Глава 70

Инстинктивно, не раздумывая ни минуты, Кристина схватила заряженный револьвер и бросилась через пещеру к выходу.

— Нет! — закричал Чарли.

Не обращая внимания на его крик, она прошла до первого поворота, свернула направо, не посмотрев, прячется ли кто-нибудь там; она видела вблизи скалы, а впереди, у следующего поворота, — слабый серый свет — за ним был последний прямой отрезок лаза, а потом — открытый склон горы. Она рвалась вперед с безрассудной отвагой — и потому, что люди Спиви наверняка не ожидали от нее такого, но еще и потому, что ничего другого она предпринять не могла; она уже не контролировала себя. Сумасшедшие, злые, наглые мерзавцы выгнали ее из дома, загнали в эту нору и теперь собирались убить ее ребенка.

— Мы знаем, вы здесь! — опять закричал кто-то невидимый.

Никогда раньше она не впадала в истерику, но сейчас — сейчас она не могла ничего с собой поделать. Впрочем, она и не хотела ничего делать, потому что это было хорошо, чертовски хорошо — дать волю слепой ярости и безумному желанию выпустить из них кровь, заставить их почувствовать боль и страх.

За второй угол она повернула с таким же бессознательным пренебрежением к опасности, как и раньше: впереди был последний участок лаза, затем — открытое пространство и фигуры на фоне серого утреннего света; человек в парке с надетым на голову капюшоном. Он держал винтовку, нет, автомат, но он опустил его к земле, а не направил в узкий проход, потому что никогда в жизни не ожидал, что она выскочит прямо на него, такая легкая добыча, — но это было именно так, так она и сделала, подобно безрассудному камикадзе, не думая о последствиях.

Она застигла его врасплох и, когда он направил на нее дуло автомата, выстрелила — раз, два, три раза, попадая в него каждый раз — он был так близко, что промазать было почти невозможно.

Первый выстрел заставил его оторваться от земли, второй — отбросил назад, а третий сбил с ног. Автомат выскользнул из его рук, и мгновенно появилась надежда завладеть желанным оружием, но, выйдя из пещеры, она услышала, как автомат стучал по каменистому склону, скатываясь вниз.

Снег прекратился, и ветер стих, а на склоне, позади того, которого она убила, стояли трое. Один из них, невероятного роста, слева от нее, бросился в укрытие, как только услышал выстрелы и его товарищ упал на землю.

Два других сектанта не были так проворны, как великан.

Низкорослая крепкая женщина стояла прямо перед Кристиной, не далее чем в трех-четырех метрах — превосходная мишень, и Кристина инстинктивно нажала на курок — женщина упала, лицо ее разорвалось, подобно проткнутому воздушному шару, наполненному красной жидкостью.

Двигаясь к выходу из пещеры, Кристина молчала, сейчас же она безотчетно начала выкрикивать проклятия так громко, что заболело горло и сорвался голос, а она все кричала и кричала. Никогда раньше не употребляла она таких слов, они были отвратительны ей, но она не могла остановиться — ярость выплескивалась в нечленораздельных звуках и бессмысленных непристойностях.

Повернувшись к третьему человеку в шести метрах справа от себя, она узнала Грейс Спиви.

— Ты! — Истерика захлестнула ее при виде старухи. — Ты! Сумасшедшая старая сука!

Откуда только у женщины преклонного возраста взялись силы забраться на эти гребни и противостоять изматывающей непогоде в горах Сьерра-Невады? Безумие придавало ей силы? Возможно. Безумие исключало все сомнения, усталость, оно стало щитом от боли, когда она проткнула себе руки и ноги, чтобы инсценировать появление стигматов.

"Боже, помоги нам", — думала Кристина.

Ведьма, неподвижная, прямая, высокомерная, вызывающая, стояла так, будто это она позволила Кристине нажимать на курок, и даже издалека чувствовалась странная и завораживающая сила ее взгляда. Преодолевая гипнотическое действие безумных глаз, Кристина выстрелила, и рука с револьвером дернулась назад. Она не попала, хоть расстояние было небольшое. Кристина снова нажала на курок, удивилась, что не попала и на сей раз, с меньшего расстояния, хотела выстрелить в третий, но обнаружила, что кончились патроны.

