Майлз Уоллингфорд
ModernLib.Net / Исторические приключения / Купер Джеймс Фенимор / Майлз Уоллингфорд - Чтение
(стр. 19)
Автор:
|
Купер Джеймс Фенимор |
Жанр:
|
Исторические приключения |
-
Читать книгу полностью
(982 Кб)
- Скачать в формате fb2
(419 Кб)
- Скачать в формате doc
(388 Кб)
- Скачать в формате txt
(375 Кб)
- Скачать в формате html
(417 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33
|
|
Больше двух часов сражающиеся устраняли повреждения. «Желанная» и «Олень» отошли больше чем на милю к востоку от англичан, и последние, едва избавившись от обломков, пустились за ними, но под малыми парусами. Во время передышки «Черный принц» даже успел поставить три запасных стеньги и теперь готовился водрузить на них паруса. На «Быстром» работали не столь энергично или не столь искусно, однако тоже не сидели сложа руки. Англичане стремительно пошли на неприятеля. На этот раз месье Менневаль весьма своевременно спустился под ветер, ретируясь, и с обоих кораблей открыл огонь по своим противникам, которых отделяло от него около полумили. Последствия столь ловкого маневра обнаружились незамедлительно. В самом деле — можно ли не обстрелять неприятеля, который идет на вас носом вперед? Макдоноу выиграл битву на озере Шамплейнnote 122 потому, что сумел воспользоваться таким благоприятным случаем; а французы под Абукиром не сумели и потому потерпели поражение; хотя Нельсон, возможно, поборол бы их в любом случае; воля к победе, которая двигала им, перевесила бы любое мелкое тактическое преимущество.
Снаряды французов попали в цель. Как трактовалось впоследствии в официальном докладе, мачты на «Черном принце» получили серьезные повреждения, и уж затем слетели вновь установленные стеньги; получив следующий залп, посыпался весь рангоут, пока от него уже не осталось ничего, кроме трех обломков мачт, самый крупный из которых возвышался над палубой менее чем на двадцать футов. Сэр Хотэм Уорд оказался теперь в отчаяннейшем положении — его корабль не мог сдвинуться ни на фут, разве только дрейфовать, пока не обрубят всю оснастку. Сухопутному жителю может показаться, что обрубить топором канаты и освободить судно от бремени и опасности падения рангоута весьма несложно, но моряку известно, что эта часть морской практики порой требует наибольшего тщания и усердия. Океан беспрестанно волнуется; и судно, которое не приведено в равновесие действием парусов, нередко качает так, что трудно бывает даже удержаться на ногах, причем фрегаты и линейные корабли при подобных обстоятельствах часто доставляют морякам больше хлопот, нежели мелкие суда.
Счастливый случай все же помог англичанам. Французы так сосредоточенно сносили мачты у «Черного принца», что не обратили внимания на «Быстрого»; тот прошел поблизости от наветренного борта конвойного корабля, никем не замеченный, целый и невредимый. Так как «французы» все время находились под ветром у «Черного принца», это позволило «Быстрому» выйти за пределы досягаемости их орудий, а затем спуститься под ветер. Едва завершив сей маневр, он устремился вслед за неприятелем, поставив вдвое больше парусов, чем у того. Менее чем через полчаса он конечно же вошел в соприкосновение с «Оленем», стал к ветру у его борта и открыл мощный огонь. Все это время «Черный принц» как бревно лежал на поверхности воды, пытаясь избавиться от обломков, между тем бой медленно отходил от него под ветер. Люди трудились на нем подобно муравьям, и мы даже слышали их радостные возгласы, когда корпус судна освободился из пут мачт, реев, парусов и такелажа, под которыми он оказался. Тотчас со шпринта спустили только что привязанный шпринтовый парус и поставили брамсель на тонком рангоутном дереве, которое было кое-как прилажено к обломку грот-мачты, выше остальных поднимавшемуся над палубой.
