Наташа встала и распахнула холодильник. Он был абсолютно пуст. Не важно, есть все равно не хотелось.

Натянув купальник и перекинув через плечо полотенце, она отправилась в бассейн. Площадка как вымерла. Все, кто мог, уехали на океан, а остальным было не до бассейна. Отдыхают небось от борьбы с пальмовой водкой, в просторечии пальмухой. Мутный самогон из» пальмового сока покупали по дешевке у жителей соседней деревни. Экономия! Наташа как-то попробовала из любопытства и до сих пор вздрагивала при одном воспоминании.

Широкая лужайка вокруг бассейна была тщательно выкошена. Женя-завхоз хорошо знал свое дело. Дело тут не в красоте, а в безопасности. Окрестные леса кишмя кишели ядовитыми змеями, которые предпочитали охотиться в высокой траве. Стараниями Жени площадка поддерживалась в идеальном порядке, поэтому змеи тут были редкостью.

В народе ходили страшные рассказы о встречах со змеями под покровом ночной темноты, но скорее всего это был лишь плод разгоряченного пальмухой воображения. Пили здесь много и непрерывно. Да и чем еще заняться одиноким мужчинам в длинные африканские вечера?..

Наташа затащила топчан в тень чахлой папайи, одиноко торчащей у бассейна, расстелила полотенце и с наслаждением вытянулась на нем. Солнце было еще по-утреннему ласковым и приятно согревало тело. Широкие листья папайи, колыхаясь от легкого ветерка, отбрасывали на лицо узорчатые тени. Наташа не заметила, как задремала.

Разбудил ее негромкий щелчок. Еще один, еще. Ничего не понимая, Наташа с трудом открыла глаза и, приподнявшись на локте, огляделась.

Неподалеку стоял Франко и быстро щелкал затвором фотоаппарата. Он был в плавках, видно, тоже собрался купаться.

— А-а, мафия, — сонно сказала Наташа. — Что это ты делаешь?

— Ты так красиво спала, — объяснил он. — Я сбегал домой за фотоаппаратом и вот целую пленку отщелкал. Пальчики оближешь!

Заподозрив неладное, Наташа окинула себя быстрым взглядом. Так и есть. Лифчик купальника сполз, и одна грудь была полностью обнажена. Черт, этого ей только не хватало. Она быстро поправила лифчик и потянулась к фотоаппарату. Франко спрятал его за спину.

— Дай сюда! — потребовала Наташа.

— Ни за что! Такое я вряд ли еще когда-нибудь увижу, хоть воспоминания останутся. А может, в «Плейбой» пошлю. Ух, и разбогатею же я!

Наташа не знала, шутит он или серьезно. С него станется.

— Мафия, она мафия и есть, — вздохнула она. Мозг лихорадочно заработал. Надо было во что бы то ни стало заполучить эту пленку. Кто знает, что взбредет в его взбалмошную голову.

Наташа капризно надула губки и перевернулась на живот, предоставив Франко возможность лицезреть изящный изгиб ее спины.

— А почему ты здесь? Такая скукотища, хоть волком вой.

— Наши все уехали на рыбалку, а я этого терпеть не могу. Сидишь как дурак и пялишься на поплавок. — Он присел рядом, предусмотрительно пристроив фотоаппарат у себя под ногами.

Наташа из-под прикрытых век наблюдала за ним. Они еще поболтали. Заметив, что он расслабился и переключил внимание на ее ноги, Наташа лениво потянулась и, указывая та пластиковую бутылочку в траве, попросила:

— Намажь мне, пожалуйста, спину маслом для загара. Я пробовала сама, но не достаю. Не возражаешь?

Франко выдал ослепительную улыбку, от которой усы его встопорщились, как у моржа.

— Желание дамы для меня закон!

«Тогда отдай пленку», — чуть не выпалила Наташа, но вовремя прикусила язычок. Болтун безмозглый! Франко уже отвинчивал крышку. Он вылил щедрую порцию масла на ладонь и принялся, как заправский массажист, гладить ее плечи, руки, спину, опускаясь все ниже и ниже.

