– Подожди меня здесь. Сдам сармак, пойдем дальше...
Шестерка остается у окна забегаловки. Через мутное оконное стекло подстраховщик видит, как Заяц подходит к одному высокому столику, за которым три взрослых парня, лет двадцати пяти, стоя пьют пиво...
Видит, как Заяц выгребает из карманов пакетики, отдает их одному из парней...
...а тот быстро и ловко обшаривает Зайца с головы до ног – не утаил ли Заяц чего-нибудь.
Потом рассовывает пакеты по карманам, один пакет разрывает, достает оттуда несколько денежных купюр и отдает их Зайцу. И отворачивается от него – будто Зайца и не было...
Заяц пересчитывает деньги, прячет их и выходит из забегаловки.
– Айда пивка попьем? – предлагает Заяц своему напарнику.
– Дай червончик, Заяц... – без особой надежды просит тот.
– Перетопчешься, – отвечает Заяц и закуривает «Винстон».
– Жалко, да? – ноет подельник.
– Жалко у пчелки в жопке.
– Ну пятерочку дай... Чего скажу!
– Сначала скажи, а я посмотрю – давать ли еще.
– Нам сегодня после уроков на политинформации училка «Комсомольскую правду» читала. Про Тольки Самошникова брата – артиста...
– Это который за бугор свалил?
– Ну!
– И за что тебе пятерку давать? Подумаешь!.. Сейчас все туда бегут, – презрительно сказал Заяц.
– Накрылся артист тама. Взорвали его с каким-то фрайером, – сказал шестерка. – А перед этим артист два мильена ихних бундесовых денег сюда матке и пахану переправил!
– Ври больше, – насторожился Заяц.
– Век свободы не видать! Сам почитай. Позавчерашняя газета...
Заяц сощурился, загуляли желваки под нечистой кожей скул. Переспросил на всякий случай:
– В какой, ты сказал, газете?
Шестерка с готовностью ответил:
– «Комсомолка» за позавчера. И во вчерашней «Смене» – слово в слово! Только я не помню, как называется...
Заяц достал пять рублей, протянул своему младшему партнеру:
– Будешь опять клей «Момент» нюхать – яйца оторву! Мне придурковатый подельник не нужен. Понял? Привет...
И Заяц быстро пошел к выходу из рынка.
– А ты куда?! – вослед ему спросил подстраховщик, любовно расправляя смятую пятерку.
– На кудыкину гору, – ответил Заяц. – Отвали!
КВАРТИРА САМОШНИКОВЫХ. ДЕНЬ
В «детской», на разложенном кресле-кровати лежала Любовь Абрамовна. Сама себе измеряла давление...
Вошел Серега. В одной руке держал мензурочку, в другой – маленькую бутылочку.
Горло у него было замотано женским шерстяным платком.
– Я вам корвалол накапал, мама, – сказал Серега.
– Сколько? – спросила Любовь Абрамовна.
– Сорок капель.
– Можешь еще десять добавить, Сереженька.
– Не много?
– Ты не забыл, что я все-таки худо-бедно, но тридцать лет отработала участковым врачом? Лей, не бойся...
Серега добавил в мензурку десять капель, подал мензурку Любови Абрамовне и ушел в кухню.
Любовь Абрамовна выпила корвалол и крикнула в кухню:
– Ты аспирин принял, сынок?
На кухне Серега выпил полстакана водки и бодро ответил:
– Аспирин?.. А как же?! Естественно, принял!..
Налил себе еще немного водки, выпил и крикнул в «детскую»:
– Что это мы с вами вместе расхворались, мама? Ну прямо кот Базилио и лиса Алиса...
В это время открылась входная дверь, вошла Фирочка с сумками и продуктовыми пакетами.
– Как мама?
– Ничего. Не хуже, слава те Господи... – ответил Серега, помогая Фирочке разгрузиться.
– Что у тебя с температурой?
– Нормальная.
– Нормальная – это сколько?
– Тридцать семь и семь. Но было же больше...
– Ты-то хоть не свались, Серенький!..
