– Только пикни, сучка черножопая… Сумку давай!..

Это поразительно, но наши действия с Рут совпали до мельчайшей доли секунды!!! Только у неё они были осознанные, а у меня – инстинктивные…

Уже на последнем его слове «…давай!» я прыгнул вперёд и вверх и моментально прокусил Долговязому кисть руки, в которой был нож. Прокусил до кости – под клыками почувствовал!.. Когтями передних лап я постарался разорвать ему запястье, а задними располосовал и рукав, и руку до самого локтя…

Нож у него выпал сразу же, как только мои клыки вошли в его пальцы, да верхними клыками я ещё рванул посильнее и, наверное, что-то там у него совсем разорвал, потому что этот засранец обгадил нам своей кровищей чуть не полмашины!

Одновременно с моим ИНСТИНКТИВНЫМ прыжком Рут произвела два ОСОЗНАННЫХ действия – она тут же сунула Долговязому в морду ствол пистолета одной рукой, а второй – пристегнула его здоровую руку к рулю «плимута» неизвестно откуда появившимся наручником…

Это я сейчас такой умный и могу так стройно и последовательно рассказать о попытке Долговязого нас ограбить. А в тот момент всё произошло с такой скоростью, что Тимур даже испугаться не успел. То есть он, может, и испугался, но не успел этого показать. Очень, очень храбрый пацан!

Я тут же прошмыгнул мимо ног Долговязого и вспрыгнул на тёплый капот нашего «плимута», чтобы в случае чего было удобнее вцепиться ему в рожу.

Рут тоже выскочила из машины, треснула пистолетом в спину Долговязого и поставила его в классическую позу из эпизода «Задержание преступника»: лицом к машине, руки на крышу, ноги – на ширине плеч, по возможности дальше от автомобиля.

Классика жанра нарушалась лишь тем, что в целях безопасности левая рука Долговязого была уже пристёгнута к рулю «плимута» наручниками. Долговязый так верещал, будто это мы с Рут и Тимуром совершили на него нападение! Он так орал на всю Девяносто девятую, что из бухарской аптеки, ресторана «Регистан» и русского магазина повыскакивал народ, и пока Рут по рации вызывала оперативно-патрульную группу, собравшиеся вокруг нашей машины наслушались о себе чёрт знает что!

Он вопил, что истекает кровью, что умирает по вине всяких там черномазых, латинос и жидов, по вине паршивых и грязных эмигрантов, переполнивших Америку, из-за которых совершенно не стало житья чистокровно белому человеку!!! А всякие вонючие цветные сучки возят в своих машинах диких хищников, чтобы специально натравливать их на стопроцентных американских налогоплательщиков!.. И что он сейчас вот-вот окочурится из-за вот этой черножопой проститутки!..

Как Рут успела перехватить Тимура, ринувшегося после этих слов на Долговязого, – уму непостижимо!

Она в последний миг отшвырнула Тимура в сторону и крикнула:

– Назад, сынок!

Кровь из запястья Долговязого действительно хлестала – будь здоров! Однако когда хозяйка русского магазина по просьбе Рут стала перетягивать Долговязому руку выше локтя какой-то верёвкой, он попытался даже лягнуть её ногой, а уж сказал такое, что его разорвать следовало!

Хорошо, что Рут вовремя ткнула его стволом пистолета чуть повыше его тощей жопы, в самый низ спины. Он чуть не захлебнулся от боли!

И вот тут он стал орать и жуткими словами облаивать Президента и его правительство за то, что они пресмыкаются перед чёрными из боязни, что их обвинят в расизме!.. Что скоро вторым и главным языком в Америке станет испанский!.. Что на любую работу от говночиста до сенатора сначала принимают разных черномазых идиотов, а умные белые остаются за бортом! Сраная демократия и ёбаный либерализм искалечили страну, перевернули мозги… Что жиды управляют Америкой от Восточного до Западного побережья, и прав был Гитлер, когда…

Ну и так далее. Как говорят немцы – унд зо вайтер…

После того как ему перетянули кровоточащую руку, он уже окрепшим голосом пообещал всем стоящим вокруг, что при первой возможности он всех перережет, перестреляет, а все эмигрантские лавки сожжёт.