— М-м-м, как приятно, — проворковала она, когда он добрался до узкой полоски бикини на бедрах. — Еще немного с той стороны.

Он переступил через нее и опустился на колени. Убедившись, что он полностью увлечен своим занятием, Наташа схватила фотоаппарат и молниеносным движением открыла. Блестящая лента пленки поползла наружу, подталкиваемая ее ловкими пальцами.

Франко завопил, потянулся к фотоаппарату, споткнулся о ее распростертое тело и упал, прижав Наташу к топчану. Но было уже поздно. Она вытащила остаток пленки и в изнеможении опустила голову на руки.

Франко понял, что пленка потеряна, но не сделал попытки подняться. Она слышала его тяжелое, прерывистое дыхание. Стальная пружина, стянутая плавками, пульсировала и билась о ее бедро.

Наташа изловчилась и резко ударила его локтем по ребрам. Франко охнул и ослабил хватку. Воспользовавшись передышкой, она выкатилась из-под него на траву. «Слава Богу, что никто нас не видел», — подумала она, поправляя истерзанный купальник. И тут же увидела Лолу.

Она стояла поодаль и широко открытыми глазами смотрела на них. Кроме бесконечного удивления, в ее глазах было что-то другое, отчего у Наташи мурашки поползли по коже. Лола несколько раз судорожно сглотнула, развернулась и побежала прочь. Наташа бросилась за ней.

Лола как слепая тыкала ключом в замочную скважину и все никак не могла попасть. Наташа подбежала и схватила ее за руку.

— Лола, подожди! — Никакого ответа, только беспомощный стук ключом о дверь. — Да подожди же ты! Мне надо поговорить с тобой.

Лола резко повернула к ней залитое слезами лицо. Припухшие губы исказила уродливая гримаса.

— О чем? О чем мне с тобой говорить? — Зубы ее стучали, слова вылетали отрывистой дробью. — Марина предупреждала меня, а я, дура, все не верила. Защищала тебя. А ты самая настоящая шлюшка! Не успокоишься, пока не перетрахаешь всех мужиков на площадке.

Стиснув зубы, Наташа вынула из ее вдруг ослабевшей руки ключ, отперла дверь и, затащив Лолу в комнату, толкнула на кровать. Лола обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь.

Наташа налила ей стакан воды, осторожно прикрыла дверь и устроилась на стуле напротив.

— Что у тебя с Франко? — тихо, но очень твердо спросила она.

Лола жадно пила воду, стуча зубами о край стакана.

— Я… Он… — Она еле шевелила посеревшими губами. — Он — мой любовник. Я спала с ним. Один раз. Вот в этой самой комнате.

Она посмотрела вокруг воспаленными глазами так настороженно и пытливо, как будто он еще был где-то здесь. Наташа затаила дыхание. Самое главное сейчас не спугнуть ее и дать выговориться.

Из ее сбивчивого рассказа Наташа поняла, что все произошло во время празднования Нового года. Раньше он не обращал на нее особого внимания, как она ни старалась. А тут, основательно нагрузившись шампанским вперемешку с виски и разгорячившись от танцев, разомлел. Она буквально затащила его к себе и отдалась, наивно полагая завоевать его через постель.

Он был ее первым мужчиной, но даже не заметил этого. И страшно удивился, проснувшись под утро в ее комнате.

— Он ничего не помнил, ничего! Даже извинялся, представляешь? — захлебываясь слезами, рассказывала Лола. — Я так его люблю, а он… «Чао, Лола!» — передразнила она его. — И бежит дальше. А я, кажется, залетела.

— Что-о? — Глаза Наташи округлились.

— А то. Задержка уже три недели.

— Он знает?

— Конечно, нет. Что толку ему говорить? Сама, дура, виновата.

«Это точно, — подумала Наташа. — История старая, как мир. И главное, парень действительно ни в чем не виноват».

— Может, все-таки поговорить с ним? — с сомнением сказала Наташа, сама не веря в свои слова.

— Исключено. — Лола вытерла ладонью глаза. — Он же меня совсем не любит, просто в упор не видит. Вот за тобой ухлестывать начал.