– Иди к матери. Я тебе поесть приготовлю.
– Не нужно. Я сейчас возьму нашу машину и поеду в колонию к Толику-Натанчику. Мне звонил Николай Иванович – Лидочкин отец и сказал, что договорился с заместителем начальника колонии по воспитательной работе: нам в порядке исключения дают внеочередное свидание с Толиком... А ты оставайся дома и паси маму. И завязывай с водкой...
– Лечусь, Фирка... Лечусь, родненькая, – дрогнувшим голосом ответил ей Серега и отвел в сторону глаза, полные слез...
ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА. ВТОРОЙ ЭТАЖ
Этот дом – как и дом Самошниковых, из разряда хрущевских пятиэтажек – стоял напротив, метрах в сорока.
Заяц сидел на подоконнике второго этажа и не спускал глаз с подъезда Самошниковых и с их «Запорожца», стоявшего рядом.
Одет он был, как и положено слесарю-сантехнику, – грязная телогрейка, черный рабочий комбинезон, сапоги с вывернутыми голенищами, вязаный «петушок» на голове, через плечо – сумка с инструментами...
У ДОМА САМОШНИКОВЫХ...
Когда Фирочка открывала «Запорожец», к ней подошел высокий сосед по дому, спросил:
– Эсфирь Анатольевна, до метро не подбросите?
– Конечно, конечно! Садитесь...
ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА ДОМА НАПРОТИВ
Несколько деревьев перекрывали «Запорожец» для глаз Зайца.
Увидел лишь, что в машину сели мужчина и женщина...
– Два мильена – ну полный улет!.. – тихо сказал себе Заяц. – Сейчас ты у меня до жопы расколешься, жидовка старая...
Усмехнулся нехорошо и спрыгнул с подоконника.
Вынул из сумки тяжелый слесарный молоток-ручник, переложил его рукояткой вверх за пазуху и тихо стал спускаться вниз по лестнице...
КВАРТИРА САМОШНИКОВЫХ
В кухне Серега заварил чай для Любови Абрамовны, налил в кружку, положил на блюдце чайную ложечку и только было собрался в «детскую»...
...как у входной двери раздался звонок.
– Сейчас, мама, подождите! – крикнул Серега. – Фирка, наверное, что-то забыла!..
Осторожно взял блюдечко с кружкой в одну руку, а второй открыл входную дверь.
Увидел на пороге паренька-водопроводчика, улыбнулся ему, сказал:
– Здорово! – и вопросительно посмотрел на него.
Заяц перетрусил чуть ли не до обморока! Спросил растерянно:
– А вы... дома?..
– Как видишь, – ответил Серега. – А тебе чего?
– Дак... Это... Ошибся, наверное... – пролепетал Заяц...
...но в эту секунду с блюдца, которое Сергей Алексеевич Самошников держал одной рукой, соскользнула чайная ложечка и упала прямо на резиновый коврик в узкой прихожей.
– Извини, парень, заходи... Секунду, – сказал Серега и наклонился за чайной ложкой...
Заяц сделал шаг вперед, прикрыл за собой дверь и...
...увидел нестриженую Серегину голову у своих колен!..
Заяц выхватил из-за пазухи тяжелый слесарный молоток и изо всей силы ударил Сергея Алексеевича молотком по затылку!!!
Серега выронил блюдце и кружку с чаем и ткнулся лицом в резиновый коврик. Но его кровь брызнула так высоко, что буквально окатила лицо и телогрейку Зайца...
А тот уже не мог совладать с собой и в истерическом исступлении продолжал бить мертвого Серегу молотком по голове...
– Это Фирочка? – послышался слабый голос Любови Абрамовны из «детской». – Фирочка, Сережа, зайдите ко мне на секунду...
Заяц засунул молоток с прилипшими волосами Сергея Алексеевича в сумку и пошел на голос Любови Абрамовны.
Когда он появился в дверях «детской» с брызгами Сережиной крови на лице, с окровавленными руками, с бурыми кровавыми пятнами на телогрейке, Любовь Абрамовна онемела от ужаса...
