Глава тринадцатая

Позднее, оглядываясь на свое недолгое тюремное заключение, Белла могла припомнить очень немногое. Она помнила, как Руперт устроил жуткую сцену при ее аресте, а позднее колотил кулаками по дверям ее камеры. Помнила, как на следующее утро появилась в суде и от страха едва не упала в обморок, когда судья отказал ей в освобождении под залог, и как, впав под конец в истерику, оказалась запертой в камере тюрьмы Халлоуэй.

Надзирательница принесла ей отвратительное тушеное мясо, а насмешливый врач в очках без оправы задавал ей бесконечные вопросы. После этого она легла на жесткую и узкую койку и старалась подавить нарастающее отчаяние. Почему Стив отрицал, что был с ней во время той игры в убийство? Кто донес на нее полиции? Крисси, Ангора или Стив? Кто подложил бриллиант в ее чемодан? Знают ли журналисты о ее прошлом? Время от времени она вспоминала Ласло, и это было похоже на подкатывающие приступы тошноты. За всем этим стоит он, думала она, это он вырыл мне яму.

Я невиновна, вновь и вновь повторяла она, но несмотря на страшную духоту в камере не могла унять дрожь.

В двери повернули ключ.

— Вас хочет видеть начальник тюрьмы, — объявила надзирательница.

Начальником тюрьмы оказался обходительный мужчина с бараньим лицом. Он выглядел смущенным. Поиграв с минуту ножом для разрезания бумаги, он сказал:

— Боюсь, была допущена ошибка. Против вас были очень убедительные улики, но теперь полиция установила, что они сфабрикованы. Семья Энрикесов отказалась от всех обвинений. Мы сожалеем о причиненном вам беспокойстве, — он сверкнул крупными зубами. — Разумеется, во всех газетах появится сообщение о том, что вы невиновны. Это будет замечательная реклама.

Белла в ответ не улыбнулась.

— Почему мне отказали в освобождении под залог?

— За последние недели было совершено несколько крупных краж бриллиантов. Полиция подозревает, что действует одна банда. По некоторым причинам они полагали, что вы в этом замешаны.

— Кто-нибудь еще арестован?

— Пока нет.

Ей вдруг стало невмоготу дальше смотреть на это жуткое баранье лицо.

— Я хочу отсюда выйти, и немедленно.

— Разумеется. Машина доставит вас в суд, где вас немедленно освободят.

Спустя час, выйдя из здания суда и почувствовав на лице солнечное тепло, она высоко подняла голову и глубоко вдохнула. Вдруг ее обступила толпа репортеров и стала забрасывать ее вопросами. Господи! Она не ожидала, что они так быстро за нее примутся. Неожиданно какой-то высокий мужчина в темных очках схватил ее за руку и увлек вниз по ступеням к поджидавшей машине. Только когда они отъехали, оставив репортеров стоять с разинутыми ртами, она поняла, что это Ласло Энрикес.

— Какого черта тебе здесь надо? — взорвалась она. — Ты последний, кого бы я хотела видеть. Я думала, ты в Цюрихе.

— Я был там. Сегодня утром мне позвонил Руперт. Он пребывал в истерике и умолял меня приехать и вызволить тебя из тюрьмы. Я иногда делаю такие вещи для семейства.

— Это ваше пакостное семейство меня туда и усадило.

У нее начался сильный приступ дрожи. Ласло достал сигарету, зажег ее и протянул Белле.

— Спасибо, — сказала она, стараясь взять себя в руки. — Где Руперт?

— Уехал в Цюрих. Займется там делом, которое я начал. Я решил, что его лучше на время удалить.

— На случай, чтобы я не передумала и не возобновила помолвку с ним?

— Ласло ухмыльнулся.

— Как ты проницательна, дорогая.

— Что там в газетах понаписали? Про мой арест?

— Дневные газеты не успели. Зато в вечерних — все на первых страницах и с фотографиями. Но в последних выпусках уже будут сообщения о твоем освобождении. Все это будет похоже на рекламный трюк.

