На крышах Чарон насчитал четверых. Плюс сотни людей у Капитолия.
В ящике с инструментами лежал один из купленных им ранее радиоприемников. Надев миниатюрные наушники, он включил радио и настроился на частоту телевизионной станции. Через пятнадцать секунд стало ясно, что комментатор находится на ступенях Капитолия.
Слушая слова комментатора, Чарон подготовил треногу и примерил к ней винтовку. Установив регулятор увеличения на максимум, он повернул крепежное кольцо и зафиксировал винтовку на треноге.
Снаружи Чарона увидеть было нельзя, потому что он находился довольно далеко от окна. Изменяя положение винтовки в пределах сектора обзора, открывающегося через проем окна, он с удивлением отметил, как много ему видно. Мешали, правда, ветви деревьев, качавшиеся от ветра. Они качались взад-вперед и затрудняли точное прицеливание.
Комментатор сообщил телезрителям, что вице-президент и сопровождающие его лица скоро покинут здание. Неважно, откуда он это узнал, подумал Чарон. Однако услышать это известие приятно.
Если все пойдет как надо, то это будет чертовски хороший выстрел. Слушая болтовню телекомментатора, он переводил перекрестье прицела с одного человека на другого, вызывая в своей памяти все когда-либо сделанные им значительные выстрелы. Ни один из них не был настолько проблематичным, как этот, бесстрастно заключил он. Интересно, хватит ли у него выдержки. Изображение беспорядочно плясало в окуляре прицела, поскольку при девятикратном увеличении даже самые незначительные колебания вызывали чертовски большие отклонения на мишени.
Он направил винтовку на полицейского, сделал глубокий вдох, медленно выдохнул и сосредоточился, чтобы удержать визир в неподвижном положении, целясь прямо в центр груди своей жертвы. И тем не менее перекрестье описывало небольшой круг. Максимум, что удавалось сделать, – это удерживать прицел между плечами человека. В тот момент, когда Чарон решил, что все в порядке, полицейский неожиданно сделал шаг.
Сколько ему нужно времени, чтобы убраться после выстрела из здания? Шестьдесят секунд? Меньше?
Помимо всего прочего, оконное стекло несколько изменит траекторию полета пули. А открывать окно нельзя – агент на крыше может заметить и отправить кого-нибудь проверить. Поэтому стрелять придется через стекло. Невозможно определить, насколько отклонится пуля, пройдя через стекло. Может быть, этого хватит, чтобы промахнуться с такого расстояния – чуть больше четверти мили. Может, достаточно, чтобы пуля ушла на десять – двенадцать футов в сторону.
С этими мыслями он отрегулировал прицел по горизонтали, чтобы компенсировать отклонение пули.
О'кей. Для такого выстрела нужно нешуточное везение. Большое везение.
Чего ему не хватало, так это пристрелочного выстрела. Часто такая возможность у него была. Тысячи раз. Сейчас, однако, придется обойтись без этого.
Ага! Комментатор: – А вот и вице-президент.
Чарон выпрямился и передернул затвор. Снял винтовку с предохранителя, расслабил плечи, напряг ноги, зафиксировал ложе винтовки на треноге. Вдавил приклад в плечо и прижал его щекой.
После этого он направил винтовку на дверь Капитолия. Кто-то уже установил там батарею из микрофонов. Вице-президент, не обращая на них внимания, продолжал спускаться вниз по лестнице в окружении свиты из агентов секретной службы с автоматами в руках. Они образовали нечто вроде коридора между камерой и людьми.
Кто там позади Куэйла? Какой-то армейский офицер. Морской офицер, трое или четверо гражданских.
Чарон попытался прицелиться в одного из гражданских, спускавшихся вниз по лестнице прямо на него. Он не сможет стрелять, пока они будут двигаться: слишком они маленькие на таком расстоянии. Пока они не остановятся, он даже не сможет определить, кто из них кто.