Так как бой, словно шквал, проходил у нас под ветром, мы с Марблом решили забрать ветер в паруса и последовать за сражающимися, тем более что это совпадало с нашим курсом. Однако сначала нужно было выйти за пределы досягаемости выстрелов; мы привели «Рассвет» к ветру, повернув к востоку, и стали держаться за «Черным принцем». Мы, разумеется, не торопились, ведь теперь мы могли делать шесть футов против его одного.
Взяв нужный курс, мы прошли мимо обломков мачт английского фрегата. Они покачивались на волнах и вместе с ними труп запутавшегося в снастях человека, которого море временами равнодушно выбрасывало на поверхность. Бедняга, наверное, упал в воду вместе с мачтой и захлебнулся, не дождавшись помощи. Когда враг бежит, военные моряки не слишком заботятся о том, чтобы подбирать тела своих погибших.
Я не решился идти в кильватер за «англичанином», и мы то подходили к нему, то поворачивали вспять, стараясь держать дистанцию хотя бы в милю. Все это время «Быстрый» бил по борту «Оленя», и тот, совершенно искалеченный, уже не мог идти в бейдевинд; месье Менневаль между тем беспрепятственно отошел в подветренную сторону — он добился некоторого преимущества в отношении скорости и не хотел потерять его, снова попав под обстрел. Храбрости этому офицеру было не занимать, но французы настолько привыкли к поражению в морских стычках с англичанами, что, подобно некоторым другим нациям на континенте, они стали считать победу немыслимой. «Олень» доблестно сражался. Несмотря на понесенные им потери, этот корабль держался до тех пор, пока «Черный принц» с близкого расстояния не дал бортовой залп по левому его борту, в то время как «Быстрый» очень умело пристроился с правого борта, почти безвозбранно обрушивая на него град выстрелов. Обнаружив, что ему одному придется вести бой с двумя кораблями, изувеченный «Олень» принужден был сдаться.
На этом бой закончился. «Желанная» по-прежнему шла в подветренную сторону, правда, как я узнал после, на следующее утро ее захватило английское двухдечное судно, направлявшееся в порт приписки, и она сдалась без сопротивления.
Читателю, вероятно, будет небезынтересно узнать, каково было нам, на «Рассвете», в те пять часов, что минули с первого до последнего выстрела, о чем мы толковали между собой и как поступили после того, как был решен исход боя. Последнее он в свое время узнает, а что до первого, я не замедлю с рассказом. Нелегко было бы найти других четырех человек, столь беспристрастных в отношении к обеим воюющим сторонам, как мы, бывшие тогда на «Рассвете». Когда-то я питал симпатии к Англии, как и все образованные американцы моего времени — по крайней мере до войны 1812 года. Но когда я покинул арену внутригосударственных политических дискуссий и стал сам наблюдать жизнь, вместо того чтобы принимать на веру панегирики и софизмы всевозможных газет, мои воззрения совершенно переменились. Англия тогда значила для меня не больше, чем любая другая нация; однако я не был сторонником и французской политики и вообще не увлекался никакими чужестранными политическими теориями. Можно ' сказать, что я родился федералистом, но благодаря этой перемене во взглядах я, достигнув совершеннолетия, никогда не отдавал голоса за федералистов.
Марбл испытывал сильную неприязнь к Англии еще со времен Войны за независимость. Вместе с тем он перенял широко распространенное среди людей его класса презрение к французам, и я должен признать, что он бурно радовался, наблюдая за тем, как противники бьют друг друга. Если бы мы подошли ближе, вид ужасных ранений, которые получают люди в морских сражениях, несомненно, внушил бы ему иные чувства, а так он видел только, как английские и французские корабли разносят друг друга в щепки. В разгар боя он заметил:
— Вот бы сюда, в эту потасовку, мосье Галуа и его чертов люггер, Майлз, тогда моя душа была бы довольна. Я бы потешался, глядя, как корвет и «Шалун» выцарапывают друг другу глаза, точно две торговки рыбой, у которых вся брань вышла.
