37

Полоса удач кончилась. После великолепного марта, в котором он забрал все призы в Антверпене, Дортмунде и Милане, Джейк приехал в Критлден на матч Восточной лиги – землю, которая в общем-то никогда не была для него удачливой со дня смерти Моряка. Ночью перед соревнованиями прошел проливной дождь, и грунт снова был очень тяжелым.

В первом заезде главной группы Макулай, который был, наверно, немного уставшим и не любил прыгать под проливным дождем, пропустил момент толка перед третьи элементом комбинации. Ударив жердь грудью, он кувыркнулся. Здоровая нога Джейка оказалась подушкой между землей и полутонной веса лошади. Зрители, которые присутствовали в этот день, клялись, что слышали отвратительный треск ломающихся костей. Не наступив на Джейка, Макулай ухитрился быстро выкарабкаться и встать на ноги, стряхнув затем с себя лес крыльев и окрашенных жердей. Большинство лошадей в подобной ситуации ускакало бы галопом, но Макулай, чувствуя, что случилось что-то серьезное, начал легонько подталкивать хозяина головой, попеременно глядя вниз на него то виновато, то с тоской, а затем обернулся и с выражением возмущения на забрызганной грязью белой морде бросил назад через плечо взгляд, который, казалось, говорил: «Разве вы не видите, нам нужна помощь?»

Хампти Гамильтон добрался до Джейка первым.

– Давай, цыган, поднимайся, – сказал он шитливо. – Тут представление дают лошади.

– Чертова нога, – прохрипел сквозь сжатые губы Джейк и потерял сознание.

Он пришел в себя только к моменту появления команды скорой помощи. Обычно в такие моменты лошади, потерявшие седока, невыносимы, но Макулай стоял совершенно спокойно, когда Джейк схватился за его ногу, чтобы заставить себя не кричать, и только поглядывал вниз с весьма трогательной озабоченностью. Он также настоял на своем праве находиться как можно ближе и тогда, когда Джейка с лицом цвета замазки и кусающего до крови губы, чтобы не кричать, отправляли машиной скорой помощи.

Бегло осмотрев травматологическое отделение больницы в Критлдене, Фен немедленно позвонила Мелизу в Лондон.

– Джейк повредил свою здоровую ногу. По-моему, нельзя допустить, чтобы им занималась местная больница.

Мелиз согласился и включился в работу, нажав нужные струны. В результате Джейка немедленно переправили в клинику Мотклиф в Оксфорде, где рентген показал, что раздроблена коленная чашечка и нога сломана в пяти местах. Лучший ортопед страны находился за рубежом. Но понимая, что судьба национального героя у него в руках, он прилетел прямо домой и провел шестичасовую операцию. Потом он выступил перед толпой собравшихся журналистов и сказал, что вполне удовлетворен результатом, но может понадобиться дополнительное хирургическое вмешательство.

Тори пристроила детей и, потеряв голову от беспокойства, приехала в госпиталь как раз в тот момент, когда Джейка вывозили из операционной. Первые сорок восемь часов его держали под сильными дозами болеутоляющих лекарств. Его температура росла, и он что-то бормотал и бормотал в горячечном бреду.

– Кто-нибудь из вашей семьи был на флоте? – слегка смущенно спросила сиделка. – Он постоянно говорит о моряке.

Тори покачала головой.

– Моряк – это лошадь.

Когда он пришел в себя, его первым вопросом было: «Когда я смогу скакать снова?» Большую поддержку Тори оказал Мелайз. Когда ей не удалось набраться мужества, именно он и врач Джонни Баканнан рассказали Джейку, какое будущее его ожидает.

Джонни Баканнан осторожно, чтобы нив коем случае не ударить забинтованную и подвешенную в воздухе поврежденную ногу, присел на кровать к Джейку.

– Вы определенно популярны, – проговорил он, оглядывая массу цветов и открыток с пожеланиями выздоровления, которые покрывали все плоские поверхности в палате и еще стояли в полных мешках за дверью, ожидая своей очереди. – Я не видел здесь столько открыток с тех пор, как у нас тут лежал Джеймс Кант.

Джейк с серым и искаженным от боли лицом не улыбался.

– Когда я снова смогу скакать?

– Послушайте, я не хочу портить вам настороение, но вы определенно не сможете сесть на лошадь в течение года.

– Что? – переспросил Джейк бескровными губами. – Это погубит меня. Я не верю, – вдруг истерично закричал он. – Я прямо сейчас могу встать и выписаться! – Он попытался встать с кровати, сняв ногу с крюка, но издал приглушенный крик и рухнул назад. Слезы боли и крушения надежд заполнили его глаза.