– Деньги!.. – просипел Заяц.
Трясущимися руками Любовь Абрамовна приоткрыла верхний ящик тумбочки, но Заяц подскочил к ней, толкнул в грудь и липкой от крови рукой зажал ей рот.
– Только открой пасть, сучара еврейская!
Увидел в тумбочке советские рубли, сгреб их и хлестко ударил Любовь Абрамовну по лицу.
– Ты мне, падла, лапшу на уши не вешай! Где германские деньги?!
Любовь Абрамовна хотела что-то сказать, но Заяц снова ударил ее по лицу.
– Быстрей, сука!.. Быстрей!!! – Заяц лихорадочно стал рыться в тумбочке. – Где? Где?! Говори!..
Любовь Абрамовна собралась с силами и громко закричала:
– Сережа!.. Сереженька...
Этот крик перепугал Зайца. Он выхватил из-под головы Любови Абрамовны подушку, одной рукой схватил ее за горло, а второй притиснул подушку к ее лицу и навалился всем своим весом.
– Будешь говорить?! Где бундесовые деньги?!
Но тут по телу Любови Абрамовны пробежала короткая судорога, из-под одеяла затряслись старые худенькие ноги, а из-под подушки раздался короткий приглушенный всхрип...
– Говори, морда жидовская!.. – крикнул Заяц и сдернул подушку с лица Любови Абрамовны.
Навсегда застывшие глаза Любови Абрамовны смотрели в забрызганную кровью физиономию Зайца.
Заяц бросился к платяному шкафу. Все перерыл, выкинул постельное белье, какие-то скатерти, тряпки...
Наконец нащупал какой-то плотный пакет. Разорвал его вдрызг, а там... фронтовые письма покойного Натана Моисеевича...
Заяц рванулся в другую комнату, к буфету.
Нашел там только «хозяйственные» семьдесят пять рублей... Запихнул их в карман и услышал, как под окнами остановился автомобиль.
Выглянул из-за занавески – не «Запорожец» ли? Но это была мусороуборочная машина. Заяц успокоился...
Прошел в ванную, открыл все шкафчики, ничего не нашел, но помылся. Вытерся махровым полотенцем, рукавом попытался затереть пятна крови на телогрейке...
В кухне увидел на столе Серегину водку. Выпил ее из горлышка, пошарил в полупустом холодильнике, съел кусок «Докторской» колбасы...
Вернулся в «детскую», накрыл мертвую старуху одеялом – и вдруг!..
... Увидел на тумбочке толстый, некрасивый золотой перстень!
Ах, как понравился Зайцу этот перстень!.. Он бережно засунул перстень в нагрудный карман рубашки, прошел в прихожую, переступил через мертвого Серегу Самощникова, поднял сумку с инструментами и...
...стараясь не вступить в черную лужу крови, выскользнул из квартиры на улицу...
...где грохотала мусороуборочная машина, опрокидывающая в себя гниющее и вонючее содержимое мусорных баков...
* * *
Грохот этой машины, металлическое лязганье поднимаемых и переворачиваемых мусорных баков, шум тяжелого автомобильного двигателя – вся эта какофония...
...стала переходить в грохот несущегося по рельсам поезда...
...а изображение ленинградского проезда между хрущевскими пятиэтажками начало преобразовываться в...
КУПЕ АНГЕЛА И В.В.
– Все... Все!.. Все!!! – задыхаясь, прокричал В.В. – Не хочу... Не хочу больше ничего видеть!.. Не могу, Ангел! Я этого просто не выдержу...
– Успокойтесь, Владим Владимыч! Успокойтесь, дорогой вы мой... – испугался Ангел. – Ну, пожалуйста, успокойтесь. То, что вы видели, произошло больше десяти лет тому назад. Сейчас уже все хорошо...
– Выпить... – пробормотал В.В. – Ангел... Послушайте!.. Сотворите мне какую-нибудь выпивку. К черту джин! Никакого льда... Просто стакан водки! Умоляю...