Наб и Диоген наблюдали за происходящим примерно так же, как римские императоры некогда взирали на кровавые бои гладиаторов. Они хохотали, кричали «ату! » или в восторге трясли головами, когда полдюжины пушек палили одновременно; чем громче палили пушки, тем больше ликовали негры. Однако чувства их наилучшим образом покажет разговор между этими двумя детьми Африки, который я невольно услышал.
— Кто ты думать победить, Наб? — спрашивал Диоген, оскалив все свои белоснежные зубы.
— Я думать, они оба ловко драться, — отвечал мой товарищ. — Смотри, «Быстрый» как бойко идти!
— Я хотеть, Наб, чтоб они подойти ну чуть-чуть поближе. А то, глянь, ядра лететь мимо.
— Это, кок, всегда так бывать, когда бой. Бамс! Во как всыпать Джону Буллю горячих!
— Небось он больше не хотеть вербовать еще матросы. А, Наб?
— А теперь, смотри, они французу дать жизни! Ух! Вон окна каюты вдребезги!
— А нам-то что, Наб? Пусть они даже съесть друг друга с потрохами, нам ни холодно, ни жарко.
Тут оба зрителя громко расхохотались, хлопая в ладоши и раскачиваясь всем телом, как будто все происходящее было отменной забавой. Диоген пришел в такой восторг, когда рухнули мачты «Черного принца», что даже пустился в пляс, а Наб наблюдал за его ужимками с какой-то добродушной симпатией. Ей-богу, в человеке есть что-то от дикого зверя, и всякое зрелище, каким бы жестоким и кровавым оно ни было, тешит и забавляет его. Когда казнят преступника, всегда находятся тысячи людей обоего пола и любого возраста, готовых наблюдать за агонией ближнего; и хотя посреди омерзительного действа этих любопытных порой охватывает тягостное чувство, они никогда не отведут глаз, пока не насладятся вполне ужасным и отвратительным спектаклем.
Надобно сказать немного о нашем знакомце, месье Галуа.
В тот момент, когда «Черный принц» лишился своих мачт, я увидел его далеко на ветре, идущего к берегу и под всеми парусами, которые мог нести его люггер. «Англичанин» все еще шел за ним по пятам, и Марбл спустя недолгое время обратил на него мое внимание, указав на дым, который поднимался над корветом. Дистанция была велика, а пушки легки, так что мы не слышали звуков выстрелов, но дым все поднимался, пока оба судна не скрылись из виду, сделав галс к юго-западу. Впоследствии я узнал, что люггер все-таки ускользнул. Корвет сильно теснил его и наверняка захватил бы, если бы английское судно не спустило грот-брам-стеньгу, стремясь поскорее пришвартоваться к борту «француза». Единственно сему случаю обязан капитан люггера своим избавлением. Надеюсь, месье Галуа и месье Легро радостно бросились в объятия друг друга.
ГЛАВА XIX
И этот свет, так горячо желанный,
Волненье усмирил; мы увидали,
Что вдалеке плывут два корабля:
Один был из Коринфа, а другой —
Из Эпидавра. Не успели к нам
Они подплыть… Позволь не продолжать!
Конец рассказа можно угадать.
Шекспир. Комедия ошибокnote 123
Нам пришло время уходить. Из всех кораблей под ветром — «Быстрый» — судно, которого нам следовало более всего опасаться, было искалечено менее прочих и могло причинить нам неприятности. Сначала мы бы, конечно, оторвались от него, но разве «Рассвет» мог состязаться с военным кораблем? Вскоре тот догнал бы и одолел нас. Я подозвал помощника, и мы отошли на корму посоветоваться.
— Не стоит нам оставаться здесь, Мозес, — начал я, — англичане — хозяева положения; офицеры с «Быстрого», вне всякого сомнения, узнали нас, и он припустит за нами, как только оправится от ран.
— А я думаю, Майлз, у нас в запасе есть несколько часов. К тому же на борту у него наша команда, хорошо бы хоть кого-нибудь из наших вызволить. Эх, будь у нас шлюпка, я бы подошел к ним с белым флагом, глядишь и договорились бы.