О боже.

Ни патронов. Ни оружия. Боже. Ничего, кроме рук.

Хорошо, я сделаю это, сделаю голыми руками, отлично, я задушу суку, оторву ей башку.

Охваченная ужасом, сопя, извергая проклятия, с криком Кристина пошла на Спиви. Но тут верзила открыл по ней стрельбу из-за валунов, за которыми укрывался. Пули, бешено свистя, пролетали мимо, ударяясь о скалы и отскакивая. Она чувствовала, как они рассекают воздух вокруг ее головы. Понимая, что не сможет помочь Джою, если погибнет, Кристина остановилась и начала отступать к пещере.

Еще один выстрел. Посыпались острые осколки камней.

Она все еще была в истерике, но маниакальная злость внезапно преобразовалась: из ярости и жажды крови — в инстинкт самосохранения. Она отходила к пещере, слыша звуки выстрелов позади себя. Верзила вышел из укрытия и двинулся на нее. Пули с силой стучали по камням, и она ждала, что одна из них попадет ей в спину. Миновав вход в пещеру и достигнув первого поворота, она исчезла из поля зрения великана и подумала, что теперь находится в безопасности. Но последняя пуля отрикошетила от углового выступа и вонзилась ей в правое бедро, сбив с ног.

Она упала, сильно ударившись плечом, и почувствовала, что на нее наваливается темнота.

Отказываясь подчиниться шоку, вызванному ранением, хватая ртом воздух, отчаянно пытаясь отогнать подступавшую тьму, Кристина поползла по проходу.

Она не думала, что они пойдут за ней. Они не знали, что у нее только револьвер и нет патронов. Они будут осторожны.

Но они придут. Осторожно. Медленно. Но не так медленно, как хотелось бы. Они были неумолимы, как шериф из фильмов-вестернов.

Она вспотела, еле подвигая и волоча ногу, словно это была бетонная глыба, уползая по камням к месту, где в неровном свете костра ее ждали Чарли и Джой.

— О боже, тебя ранили, — сказал Чарли.

Джой ничего не сказал. Он стоял у самого костра, и пульсирующий свет придавал его лицу кровавый оттенок.

Он сосал свой большой палец и смотрел на нее широко открытыми глазами.

— Ничего, — сказала она, стараясь не показать, как напугана. Она прислонилась к стене, стоя на одной ноге.

Кристина дотронулась до бедра и почувствовала липкую кровь. Она не хотела смотреть на рану. Если было сильное кровотечение, следовало бы наложить жгут. Но на это не было времени. Стоит ей отвлечься, чтобы затянуть жгут, Спиви или верзила придут и вышибут ей мозги.

Рассудок ее еще не помутился, и Кристина уже не боялась, что скоро отключится, но силы начали оставлять ее.

Руки по-прежнему сжимали незаряженный, бесполезный револьвер. Она отбросила его.

— Болит? — спросил Чарли.

— Нет. — Это было почти правдой, она не испытывала боли в тот момент, но знала, что скоро почувствует ее.

— Отдайте нам мальчишку! Мы оставим вас в живых, если вы отдадите нам мальчишку! — кричал снаружи верзила.

Кристина не обращала внимания.

— Я уложила двух мерзавцев, — сказала она Чарли.

— Сколько осталось? — спросил он.

— Еще двое, — ответила она, не вдаваясь в подробности, чтобы Джой не узнал, что Грейс Спиви здесь.

Чубакка встал на задние лапы и зарычал. Кристина удивилась, что он смог подняться; выглядел он слабым и нездоровым. Он не сможет защитить Чарли.

Она заметила нож, лежавший в груде вещей в дальнем углу, и попросила Джоя принести его, но он только смотрел, не двигаясь, — помощи от него ждать не приходилось.

— Патронов больше нет? — спросил Чарли.

— Ни одного.

Снаружи слышалось:

— Отдайте мальчишку!

Чарли попробовал дотянуться до ножа, но был слишком слаб. Он начал хрипеть, потом кашлять и окончательно обессилел — на губах выступила кровавая слюна.

Кристина с отчаянием осознавала, что время утекает, как песок сквозь пальцы.

— Отдайте нам Антихриста!