– Боже, вы не можете так говорить, – пробормотал он. – Я только что купил двух новых лошадей и нанял еще одного конюха. Мне надо работать.

Мелиз достал сигарету из пачки рядом с кроватью, вставил в рот Джейку и зажег.

– Ты почти потерял ногу, – мягко проговорил Мели з. – Если бы не Джонни, ты уже никогда бы не смог ходить, не говоря уже о том, чтобы управлять лошадью. Вторая твоя нога, ослабленная полиомелитом, никогда сама не сможет выдержать тебя. Поэтому просто необходимо, чтобы нормальная нога заработала снова.

Джейк покачал головой; он нехотел выглядеть неблагодарным.

– Дело в том, что это моя жизнь. Но такие сроки погубят меня.

В разговор вступил Джонни Баканнан.

– Не погубят. Если кости срастуться хорошо, то вы выйдете отсюда через пять или шесть месяцев и сможете руководить работой, сидя дома в кресле-каталке. Если же еще серьезно отнесетесь к физиотерапии и не будете изображать из себя идиота, то сядите на лошадь в следующем году примерно в это время.

Джейк взглянул на них и решил не показывать то отчаянье которое переполняло его. Он пожал плечами.

– Хорошо, все равно мне делать нечего. Скажите Фен, пусть избавится от новых лошадей. Остальными могут пользоваться.

– А это немного не черезчур? – спросил Мелиз.

– Нет. Кто еще сможет работать с ними?

Для такого трудоголика, как Джейк, бездеятельность была даже хуже, чем боль. Лежа в постели час за часом, он наблюдал, как из остроконечных почек клена пробиваются зеленые листочки, как мечутся на холодном ветру ряды бледно-желтых нарциссов, и мучился. У него не было внутренних ресурсов. К тому же он отчаянно тосковал по дому, не видя Тори, детей, Фен, лошадей и своего Волка – ищейку, помесь шотладсткой овчарки с борзой. Анонимность госпиталя болезненно напоминала ему то время, когда он ребенком болел полиомелитом. Отец тогда ушел из дому, а мать редко приходила к нему с визитами, может быть чувствуя свою вину, что не очень беспокоилась о прививках.

Будучи разбочивым, скрытным и крайне необщительным человеком, он совершенно не выносил полной зависимости от медперсонала. У него буквально вызывал отвращение ритуал принятия бани и пользования судном. Лежа в одном положении с подвешенной в воздухе ногой, он обнаружил, что не может спать. У него пропал аппетит. Ему страшно хотелось видеть детей, но так как до госпитала было восемь миль, то Тори было сложно приводить их часто, а когда она все же приводила их с собой, Джейк был таким больным, уставшим и слабым, что не мог справляться с избытком их жизненной энергии более нескольких минут и вскоре был готов оторвать им головы. Ему также ужасно хотелось попросить Тори приходить и самой ухаживать за ним, но он был слишком гордым для этого, да и в любом случае на ее долю оставалось много работы по дому и с детьми.

В пятницу после несчастного случая к нему должна была прийти Фен. Но он был в таком жутком настроении, что вел себя с ней совершенно отвратительно и отправил домой всю в слезах. Мучаясь от чувства вины, он был поэтому не в лучшем расположении духа, когда после обеда к нему завалился Мели з, принеся с собой три повести Дика Френсиса, биографию Реда Рума, бутылку бренди и последний выпуск «Лошадей и гончих».

– Ты тут на обложке, – сказал он Джейку. – Здесь внутри отчет о несчастном случае, в котором о тебе говоряться страшно хорошие вещи.

– Наверно, что я уже кончился, – подавленным голосом ответил Джейк. – Но, все равно, спасибо.

– У меня есть к тебе предложение.

– Я уже женат.

– Это относительно Фен. Если уж ты на приколе, то почему не позволяешь ей прыгать на лошадях?

– Не будь чертовым кретином. Она слишком молода.

– Ей семнадцать. Вспомни Пет Смайт и Мерион Кокс. А она достаточно хорошо подготовлена. Единственно что ей надо, так это опыт международных соревнований.

– Я не хочу, чтобы она упала лицом в грязь. И она сумасбродка. Она же потеряет голову, если там не будет меня, чтобы говорить ей что делать.

– Твои лошади не такие уж трудные. Макулай любит ее до безумия. Лауреля и Харди она объезжает сейчас, да и Дездемона, похоже, будет мечта, а не лошадь.

– Нет. – Джейк потянулся за сигаретой.

