Глава 3

Ее разбудил лай Брэнди. Это было странно, поскольку Брэнди практически никогда не лаял. Следом послышался голос Джоя:

— Мама! Быстрее! Мамочка!

Он не просто звал ее, а пронзительно взывал о помощи.

Она сбросила одеяло и вскочила на ноги. Взгляд упал на мерцающие красные цифры электронных часов-будильника. Двадцать минут второго.

Через открытую дверь Кристина кинулась в холл, оттуда в детскую. Вбежав, сразу зажгла свет.

Джой сидел, прижавшись к спинке кровати, словно хотел спрятаться, раствориться в ней. Он был бледен, руки нервно теребили простыню и одеяло.

Брэнди, положив передние лапы на подоконник, лаял на что-то там, в ночи, за окном. Когда появилась Кристина, собака замолчала и вернулась к кровати, вопросительно глядя на мальчика, будто ожидая от него дальнейших указаний.

— Там кто-то был, — произнес он. — Кто-то заглядывал в окно. Это была та сумасшедшая старуха.

Кристина подошла к окну. На улице было темно. Желтоватый свет от фонаря, стоящего на углу улицы, сюда не доходил. Луна была ущербной и бросала лишь слабый молочный свет, который ложился на дорожки и серебрил стоявшие вдоль улицы машины, но его было недостаточно, чтобы высветить тайны этой ночи. Лужайка и кусты перед домом были погружены во тьму.

— Она еще там? — спросил Джой.

— Нет, — ответила Кристина.

Она повернулась, подошла к нему и присела на краешек кровати.

Он все еще был бледен и дрожал.

— Дорогой, ты уверен... — начала она.

— Это была она!

— Опиши мне точно, что ты видел.

— Ее лицо.

— Этой женщины?

— Да.

— Ты уверен, что это была она, а не кто-то еще?

Он кивнул:

— Она.

— Но на улице так темно. Как ты можешь быть уверен...

— За окном кто-то был, будто какая-то тень. Тогда я включил свет и увидел ее. Это была она.

— Но, миленький мой, мне кажется, она никак не могла выследить нас. Я уверена в этом. А как еще она узнала бы, где мы живем. Во всяком случае, так быстро.

Джой молчал. Он уставился на свои стиснутые кулачки, медленно выпуская из них одеяло и простыню. У него вспотели ладони.

— Может, все это тебе приснилось, а?

Он решительно покачал головой.

— Нет.

— Иногда, — сказала она, — когда снится какой-нибудь кошмар, ты просыпаешься и первые несколько секунд не можешь сообразить, что реальность, а что — лишь остаток сна. Понимаешь? В этом нет ничего особенного.

Время от времени это случается с каждым.

Он встретился с ней взглядом.

— Мама, все было не так. Я проснулся потому, что Брэнди залаял, и тут я увидел за окном эту сумасшедшую женщину. Если это был сон, тогда почему же Брэнди лаял?

Он же не станет лаять для того, чтобы себя послушать. Такого с ним не бывает. Ты же знаешь его.

Она посмотрела на Брэнди, который как раз плюхнулся на пол рядом с кроватью, и ей опять стало не по себе.

Она встала и снова подошла к окну.

Там, за окном, было множество мест, куда не проникал никакой свет и где злоумышленник мог спрятаться и переждать.

— Мама?

Она посмотрела на него.

— Это не так, как было раньше,. — сказал он.

— Что ты хочешь сказать?

— Это не то, что ва-бражаемая белая змея под кроватью. Это взаправду. Чтоб мне провалиться.

От внезапного порыва ветра загремели карнизы и водосточные желобы.

— Пойдем, — сказала Кристина, подавая Джою руку.

Он встал с постели, и она отвела его на кухню.

Брэнди поплелся следом. Мгновение он стоял в дверях, размахивая пушистым хвостом, потом вошел и лег в углу, свернувшись калачиком.

Джой в синей пижаме с красными буквами "SATURN PATROL" сидел за столом и испуганно посматривал в окно над раковиной, а Кристина тем временем звонила в полицию.

На крыльце у входной двери стояли двое полицейских, участливо слушая рассказ Кристины, хотя сказать ей было особенно нечего. Рядом стоял Джой. Стэтлер, тот, что помоложе, с самого начала не поверил ей и быстро пришел к заключению, что этот злоумышленник всего лишь призрак, плод воображения Джоя; но другой полицейский, постарше, Тэмплтон, склонен был поверить ей. По его настоянию они потратили десять минут, прочесывая территорию вокруг дома с фонарями, осмотрели каждый куст, заглянули в гараж и даже в соседние дворы, но так никого и не нашли.

Вернувшись к дому, где их ждали Кристина с Джоем, Тэмплтон уже не был так уверен в подлинности этой истории.

— Ну что же, миссис Скавелло, если эта женщина и была здесь, теперь ее нет. Либо у нее на уме не было ничего зловещего.., либо ее испугала патрульная машина. Возможно, и то и другое. Скорее всего она безобидна.