У подножия лестницы, возле лимузина, армейский офицер остановился, объясняя что-то Дэну Куэйлу. О'кей, гражданские присоединились к ним. Стоят близко друг к другу.
Дорфман! Один из них Дорфман. Он есть в списке. Кто же остальные? Ага! Это Коэн, Генеральный прокурор. Тоже есть в списке.
Теперь быстро. Глубокий вдох, медленный выдох, расслабиться и нажимать постепенно без рывка. Медленнее... Медленнее...
Проклятые ветки – качаются... Медленнее нажимай, мягче, поправка на ветер, держи перекрестье в цен...
Выстрел.
В закрытой комнате звук получился оглушительным, будто взорвалась динамитная шашка. Часть оконного стекла вылетела наружу.
Глава 23
Джейк Графтон услышал характерный цокающий звук далекого выстрела и обернулся как раз в тот момент, когда Гидеон Коэн, оседая, упал на мостовую.
– Всем лечь! – рявкнул стоявший рядом агент секретной службы. Два агента, которые находились ближе всех к вице-президенту, с силой втолкнули его на заднее сиденье лимузина. Один из них нырнул следом и прикрыл его собой, а другой захлопнул дверь.
– Лечь! Всем лечь!
Джейк прижался к земле, не спуская глаз с Коэна. Ему показалось или он действительно слышал звук винтовочного выстрела за несколько секунд до того, как Коэн упал?
Стоны Коэна раздавались среди криков и причитаний охваченных паникой зевак, которые при виде происходящего бросились врассыпную или повалились лицом вниз на ступеньки и мостовую.
Один из агентов прикрывал Генерального прокурора сверху своим телом, опираясь на руки и на ноги, так чтобы не причинить раненому боли.
– Боже мой! – воскликнул кто-то. – Они хотели убить вице-президента!
– Уберите отсюда этот гребаный автомобиль!
Агенты секретной службы держали свои автоматы наготове, не переставая рыскать взглядами по толпе.
Они не изменили своего положения и через пять секунд, когда водитель резко нажал на газ и рванул с места так, что задние колеса автомобиля бешено взвыли. Трое или четверо осматривали раненого Коэна. Джейк пытался разглядеть, что с ним, но не мог.
Откуда? Джейк привстал на колени и постарался отыскать место, откуда был произведен выстрел. Все, что ему удалось увидеть, – это спины секретных агентов. Тогда он поднялся.
– Проклятье, – взревел генерал Лэнд. – Никогда не вставайте, пока стреляют! Вы что, вчера родились?
Спустившись по лестнице, Чарон в холле столкнулся с женщиной. Он поддержал ее, не давая упасть.
– Извините, – сказал он и пошел к выходу.
– Вы слышали, наверху что-то взорвалось? – обратилась она к нему.
– Да, похоже, – не останавливаясь, бросил он через плечо.
Странно, подумала она, глядя ему вслед. На руках у него были хирургические перчатки.
* * *
Выбравшись на тротуар, Чарон быстрым шагом двинулся в северном направлении, однако не слишком быстро, чтобы не привлекать внимания, – как человек, который знает, куда ему идти, и который намерен туда добраться, не тратя лишнего времени. Дойдя до конца квартала, он пересек улицу и остановился, увидев, как из-за противоположного угла дома вынырнула машина без опознавательных знаков с голубой мигалкой на крыше и под звуки сирены остановилась в середине квартала, вблизи здания, из которого он только что вышел.
Чарон повернул и пошел на восток. Навстречу ему попался какой-то мужчина, бежавший трусцой в противоположном направлении, в сторону Капитолия. – Кто-то хотел убить вице-президента! – прокричал он на бегу, тыча пальцем в небольшой транзисторный радиоприемник, который держал в другой руке.
Чарон кивнул и продолжил свой путь. Вой сирены позади него усилился.
