– Слушай, хозяин, – сказал мальчишка, закончив. – Ты шашлык делай. Я к тебе каждый день ходить буду.
      – Договорились, – просто ответил ему Толик.
      Он долго смотрел, как они уходили, огибая груды битого кирпича…
      В конце улицы мальчишка обернулся и поглядел назад, в сторону Толика, по-крестьянски приставив ладонь ко лбу от света.
      И это понравилось Толику больше всего!..
      Поздним вечером совсем по-другому выглядит площадка возле Толиковой, торговли.
      Угли в жаровне накрыты картонкой. На картонку для тяжести возложен кирпич. По земле ветер носит бумажки – обрывки бумажных салфеток. В грязь втоптаны белые луковые кольца, отливающие перламутром… Одна металлическая палочка от шашлыка упала и, воткнувшись в землю, покачивается, как стрела. Рванул ветер, и вот она мелко задрожала, наводя на сейсмические мысли…
      За мангалом виден голый забор. На заборе крупно написан уже давно забытый присоветский лозунг: «Слава людям труда!».
      Прямо под лозунгом стоит железная заржавленная кровать, которую днем не было видно. В ногах кровати валиком положен матрац.
      Толик ходит по «своей» площадке, немного прибирает мусор, потом идет к кровати. Вот он развернул матрац, и внутри оказалась постель.
      Диковато смотрелись здесь простыня, подушка и цветное ватное одеяло, так беззащитно разложенные под открытым небом, на ржавом железе солдатской кровати…
      Приготовив постель, Толик идет к самовару.
      Старый царь-самовар, браво развернув свои прямые медные плечи, весь в потеках и вмятинах. А вокруг него и под ним, между гнутых медно-тусклых его ножек, похожих на тронные, – понасыпались мокрые угли и зола.
      Отчего самоварное подножие отдает пепелищем…
      Толик нагибается и молча начинает готовить лучину для завтрашних чаепитий. На одном могутном плече самовара стоит японский приемник – «чистая «Соня!», как сказал тогда его гостиничный Сосед. Прямо из ничего, непосредственно из окружающего воздуха приемник создает веселую музыку в настроении марша. Эта транзисторная маршевая бодрость, интеллигентный японский дизайн приемника и сверкающая шпага антенны делают всю картину Толикиного быта еще более грустной.
      Сидя на корточках, Толик большим ножом колет сухое полено. Неожиданно он громко спрашивает:
      – Ты чего сегодня домой не идешь?
      С краю, у самого мангала-жаровни, стоит давешний мальчик и внимательно смотрит на работу Толика.
      – Куда? – не сразу отвечает он.
      – Ну, в интернат.
      Мальчик долго молчал, потом негромко произнес:
      – А мама не так колола.
      – А как? – сразу так и кинулся к нему Толик – кинулся голосом, вопросом, глазами, оставаясь в то же время на месте, на корточках.
      И снова мальчик ничего не ответил.
      – А у тебя потому всегда весело, что приемник? – спросил он через некоторое время.
      – Тебе нравится? – снова быстро повернулся к нему Толик.
      Мальчик вытащил из земли шашлычную железную стрелку, обтер ее конец о свои штаны, положил на мангал.
      – Я вчера целый день думал, – сказал он неожиданно. – Решил: у тебя буду жить.
      – Так ведь негде, – огорчился Толик. Потом добавил: – У меня тут дом был. На этом самом месте.
      Он показал на кровать и жаровню.
      – Я вчера тебе гвозди собирал целый день, – сказал мальчишка и вытащил из кармана горсть ржавых гвоздей.
      …Ночь была прохладная, и Толик несколько раз вставал с земли, где устроил себе постель, накрывал мальчишку по имени Дамир, спавшего на его кровати…
      С утра было солнечно.
      Толик вел мальчика Дамира по Алтынабаду. В одной руке он держал его маленькую ладошку, в другой нес приемник. Оставлять приемник было негде, да и не хотел Толик с ним разлучаться.
