Вишневецкий прикурил, затянулся, сказал Котьке-художнику:

– Чернов, будешь старшим группы.

– Слушаюсь, Антон Вячеславович.

И в эту секунду раздались два пистолетных выстрела.

Вишневецкий сел за руль, завел двигатель. Подошел инструктор, сказал:

– Ажур. Там обслуга закончит. Можно ехать.

И «додж» двинулся в сторону гор.

За углом дома притулился знакомый уже белый фургон «Казплодовощторга»...

А у. самого здания НКВД сегодня много легковых и военных автомобилей.

Подкатывает «виллис» Вишневецкого.

Из-за руля вылезает Антон Вячеславович. Он в строгом и модном сером костюме с белым воротничком рубашки, выпущенным на пиджак. В отличие от входящих в здание НКВД и выходящих из него Вишневецкий самый загорелый, чуть ли не дочерна...

В большой комнате оперативного отдела, несмотря на дневное время, опущены шторы. Горит электрический свет.

На одной стене – карта фронтов с отметками и флажками, на другой – в большой раме, наверное, тоже карта, но занавешенная плотной синей тканью.

Докуривают, прихлебывают чай из казахских пиалушек с псевдонародным орнаментом. Сами себе подливают из большого фаянсового чайника с таким же рисунком...

...заместитель наркома внутренних дел всего Советского Союза – Николай Александрович, нарком Казахстана – Алексей Степанович, молодой авиационный генерал и невзрачный человек в мешковатых брюках и розовой «бобочке» – трикотажной рубашке с короткими рукавами...

Тихо открывается дверь, на пороге появляется подполковник:

– Полковник Вишневецкий прибыл.

– Сюда! – коротко приказывает Николай Александрович.

Подполковник исчезает, и в кабинете возникает Антон Вячеславович Вишневецкий.

– Сколько лет, сколько зим?! – радушно говорит Николай Александрович и сам идет навстречу Вишневецкому, протягивая ему обе руки.

– Здравия желаю, товарищ генерал-полковник!

– Антон Вячеславович!.. Ну договорились же еще в прошлый раз – весной!.. Здравствуйте, дорогой мой!..

– Здравствуйте, Николай Александрович. Здравия желаю, товарищи! – говорит всем остальным Вишневецкий.

– Алексей Степанович, вы хозяин – представляйте сами гостей Антону Вячеславовичу, – сказал Николай Александрович наркому Казахстана.

– Знакомьтесь, Антон Вячеславович – это генерал-лейтенант Скрипко Иван Васильевич, зам. командующего авиацией дальнего действия товарища Голованова... – сказал нарком Казахстана.

Вишневецкий и Скрипко пожали друг другу руки.

– А это, – нарком представил человека в мешковатых брюках и «бобочке», – а это – самый главный разработчик той самой идеи, которую вы, Антон Вячеславович возглавили и, надеюсь, осуществили. Михал Михалыч... – Тут нарком запнулся, решил все-таки не называть фамилию и добавил простенько: – ...так сказать. Чайку?

Котька и Тяпа сидели на ступеньках у входа в открытый склад дяди Паши. Каждый лопал большое алма-атинское яблоко.

В глубине склада дядя Паша что-то перекладывал с полки на полку, записывал в толстую инвентарную книгу и ворчал:

– Вот ты, Тяпа, – настоящая сволочь!.. Я, старый человек...

– Ну дядя Паша!.. – фальшиво-возмущенно закричал Тяпа. – Какой же вы «старый»?! Вы чё?! Ну надо же!..

– Заткнись! – рявкнул дядя Паша. – Я, старый человек, должен за тебя, за молодого, здорового кобелька, твой же пистолет чистить! Это на что же похоже, а?! Прошлый раз автомат, гадюка, сдал с таким нагаром в стволе, что удавить тебя мало... Позавчера – пистолет весь в дерьме каком-то!.. Отстрелялся и с глаз долой, да? А если он у тебя в нужный момент заклинит? Что тогда?.. А это может произойти о-о-очень скоро.

– Я больше не буду, – совсем по-детски, но искренне говорит Тяпа. – Чесслово, дядя Паша...

– А все почему? – не может успокоиться дядя Паша. – А все потому, что у тебя вместо совести – «в поле ветер, в жопе дым»...

– Дядя Паша, – прерывает его Котька-художник, – не знаешь, зачем Антона «вниз» вызвали?