– В чем дело? Ты подвел этих лошадей к пику готовности, у тебя есть два конюха, которым надо платить за работу. Зачем все забрасывать и лежать тут, мучаясь, где взять деньги? Пусть она выйдет в свет. Она же твоя ученица. Ты сам ее учил. Не уже ли у тебя совсем нет в нее веры?

Джейк подвинулся и ойкнул от боли.

– Здорово болит, да?

Джейк кивнул.

– Ты можешь налить мне выпить?

Мелиз налил немного бренди в бумажный стаканчик.

– Это внесет интерес в твою жизнь. Она может звонить тебе каждый вечер из любого места, где бы ни была.

– И где все это будет проходить?

Чтобы собраться с духом на ответ, Мелиз налил выпить и себе.

– Рим. Затем она может прилететь домой на Винсдорские соревнования, потом Париж, Барселона, Люцерн и Критлден.

– Нет, – многозначительно сказал Джейк.

– Почему нет?

– Слишком молода. Я не позволю девушке ее возраста находиться одной за границей, когда рядом такие волки, как Людвиг, Гай и Руперт.

– Я присмотрю за ней. Буду лично проверять каждый вечер, что она в одиннадцать в постели и одна. Чтобы у нее появилась уверенность, надо расширить ей рамки.

– Как она доберется до Рима? Полагаю, в личном самолете Руперта?

– У Гризеллы Хаббард есть трейлер, который берет шесть лошадей. Она с легкостью может взять две или три твоих.

– Гризелла Хаббард! – воскликнул Джейк возмущенно. – Эта брюхоческа!

– Мистер Панч превратился в довольно приличную лошадь.

– Но не с Гризеллой на нем. Фен значительно лучше ее.

– Именно. Вот поэтому я и хочу взять ее с собой.

Вернувшись в Милл Фен, пытаясь побороть самое черное настроение, попробовала развеселить Макулая. Почти неделя уже прошла со дня падения Джейка, а лошадь была все еще неспокойной. Он почти не ел и ночью все время ходил по боксу. Каждый раз, когда по мосту проезжал автомобиль или во дворе раздавались шаги, он подбегал к створкам ворот и с надеждой звал, а потом с детским разочарованием отворачивался. С тех пор, как Джейк спас Макулая на Ближнем Востоке, они не расставались ни дня. Фен попыталась отвлечь его другими лошадьми, но он просто стоял, дрожа в своей новозеландской попоне, и кричал, чтобы его отвели назад в конюшню. Бедный Мак, подумала Фен, и бедная я. После мирового чемпионата она часто думала о Дино Ферранти, надеясь встретиться с ним этим летом на серии. А теперь Джейк приказал избавиться от лошадей, значит не будет поездок за границу. Поэтому ей неизбежно прийдется участвовать с Дездемоной в нескольких дурацких местных соревнованиях, которые, как считает Джейк, только и находятся в пределах ее возможностей.

После обеда позвонил один довольно симпатичный журналист, с которым она познакомилась на Олимпиаде, и спросил, не хочет ли она сплавать до Чербурга, чтобы там присоединиться к какой-то крупной вечеринке. Ей пришлось отказаться, как она постоянно отказывалась от свиданий и вечеринок, потому что всегда приключались какие-нибудь непредвиденные события с лошадьми. А теперь Джейк был в госпитале, и на нее легла в десять раз большая ответственность. Всю прошлую ночь ей пришлось провести с Харди, у которого после того, как он объелся весенней зеленой травкой, неожиданно случился острый приступ колик. Заведенный в стойло, он сразу же улегся, и был так напуган, что не может подняться, что Фен вынуждена была позвонить ветеринару. Некоторая компенсация бессонной ночи была сегодня утром, когда Харди, оправившись, вместо того, чтобы взять у нее из рук свой обычный кусочек, ткнул ее головой и благодарно облизал руку.

Ко всему Джейк, когда она приехала к нему в госпиталь, вел себя отвратительно. Конечно, Джейку убийственно плохо, иначе он не был бы таким ужасным, но порой так трудно войти в чужое положение. И, наконец, отсутствие третью ночь на неделе подряд Сары – нового человека для ухода за лошадьми. Она была очень хороша за работой и весьма привлекательна собой с длинными черными волосами, которые никогда не становились жирными, и мягкой без трещин кожей, всегда обработанной кремом, на которой никогда не появлялись прыщики. И к тому же она была довольно трудным человеком. Она отказалась от работы у Гая де ля Тура из-за недоплаты. Как она рассказывала, от тебя ожидается, что ты работаешь двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, а единственная компенсация – это когда тебя трахает граф Гай, если у него появляется такое настроение. Поэтому она нанялась к Джейку.