– Заткнись, болван, – спокойно сказала ему Рут. – Я очень жалею, что не могу пристрелить тебя. Но каждое слово, произнесённое тобой, будет использовано против тебя в суде.

С жутким воем с двух сторон Девяносто девятой подлетели две полицейские машины с мигающими хреновинами на крышах, лихо развернулись поперёк улицы так, чтобы запереть наш «плимут». Всё как в кино! Из машин стремительно выскочили четверо – трое в форме, один – хиповый паренёк в курточке и вельветовых брючках.

Увидев стоящего враскорячку Долговязого, а за его спиной Рут с пистолетом в руке, полицейские резко сбавили темп.

Один достал из своей машины аптечку и ловко перебинтовал Долговязого, а второй отстегнул его от нашего руля, завёл Долговязому руки за спину и замкнул наручники уже на двух руках.

А третий – в вельветовых брючках – достал из-за спинки переднего водительского сиденья нож Долговязого и, аккуратно держа нож за лезвие, чтобы не прикасаться к рукоятке, положил его в прозрачный полиэтиленовый мешочек.

Он прижал к себе трясущегося Тимура, потом погладил меня, сидящего на тёплом капоте «плимута», и спросил у Рут:

– Всё в порядке, сержант?

– Да, – ответила Рут и спрятала свой пистолет в наплечную кобуру под куртку. – Если не считать испачканной машины.

– О'кей, – улыбнулся ей хипарь в вельветках и сказал Долговязому: – Вот теперь, говнюк, ты у нас сядешь надолго.

Он указал на Тимура и Рут Истлейк и добавил:

– Этого мы тебе никогда не простим, сволочь.

Вечером у нас были гости… О том, что они придут, я узнал из разговора Тимура и Рут. И тут же попросил их самым настойчивым образом ни словом, ни взглядом не выдать, что все мы втроём состоим в шелдрейсовском Телепатическом Контакте.

Объяснил я это очень просто и доходчиво, а уж на правду было похоже – не отличить! Я сказал, что любое, даже незначительное, вхождение в Контакт для меня чрезвычайно утомительно, и когда я разговариваю с двумя близкими мне Людьми – это в психическом отношении проходит почти бесследно. Но когда мне приходится вступать в Контакт с Человеком мне незнакомым, напряжение моё возрастает во много раз, и у меня может вполне «поехать крыша».

Последнего выражения Рут не поняла, и Тимур поспешил ей его объяснить, отыскав в русско-английском переводе ещё кучу синонимов этому выражению, из которых Рут наконец уяснила, что я могу просто-напросто сбрендить.

Естественно, это было не так! Тут я малость слукавил.

Но это была святая ложь. Честно говоря, я хотел ограничить возможность длительных посиделок с трепотнёй, так как отчётливо помнил, что сам вчера назначил окрестным Котам и Кошкам на сегодня ночной сходняк с собственным докладом о прошедших переговорах с Крысами и с отбором наиболее толковых предложений по переориентации и устройству нашей дальнейшей Котово-Кошачьей жизни. Ну и, само собой разумеется, жутко хотелось успеть ещё разок оттрахать ту беленькую, пушистенькую Потаскушку!..

Первым пришёл бывший напарник покойного Фреда – квадратненький детектив Джек Пински, с которым я познакомился вчера в полицейском участке.

Он принёс цветочки для Рут, тортик для меня и Тимура и бутылку виски для себя и всех остальных, кроме Тимура и меня.

Джек уже знал обо всём, что сегодня произошло на Девяносто девятой у русского магазина, и тут же предложил мне пойти работать к ним в полицейский участок. У них две недели тому назад в метро «Рузвельт-авеню» и «Джексон-Хейтс» застрелили одного парня, и его место пока свободно.

Я чуть было не ответил ему, но вовремя взял себя в лапы. Тем более что ничего остроумного для ответа в голову мне всё равно не пришло. А так как Джек был, наверное, по природе своей не очень разговорчив, то молчать с ним было очень удобно.