* * *
В тот же день в два часа пополудни Билли Инрайт, один из лейтенантов Мак-Нэлли, смотревший в это время телевизор, вышел в соседнюю комнату, чтобы разбудить босса. Фримэн тут же поднялся с кровати и отправился посмотреть и послушать, что творится в мире. Кто-то стрелял в вице-президента, а правительство приняло решение ввести в действие Национальную гвардию.
Фримэн позвонил Т. Джефферсону Броуди в офис. Обычно он никогда не звонил отсюда по делу, так как телефон, скорее всего, прослушивался, но в данном случае он звонил своему адвокату.
– Это я, Ти. Ты слышал новость?
– О стрельбе в Капитолии сегодня утром? Проклятье, я все слышал.
– Нет, о Национальной гвардии. Куэйл вводит в город Национальную гвардию.
– А, ты об этом! Всего-навсего для охраны общественных зданий.
Проблема Броуди в том, не в первый раз убеждался Мак-Нэлли, что он не понимал специфики наркобизнеса.
– Это только начало, – терпеливо объяснил он адвокату. – Поговори с нашими друзьями, Ти. Эти гвардейцы ничего хорошего нам не сулят.
– Как далеко я могу зайти?
– Выложи им все, приятель. Действительно, ничего хорошего здесь нет. Ведь солдаты не будут проводить свое время, лишь прогуливаясь в начищенных ботинках и подмигивая девкам. Раз уж они встряли, они постараются наложить лапу на любое дело. Я это нутром чую.
– Так ты хочешь, чтобы я шел до конца, если потребуется?
– До конца.
Мак-Нэлли повесил трубку и вернулся к телевизору. Чуть погодя он прошел на кухню и налил себе чашку кофе.
Когда спустя пять минут Билли Инрайт вошел на кухню, чтобы взять из морозильника брикет мороженого, Фримэн сидел за столом и пил кофе.
Дождавшись, когда Билли развернул свое мороженое и уселся на стул, Фримэн заговорил:
– Ты знаешь, мне кажется, нам представилась прекрасная возможность.
– Что ты имеешь в виду?
– Как ты думаешь, когда завтра или послезавтра появятся солдаты, чем они займутся?
– Станут искать террористов и убийцу. Повсюду. Нам придется прикрыть ненадолго лавочку. Может быть, отпуск взять.
Мак-Нэлли нетерпеливо махнул рукой. – Ты только подумай. В течение недели или двух эти парни намерены искать колумбийцев и придурков, которые пытались покончить с Бушем и Куэйлом. Будет время решить свои маленькие проблемы, чтобы, когда гвардия уйдет, мы могли и дальше спокойно заниматься своими делами. Вот что я имею в виду. Времени на подготовку у нас мало, и поверь мне, все, чего копы уже добились, теперь уйдет, как вода в песок, гвардейцы – это не полицейские. Это сплошь механики и продавцы обуви. Для них главное – сцапать колумбийских недоносков. Усек?
– Да, – ответил Билли Инрайт, слизывая растаявшее мороженое, готовое вот-вот скатиться по палочке ему прямо на пальцы. – Я понял, куда ты гнешь.
Спецагент Фрэдди Мюррей ломал голову над тем, как скоординировать поиски убийцы, когда ему позвонил один из экспертов-радиотехников.
– Только что получена запись, мне бы хотелось, чтобы ты ее прослушал.
– Кто?
– Фримэн Мак-Нэлли. Разговаривал со своим адвокатом.
– Мы не сможем это использовать.
– Я знаю. Но послушать стоит. Очень интересно.
– Приноси.
И Мюррей снова окунулся в дела. В лаборатории ФБР идентифицировали тип шин того автомобиля, на котором убийца уехал из зоны отдыха на Потомаке, откуда он стрелял по вертолету. Мюррей разбил район Большого Вашингтона на секторы и послал агентов в каждый из них, чтобы они опросили все торговые точки о шинах этого типа. Если они не добьются результатов, придется расширить район поисков. А Фрэдди прекрасно осознавал, что поиски скорее всего положительных результатов не дадут.