– Откуда мне знать!

– Не из-за тех заморочек на аэродроме?

– Нет.

– Тогда откуда ты знаешь, что не из-за тех, темнило?!

– Отлепись! Много будешь знать – не успеешь состариться!

Синяя плотная занавеска раздвинута. Это карта Европы за линиями фронтов.

Накурено. Михаил Михайлович в своей нелепой розовой «бобочке» в одной руке держит вместо указки обычный карандаш, а в другой пиалу. Прихлебывает чай и говорит:

– База называется «Гефлюгельхоф» – «Птичий двор». И этот «двор» нафарширован самым совершенным радио– и локационным оборудованием воздушного наблюдения, обнаружения, наведения и связи. И торчит у нас на пути, извините, как раскаленный кол в заднице!

– Для работы нашей авиации дальнего действия австрийско-итальянское направление закрыто наглухо! Именно из-за этой базы!.. – нервно сказал авиационный генерал.

– Расположена база в восточной части Австрии, район «Венцель Альпе». – Михаил Михайлович показал это место на карте. – Высота порядка двух тысяч метров. Сверху превосходно защищена большим ледово-скальным навесом... Все подходы снизу – охраняемы и электрифицированы. Ложные проходы – минированы... Две попытки нашей службы подойти к этой станции снизу кончились печально... Чему вы улыбнулись, Антон Вячеславович?

– Виноват... Но услышать от вас – автора такой грандиозной идеи, как наша школа, слово ПЕЧАЛЬНО – более чем забавно...

– Вас что-то не устраивает, Антон Вячеславович? – без малейшего раздражения в голосе спросил Михаил Михайлович.

– Еще раз прошу прощения. Слушаю вас внимательно.

– Теперь мы должны сделать попытку подойти к этой базе сверху. Так сказать, силами выпускников уже вашей школы...

– Это прямое поручение Верховного, Антон Вячеславович, – сказал генерал-полковник в штатском. – А теперь представьте себе всю меру ответственности за выполнение этого задания.

– Я хотел бы представить себе – есть ли у них хоть один шанс выбраться оттуда после выполнения задания, товарищ генерал-полковник... Конечно, если кто-то из них останется в живых.

Вопрос повис в воздухе. Все промолчали... Тишину нарушил голос генерал-полковника в штатском:

– Составьте подробный список необходимого оружия и снаряжения.

– На задание они пойдут со своим оружием, – сказал Вишневецкий. – Оно у них пристреляно, снаряжение подогнано, проверено, скомплектовано... Холодное оружие отформировано по руке каждого, количество свинца в рукоятках собственноручно вывешено... Так что не будем лишать их последнего удовольствия – пользоваться тем, к чему они так привыкли за последние пять месяцев.

Солнце уже почти зашло за горы. Лишь снежные вершины Алатау еще были окрашены оранжево-кровавым светом...

У крыльца батальонной санчасти стоял «виллис» Вишневецкого.

Сам полковник, как был на совещании в Народном Комиссариате в строгом костюме, так и здесь, в горах, стоял вместе с женой Машей у своего автомобиля. Только рубашка была расстегнута и галстук приспущен. Ехал наверх, в свою школу, а по дороге – к жене заглянул...

Попытался было сесть за руль, но Маша остановила его:

– Не уезжай, Антоша. Мне бы с тобой еще поговорить нужно...

Вишневецкий нервно курил, часто затягивался:

– Не могу, Машуня... Настали мои судные денечки. Не знаю, простит ли меня судьба за то, что я теперь должен буду сделать?..

Маша все поняла, Спросила испуганно:

– Что?.. Уже?

– Да. Начинаю готовить первую группу к отправке.

– Боже мой... – простонала Маша. – И ты думаешь...

– Я не хочу ни о чем думать! – Вишневецкий зло затоптал окурок. – Я их даже пожалеть не имею права! Просто пожалеть... – Поцеловал Машу, сказал тихо и горестно: – Только ты у меня...

– Не только, – с трудом проговорила Маша.

– Пашка – не в счет. Пашка всегда рядом.

– Я не о Паше... – усмехнулась капитан Вишневецкая. – Беременна я, Тоша...

Полковник растерянно посмотрел ей в глаза, притянул к себе, нежно обнял, прошептал ей на ухо:

– Милая моя... Родная... Солнышко мое единственное!.. Господи! Да кто же все так сбалансировал на этом проклятом белом свете?..