Зато, когда пришёл второй гость – сосед Истлейков по лестничной площадке, старый русский, живущий в Нью-Йорке уже лет двадцать пять, – мистер Могилевский, которого все почему-то называли «БОРИС» с ударением на букву «О», тут я, признаться, даже вспотел!

Этот Борис был такой КОНТАКТНЫЙ, такой КОНТАКТНЫЙ, что удержаться от трепотни с ним мне стоило больших усилий! Тем более что он мне очень понравился.

Он был одет в такие потрясающие шмотки, которые я не видел ни у кого из знакомых мне мужиков. Даже у мужа дочери Фридриха фон Тифенбаха – Гельмута Хартманна, которого я взорвал вместе с тем подонком Францем Мозером в Рождественскую ночь в Грюнвальде. А уж на что Гельмут Хартманн казался пижоном! Чтоб им икалось на том свете…

С Рут и Джеком Борис говорил по-английски, а со мной и Тимуром по-русски. Что меня в нём ещё подкупило – он не вставлял английские слова в русскую речь, что делает большинство эмигрантов, назойливо демонстрируя окружающим свою круглосуточную местечковую «западность».

Тимур прошептал мне, что дяде Боре уже шестьдест семь лет, – вот никогда бы не подумал!.. – что у него в сердце вшит какой-то стимулятор, чтобы ещё хоть немного пожить, – ничего себе дела?! – и все свои пенсионные гроши и очень редкие заработки он тратит на модные шмотки в дни распродаж и на жутко дорогую горнолыжную экипировку, – ну, потрясный тип!.. – так как дядя Боря до сих пор мотается в горы и там сигает на лыжах наравне со своими взрослыми сыновьями. Я в Германии таких по телевизору видел – обалдеть и сдохнуть!..

Выяснилось, что мы оба с ним – ленинградцы. Он сказал мне, что когда-то жил на Васильевском острове. Я чуть не ляпнул по-шелдрейсовски, что прекрасно знаю этот район… Слава Богу, что вовремя удержался! Этот Борис со своим сердечным стимулятором сразу, бы откликнулся на КОНТАКТ… Это было видно, как говорил Шура, «невооружённым глазом».

Странная штука… За своё, прямо скажем, очень недолгое пребывание в Америке я заметил, что здесь мне легче вступать в шелдрейсовский Телепатический Контакт с кем бы то ни было – с Котами, Крысами, с Людьми.

В России, кроме Шуры Плоткина, мне никто и нужен-то не был.

Необходимость вступать в Телепатический Контакт с посторонними Людьми у меня появилась только лишь в Германии. Когда я остался один, без Шуры.

Но вот здесь, в Нью-Йорке, я неожиданно почувствовал себя настолько раскованно, что при желании (моём, естественно!) я мог бы вступить в Телепатический Контакт с любым Человеком на улице. Если, конечно, он не полный мудак…

Вот что это такое? Особенности страны? Общий настрой?.. Ведь в Германии или в России мне это и в голову не приходило! Или моё постоянное нервное состояние от исчезновения Шуры усиливает мою способность к Контактированию, а как только я отыщу своего Плоткина, эта способность сразу же исчезнет? Да нет, пожалуй…

Короче говоря, пока что Америка мне нравится больше, чем Европа. Здесь всё ПРОЩЕ, всё КОНТАКТНЕЕ! Скорее всего, прожив тут подольше, я обнаружу и кучу неудобств, и недостатков, но пока… Пока пусть Европа меня простит.

И потом, я верю в Шуру. Уж если Плоткин решился на отъезд и выбрал себе Америку – значит, лучше ничего под руками не было. Поэтому и я здесь!..

– А как получилось, что у тебя было с собой оружие? – спросил мистер Могилевский у Рут. – Ты же обычно не носишь эту штуку.

– Я и собиралась после тира вернуться в участок, оставить там «пушку», но эти два типа ждали меня в машине и замёрзли. – Рут показала на меня и Тимура. – Я когда увидела нежно-голубую физиономию своего ребёнка и трясущийся хвост нашего друга КЫ-си, то решила, что смогу оставить пистолет в участке и завтра. А сейчас нужно мчаться в лавку, оттуда домой и кормить их чем-нибудь горячим…

– Сто раз говорил – носи с собой. Мало ли что?.. Привыкнешь – перестанешь замечать. Как я, – ворчливо заметил Джек Пински и, отогнув полу пиджака, показал уютно примостившийся там большой пистолет.