– Владим Владимыч... Ну возьмите вы себя в руки. Я все для вас сделаю... Но вы подумайте – вас будет встречать ваша внучка Катя. А от вас – перегаром... Или, еще чего хуже, вы и протрезветь не успеете. Представляете себе?
– Ничего, ничего, Ангел!.. – быстро сказал В.В. – Катька поймет. Я ей потом все объясню, и она поймет... Она понятливая девочка!
– Я и не сомневаюсь. Но если вы настаиваете...
– Настаиваю, настаиваю!.. Не хотите же вы, чтобы я сейчас отбросил копыта?! А то из-за вашей историйки я очень близок к этому!..
– Ну, умереть-то я вам не позволю, – жестко проговорил Ангел.
– Ах вот как?! – злобно закричал В.В. – Что же вы тогда, тринадцать лет назад, ушами хлопали, когда Заяц убивал Серегу и Любовь Абрамовну?!
ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА МОСКВА -ПЕТЕРБУРГ. РАССВЕТ
В слабеньком сером рассвете, сквозь клочковатый предутренний туман стелющийся перед электровозом, «Красная стрела» продолжала свой ночной бег из Москвы в Петербург...
Мимо пролетали еще темные, но уже различимые силуэты редких придорожных строений...
Уже не так ярко высвечивались пристанционные фонари...
...а в вагонах состава «Стрелы» стали появляться слабо освещенные окна купе...
КУПЕ АНГЕЛА И В.В.
В.В. пребывал в состоянии нервном и раздерганном – он метался по купе, садился, вставал...
Зачем-то выскакивал в коридор, возвращался, захлопывал за собой дверь купе – не мог найти себе места...
Маленькое жизненное пространство вагона и купе его раздражало, и от этого он нервничал еще больше...
– Успокойтесь, Владим Владимыч! Успокойтесь, дорогой вы мой... – испуганно увещевал его Ангел. – То, что вы видели, произошло тринадцать лет назад. Сейчас уже все хорошо...
– Послушайте, Ангел!.. Сотворите мне какую-нибудь выпивку. К черту джин! Никакого льда. Просто стакан водки! Умоляю...
– Владим Владимыч... Ну возьмите вы себя в руки. Я все для вас сделаю. Но вы подумайте – вас будет встречать ваша внучка Катя. А от вас – перегаром... Или, еще чего хуже, вы и протрезветь не успеете. Представляете себе?
– Ничего, ничего, Ангел!.. – быстро сказал В.В. – Катька поймет. Я ей потом все объясню, и она поймет... Она понятливая девочка!
– Я и не сомневаюсь. Но если вы настаиваете...
– Настаиваю, настаиваю!.. Не хотите же вы, чтобы я сейчас отбросил копыта?! А то из-за вашей историйки я очень близок к этому!..
– Ну, умереть-то я вам не позволю, – жестко проговорил Ангел.
– Ах вот как?! – злобно закричал В.В. – Что же вы тогда, тринадцать лет назад, ушами хлопали, когда Заяц убивал Сережу Самошникова и Любовь Абрамовну?!
И вот тут Ангел так посмотрел на В.В.!..
...что тот сразу обмяк, перестал метаться по купе и плюхнулся на свой диван...
Три секунды длилось напряженное молчание, а потом Ангел спросил холодно и неприязненно, отчетливо выговаривая каждое слово:
– Вы не забыли, что я тогда – обескрыленный и лишенный ангельского чина подросток – находился в Западной Германии и ждал документы для человеческой легализации? А, Владимир Владимирович?
В.В. помолчал, тихо и виновато сказал:
– Простите... Я не хотел обидеть вас, Ангел. Но Господь-то куда смотрел? Ему что – Лешки Самошникова было мало?!
– Это уже все риторика, Владим Владимыч. Интеллигентские всхлипывания, сотрясающие воздух, – не более. Вы еще вспомните одиннадцать тысяч убитых в Афгане, нескончаемую Чечню... Девочек-самоубийц, взрывающихся в толпе невинных людей...