— То же самое сказал мне начальник тюрьмы.

Она начала понемногу расслабляться. Лондон в голубой вечерней дымке никогда не казался ей таким привлекательным.

— Куда мы едем? — спросила она.

— Ко мне на квартиру.

— Я хочу домой.

— Не говори вздор. Когда за это примутся парни из большой прессы, они тебе покоя не дадут.

— Как же все-таки тебе удалось меня вытащить?

— Нажал на некоторые клавиши, вышел на некоторых людей.

— Ну конечно, я забыла, что ты такая влиятельная личность. Кто подложил камень в мой чемодан?

— Я тебе все расскажу, когда будем дома.

Квартира Ласло удивила ее. Она ожидала увидеть что-нибудь столь же некрасивое и безликое, как лондонский дом Энрикесов. Но это оказалось в высшей степени сибаритское убежище. Стены обтянуты серым шелком, ярко-алые портьеры, на полу — длинноворсные дорожки. Стены покрыты шкафами с тысячами книг и картинами. Когда они вошли, их приветствовали три кота.

Ласло сразу же подошел к подносу с напитками и налил Белле изрядную порцию коньяку.

— Прими-ка это внутрь.

— Прошу прощения, но я еще не оправилась от потрясения, — сказала Белла, принимая стакан. — Ты не будешь сильно возражать, если я отлучусь в ванную?

Она долго мокла в изумрудно-зеленой ароматизированной воде и упорно соскребала с себя каждую частицу тюремной грязи. Потом с полки возле ванной, где стоял строй флаконов, она позаимствовала одеколон Ласло. Странно, что он, как и Стив, пользовался «Черным опалом».

Она надела висевший на двери зеленый махровый халат. Она застала Ласло на кухне, поедающим копченого лосося. При этом он читал свою корреспонденцию.

— Я только что взвесился, — сообщил он, — за последние два дня я сбросил два с половиной килограмма.

Он протянул ей блюдо с бутербродами.

— Тебе надо подкрепиться. Я тебе еще налью.

— Я не голодна, — заявила она, но тут же, передумав, поела с большим аппетитом.

Коньяк обжег ей горло, но по всему телу разлилось мягкое тепло. Она села на диван. Большой рыжий кот прыгнул ей на колени и начал мурлыкать и тереться.

— Как ты меня оттуда вытащил?

— Я уже сказал: вышел кое на кого.

— Но кто же все-таки подбросил бриллиант в мой чемодан?

Словно занавес, на его лицо опустилось настороженное выражение.

— Крисси.

— Крисси? — удивилась Белла. — Чего ради? Это же ее бриллиант. — Она любит Руперта. До исступления. Когда она видела вас вдвоем, при этом зная, что ты его не любишь, — то доходила до крайности.

Она решила — ошибочно, как оказалось, — что если тебя арестуют, Руперт от тебя откажется.

Белла на минуту задумалась. Она достаточно натерпелась из-за Стива, чтобы понять, что пережила Крисси.

— Бедняжка Крисси, — прошептала она.

Впервые Ласло удивился.

— Что ж, очень хорошо, что ты это так приняла. Ирония в том, что ты в тот вечер и так порвала с Рупертом и ей не стоило беспокоиться.

— Ты сказал в полиции, что это она сделала?

Он покачал головой.

— Как же тогда ты меня вытащил?

— Я сказал, что все время, пока мы играли в убийство, ты была не одна.

— А, значит, Стив наконец признался, что был со мной! Какого черта он говорил, что был с Ангорой?

— Он был с Ангорой, — спокойно сказал Ласло.

— Ради Бога, — рассердилась Белла. — Я же знаю, что была с ним.

— Ты была не с ним, а со мной.

— Не смеши меня. Там, конечно, была полная темнота, но я не могла обознаться. Я узнала Стива по одеколону «Черный опал»…

И тут она ахнула от ужаса.

— О, нет! Этого не может быть!