      Они шли мимо строящихся домов, мимо бульдозеров, мимо какого-то учреждения, которое работало на своих столах прямо во дворе. А двор этот насквозь просматривался с улицы, через обвалившийся местами забор…
      Несмотря на странную обстановку, все служащие этой конторы под открытым небом – спокойны, деловито ходят от стола к столу, совещаются…
      Поглядев на них сквозь заборные проломы, Толик и Дамир движутся дальше.
      На углу рабочие обновляют и подкрашивают уличную конструкцию – из тех, что ставились силами находящегося рядом завода или какой-нибудь фабрики. А на железном щите с завитушками по краям – фотографии передовых людей этой фабрики…
      – Гляди, Дамирчик, – говорит Толик.
      Дамир разглядывает выцветшие фотографии на железном сварном стенде и спрашивает у Толика:
      – Это кто?
      – Самые лучшие люди района, – улыбаясь, отвечает Толик.
      Ему очень нравится что-то объяснять Дамиру.
      – А почему тебя здесь нет? – строго спрашивает Дамир.
      – А я в другом районе живу… – смущается Толик, и они идут дальше…
      …Потом они стоят у автоматов с газировкой. Дамир пьет воду, спрятав в стакан пол-лица.
      Рядом в пыльном скверике, развесив простыни в виде ширм и навесов, работает парикмахерская. Дом, где она была раньше, развалился. В остальном же, кроме стен и потолка, парикмахерская выглядит вполне нормально – с уцелевшими механическими креслами вроде зубоврачебных.
      Из одного кресла вышел мальчик не старше Дамира, свежеостриженный, с голым затылком и новеньким чубчиком, как будто приклеенным на четверть головы. Он остановился рядом с Дамиром, ждет, когда Дамир освободит стакан для газировки. Стоит и подбрасывает на ладони монетку в пять рублей.
      Дамир пьет, а глазами следит за монетой.
      Глядя сверху на мальчиковые головы – заросшую, черную Дамира и оголенную, белесую, другого, – Толик даже расстроился:
      – Ну что же это?.. Ребенка-то зачем так уродовать? Молодая девушка-парикмахер выглянула из-за занавески:
      – Следующий!
      Толике Дамиром прошли в «парикмахерскую». В соседнем кресле старик-парикмахер брил какого-то взрослого.
      Дамир взгромоздился в кресло. Толик обеспокоенно встал рядом.
      – Выйдите, папаша. Мешаете, – сказала девушка.
      – Моему такой чубчик не надо, – сказал Толик. – И затылок не брейте.
      – У нас для детей – один фасон: бокс или полубокс.
      – Просто подровнять можешь?
      – Я вам что сказала? У нас для детей…
      И в то же мгновение из соседнего кресла вскочил быстрый мужчина – это был стремительный гостиничный Сосед Толика.
      – Что значит «для детей», женщина?!. – закричал он. – Ребенок – не человек, да?!! Ребенок красивым должен быть! Дети – это все, женщина!
      – Я вам не «женщина», – оскорбилась девушка.
      – Мне не женщина, другому – женщина! Думать надо!..
      Говоря так, он сорвал с себя салфетку, он уже выхватил у девушки ножницы, алюминиевую ее расческу и набросился на Дамирову голову.
      Девушка-парикмахер не ожидала ничего подобного и стояла, не сопротивляясь. Застыл и потрясенный Толик. И старик, который брил Соседа…
      Ловко орудуя парикмахерскими приспособлениями, Сосед обрушился на девушку, словно вихрь:
      – Бокс! – кричал он. – Ты видела, кто сейчас ходит с боксом?! Покажи мне такого человека! Ребенка знаешь как стричь надо?!! Лучше всех надо стричь! Равнодушный ты человек!
      – У нас альбом фасонов… – попыталась вставить девушка.
      – Покажи этот альбом знаешь кому?! – вскричал Сосед еще сильнее. – Не могу, понимаешь, при ребенке сказать! У тебя голова круглая? А у него, например, огурцом!.. Что, одинаково стричь будешь? Думать надо. Кто будет думать? Считаешь, только Дума Государственная думать будет?!.
      Девушка уже не знала куда деваться. Меж тем Сосед быстро и на редкость ловко подстриг Дамира и отступил, любуясь.