– Простите меня, Ангел. Я не имел права разговаривать с вами в таком тоне... Знаете, чем всегда был хорош советский человек? Он умел признавать свои ошибки и каяться. Сейчас такого днем с огнем не найдешь. А я вот сохранил в себе эту счастливую особенность времен стагнации...
– Ладно... Будет вам, – улыбнулся Ангел.
– Скажите, Ангел, а куда же в действительности делись эти проклятые деньги, из-за которых погибли Любовь Абрамовна и Сергей Алексеевич?
– Знаете, Владим Владимыч, а ведь подполковник Петров – отец Лидочки был абсолютно прав!.. На эти два миллиона тут же наложило лапу западногерманское финансовое управление, а потом они тихо исчезли в бездонном кошельке городского бюджета. А треть суммы обросла какими-то параграфами и разбрелась по карманам нескольких отцов города.
– Симпатичная подробность, – пробормотал В.В. и спросил нарочито грубовато: – Где водка?
– Обещайте, что будете закусывать.
– Обещаю, обещаю. Где водка?
– Перед вами.
На глазах у В.В. возникли тарелочка с севрюжьими бутербродами и полный стакан.
В.В. принюхался, сказал удивленно:
– Это же «Гордон-джин»!
– Правильно, – подтвердил Ангел.
– А что, водки не было? – тупо спросил В.В.
– Почему же? Была. Но я подумал – а стоит ли смешивать?
– Тоже верно... – В.В. поднял стакан. – Еще раз простите меня, Ангел, и... в память о хороших людях. Как жалко-то... Так и хочется привычно сказать: «Господи...», а теперь и язык не поворачивается...
– Напрасно, – сказал Ангел. – Важно то, что вы лично вкладываете в это слово – «Господи»...
В.В. залпом выпил половину стакана и потянулся за сигаретой.
– Вы обещали поесть немножко, – мягко остановил его Ангел.
– Да-да... Конечно.
В.В. откусил от бутерброда, прожевал и все-таки закурил сигарету.
Ангел посмотрел в окно, тихо сказал:
– Светать начинает...
В.В. поднял стакан с остатками джина, отхлебнул и попросил Ангела:
– Пожалуйста, расскажите мне, что было дальше. Самому вторгаться сейчас в То Время у меня просто нету сил...
– Хорошо, Владим Владимыч, – согласился Ангел. – Но если из моего рассказа вам что-то покажется неясным или вы захотите увидеть какой-то эпизод собственными глазами – останавливайте меня, не стесняйтесь...
– Спасибо, Ангел.
– Ну, слушайте... На этот раз – криками, матом, взятками и лестью Лидочкиного отца, подполковника милиции Петрова, – заключенный... виноват... «воспитанник» колонии для несовершеннолетних преступников Самошников Анатолий Сергеевич, в сопровождении двух вооруженных «воспитателей», был отпущен из колонии на похороны своего отца и бабушки, убитых при невыясненных обстоятельствах...
– О Боже... Конвой-то вооруженный зачем? – вздохнул В.В.
– Руководство колонии предположило, что в месте похорон могут появиться кое-кто из бывших друзей заключенного или его соратники по юношеской спортивной школе... Мало ли что таким пацанам может прийти в голову? Правда, если бы они заранее знали, сколько их там будет, – они просто не выпустили бы Толика за колючую проволоку...
– Стоп! – В.В. одним махом допил джин. – Это я хотел бы увидеть...
– Вы уверены? – осторожно спросил Ангел.
– Стопроцентно! – ответил В.В.
– Ну что ж... – сказал Ангел.
конец девятой серии
Десятая серия
У ЛЕНИНГРАДСКОГО КРЕМАТОРИЯ. ДЕНЬ
Неподалеку от широкой мраморной лестницы, ведущей в скорбные крематорские залы прощания...
...стоял темно-зеленый милицейский «уазик» с надписями по бортам – МИЛИЦИЯ.
За рулем сидел откровенно напуганный сержант милиции...