— Боюсь, что может, дорогая, — сказал Ласло. — В Кембридже я был одной из звезд рампы. Не так трудно подделать американский акцент Стива. У меня такой же рост и сложение, как у него, и волосы у нас примерно одинаковой длины. Все что мне требовалось, — это облить себя этим его ядовитым одеколоном и… хм, остальное предоставить природе.

С минуту Белла помолчала, а потом завопила.

— Ты ублюдок, ублюдок! Ты подстроил все так, чтобы я думала, что Стив все еще любит меня, и порвала с Рупертом. И что хуже всего, я практически позволила тебе себя трахнуть.

Ласло рассмеялся и налил себе еще.

— Должен признаться, мне это понравилось. Никогда не мог себе представить, что ты такая страстная. Как-нибудь нам надо сыграть всю сценку заново.

Белла зарычала, как разъяренный зверь.

— Грязный, гнусный сучий сын. Ты мне жизнь испортил.

— Из какой это пьесы? — спросил он, продолжая смеяться.

Его глумливость окончательно вывела ее из себя. Что-то бессвязно выкрикивая, она кинулась на него, чтобы расцарапать ему лицо.

— Прекрати, — сказал он, схватив ее за руку, — если не хочешь, чтобы я тебе подбил глаз. Я не стесняюсь бить женщин.

Она посмотрела на него, потом, представив себя избитой, отвела руки и повалилась на диван.

В дверь позвонили. Белла выбежала в прихожую и открыла. На пороге стояли двое мужчин с твердыми, пытливыми лицами.

— Мисс Паркинсон, — сказал один из них. — Поздравляем вас с освобождением. Можно задать вам несколько вопросов?

— Нет, нельзя, — сказал Ласло и увел Беллу в комнату.

— Мистер Энрикес, мистер Ласло Энрикес? — спросил второй елейным голосом.

— Пошли вон, — холодно отрезал Ласло и захлопнул дверь у них перед носом.

— Откуда тебе известно, что я не расположена с ними разговаривать? — свирепо спросила Белла.

— У тебя на это нет времени, — он посмотрел на часы. — Через час тебе надо быть на сцене.

— Не говори чепуху, они поставят дублершу.

— Не поставят. Я звонил Роджеру и сказал, что тебя выпустили.

— Но я не могу показаться после того, что случилось, — она рухнула в кресло. — Я вся вымотана, и волосы у меня немытые.

— Перестань молоть вздор, — грубо отрезал он. — Я думал, что при всех твоих недостатках у тебя есть характер.

У входа в театр толпились репортеры, но Ласло растолкал их локтями. Если бы Белла не так сильно его ненавидела, она бы восхитилась тем, как уверенно он при этом матерился.

В гримерной ее ждала Рози Хэссел в нижней юбке и вне себя от возбуждения.

— Белла, дорогая, какая драма! Как это ты так быстро выбралась.

— Вот эта змея нажала на какие-то клавиши, — Белла указала на стоявшего за ее спиной Ласло.

За пять минут до звонка зашел Роджер Филд.

— Белла, дорогая, слава Богу, что ты пришла.

— Как себя чувствуешь?

— Крайне отвратительно, — сказала Белла, стуча зубами. — Меня только что вытошнило.

— Это все от копченого лосося и коньяка, — вздохнул Ласло. — Такая трагедия!

Пропустив его замечание мимо ушей, Белла сказала Роджеру:

— Меня в любой момент может стошнить.

— Скоро твой выход, — сказал Ласло. — Роджер, у тебя есть виски?

Перед началом спектакля на сцену вышел Роджер и сказал публике, что Беллу освободили и сняли с нее все обвинения. После ее первого появления послышалось несколько отдельных хлопков. Потом началась настоящая буря аплодисментов, публика неистовствовала. Белла с трудом сохраняла самообладание.

К концу представления ей устроили самую большую овацию за всю ее карьеру. Но она чувствовала себя как выжатый лимон и готова была расплакаться. Как в полусне выслушивала она поздравления от всей труппы, а едва закончила переодеваться, как в гримерной появился Ласло.

— Постучать не мог? — сердито сказала она.

