Ясновидящий

В эти предутренние часы дело обстояло еще хуже — булыжная мостовая покрылась росой. Камни и сами по себе были довольно скользкими, напоминая пузырчатое стекло или лед, теперь же по ним было скатиться легче легкого, словно по ледяной горке. Все это великолепие освещал единственный укрепленный на шесте факел, по обе стороны которого метались смутные тени — поистине, тут могла бы скрыться целая армия, не то что одинокий убийца...

Мэйс безмолвно обругал себя за трусость и решительно начал спускаться. Ведь даже если злоумышленник и заподозрил, что кто-либо из обитателей дома Сэндоу остался в живых и что этот некто направляется к Рихтеру, дабы предупредить его об опасности, вряд ли он станет поджидать его именно здесь...

И Мэйс действительно добрался до тяжелых деревянных ворот гостиницы, никого не встретив на пути. Он часто дышал, но внешне оставался совершенно спокоен. Юноша легко открыл массивную дверь черного хода и вошел в полутемный коридор, миновав кухню и кладовую. Вестибюль скупо освещали масляные лампы. Мэйс направился прямо туда и остановился у конторки. С минуту поколебавшись, он взял журнал регистрации посетителей, быстро пролистав страницы, отыскал имя главнокомандующего Рихтера и номер его комнаты, а потом положил журнал на прежнее место.

Лестницу освещали мерцающие свечи в стеклянных стаканчиках, открытых сверху, дабы обеспечить доступ воздуха. Мэйс быстро отыскал комнату главнокомандующего и негромко, но настойчиво постучал.

Дверь со скрипом отворилась, и показалось пышущее здоровьем лицо Бельмондо. Капитан явно был изумлен неожиданным явлением гостя в столь неурочный час.

— Рихтер здесь? — спросил Мэйс. Он не хотел слишком долго стоять под дверью, опасаясь попасться на глаза преступнику.

— Да, — кивнул Бельмондо. — Но он спит. Чего тебе надо?

— Я хочу повидать его. Немедленно.

— Уж и не знаю... — забормотал Бельмондо. Но Мэйс решительно отстранил молодого капитана и прошел в комнату, затем не менее решительно притворил за собой дверь, изумив Бельмондо еще пуще.

— Не надо зажигать света, — предупредил он. — Разбудите поскорее главнокомандующего!

— Но это против правил! — возразил капитан.

— Орагонские шпионы, полагаю, вовсе не намерены придерживаться ваших правил, а среди ваших солдат как минимум один из них!

Мэйса выводила из себя военная дисциплинированность молодого капитана, ведь в доме Потрясателя порядки были совсем иные.

— Так ты говоришь — шпионы? — недоверчиво переспросил Бельмондо.

— Послушай, да разбуди же ты меня, в конце концов! — раздался вдруг голос главнокомандующего. — Тогда мне, по крайней мере, не придется делать вид, будто я сплю, и исподтишка подслушивать ваш разговор.

Мэйс утробно хохотнул, а вот Бельмондо, похоже, не усмотрел в словах главнокомандующего ровным счетом ничего смешного. Он был по-прежнему крайне смущен.

— Зажги свет! — приказал капитану Рихтер.

— Нет! — твердо возразил Мэйс. — Лучше нам поговорить в темноте. Нельзя допустить, чтобы кто-нибудь с улицы заметил огонь в вашем окне или из коридора полоску света из-под двери...

— Звучит устрашающе... — пробормотал Рихтер.

— На самом деле все так и есть. — И в полной темноте, почти не видя собеседника, Мэйс в красках живописал Рихтеру все, что случилось в доме Потрясателя. Изложив затем все соображения Сэндоу по поводу динамитных шашек, он прибавил:

— Как полагает учитель, злоумышленник может прийти сюда и сделать тут свое черное дело, особенно когда поймет, что первая его попытка потерпела крах.

— Возможно, он и не подозревает о провале, — предположил Рихтер, — полагая, что Потрясатель мертв.