В штабе трое – Вишневецкий, дядя Паша и Котька-художник.

– Сообрази себе группу из семи пацанов. Ты их лучше знаешь, чем мы, – говорит Вишневецкий Котьке-художнику.

– М-гу. – Костя кивает головой.

– И прикинь, что тебе может еще пригодиться кроме штатной комплектации. Исходя из характера задания, – говорит дядя Паша.

– М-гу. Как летим?

– На нашем ЛИ-2 до Ташкента, там посадка, дозаправка. И в Мары. Там вас будет ждать дальний бомбардировщик ПЕ-8 из хозяйства Голованова.

Котька-художник посмотрел прямо в глаза Вишневецкому:

– Если эта база – такая сильная заслонка для нашей АДД, почему вы думаете, что нас не собьют еще на подходе к ней?

– Как только пересечете линию фронта, на вашей машине начнет пульсировать специальный прибор – «Я – свой!». Код меняется каждые тридцать шесть часов. Когда будете вылетать, ваш самолет получит последнюю немецкую кодировку и под ее защитой выведет вас на цель...

– А откуда этот позывной придет? – спросил Костя.

– Ну, есть же у нас ТАМ СВОИ люди...

– А у нас ИХ ЛЮДЕЙ нету, Антон Вячеславович? Чтобы предупредить тех – дескать, к вам гости, встречайте! А там... Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой, – усмехнулся Костя.

– Вернешься, я тебя познакомлю с одним контрразведчиком, ты его и спросишь – есть у нас ИХ люди или нету...

– Да не вернемся мы, – строго сказал Костя.

– Это почему же? – фальшиво удивился дядя Паша.

Костя показал пальцем в потолок:

– Далеко топать оттуда. Ну, я пойду?

– Иди, отсыпайся.

И Костя Чернов вышел из штабного домика.

Несколько секунд Павел Петрович и Вишневецкий смотрели друг на друга. Затем Павел Петрович достал из кармана бутылку водки, взял с полки два стакана и стал зубами отдирать картонную пробку.

Вишневецкий потер руками лицо, зло процедил сквозь зубы:

– Да наливай ты быстрее, Пашка! Не тяни!..

Летит навстречу солнцу ЛИ-2...

...Восемь пацанов в «детдомовской» одежде сидят внутри самолета на железных бортовых откидных скамейках.

По всему фюзеляжу – от кабины пилотов до хвоста – между скамейками уложены туго набитые парашютные сумки. Видно, что в сумках не только парашюты...

...Потом ЛИ-2 сел и зарулил в конец аэродрома...

...где его ожидало кольцо автоматчиков, пропустивших к самолету только бензозаправщик, смонтированный на грузовике ЗИС-5.

– Ташкент, – сказал Котька.

Самолет моментально прокалился под солнцем. Взмокшие мальчишки стали стягивать с себя одежду.

Из кабины выглянул командир экипажа. Увидел мокрые, растатуированные жилистые мальчишечьи тела, удивленно присвистнул.

– Начальник! Двери-то хоть открой – задохнемся же!.. – крикнул один пацан.

– Не положено, – ответил командир. – Сейчас взлетим.

– Ну баран!.. – сказал другой пацан. – Дышать же, бля, нечем!

– Ты как со старшими разговариваешь? – возмутился летчик.

– Какой ты мне «старший»?! Вали отсюда, крути баранку!..

– Принц! Бабай! Заткните пасти, сучий потрох!!! – приказал Костя Чернов и поднял глаза на летчика: – Извини, командир, действительно жарковато...

В прокаленной темноте угадывается силуэт огромного стратегического четырехмоторного бомбардировщика ПЕ-8.

Вокруг самолета возятся техники. Несколько старших офицеров соединения стоят в напряженном ожидании, смотрят, как садится ЛИ-2 и заруливает на стоянку неподалеку от бомбардировщика.

Небольшой автобусик мгновенно подкатывает к открывающейся двери ЛИ-2, и в полутьме видно, как солдаты батальона аэродромного обслуживания перегружают тяжеленные парашютные сумки из ЛИ-2 в автобус. А затем туда же перебираются восемь фигурок, почти неразличимых в темноте...

Автобус подкатывает к бомбардировщику.

Двери его открываются, и на землю начинают спрыгивать взмокшие от удушающей туркменской жары восемь пацанов...