Я посмеялся над самомнением Марбла и сказал, что лучше ему ничего не предпринимать. По моим подсчетам, «англичанину» понадобилось бы четыре часа, чтобы более или менее сносно подготовить судно к плаванию, если он все же решится преследовать нас. Если же «Быстрый» не станет спешить, то работа растянется на целые сутки.
— Может, ему захочется погнаться за тем «французом», что явно направляется в Брест, — добавил я, — а в таком случае нам нечего опасаться… Боже мой, они дали залп! Ядро летит в нашу сторону, смотри, Мозес, рикошетом по воде, почти по прямой от фрегата к нам. Вот, вот оно!
В самом деле, «Быстрый» стал к нам носом и неожиданно выпустил в нас снаряд, на который я указал Марблу и который теперь отскакивал от волн, а потом канул в воду примерно в ста ярдах от «Рассвета».
— Ого-го-го! — вскричал Марбл, наведя свою подзорную трубу на фрегаты. — Что творится, Майлз, тут сам черт ногу сломит. Одна шлюпка на всех парах идет сюда, ей-богу, а за ней другая. Они метили в ту шлюпку, которая впереди, а не в наг.
Я опустил свою трубу пониже. Так и есть — маленькая шлюпка шла прямиком на нас, удаляясь от фрегата на ветер; люди в ней изо всех сил налегали на весла. В этой шлюпке было семь моряков — шесть на веслах и один у руля. Меня вдруг осенила догадка. Это были люди с «Рассвета» во главе со вторым помощником, которые воспользовались тем, что одна из шлюпок с «Быстрого» плавала пустая, и в наступившей после боя неразберихе удрали в ней. Как я уже говорил, «Черный принц» захватил приз, и теперь шлюпка и катер, следовавший за ней по пятам, казалось, шел от «француза». Я тотчас поделился с Марблом своими предположениями, и он с радостью ухватился за эту мысль: такой поворот дела показался ему возможным и естественным.
— Это наши ребята, Майлз! — воскликнул он. — Нужно поймать ветер в паруса и пойти им навстречу!
Мы, конечно, могли сократить дистанцию, которую нужно было пройти беглецам, став по ветру и идя навстречу шлюпке. Однако, поступив так, мы оказались бы в пределах досягаемости английских ядер — а только что случившееся неопровержимо доказывало, что мы находимся у самого края этих пределов. Я никогда не видел, чтобы людей охватывало такое воодушевление, какое испытывали мы четверо на «Рассвете». Мы конечно же немедля наполнили ветром паруса, ведь само по себе это не могло причинить нам вреда; а пользу могло принести немалую. Я ни на мгновение не допускал, что это англичане послали шлюпки за нами, поскольку при благоприятном для нас ветре «Рассвету» не стоило труда за какой-нибудь час оставить их далеко позади.
С каждой минутой моя догадка подтверждалась. Было отчетливо видно, как экипажи обеих шлюпок лезли из кожи вон: ни преследователи, ни преследуемые не щадили своих сил. Однако фрегат больше не мог стрелять, поскольку шлюпки уже поравнялись друг с другом и снаряд мог поразить как ту, так и другую.
Я должен заметить, что, вступая в бой, большие суда обыкновенно спускают на воду одну или две шлюпки, когда океан им благоприятствует, и что в морских сражениях шлюпки, находящиеся на борту, большей частью получают те или иные повреждения. Часто случается, что после боя на фрегате остаются только одна-две пригодные для плавания шлюпки, нередко лишь та, которую он предусмотрительно спустил на воду перед боем. Вероятно, именно по этой причине беглецов теперь преследовала одна-единственная шлюпка. К тому же погоня не могла длиться долго, и после того, как первые две-три решающие минуты были упущены, англичане не сочли нужным посылать в погоню вторую шлюпку, даже если бы таковая нашлась.