      – Полька! – воскликнул он, уже остывая. – Бокс… Уметь надо!!!
      – Сколько платить? – спросил Толик, приходя в себя.
      – Ему и платите, – сказала девушка с обидой и даже убрала свой расчетный листок. Какое-то время она чувствовала себя виноватой, но потом, очевидно, обиделась: должно быть, когда Сосед учил ее думать.
      Толик повертел деньги и убрал.
      Отведя Дамира в интернат, Толик привел Соседа к себе, то есть на свою железную кровать у забора, – в гости.
      Расстелив одеяло, они сидели на кровати и пили чай.
      – Прибился ко мне, – объяснял Толик. – Родители у него…
      Он сделал жест неопределенный, но печально понятный.
      – А у тебя свой есть? – спросил Сосед, уже прикидывая какую-то комбинацию.
      – Да я и не женился еще никогда, – ответил Толик.
      И тут Сосед, обуреваемый новой идеей, вскочил, опять включил все свои мощности, заговорил быстро и горячо:
      – Слушай, бери его себе! Хороший малый, я тебе говорю, жалеть не будешь! Мамой клянусь!!!
      – А разве можно? – Толику это не приходило в голову.
      – Конечно! Усынови – и все! Я тебе сделаю, идем! Сам бы взял – у меня своих трое!
      Он схватил Толика за локоть и уже бежал, уже весь летел, досадуя на Толика за медленные мысли, за его чай, за нерешительность, за неустроенную эту кровать – пора делать дом, чего медлить?!!
      Нужно немедленно делать дом, усыновлять бежать, оформлять… В общем – не сидеть, только не сидеть!..
      Толик вырвал локоть, даже не приподнялся:
      – Зачем мне это надо?!
      – Сын, дорогой, понимаешь?!. – закричал Сосед. – Готовый мальчик есть! Где ваша власть? Горсовет-шморсовет, милиция-шмилиция… Иди со мной, я все сделаю! Я все справки знаю. Две минуты надо!
      – Да никуда я не пойду. Мне еще сына не хватало! – сказал Толик, рассердившись на Соседа за явную глупость и несерьезность его фантазий.

***

      – Хочу усыновить, – сказал Толик.
      Он сидел на стуле в кабинете директора интерната.
      Директор была женщина, на первый взгляд – вполне учительского вида. То есть она имела вид человека с заранее известными установками, с продуманными приемами всегда одерживать верх в разговоре. Однако умный, заинтересованный глаз ее некстати блестел и не давал отнести ее к четко определенному типу.
      – Кого? – спросила директорша.
      – Дамирчика… Такого черненького.
      Толик показал рукой от пола, что за Дамирчик, а директорша даже слегка покачнулась вперед, за край стола, посмотреть ему под руку.
      – Так, – сказала она деловито, словно впрямь увидела Дамирчика. – Знаю. Документы принесли?
      – Документы есть, – закивал Толик. – Всегда хожу с документом, сплю с документом. Вот… паспорт… сейчас…
      Он кинулся к себе в карманы, но не сразу в них разобрался. Возможно, что спал он действительно с паспортом, однако вынимать его, по всей вероятности, приходилось ему нечасто.
      Наконец в одном отдаленном кармане паспорт нашарился. Толик с почтением положил его на стол.
      В этот момент дверь кабинета раскрылась на две ладони, не больше, и в щель плечом вперед пробрался мальчик, по виду – первоклассник. Он прошел немного вперед и встал, далеко не дойдя до стола – чтобы чувствовать спиною дверь и свободный коридор.
      Он открыл рот и тут заметил транзисторный приемник, стоявший у ног Толика, как верная собака. Толик повсюду носил его с собой.
      – Вера Александровна, – проговорил мальчик, не сводя глаз с приемника. – Вы велели… Я…
      И замолчал.
      – Бахтияр! – сразу же быстро заговорила Вера Александровна, забыв о Толике. – Что это за драка, почему это драка, мне было очень неприятно это услышать, ты меня понимаешь?
      – Она сама… – пробормотал Бахтияр.