Кристина, держась за стены и прыгая на здоровой ноге, стала медленно двигаться в угол пещеры. Добраться бы до ножа, а затем вернуться, тогда бы она засела в про-, ходе за углом, и, когда они войдут, смогла бы кинуться вперед и вонзить нож в одного из них.

Наконец она добралась до вещей, наклонилась и взяла нож — лезвие было слишком коротким. Она вертела его в руке, пытаясь убедить себя, что это как раз то, что надо.

Но требовалось проткнуть парку, одежду под ней, а лезвие такое короткое. Если бы она могла ударить их в лицо, но.., они вооружены, и шансов, что она победит в схватке, нет.

Проклятье.

Кристина с ненавистью отбросила нож.

— Огонь, — сказал Чарли.

Сначала она не поняла. Он вытер рукой кровавую слюну:

— Огонь. Это.., хорошее.., оружие.

Конечно.

Огонь. Лучше, чем нож с коротким лезвием.

Ей вдруг пришло в голову, что горящая головешка может стать частью огнестрельного оружия.

Временами боль пронзала раненую ногу в такт с биением ее пульса, но Кристина, стиснув зубы, склонилась над снаряжением. Нагибаться было тяжело, и она с ужасом думала, как придется распрямляться, хотя и опиралась на стену, помогая себе. Она порылась в вещах, которые вытряхнула из рюкзака накануне, и обнаружила пластиковую бутылку с зажигательной жидкостью, которую они купили на случай, если будут трудности с разведением огня в камине хижины. Кристина положила ее в правый карман брюк.

Когда она поднималась, каменный пол закачался под ногами. Она схватилась за край очага и подождала, пока головокружение пройдет.

Повернувшись к огню, между двух больших поленьев Кристина выхватила горящую ветку, боясь, что она погаснет, но ветка продолжала гореть ярким факелом.

Джой не шевелился и не разговаривал, но наблюдал с интересом. Он зависел от нее, сейчас его жизнь целиком была в ее руках.

Уже некоторое время снаружи не доносились никакие крики. Эта тишина пугала. Она могла лишь означать, что Спиви и верзила были уже внутри, в извилистом проходе.

Кристина пустилась в обратный путь вдоль стены, мимо Чарли, к проходу, в котором в любой момент могли появиться фанатики. Она в отчаянии сознавала, что, выбирая длинный, но самый надежный путь, она теряет драгоценные секунды, но не могла рисковать, идя через центр зала, из опасения упасть и погасить факел. Она держала горящую головешку в левой руке, а правой опиралась на стену, прихрамывая, а не прыгая на одной ноге, — так было быстрее; немного помогая и раненой ногой, хотя боль пронзала ее насквозь, когда она слишком неосторожно наступала. И хотя боль накатывала по-прежнему в такт с пульсом, она уже не была тупой, а жила, жалила, била, колола, скручивала и становилась сильнее с каждым ударом сердца.

Кристина подумала было, сколько крови потеряла, но оборвала себя, решив, что это неважно. Если потеря крови невелика, она может выстоять в последней схватке с фанатиками. Если же потеря большая и кровь текла из вены или из поврежденной артерии, не было смысла выяснять это, и жгут не помог бы ей, во всяком случае здесь, за много миль от ближайшего пункта медицинской помощи.

Когда она добралась до противоположного угла пещеры, где начинался лаз, голова ее кружилась и подкатила тошнота. Она задохнулась, почувствовав ее у горла, но смогла подавить.

Пульсирующий свет огня, отражаясь от стен, лишал пещеру четких очертаний; размеры зала все время менялись; камни казались уже не камнями, а странным пластиком, который постоянно плавился и менялся: стены то отступали, то подступали ближе, опять отступали; выпуклость скалы неожиданно становилась вогнутостью; потолок спускался так, что почти касался головы Кристины, поднимаясь через минуту на прежнюю высоту; пол вращался и горбатился, потом, казалось, ускользал, уходил из-под ног.

В отчаянии Кристина зажмурила глаза, закусила губу и глубоко задышала, пока не почувствовала, что обморок отступает. Когда она снова открыла глаза, пещера обрела четкие очертания. Кристина крепче стояла на ногах, но знала, что это ненадолго.