— Не дури, — он взял ее за руку. — Пошли, теперь уже отогнать прессу мы не сможем.

— Я сама поеду домой, — заявила она, вырвав от него руку, и сбежала вниз по лестнице. Когда она распахнула входную дверь театра, ее тут же ослепил залп фотовспышек. Жужжали телекамеры.

— Это она! — заревела сотня голосов.

— О, нет! — в ужасе взвизгнула Белла и ретировалась, захлопнув дверь.

Кончилось все тем же, что и раньше. Ласло ограждал ее локтями, а Роджер Филд расталкивал толпу. Ласло кое-как усадил ее в машину, и не успела она перевести дух, как они выкатили на дорогу в сторону Оксфорда.

— Куда мы теперь? — вяло спросила она.

— К моим друзьям за город.

— Я не хочу гостить ни у кого из твоих проклятых друзей, особенно если они вроде тебя.

— Они не такие, — спокойно сказал он. — Она певица, он пишет. Они тебе понравятся.

— Мне на себя надеть нечего.

— Ничего и не понадобится. Касс одолжит тебе бикини.

Он включил приемник, и теплую летнюю ночь заполнил Моцарт. Белла слушала эти чудные льющиеся аккорды, похожие на соловьиное пение, и вдруг на нее накатилась жуткая мысль: Стив больше не любит ее. Она была не в силах сдержаться и разрыдалась. Ласло сделав вид, что ничего не замечает, дал ей выплакаться. Под конец, когда она уже начала глотать слезы, он сказал:

— Там в ящичке есть губная помада. Возьми сама.

— Спасибо, не надо.

Бессердечная тварь, свирепо подумала она. Подстроил мне ловушку, выдал себя за Стива. Если бы Крисси не подняла визг, он наверняка довел бы дело до конца, заправил бы меня. Горячая волна стыда окатила ее при мысли о том, как ей тогда это понравилось.

Они свернули с шоссе на глухую деревенскую дорогу. Трава стегала машину по бокам, в небе огромная луна ныряла между прозрачными обрывками облаков. Наконец они подъехали к большому, нескладному на вид дому, покрытому глициниями. Почти сразу же из него выбежала женщина.

— Дорогой, — закричала она. — Что так поздно? Рада тебя видеть!

— Это Белла, — сказал Ласло. — Она ничего с собой не взяла, так что ты ей одолжи что-нибудь. Я только отгоню машину.

Женщина обняла Беллу и сказала:

— Меня зовут Касс. Ласло сказал, что у вас были жуткие неприятности. Я терпеть не могу прессу, когда они за кого-нибудь принимаются.

Они вошли в большую неопрятную комнату с крошками по всему полу, висячими горшками и двумя большими роялями, заваленными книгами и нотами.

Мужчина в очках, поднятых на лоб, отложил в сторону книгу и вышел навстречу Белле.

— Я гонял в Лондон на ваш спектакль. Вы были великолепны. Садитесь, я вам чего-нибудь налью.

Касс плюхнулась на диван напротив Беллы и вытянула докрасна обожженные солнцем ноги.

— Гренвил уже несколько лет влюблен в вас, с тех пор, как впервые увидел вас по телевидению.

Гренвил покраснел.

— Кажется, у нас нет льда, дорогая!

— Ни кусочка, — спокойно подтвердила Касс. — В морозильнике так наросло, что я не смогла засунуть туда блюдо для льда.

Когда он вышел, она сказала:

— Я не знаю положения дел и поэтому отвела для вас и Ласло разные комнаты, но у него большая двухспальная кровать, так что вы всегда можете к нему присоединиться.

— О, нет! — сказала Белла, ужаснувшись. — Я скорее буду спать с коброй, чем с Ласло.

— Как дети? — спросил Ласло, войдя в комнату с охапкой бутылок.

Белла сделалась пунцовой. Расслышал ли он ее последнюю фразу?

— На эти выходные, слава Богу, уехали, — сказала Касс. — Я люблю их, но когда их нет, — я блаженствую. Это мальчики, — пояснила она Белле, — одиннадцати и семи лет.