      Он ничуть не робел, но было видно, что ничего приятного от разговора он не ждет и сомневается – нужен ли он.
      – Но ведь она девочка! Женщина, можно сказать! – всплеснула руками Вера Александровна и даже приподнялась. – Можно ли бить женщину?!
      Она довольно чувствительно ударила сама себя кулачком в лоб, словно проверяя – можно ли, действительно, женщину бить или нет.
      – Я не бил! – заговорил Бахтияр совсем другим, ясным голосом. У него появился интерес к разговору, ожидание справедливости. – Потому что я знаю, что женщина… вы говорили… Я не бил!
      – Хорошо. Иди, Бахтияр. Я потом со всем этим сама разберусь, – очень строго сказала Вера Александровна. – Не видишь, я сейчас занята?
      Бахтияр медленно вышел из кабинета, не отрывая глаз от японского приемника Толика.
      Вера Александровна перевела дух, будто сбросила с плеч огромную тяжесть, и мягко заговорила с Толиком, придавая голосу сочувственные интонации:
      – А живете вы где? Дом уцелел?
      – Я построю! – быстро откликнулся Толик.
      Стало очевидно, что к этому вопросу он был подготовлен.
      Директорша это мигом поняла и оценила, а потому с неожиданной для себя решимостью нагнулась к нему через стол и раздельно сказала:
      – В общем, нужна характеристика с места работы, акт обследования жилищных условий и согласие вашей жены.
      – Жены? Какой жены? Зачем еще жены? – заговорил Толик.
      – Вы поняли меня? Нужна характеристика, акт и согласие. – Она совершенно определенно подсказывала ему, что нужно делать. – Если вы, конечно, действительно решили усыновить этого мальчика.
      И тут Толик взорвался и немного покричал для собственного успокоения – что вообще-то было для него почти невероятно, невозможно: кричать в таком уважаемом, государственном месте.
      – Ничего я не решил! – в сердцах выкрикнул он. – Зачем мне это надо?!. Я государству хотел лучше сделать! Чтоб беспризорников не было… Помощь хотел оказать воспитанию! Согласие… зачем согласие? Не хотите – не надо! Я что? Я ничего. Шашлык тоже надо кушать! Кто-то должен его делать!
      Толик был очень расстроен…

***

      Строится дом, и это всегда радостно видеть.
      Когда ломают – то это грустная картина, жалобная картина, обнажающая простую, клеточную конструкцию нашей жизни.
      Но те же ячейки, которые видны при постройке, ничуть не огорчают. Они кажутся временным упрощением, скелетом будущего удобного дома, вполне достойного для отдельной человеческой жизни.
      Дом строится не один. Рядом поднимаются с этажа на этаж другие дома. Некоторые стоят уже готовые…
      Меж домами палаточные городки – тут живут строители и те, кто ждет скорого вселения.
      Ходят военные и милицейские патрули в камуфляже, с оружием. Они берегут порядок в городе, почти вся жизнь которого оказалась вынесенной под высокое небо и на время лишилась защиты стен и крыш…
      …На одном из строящихся домов висят наспех выведенные по белому полотну слова: «Воронеж – Алтынабаду».
      По лесам поднимается парень в заляпанном ватнике. Он несет в руках стопку лепешек, пучок палочек с горячим шашлыком и бутылки с кефиром. Покупал на всю бригаду.
      Наконец парень взбирается на последний уровень.
      Тут возится с кирпичами Толик – в новом комбинезоне его не узнать.
      Парень подошел, посмотрел на Толикову стенку, сказал:
      – Стена-то кривая.
      – Почему кривая? – не согласился Толик, но все же отошел поглядеть, прищурив глаз и склонив для чего-то голову на плечо.
      – Подержи, – сказал парень и подал Толику стопку лепешек и кефир.
      Асам взял отвес и приложил к верхнему ряду уже уложенных кирпичей. Отвес расходился со стенкой почти сразу же. И чем дальше, тем больше.
      – Ну, – сказал парень.
      – А может, он это… испортился? – спросил Толик с надеждой.
      – Чего-о-о-о?! – ошеломленный предположением Толика, потрясенно протянул парень и забрал у него лепешки с кефиром.