Чтобы развеять ее подозрения, Наташа в двух словах рассказала, что именно произошло в бассейне.

— Как бы то ни было, дела это не меняет. — Лола уже справилась с собой, выговорилась, и ей стало легче. — Проблема целиком моя. Прости меня, я тебе наговорила бог знает чего. Просто не выдержали нервы.

— Я понимаю. Что ты собираешься делать?

Лола забралась с ногами на кровать и обхватила руками колени. Лицо ее осунулось. Под глазами залегли густые тени.

— В том-то и дело, что не знаю. Не могу же я пойти к здешнему врачу. «Здрасьте, я беременна неизвестно от кого.

Сделайте мне, пожалуйста, аборт». Круто, да? Улечу отсюда первым же самолетом, да еще с соответствующей характеристикой.

— Это точно. — Наташа задумалась. Вдруг ее осенило. Виктория! Вот кто может помочь или по крайней мере хоть посоветовать что-то. — Ты пока ничего не предпринимай, ладно? Может, я что-нибудь придумаю.

Лола покорно кивнула. Они еще долго говорили. Наконец Наташа совсем озябла в купальнике и хотела было пойти к себе одеться, но помешал стук в дверь.

— Войдите! — крикнула Лола.

На пороге, переминаясь с ноги на ногу, стоял Франко. Вид у него был такой растерянный, что Наташа еле удержалась, чтобы не рассмеяться. С плеча свисало Наташино полотенце. В руке — огромный букет тигровых лилий. Черные, как маслины, глаза грустно смотрели на Наташу.

— Прости меня, — с трудом выдавил он, протягивая ей букет. — Я вел себя как свинья. Прости.

Наташа нерешительно взяла цветы. От них исходил тонкий, сладкий аромат. В чашечках дрожали капли росы. Франко аккуратно сложил на стуле ее вещи: полотенце, пляжные тапочки и масло для загара. Неловко кивнул и вышел, не произнеся больше ни слова.

Лола уткнула лицо в колени. Плечи ее снова задрожали. Наташа положила лилии на стол, подошла к ней и опустилась на корточки. Погладила по плечу, не зная, что сказать.

— Теперь тебе все ясно? — спросила шепотом Лола. — Ведь он на меня даже не взглянул.

Весь оставшийся день Наташа провела как на иголках, так ей хотелось поскорее переговорить с Викторией. Она не могла объяснить, почему так рассчитывает на ее помощь. Просто пожилая нигерийка сумела в короткий срок завоевать к себе полное доверие, а больше ей не к кому было обратиться.

Дождавшись открытия бара, Наташа поспешила туда. Как она и рассчитывала, в баре в этот час еще никого не было. За стойкой хлопотала Феми, готовясь к субботнему наплыву посетителей. При виде Наташи ее миловидное личико просияло.

— Эка сан![8] — поприветствовала она Наташу и добавила, по своему обыкновению: — Как деля? Карашо?

— Хорошо, — ответила Наташа. — У тебя сегодня красивая прическа. Впрочем, как всегда.

Феми кокетливо вгляделась в свое отражение в зеркальной стенке бара. Замысловатая конструкция из волос цвета воронова крыла, густых и блестящих, удачно подчеркивала изящную линию ее шеи.

— Моя младшая сестра два часа сегодня на меня потратила. Если хочешь, она и тебе сделает такую.

Наташа с сомнением покачала головой:

— Два часа я не выдержу.

— Даже для красоты? — Глаза Феми удивленно округлились. — Я тебе не верю. Для красоты все можно сделать.

— Ты настоящая женщина, Феми! — усмехнулась Наташа. Правду говорят, что все женщины одинаковы, независимо от национальности и цвета кожи. Все готовы перенести, лишь бы нравиться.

В дверь, пыхтя протиснулась Виктория. Она с трудом тащила большой вентилятор на длинной ножке. Широкое лицо блестело от пота.

— Ну и жара! — простонала она, пристраивая его на полу и тяжело опускаясь на стул. — Думала, умру, пока донесу. Маета Женя дал. Сказал: «Пользуйся, Виктория, пока найду второй кондиционер». — В ее голосе звучали горделивые нотки. — Здравствуйте, мадам Наташа.

