Без доверенности что она сможет сделать на месте? Да ничего! Кто она такая без доверенности? Просто рядовая гражданка, имеющая на руках удостоверение адвоката.
Руководитель в панике. Хватается за сердце и валидол, а секретарша пишет под его диктовку телеграмму в тамошнее УВД такого содержания: «ПРОСИМ ЗАДЕРЖАТЬ АДВОКАТА ЗАХЕР ТЧК ДОВЕРЕННОСТЬ ВАШ АДРЕС ВЫСЫЛАЕМ ТЧК». Число, подпись, все как положено.
Телеграмма уходит, доверенность срочно высылается. А на другой день из того УВД приходит телеграмма со следующим текстом:
«ЗА ЧТО ЗАДЕРЖАТЬ АДВОКАТА ЗПТ МЫ БЕЗ ВАС ЗНАЕМ ТЧК СКАЖИТЕ ТОЛЬКО КАКОГО ТЧК»
А какова мораль? Не надо было скупиться на развернутый текст, только себе дороже вышло. И обиднее. И, главное, не ясно, всерьез так ответили, или это образчик милицейского юмора.
СТРОИТЕЛЯМ ПИРАМИД ПОСВЯЩАЕТСЯ
ИЛИ ОФИЦЕРСКАЯ КОСТОЧКА.
Кто рассказал мне эту историю, я уже не помню. Сколько ни пытался напрячь память, никак не получается. Даже мысленно поблагодарить некого. Ну да, думаю, рассказчик отыщется. А пока, кто бы он ни был, спасибо.
Дело, кажется, было в годы правления Андропова. Тогда проводилась широкомасштабная кампания по борьбе с валютчиками и спекулянтами, которых сажали просто пачками, давая неслабые сроки за то, чем сейчас занимаются вполне легально на каждом углу.
В поле зрения органов попал некий гражданин Фридман, против которого были серьезные подозрения, что он занимается валютными махинациями. За ним уж и следили, и окружение его шерстили, и телефон прослушивали, но все без толку. Не то такой хитрый гад оказался, не то нет за ним ничего. Такое тоже бывало. Скажем, стуканул какой-нибудь завистник на корешка, чтобы засунули его в кутузку хоть ненадолго. По тем временам даже кратковременное пребывание в каземате, даже без вины, ложилось несмываемым пятном на биографию. Хорошей работы можно было лишиться запросто, а уж о карьерном росте и говорить нечего. Ну а о поездках за границу и говорить не приходится. «У нас без причины не сажают!»
Словом, нужны были факты. Ведь разработку фигуранта можно продолжать даже очень долго, но только когда есть уверенность, что это не пустышка, а настоящий «карась». На него ж много сил потратили и времени тоже, а толку – ноль.
Начальство оперативников дрючит, заставляет работать лучше, ругается непотребно, но умом-то понимает, что настоящих фактов нет, и все очень похоже на то, что этот Фридман самая настоящая пустышка. Что делать? Взять и просто закрыть тему? А вдруг через пару лет выяснится, что он и в самом деле спекулянт, только очень осторожный, а расколол его другой, а не ты. Что же тогда получается? Два года этот гад безнаказанно воровал, наносил вред советскому народу и государству, а кто за это ответит? Ведь еще два года назад было ясно, что он человек не наш, не советский. Почему не доработал, не додавил? И не видать тогда начальству не то что заветных генеральских погон, но и тех звезд, которые уже есть, можно лишиться. Такие промахи не забываются.
А если наоборот? Если ничего этого нет, и ты напрасно тратил время на слежку за честным человеком и прекрасным работником, передовиком производства, награжденным почетными грамотами и бесплатной путевкой в Туапсе. Что ты занимаешься пустяками вместо того, чтобы бороться с настоящими преступниками? Или они у нас что, все перевелись? Что, других дел нету?
Дилемма. Да и надоел уже этот Фридман до чертиков, как будто и в самом деле других дел нет.
И было принято полуофициальное решение провести на квартире проклятущего Фридмана негласный обыск. То есть без санкции прокурора, что, если по закону, является серьезным нарушением социалистической законности. Но уж больно надоел.
Принять приняли, но дело осложнялось тем, что его квартира практически никогда не пустовала. Вечерами и ночами в ней почти всегда бывал сам хозяин, частенько с гостями, а днем там торчала его любовница, оформленная как домработница. Но иногда любовница квартиру все же покидала – в магазин там сходить, в прачечную или парикмахерскую. Впечатление складывалось такое, что квартира намеренно находится под круглосуточным присмотром, что не могло не вызывать подозрения.
Опера, следившие за фигурантом, успели изучить характер ее отлучек, которые всегда носили непредсказуемый характер. Она могла практически неделями не выходить из дома, разве что на полчаса, благо магазин рядом. Такая нелюдимая до странности девушка.
Были и другие основания для подозрений, но косвенные, весьма косвенные. Например, люди, с которыми общался подозреваемый. Многие из них очень непростые. Торговые работники, партийные функционеры, спортсмены, выезжающие за рубеж. Словом, тот контингент, который потенциально мог быть питательной средой для спекуляций. Плюс замки немецкие на дверях, которыми рядовые и даже не очень рядовые сограждане не были обеспечены. Дорогие замки. Надежные.
Два оперативника, Петров и Грач, нацелились на проникновение в заветную квартиру, для чего целыми днями торчали поблизости от подъезда, готовые использовать любую возможность. Им это тоже до смерти надоело, тем более бдить бессменно. Дело в том, что такое дело всякому не поручишь, для столь деликатной операции люди должны быть проверены, чтобы не подставить начальство. Машина, в которой они несли свой сыщицкий крест, за неделю потихоньку превратилась во что-то вроде сторожевой будки со всеми ее атрибутами, потому что в ней ели, курили, кемарили в очередь, разок даже выпили. То есть почти дом родной, для которого они время от времени делали набеги в магазин – пирожков там купить, молока или чего другого для поддержания работоспособности молодых организмов.