      Отвес был обыкновенным грузиком на шнурке, и ничего другого в этом приборе не содержалось, кроме сил притяжения и законов Вселенной…
      В бригаде были в основном молодые ребята, приехавшие сюда с охотой – поглядеть новые места – и с удовольствием оттого, что понадобились.
      Только пожилой каменщик Василий уехал «за границу России» с полным участием к стихийному бедствию бывших советско-союзных братьев.
      Были в бригаде и две девушки. Но как-то так получалось, что вроде бы одна – Клара, – настолько она заслоняла собой вторую, Галю. Как, впрочем, заслонила бы и любую другую. Клара имела в достатке на себе все то женское, на чем любой глаз, не выдержав, остановится и будет с удовольствием стоять, пока прилично.
      В косынке, повязанной по самые брови, в стройфутболке, заляпанной мелом, и в бывших тренировочных штанах, закатанных выше колен, она выглядела ничуть не хуже, чем если бы нарядилась на специальную вечернюю дискотеку.
      – Толик! Сын пришел! – крикнул кто-то.
      Толик положил кирпич, наскоро обтер руки, схватил остаток лепешки с шашлыком и кефиром и побежал вниз.
      Дамир поднимался по лесам, и они встретились на полдороге.
      Толик было дернулся обнять Дамира, схватить его на руки, но постеснялся и лишь протянул ему шашлык с лепешкой:
      – Тебе оставил. Ешь.
      – Не хочу.
      – Ешь, – велел Толик.
      Дамир стал неторопливо жевать шашлык, деликатно отламывая небольшие куски от лепешки.
      – Твой был лучше, – сказал он серьезно.
      – Правда? – обрадовался Толик. – Тебе мой больше нравился?
      Дамир не ответил. Словно вдруг вспомнив, сказал:
      – Этого привел… В кепке.
      – Где? – закричал Толик и побежал вниз. – Что же ты молчал?!.
      Сосед стоял внизу и, запрокинув голову, разглядывал дом.
      – Поглядеть хочу, – сказал он. – Как строишь! Толик так и набросился на него, принялся горячо говорить, словно они поменялись с Соседом ролями:
      – Слушай, я и сам не знал, что умею! Ну, торговать я могу, ты видел…
      – Видел, дорогой, видел! – захохотал Сосед. – Торговать, говоришь, можешь?!.
      Он хохотал так весело, что Толик тоже засмеялся, потом немножко обиделся, но тут же перестал. Теперь такая обида не могла удержаться в нем долго.
      Подошел Дамир, встал возле Толика и стал глядеть снизу вверх, как смеется Сосед.
      – А что? Второй дом строю, – сказал Толик и сам удивился.
      – Только стенки у тебя малость загибаются, – сказал со своего места рабочий в ватнике и резиновых сапогах.
      Он просто так сказал, беззлобно, но Сосед вдруг рассердился.
      – А тебя что, мама сразу родила строителем?! – закричал он. – У тебя ничего не загибается? Слушай, становись рядом, поглядим, как ты умеешь!
      Он уже скидывал пиджак, притоптывал легкой южной ногой, подгоняя Толика, собирал вокруг себя людей. Он уже забыл, что хотел посрамить того, в ватнике, он пел, засучивая рукава, пританцовывал, хватал кирпичи, показывал, как лучше класть, посылал девушек за раствором…
      Азарт его передался другим, и уже как бы сами собой летали кирпичи, росли отрезки стены, все бегали, а не ходили! Ну прямо-таки сцена уборки урожая из кинокартины «Кубанские казаки»!..
      Сам Сосед в кепке словно не работал, а плясал! Это был какой-то танец с кирпичами, с мастерком и раствором. Временами он что-нибудь обязательно вскрикивал, например:
      – Ай, девушки, какие девушки! Большие молодцы!!!
      Это хотя и относилось к Гале и Кларе, но женской их сути никак не касалось. Это было одобрение их расторопности.
      Ряд за рядом клал Сосед свой кусок стены – от окна до окна. Его участок вырастал быстрее других. Постепенно Сосед скрылся за возведенной своими руками стеной.