— Эка сан, Виктория. И пожалуйста, не говорите мне «мадам».

Виктория удовлетворенно кивнула:

— Карашо!

Феми легко подхватила вентилятор, отнесла в дальний угол стойки и принялась возиться с выключателем. Наташа решила воспользоваться случаем. Ей не хотелось, чтобы Феми слышала их разговор.

— Виктория, мне нужен ваш совет. У моей подруги проблема… м-м-м… — Она замялась. — С гинекологией. Она не знает, к кому обратиться.

— Нет детей? — участливо спросила Виктория.

— Скорее наоборот. — Наташа заметила недоумевающий взгляд Виктории и поспешила объяснить: — Она думает, что беременна. Ей это не нравится.

— Как это не нравится? — озадаченно спросила Виктория. — Дети — это Божье дело.

— Так получилось. — Наташа судорожно искала слова. — Она не замужем и не совсем здорова. Ей нельзя сейчас иметь ребенка.

Виктория сочувственно зацокала языком.

— А-а-ах, бедная женщина! — Она принялась раскачиваться из стороны в сторону. Ее грузное тело заколыхалось под платьем. — Бедная, бедная женщина!

— Она не может обратиться к врачу сама. Об этом никто не должен знать. — Наташа надеялась, что женщина поймет ее. Маленькие глазки Виктории так и впились в ее лицо. — Ей будет очень плохо, если кто-то узнает, — с нажимом произнесла Наташа.

— Эта женщина — ты? — подозрительно спросила Виктория. Наташа почувствовала, что краснеет, и отрицательно замотала головой:

— Нет. — Она твердо выдержала испытующий взгляд Виктории. — Нет. Она очень хороший человек. Я должна ей помочь, но… не знаю как. — Наташа растерянно развела руками.

Виктория с минуту размышляла.

— Знаю врача, — наконец сказала она. — Работает в Лагосе, в больнице. Поеду в понедельник. Ты зайди вечером.

Наташа нагнулась и чмокнула ее в лоснящуюся щеку.

— Спасибо, Вик. До понедельника.

Она вышла на раскаленную солнцем танцевальную площадку. На душе было уже не так мрачно.

Ночь спустилась на землю и окутала ее своим непроницаемым плащом. Слабый свет редких фонарей не разгоняет мрак, но делает его еще гуще. Неверные тени пробираются сквозь неплотно задернутые занавески и легко касаются лица спящей Наташи. Она беспокойно ворочается во сне. Волосы рассыпались по подушке, окружив ее голову серебристым облаком.

Ночью все призрачно и зыбко. Знакомые предметы меняют очертания и превращаются в причудливых зверей и сказочных чудовищ. Им будто нравится пугать и дурачить людей.

Наташа спит. Она видит сон. Из ночного мрака соткалась высокая черная фигура. Она бесшумно скользит к кровати. Чем она ближе, тем труднее дышать. Кажется, что пространство вокруг уплотнилось и навалилось на нее тяжким грузом. Наташа чувствует, что не в силах пошевелить и пальцем. Не отрываясь смотрит она в мерцающие красные глаза. Ужас липкими щупальцами вцепился в горло.

— Оибо вумен! Белая женщина! — слышит она знакомый рокочущий голос. — Леке-Леке пришел к тебе.

— Леке-Леке, — эхом повторяет Наташа.

Мощный торс со вздувшимися буфами мышц нависает над ней. Прямо перед глазами качается странное ожерелье из когтей, зубов и птичьих перьев. Где-то она уже видела такое, но где? Изо всех сил пришпоривает она парализованный страхом мозг. Тщетно. Она не может вспомнить. Она не может думать. Она не может ничего.

— Я пришел сказать тебе, что я твой господин. Скоро ты придешь ко мне. Придешь сама и останешься навсегда. Это твой путь, и тебе с него не свернуть.

Огромная рука тянется к ее лицу. Она уже чувствует обжигающий жар его пальцев. Бессилие. Немота. Ужас.