...а около «уазика» стояла мрачная толпа мальчишек от десяти до пятнадцати лет. Их было не менее сотни!..
Было и несколько человек взрослых – тренер по борьбе, врач из пункта травматологии, кто-то из соседей, два оперативника из отделения, куда постоянно попадал Толик...
Все тихо переговаривались между собой, смотрели вверх – в конец широкой лестницы, откуда после обряда прощания с покойным оставшиеся в живых должны были спуститься на грешную землю...
– Идут!.. Идут!!! – прозвучал в толпе чей-то мальчишеский голос, и все повернули головы к выходу из залов.
Водитель «уазика» испуганно и растерянно огляделся и переложил пистолет из кобуры за пазуху...
По широкой каменной лестнице родители Лидочки – Николай Иванович Петров и его жена Наталья Кирилловна вели под руки Фирочку...
За ними шел наголо обритый Толик – в темной домашней одежде.
Одна его рука была в руке Лидочки, а другая рука...
...была пристегнута наручником к руке сопровождающего «воспитателя» из колонии.
Второй «воспитатель» шел сзади них, отделяя собой эту группу от сотрудников Сергея Самошникова, приехавших проститься с ним.
Толпа, окружавшая милицейский «уазик», очень испугала и встревожила «воспитателей» колонии.
Два знакомых нам оперативника из третьего отделения милиции увидели, что Толика ведут в наручнике, схватились за голову!..
– Ох, мудаки! Ну, идиоты!.. – зашептал один другому. – Беги им навстречу, скажи этому болвану, чтобы сию секунду отстегнул Толика!!! А то пацанва их сейчас в куски порвет!!!
Оперативник помчался вверх по лестнице, обогнул Петровых и Фирочку, подскочил к «воспитателю» с наручниками, сунул ему под нос свое удостоверение, сказал на ухо:
– Отстегни пацана, раздолбай!
– Не положено...
– Отстегивай, засранец! Или тебе нужно Ледовое побоище?! Где вас таких набрали?!. Макаренки сраные...
«Воспитатель» трясущимися руками отстегнул Толика от наручника, не в силах оторвать глаз от толпы вокруг «уазика»...
– Жди амнистии, Толик, – тихо сказал оперативник и погладил Толика по стриженой голове. – Мы найдем их. Мы их обязательно найдем!..
Когда все спустились с лестницы к милицейскому «УАЗу», толпа молча расступилась, освобождая проход к уже открытой двери машины.
Ни одного слова не было произнесено, не было ни одного взмаха руки, никто даже рот не открыл...
Сотня районных пацанов-хулиганов, мальчишек-спортсменов, одноклассников, дворовых друзей и приятелей-подельников...
...и всего лишь несколько очень разных взрослых – молча стояли вокруг милицейской машины...
...образуя узкий коридор для прохода внутрь салона «УАЗа».
Наталья Кирилловна и Николай Иванович усадили Фирочку в машину, сели сами...
...а после них в «УАЗ» поднялись Лидочка, Толик и «воспитатели».
Один из них хотел было закрыть машину, но Толик отодвинул его в сторону, встал в проеме дверей милицейского «УАЗа» и тихо сказал в немую толпу:
– Спасибо, пацаны...
И толпа не произнесла ни единого звука.
ПРОЕЗД ПО ГОРОДУ МИЛИЦЕЙСКОГО «УАЗА»
«Воспитатели» колонии сидели спиной к движению, лицом к салону.
Толик обнимал обессилевшую мать, целовал опухшее от слез лицо...
С другого бока Фирочки сидела Лидочка. Смотрела в никуда...
Сзади них – Наталья Кирилловна с Николаем Ивановичем.
– Ma, послушай, что я скажу, – хрипло сказал Толик. – Очнись, ма...
Фирочка судорожно передохнула, мелко закивала головой:
– Да, да, сыночек... Я слышу тебя...