– Может твой зать и угрюмый мужик, – говорила Сара, – и предпочитает четвероногое существо всему, что на двух ногах, но по крайней мере он хорошо платит и дает кучу свободных вечеров.

«Если ты член семьи, то не дает», – подумала Фен, мрачно наблюдая за Сарой, вовсю накрашенной, которая отъезжала на вечеринку в своем светло-голубом спортивном автомобиле.

Снова Фен вспомнились слова Дино: «Жизнь заключается не только в ведре для мойки!» Все, она уже сыта этими лошадьми. Хочется немного развлечений.

Из кухни выплыл восхитительный запах куриной запеканки. Взглянув на часы, она с удивлением увидела, что уже половина десятого. В доме сидела Тори и складывала в стопку конверты. Она потратила весь вечер на письма с отказами от участия в соревнованиях и размышления о том, какие счета оплачивать в первую очередь.

– Бедная малышка, ты выглядишь такой разбитой, – сказала она Фен. – Давай выпьем перед ужином.

Фен посмотрела на счета.

– А мы можем себе это позволить?

– Я думаю, да. В данный момент, по крайней мере. Меня просто бесит, что за конюшни за границей надо платить заранее. Мы не можем тратить такие деньги.

Открыв бутылку красного вина и наполнив два стакана, Фен рухнула в кресло у печи. Хотя уже наступил апрель, все равно было холодно. Волк, который скучал по хозяину даже больше, чем Макулай, забрался на колени к Фен.

– Бедный старичок, – сказала Фен, прижимая к себе дрожащее мохнатое тело.

– Как Мак? – спросила Тори, отцеживая брокколи.

– По прежнему не в своей тарелке. Разрушен весь образ его жизни. О-ох, – Фен вскрикнула, когда Волк, услышавший звук подъезжающей по дорожке с гравием машины, соскочил с коленей, поцарапав ей своими длинными когтями бедро. В следующий момент он открыл заднюю дверь и с яростным лаем помчался во двор.

– Кого это черт несет? – спросила Фен.

– Волк наверняка его знает. Он перестал гавкать.

– Можно войти? – раздался голос Мелиза.

– О, дьявол, – пробормотала Фен, – он будет думать, что мы только то и делаем, что часами едим и болтаем.

– Привет, – от природной застенчивости Тори покрылась густым румянцем. – Ты вовремя пришел. Мы как раз открыли бутылку. – Она наполнила еще один бокал.

Мелиз уселся за выскобленный стол, наслаждаясь теплом и умиляясь детскими рисунками и фотографиями лошадей из газет на пробковой доске, стоящей рядом с розетками, количество которых уже увеличилось за этот год, и им не хватало места в шорной. Он бросил взгляд на стопку конвертов.

– У тебя много работы.

– Писала отказы от соревнований. Может быть хоть какие-нибудь деньги вернем. Почему бы тебе не остаться на ужин? – Тори запнулась. – У нас много еды.

– Уверен, что недостаточно.

– Тори всегда готовит на пять тысяч и всегда чудесно, – сказала Фен.

Мелиз вдруг почувствовал, что не ел весь день.

– Тогда было бы чертовски здорово.

– У нас только курица, – извиняющимся голосом сказала Тори.

– Я достану. – Фен подошла к печи. «Типичная Тори», – подумала она, доставая четыре огромных запеченых картофелены и большой кусок запеканки.

– Прекрасное блюдо, – проговорил Мелиз, накладывая масло на запеченую картофель. – Как Макулай?

– Весь опустошенный. Скучает по соревнованиям. Каждый раз, когда в шорной звонит телефон, он начинает галопом скакать по полю.

– Слушай, превосходно, Тори. Я не понимал, как я голоден. Кстати, я только что был у Джейка.

– О, как мило с твоей стороны. Как он?

– По прежнему жалеет себя, раздражен и уставший.

– И по прежнему сильная боль? – спросила Тори.

– Да, но сейчас я подкинул ему кое-что, что отвлечет его мыслей о ноге. Фен, подготовь-ка завтра лошадей. Он согласился разрешить тебе на них прыгать.

– Бедный Джейк. Я сегодня утром ездила к нему. Он выглядел ужасно. Что ты сказал? – Она замерла с куском морковки на половине пути ко рту.

– Он собирается разрешить тебе скакать на лошадях.

– Г-где? – Фен начала заикаться.

– Рим, Париж, Винсдор, Барселона, Критлден, Люцерн – как раз для начинающих.

Фен закрыла и открыла рот, затем повернулась к Тори.