Вдруг что-то зашевелилось, затрепыхалось у нее под рукой. Что-то живое и теплое, что передалось и ей. Кровь толчками побежала по жилам. Наташа почувствовала, что снова может управлять своим телом. Она рывком села на кровати. Геккон стрелой вылетел из-под ее ладони, кубарем скатился на пол и исчез под кроватью.

Рука у ее горла съежилась, отпрянула и растаяла в темноте, с ней пропал и Леке-Леке.

Наташа сидела неподвижно, прижавшись к спинке кровати. Она с трудом приходила в себя. Почему этот кошмар неотступно преследует ее? И откуда это чувство, будто она уже где-то видела его? Леке-Леке. По коже пробежали мурашки.

Геккон нерешительно высунулся из-под кровати и посмотрел на нее блестящими бусинками глаз.

— Кто ты? — спросила Наташа. Он лишь облизнулся. Наташа вымученно улыбнулась ему. — Кто бы ты ни был, ты подоспел как раз вовремя. И откуда ты все знаешь, а?

Геккон махнул хвостиком и затрусил в свой любимый угол. Наташа глубоко задумалась. Что же это все-таки было, сон или кошмарная явь? Скорее сон, назойливый, повторяющийся сон.

Она долго колебалась, потом наконец заставила себя встать и подойти к двери. Она была заперта. Ключ лежат там, где она его положила с вечера. На столе.

Наташа вдруг почувствовала непреодолимое желание вырваться из давящей атмосферы этой комнаты, увидеть живое лицо, поделиться своими страхами. Майкл мог бы помочь ей сейчас. Он так нужен ей, а она даже не знает, где он живет. Невыносимо знать, что он где-то здесь, рядом, но недосягаем.

Повинуясь порыву, Наташа накинула платье и выскользнула наружу. Тяжелый, напоенный ночными испарениями воздух окутал ее плотной пеленой. Звон цикад заколотился в ушах.

Она выбежала на главную дорожку. Под темным навесом, где по вечерам мужчины играли в домино, яркой точкой светился огонек сигареты. Наташа подошла ближе.

Высокая фигура в белом встала ей навстречу. Недокуренная сигарета, описав плавную дугу, исчезла в траве.

— Майкл! Ты? Здесь?

— Да вот, вышел подышать свежим воздухом. Приятно иногда покурить под звездами.

— Наверное, но мне не понять. Я не курю. Слушай, ты давно здесь?

— Не очень. С полчаса, наверное. А что?

— Подожди, не спрашивай ни о чем. — Наташе не терпелось поскорее рассказать ему о своем ночном госте. — Ты ничего не заметил? Ну, чего-то необычного? Странного?

— Нет, не думаю. А в чем дело? — Майкл повнимательнее присмотрелся к ней. Ее голос звучал непривычно резко, как будто она чем-то сильно возбуждена. Лицо необычайно бледное. Но больше всего поразили глаза: напряженные, с неподвижными, расширившимися зрачками. «Травки она накурилась, что ли? — подумал он. — Или еще что похуже?» Прикоснувшись как бы невзначай к ее руке, он почувствовал, что она вся дрожит. — Что стряслось?

— Вот именно стряслось! — Наташа торопливо рассказала о происшествиях этой ночи, сбивчиво, взволнованно и несвязно. Видимо, то, о чем она говорила, сильно поразило ее. Или…

— Погоди, — прервал ее Майкл. — Ты точно сегодня ничего такого не курила, не глотала и не колола?

Смысл вопроса не сразу дошел до Наташи, а когда дошел, то она заткнула кулачком рот, чтобы не расхохотаться. Даже глаза оттаяли на миг.

— Ты решил, что я — наркоманка?

— Да нет, это я так, на всякий случай, — забормотал Майкл, чувствуя себя полным ослом. — Ты странно выглядишь. Неужели так испугалась?

— Об этом-то я тебе и толкую. Этот сон или видение, называй как хочешь, повторяется уже второй раз, человек этот все пытается ко мне прикоснуться и говорит примерно одно и то же. И у меня все время такое чувство, что я его где-то уже видела.