— Я им принес джина, — сказал Ласло, — я знаю они его любят.

Касс рассмеялась.

— Где вы собираетесь играть после «Отелло»? — спросила она у Беллы.

— В «Чайке». Репетиции начинаются в понедельник.

Впервые за эти дни она почувствовала себя как дома. Она освоилась настолько, что уже через час спросила, можно ли ей пойти спать.

Глава четырнадцатая

Проспала она до обеда. Встав, приняла ванну и помыла голову. К ее огорчению, оранжевая краска так и не сошла с волос, и к тому же они стали невозможно пушистыми, вроде сахарной ваты. Ласло она нашла в саду. Положив ноги на стол, он читал сообщения со скачек, пил шампанское и раздирал цыпленка. На нем были только грязные белые брюки, а его смуглая кожа уже совсем потемнела от загара.

— Где все? — спросила Белла.

— Работают. Хочешь цыпленка?

— Спасибо, не надо. Не хочется.

Она солгала. Ее мучил голод.

Он налил ей бокал шампанского и сказал:

— Надеюсь, ты не будешь все время дуться. Я собираюсь позвонить своему букмекеру. Так, интересно: Свобода Бенгалии, Булавка, Счастливчик Гарри. Поставить на них по пятерке за тебя?

Белла взяла газету, бегло просмотрела ее и холодно сказала:

— Нет, я предпочитаю Веселую Крестьянку, Утреннюю Зарю и Гордость Кемпбела в четырехчасовом.

— У них никаких шансов. Но если тебе не жалко денег, пожалуйста.

Когда он зашел в дом, она перелистала всю газету. На первой странице был снимок, где они с Ласло выходят из театра.

«Кто украл бриллиант?» — кричал заголовок. — «Тайна Энрикесов сгустилась после того, как Белла признана невиновной».

С бьющимся сердцем она прочитала все, что там было написано, но ее прошлое ни словом не упоминалось. Слава Богу, ее образ для публики остался незапятнанным.

— Я поставил за тебя на лошадей, каких ты выбрала, — сказал Ласло, вернувшись с новой бутылкой шампанского.

Она отложила газету и демонстративно взяла книгу, стараясь сосредоточиться на чтении. Ласло посмотрел на суперобложку.

— Чепуха какая-нибудь. Много прочитала?

— Двести пятьдесят страниц, — отрезала Белла.

— Ясно, это прямо перед двести пятьдесят первой страницей.

Белла не обращала на него внимания.

Позднее она имела слабость проследить, как три лошади, на которых поставил Ласло, с легкостью выиграли в трех забегах подряд. Ее же избранники даже не попали в классификацию.

— Ты должна мне пятнадцать фунтов, — сказал Ласло. — С возвратом торопить не буду.

Не удостоив его ответом, Белла пошла прогуляться. Даже яркая зелень кустарников не улучшила ее настроения. Но когда она дошла до местного магазина, голод взял свое, и она купила себе две большие булочки с кремом. Она как раз возвращалась к дому, пачкая себе щеки одной из них, когда навстречу ей по дороге подкатил темно-зеленый «мерседес». Поперхнувшись от досады, она повернулась набитой щекой в сторону зеленой изгороди.

— Рад, что к тебе вернулся аппетит, — весело сказал Ласло.

Касс приготовила чудесный ужин, после которого Белла предложила помыть посуду. Ласло вызвался помочь ей. Но ровно в десять часов, после того как он вернул ей перемыть какую-то тарелку, потому что на ней с обратной стороны остались следы горчицы, что-то внутри нее сорвалось.

Собрав с блюда остатки утки, она метнула их в Ласло и, конечно, промахнулась. Потом она выбрала самый спелый персик и шмякнула им об стену, после чего пнула этажерку с нотами Касс.

Ласло расхохотался.

— Скажи, Белла, что ты будешь делать, когда повзрослеешь?

— Перестань меня подкалывать, — закричала она и начала бить тарелки. Это Ласло не понравилось.

— Поставь посуду на место, — рявкнул он.

