ГЛАВА IX

Наш долг как правдивых летописцев событий, отраженных в этой непритязательной легенде, не скрывать любые обстоятельства, которые могут пролить необходимый свет на ее перипетии, и любое мнение, которое может способствовать лучшему знакомству читателя с характерами действующих лиц. Чтобы это обязательство могло быть исполнено достаточно внятно и точно, необходимо теперь же сделать короткое отступление от непосредственного развития повествования.

Из уже сказанного читатель понял, что Хиткоуты жили в такие времена и в такой стране, где властвовали весьма радикальные и своеобразные религиозные догмы. В эпоху, когда с уверенностью ожидали и публично заявляли о зримых проявлениях благости Провидения не только в отношении духовных, но и мирских даров, вовсе не удивительно, что полагали, будто более зловещие силы осуществляют свое влияние таким образом, который в какой-то степени противоречит опыту нашего века. Поскольку, однако, у нас нет никакого желания сделать эти страницы рупором теологической или метафизической полемики, то мы с осмотрительностью будем рассказывать о некоторых важных событиях, как утверждает большинство писателей, современников этих фактов, имевших место в поселениях колонистов Новой Англии в описываемый нами период. Достаточно известно, что тогда верили, будто искусство колдовства и другое, еще более дьявольское и прямое по происхождению, расцвело в этой части света столь сильно, словно отвечая прямо небрежению, с каким относились к большинству других жизненных занятий.

Так много серьезных и уважаемых авторитетов доказывали существование этих пагубных влияний, что требуется перо гораздо более твердое, чем наше, чтобы нападать на них без основательного мотива. «Люди поверхностные, — заявляет ученый и благочестивый Коттон Мезер65, доктор богословия и член Королевского общества66, — могут высмеивать эти вещи, но когда сотни самых рассудительных граждан в стране, унаследовавших, несомненно, ума не меньше, чем остальное человечество, знают, что это правда, то никто, кроме одержимых абсурдным и упрямым духом фарисейства, не может ставить это под вопрос». Мы не претендуем на скептическое отношение к такому серьезному и заслуживающему доверия авторитету. Мы представляем свидетельство такого писателя в качестве окончательного, хотя, поскольку его достоверность подчас, на наш взгляд, привязана к географическим границам и проистекает отчасти из национального характера, то, возможно, будет благоразумно отослать читателей, обитающих в другом полушарии, к английскому обычному праву по этому интересному предмету, как он умело изложен Киблом67 и одобрен двенадцатью судьями этого высокоцивилизованного и просвещенного острова. Со столь краткой ссылкой на столь серьезные авторитеты для поддержки того, что собираемся теперь предложить, мы вернемся к сути повествования в полной уверенности, что дальнейшие события прольют некоторый дополнительный свет на предмет такой большой и всеобщей важности.

Контент уважительно выждал, пока его отец усядется на свое место, а затем, видя, что почтенный Пуританин не намерен немедленно лично вмешаться в дело, приступил к допросу работника с серьезностью, которую с избытком оправдывала серьезность самого дела.

— Ты говорил о человеке, встреченном в лесу. Продолжи по существу разговора и расскажи нам, что это был за человек.

На прямо заданный вопрос Ибен Дадли приготовился дать полный и удовлетворительный ответ. Бросив сперва взгляд вокруг себя, чтобы охватить каждое исполненное любопытства и нетерпения лицо, и задержавшись немного дольше на отчасти заинтересованных, отчасти недоверчивых и слегка ироничных темных глазах, устремленных на него из дальнего угла комнаты, он начал нижеследующий рассказ:

— Вы все знаете, что когда мы добрались до вершины горы, то наш отряд разделился таким образом, чтобы каждый охотник прочесал свой участок леса, дабы ни один лось, олень или медведь не мог получить разумного шанса ускользнуть. Поскольку Рейбен Ринг крупного телосложения и, возможно, более быстроногий, чем другие, молодой капитан посчитал нужным приказать ему расположиться на одном конце линии, а человеку, не уступающему ему ни в скорости, ни в силе, сделать то же самое на другом. Не было ничего особенного и заслуживающего упоминания в том, что происходило на фланге, где я держался первые два часа, если не считать того, что я трижды натыкался на лабиринт хорошо утоптанных оленьих следов, которые всякий раз вели в никуда.