Кто в одной майке и сиротских брюках, кто – голый по пояс, кто-то в одних трусах. Почти у всех тела пестрят наколками...

Видно, что старшие офицеры АДД ожидали кого угодно, только не такую команду! Они ошарашенно переглядываются, пока Костя Чернов без малейшего признака вежливости спрашивает у потрясенного подполковника:

– Куда?

Тот молча показывает на открытый нижний «кинжальный» люк.

– Пошел! – командует Костя своим. – Тяпа, останься. Считай сумки!

По короткой лестнице пацаны поднимаются сквозь люк во чрево стратегического бомбардировщика дальнего действия.

– Чего хлебало раззявили?! – гавкнул Тяпа на подбежавших солдат. – Грузите сумки! Стоят, падлы, как дохлые!..

Солдаты нерешительно смотрят на офицеров.

– Делайте, что приказано, – говорит им подполковник.

Тяпе это безумно нравится, и он украдкой подмигивает Косте. Солдаты заполошно перегружают сумки из автобуса в самолет...

...Петляков-восьмой уже взлетел в темное небо, а группа старших офицеров, проводив глазами улетающий бомбардировщик, воззрилась на подполковника.

– Ерофеев! – сказал один в кожаной куртке и брюках с лампасами. – Ты у нас кто?

– Как «кто»?! Начальник особого отдела, товарищ генерал...

– Так вот, потрудись объяснить мне, что это была за разрисованная шантрапа?!

Подполковник недоуменно пожал плечами:

– Это вы меня спрашиваете?..

На высоте в фюзеляже очень холодно...

Кутались, кто во что горазд. Костя подошел к кормовой турели, спросил стрелка, лежащего в теплом комбинезоне у крупнокалиберного пулемета:

– Эй, летчик... А потеплее нельзя сделать?

– Я не летчик, я – стрелок.

– Один хрен. Позови начальника.

– Не «начальника», а «командира», – снова поправил Костю стрелок.

– Я же тебе сказал, что мне – один хрен! Скажи, старший группы зовет!..

Стрелок включил СПУ – самолетно-переговорное устройство, насмешливо оглядел замерзшего Котьку, сказал в ларингофон:

– Командир! Я – эф-три, кормовой... Тут с вами поговорить хотят. Жалуются, что холодно.

Из кабины летчиков пришел командир корабля. Тоже в теплом комбинезоне, коротких американских унтах. Сказал стрелку:

– Пока тебе делать нечего – волоки моторные чехлы. – И повернулся к Косте: – Они хоть пованивают бензином и маслом, зато стеганые. Закутаетесь по двое, и на боковую.

– Нам сколько лететь? – спросил Костя.

– Часов восемь. Правда, будем еще садиться на аэродром подскока в Адреанополе на дозаправку.

– Это твоя головная боль. Нам до фонаря. Мы спать будем. Только чехлы давай...

– А вон уже несут... Тебе сколько лет-то?

– Как говорил один клевый старик, «много будешь знать – не успеешь состариться», – улыбнулся Костя. – А правда, что вы еще в начале войны уже Берлин бомбили?

– Правда. И Кенигсберг тоже.

– Ну вы даете!.. – восхитился Котька-художник.

– Я смотрю – вы тоже, – с уважением сказал командир корабля.

– За час до цели разбуди нас, пожалуйста.

– Слушаюсь, ваше благородие! – усмехнулся командир.

...Спустя несколько минут все восемь пацанов, попарно укутавшись в грязные стеганые моторные чехлы, спали мертвым сном прямо на металлическом полу бомбардировщика...

Павел Петрович сидит за столиком на складе, разглядывает комсомольские билеты улетевшей «восьмерки». Складывает их в стопку. В дверях склада возникает Вишневецкий:

– Чем занимаешься, Паша?

– Да вот, гляжу все... – И Павел Петрович ладонью раздвигает стопку билетов по столу, словно колоду игральных карт.

С комсомольских билетов на Вишневецкого смотрят фотографии Кости Чернова, Тяпы, Принца, Бабая, Зайца, Шкетяры, Кучера, Окуня...

– Не имей я к этому прямого отношения – в жизни бы не поверил, что такое возможно, – глухо проговорил Вишневецкий.

– Я тоже... – И Павел Петрович одним движением ладони сдвинул все комсомольские билеты в одну стопку.