Она прислонилась к стене в небольшом углублении с одной стороны прохода. Держа факел в левой руке, она нащупала правой в кармане бутылочку с зажигательной жидкостью и вытащила ее. Зажав бутылочку тремя пальцами в ладони, она большим и указательным открутила колпачок, обнажив твердую пластиковую насадку. Она была готова. У нее был план, хороший план. Он должен был быть хорошим, потому что другого у нее не было.

Возможно, великан войдет в пещеру первым. У него будет винтовка, может, та самая полуавтоматическая винтовка, которой он пользовался снаружи. Он будет держать оружие перед собой, на уровне пояса. Проблема была в том, чтобы облить его горючим прежде, чем он прицелится в нее и нажмет курок. За какое время он сделает это — за две секунды? Или за одну? Эффект неожиданности был ее лучшей и единственной надеждой. Он мог ожидать выстрелов, ножа, но не этого. Если она пустит в него струю в тот самый момент, когда он покажется, он потеряет целую секунду; вторую секунду он может потерять от шока, когда поймет по запаху жидкости, что она воспламеняется. Только это время у нее есть, чтобы поджечь его.

Кристина затаила дыхание, прислушалась.

Ничего.

Даже если горючее не попадет на кожу великана, а только замочит его парку, он почти наверняка в ужасе и панике бросит винтовку и будет сбивать огонь.

Она глубоко вздохнула, задержала дыхание, опять прислушалась.

Все еще ничего.

Если бы она смогла брызнуть ему в лицо, не только паника заставила бы его бросить оружие. Он катался бы от невыносимой боли, когда его кожа покрылась бы волдырями и лупилась, а пламя лизало бы его глаза.

Дым от факела струился по потолку, ища выхода из закрытого помещения.

Чарли, Джой и Чубакка в другом конце зала молча ждали. Утомленный пес тяжело опустился на задние лапы.

Ну, давай, Спиви! Давай, черт возьми.

У Кристины не было твердой уверенности в том, что она сможет удачно использовать зажигательную жидкость и факел. Она понимала, что, в лучшем случае, был один шанс из десяти провернуть это дело, но все равно хотела, чтобы они пришли, прямо сейчас, чтобы можно было покончить с этим. Ожидание было хуже, чем неизбежное столкновение.

Что-то хрустнуло, щелкнуло, и Кристина вздрогнула, но это трещала ветка в очаге в другом конце зала.

Давай.

Она хотела посмотреть за угол, в узкий проход, чтобы прекратить ожидание. Но не осмелилась. Она бы потеряла преимущество, которое давал эффект неожиданности.

Кристина думала, что слышит тихое тиканье своих часов. Возможно, ей это только казалось, но звук отсчитывал секунды: тик, тик, тик...

Если бы ей удалось облить и поджечь верзилу и он не застрелил ее, она бы занялась потом Спиви. У старухи, конечно, есть винтовка.

Тик, тик...

Их дымоход вытягивал дым от очага, но дым от факела Кристины поднялся под потолок и образовал ядовитое облако. Теперь это облако медленно двигалось в зал, отравляя воздух, которым они дышали, его подхватывали воздушные потоки, но уносили не так быстро. Запах пока былине очень едкий, но через несколько минут они, пожалуй, начнут кашлять. Пещеры хорошо продувались, и задохнуться здесь вряд ли возможно, но дым еще больше обессилил бы их. И все же она не могла потушить факел, он был ее единственным оружием.

Что-то произойдет скоро, подумала она. Очень скоро.

Тик, тик, тик...

Отвлеченная дымом и воображаемым, но тем не менее сводящим с ума звуком уходящего времени, Кристина почти не прореагировала на важный звук. Щелчок затвора, скрип. Только тогда до Кристины дошло, что это Спиви или верзила.

Она ждала в напряжении, высоко подняв факел, держа зажигательную жидкость перед собой, сжимая бутылочку.

Еще скрип.

Тихий металлический звук.

Кристина подалась вперед из углубления, в котором она пряталась, молясь, чтобы нога не подвела ее, — и неожиданно поняла, что звуки доносились не из извилистого прохода, а из следующего, находящегося в глубине скалы, зала. Она увидела неяркий свет фонарика в соседней пещере, его луч, скользнувший по сталактиту. Потом он исчез.