— Это приметы, обычные в лесах, и они не что иное, как многочисленные доказательства, что и животное увлекается упражнениями, как всякое другое игривое создание, если не угнетено голодом или опасностью, — спокойно заметил Контент.

— Я не пытаюсь придавать большое значение этим ложным следам, — подытожил Дадли, — но, короче говоря, вскоре после того, как я перестал слышать звук раковины, я поднял знатного самца из его логовища возле зарослей тсуги68 и не терял добычу из виду, пока охота не увела меня далеко в сторону глухомани, наверное, на расстояние лиги в две.

— И за все это время у тебя не было подходящей минуты, чтобы подстрелить зверя?

— Совсем ни одной. И даже если бы подвернулся такой случай, не осмелюсь утверждать, что моя рука была бы достаточно тверда, чтобы посягнуть на его жизнь.

— Что же такого было в олене, что охотник старался пощадить его?

— В олене было то, что может навести христианина на самые серьезные размышления.

— Говори более понятно насчет характера и вида зверя, — потребовал Контент, несколько менее спокойный, чем обычно, в то время как позы молодых людей и девушек выражали еще более сосредоточенное внимание.

Дадли подумал мгновение, а затем начал менее сбивчиво перечислять то, что он счел чудесами в своем рассказе:

— Перво-наперво, не было никаких следов ни туда, ни обратно от того места, где зверь устроил свое логово; во-вторых, когда я его поднял, он не встревожился, а резво прыгнул вперед, позаботившись оказаться вне досягаемости мушкета, но не скрываясь с моих глаз; и последнее — то, как он скрылся, достойно упоминания, как и все остальные его повадки.

— Так каким же образом ты потерял зверя?

— Я загнал его на гребень холма, где верный глаз и твердая рука могли наверняка поразить самца гораздо меньших размеров, когда… Приходилось ли вам слышать нечто такое, что может сойти за чудо в то время года, когда снег еще лежит на земле?

Слушатели с любопытством переглянулись, и каждый силился восстановить в памяти звук, который мог бы подтвердить рассказ, быстро приобретавший захватывающий интерес чего-то чудесного.

— Ты уверена, Чарити, что вой, послышавшийся из леса, был лаем побитого пса? — спросила одна из служанок Руфи у голубоглазой подруги, казалось, равно расположенной внести свою долю свидетельства в подкрепление любой волнующей легенды.

— Это могло быть и что-то другое. Хотя охотники ведь говорят, что побили щенка за строптивость.

— Было какое-то смутное эхо, похожее на грохот от упавшего дерева, — сказала раздумчиво Руфь. — Я, помню, спросила, не хищный ли то зверь вызвал общую пальбу из мушкетов, но отец посчитал, что это смерть подкосила тяжелый дуб.

— В какое время это примерно случилось?

— Это было на исходе дня, потому что в тот момент я вспомнила, как голодны те, кто промышлял среди холмов с самого рассвета. Это и был тот звук, что я имею в виду. Он шел не от падающего дерева, а разнесся в воздухе далеко над всем лесом. Если бы его услышал кто-то более сведущий в тайнах природы…

— Он бы сказал, что это гром, — прервала Фейс Ринг, которой, в отличие от остальных слушателей, качество, отраженное в ее имени69, было не очень свойственно. — Воистину Ибен Дадли сотворил чудеса на этой охоте. Он вернулся домой с громом в голове вместо жирного самца на плечах!