Да так и оставил свою ладонь на ней...

Летит во тьме гигантская машина. Посверкивают на консолях плоскостей навигационные огоньки – красный и зеленый...

...Валяются на полу фюзеляжа пустые парашютные сумки. Сидят напряженные пацаны в полном боевом снаряжении: комбинезоны, тяжелые горные ботинки, шлемофоны с очками...

На комбинезонах приторочены и пристегнуты бухты манильского троса, молотки, скальные крючья, карабины, «шмайсеры», пояса со взрывчаткой, запасные рожки с патронами, пистолеты, боевые ножи... А поверх всего – парашютная подвесная система и сам парашют ПЛ-3 чуть ли не под задницей.

– Все всё помнят? – спрашивает Костя Чернов.

Пацаны утвердительно кивают головами. Один вытащил из брезентового пояса двухсотграммовую шашку тола, втискивает в технологическое отверстие шашки тоненький взрыватель – ТАТ-8. Отрезает ножом десять сантиметров бикфордова шнура, вставляет во взрыватель, для крепости прикусывает взрыватель зубами, чтобы зажать кусочек бикфордова шнура...

– Эй, Кучер!.. – кричит ему Костя. – Совсем охренел?! Ты прямо здесь нас всех взорвать хочешь?!!

– Не трухай, Художник! – кричит ему Кучер. – Я аккуратненько. Чтобы потом внизу не мудохаться!..

И засовывает уже снаряженную толовую шашку обратно в пояс. Открывается дверь кабины пилотов, выходит командир. Несколько секунд потрясенно разглядывает преображенных пацанов, говорит:

– На подходе. Через двадцать минут – цель. Приготовьтесь.

Признаками того, что именно здесь, на высоте почти две тысячи метров, находится база Станции Воздушного Наблюдения, Оповещения, Наведения и Связи, были лишь две многометровые параболические антенны, вынесенные на самый верх скального гребня. Они постоянно вращались, отслеживая все, что появлялось в небе в гигантском радиусе от...

...укрытой скальным навесом самой Станции, оборудованной по последнему слову радиолокационной техники сорок третьего года!

И только ночь могла как-то размыть в темноте очертание этих антенн, от которых вниз, в операторский зал Станции, шли толстые кабели и мощная система соединения с приборами управления.

Операторы за локационными пультами и экранами – только офицеры. Их резкие, короткие доклады стекаются к Главному пульту, за которым сидит пожилой человек, координирующий всю работу Станции. Его чинов не видно – на нем, поверх кителя, изящная баварская меховая жилетка.

Операторы по очереди докладывают, не отрываясь от экранов:

– На подходе! Курс – двести шестьдесят вест!..

– Скорость – четыреста тридцать!

– Высота относительная – три сто, истинная – девятьсот!

– Через восемнадцать минут проход над нами!

– О Боже... – вздыхает Главный в меховой жилетке. – За полтора месяца – третий раз! Теперь сверху... Позывной определитель?

– Наш. Который им подставили.

– Подключаю зенитчиков!

– Не нужно, – говорит Главный. – Они без бомбовой загрузки. Пропускайте...

– А вдруг?

– Нет-нет... Им нужна была дальность полета. По расходу горючего – минус четыре тонны бомб, это очень большой выигрыш по дальности! Судя по информации с той стороны – там всего лишь диверсионная группа смертников, без малейшего шанса на возвращение. Какая-то чудовищная фанатичная обреченность!..

– Количественный состав десанта?

– Точные сведения отсутствуют. Известно только, что группа очень малочисленная. Прикажите охранной службе подсветить десант и уничтожить его еще в воздухе, до приземления. Чтобы не усложнять ситуацию и не затягивать процесс.

– Есть! Внимание всем постам! Приготовиться к приему парашютного десанта. Приземление – исключить!

Зелеными и желтыми подсветками мерцает приборная доска...

За левым штурвалом – командир корабля, за правым – второй летчик. Между ними, чуть сзади, инженер – положил руки на сектора газа четырех двигателей...

В носовой застекленной кабине впереди и ниже – штурман. За бронеспинками летчиков – радист, стрелок, техник...

– Командир, как выпускать будем – через бортовую дверь или «кинжальным» люком? – спрашивает инженер.