«Рассвет» показал свой флаг в знак того, что мы заметили наших бедных товарищей, выбивающихся из сил, а затем пошел в фордевинд, забрал ветер в грот-марсель и взял курс на беглецов. Боже мой! Как повернулся грота-рей, а ведь у брасов было только три человека! Каждый из нас тянул снасти и работал как исполин. Мы так хотели вернуть товарищей — не только ради них самих, — нам нужны были руки! При нашем теперешнем составе нельзя было считать, что судно застраховано от неприятностей; а будь у нас еще семь человек, наших матросов с «Рассвета», которые употребляли все усилия, чтобы догнать нас, мы бы тотчас смогли повести судно прямо в Гамбург.
Наш старый корабль прекрасно слушался руля. У штурвала стоял Наб, кок был на баке, а мы с Марблом распутывали канаты, готовясь бросить их беглецам, как только они подойдут достаточно близко, чтобы поймать их. Мы приблизились к шлюпке, и вовремя, ибо посланный ей вслед катер, который шел на десяти веслах и был полностью укомплектован людьми, быстро настигал беглецов. Как мы узнали после, когда наши матросы торопились отчалить, шлюпка получила сильный удар волны, и теперь они с великим трудом продвигались вперед из-за доброго бочонка воды, которая плескалась на дне их суденышка, делая его тяжелым и неостойчивым.
Мы с напряженным интересом ждали исхода этой борьбы; наши переживания во время сражения не шли ни в какое сравнение с тем, что мы испытывали теперь. Я видел, как все тело Марбла ходило, как у гребца в шлюпке при каждом рывке весел, будто этим он мог помочь товарищам. Диоген что-то выкрикивал, призывая наших матросов грести изо всех сил, хотя нас разделяло пока больше мили. Шлюпки беспрестанно вздымались и опускались на волне, и оттого я не мог как следует вести наблюдение; все же в мою подзорную трубу я разглядел лицо второго помощника, сидевшего на корме: он правил одной рукой, а другой вычерпывал воду из шлюпки. Мы замахали шапками в надежде, что нас заметят, но ответного сигнала не получили — дистанция была еще слишком велика.
В ту минуту меня нисколько не тревожили английские пушки, хотя мы шли прямо на них. Шлюпка — нашей целью была шлюпка! Именно к ней мы вели наше судно, насколько позволяло волнение. Дул свежий благоприятный ветер, и, что было для нас особенно важно, дул ровно. Мне казалось, что судно не движется, хотя мы подходили к шлюпке на порядочной скорости. Но тревога заступила место здравомыслия, и все мы более охотно прислушивались к своим ощущениям, нежели к тому, что видели вокруг себя.
Причин для беспокойства было предостаточно; катер, который гнался за нашей шлюпкой, определенно бороздил волны быстрее ее. На катере сидела постоянная его команда — люди, привыкшие грести вместе, он был крупнее и имел десять весел против наших шести; у меня нет сомнений, что даже в обычном состязании катер «Черного принца» обошел бы соперника со значительным преимуществом, что уж говорить о беспокойном море, на котором происходила эта гонка. К тому же шлюпка с нашими на десятую часть была заполнена водой: спасение казалось почти невероятным.
В ту минуту мы, конечно, знали только то, что видели, а видели мы, как быстро преследователи настигали беглецов. Я стал серьезно опасаться за исход погони, и мое беспокойство возросло еще больше, когда катер спустя некоторое время подошел так близко, что я смог при помощи подзорной трубы разглядеть дула нескольких мушкетов, выглядывавших из-за кормовых шкотов. Если бы ему удалось еще больше сократить дистанцию и офицер на нем приказал открыть огонь, все было бы кончено, ибо мы даже не надеялись, что наши товарищи вооружены.
Близилась развязка. Марбл и Диоген выбрали грот-брамшкоты, поставили парус, и «Рассвет» еще быстрее понесся к шлюпке. Он уже подходил к беглецам, так что необходимо было приводить судно к ветру. Мы развернули корабль носом к западу, при этом не дотронувшись до брасов, и обезветрили все прямые паруса. Тем самым мы убавили ход судна, дабы беглецы могли к нему пришвартоваться.