И когда она не послушалась, он влепил ей очень сильную пощечину. От боли глаза ее наполнились слезами. Она всхлипнула и убежала наверх. В спальне весь ее гнев испарился. Горько стыдясь себя, она разделась и легла.

Она лежала, прислушиваясь к надвигающейся грозе. Потом она услышала, как Касс и Гренвил о чем-то тихо смеялись, укладываясь в постель.

Наконец она заснула беспокойным сном.

Ей привиделся самый ужасный сон. Будто она тонет, задыхается и никак не может вынырнуть. Тогда она закричала. Вдруг в комнате зажегся свет — в дверях стоял Ласло. Он сразу же подошел к ней и обнял ее.

— Все в порядке, малыш, все в порядке. Просто плохой сон.

Она чувствовала тепло его тела, его пальцы на своих лопатках. Какое теперь имеет значение, что он тот самый, кого она ненавидит больше всех на свете? Все-таки это человеческое существо.

— Я больше не могу, — всхлипывала она. — Все время повторяется этот кошмар. Мне приснилось, что я тону в крови и знаю, что это кровь моей матери. О, Господи! — и она закрыла лицо руками.

— Давай рассказывай.

— Не могу, — прошептала она.

А потом сразу выложила ему все. По сути дела, она говорила это даже не Ласло, а самой себе.

— Я всегда лгала о моем прошлом. Я так стыдилась его. Моя мать была очень почтенная женщина, дочь священника секты Христианской Науки. Но она влюбилась в моего отца. Он был красив, как бог, но совершенно испорченный и страшно криводушный. Мать, выходя за него замуж, не знала, что до этого он уже четыре раза сидел в тюрьме за воровство. Какое-то время он пробовал жить честно, но где бы он ни работал, его отовсюду выгоняли. Потом родилась я. Денег не хватало, и мать была вынуждена пойти работать…

— Продолжай.

— Она работала поденно в чужих домах, но на жизнь все равно не хватало, и отец украл церковные деньги. Мать нашла их под половицей и сразу же пошла к священнику, своему отцу, и все ему рассказала. В ту ночь у них вышел крупный разговор с отцом, они сказали ему, что заявят в полицию. Представляешь? Выдать своего! Отец полез в бутылку. Началась драка, дед упал и ударился головой о каминную решетку, а потом умер в больнице. Отца приговорили за убийство к пожизненному заключению. Мать ни разу не пришла к нему на свидание. Через десять лет он умер в тюрьме от туберкулеза.

Она замолчала. В мутном зеркале, стоявшем в углу комнаты, сверкнула странная розовато-золотая вспышка. За окном раздался сильный раскат грома. Полил дождь.

— Только на суде мать узнала, что мой отец был уже женат и я была не… — она запнулась на полуслове.

— Незаконнорожденная, — досказал за нее Ласло.

Белла кивнула.

— После этого мать никогда не улыбалась. Она переехала в другую часть Йоркшира, в городок Нейлсуорт, где нас никто не знал. Она все время работала и скопила денег, чтобы устроить меня в хорошую школу. Но я эту школу ненавидела. Все девочки смеялись над моей некрасивой одеждой и над сильным деревенским акцентом. Мать боялась, что я пойду по отцовской дорожке. Потому что внешне я похожа на него. Она меня била и подолгу держала взаперти в темной комнате, когда уходила на церковные собрания.

Я ее возненавидела, — Белла говорила так тихо, что при шуме дождя Ласло с трудом мог ее расслышать. — И стала мечтать о том, чтобы уехать в Лондон и стать актрисой. Когда мне исполнилось семнадцать, у матери обнаружили рак. Но она, принадлежа к Христианской Науке, не принимала никаких болеутоляющих. Наверняка, она сильно мучилась и от этого стала совсем невыносимой. Бродила по дому и проводила пальцем по мебели, чтобы удостовериться, что я как следует вытерла пыль. Денег у нас никаких не было, и мне пришлось бросить школу и пойти работать в местный мануфактурный магазин.