— Наверняка он прислушивался, ожидая трех взрывов одного за другим, — возразил Мэйс. — Услышал же он лишь один, и рисковать не станет. Впрочем, если хотите вверить жизни своих людей воле судеб, то можете оставить слова мои без внимания...

— И не подумаю, — ответил Рихтер. Внимательно слушая молодого великана, он торопливо одевался — посему с самого начала не оставалось сомнений, что он отнесся к его сообщению со всей серьезностью. Бельмондо же путался в складках своей ночной сорочки и в неожиданно нахлынувших сообщениях о неведомых изменниках и шпионах. Он метался по комнате, пытаясь всем видом своим изобразить полнейшую готовность действовать, но то и дело ронял вещи и чуть было не упал, угодив ногой мимо штанины.

— Потрясатель предлагает вам разделить ваших людей на три группы, приставив к каждой троих сторожей, причем как минимум троих, чтобы в случае, если одним из них окажется преступник, ему не удалось бы беспрепятственно умертвить спящих.

— Сержант Кроулер расположился на втором этаже. Он, как никто другой, сумеет распорядиться по этой части. Кстати, он поможет нам увидеть все в чуть более светлых тонах...

— Великолепно.

И они покинули комнату — Мэйс и Рихтер шли впереди, а Бельмондо едва поспевал за ними, на ходу застегивая рубашку. Он был в одном сапоге, второй впопыхах оставил в комнате. На втором этаже они прошли в дальний конец скупо освещенного коридора и тихонько постучали в двери последней комнаты. Им отворил низкорослый мужчина с квадратной челюстью. Он протер глаза, ошарашенно поглядел на пришедших и спросил:

— Что стряслось, командир Рихтер?

— Впусти нас и закрой дверь! — шепнул главнокомандующий.

Мужчины один за другим проскользнули в темную комнату, и Мэйс вновь слово в слово повторил свой рассказ о таинственном убийце и динамитных шашках.

— Черт подери! Хотел бы я сам отыскать мерзавца, затесавшегося среди моих ребят! Разорвал бы этого выродка пополам, а половинки сбросил бы в пропасть с Грозового перевала! Клянусь небом!

Сержант впал в ярость и потрясал напоминающими кувалды кулаками. Сперва Мэйсу сержант Кроулер показался толстяком, но теперь юноша видел, что он крепко сбит. Сейчас, когда кулаки его были сжаты, под кожей рук явственно вырисовывались бицепсы толщиной с добрые корабельные канаты, а когда сержант стискивал зубы, на шее отчетливо проступали тугие мускулы. “Да, — рассудил про себя Мэйс, — этот человек и вправду способен разорвать противника пополам..."

— Он наверняка умен и не позволит запросто изобличить себя, — сказал главнокомандующий Рихтер. — Самое большое, на что мы можем сейчас рассчитывать, — это уберечь людей. Путешествие нам и без того предстоит многотрудное и опасное, а теперь, когда нам известно, что в наших рядах враг, оно сильно усложняется. Впрочем, если нам не удастся его тотчас отыскать, то следует пуститься в путь как можно скорее.

Сержант Кроулер сунул руки в рукава мундира — все остальное он уже успел на себя натянуть.

— Надо пойти и растолкать ребят. Чем скорее все соберутся вместе, тем спокойнее будет у меня на душе.

С каждой стороны коридора располагалось по десять комнат. В первых четырех по каждой стороне солдаты, спящие по двое, послушно принялись одеваться, спросонья не понимая, чему обязаны столь ранним пробуждением. Однако в остальных шести комнатах по каждой стороне коридора, где отдыхали двадцать четыре человека, командиров поджидали весьма неприятные сюрпризы.

— Командир! — сдавленно вскрикнул Кроулер, приоткрыв двери в пятую комнату. — Скорей сюда!

В голосе квадратного человека было нечто такое, что заставило всех незамедлительно поспешить на его зов.