Напряжение нарастало. Наши люди были уже так близко, что мы могли узнать их невооруженным глазом; посмотрев же в подзорную трубу, я прочел сильную тревогу на лице моего второго помощника. С каждым мгновением англичане настигали их и вскоре оказались гораздо ближе к преследуемым, чем те — к «Рассвету». Я только теперь догадался об истинном положении вещей, увидев, как тяжело движется небольшая шлюпка и как второй помощник своей шапкой беспрерывно вычерпывает из нее воду. Марбл принес мушкеты, оставленные каперами, и принялся менять запалы. Он хотел сразу же открыть огонь по шлюпке преследователей — она уже подошла на ружейный выстрел, но я считал это незаконным. Я обещал прибегнуть к стрельбе, если англичане попытаются взять шлюпку на абордаж, но стрелять раньше времени не решался.
Шлюпки подходили все ближе и ближе, охотник неуклонно настигал жертву, и вот «Черный принц» и «Быстрый» дали по залпу. Мы были в миле от трех фрегатов, однако это расстояние скорее увеличивалось, нежели сокращалось, поскольку их сносило под ветер; мы же держали чуть-чуть на ветер, немного обрасопив реи и отпустив ликтросы. Наб вел судно словно лоцманский бот. Он следил за шлюпками и за парусами — знал, что от нас требуется и что нужно для этого сделать. Я никогда не видел, чтобы он так бережно прикасался к штурвалу и так искусно управлял рулем. «Рассвет» значительно убавил ход и шел параллельно курсу шлюпки, чтобы беглецам было удобно подойти к нему.
Вдруг офицер с катера «Черного принца» выстрелил в шлюпку «Быстрого», и один из наших товарищей внезапно выронил весло. Его ранило. Я видел, как бедняга схватился здоровой рукой за раненую, значит, ее свело от боли. Второй помощник тотчас поменялся с ним местами, схватил его весло и заработал им с удвоенной силой. Прогремели выстрелы из трех мушкетов, но как будто никого больше не задело. Все же шлюпка беглецов потеряла скорость из-за заминки, между тем как их преследователи неотвратимо приближались. От наших товарищей нас отделяло сто пятьдесят ярдов, а от англичан еще двадцать. Почему последние теперь не стреляли, я, честно говоря, не знаю, но полагаю, все их мушкеты были разряжены, гонка была теперь слишком напряженной, и офицеру некогда было перезарядить их. А может быть, он не хотел без нужды убивать, ведь случай, похоже, и так благоприятствовал ему.
Я приказал Марблу стоять наготове со швартовым концом. Судно неуклонно сближалось со шлюпкой, и нельзя было терять ни минуты. Я крикнул своему второму помощнику, чтобы он не сдавался, и он откликнулся утвердительным восклицанием. «Ура» англичан мы, на судне, не оставили без ответа.
— В шлюпке, изготовиться к принятию швартова! — громко приказал я. — Бросай, Мозес, бросай!
Марбл швырнул конец, привязанный к вант-путинсам, его поймали, и движением руки я приказал Набу придержать судно, пока мы не натянем паруса. Он так и сделал, и грохот гитов-талей возвестил о том, что Диоген тянет грота-галс изо всех своих исполинских сил. Парус раскрылся, мы с Мозесом выбрали шкоты, и судно ощутило мощное действие этого широкого полотнища. Тут из шлюпки донеслись радостные возгласы. Вспрыгнув на гакаборт, я увидел, что все люди встали и, размахивая шапками, глядят на катер преследователей, который шел в ста футах от них и тщетно пытался настигнуть шлюпку, нос которой почти тонул в воде под действием нашей тяги. Офицер призвал матросов с новой силой навалиться на весла и стал заряжать мушкет. Вдруг буксирный трос сорвался с банки шлюпки, и мы отскочили футов на сто вместе со следующей волной. Наши даже не успели снова рассесться по своим местам, как англичане взяли их на абордаж. Всякое преимущество, которого мы добились, было утрачено; и, чуть-чуть не обретя лучших наших матросов, мы вчетвером снова остались посреди океана одни управляться с «Рассветом»!