Здесь требовалась самая обыкновенная, кропотливая полицейская работа, и будь у него побольше людей и достаточно времени, результаты не заставили бы себя ждать. Проблема заключалась в том, что Мюррей испытывал недостаток и в том, и в другом. И тем не менее, как бы громко ни вопили политики, какие бы сроки они ни устанавливали, убийца не будет пойман раньше, чем его удастся схватить. Рано или поздно народным избранникам придется с этим смириться. Но пока до них доходит, агенты вроде Мюррея вынуждены затыкать дыры.
В течение трех минут он дважды прослушал пленку. Все верно, голос Фримэна Мак-Нэлли. Фрэдди узнал бы этот голос из сотни других.
– И что все это значит, – спросил он эксперта. – Вся эта пленка?
– Не знаю, кусок про друзей достаточно ясен. Я хочу посадить кого-нибудь этому Т. Джефферсону Броуди на хвост, чтобы выяснить, кого он считает "нашими друзьями".
– У нас нет людей.
– Хотя бы одного или двоих.
– Нет! У нас вообще никого нет. Отложи пока пленку и займись делом.
– Тебе виднее, ты – начальник.
Не успела за экспертом закрыться дверь, как раздался телефонный звонок.
– Мюррей.
– Харрисон Рональд. Что происходит?
– Включи телевизор, – отрезал Мюррей. Времени у него и так не было.
– Я не про балаган насчет убийцы. Я имею в виду обвинительное заключение и Большое жюри, тоже мне умник.
– Пока отложено.
– Помнишь меня? Такого маленького и сочного черного червячка, который десять месяцев болтался в выгребной яме у тебя на крючке?
– Возможно, на следующей неделе. Я дам тебе знать.
– Ты позвонишь. Ха! А я, выходит, должен сидеть здесь, засунув нос себе в задницу, пока ты не объявишься, чтобы разбираться с этими ребятами?
– Харрисон, я...
– Интересно, каким по счету стою я в твоем проклятом списке?
– Харрисон, я понимаю, к чему ты клонишь. Но не я здесь решаю, что важнее. Я позвоню...
Фрэдди умолк, когда понял, что Харрисон Рональд уже повесил трубку.
* * *
Члену Конгресса Саманте Стрейдер было чуть больше пятидесяти и она носила модную стрижку. Представляя избирательный округ, в который входила столица государства, она занимала одно из самых безопасных положений в стане демократов и фактически до конца своих дней обеспечила себе место в Конгрессе. Проведя в водовороте столичной жизни двадцать лет, Сэм Стрейдер воплощала в себе предубеждения всех американских белых женщин среднего и высшего класса. Бескомпромиссная, антимилитаристка, ревностная феминистка, следуя политической моде, она придерживалась левых взглядов. Она подвергала гневным нападкам профессиональное лицемерие своих коллег по Конгрессу, будучи абсолютно уверенной в собственном чистосердечии и беспорочности.
Политические карикатуристы находили ее привлекательной для своих рисунков.
Эта женщина, которая отличалась необычайной чувствительностью к любым проявлениям мужского шовинизма, обладала также смелостью заявлять представителям прессы: "У меня есть и влагалище, и мозги, и я с успехом пользуюсь и тем, и другим." При малейшем, пусть даже призрачном, упреке она не снисходила до оправданий, – она швыряла встречные обвинения, метала их, как гранаты, особенно если поблизости находились журналисты, так, чтобы до их ушей долетал грохот разрывов. Ее жертвы, большинство из которых имели и мозги, и пенис, но никогда не отваживались хвастаться и тем, и другим, мудро держали рот на замке и поджидали благоприятного случая.