— Что там? — спросил Рихтер, глядя на трясущегося бледного Кроулера.

— Там... Там мертвецы!

На кроватях лежали навзничь два трупа, устремив в потолок расширенные от ужаса незрячие глаза. В мерцающем свете лампы, прихваченной Кроулером, кровь, которой залито было все вокруг, казалась черной...

— У обоих перерезано горло, — сказал Кроулер. — Какой-то вонючий подонок перерезал им, сонным, глотки от уха до уха!

Голос сержанта был ужасен. Ручищи его так стиснули спинку стула, что ни в чем не повинное дерево затрещало.

— В другие комнаты, скорее! — приказал Рихтер. И они разделились, чтобы ускорить процедуру, ибо предстояло проверить еще целых одиннадцать номеров. В каждом из них они обнаружили по два безжизненных тела, спокойно лежащих на кроватях, залитых кровью, — ею забрызганы были и пол, и стены...

Когда все четверо вновь встретились в коридоре, молодой Бельмондо трясся словно в лихорадке — ему было совсем худо. Остальных же обуревала злоба. Нервы у них оказались покрепче, чем у молодого капитана, посему падать в обморок от этого жуткого зрелища они не собирались. В душах Рихтера и Мэйса бушевала холодная ярость, с виду никак не проявляющаяся, но сулящая неминуемую гибель тому, на кого была направлена. Сержант Кроулер, вспыльчивый по натуре и привыкший действовать, крушил мебель, не находя иного выхода своей злости. Внушал опасения цвет его лица — оно сделалось темно-пурпурным.

— Но почему он не перебил всех на этаже? — спросил Рихтер.

— Возможно, мы спугнули его, — ответил Кроулер. — Убийца наверняка обладает острым слухом — такова уж у него профессия...

— Надо поскорее разбудить солдат на третьем этаже, — сказал главнокомандующий. — Мы тотчас выясним, кто из них ночью покидал свой номер — сосед его наверняка знает об этом и расскажет нам...

— Вовсе не обязательно, — возразил Мэйс. — Мне теперь совершенно очевидно, что убийц было двое. Вполне естественно предположить, что они занимали один номер и оба поклянутся в том, что никуда не выходили.

— С чего это ты решил, что их было двое? — спросил сержант Кроулер.

— Потому что все убитые спокойно лежат в постелях, — объяснил Мэйс. — Убийца-одиночка не мог зарезать свою жертву, при этом не разбудив соседа. Я убежден, что в каждую комнату одновременно входили двое и одновременно наносили удары. Пара, похоже, прекрасно сработалась.

Уже через полчаса все уцелевшие солдаты собрались в вестибюле гостиницы, и каждый присягнул, что сосед его никуда не выходил. Рихтера разъярило столь очевидное предательство, но делать было нечего — пришлось разделить всех уцелевших, коих набралось семьдесят шесть человек, на две группы. Одна прикорнула прямо в вестибюле, другая — в столовой. Сержант Кроулер и двое солдат, выбранных наугад, караулил вестибюль. Еще трое стояли на страже в столовой.

— Поблагодарите вашего учителя за предупреждение, — сказал Рихтер. — И еще скажите, что нам с ним необходимо поговорить. Хотелось бы, чтобы Потрясатель прочитал мысли каждого из наших солдат, одного за другим, и если это ему удастся, то негодяи тотчас же будут обнаружены.

— Я все ему передам, и тотчас же, — пообещал Мэйс. — Но сперва мне хотелось бы перемолвиться с вами с глазу на глаз.

Рихтер удивленно вздернул брови, но послушно услал прочь Бельмондо и последовал за Мэйсом в буфетную. Там, за мешками с мукой и ящиками с сушеными фруктами, старый офицер вопросительно взглянул на гиганта:

— Что тебя беспокоит?

— Если отвергнуть версию, что мы спугнули убийцу, и именно поэтому он не закончил своего черного дела на этаже, возникает и другая вероятность.