Английский лейтенант хорошо знал свое дело, и, когда перед ним замаячила возможность опять захватить приз, он не преминул воспользоваться ею. Ветер несколько затих, и он решил, что стоит рискнуть. Забрав из шлюпки «Быстрого» все весла, он бросился вслед за нами. Он стал настигать нас, да я и не противился этому — я сам хотел поговорить с ним. Грота и фока-шкоты были притравлены, Наб получил приказ еще подобрать марсели. С нашей помощью англичане вскоре оказались в пятидесяти ярдах от нас, напрягая все силы, чтобы подойти еще ближе. Офицер навел на меня мушкет и приказал остановиться. Тогда я спрыгнул вниз и, укрывшись по плечи за фальшбортом судна, навел на него один из французских мушкетов и предупредил, чтобы он не приближался.
— Что вы сделали с призовой командой, которую недавно прислали к вам на борт с «Быстрого»? — прокричал лейтенант.
— Пустили по течению, — отвечал я. — У нас побывали всякие призовые команды и больше нам не нужно.
— Остановитесь, сэр, а не то с вами поступят как с пиратом.
— Валяйте, — загремел Марбл, который больше не мог молчать, — только сначала словите этого пирата. Стреляйте, если вам жить надоело. Небось проклятые французы раскокали все ваши бутылки с грогом!
Это было неблагородно и неблагоразумно, и я приказал своему помощнику умолкнуть. Доброжелательным тоном я осведомился об именах участников недавнего боя и о потерях сторон; но мой вопрос показался английскому офицеру слишком дерзким и остался без ответа. Открыть огонь он, однако, не решился; увидев, что мы вооружены, и, наверное, уразумев, что ему не удастся с легкостью взять нас на абордаж, даже если он сцепится борт о борт с «Рассветом», он прекратил преследование и возвратился к захваченной шлюпке. Мы снова стали по ветру, поставили паруса и, разрезая волну, помчались на скорости семь узлов.
Фрегаты больше не стреляли по нам после тех залпов. Почему, я, право, не знаю, но тогда мне казалось, что у них хватает дел помимо погони за иллюзиями — захватить мое судно они не могли, даже если бы им удалось повредить одну-две мачты.
Велико было разочарование, которое принесли нам недавние происшествия этого полного событий дня. Марбл сыпал ругательствами; никакими увещеваниями я не мог отучить его от этой привычки, особенно когда он сердился. Диоген злобно скалил зубы и грозил кулаком шлюпке; Наб же то принимался хохотать, то чуть не плакал — верный признак того, что он был сильно взволнован.
И во мне бушевали разные чувства, но, в отличие от моих товарищей, мне удавалось сдерживать их. Я видел, что теперь нужно уйти отсюда и принять решительные меры к сохранению моего судна и имущества. Фрегатов не приходилось опасаться, если, конечно, не наступит штиль. В последнем случае англичане могли бы взять нас на абордаж с помощью шлюпок, которые они, потрудившись над ними часа два, вероятно, смогли бы опять пустить в ход. Но я не собирался оставаться на месте, напротив, я хотел воспользоваться благоприятным ветром.
Паруса были установлены наивыгоднейшим образом, и судно направилось на северо-запад курсом, который пролегал мимо трех военных кораблей, но на достаточном расстоянии от их пушек. Как только «Рассвет», набрав хорошую скорость, лег на намеченный курс, я знаком подозвал Марбла к штурвалу — на час-другой я брал на себя обязанности рулевого, иными словами, занимался тем, что в отрочестве, когда ходил по Гудзону, считал не только обязанностью, но и удовольствием для каждого капитана. Разве мог я знать, пока практика не преподала мне урок, что из всех обязанностей, которые выполняет матрос на борту судна, его смена у штурвала — самая неприятная, если не считать уборки кливера в непогоду.
— Итак, Мозес, — начал я, — стычка закончилась, перед нами вновь Атлантический океан со всеми портами Европы — выбирай любой; у нас есть капитан, один помощник, кок и один матрос, можем вести судно куда нам заблагорассудится.