Нет, это невозможно!

Она заметила движение на краю темноты, где следующая пещера примыкала к этой... Невероятно высокий, широкоплечий, пугающе уродливый человек выступил из мрака на границу мерцающего пламени в четырех-пяти метрах от Кристины.

Слишком поздно она поняла, что Спиви может прийти к ним из другой пещеры, а не через вход на склоне. Но как? Как они узнали, какой из коридоров ведет сюда? У них были карты? Или они полагались на удачу? Как им могло так, везти?

Безумие.

Нечестно.

Кристина, шатаясь, сделала один, второй шаг из тени, которая скрывала ее.

Великан увидел ее. Он поднял винтовку. Она брызнула в него струей зажигательной жидкости.

Он был слишком далеко. Горючая смесь, описав дугу, разлилась на камнях примерно в метре от него. Он моментально понял, что Кристина не стала бы использовать такое примитивное оружие, будь у нее патроны.

— Брось, — твердо сказал он.

Ее великолепный план неожиданно показался жалким и глупым.

Джой. Он зависел от нее. Она была его последней защитой.

Она сделала еще один нетвердый шаг.

— Брось.

Прежде чем он выстрелил, раненая нога подвела Кристину. Она рухнула.

— Кристина! — закричал" Чарли, отчаяние и боль слились в одном слове.

Бутылочка пролетела по полу через весь зал и осталась в углу, откуда ее было не достать.

Кристина упала на раненое бедро и закричала от жуткой боли, пронзившей ее ногу. Падая, она выронила факел, который упал в лужицу зажигательной жидкости.

Вспыхнул огонь, наполняя пещеру ослепительным светом, затем, трепеща, затих, не причинив вреда никому.

Рыча, оскалив зубы, Чубакка бросился на великана, но был слишком слаб, чтобы бороться. Он схватил зубами парку, но громила, подняв обеими руками винтовку, обрушил ее на голову собаки. Чубакка коротко и резко взвизгнул и свалился под ноги великану то ли без сознания, то ли мертвый.

Кристина старалась не лишиться чувств; хотя волны темноты накатывали на нее.

Скалясь, как существо из старого фильма ужасов о Франкенштейне, верзила вступил в зал. Кристина увидела, как Джой забился в дальний угол пещеры.

Она не смогла спасти его.

Господи, ведь что-то она может сделать такое, что спасет их. Есть какое-то решение, найдя которое она уничтожит противника его же оружием. Должно быть. Но она ничего не могла придумать.

Глава 71

Огромный человек прошел дальше в пещеру. Это был монстр, которого Чарли встретил у Спиви, великан с перекошенным лицом. Тот, кого ведьма называла Кайлом.

Когда Чарли увидел, с каким важным видом вошел он в зал и как съежилась в испуге Кристина, его в одинаковой мере переполнили страх и презрение к себе. Он боялся, так как знал, что умрет в этой промозглой заброшенной дыре, а презирал себя за слабость, беспомощность и провал. Его родители, слабые люди и неудачники, одурманивали себя алкоголем, чтобы не мучиться от неспособности справляться с превратностями жизни, и еще в юности Чарли пообещал себе, что никогда не будет похожим на них. Всю жизнь он учился быть сильным, всегда.

Он никогда не отступал перед вызовом судьбы, главным образом потому, что родители всегда отступали. И он редко проигрывал.

Он ненавидел проигрыш — родители проигрывали, а не он, не Чарли Гаррисон из "Клемет — Гаррисон". Проигравшие были слабы духом и телом, а слабость была величайшим грехом. Но он не мог закрыть глаза на теперешние обстоятельства; никуда было не деться от факта, что сейчас он был наполовину парализован болью, слаб, как котенок, и старался не потерять сознание. Нельзя было отрицать, что это он привел сюда Кристину и Джоя, допустил случившееся, обещал, что поможет им, а обещание оказалось пустым. Они нуждались в нем, а он ничего не мог сделать для них и теперь собирался умереть, так и не сумев помочь тем, кого любил, — так что не очень далеко ушел он от алкоголика-отца и всех ненавидевшей, пьяной матери.