— Какая же?

Шепот старого командира прозвучал в тесной комнатке пугающе громко:

— Возможно, убийцы сами были расквартированы на втором этаже! Согласитесь, если бы из всех солдат с этого этажа уцелели лишь двое, это могло навести на размышления даже полного идиота.

— Проклятье! — выбранился Рихтер, казня себя за глупость.

— А есть ли среди тех, кто сейчас стоит на страже, кто-нибудь со второго этажа?

— Один... Я сейчас же уберу его!

Мэйс собирался было уже открыть дверь, но тонкие пальцы главнокомандующего легли вдруг на его мускулистое плечо.

— И еще кое-что, Мэйс, — сказал Рихтер. — Ты изображаешь из себя этакого увальня-полудурка, и делаешь это очень убедительно. Но теперь, когда мне известно, что это всего лишь маска, надеюсь, ты будешь держать меня в курсе всего, что станет тебе известно? Ты понял меня?

Мэйс кивнул:

— Мне надо поторапливаться — я должен как можно скорее сообщить учителю, что предстоит прочесть мысли солдат, а к такому делу нужно хорошенько приготовиться.

Назад он возвращался менее опасной дорогой, избегая крутых подъемов и пользуясь лесенками там, где они были. А далеко на востоке, над величественными пиками Банибал, бархатную черноту ночного неба то и дело разрывали ярко-оранжевые молнии. Воздух напитался запахом дождя, словно сама природа вознамерилась смыть с лица земли вероломно пролитую кровь...

Глава 5

Ночной ураган бушевал над домом Потрясателя Сэндоу. Ширь небесную раскалывали оглушительные удары грома, сотрясая стекла в окнах кабинета Сэндоу. То и дело вспыхивали ослепительные молнии, освещая комнату странным мерцающим синим светом — и в свете этом лица людей, собравшихся там, казались высеченными из камня. Дождь неумолчно барабанил по стеклам, словно аккомпанируя таинственным заклинаниям, которые произносил Потрясатель.

Внимание всех присутствующих сконцентрировалось на огромном круглом дубовом столе. В самом центре столешницы располагался квадрат из отполированного до зеркального блеска серебра; свет, исходивший от него, озарял комнату. Свечи давным-давно задули, а светильники никто и не думал зажигать, однако серебряный квадрат светился изнутри мягким белым светом, выхватывая из тьмы лица Сэндоу и Грегора, сидящих за столом.

Позади них, почтительно примолкнув, стояли Рихтер и Бельмондо — зачарованные и немного испуганные, они даже дышать старались потише.

Подле двери привалился спиной к стене Мэйс. Великана более интересовала реакция на происходящее двоих офицеров, нежели само таинство. Ведь ему приходилось наблюдать эти ритуалы столько раз, что зрелище это некоторым образом ему приелось.

Тут раздался страшный удар грома. Казалось, содрогнулась сама земля, словно с небес по деревушке Фердайн с размаху ударил огромный молот. Рихтер и Бельмондо от неожиданности даже подпрыгнули, но Потрясатель и его ученик, спокойные и невозмутимые, продолжали творить свои заклинания.

— Жду не дождусь, когда можно будет зажечь свет, — шепнул Бельмондо Рихтеру, но главнокомандующий, казалось, его и не слышал.

— Подойдите-ка поближе, командир Рихтер, — сказал вдруг Потрясатель. — Кое-что вырисовывается.

Оба офицера как по команде шагнули к столу, вглядываясь в мерцающий серебряный квадрат. На нем медленно появлялись два лица, но черт различить было еще нельзя — просто двое солдат из отряда Рихтера, счастливо избегнувшие кинжала убийцы.

— И это все? — спросил Рихтер, даже не пытаясь скрыть глубокого разочарования.

— Я работаю в полную силу, — ответил Потрясатель. — Но эти двое очень, очень странные...