И тогда я встретила Стива, — она немного помолчала. — Он работал в одной из местных дискотек. Я никогда раньше не видела такого красивого мужчину. Казалось, он источал настоящий голливудский шик, от него исходил свет свободы. Понятно, что он соблазнил меня при первом же свидании. Мать узнала и начала меня стыдить и позорить, но она была уже слишком слаба, чтобы как-то помешать мне.

Однажды утром я услышала, как две девицы сплетничают в магазине про Стива — что он соблазнил половину Западного райдинга и повсюду оставляет неоплаченные счета. Я чуть с ума не сошла, кинулась его разыскивать, и оказалось, что он куда-то отчалил, даже со мной не попрощавшись. Он даже адреса не оставил. И хотя я знала, что мать умирает, я весь день и всю ночь прочесывала город, чтобы найти его. Домой я вернулась в четыре часа утра. С матерью были две соседки. Она уже находилась в коме и умерла, не приходя в сознание.

Белла дрожала, как лист, и старалась сдержать слезы.

— Все в городе меня ненавидели. Смотрели на меня из окон и шушукались друг с дружкой про то, какая я плохая. Три дня я провела одна в пустом доме с этими проклятыми венками из лилий. Чуть с ума не сошла от горя. Только после я поняла, что сделала с матерью. А дальше пошли кошмары.

— Что было потом?

— Я уехала на юг. От продажи дома осталось немного денег. Я поступила в Королевскую академию драматического искусства, сменила имя на Беллу Паркинсон, и говорила всем, что отец у меня был библиотекарь, а мать школьная учительница. Я так часто повторяла эту выдумку, что сама почти поверила в нее.

Она посмотрела на свои руки.

— Теперь ты знаешь все.

— Большую часть я знал и раньше.

— Знал? Откуда? Стив рассказал?

— Немного. У меня хорошая служба информации.

Белла притворно засмеялась.

— Неудивительно, что ты не хотел, чтобы я выходила замуж за Руперта. Незаконная дочь убийцы! Не самая лучшая партия?

— Мне нет никакого дела до твоего происхождения.

Она посмотрела на него с удивлением. Ласло не был ни поражен, ни возмущен ее рассказом и не выказал к ней презрения или чего-нибудь в этом роде, к чему она была готова, если бы решилась рассказать кому-нибудь всю правду. Впервые его темное насмешливое лицо было совершенно серьезным.

— Послушай, — сказал он. — Не имеет значения, что там с тобой случилось раньше. Это никого кроме тебя не касается. Главное — какая ты теперь: талантливая и интересная. — Он посмотрел на ее заплаканное, покрытое пятнами лицо и слегка улыбнулся. — И даже красивая, что немаловажно. У Энрикесов прошлое, если в нем покопаться, довольно темное. Всего четыре столетия тому назад они грабили и убивали, чтобы приобрести то, чего жаждали. Просто, они делали на несколько сот лет раньше то же самое, что сделал твой отец. К тому же он не был убийцей. Он убил человека в драке.

— Как ты, — сказала Белла.

— Как я убил Мигеля Родригеса, — согласился Ласло, мрачнея лицом.

Он уложил ее снова в постель, а сам поднялся.

— Пойду принесу тебе снотворного.

Только когда он вернулся, она обратила внимание на то, что он был одет в ту же самую черную рубашку и грязные белые брюки, что были на нем в продолжение всего вечера.

— Почему ты не ложился? — спросила она.

— Читал. Я сплю мало. Всегда есть что-нибудь или… кто-нибудь, чем стоит заняться.

Она вдруг спохватилась, что на ней только очень прозрачная ночная сорочка, что Ласло держал ее в своих объятиях и что всего двое суток тому назад он, притворившись Стивом, практически овладел ею. Она почувствовала, что краснеет, и нырнула под одеяло.

— Извини, — пробормотала она, — мне не стоило докучать тебе своими проблемами.

— Белла, — удивленно сказал он, — ты просишь у меня прощения. Ты уверена, что с тобой все в порядке?