Таким образом, Сэм Стрейдер легко могла представить себя – острый язык, мозги и все прочие прибамбасы при ней, – уютно устроившейся в Овальном кабинете в качестве первой женщины – Президента Соединенных Штатов. Она с достаточной настойчивостью и постоянством проводила кампании, преследуя цель убедить остальных смотреть на нее ее же глазами. Политические обозреватели, способные объективно оценить ситуацию, считали, что у нее нет шансов стать Президентом, до тех пор, пока республиканская партия в самоубийственном порыве не выдвинула на этот пост Джима Беккера.
Одной из причин, по которой язык Стрейдер навлекал на нее неприятности, была ее нетерпимость по отношению к людям, которых она считала глупцами. Этот недостаток, между прочим, роднил ее с Уильямом С. Дорфманом, которого она также презирала. Первым номером в ее списке глупцов, выводивших ее из себя, числился вице-президент Куэйл, чей недуг высокомерия, в отличие от такового у Стрейдер, проистекал из недостаточной образованности и не был таким агрессивным.
Именно этот человек сказал: "Я могу оговориться". И таких оговорок было множество, сколько – одному Богу известно. Однажды, объясняя, почему он не отправился с дружественным визитом в Латинскую Америку, он на полном серьезе заявил журналистам: "Дело в том, что я не знаю латыни". Он же сказал по поводу стратегического значения Гавайев: "Этот остров находится в Тихом океане. Он – часть Соединенных Штатов и всегда был таковым". Жителям Самоа он сказал от всего сердца: "Вы счастливо живете под открытым небом. Вы счастливо жили под открытым небом. И мне хочется, чтобы вы и дальше так же счастливо жили под открытым небом."
Самым любимым "куэйлизмом" для Стрейдер стал перл из обращения к Объединенному фонду негритянских колледжей: "Это большая беда – потерять разум – или не иметь его вообще. Вам, как и мне, легко понять, насколько это верно". Услышав это, Стрейдер выдала первому же встреченному журналисту: "Такого чистосердечного признания слышать еще не доводилось".
Во время визита в Чили, состоявшегося десять месяцев назад, Куэйл – на виду у десятков журналистов – купил куклу-сувенир с задранным подолом. Это проявление дурного вкуса возмутило всех феминисток от побережья до побережья, включая саму Стрейдер.
По мнению Стрейдер, Дэн Куэйл воплощал в себе все неблагополучие Америки. Этот избалованный привилегиями сын до неприличия богатого белого американца, который в колледже в основном пьянствовал и бегал по девкам и до такой степени все запустил, что даже провалил экзамен на звание специалиста по общественным связям в Национальной гвардии, смог стать конгрессменом, сенатором, затем вице-президентом, и теперь, выполняя обязанности Президента, может стать лидером нации, к ее несчастью.
Пока Дорфман объяснял, для чего в федеральном округе Колумбия так необходимо присутствие Национальной гвардии, Сэм Стрейдер, наблюдая за Дэном Куэйлом, внезапно, будто ее кто-то толкнул, поняла, наконец, что ждет страну в будущем. Куэйл – недалекий и заторможенный человек, это написано на его блеклом невыразительном лице и видно всем. Поэтому именно она станет следующим Президентом Соединенных Штатов Америки. От предчувствия у нее мурашки пошли по коже.
Куэйл, позже рассказывала Стрейдер, сидел в своем кресле возле кафедры как представитель эпохи неолита в ожидании присуждения ему почетной степени от имени библейского колледжа в Арканзасе. У его ног расположилось около двух дюжин сенаторов и конгрессменов, а также журналистов из всех ведущих телекомпаний, радиостанций и большинства крупных газет. Судя по его виду, процедура эта ему уже изрядно надоела.
Из объяснений Дорфмана выходило, что Национальная гвардия усилит федеральные силы национальной безопасности и окажет им помощь в охране общественных зданий и поддержании порядка, освободив тем самым ФБР и полицию для поиска и поимки убийц, которые лишили жизни госсекретаря, помощника Президента по национальной безопасности, лидера большинства в Палате представителей и ранили президента и Генерального прокурора. Кроме того, они должны будут обнаружить и изолировать всех колумбийских наркотеррористов, скрывавшихся до последнего момента.