Никто не проронил ни слова — в этот напряженный момент все благоговейно внимали словам Потрясателя.

Вдруг по окнам забарабанили градины величиной с лесной орех.. Они стучали по крыше, и чудилось, будто сказочные гномы отплясывают какой-то диковинный танец.

— Я почему-то никак не могу уловить черт их личностей. Хоть и удалось проникнуть в их сознание, что-то препятствует мне...

Лица в серебристом квадрате по-прежнему были расплывчаты и туманны — темные круги вместо глаз, на месте ртов щели, темные шапки волос...

— А это что еще такое? — спросил Рихтер, указывая на тонкие линии, которые неожиданно проявились как бы поверх туманных изображений.

— Проволока? — предположил Грегор. — Медная проволока?

Он недоуменно взглянул на учителя, затем снова перевел взгляд на изображения.

Теперь поверх туманных лиц явственно проглядывала проволочная сетка, на которой кое-где виднелись странные пластиковые прямоугольнички — это были транзисторы, однако никто из присутствующих просто не мог знать, что это такое.

Потрясатель напрягся, но добился лишь того, что проволочная сетка стала видна еще отчетливее, а лица двоих убийц, словно отступили еще дальше в туман.

— В этих двоих есть.., есть что-то.., нечеловеческое, — с трудом выговорил Сэндоу.

— Нечеловеческое? — переспросил Бельмондо, разглядывая странные образы.

— Их разум необыкновенно холоден.., и вместе с тем столь же необыкновенно изощрен...

— Так, стало быть, это демоны? — спросил Бельмондо. В голосе его зазвучали истерические нотки.

— Возможно, и не демоны, но некто.., нечто, чему пока нельзя подобрать имени, — ответил Потрясатель.

Тут над серебристым зеркалом поднялось туманное облачко, скрывшее изображение, — и вот оно померкло. Теперь в серебряном квадрате в центре круглого дубового стола отражались лишь взволнованные лица собравшихся вокруг людей.

Потрясатель Сэндоу устало откинулся на спинку кресла. Плечи его обмякли. Мэйс тотчас же подошел к буфету и налил в стаканчик персикового бренди, потом вложил этот стаканчик в тонкие пальцы старого мага. Сэндоу жадно приник губами к стаканчику, и вскоре на сером изможденном лице его вновь появился слабый румянец.

— Вы слывете самым могущественным Потрясателем во всем Даркленде, — задумчиво произнес Рихтер, — но даже вы оказались неспособны понять, с кем мы имеем дело. Значит, нам противостоят не люди, а демоны. Интересно, каким образом орагонцам удалось привлечь их на свою сторону? Ведь известно, что демоны обитают в недрах земли, а вовсе не на ее поверхности!

— Слово “демон” произнес ваш капитан, а вовсе не я, — поправил его Сэндоу. — Я сказал лишь, что убийцы в чем-то отличны от обычных людей.

— Кто же это тогда, ежели не демоны?

— С тем же успехом это могут быть и ангелы...

— Не верится, что эту жуткую резню учинили духи небесные!

— Я лишь предложил возможный вариант, — сказал Сэндоу, — в доказательство того, что возможны и другие...

— И что вы предлагаете? — спросил главнокомандующий.

— Ровным счетом ничего. Я лишь изложил свои соображения, а право решать, как поступать дальше, оставляю за вами. Это ваша прерогатива, иначе мне пришлось бы принять командование над вашим отрядом. А я не только не желаю этого, но и не могу взять на себя подобную ответственность.

Прошло немало времени, прежде чем Рихтер, наконец, заговорил:

— Мы выступаем завтра поутру, как и предполагали. Если бы мы возвратились в столицу Даркленда, то потеряли бы уйму времени, а этого допустить нельзя. К тому же там в наши ряды могли бы проникнуть очередные шпионы Орагонии, что еще хуже...