— Ну вот! Теперь все более-менее ясно, — бодро сказал Майкл. Он был готов говорить что угодно, лишь бы отвлечь ее, согнать замороженный, остановившийся взгляд с ее лица. — Ты заметила колоритного человека в толпе, так, ненавязчиво, боковым зрением. Он чем-то зацепил тебя, образ отпечатался в подсознании. И теперь выныривает в виде сна. Ищет выхода.

— Ищет и не находит. А может, выхода нет?.. — Голое ев звучал так жалобно, что у него защемило сердце.

— Выход всегда есть» — Майкл крепко взял ее за локоть и вывел на дорожку. Она переставляла ноги как манекен.

— Куда мы идем?

— Тут недалеко. Прокатимся немного.

Парковка была погружена в темноту. Майкл не без труда нашел свою машину, усадил Наташу, скользнул за руль.

— Пригнись, — сказал он ей, когда они подъезжали к воротам.

Сторож был на месте и почему-то не спал. Наташа услышала, как скрипнули ворота. Машина вырулила на дорогу и после первого поворота остановилась.

— Садись за руль, — приказал Майкл. Наташа изумленно взглянула на него.

— Но я не умею, — неуверенно произнесла она.

— Садись!

Все еще колеблясь, она подчинилась.

— Слева — педаль тормоза, справа — сцепление и газ. Сначала выжмешь сцепление, потом газ. Крепко держи руль и следи за дорогой. Я буду переключать скорости. Вперед!

Наташа повернула ключ зажигания. Мотор ожил. Сцепление, газ. Машина покатилась вперед. Она вцепилась в руль.

Майкл включил дальний свет. Фары выхватывали из темноты то буйно разросшиеся кусты, то ствол дерева, оплетенный лианой, то остов разбитой машины на обочине. И бесконечную, вьющуюся ленту дороги.

То ли оттого, что Майкл сидел рядом, то ли оттого, что шоссе было абсолютно пусто, но Наташа скоро почувствовала себя увереннее. Пальцы уже не так судорожно сжимали руль. Она позволила себе расслабить мышцы и тут же ощутила спиной гостеприимную мягкость сиденья. Светящиеся диски приборов подбадривающе мигали с панели. Они заодно в этом поединке с дорогой, она и машина. И Майкл.

В его молчании ей почудилось одобрение и вера в то, что она справится. Выход всегда есть.

В какой-то момент она почувствовала, что слилась с машиной. Они летели, вспарывая тьму, и все страхи и химеры оставались позади.

Вдали замаячили огоньки Икороду. Наташа вдруг почувствовала смертельную усталость. Казалось, стоит ей закрыть глаза, и она тут же уснет. Ногой нащупала педаль тормоза. Машина вздыбилась и с визгом остановилась.

— Лихо, лихо! — Майкл, улыбаясь, потер ушибленный лоб. — Немного практики — и ты сможешь выступать на ралли Париж — Дакар.

Наташа не ответила. Он наклонился к ней. Убрал прядь волос с лица. Провел кончиками пальцев по щеке, легко прикоснулся к тонкой пульсирующей жилке на шее. Ее губы приоткрылись ему навстречу.

Майкл с трудом оторвался от нее. Глядя на ее головку в ореоле серебристых волос, покоящуюся на сгибе его локтя, он подумал, что может взять ее сейчас, здесь, в темной машине, и она не оттолкнет его. Как он хотел ее, до боли, до безумия! Но он не сделает этого. Они так много могут дать друг другу. Нужно лишь, чтобы она захотела его так же, как он ее. Он даст ей время. Он подождет.

— Я хотел поцеловать тебя с той самой минуты, как увидел, — прошептал он.

Длинные темные ресницы дрогнули, как крылья бабочки.

— Я тоже. — Как вздох, как дуновение ветерка. Или ему померещилось?

Майкл почувствовал, что теряет голову. Он осторожно высвободил руку и распахнул дверцу машины.

— Перебирайся на мое место. Я отвезу тебя домой. Напряженность в его голосе застала Наташу врасплох. Она нехотя подчинилась, не понимая, что произошло. Майкл прыгнул за руль. Машина стремительно развернулась и черной молнией Понеслась к площадке.