Пресса не могла успокоиться. Слишком много вопросов осталось без ответа.
Как только Дорфман замолчал, сразу же посыпались вопросы. Кто стоит за этим насилием? Как эти колумбийские убийцы проникли в страну? Какую гарантию может дать правительство американскому народу и жителям Вашингтона в том, что насилие больше не повторится?
– Мы делаем все возможное, – сказал Дорфман, – для обеспечения общественного порядка. Не секрет, что здесь действует множество преступных элементов, и мы предпринимаем энергичные шаги, в рамках закона, для задержания виновных в этих преступлениях. И для защиты...
Куэйл прервал его. Он поднялся и подошел к трибуне.
– Послушайте, – сказал он. – Если бы мы знали, кто эти люди и где они находятся, мы бы уже арестовали их. Очевидно, что нам пока это неизвестно. Мы делаем все возможное. И мы будем делать все, что нужно. Я вам это обещаю.
– Вы намерены объявить военное положение?
Куэйл обменялся взглядами с генералом Лэндом, который стоял в стороне от трибуны.
– Да, если меня вынудят, – медленно произнес он. – Я сделаю все, что должно быть сделано для защиты общества и гарантии его конституционных прав.
– Вот именно, а как насчет конституционных прав граждан? – перекрывая крики журналистов, – спросила Саманта Стрейдер своим скрипучим голосом.
Куэйл посмотрел на нее. Выражение его лица не изменилось.
– Я отдам распоряжение арестовать любого, кого будет необходимо арестовать, а суды потом пускай сортируют.
Политики поморщились. Журналисты бешено застрочили, а представители телекомпаний, размахивая руками, закричали: – Мистер вице-президент, мистер вице-президент! – но пресс-конференция уже закончилась. Куэйл уходил. Дорфман, генерал Лэнд и их помощники двинулись следом. Когда Куэйл покинул зал, журналисты ринулись к главному выходу.
Созерцая эту картину из дальнего угла, Йоук покачал головой и сделал кое-какие пометки в своей записной книжке. Неподалеку Сэм Стрейдер зажала в угол Отта Мергенталера:
– Вы действительно думаете, что Щеголь Дэн сам пришел к такому решению, или это дело рук вездесущего старины Дорфмана? – спросила она.
Отт что-то пробурчал в ответ, а Йоук, усмехнувшись, продолжал писать. Отт терпеть не мог, когда ему задавали вопросы во время работы – это нарушало ход его мысли. Но Стрейдер спрашивала лишь для проформы: это она была избранницей, ее вела путеводная звезда.
– В течение пяти лет, – продолжала она, давая понять, что ей заранее известно все, что бы Отт ни сказал в ответ, – колумбийская наркомафия прибегала к террору и убийствам, строя таким своеобразным способом свои отношения с правительством и своими согражданами. Они взрывали авиалайнеры, банки, убивали сотни людей. И козе было понятно, что в один далеко не прекрасный день наркотерроризм пожалует сюда, в Соединенные Штаты. Теперь американский народ желает знать, почему, когда это произошло, наши руководящие мальчики оказались застигнутыми врасплох, со спущенными для порки штанами?
Йоук обратил внимание, что рядом с ним стоит какой-то военный. Оглянувшись, он встретился взглядом с Джейком Графтоном, который, очевидно, слушал Стрейдер.
– Хотите ответить, капитан? – спросил Йоук, кивнув головой в сторону конгрессменки.
– Не для печати?
– Конечно.
Графтон пожал плечами.