      Вот осталась видна только его голова…
      …Вот уже и головы не видно…
      …из-за стены еще один ряд прошли его руки…
      …и вот Сосед исчез!..
      Стало тише, как будто приглушили музыку, которая все время исходила от него. Общий темп соревнования по кладке стал спадать…
      Все заметили, что Соседа нет.
      – А где же этот, твой?.. – удивленно обступили Толика рабочие.
      Заглянули за стену, поискали внизу, но нигде его не было видно. Пиджак Соседа, висевший на лесах, тоже исчез.
      – Да и не спускался вроде никто, – с грустью отметила Клара.
      – Куда же он делся?!.
      Но Толика это ничуть не удивило.
      – Такой человек! – говорил он, поворачиваясь во все стороны. – Совершил, и нет его! Такой человек!
      – Но как же это так?.. – удивлялись рабочие.
      – А вот так! – с восторгом снова ответил Толик. – И нет его! Уж я его знаю! Такой человек!..
      Внизу возле дома стояли два вагончика. В них раздевались рабочие.
      Дамир слонялся возле вагончиков, ждал Толика после работы.
      Толик все не появлялся…
      …зато из другого вагончика вышла Клара – во всем своем блеске. Футболка и тренировочные брюки остались ждать ее до завтрашней работы, и сейчас на ней было платье.
      И какое платье!.. Вернее, ничего в нем не было особенного, но на Кларе…
      Оно умело сидеть, умело выглядеть…
      А еще Клара знала, как надо ходить, чтобы все оборачивались. И она никогда не ошибалась!
      Даже Дамир обернулся и неотрывно глядел, как она идет по строительной площадке к выходу.
      Спустился переодетый в чистое Толик и взял Дамира за руку.
      Дамир показал Толику на уходящую Клару и очень по-мужски сказал:
      – Вот это ход, да?!.
      – Правда? – тут же откликнулся Толик, думая о своем. – Тебе нравится?
      – Класс! – сказал Дамир.
      Толик спросил серьезно, как равного:
      – А ты в этом, что, разбираешься?
      – Конечно, – ответил Дамир.
      Толик задумался. Но вдруг вспомнил, что должен разговаривать с Дамиром наставительно, как истинный отец, а на такие темы особенно.
      Он резко остановился и пригрозил Дамиру:
      – Ты мне это брось! Откуда слова такие знаешь?
      Но Дамир ничуть не испугался.
      – Ха! Я еще не такое знаю!
      – Забудь! – строго велел ему Толик.
      И Дамир немедленно охотно согласился:
      – Забуду!
      Ему очень нравилось слушаться Толика…

***

      Толик сидит в кино рядом с Кларой.
      На экране показывают очень старый фильм – «Интердевочка». Клара так и вонзилась в экран, так и глядит, так и вбирает…
      Толик ерзает, оглядывается, поворачивается к Кларе, но никак не может попасть в ее внимание!
      Берет Клару за руку. Она даже не замечает, рука лежит безучастная – такую руку и держать-то не хочется. Но уж раз взял, держать надо.
      – Я вчера целый день думал, – говорит наконец Толик. – Ты нам больше всех подходишь…
      Раньше он никогда ничего похожего не мог сказать. Раньше такое ему и в голову бы не пришло! Это все из-за него, из-за Дамира.
      – Чего-чего? – не отрываясь от экрана, спрашивает Клара.
      – Ну, для этого… Для Дамира. Мне жена нужна… не по-настоящему, конечно. Мне бы только справку…
      – Я бы ни за что не могла бы вот так… за деньги, – глядя на экран, негромко и чуточку неискренне сказала Клара.
      Толику показалось, что Клара ждет от него продолжения разговора.
      – Я не так – чтоб на халяву… или что. Я тебе приемник японский подарю за это, – сказал тогда Толик.
      На них уже стали оборачиваться.
      – Не мешай смотреть, – прошипела Клара, не вынимая своей руки.
      И тут Толик рассердился и бросил ее руку. Он даже забыл, что они в кино, и немного покричал:
      – Я тебя что? Смотреть привел? Привел о деле говорить!