За всю обратную дорогу они не проронили ни слова. Наташа недоумевала. Все было так чудесно. Его дыхание на ее лице, его губы на ее губах, его терпкий, слегка отдающий табаком, мужской запах. Ничего подобного она еще не испытывала. В ее жизни были мужчины. Они целовали ее, дарили цветы, признавались в любви. Один из них даже был ее любовником. Недолго. И незаметно исчез, не оставив следа. Она забыла о нем еще до того, как они расстались.

Сейчас было другое: пробуждение, узнавание, трепет и еще неодолимое желание чувствовать на себе его взгляд. Этот особенный взгляд, предназначенный только ей, когда где-то в глубине пляшут язычки пламени.

Майкл припарковал машину на старом месте и помог Наташе выбраться.

— Спокойной ночи. — Они стояли так близко, опьяняюще близко, непозволительно близко. Майкл понял, что если он сейчас же не уйдет, то останется с ней до утра. Он сделал шаг назад.

— Майкл! — Она схватила его за руку. Глаза смотрели уязвленно, как будто обидели ребенка.

Он взял ее руку в свои, поднес к губам и поцеловал.

— Я не случайно оказался под навесом сегодня. Я ждал тебя. Сидел, смотрел на твою дверь и ждал, что ты выйдешь ко мне. — Он твердо выдержал ее взгляд. — Я люблю тебя. Уж не знаю, как это произошло. Я давно уже никому не говорил этих слов. И именно поэтому сейчас нам лучше разойтись.

Наташа лишь кивнула в ответ. Комок в горле не давал ей говорить. Чтобы скрыть смятение, она повернулась и поспешила по дорожке к дому. Она чувствовала на себе его взгляд, но ни разу не обернулась.

Майкл стоял и смотрел ей вслед. Одного по крайней мере он добился. Воспоминание о Леке-Леке больше не мучило ее.

Виктория сдержала слово. Наташа вышла из бара, унося в кулачке две ампулы и два разовых шприца. Менстроген. Сделано в Великобритании.

— Нет результата через неделю, уколоть еще раз, — сказала Виктория в свойственной ей лаконичной манере.

Вторая ампула не понадобилась. Результат не заставил себя долго ждать. Лола слегка воспрянула духом.

Они очень сблизились за эти дни. Все свободное время проводили вместе, часами болтали обо всем на свете, ходили в кино, даже ужин стали готовить на двоих.

Наташе было очень интересно с ней. Лола раскрывала ей такие стороны жизни, о которых Наташа знала лишь понаслышке.

Всего в жизни Лола привыкла добиваться сама. Ее семья жила в Новгороде. Отец, механик на автобазе, частенько ударялся в запои, и тогда жизнь в доме превращалась в сущий ад. Мать рано постарела и поблекла от каждодневной тяжкой борьбы за существование. Глядя на них, Лола еще в детстве решила, что у нее все будет иначе. А так как характера ей было не занимать, она медленно, но неуклонно двигалась к намеченной цели.

Она единственная в семье окончила десятилетку, и не просто так, а с отличием. Отец, будучи в подпитии, издевался над ней как мог, называл не иначе, как «профессором», рвал тетрадки, но в глубине души уважал за упорство. Мать только вздыхала. Она куда больше порадовалась бы, если бы ее Лолка, как все девочки ее возраста, ходила на танцы, завивала волосы и вообще старалась заполучить достойного мужа. Чего еще добиваться женщине?

Но Лола твердо знала, что ей нужно. Она обрезала волосы, укоротила имя и ограничила свой и без того небогатый гардероб школьной формой и серым шерстяным платьицем на выход «в люди». И училась, училась, училась, в точности следуя совету дедушки Ленина.

Ее мечтой был Ленинградский университет. Факультет не имел значения, но на меньшее, чем универ, она не была согласна. Она знала, что на поездку нужны деньги, и немалые, и что на родителей рассчитывать бесполезно. Им самим бы выжить. Чтобы заработать, она давала платные уроки отстающим школьникам, а по ночам вязала жакеты на заказ.

Ей удалось скопить фантастическую сумму, двести пятьдесят рублей. Если не шиковать, а она и не знала толком, что это такое, то можно прожить на них долго-долго.