– Они не были неподготовленными. Они были просто не готовы, если вы понимаете разницу. Для людей, которые жили только в мирное время, практически недостижим тот уровень внутренней готовности, который позволяет немедленно и эффективно отразить целенаправленный удар. Разум может подсказать – приготовься, но подсознание отказывается качать адреналин, отказывается покинуть состояние комфорта. Человек не хочет в это верить.
– Перл-Харбор, – кивнул Йоук.
– Совершенно верно. – Графтон мельком взглянул на членов съемочной группы, пытавшихся подключиться к сети, чтобы перезарядить батареи для камеры. – А что вы думаете? – добавил он.
– Я думаю, что Дорфман пытается определить, кто за это должен ответить.
Джейк Графтон кивнул. Улыбка мелькнула на его губах и исчезла.
– В тот момент, когда ранили Коэна, вы находились рядом на ступенях Капитолия. Почему вы встали, а не остались лежать, как все?
Джейк Графтон пожал плечами.
– Я понял, что будет только один выстрел.
– Довольно смелое предположение.
– Едва ли у этого парня было время на другой. Да и какой нормальный человек будет покушаться на меня?
– Это так, – подтвердил Йоук. – Но ведь он стрелял в вице-президента и промахнулся. Вам могла достаться очередная партия пуль.
– Разве промахнулся? – переспросил Графтон. – Я нутром чувствую – этот парень попадает туда, куда целится.
Капитан Графтон повернулся и вышел, оставив журналиста, который в задумчивости почесывал голову. Ему показалось, что Графтон хотел сказать что-то еще, но передумал.
* * *
Сенатор Боб Черри очень торопился. После пресс-конференции он и дюжина его коллег в течение часа пытались поджарить Дорфмана на вертеле, но Дорфман, как обычно, был невыносим. Как Джордж Буш может с ним работать, не переставал себя спрашивать Черри, – это загадка, разгадать которую нормальный человек не может.
Дэну Куэйлу, с его интеллектом и внешностью, самая подходящая должность – помощник шерифа, да и то в сельской местности. Черри был убежден, что Куэйл попал на пост вице-президента вместо сенатора Боба Доула потому, что Буш и Доул, который сам усердно добивался президентского кресла, питали личное отвращение друг к другу.
Войдя в приемную, Черри обнаружил там Т. Джефферсона Броуди, сидевшего в кресле для гостей возле стола его помощника. Броуди встал. – Добрый вечер, сенатор.
– Вы ко мне? – спросил Черри, направляясь к двери своего кабинета. Броуди обратил внимание, как сенатор, проходя мимо, послал мисс Джорджия улыбку, в ответ получив аналогичную.
– Всего на пару минут, сенатор.
– Входите. Пара минут – это все, что у меня есть.
Броуди принял условия и закрыл за собой дверь. Перебирая на столе телефонограммы, Черри снял рубашку и галстук.
– Что у вас?
– Ваш помощник сказал, что вы были в Белом доме.
– На брифинге. Так они это называют по крайней мере. Господи, что за день!
– По телевидению сообщили, что Куэйл намерен ввести в Вашингтон Национальную гвардию.
– Да. – Черри вынул из шкафа, который стоял возле душевой, свежую сорочку и надел ее.
– Мои клиенты надеялись, что вы сможете выступить против такой меры.
– Не поможет. Куэйл уже принял решение. Не скажу, что я не согласен с ним. В этом отношении он прав, я думаю.
Черри выбрал галстук и повязал его, глядя на свое изображение в зеркале.
– Между прочим, какое дело вашим клиентам до этого?
– Мои клиенты – это те люди, которые делали щедрые взносы в Комитет по внутренней политике и ваш избирательный фонд, сенатор.
Черри состроил гримасу. Он предполагал это. В его глазах уровень политической невинности Броуди опустился еще ниже.
– Итак, что же им за дело до этого? – повторил он.
– Хорошо, сенатор, пусть так. Но им кажется, что все это окажет плохое влияние на их бизнес.