– Ты послушай меня внимательно, – сказал Толик. – Ты папину и бабулину урны забери домой. И дедушкину урну пусть из общей стены вынут... И дяди Ванину тоже. Не место им там. Выйду на волю – похороним их всех у того дома, который дядя Ваня Лепехин нам подарил. И сами туда переедем. Чтобы они всегда были рядом с нами... Ладно, мам?
– Как скажешь, сыночек... – И Фирочка уронила голову на плечо Толика.
Лидочка закрыла глаза и прижалась щекой к руке Толика, обнимавшего мать...
* * *
... И снова все уличные звуки – рычание автомобильных двигателей, тревожные трамвайные звонки, человеческий говор, радиореклама...
...постепенно стали сливаться в единую, характерную мелодию...
ДОРОГА ИЗ МОСКВЫ В ПЕТЕРБУРГ...
...мчащегося по рельсам состава старейшего пассажирского поезда «Красная стрела»...
И если «Красная стрела» вдруг неожиданно вылетала из еще очень темного сумрака рассвета на участок пути, не огороженный высоким кустарником...
...то светлая полоска будущего солнечного блика на далеком горизонте уже высвечивалась на спящих пыльных стеклах вагонных окон проносящегося поезда...
КУПЕ АНГЕЛА И В.В.
– После похорон Толик был отконвоирован обратно в колонию, а Фирочка Самошникова с тяжелым психическим расстройством госпитализирована в клинику неврозов имени Павлова... – сказал Ангел.
– Это на Пятнадцатой линии Васильевского острова? – спросил В.В.
– Совершенно верно... Помимо штатных сотрудников клиники, а если быть до конца справедливым, то и в основном, уход за больной осуществлялся членами семьи подполковника милиции Николая Ивановича Петрова. Его женой – Натальей Кирилловной, и их дочерью – ученицей седьмого класса Петровой Лидией Николаевной...
– Простите, что перебиваю вас, Ангел, – сказал В.В., прихлебывая «ангельский» джин. – Но у меня сразу возникают два вопроса.
– Пожалуйста, Владим Владимыч.
– Объясните, почему вы рассказываете мне сейчас эту поистине трагическую историю каким-то гнусным, протокольным языком? Да еще в немеркнущем стиле детального доноса? Затем – второй вопрос...
– Секунду, Владим Владимыч! Сразу же отвечаю на первый: уж если на то пошло, то это стиль не доноса, а «донесения». Я вам почти дословно процитировал кусочек из донесения сотрудника Комитета государственной безопасности Калининского района города Ленинграда своему вышестоящему начальнику...
– Значит, к этому двойному убийству подключился и КаГэБэ?
– Нет, – ответил Ангел. – Комитет, как и эта сволочь Заяц, был введен в заблуждение лихой газетной строкой о возможном перемещении огромных (по тем временам) денег из Западной Германии на территорию Советского Союза!.. И естественно, Комитет вел в этом направлении свою разработку. Пока не убедился в подлости автора статьи и идиотизме собственных предположений... А от всего остального Комитет умыл руки.
– Откуда вы все это знаете? – впрямую спросил В.В.
– Работа у меня такая, – коротко ответил Ангел.
– А Заяц так и остался безнаказанным!.. – В.В. зло опрокинул остатки джина и...
...запил неведомо как возникшим перед ним горячим чаем.
Тут Ангел как-то нехорошо ухмыльнулся и с неожиданными жестокими и мстительными нотками в своем ангельском голосе возразил:
– Э нет!.. Заяц был очень точно вычислен.
– Слава Богу! – машинально воскликнул В.В.
– Вот уж Боженька был тут абсолютно ни при чем! – тут же проговорил Ангел. – Уж если кому и нужно поклониться в пояс, так это Лидочке... Лидочке Петровой. – Помолчал и добавил: – И Толику-Натанчику...
– Это еще каким образом?! – удивился В.В.
ЛЕНИНГРАД. У СТАНЦИИ МЕТРО. ВЕЧЕР
В спальных районах у всех станций метро – стихийные базарчики.
Здесь же обычно и своеобразный негласный «клуб» местной шпаны.
За одним из ларьков, куда не проникал яркий свет фонарей, но были хорошо видны вход и выход из метро...