– Джек, дорогой! Я занимаюсь эмигрантскими разборками на уровне сплетён, мелких скандалов и примитивного незнания ими наших законов. Я не могу являться к ним обвешанная оружием! Им достаточно того, что я служу в полиции. Это для них и без пистолета очень сильнодействующий фактор. Достаточно вспомнить, откуда они приехали. У нас с тобой абсолютно разные задачи, пойми ты это! Я моим клиентам должна помочь здесь выжить, а ты своим – наоборот…

…Вечер прошёл довольно симпатично. Без ложной скромности могу сообщить, что очень много и хорошо говорили обо мне – дескать, если бы не Мартын, он же Кыся, ещё неизвестно, чем всё это могло кончиться.

Я трескал тортик, запивал молоком, а для Джека и мистера Могилевского делал вид, что ни хрена не понимаю, о чём идёт речь.

Потом оказалось, что мистер Могилевский, кроме большой солёной рыбины (не мог принести сырую, пижон старый, горнолыжник чёртов!..), приволок в подарок Тимуру одну замечательную книгу.

Рут с интересом повертела её в руках, прочитала вслух:

– Лейланд Грегори, Дэниель Батлер и Алан Рэй… «Самые глупые преступники в Америке». Издательство «Ратледж-Хилл пресс». А-а-а… Я слышала об этой книге! Эти ребята несколько месяцев интервьюировали полицию разных городов и собрали огромную коллекцию идиотизмов…

– В прошлом году Батлер заезжал к нам, – негромко поведал Джек Пински. – Он часа два мурыжил меня, расспрашивал про всякие смешные случаи. Я думал, он собирается сочинять сценарий комедии. Я сказал ему, что людей, а особенно детей, калечат фильмы, где все преступники показаны потрясающими интеллектуалами и изощрёнными гениями. Всё это «липа», сказал я ему. В них нет ничего романтического и незаурядного – болван на болване. Вроде вашего сегодняшнего недоноска с ножичком…

– Абсолютно точно! Святые слова, – сказал мистер Могилевский. – Я помню, когда я ещё чалился в Союзе…

– Что-о в Союзе?.. – переспросила Рут.

– Сидел, – тут же охотно объяснил Тимур и с интересом спросил мистера Могилевского: – А по какой, дядя Боря?

– Сто пятьдесят третья, часть первая и часть вторая, – тут же без запинки ответил мистер Могилевский. – Частнопредпринимательская деятельность и коммерческое посредничество. Тогда за это сидели в тюрьме, а сейчас – в Кремле и в Думе.

И рассказал несколько смешных тюремно-лагерных историй. Рассказчик он был превосходный, и все очень даже хихикали.

Короче, как говорил раньше Шура Плоткин – «вечеринка явно удалась!». Она удалась ещё и потому, что я, не будучи вовлечённым в общую болтовню, сделал одно открытие, которое вряд ли смог бы совершить, если бы трепался со всеми на равных.

Я очень отчётливо увидел, что и сорокалетний Джек со своим пистолетом под мышкой, и почти семидесятилетний мистер Могилевский со своим стимулятором в сердце давно, трепетно, нежно и тайно влюблены в сержанта полиции Рут Истлейк!..

На мгновение я вдруг почувствовал укол ревности. Не из-за себя – не считайте меня идиотом. Из-за Шуры. Мне показалось, что лучшей Женщины для него просто и пожелать невозможно. Я был почему-то свято убеждён, что мой Плоткин обязательно понравится Рут. То, что Рут понравится Шуре – тут у меня вообще не было никаких сомнений! Что я, Шуру не знаю, что ли?! А то, что у него ТАКИХ ЖЕНЩИН не было – клянусь чем угодно…

Мало того, и Ребёнок уже готовый! Взрослый, умный, смелый, симпатяга… С таким Ребёнком вообще – кайф. Ни с пелёнками не надо мудохаться, ни в коляске его возить. Даёшь ему пару долларов на весь день, и Ребёнок чешет сам куда хочет…

– Мам! Можно я завтра после школы заскочу домой, заберу Мартына, и мы поедем с ним в Манхэттен на День святого Патрика? – спросил Тимур, когда Джек Пински и мистер Могилевский распрощались с нами и ушли.