— Не раззадоривай меня, — глухо проговорила она, — я не в настроении.

Он засмеялся.

— Быть женщиной — это не подарок судьбы, не так ли? Просто ты не в том веке родилась.

Глава пятнадцатая

На следующий день она чувствовала себя так, словно выздоравливала после очень тяжелого гриппа. Она стала невероятно стыдливой с Ласло и почти не могла смотреть ему в глаза. Большую часть дня она проспала на солнце. Вечером, умиляясь до слез, глядела по телевизору постановку «Король и я». К тому же она испытала совершенно неуместное раздражение, когда Ангора позвонила Ласло из Франции, где находилась на съемках фильма, а он во время разговора перенес аппарат в другую комнату.

На следующий день они вернулись в Лондон. Ей надо было начинать репетиции «Чайки». Три дня спустя она сидела у парикмахера в мрачном настроении, потому что Ласло за все это время даже не удосужился позвонить ей и спросить, как дела.

Бернард, ее парикмахер, взял прядь ее волос.

— Это ты, душа моя, немного ошиблась. Розовая краска на солнце стала зеленой.

— Слушай, — сердито сказала Белла, — я решила вернуться к своему естественному цвету.

Бернард был потрясен.

— А какой он у тебя?

— Мышино-серый. Довольно приятный.

— Но, дорогая, ты с ума сошла. Ты уже несколько лет как блондинка. Тебя ведь никто не узнает. Я разрушу твой образ.

— В следующей пьесе я буду играть девушку очень мышиного вида.

Увы, никакая женщина не может быть авторитетом для своего парикмахера. Бернард лукаво усмехнулся.

— Что ты мне рассказываешь, дорогая? Ты встретила приятного и откровенного типа, которому, по твоим наблюдениям, не нравятся крашеные волосы.

— Чепуха, — сердито заявила Белла и мучительно покраснела.

Жара все усиливалась. Ей предстояло репетировать всю вторую половину дня. В театре стояла невозможная духота. Она уже как следует принялась за свою роль, как произошло нечто такое, от чего она никак не могла сосредоточиться. Через пять минут она вернулась в гримерную.

— Скажи, в чем дело? — обеспокоенно спросила Рози Хэссел. — Все так хорошо шло.

— Это Джонни виноват, — взорвалась Белла, глядя в упор на красивого блондина, игравшего Константина, который стоял, облокотившись о ее гримерный стол. — Ты не видела, как он прокрался на сцену и выпустил эту жабу? Он знает, как я боюсь жаб.

Джонни засмеялся.

— Белла, мой ангел, ведь эта сцена — на берегу озера. Там все должно кишеть лягушками, жабами и прочими тварями. Я просто попытался внести в действие немного реализма.

— Ничего подобного, — закричала Белла. — Ты хотел до смерти меня напугать.

— Ну хорошо, — Джонни пожал плечами, — Если уж ты так возражаешь…

— Да, возражаю.

В дверях появился нахмуренный Роджер Филд. Когда два ведущих актера выкрикивают друг другу оскорбления, — это зрелище не из самых приятных. Но Белла уже разошлась.

— Я сообщу об этом в профсоюз, и тебя вышвырнут! — кричала она.

— Хватит, Белла, — сказал Роджер, — тебя слышно всему театру.

— А мне наплевать, — заорала Белла. — Ты знаешь, что он сделал? Он подложил жабу…

— Хорошо, возьми эту жабу, Джонни, и брось ее обратно в Темзу или откуда там ты ее взял. С тобой я потом поговорю.

Осклабившись, Джонни вышел из комнаты.

— Я тебя убью, убью, убью тебя! — прокричала ему вслед Белла.

— Хватит орать как базарная торговка, — сказал Роджер. — К тебе пришли.

— Не хочу никого видеть, — отрезала Белла. — Я хочу, чтобы ты запретил этому жуткому типу впредь подкладывать жаб в… — Крик ее сошел на нет, потому что в дверях возник Ласло.

— Оставляю ее тебе, — сказал Роджер, — надеюсь, тебе удастся ее успокоить.