...собралась компаха пацанов – от тринадцати до пятнадцати лет.
Недорогой портвейн шел по кругу – из горлышка. Закусывали сникерсами, дымили сигаретками. Сидели на пустых ящиках из-под овощей...
Были здесь и те, кто приходил тогда вместе с Зайцевым в гараж к Толику Самошникову...
...и тот самый паренек, который еще недавно ходил с Зайцем по вещевому рынку и за пять рублей рассказал ему про статью в «Комсомольской правде»...
Никем не замеченный, из-за ларька тихо появился Заяц и гаркнул:
– Ваши документики!
Мгновенно исчезла бутылка, в панике все дернулись в разные стороны, но кто-то в полутьме увидел Зайца и облегченно выругался:
– Заяц!.. Сука, мать твою!..
Заяц захохотал.
Засмеялись и остальные, заговорили, перебивая друг друга:
– Ну дает, Заяц, сучара!.
– Тебя ж, считай, месяц не было!..
Заяц вытащил большую бутылку портвейна из-под куртки, ловко вышиб пробку – пустил по кругу.
– Всего-то три недели не было, а шуму-то, шуму!.. Не можете вы без Зайца, сявки необученные... – с удовольствием сказал Заяц.
– Где пропадал, Заяц?
– В Вырице у тетки кантовался. Сарай перекрыть надо было, дровишек на зиму старухе заготовить... А у вас чего?
– У нас тут делов на рыбью ногу! – сказал один.
– Тольки Самохи пахана и бабку замочили!..
– За валюту...
– Нашли? – спросил Заяц.
– Не, валюту не нашли.
– Я спрашиваю – нашли, кто замочил? – повторил Заяц и...
...поймал на себе внимательный взгляд того пацана, который шатался с ним по вещевому рынку.
– Поначалу менты замели каких-то мусорщиков, которые там баки очищали, а потом, говорят, отпустили...
– Самохина шобла говорит, что Толян амнистии ждет – вроде бы сам разбираться будет с теми, кто замочил.
– Ну-ну...
Заяц допил остатки портвейна и снова поймал на себе взгляд того пацана с вещевого рынка.
– Чего зыришь?! – злобно спросил его Заяц. Достал из кармана деньги, сунул ему в руки, приказал: – Вали, возьми пузырь и закусь сообрази! Одна нога здесь, другая там!
Поклонники Зайца возликовали:
– Ну, Заяц!..
– Вот это крутизна...
– Живем, братва!!!
– Да здравствует Заяц! Заяц – жил, Заяц – жив, Заяц – будет жить!!!
– А когда амнистия? – словно невзначай спросил Заяц.
– По малолеткам – вроде бы к Новому году обещали...
– А шалава его – Лидка Петрова – чего? – небрежно спросил Заяц.
– Ничего, – сказал кто-то. – Часам к девяти увидишь.
– С каких это радостей? – удивился Заяц.
– Она в это время с тренировки приезжает. Мы, когда здесь кантуемся, каждый раз ее видим...
– Вот кого отдрючить бы! – мечтательно произнес один.
– Пацаны, бля буду, я когда ее вижу, у меня как ванька-встанька каждый раз вскакивает!.. – весело признался второй.
– Подрочи – пройдет... – рассмеялся третий.
– Никому она, кроме Самохи, не даст, – уныло сказал третий.
В это время гонец принес бутылку и кулек конфет.
– Ура-а-а!
– Даст! – открывая бутылку, уверенно сказал Заяц. – По-хорошему не даст, можно и перо к боку приставить!..
Заяц попил вина из горлышка, утерся, передал бутылку дальше...
– Я не посмотрю, что ее пахан в ментовке амбалит!.. Куда она, сучка, денется?! – Слышно было, что Заяц уже сильно захмелел. – Это еще надо доказать, что не по обоюдному согласию... Я в этом подкованный – будьте-нате!.. Отшворю во все дырки, а потом на «хор» ее поставим!.. Всем достанется... Я своих корешей не обижу!..