— Говори уважительно о том, чего не понимаешь, — произнес Марк Хиткоут сурово и веско. — Чудеса обнаруживают себя одинаково и для невежд, и для сведущих; и хотя суемудрые претенденты на философию утверждают, что противоборство стихий есть не более чем самоочищение природы, однако мы знаем от всех древних авторитетов, что в нем находят выражение другие проявления. Сатана может контролировать воздушные боеприпасы; он может «пустить в ход небесную артиллерию». Князь сил тьмы так же хорошо разбирается в химии, как и умеет делать aurum fulminans70, — утверждает один из самых мудрых писателей нашего времени.

Не нашлось никого настолько дерзкого, чтобы не согласиться с заявлением и тем паче с эрудицией, проявившей себя в речи Пуританина. Фейс была рада спрятаться среди группы девушек, испытывавших благоговейный страх, между тем как Контент после достаточно уважительной паузы пригласил лесного жителя, которого все еще переполняла самая важна часть его сообщения, продолжать.

— Пока мои глаза резонно искали молнию, что должна бы сопровождать гром, как положено в природе, олень исчез. А когда я взобрался на холм, чтобы держать добычу в виду, передо мной так неожиданно появился человек, поднимавшийся по его противоположному склону, что наши мушкеты едва не уперлись в грудь друг друга, прежде чем каждый успел заговорить.

— Что это был за человек?

— Насколько доступно человеческому суждению, он был похож на путника, который старается продраться сквозь глухой лес из низовых городов к отдаленным поселениям возле Залива. Но я считаю исключительным чудом то, что скачок оленя свел нас вместе на одной тропе таким необычным образом.

— А оленя ты видел после встречи?

— Сперва, второпях от неожиданности, мне, конечно, показалось, что зверь умчался по лесу в отдаленную чащу, но ведь известно, как легко то, что кажется вероятным, может привести человека к ложному выводу. Без сомнения, зверь сделал то, что ему было предписано исполнить, то есть исчезать то тут, то там таким манером, как я упомянул.

— Может, и так. А незнакомец — ты с ним разговаривал, прежде чем разойтись?

— Мы проговорили почти час. Он рассказал много удивительного о жизни людей близ океана. По свидетельству чужака, силы мрака проявили себя в провинциях ужасным образом. Бесчисленное количество верующих подверглось преследованию невидимками и здорово натерпелось мучений души и тела.

— Я был свидетелем удивительных примеров всего этого в свое время, — сказал Марк Хиткоут своим глубоким и впечатляющим голосом, нарушив испуганное молчание, наступившее вслед за сообщением о столь тяжком испытании для спокойствия Колонии. — Тот, с кем ты беседовал, касался деталей испытаний?

— Он также говорил о некоторых других знамениях, предвещающих, как полагают, близкие беды. Когда я упомянул о своей утомительной охоте и о звуке, раздавшемся в воздухе, он сказал, что это было бы сочтено чепухой в городах Залива, где гром и молнии натворили много зловредных вещей в прошлом году, ибо Сатана показал свою особую злобность, заставляя их причинять ущерб домам Господа.

— Давно были основания полагать, что паломничество истинно верующих в эти дикие места встретит жестокое противодействие тех завистливых натур, что, сами вскармливая зло, терпеть не могут трудов тех, кто старается следовать узкой тропой. Мы же отныне прибегнем к единственному оружию, которое нам позволено держать в руках в этом противоборстве, но которое, если обращаться с ним ревностно и умело, не преминет привести к победе.

Сказав это и не слушая дальше рассказ Ибена Дадли, старый Марк Хиткоут встал и, выпрямившись по обычаю людей своей секты, предался молитве. Серьезная и напуганная, но глубоко доверчивая община последовала его примеру. Губы Пуританина разомкнулись, готовясь произнести первые слова, когда низкая дрожащая нота, похожая на ту, что производит духовой инструмент, прозвучала снаружи и достигла места, где собралось семейство. Раковина висела наготове у задних ворот, чтобы ею мог воспользоваться член семейства, которого случай или работа задержат позже обычного часа, когда ворота запирали. Судя по тому, откуда исходила эта помеха и по ее характеру, у ворот явно стоял человек, претендующий, чтобы его впустили. Реакция аудитории была всеобщей и мгновенной. Несмотря на недавний диалог, молодые люди невольно стали искать свое оружие, а дрожащие женщины сгрудились вместе, подобно стаду трепещущих и пугливых олених.