Причём при прощании Джек похлопал Рут по спине, фальшиво демонстрируя всего лишь приятельское отношение к ней, а мистер Могилевский грустно поцеловал ей руку.

– Эй, Тим! Не вещай мне лапшу на уши. Что значит «после школы»? Парад святого Патрика начнётся в одиннадцать, приехать туда нужно минимум за полчаса, иначе вы ни черта не увидите, а школа у тебя кончается в два часа дня! Не стыкуется, мистер Истлейк.

– Обижаете, миссис Истлейк, – в тон ей ответил Тимур. – Наш «классный» – мистер Хьюз – пообещал нам на завтра всего два урока, а потом коллективный выезд в Манхэттен. Сабвей – на халяву, за счёт школы!

– Тогда какого чёрта ты спрашиваешь у меня – можно ли тебе поехать? – удивилась Рут.

– Ма!.. Но ты же для меня важнее, чем мистер Хьюз! – возмущённо закричал Тимур и даже стукнул кулаком по холодильнику.

Несколько секунд Рут смотрела на Тимура остановившимися глазами, потом схватила его в охапку, прижала к себе и стала целовать в макушку, быстро-быстро спрашивая срывающимся голосом:

– А зелёная шляпа у тебя есть?.. А кленовый листочек, сынок? И Кысе нужно что-то зелёное!..

– Ты же подарила мне шляпу ещё в прошлом году!.. А кленовый листок сам потерялся.

– Я сделаю… Я тебе сделаю этот листок, мальчик мой! – бормотала Рут, не отпуская Тимура. – И для Кыси что-нибудь придумаю. Ты возьми его с собой в школу… Уж два урока он как-нибудь высидит… А потом вместе и поедете… А сейчас спать. Спать, ребятки! Завтра вставать рано…

Когда мы остались с Тимуром одни в его комнате, я спросил:

– А что это за парад святого Патрика, Тим?

– Я тебе завтра расскажу. Спать хочется… Ложись со мной.

– Нет. Спи, Тим, – твёрдо сказал я. – У меня ещё куча дел во дворе.

– У тебя там уже есть подружка?

Мне вовсе не хотелось посвящать его в Котово-Кошачье-Крысиные дела, и я посчитал вариант «подружка» самым благоразумным. Тем более что в некоторой степени так оно и было. Кошку хотелось – до безумия!

– Да, Тим. Подружка.

– У нас тут во дворе этих кошек ничейных – армия! Знаешь, был один месяц, когда они вдруг все взялись… Ну, это… Ну, ты сам знаешь. Трахаться. Так во дворе стоял такой вой, что наши соседи даже полицию вызывали! А что полиция может?..

– Действительно, – смущённо подтвердил я. – Что может полиция в такой ситуации…

Я совсем не был склонён продолжать эту тему в разговоре с двенадцатилетним Ребёнком. Я понимал – в своё время Мальчик прошёл такое, что и в кошмарном сне не приснится. И в своей коротенькой, поначалу не очень счастливой жизни он видел массу Человеческих мерзостей, и только последние годы живёт в любви и внимании, и сам научился любить и быть внимательным…

А ещё я понимал, что его, как и любого двенадцатилетнего мальчишку, ужасно тревожит его собственная пипка, которая встаёт торчком при одном взгляде на полуголую девицу с обложки какого-нибудь журнала. Я же хорошо помню себя Котёнком-подростком!

Один вид взрослой Кошки, один лишь её запах приводил меня в полное половое неистовство. Мне казалось, что я готов насадить на свой членчик подросткового размера всех Кошек мира!!!

– Знаешь… Только никому!.. – стыдливо прошептал Тимур.

Я сделал успокаивающий жест лапой.