Все было готово, и Лола отправилась завоевывать северную столицу. На время экзаменов она остановилась у тетки своей школьной подруги, которая сразу же намекнула ей, что за дармовое жилье тоже надо платить, и постепенно переложила на ее плечи всю работу по дому. Лола убирала, мыла полы, стирала, гладила и закупала продукты. Но это ее ничуть не огорчало. Работы она не боялась.

Хуже было с универом. Когда она в первый раз пришла туда, то сразу потерялась в толпе по-столичному разряженной и беззаботной молодежи. Она показалась себе провинциальной серой мышкой, опрометчиво высунувшейся из своей темной норки на свет. Ее трезвый, острый ум подсказывал, что такими, как они, она все равно не станет, как ни старайся. Утица должна быть серая, любила повторять ее мать, имея в виду, что женщине подобает быть скромной и незаметной. Лола понимала это несколько иначе: нужно всегда оставаться самой собой, и тогда тебя заметят.

Факультет африканистики она выбрала сразу, из чисто эмоциональных соображений. Африка — это где всегда светит солнце и ходят веселые чернокожие люди в ярких развевающихся одеждах. Африка — это где бананы и ананасы падают прямо на голову. Наконец, это просто далеко от Новгорода, от серого холодного неба и вечно пьяного отца. Она не задумывалась над тем, как попадет туда. Главное — поступить, а остальное приложится.

Но ей не повезло. Она срезалась, несмотря на золотую медаль, а может быть, и из-за нее. В универе недолюбливали провинциальных медалистов.

Лоле пришлось еще сильнее затянуть поясок, но это ее нисколько не смутило. Она сняла комнату недалеко от универа и устроилась работать почтальоном. Выбор Выл просто идеальный: масса свободного времени и чаевые за доставку на дом. Она занималась как безумная, познакомилась кое с кем из студентов и по их читательским билетам проходила в университетскую библиотеку. Ее новые друзья даже водили ее с собой на лекции самого знаменитого африканиста Питера, профессора Ольдерогге.

Господь благоволит к тем, кто помогает себе сам. На следующий год она поступила. Дальше все пошло как по маслу: стипендия, общага, веселая студенческая вольница. Но Лола ни на минуту не забывала о том, кто она и откуда. Ей нельзя было расслабляться, ведь она сама за себя. Скоро она стала секретарем комсомольской организации факультета, а окончила универ кандидатом в члены КПСС.

Впрочем, Лола никогда не питала никаких иллюзий на этот счет и с известной долей цинизма называла свою членскую карточку «хлебной», в узком кругу, конечно. Зато это помогло ей обойти нескольких претендентов на должность переводчика на строительстве в Нигерии, несмотря на то что английский она знала не ахти.

Для нее Африка стала долгожданной наградой за годы лишений и каторжного труда, и она собиралась использовать этот счастливый шанс на полную катушку. А тут еще появился Франко, беззаботный, порхающий мотылек с вечной белозубой улыбкой и танцующей походкой. Она вбила себе в голову, что это ее приз, который во что бы то ни стало надо завоевать. Может быть, впервые в жизни она почувствовала себя женщиной, попыталась применить чисто бабьи уловки, поставила все на кон и… проиграла.

Но поражение свое Лола восприняла достойно. Тот истерический срыв, свидетельницей которого невольно стала Наташа, был первым и последним. Слишком туго затянутая пружина со стоном раскрутилась и свернулась вновь как ни в чем не бывало. Лола умела держать удар. Не впервой.

— А ты бы уехала с ним, если бы он… — Наташа замялась, поняв, что ступила на зыбкую почву.

В этот вечер они ужинали у Наташи, дегустировали изобретенное ею блюдо — фаршированную рисом папайю с подливкой. Лола положила себе еще одну порцию, и вдохнула напоенный специями аромат.

— М-м-м, потрясающе. Чего от тебя не ожидала, так это кулинарных талантов. Знаешь, что я о тебе подумала, когда увидела первый раз? — Она лукаво посмотрела на Наташу.

— Что?

— Классическая цыпочка, белоручка, которая ничего в этой жизни не умеет.