— Ну, тогда надо поспать, — сказал Сэндоу. — Эта ночь выдалась на редкость беспокойной, особенно если учесть, какое испытание всем нам предстоит.

Накинув промасленные кожаные плащи, офицеры удалились. Потрясатель, стоя в дверях, задумчиво глядел, как спешат они к гостинице под дождем и градом.

— Нам предстоит нелегкий переход, — промолвил Грегор. — Немногим суждено будет пересечь Заоблачный хребет...

— Вероятно, ты прав, — согласился с ним учитель. — Но главнокомандующий куда более человечен, чем кажется на первый взгляд. И вместе с тем он никогда не смирится с поражением. Счастливое сочетание — он, как никто другой, подходит для подобного предприятия.

— Да уж, Бельмондо угробил бы всех, — откликнулся Грегор.

— Меня изумляет терпимость Рихтера к этому слюнтяю, — заметил Потрясатель. — Эти двое — полные противоположности друг другу.

— О боги! — раздался громовой голос Мэйса. — Неужели мы вот так и будем торчать тут и обсуждать достоинства и недостатки солдат? У нас остается-то всего часа два, чтобы вздремнуть!

Грегор хихикнул:

— Считай, что полтора, Мэйс! Насколько я тебя знаю, после всех этих треволнений ты за завтраком съешь вдвое больше обычного, а времени это займет немало.

— Я могу употребить и твой завтрак, дружок, — парировал Мэйс. — А если ты пустишься в путь натощак, то первым же порывом ветра тебя просто сдует с седла!

— Будет, будет! — прервал дружескую перебранку Потрясатель. — Быстро в постели — и спать! Учтите, в пути отдыхать вволю нам не придется.

Глава 6

Кратчайший путь через небольшую долину до отрогов Заоблачного хребта имел протяженность около семи миль. А поскольку на первом этапе восхождения, составлявшем около трех тысяч футов по проторенным горным тропам, вполне можно было использовать лошадей, главнокомандующий Рихтер нанял конюхов, которые должны были в пути ухаживать за животными и кормить их, а затем отвести назад, в Фердайн. Банибальским горцам предстояло самим определить момент, когда восхождение станет животным не под силу, и оттуда двигаться вперед уже пешком.

И вот осенним утром, полускрытые клубами густого тумана, семьдесят шесть уцелевших солдат двинулись в путь, а с ними, разумеется, сержант Кроулер, главнокомандующий капитан, Потрясатель Сэндоу и двое его учеников. Всего в отряде насчитывалось восемьдесят два человека, да еще четверо фердайнских конюхов, которым предстояло вернуться. Конские подковы гулко постукивали по покрытым росой булыжникам мостовых, скрипела упряжь, и в рассветной тишине звуки эти казались оглушительно-громкими.

Минут через двадцать экспедиция достигла берегов ледяной реки Шатоги, которую благополучно преодолела, хотя, лошади жалобно ржали, переступая тонкими ногами в холодной воде. Оказавшись на противоположном берегу, отряд направился на юг. Густые сосновые рощицы постепенно сменялись голыми скалами, путь становился все труднее и труднее.

Часа через четыре после восхода Рихтер дал команду сделать привал. Лошадей напоили и накормили овсом, а еще битыми яблоками — излюбленным лошадиным лакомством. Потрясатель послал Мэйса переговорить с главнокомандующим — надо было сопоставить наблюдения, которые Рихтер и Потрясатель вели на первом этапе пути. Сэндоу ровным счетом ничего подозрительного не заметил и справедливо сомневался, что главнокомандующий разглядел нечто ускользнувшее от пристального ока мага, хотя Рихтер несомненно был умен.

Грегор же получил задание присматривать в дороге за ритуальными приспособлениями Потрясателя, которые сложены были в переметные сумы, притороченные к седлам.