– У нас в классе есть одна девчонка – я её ненавижу! – шёпотом сказал Тимур по-русски и посмотрел на закрытую дверь. – Она всё время трогает меня за ЭТО… И смеётся. И прижимает меня к себе. А она такая здоровая, на полголовы выше меня, блядища… Её все старшеклассники поимели!.. Говорят, наш тренер по бейсболу её каждый день натягивает.

– Врут, наверное… – совершенно смешался я.

– Что ты!.. Ребята притащили в класс порнуху, так многие девчонки отказались смотреть, а она – хоть бы хны! Смотрит и приговаривает: «Вот так я пробовала, а вот так ещё нет…» А знаешь, что самое страшное?

– Нет.

– Она мне всё время снится… И в таких видах!.. А я Машу Хотимскую люблю, я тебе говорил. Получается, что я изменяю Маше? Да?..

Ну что? Что я мог ему сказать?!

– Не дёргайся. Ни черта ты никому не изменяешь. Сны от тебя не зависят. Эта девчонка из вашего класса поедет с нами в Манхэттен?

– Конечно….

– Покажи мне завтра эту лахудру. Я её быстро отучу хватать тебя за ЭТО… А теперь – спокойной ночи, Тим, – сказал я и вышел. Ах, как мне было жаль Тимура, душу которого раздирал такой клубок страстей!.. И одновременно я был рад тому, что могу считать этот разговор высшей формой мальчишечьего доверия ко мне. Такое дорогого стоит…

Рут перед сном принимала душ, и я без проволочек смог вылезти через кухонное окно, перепрыгнуть на дерево и спуститься во двор.

Бог мой!.. Я просто не узнал вчерашнюю грязную, хамскую, постоянно чешущуюся стаю вонючих жлобов и немытых потаскух!..

Передо мной предстало такое чистенькое и благопристойно-умильное Котово-Кошачье сообщество, что заподозрить кого-нибудь из них в чём-то предосудительном было бы если не святотатством, то, во всяком случае, непростительным и оскорбительным грехом.

Кошки-бляди, независимо от возраста, все поголовно выглядели юными и невинными! А уж добродетель из них сочилась наружу прямо из каждой дырки.

Коты-разбойники – разномастные убийцы, жульё и ворюги, подавленные собственной чистотой и прилизанностью, запуганные грядущими жизненными переменами, смущённо слонялись по двору, словно «…ещё трезвые крестьяне в самом начале престольного праздника». Эту фразочку я взял из одного Шуриного очерка о деревне. Помню, она мне тогда очень понравилась…

Котята – ещё вчера дикая, жестокая банда уличного хулиганья, – насильно вымытые старшими Котами и Кошками, теперь неумело играли в слащавые, домашне-оранжерейные Котенковые игры: прятки, ловля собственного хвоста и прыжки друг через друга. При нечаянном столкновении никто из них не вопил другому со зверской рожей: «Ай фак ю, сука!..», а извинялись (!) и вежливо бормотали: «Ах, как мне, право, жаль…»

Такой метаморфозы я не ожидал! Я как увидел всё это – так и сел на задние лапы. Подвернул под себя хвост – сижу, глазам не верю…

Нет, прав был Шура, когда говорил, что во мне есть все задатки несокрушимого ЛИДЕРА! Ну что ж… Как говорится, Бог нам в помощь.

– Леди и джентльмены! – начал я небольшой цитаткой из одного фильма, который я ещё в России видел по телевизору.

Там главарь одного преступного концерна собрал всех своих коллег, партнёров и подельников с семьями на свой юбилей и вступительное слово начал именно с того, что сказал:

– Леди и джентльмены!..