— Экая незадача! Я верил в наших ребят, пока этот лейтенант не выстрелил из своего мушкета, как верю, что при благоприятном ветре могу стать на якорь в подходящем месте. Нет слов, Майлз, какая досада меня взяла, когда я увидел, что они отстали. Со мной было такое, когда я вдруг понял, что я всего-навсего паршивый отшельник, а я-то воображал себя губернатором и первым лордом адмиралтейства на своем острове.
— Делать нечего, мы должны принимать вещи такими, какие они есть. Нужно решить, куда направить судно. Если мы отважимся войти в Английский канал, тамошние ребята, как прослышат, будто янки, на борт которого они высадили призовую команду, избавился от нее и идет себе своим курсом, не дадут нам проходу; тут же соберется с полсотни крейсеров. Какая-нибудь неделя — и слух разойдется по всему Ла-Маншу, тогда мы едва ли сможем войти в Дуврский пролив; да и эти молодцы скоро починятся и снова возьмутся за нас. «Быстрый» все-таки еще не полная развалина.
— Ну да, ну да. Какая у тебя удивительная способность, Майлз, — скажешь всего пару слов, а так проберет от твоих речей! Я все понимаю, и я с тобой согласен. Но мне пришла в голову одна мысль; ты ее обдумай, а потом поступай как тебе заблагорассудится. Что, если вместо того, чтобы идти на восток от островов Силли, повернуть на запад и взять курс на Ирландский пролив?note 124 Вести про нас туда не доползут — покамест, — а вдруг нам попадется какой-нибудь «американец», который идет в Ливерпуль? На худой конец мы можем пройти между Ирландией и Шотландией, обогнуть мыс Ратnote 125 и идти в порт назначения. Я понимаю, этот путь долгий, в иное время года тяжелый, но в разгар лета по нему спокойно можно пройти.
— Мне нравится твой замысел, Марбл, и я готов осуществить его в меру своих сил. Однако, если нам на пути не встретится какое-нибудь рыболовное или каботажное судно, которое захочет за двойную плату одолжить нам одного-двух матросов, нам придется тяжко.
— Тут, Майлз, не все так просто; из-за войны нынче настали горячие деньки. Англичане не решаются ходить у противоположного берега; а у английских берегов хороших матросов, думаю, теперь не сыщешь, разве только под флагом адмиралтейства.
— Один-два матроса, которые могут управлять рулем, нас бы сильно выручили, Мозес, даже если их не пошлешь на реи. Зови-ка Наба к штурвалу, а мы пойдем посмотрим на карту и проложим наш курс.
На том и порешили. Спустя полчаса «Рассвет» уже шел к западному побережью Англии под всеми парусами, какие он мог нести при такой малочисленной команде. Через два часа мы удалились от фрегатов настолько, что они исчезли за горизонтом и мы потеряли их из виду. Погода не ухудшалась, ветер дул ровный и свежий, и «Рассвет» шел прекрасно. Мы начали свыкаться с нашим положением и уже находили его не столь тяжелым, как ожидали. Ветер был благоприятный, и в нас крепли надежды прибыть в порт без дальнейших происшествий, хотя мы втрое удлинили наш путь, положив обойти Британские острова, вместо того чтобы следовать прямиком в Английский канал. Однако, чтобы добраться на север хотя бы до Лендс-Энда, нужно было идти целые сутки, и я решил довериться судьбе. Если бы ветер переменился, мы в любой момент могли выйти на прямой путь, кроме того, я подумывал, не лучше ли смело подойти к побережью Англии и сделать вид, будто мы направляемся в Лондон. Конечно, это таило в себе опасность, так как «Быстрый» мог рассказать там всю историю с нами, а тогда нас стали бы подстерегать; но ведь были и равные шансы на то, что никто не узнает о нас в течение недели. Все-таки я опережал «Быстрого» на двое суток, и это уменьшало вероятность нашего разоблачения.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33
|
|