– Чертовски близоруко с их стороны. Я имею в виду, что наплыв туристов и бизнесменов в Вашингтон растает, как вчерашний снег, если этих убийц не обезвредить. Чем скорее они окажутся за решеткой, тем безопаснее для всех и их бизнеса.
– Возможно, сенатор. Но мои клиенты так не думают. Если откровенно, ФБР и секретная служба вредны для бизнеса.
– Извините. Им придется смириться и жить в разочаровании.
Черри выбрал спортивный пиджак и надел его. Возвратившись к столу, он вытянул пальцем из стопки пару телефонограмм и отложил их в сторону. – Я сегодня очень тороплюсь, Джефферсон. Перед тем как уйти, я должен сделать пару звонков.
– Сенатор, я думаю, вы меня не поняли.
– Не понял?
– Я не об одолжении прошу вас. Я просто сообщаю вам.
– Броуди усмехнулся.
Сенатор выпрямился. Расправил плечи. – Вы сами уйдете или мне позвать помощника, чтобы он вышвырнул вас вон? Броуди развалился в кресле и положил ногу на ногу.
– Это же смешно, подумать только. Столько пожертвований, и вы не удосужились ни разу проверить, кто же дает вам деньги.
– Что?..
– "Эф Эм Дивелоупмент" – это корпорация, зарегистрированная во Флориде, и ее единственным владельцем является Фримэн Мак-Нэлли, добропорядочный местный бизнесмен. Возможно, вы слыхали о нем? "ABC Инвестмент" – это...
Черри тяжело рухнул в кресло. Он не сводил с Броуди глаз.
– Я уверен, ФБР в состоянии предоставить вам обширное досье на Фримэна Мак-Нэлли, сенатор. На этот раз вы действительно сели в калошу.
– Что вам нужно?
– Я уже сказал. Никакой Национальной гвардии. Никаких войск.
– Невозможно. – Лицо Черри залилось краской.
Броуди поднялся с кресла и сел на край стола. Затем наклонился к Бобу Черри.
– Вы, видимо, не подумали как следует, сенатор. Когда всплывет, что вы разъезжали туда-сюда по стране, набивали свою утробу, распивали вина и кувыркались с мисс Джорджия, а счета за ваши развлечения и избирательную кампанию оплачивались из денег, полученных от продажи наркотиков, которые вам давал самый крупный в Вашингтоне торговец кокаином, ваша карьера закончится большим конфузом. Шлеп! И вам конец.
– Я верну деньги. Я не знал. Я...
– Не придуривайтесь! Все вы, политики, – продажные твари и состоите на службе у преступных кланов, которые подмяли под себя всю кредитно-финансовую сферу. С вашей легкой руки попусту тратятся государственные деньги – пятьсот миллиардов долларов спущены в канализацию. А тем временем вы изощряетесь, чтобы выбить для себя зарплату повыше. Для себя вы единодушно одобрили самые высокие пенсии в стране и попутно грабите фонд социального обеспечения. Избиратели должны за все это платить? Их детям придется платить! Их внукам придется платить! Разве они когда-нибудь поверят, что Боб Черри настолько глуп, что не догадался проверить, кто сует ему в карман деньги?
Голос Броуди немного утих.
– Займитесь делом и позвоните кому-либо из облеченных властью. Поднимите шум. Будет лучше, если я завтра прочту в газете о вашей смелой позиции в защиту демократии в округе против ввода войск, иначе в пятницу вы прочтете о пожертвованиях, сделанных крупными воротилами наркобизнеса одному сенатору.
Уже на пути к двери Броуди остановился и обернулся.
– Еще один совет, сенатор. Люди, которые пытаются надуть Фримэна Мак-Нэлли, редко остаются в живых, чтобы потом похвастаться этим.
* * *
Следующую остановку Броуди сделал в офисе сенатора Дьюкена. Сенатора он застал уже в дверях.
– Если вы не против, я провожу вас до гаража, – сказал Броуди.