Начав точно так же, я напомнил своим, что нет на свете существ более Прекрасных, более Грациозных, более Свободолюбивых, чем Коты и Кошки, за которыми уже идут остальные представители Котово-Кошачьего рода – разные там Гепарды, Ягуары, Пантеры, Тигры. Поэтому я счастлив видеть уважаемых леди и джентльменов преображёнными и свободными! Отныне и навсегда никто никому не обязан рабски лизать яйца и прочие места! Хочешь лизать яйца? Не можешь совладать с желанием? Вот тебе, пожалуйста, твои собственные яйца – лижи, сколько твоей душе угодно. Хоть до посинения!.. Заставить это делать кого-то насильно никто не имеет права, если не хочет разделить участь Вагифа…

Дальше я сказал, что рад им доложить – вчерашняя встреча с Мадам, предводительницей крупнейшего клана Крыс нашего района, прошла в доверительной беседе, результатом которой явилось важное соглашение о взаимном ненападении и посильном партнёрстве и сотрудничестве.

– Надеюсь, – сказал я, – что представители клана Мадам сейчас слышат нас, и если кто-то из них захочет внести свои поправки или предложения по заключённому договору, то безопасность гарантируется…

– Спасибо. Если позволите, позже, – раздалось у меня за спиной.

Я тут же повернулся и увидел в проёме полукруглого подвального окошка Главного Советника Мадам – старого седого Крыса в окружении чёрт знает какого количества охраны!..

Мы раскланялись, и я повернулся к своим.

Я напомнил им, что ещё вчера просил к сегодняшнему сходняку приготовить свои соображения по перестройке.

В рядах Наших почувствовалось лёгкое замешательство, и после тихих и недолгих препирательств вперёд был вытолкнут пожилой Кот с бедноватой, местами вытертой шерстью, явно интеллигентного вида. В прошлом.

– Дорогой мистер Мартин! – взволнованно сказал он, делая ударение в моём имени на букве «А» и, конечно, не имея понятия о нашей замечательной букве «Ы». – Каждый новый день приносит нам ваш новый подвиг. Вчера – эта кошмарная личность Вагиф, сегодня – бандит с ножом, напавший на миссис Истлейк!..

«О, чёрт побери! Откуда они-то знают про этого кретина с ножиком?!» – подумал я.

Как я и предполагал, пожилой потёртый Кот оказался далеко не дураком: он тут же прочитал мои мысли и немедленно объяснил:

– Первую информацию о происшествии на Девяносто девятой улице мы получили от… – Кот сделал лёгкий полупоклон в сторону Крыс, торчавших в подвальном окошке. – От наших новых… м-м-м… союзников, если можно так выразиться…

– Можно, – сказал старый седой Крыс. Потёртый Кот достойно и благодарственно кивнул седому Крысу и сообщил, что вторая информация поступила от Кошки, служащей непосредственно в русском магазине, на глазах которой всё и происходило.

– И поэтому, – продолжил пожилой Кот, – сегодня мы счастливы предложить вам, мистер Мартин…

Беленькая, пушистенькая поблядушечка уже шла ко мне, зазывно покручивая попкой с хвостиком, и я понял, что если сейчас не прерву пожилого Кота, наше первое деловое совещание превратится чёрт знает во что! Ибо я уже видел, как несколько Котов и Кошек собираются выступить именно в таком же хвалебно-истерическом ключе: «Да здравствует наш новый Царь-батюшка – самый великий, самый смелый, самый-самый-самый!!!»

– Моментик! – решительно гаркнул я. – Попрошу умерить восторги. В моих поступках, как во вчерашнем, так и в сегодняшнем, нет и малейшего намёка на то, что вы так пышно называете ПОДВИГАМИ. Никаких героических поступков я не совершаю. Все вы обладаете теми же возможностями. Это нашему Виду и Роду дано свыше. И не пользоваться этим подарком природы я считаю преступлением! Попрошу перейти к делу. Насколько я понял, наиболее важной, я бы сказал, «жизненной артерией» как для нас, так и для наших коллег из клана миссис Мадам является участок Девяносто девятой улицы от Шестьдесят пятой роуд до Квинс-бульвара. Пожалуйста, перечислите мне все возможные точки приложения наших сил по правой стороне улицы, если стоять хвостом к Квинс-бульвару.

Коты и Кошки, освободившись от необходимости льстить мне и подлизываться, наперебой заорали:

– Ресторан «Регистан» открыли недавно бухарские евреи!..

– Китайская химчистка!..

– Корейский рыбный магазин… – всхлипнул кто-то из Котов.