Сэндоу прохаживался вдоль шеренги солдат, с одобрением отметив, что все они сменили пышные яркие одеяния на незамысловатые походные костюмы — кожаные бриджи, заправленные в высокие сапоги, рубашки с длинными рукавами из грубой холстины и мягкие теплые шерстяные шарфы. Из рюкзака у каждого виднелась тщательно сложенная теплая куртка из промасленной кожи. Да, теперь они и впрямь выглядели опытными скалолазами.

— Ведь вы и есть Потрясатель Сэндоу, а?

Светловолосый и голубоглазый человек неожиданно преградил Потрясателю путь. Было ему чуть за тридцать. Сэндоу, глядя на его льняные волосы и светлую кожу, подумал, что они подошли бы человеку гибкому и стройному. Однако собеседник его был вовсе не таков — под обтягивающей плечи рубашкой вырисовывались мощные мускулы, а в небесно-голубых глазах ясно читался характер.

— Да, это я, — признался Сэндоу. — Но, увы, к прискорбию моему, не могу похвастаться осведомленностью насчет вашего имени.

— О, прошу меня извинить...

Человек хмыкнул, но улыбка, озарившая его лицо, явно призванная изобразить сердечность, куда больше походила на комическую театральную маску. Блеснув крупными белыми зубами, он представился:

— Меня зовут Фремлин, я ответствен здесь за птиц — за тех самых скальных голубей, которые станут нашими глазами в горах.

— Слыхал я, будто голубятники — люди таинственные и мрачные и умеют разговаривать со своими питомцами.

— Разумеется, мы с ними беседуем, но только не прибегая к словам, — ответил Фремлин. — Однако остальное — чистейший вымысел.

— А птицы ваши где-то поблизости?

— В двух шагах, господин. Желаете взглянуть на этих таинственных горных духов?

— С превеликим удовольствием, — ответил Потрясатель.

И это была не просто вежливость — Сэндоу всегда мечтал поближе познакомиться со странными пернатыми существами, которых издревле использовали во время войны в качестве разведчиков, засылая в тыл противника.

Фремлин направился к мощному гнедому жеребцу, груженному двумя сплетенными из лозы клетками, заботливо привязанными к седлу, чтобы избежать лишней тряски. В каждой клетке сидело по две птицы — каждая величиной с два мужских кулака. Сквозь прутья на людей глядели черные глаза, блестящие и необыкновенно умные. Потрясателю почудилось, будто птицы с любопытством изучают его. Более всего они походили на воронов, только с макушки вниз, к оранжевому клюву, сбегала малиновая полоска перьев да на груди красовались по два белых пятнышка.

— Не правда ли, красавчики? — спросил Фремлин с нескрываемой гордостью за своих питомцев.

— Выше всяческих похвал. И наверняка весьма ценные помощники. Когда мы пересечем Заоблачный хребет, нам особенно важно будет знать, что ждет нас впереди...

Фремлин тотчас перестал улыбаться, и, хотя сумел сдержаться, все же было видно, как он напрягся.

— Да, они ценные помощники, однако Потрясателю не чета. Ведь вы легко можете прочесть мысли любого и наверняка сумеете увидеть, что ждет нас впереди, лучше любого голубя.

— Возможно, — пожал плечами Потрясатель. — Но для этого требуются сложные ритуалы да и немало энергии. Боюсь, у нас не всегда найдется достаточно времени, или сил моих на это не хватит...

— Смею надеяться, вы позволите моим питомцам первыми отрапортовать обо всем, что они увидят. Это гордые создания, причем понимают куда больше, нежели полагают непосвященные. Если их запереть в клетках и заставить глядеть на то, как Потрясатель выполняет их работу, они зачахнут и заболеют.

— Этого можете не опасаться, — успокоил Фремлина Потрясатель. — Не забывайте и еще кое о чем: даже если у меня будут и время, и силы, власть моя далеко не беспредельна. Порой у меня просто-напросто ничего не получается.

Голубятник не скрывал облегчения:

— Стало быть, вы такой же, как и все прочие Потрясатели... Я много слышал о вас и опасался, что вы прямо-таки всемогущи...