Подсознательно Чарли чувствовал, что слишком требователен к себе. Он сделал все от него зависящее. Никто не смог бы сделать больше. Но он всегда был требователен к себе и не собирался делать поблажки теперь. Имело значение не то, что он намеревался сделать, а то, что сделал.

В итоге они оказались лицом к лицу со смертью.

За Кайлом в проеме, ведущем в следующий зал, возникла фигура. Женщина. Мгновение она была в тени, потом появилась в ярко-оранжевом свете огня. Грейс Спиви.

С трудом Чарли повернул затекшую шею, сильно зажмурился, чтобы стряхнуть пелену с глаз, и посмотрел на Джоя. Мальчик стоял в углу, с заложенными за спину руками; он прислонился к стене, крепко прижав к ней ладони, как будто хотел усилием воли проникнуть сквозь камень и выйти из этого зала. Его глаза, казалось, выскакивали из орбит. Слезы блестели на лице. Из мира фантазий, где он инстинктивно прятался, его бесцеремонно вытащили в наводящий ужас мир, где правила ненавистная Грейс Спиви.

Чарли попытался поднять руки, если бы это удалось, он бы сел, а если бы сел, то и встал, а если бы встал — мог бы бороться. Он не сумел поднять руки, ни на дюйм.

Спиви медлила, глядя на Кристину.

— Не трогайте его, — сказала Кристина, почти умоляя. — Ради бога, не трогайте моего маленького мальчика.

Спиви не ответила. Вместо этого она повернулась к Чарли и зашаркала к нему через зал. В ее глазах светились патологическая ненависть и триумф.

Ужас и отвращение вызвал у Чарли этот взгляд, и он отвернулся. Он мучительно искал выход — что может спасти их, какое оружие или действие, о котором они не подумали?

Он вдруг поверил в то, что не все потеряно и, несмотря ни на что, они не обречены. Это были не пустые мечты или горячечный бред. Чарли не без основания доверял своей интуиции, он мыслил трезво и реалистично, как и раньше. Все еще был выход. Но где, какой?

Когда Кристина смотрела в глаза Грейс Спиви, у нее было такое ощущение, что холодная рука погружается в ее грудь и сжимает ее сердце ледяными тисками. Она смотрела как завороженная, у нее перехватило дыхание, она не могла думать. Старуха была безумной, да, законченной сумасшедшей, но в глазах ее сверкала такая несгибаемая сила, что Кристина в этот момент поняла, как Спиви могла собирать и удерживать возле себя обращенных в свою безумную веру. Потом, когда ведьма отвернулась и Кристина снова могла дышать, она почувствовала обжигающую боль в ноге.

Спиви остановилась перед Чарли и смотрела на него.

Она намеренно игнорирует Джоя, подумала Кристина.

Только ради него она прошла весь этот путь, рискуя быть убитой, пробиралась через горы и буран, а теперь игнорирует его, чтобы оттянуть момент, насладиться триумфом.

Кристина питала к Спиви черную ненависть, но теперь ее ненависть была чернее ночи. Она вытеснила из сердца все остальное; на несколько секунд она вытеснила даже любовь к Джою и стала всеохватывающей, всепоглощающей.

Когда сумасшедшая обернулась к Джою, ненависть в Кристине отступила, и ее захлестнули смешанные чувства любви, страха, жалости и ужаса.

И появилась надежда, что все же существует нечто, могущее заставить Спиви и верзилу встать на колени.

Только бы вернулась ясность мысли.

Наконец Грейс Спиви стояла лицом к лицу с мальчиком.

Она чувствовала окружившую ее темную ауру, и ей сделалось страшно, потому что она могла прийти чересчур поздно. Возможно, сила Антихриста стала слишком велика, и этот ребенок теперь неуязвим.

На глазах у него были слезы. Он все еще прикидывался обыкновенным шестилетним ребенком — маленьким, испуганным и беззащитным. Неужели он действительно думал, что может ввести ее в заблуждение этим спектаклем, заронить в ней сомнение в этот последний час? У нее бывали минуты сомнений, как в том мотеле, в Соледаде, но это были всего лишь минуты слабости, и теперь они остались позади.