— Безобидна? Сегодня днем у "Саут-Кост-Плаза" она не производила такого впечатления, — сказала Кристина. — Мне она показалась очень даже опасной.

— Что ж... — он пожал плечами. — Вы же знаете, как это бывает. Пожилая женщина.., вероятно, не вполне здорова.., возможно, говорит, не отдавая себе отчета.

— Мне кажется, дело не в этом.

Тэмплтон старался не смотреть ей в глаза.

— Так что.., если вы еще встретите ее или у вас будут какие-то неприятности, непременно звоните нам.

— Вы уходите?

— Да, мэм.

— И вы ничего не предпримете?

Он почесал затылок.

— Я не представляю, что еще мы можем сделать. Вы говорите, что не знаете ни имени этой женщины, ни где она живет, так что мы даже не можем побеседовать с ней.

Я уже сказал: если она появится снова, позвоните нам, как только заметите ее, и мы тут же приедем.

Он кивнул и, повернувшись, пошел по дорожке к выходу, где его уже ждал напарник.

Минуту спустя Кристина с Джоем стояли у окна гостиной и наблюдали, как уезжает патрульная машина.

— Она была здесь, — сказал мальчик. — Правда. Это не так, как было со змеей.

Она ему верила. То, что он увидел за окном, конечно, могло быть плодом его воображения или каким-то отголоском ночного кошмара — но тем не менее здесь было что-то не так. Он действительно видел то, о чем рассказывал: это была та самая старуха собственной персоной во плоти. Кристина не могла объяснить, почему она так уверена в этом, но, как бы то ни было, она была абсолютно уверена.

Она предложила Джою остаться в ее комнате, но он был полон решимости вести себя как мужчина.

— Я буду спать в своей кровати, — заявил он. — Брэнди будет рядом. Он учует эту старую ведьму за милю. Только.., может, мы оставим лампу включенной?

— Разумеется, — сказала она, хотя лишь недавно отучила его спать с зажженным светом.

Она плотно задернула шторы в его комнате, не оставив ни малейшей щелки, через которую можно было бы подсмотреть. Укутала его одеялом и поцеловала на прощание, доверив опеке Брэнди.

Лежа в своей постели, в темноте, Кристина не могла сомкнуть глаз и все ждала какого-нибудь внезапного звука — звона стекла или дверного скрипа, — но все было тихо.

И только редкие порывы февральского ветра нарушали ночной покой.

Джой выключил лампу, которую зажгла для него мать, и наступила кромешная тьма.

Брэнди запрыгнул на кровать, что ему, как правило, не позволялось (одно из маминых правил — в постели никаких собак), но Джой не стал его прогонять.

Он прислушивался к звукам за окном: ветер вздыхал и завывал, как живое существо. Джой натянул одеяло до самого носа, будто оно могло защитить его от любой беды.

Немного погодя он сказал:

— Она где-то там.

Пес поднял голову.

— Брэнди, она выжидает.

Брэнди настороженно повел ухом.

— Она вернется.

При этих словах Брэнди глухо зарычал.

Джой положил руку на спину своего лохматого друга.

— Ты ведь тоже знаешь это, старина? Ты чувствуешь, что она где-то рядом, правда?

Брэнди негромко рявкнул.

За окном стонал ветер.

Мальчик слушал.

Время неумолимо двигалось к рассвету.

Глава 4

Кристина не могла заснуть и посреди ночи спустилась вниз в детскую, чтобы проведать Джоя. Лампа, которую она, уходя, оставила включенной, теперь была погашена, и могильная тьма окутывала комнату. На секунду у нее перехватило дыхание от страха, но, включив свет, она увидела, что Джой спокойно спит в своей кровати.

Брэнди, уютно устроившийся рядом с Джоем на постели, мгновенно проснулся, когда Кристина зажгла свет.

Широко зевнув, он облизнулся и посмотрел на нее виноватым взглядом.

— Ты ведь знаешь уговор, бродяга, — прошептала она, — на полу.

Брэнди осторожно, не разбудив Джоя, спрыгнул на пол и, поджав хвост, удалился в угол. Он свернулся калачиком и сконфуженно посмотрел на Кристину.

— Хорошая собака, — похвалила она его.

Пес замахал хвостом.

Она выключила свет и пошла к себе. Пройдя несколько шагов, услышала какое-то движение в комнате Джоя и догадалась, что это Брэнди снова забрался на кровать. Однако сегодня ее мало интересовало, останется на простынях и одеяле собачья шерсть или нет. Единственное, что ее волновало, — это Джой.

Задремав, Кристина беспокойно ворочалась, бормотала во сне. Приближался рассвет. Ей снилась старуха в зеленом платье, с зеленым лицом и длинными зелеными ногтями, больше похожими на хищные крючковатые когти.

Наконец наступило утро понедельника. Ярко светило солнце. Пожалуй, даже чересчур ярко. Она проснулась рано и заморгала от сильного света. Глаза были воспалены и покраснели.

Кристина приняла горячий душ, смывая с себя усталость, и стала собираться на работу. Она надела темно-бордовую блузку, простую серую юбку и серые туфли-лодочки.