Потрясатель Сэндоу наклонился к одной из клеток и коснулся пальцем прутьев.

— Что скажете, приятели?

Птицы затанцевали на жердочке, приблизились к Потрясателю и, склонив головы, принялись придирчиво рассматривать его то одним, то другим глазом. Но не отвечали.

— А я надеялся послушать их...

— В первую же встречу? — изумился Фремлин. — Что вы! Прежде они должны привыкнуть к вам. Но и тогда, когда станут вам доверять и заговорят, вы ничего не поймете — ведь вы не знаете их языка.

— Слыхал я, — сказал Сэндоу, — что не только голубятник овладевает птичьим наречием, но и питомцы его обучаются человеческому языку.

— Так оно на самом деле и есть, но они мало говорят по-человечьи. Клювы их не приспособлены для этого, хотя голуби далеко не попугаи и все говорят к месту, а порой обнаруживают даже чувство юмора.

— В седла! — скомандовал Рихтер. — Все в седла!

— Надеюсь, позднее мы повидаемся, и я смогу послушать ваших птичек, — сказал Потрясатель, прощаясь с Фремлином, и направился к своему коню.

— Все упаковано на совесть, — доложил учителю Грегор, который уже сидел в седле.

Мэйс, ехавший позади Сэндоу, сказал:

— Главнокомандующий Рихтер не видел и не слышал ровным счетом ничего подозрительного, как мы и полагали.

— Да, как мы и полагали... — эхом откликнулся Потрясатель.

Покачиваясь, он размышлял о новом своем знакомце, голубятнике. А вдруг именно он один из убийц? Странный человек! Прикидывается застенчивым и робким, притом тщательно скрывает свою физическую силу, напускает на себя вид беспечного мальчишки... Неужели птицы — всего лишь предлог и руки его обагрит новая кровь?

Ну, а остальные? Почему бы не предположить, что двое убийц — это Рихтер и Бельмондо? Нет, это не лезло ни в какие ворота. Если двадцать четыре трупа в гостинице их рук дело, то главнокомандующему логично было бы ухватиться за этот предлог, чтобы возвратиться назад. Но Рихтеру, казалось, трагедия лишь прибавила решимости двигаться вперед.

И все же... Если допустить, что убийцы именно эти двое офицеров, что это сулит экспедиции? В любой точке пути они могут расправиться с отрядом, возможно даже, в самом конце путешествия. Чего они этим добьются? Вынудят генерала Дарка спешно снаряжать вторую экспедицию, теряя драгоценное время. Как ни крути, а эти двое все еще оставались у Потрясателя под подозрением.

А сержант Кроулер? Если верить Мэйсу, то он искренне и глубоко опечалился, увидев, что стряслось в гостинице. Но разве шпиону не полагается быть еще и хорошим актером? Ладно, допустим, один из убийц — сержант, кто же тогда его напарник? Увы, и у сержанта не было убедительного алиби... Хоть он и спал в комнате один, но сообщником его мог быть кто угодно из рядовых. Но все рядовые спали по двое, и каждый присягнул, что сосед его никуда не выходил... Впрочем, не исключено, что шпионов трое: сержант и двое рядовых...

Тут Потрясатель приказал себе не ломать больше головы — бесплодные раздумья такого рода могли привести разве что к умопомешательству. Не хватало еще видеть демонов и убийц за каждым углом... Демонов? Спору нет, в магическом зеркале ему предстало зрелище в высшей степени странное. Кто же эти существа, которых видел он у себя дома в предрассветные часы?

Над головами у людей громыхнуло. Серые тучи стремительно неслись на запад, похоже было, что ночная гроза замыслила возвратиться. Неужели в ночи снова прольется кровь?

И Потрясатель решил ночью вместе с Грегором втайне от всех повторить ритуал чтения мыслей. Надо использовать любую возможность предотвратить трагедию, воспрепятствовать хладнокровным убийцам...