– Люком! Они такие тощие, легкие... Через дверь может об стабилизатор приложить. А люком – спокойнее. – И обращается ко второму летчику: – Сергеич! Держи курс, я их сам выпущу. А то у меня, не поверишь, такое состояние, будто мне в душу насрали!.. Словно я в чем-то перед ними виноват... За полторы минуты до цели дашь туда сирену...

– Есть, командир!

Пацаны уже у люка. Правая рука на вытяжном кольце.

Первым стоит Шкетяра, вторым – Бабай, третьим – Принц, четвертым – Заяц, пятым – Кучер, шестым – Окунь, а за ними – Тяпа и Костя Чернов...

– Пацаны, внимание! – кричит Костя. – Мы с Тяпой затягиваем раскрытие метров до двухсот, приземляемся первыми и подстраховываем вас снизу!..

– Банкуй, Художник! – кричит Бабай.

– Ты – бугор, ты и мазу держишь!.. – смеется Кучер.

Командир корабля приказывает кормовому стрелку открыть люк. В самолет врывается грохот четырех двигателей!..

Резко верещит внутрисамолетная сирена.

– Простите, если что не так, пацаны!!! – кричит командир.

И Шкетяра первым ныряет в люк...

А за ним и все остальные исчезают в черноте ночи.

Последними выпрыгивают Тяпа и Котька-художник.

На восьмисотметровой высоте один за другим открываются шесть парашютов с черными куполами и черными стропами для специальных ночных рейдов...

Две же фигурки – Котьки и Тяпы – продолжают свое стремительное падение к земле!..

Уходят, уходят навигационные огоньки их бомбардировщика...

Шкетяра, Бабай, Принц, Заяц, Окунь и Кучер опускаются на парашютах – по высоте «лесенкой», неподалеку друг от друга...

Внимательно вглядываются в черную землю под собой, поправляют амуницию, отстегивают притороченные автоматы...

Кучер собрался было что-то крикнуть Бабаю, но Принц, парящий рядом, прикладывает палец к губам и показывает вниз – дескать, «заткнись, услышат!..»

...не открывая парашютов, падают Котька и Тяпа...

И когда до земли остается всего метров двести, Котька дергает за спасительное кольцо!..

Тяпа делает это же метров на сто ниже!!!

Опускаются они в темную полосу скального карниза почти одновременно. Мгновенно сбрасывают с себя подвесные системы с парашютами, залегают за какой-то выступ...

Глядя в черное небо, откуда должны появиться остальные, Костя тихо шепчет Тяпе на ухо:

– Совсем ошалел от храбрости, сволочь?! А если бы купол стропой перехлестнуло? Так бы и влип в землю, мудила! Пошли встречать...

Но в это мгновение с места, куда должна была сейчас приземлиться основная Котькина группа, вдруг...

...Бело-голубым пламенем вспыхнули прожектора, рассекая черноту альпийской ночи!!!

– Ложись!.. – Котька рванул Тяпу, опрокинул его на землю. И увидели Тяпа и Костя из своего укрытия, как безжалостные бело-голубые мечи наземных прожекторов, совсем немного пошарив по небу, на высоте метров четырехсот выловили все шесть парашютов: и Шкетяру, и Кучера, и Принца с Бабаем, и Окуня, и Зайца под их черными куполами для специальных ночных заданий...

Тяпа рванулся было вперед, но Костя снова прижал его, положил свою руку на Тяпин рот, уже открывшийся было в истерическом крике.

В ту же секунду загрохотали зенитные счетверенные пулеметные установки крупного калибра!..

Первым в воздухе был убит Принц – бывший магазинный вор... Он повис на стропах, выронил «шмайсер» из мертвых рук. От удара о землю автомат самопроизвольно дал короткую очередь...

Ослепленный Бабай, бывший «ломщик», жмурясь от нестерпимого света, бил из автомата по прожекторам...

Смертельно раненный в живот Шкетяра, профессиональный «форточник», из последних сил палил по сверкающей земле! И тоже – умер еще в воздухе...

В ослепительном свечении был растерзан налетчик Заяц...

Почти у самой земли погиб рыночный карманник Окунь...

На землю опускались изувеченные трупы мальчишек.

Неожиданно вдребезги разлетелся один из немецких прожекторов! Это ослепленный Бабай умудрился попасть в него из автомата... Но в ответ с земли прогрохотала очередь счетверенной пулеметной установки, и Бабая разнесло в клочья!..

А потом Котька и Тяпа увидели самое страшное!..