– Американо-еврейская аптека…

– Кошерная лавка!..

Надо будет у Рут спросить – что это?..

– Гросери… Что-то типа гастронома, – пояснил пожилой Кот, почувствовав моё замешательство.

– Банк на углу Квинс-бульвара…

Как-то в Грюнвальде мы были с Фридрихом в его банке – тоска смертная. Вот уж не для Котов!

– Ну, в банке нам делать нечего, – сказал я. – Теперь, пожалуйста, – левую сторону.

Хорошо, что Водила как-то обучил меня, где лево, а где – право. Оказалось, что это совершенно разные стороны!

– Ещё одна китайская прачечная…

– Русский магазин!.. – сказал пожилой Кот.

– Еврейская сапожная мастерская Ленина…

Мне показалось, что я ослышался и не поверил своим ушам:

– Чья сапожная мастерская?!

– Ленина, Ленина! – подтвердил из-за моей спины седой Крыс. – Мы там бываем. Вообще-то его зовут Алик, но так как он похож на какого-то «Ленина» – лысина, бородка, кепочка, то все-все евреи и русские нашего района называют его – «Ленин».,

– Интересненько… – пробормотал я. – Давайте дальше!

– Бухарскую парикмахерскую забыли!..

– Правильно! И русский кар-сервис. Такси…

– А греческий ресторан?! – вожделенно простонали чуть ли не хором несколько Котов и Кошек.

– Всё? – спросил я.

– Да, пожалуй… – неуверенно промямлил кто-то.

– К сожалению, все забыли про китайцев с их «Стесенери», – смущённо сказал пожилой Кот. – Это журналы, газеты, открытки, бумага… А так как у меня в прошлом есть достаточно большой опыт работы с печатным словом, то мне очень хотелось бы сотрудничать именно там. Я смог бы держать всех вас и наших союзников в курсе текущих событий…

Тут у меня вообще глаза на лоб полезли! Вот она – Америка… Мало того, что на одном квартале уместились представители половины земного шара со своими заведениями, здесь ещё и Коты «работают с печатным словом»!..

– Вы что же, читать умеете, мистер?.. – спросил я.

– Хемфри, – подсказал мне пожилой Кот. – Да, мистер Мартин. Умею.

История старика Хемфри оказалась просто поразительной!

Когда-то Хемфри служил на углу самой знаменитой в Манхэттене Пятой авеню и не менее известной Сорок второй улицы, в огромной Публичной библиотеке Нью-Йорка.

Сказав «служил», я ничуть не преувеличил. В расцвете своей молодости Хемфри был зачислен в штат служащих нью-йоркской Публичной библиотеки в качестве ОФИЦИАЛЬНОГО МЫШЕЛОВА с окладом, покрывающим все расходы на его содержание. Он даже медицинскую страховку имел!

Эта библиотека, по словам Хемфри, была одним из крупнейших книжных собраний, превосходящая и Батлеровскую библиотеку, и библиотеку Лоу-Лайбрериз Колумбийского университета, а также и Моргановскую библиотеку, находящуюся на Тридцать шестой Ист-стрит…

Согласитесь, что не научиться читать, работая в таком месте, было бы равносильно тому, чтобы не напиться, сидя у ручья!

Однажды компания, производящая Кошачье питание, обратилась к администрации библиотеки разрешить Коту Хемфри сняться в рекламном ролике для телевидения. Администрация нью-йоркской Публички категорически возразила! Дескать, Кот Хемфри является ШТАТНЫМ МЫШЕЛОВОМ библиотеки, а стало быть – ГОСУДАРСТВЕННЫМ СЛУЖАЩИМ. То есть входит в число тех официальных персон, которым американскими законами запрещено иметь частный бизнес или участвовать в рекламных кампаниях.

По молодости лет Хемфри «положил хвост» на всё американское законодательство и за фунт говяжьих сосисок и полтора фунта свежей сырой рыбы снялся в рекламном ролике, достоверно сыграв неподдельный интерес к продукции фирмы, один взгляд на которую у нормального Кота должен был бы вызвать неудержимую рвотную реакцию.