В один из дней Грач, твердо зная, что раньше десяти любовница Фридмана не имеет привычки покидать квартиру, отправился в магазин за покупками для дома, так сказать. За то время, что они торчали неподалеку от подъезда, она еще ни разу не покинула логово больше, чем на сорок пять минут кряду, что для качественного обыска, согласитесь, маловато. Нужны были хотя бы пара часов.
Грач, помимо других покупок, приобрел килограмм чернослива, потому что на днях один из сослуживцев сказал ему, что это прекрасное средство для профилактики язвы и гастрита, которыми болеют многие оперативники по причине нервной работы и плохого питания. Вернувшись на пост, он начал со смаком поедать продукт, оказавшийся не просто черносливом, а импортом, завезенным из Греции, то есть куда более вкусным, чем отечественный. Особую прелесть составляло то, что это именно импорт.
Часа два он наслаждался продуктом, когда по радиотелефону им сообщили из службы технического контроля, что только что любовница договорилась с парикмахершей, и сеанс состоится через час. Наружка была вмиг подключена и вскоре оба опера имели удовольствие видеть, как дамочка выплыла из подъезда, а за ней потянулся «хвост», призванный оповестить оперов, когда объект закончит общение с цирюльницей. Из опыта следовало, что меньше двух часов визит в парикмахерский салон не продлится.
Все, дорога открыта.
Хитрые чужие замки Петров вскрыл меньше, чем за минуту, после чего приступили к обыску. Работали споро и профессионально, ведь нужно было не только отыскать хоть что-то, но и не оставить при этом следов, иначе Фридман мог закатить жуткий скандал; его связи сделать это позволяли, а уж амбиции тем более.
Безуспешный обыск подходил к концу, когда Грач испытал непреодолимое желание посетить туалет. По большому сходить. Чернослив, зараза импортная, непререкаемо просился наружу. Просто самым категоричным и нахальным образом, как истый иностранец, будь они неладны.
Грач, недолго думая – а чего тут думать? – горным орлом водрузился на салатового цвета изумительный финский унитаз и со всем жаром молодого организма изверг из прямой кишки всю эту импортную заразу, испытывая при этом двойное удовольствие – от самого физиологического процесса, который, согласно Фрейду, входит в число семи удовольствий человека, и от того, что гадит в таком классном сортире.
Закончив процесс, он потянулся к рукоятке спуска воды, нажал на нее и – ничего. Нет в бачке воды. Он к крану – пусто. Как позже выяснилось, в этот день воду в доме отключили из-за ремонта. И в этот момент по рации сообщают, что дамочка вышла из салона и садится в такси, так что ходу ей до квартиры считанные минуты. Хуже того – и Фридман обозначился на горизонте. То есть рвать надо из поганой хаты самым спешным образом, что опера и сделали, успев поставить пару «жучков» для внутреннего контроля.
Чуть позже они стали свидетелями, точнее, слушателями страшного скандала на тему «Кто насрал?!». Просто страшного. Дело в том, что старший лейтенант Грач навалил в импортный фаянс не просто кучу, а настоящую пирамиду, как на грех, увенчанную сливовой косточкой. Как будто нарочно. Вызывающе.
Итогов было два. С любовницей Гриша Фридман расстался с жутким скандалом, а чуть позже через микрофоны скрытого прослушивания удалось установить, у кого он хранил свою кассу. И все потому, что он засуетился, обнаружив в своем унитазе выдавленную из офицерской плоти косточку.
А какая мораль? Да какая может быть в офицерской косточке какая-то уж особая мораль! На другие-то пирамиды люди со всего света ездят смотреть, а тут, считай, один Фридман и видел, в результате чего сел в тюрьму. Теперь, наверное, он бизнесмен.
ГОСПОДА ОФИЦЕРЫ.
Есть в моей биографии эпизод, когда я был офицером. Нет, без дураков, все по правде – погоны с одним просветом, портупея, пистолет в кобуре, утром подъем, вечером отбой, раздолбаистые солдаты и – куда без них! – командиры. А все вместе это называлось военными сборами. Представьте себе сотни четыре гражданских, которых оторвали от жен и пивбаров, нацепив на них военную форму.
Разместили нас в чистом поле, заставив полтора месяца жить в палатках. Оно, конечно, лето, среднерусская природа, в ста метрах кладбище, до других примет цивилизации, в том числе винных магазинов, далеко, так что радости мало. Надо сказать, что должность мне досталась не самая, так сказать, героическая – замполит. Если по-старому, то политрук. От всех политруков, с которыми меня сводила жизнь, у меня остались не самые лучшие воспоминания, так что сами понимаете, как я себя чувствовал, оказавшись в этой роли. И надо ж такому случиться, что в тот период я не пил. В смысле совсем, ни капли. Не потому, что зашился или еще что-то в этом роде, хотя происходило это не совсем по моей воле, а по медицинским показаниям. Так что в те немногие моменты, когда в нашей офицерской палатке появлялось спиртное, я не мог вместе со всеми снять стресс и расслабиться, как то издавна водится у господ офицеров. То есть в этом смысле я не грешил, чему, впрочем, не особо радовался, но как-то так получилось, что залетал я чаще других и, соответственно, чаще же попадал в наряд. Хотя не исключено, что попадал я туда по причине своей полной ненужности боевому подразделению.