Под гибельным огнем Кучер – в прошлом наглый малолетний грабитель – так ловко управлял стропами своего парашюта, что чуть было не выскользнул из смертоносного прожекторного луча...

Но наверное, крупнокалиберная пуля немецкой зенитной установки попала в брезентовый пояс Кучера, где одна шашка тола уже была снаряжена взрывателем, способным сдетонировать всю оставшуюся взрывчатку Кучера...

...и на высоте двадцати метров от земли КУЧЕР ВЗОРВАЛСЯ!!!

Взрыв был такой невероятной силы, что и зенитная счетверенная пулеметная установка немцев, и ее расчет, да и еще несколько человек из охраны базы «Гефлюгельхоф» просто перестали существовать на этом свете!..

– Кучер... – прошептал Костя дрогнувшим голосом...

...а Тяпа просто по-детски заплакал...

...Прожектора были погашены, и в обычном дежурном свете у самого входа в базу «Гефлюгельхоф» лежали пять изувеченных мальчишечьих трупов.

Отдельно были свалены в кучу залитые кровью их оружие, шлемофоны, альпийское снаряжение...

Пожилой немец в расшитой баварской меховой жилетке поверх форменного кителя, в сопровождении нескольких офицеров, разглядывал мертвые, искаженные предсмертной мукой лица мальчишек и горестно повторял:

– Боже мой... Боже мой!.. Это же дети... Дети!.. Что же они делают?.. Что же мы все делаем?! Зачем?.. За что? Почему?..

Идущий за ним офицер строго спросил у охраны в камуфляжной горной экипировке:

– А где же шестой? Вы докладывали, что их было шестеро...

– Шестой оставил по себе неплохую память, – ответил старший охраны и показал в сторону, где лежало несколько трупов немцев и валялась искореженная зенитная пулеметная установка.

– Их было шестеро?! – с сомнением спросил Главный.

– Так точно!

– Всего шестеро? Не верю! – жестко произнес Главный.

Неподалеку от гигантских, медленно вращающихся антенн локаторов, на вершине огромного скального козырька, нависающего над секретной базой «Гефлюгельхоф»...

...почти под самым козырьком висят Котька-художник и Тяпа на альпийских веревках и закладывают толовые шашки в скальные расщелины...

– Давай под антенны тоже засадим, – шепчет Тяпа.

– Даже приближаться не вздумай!.. – шипит на него Костя, не прекращая работы. – Они там наверняка с такими сюрпризами!.. В эту расщелину не засовывай... Продумывай направление взрыва, а то только шуму наделаем, а толку – с гулькин хер... Смотри, куда вот эта идет? Под каким углом? Тебе видно?..

– Прямо под нас уходит...

– А-а-атлично... Давай туда три двухсотграммовки! Не забудь взрыватели вставить...

– Что ж я – пальцем деланный, что ли?! – шепотом огрызается Тяпа, продолжая работу.

Ловко и споро «работают» Тяпа и Котька – взрыватели в шашки, бикфордов шнур во взрыватели, снаряженную взрывчатку – осторожно в скальные трещины...

При выборе места закладки брикета тола Котька отодвигается от расщелины, прищуривается, смотрит на проем в скале, на горизонт, вниз – прикидывает, куда может пойти взрыв...

– Ты как настоящий художник, – шмыгает носом Тяпа. – Я в кино видел. То так посмотрит, то так... И один глаз щурит, будто прицеливается...

– Я и прицеливаюсь – куда она рвануть должна. Если мы этот козырек обрушим – считай, что за всех отработали!..

– Как пацанов жалко... – У Тяпы снова полились слезы, но работать он не прекратил. – И кто же нас так вломил?! Сдали ни за хер собачий...

– Да... Заложили капитально! Засадили по самые яйца... – Костя осторожно закладывает брикет тола в узкую скальную щель. – Я перед отправкой спросил Антона – если в кино показывают, как наши у них там гужуются, то в жизни, наверное, и ихние у нас шустрят...

Собирая концы бикфордовых шнуров в один пучок, Тяпа спросил:

– А Антон чего?..

Котька обматывает пучок изоляционной лентой:

– А ничего... Наверное, расстраивать не хотел. Тяпа, ты закрепись понадежней, я сейчас наверх выберусь и тебя вытяну. А то тебе со мной не справиться будет...

– Ты и вправду меня вытянешь? – испугался Тяпа.