— Это, несомненно, сигнал снаружи! — заметил наконец Контент, подождав, пока звук замер в углах здания. — Какой-нибудь охотник сбился с дороги и просит гостеприимства.

Ибен Дадли покачал головой, как человек, который не согласен. Но, схватив, как и все остальные юноши, свой мушкет, он стоял так же, как прочие, в нерешительности, в какую сторону направиться. Трудно сказать, как долго могла продолжаться эта нерешительность, если бы не последовали повторные сигналы. Человек снаружи оказался слишком нетерпеливым, чтобы терять много времени. Раковина снова протрубила, и с гораздо большим эффектом, чем прежде. Звук был продолжительнее, громче и смелее, чем тот, что в первый раз проник сквозь стены жилища, прозвучав в воздухе в полную силу и сочно, словно губы к раковине приложил человек, хорошо напрактиковавшийся в использовании инструмента.

Контент вряд ли бы осмелился не подчиниться приказу, исходящему от отца, даже если бы он не отвечал его собственным намерениям. Но тут же в голове его родилось необходимое решение, и он приготовился дать знак Дадли и Рейбену

Рингу следовать за собой, когда Пуританин приказал ему посмотреть, в чем дело. Подав знак остальному семейству оставаться на своих местах и вооружившись мушкетом, в тот день не раз опробованным с определенной целью, он направился к задним воротам, уже так часто упоминавшимся.

— Кто трубит у моих ворот? — вопросил Контент, когда он и его спутники достигли места под прикрытием низкой земляной насыпи, воздвигнутой специально ради контроля над входом. — Кто просит защиты у мирного семейства в этот ночной час?

— Человек, нуждающийся в том, о чем просит, иначе он не потревожил бы твой покой, — был ответ. — Открой задние ворота, мастер Хиткоут, без боязни; это брат по вере, живущий по тем же законам и молящий о благодеянии.

— Снаружи вправду христианин, — сказал Контент, спеша к задним воротам, которые он, не медля ни минуты, широко распахнул со словами: «Входи, во имя Господа, и добро пожаловать к тому, что мы можем предложить».

Высокий и судя по походке грузный человек, облаченный в одежду для верховой езды, поклонился в ответ на приветствие и тотчас прошел под низкой притолокой. Все взоры были пристально устремлены на незнакомца, который, одолев короткий подъем, остановился, пока молодые люди по приказанию своего хозяина тщательно и внимательно снова задвигали засовы ворот. Когда засовы и запоры были водворены на свои места, Контент присоединился к гостю и, сделав еще одну бесполезную попытку разглядеть его фигуру при слабом свете, падавшем от звезд, сказал в своей мягкой и спокойной манере:

— Ты, должно быть, сильно нуждаешься в тепле и пище. Расстояние от этой долины до ближайшего жилья изнурительно, и тот, кто его проделал в такое время, как это, вероятно, находится на пределе сил. Идем и воспользуйся тем, что мы можем предложить, так же свободно, как будто это твое.

Хотя незнакомец не проявил того нетерпения, какое, как, видимо, думал наследник Виш-Тон-Виша, человек в подобной ситуации имел все основания испытывать, приглашенный таким образом, он не стал медлить. Однако когда он шел вслед за хозяином, то шагал неторопливо и с достоинством, а раз или два, когда хозяин замедлил шаг, чтобы сделать мимоходом какое-нибудь замечание из вежливости, не выказывал особого рвения пускаться в извинения, которые выражали бы искреннюю благодарность человека, совершившего далекое путешествие в ненастное время года и по дороге, где ни жилье, ни безопасность не располагали к отдыху.

— Здесь ты найдешь тепло и гостеприимство мирных людей, — продолжал Контент, вводя гостя в центр группы лиц, на которых читался страх. — Немного погодя добавятся и другие вещи для твоего удобства.