      Спереди обернулась раздраженная женщина.
      – Тише, вы! Смотреть не даете! – яростным шепотом сказала она.
      А на экране – хорошая советская интердевочка шла по чистенькому Стокгольму, в котором никогда не бывало землетрясений…
      На следующий день в обеденный перерыв вокруг Клары собралась вся бригада, кроме Толика.
      Толик с ожесточением один работал наверху.
      – Привел меня в кино, а глядеть не дает, – говорила Клара. – Предлагает жениться ненастоящим браком!..
      – Ну, Толик дает! – проговорил кто-то с восторгом.
      – Я, говорит, не так. Я, говорит, за эту услугу приемник не пожалею, – сказала Клара, не обращая внимания на шутки.
      Все улыбались. Не по злобе, атак, от хорошего настроения. Скорее, даже любуясь на чудачества Толика.
      И только Галя совсем не улыбалась и не веселилась.
      Она слушала Кларин рассказ с состраданием, мечтая, чтобы он скорей прекратился, – и не решалась прервать Клару.
      – А ты бы вышла за него, не прогадаешь. Мужик хороший. Таких счас по пальцам… – сказал пожилой каменщик Василий.
      Очень уж развеселилась бригада! Ну, прямо в хохот!..
      – Человек на кино нацелился, а тут на тебе – руку и сердце!.. – заржал кто-то.
      – Но не натурально!.. – подхватил другой. – Атак… Вроде как по делу. Для блезиру и штампика…
      – Выходи за него, Кларка, не кобенься, – серьезно сказал пожилой Василий.
      – Да вы что, дядя Вася?! – возмутилась Клара. – Ненастоящим браком?
      – Ну, сейчас ненастоящим… А потом как-нибудь перемените, – сказал Василий. – И пацанчик готовенький. Ни пеленки стирать, ни сиськой трясти…
      – Мне восемь предпринимателей по огромной любви предлагали! И один – почти олигарх! Я и то не пошла!.. – резко ответила Клара и быстро направилась к лесенке.
      – Ну, разве что – почти олигарх, – легко согласился ей вслед Василий.
      Все опять засмеялись. Стало ясно, что смешное с Толика уже перешло на Клару, на нее одну. И в этом было полное сочувствие Толику.
      Клара обернулась на этот смех и сверкнула красивым презрительным глазом.
      После работы Толик стоял за высоким столиком в летней столовой самообслуживания и ел.
      Рядом с его тарелкой супа, как всегда, стоял и его приемник.
      За этим же столиком жевал пирожки, запивая их чаем, человек в коломянковом пиджаке. Тут же на столе лежала его соломенная шляпа.
      От входа в столовую между столиками пробиралась Галя, время от времени взглядывая на Толика. Подойдя, она молча встала рядом и ждала, когда Толик заметит ее.
      – Толик… – позвала она, не дождавшись.
      – Чего? – не поворачиваясь, спросил Толик. Было ясно, что он давно увидел ее.
      – Я тут случайно. Иду и вижу, вы обедаете, – заговорила Галя. – Я и зашла… А вообще-то я к вам по делу, – сказала она с внезапной искренностью.
      – По какому делу? – спросил Толик.
      – Вы вчера предлагали Кларе… Так я согласна… Как вы говорили…
      – О чем я говорил? – не понял Толик.
      Человек с пирожками и пиалой перестал жевать и прихлебывать, смотрел на Галю во все глаза.
      – Насчет брака, – пояснила Галя.
      При этом она понизила голос, чуть скосившись на человека с пирожками, но потом забыла про него и стала говорить быстро, отчаянно, прижав руки к груди:
      – Если вы хотите, Толик, я могу расписаться. То есть, если я вас, конечно, устраиваю по внешним данным… То есть, конечно, не вас, а если мальчика буду устраивать… То есть, если, как мать, потому что я понимаю…
      Она замолчала. Человек с пирожками изумленно смотрел на нее, забыв, зачем сюда пришел.