Мальчик пытался забиться еще глубже в угол, но он и без того вжался так плотно, что казался вырезанным в камне.

Она остановилась всего в двух-трех метрах от него и сказала:

— Ты не наследуешь землю — ни на тысячу лет, ни на минуту. Я пришла, чтобы остановить тебя.

Мальчик молчал.

Грейс почувствовала, что сила его еще недостаточна, чтобы повергнуть ее, и в ней укрепилась уверенность. Она пришла вовремя.

— Неужели ты надеешься улизнуть от меня? — На ее губах играла зловещая улыбка.

Его взгляд был обращен куда-то мимо нее, и она поняла — он смотрел на свою собаку.

— Твой пес — это исчадие ада — больше тебе не помощник.

Мальчик задрожал, губы его задвигались, и она прочитала по ним, что он хотел сказать: "Мама", — но изо рта его не вырвалось ни звука.

Из чехла, притороченного к поясу, она вытащила остроконечный охотничий нож с длинным лезвием. Он был острый, как бритва.

Кристина увидела нож и попробовала встать, но дикая боль в ноге скрутила ее, и не успел гигант навести на нее винтовку, как она снова упала на камни.

Спиви обращалась к Джою:

— Я избрана на это благое дело за все годы служения Альберту, потому что я знаю, как отдавать себя всю, без остатка. Так я посвятила себя божественной миссии — без сомнений и колебаний, всю свою энергию и силу духа.

У тебя не было ни единого шанса спастись от меня.

Кристина с отчаянием обреченного попробовала сыграть на жалости;

— Прошу вас, выслушайте меня, пожалуйста. Вы ошибаетесь. Вы не правы. Он всего лишь маленький мальчик, и я люблю его, и он любит меня, — она вдруг забормотала что-то нечленораздельное, бессвязное и возненавидела себя за то, что не может найти слова, способные убедить. — О боже, если бы вы только знали, какой он милый и ласковый, вы бы поняли, что заблуждаетесь. Вы не можете отнять его у меня. Это.., несправедливо.

Не обращая внимания на Кристину, Спиви подняла нож.

— Я много часов провела в молитвах над этим клинком. И однажды ночью я увидела, как ко мне в окно слетел с Небес дух одного из ангелов господних, и дух его до сих пор пребывает здесь, а этом священном лезвии, и когда оно войдет в твою плоть, знай: это не просто лезвие — это Дух святой осенит тебя.

Кристина видела — у этой женщины буйное помешательство, поэтому обращаться к ее разуму, взывать к здравому смыслу было так же безнадежно, как надеяться вызвать у нее сострадание, — но как бы там ни было, она должна попытаться.

— Подождите! Послушайте. Вы ошибаетесь. Неужели вы не видите? Даже если допустить, что Джой тот, за кого вы его принимаете — а это не так, это просто безумие, — но даже если бы это было так, пусть бог желал бы его смерти, тогда почему же бог не уничтожил его? Почему его не поразило громом, почему он не попал под машину?

Бог не справился бы с Антихристом без вашей помощи?

На этот раз Спиви ответила ей, но при этом продолжала смотреть на Джоя. Она говорила с пугающим пылом; ее голос, голос бродячего проповедника, вздымался и опадал, обнаруживая неимоверную энергию, выплескивая овладевшее ею бешеное возбуждение; речь ее иногда перерастала почти в звериное рычание, а иногда восторженно парила, словно церковный гимн.

От ее голоса бросало в дрожь, он зачаровывал; Кристина подумала, что именно так Гитлер и Сталин обращали толпу в послушное стадо.

— Когда дьявол явится среди нас и начнет свою работу в этом скорбном мире, мы не можем просто пасть ниц и молить господа, чтобы он избавил нас от него. Искушение дьяволом — это испытание нашей веры и добродетели, это вызов нам, и мы не можем пренебречь им, мы должны доказывать, что достойны спасения, достойны того, чтобы вознестись в рай. Мы не можем уповать на то, что господь избавит нас от ярма, потому что мы сами возложили на себя это ярмо Наша святая обязанность противостоять греху и восторжествовать над грехом, своей волей, своими силами, которыми господь всемогущий наделил нас Так заслужим мы честь быть по правую его руку вместе с ангелами.