      Толик заволновался, сделал движение к Гале, потом к раздаточному окошку. Лишь бы она перестала говорить вот так открыто, на людях, при этом вот постороннем типе с его соломенной шляпой и пирожками!..
      – Ты хоть что-нибудь ела? – попытался перебить он Галю. – Что же это я один кушаю?!. Погоди, сейчас принесу…
      – Нет, – сказал Галя, удерживая его за рукав. – Я не хочу… Вы не думайте, Толик, мне ничего не надо!.. И приемник вы оставьте себе. Пусть Дамирчик слушает. Мальчик должен быть музыкально развит…
      Никогда еще Толик не был так растерян. Он зачем-то кинулся собирать посуду, остатки хлеба, пирожков – и понес эту гору прочь.
      – Я сейчас! – крикнул он Гале.
      Тут человек в пиджаке очнулся и заметил, что его последний пирожок уносят навсегда.
      – Извиняюсь, – сказал он вежливо. – Этот пирожок еще едят.
      – Ах да!.. Ах да… – Толик рванулся с подносом обратно к своему столику. – Простите!..
      Он снял пирожок с горы грязной посуды и в полной несознательности начал вытирать его бумажной салфеткой.
      – Анатолий! – укоризненно воскликнула Галя.
      – Ох, чего ж я делаю-то!.. – сказал Толик, совсем смешавшись. – Вот голова с дыркой… Я сейчас вам новый принесу!
      И побежал к буфетной стойке за пирожком.
      Человек в пиджаке осторожно взял свою шляпу со стола и попытался незаметно уйти, но Галя удержала его за рукав:
      – Вы уж не сердитесь, что так получилось! Это я виновата. Он сейчас принесет вам новый пирожок!..
      – Да не беспокойтесь, – отвечал тот, стараясь быть деликатным. – Я накушался…
      – Нет-нет, не уходите! Как же это? Он сейчас принесет! Вон – уже несет!.. – держала его Галя.
      Толик бежал с пирожком.
      – Виноват… – говорил он поспешно. – Не знаю, как это я…
      – Ничего, я могу и этим воспользоваться, – успокоил его человек. – Мне что? Мне все равно.
      – Понимаете, он немного нервный, – сказала Галя.
      – Да-да, я нервный, – закивал Толик и…
      …человек с соломенной шляпой стал поспешно выбираться из-за стола, испуганно засовывая масляный, горячий пирожок во внутренний карман своего коломянкового пиджака.
      – Вообще-то я нет, не очень, – с беспокойством сказал Толик, поворотившись к Гале.
      Они остались за столиком вдвоем. Надо было что-то говорить, но оба молчали и даже не трогали еду.
      Толик включил приемник. Оттуда вырвалась веселая музыка. Толик посчитал ее неуместной в такой напряженный момент и поспешно выключил.
      – Так… – сказал он наконец. – Что же мне с тобою делать?
      – Не знаю, – ответила Галя, не в силах оторвать от него глаз. – Я вам сказала, а вы уж думайте сами.
      Теперь Толик и Галя шли по улице. Толик – чуть впереди.
      В одном с ними направлении медленно ползла огромная грузовая «шкода» с еще более огромным фургоном-рефрижератором.
      – Эй, парень! – крикнул водитель Толику. – Не знаешь, где СМУ-четырнадцать?
      Толик повернулся на крик и сразу узнал Палпалыча.
      – Толик!!! – заржал Палпалыч. – Миллионер!.. Олигарх! Ротшильд! Здорово! Ну ты даешь!..
      – Палпалыч! – обрадовался Толик.
      Палыч ударил по тормозам и распахнул пассажирскую дверь кабины.
      – А ну давай! – крикнул он Толику. – И вы давайте, – сказал он Гале, угадав в ней Толикову спутницу.
      – Это Палпалыч, – сказал Толик Гале, когда сели в кабину.
      – Очень приятно, – сказала Галя. Она смущенно глянула на Толика и назвалась: – Галя.
      – А вы за фруктами? – поинтересовался Толик.
      – Да ты что?!. – захохотал Палпалыч. – Какие фрукты! Я вам двенадцать тонн лакокрасочных приволок в строительно-монтажное управление!