Подойдя к висевшему на двери ванной комнаты зеркалу, где она видна была в полный рост, Кристина критически оглядела себя. Она всегда несколько смущалась, видя свое отражение в зеркале, хотя и понимала, что эта стыдливость — результат внушений, которым она подвергалась в те самые Потерянные Годы, когда ей было восемнадцать, девятнадцать, двадцать лет. В то время она усердно старалась избавиться от всякого честолюбия и, в значительной мере, от собственной индивидуальности, потому что тогда от нее требовалось одно — подчиниться серому единообразию. Она должна была вести себя скромно и просто и держаться в тени. Малейшее проявление заботы о собственной внешности, отсутствие самоуничижения во взоре немедленно влекло за собой дисциплинарные взыскания. И хотя эти безрадостные годы, как и связанные с ними события, ушли в прошлое, они оставили свой след, этого нельзя было отрицать.

Теперь, словно желая убедить себя, что ее победа над Потерянными Годами окончательна, Кристина поборола смущение и решительно занялась изучением собственного отражения в зеркале со всем возможным тщеславием, еще сохранившимся в ней после духовной чистки, которой ее когда-то подвергли. У нее была хорошая фигура, хотя вряд ли рекламные плакаты с ее изображением в бикини разошлись бы миллионными тиражами. Ноги стройные, прекрасной формы, пропорциональные бедра и хрупкая тонкая талия, может быть, даже чересчур тонкая, хотя благодаря этому казалась больше грудь, бывшая в действительности самого среднего размера. Кристине бы хотелось иметь такой же бюст, как у Вэл Гарднер. Однако Вэл заявляла, что большая грудь — это скорее проклятье, чем дар божий, что это то же самое, что таскать на себе пару седельных вьюков, и что вечерами от такой тяжести у нее ноют плечи. Даже если то, что говорила Вэл, было правдой, а не просто утешением для тех, кого природа наделила менее щедро, Кристине все равно хотелось, чтобы у нее была большая грудь. Она знала, что и это желание — безнадежно честолюбивое — было болезненной реакцией на все, что прививали ей в сером тоскливом месте, где ей пришлось жить с восемнадцати до двадцати лет, и в этом тоже выражался ее протест.

К лицу уже прилила краска, но она заставила себя оставаться у зеркала еще минуту, до тех пор, пока окончательно не удостоверилась, что прическа в порядке и макияж наложен ровно. Для нее не было секретом, что она если не обворожительна, то хороша собой. Прекрасный цвет и правильный овал лица, мягкая линия подбородка, прямой нос. Ее главным достоинством были глаза: большие, темные, с ясным взором. Волосы тоже были темные, почти черные. Вэл утверждала, что с радостью променяла бы свою грудь на такие роскошные волосы, но Кристина знала, что это одни разговоры. Безусловно, волосы у нее неплохие, но при повышенной влажности они свисали длинными космами или, наоборот, — топорщились и курчавились, и она становилась похожей то ли на вампира, то ли на Джину Шалит.

Наконец, с краской смущения на щеках, но чувствуя удовлетворение от одержанной победы над самоуничижением, которое пытались взрастить в ней в те далекие годы, Кристина отвернулась от зеркала.

Зайдя на кухню, чтобы сварить кофе и поджарить хлеб, она увидела, что Джой уже сидит за столом. Он просто сидел, глядя в окно на залитую солнцем лужайку.

Кристина достала бумажный фильтр, вставила его в кофеварку и спросила Джоя:

— Что ты будешь на завтрак, капитан?

Он не ответил.

— Как насчет кукурузных хлопьев и бутерброда с арахисовым маслом? — спросила она, продолжая готовить кофе. — Или английские булочки? А может, съешь яйцо?

Он снова не ответил. Иногда, хотя и нечасто, по утрам он бывал раздражен, но его всегда легко можно было привести в норму По натуре он был слишком мягким для того, чтобы дуться долго.

Наливая в кофеварку холодной воды, она сказала:

— Хорошо. Если ты не хочешь ни хлопьев, ни бутер, брода, ни яйца, может, тебе приготовить шпинат, брюссельскую капусту и брокколи? Ты же любишь это больше всего, верно?

Он не клюнул на эту приманку, продолжая смотреть в окно, не шелохнувшись и не произнеся ни звука.

— Может, тебе подогреть в микроволновой печи твой старый ботинок? Как ты на это смотришь? Нет ничего лучше к завтраку, чем старый башмак. У-у-у-у! Пальчики оближешь!

Джой по-прежнему молчал. Кристина достала из буфета тостер, включила в сеть — и вдруг ее осенило, что дело не в том, что Джой раздражен. Что-то было неладно.

Глядя ему в затылок, она сказала:

— Милый?

У него вырвался какой-то сдавленный звук.

— Милый, что с тобой?

Наконец, оторвав взгляд от окна, он посмотрел на нее.

Растрепанные волосы падали ему на глаза, смотревшие как-то затравленно. Во взгляде была тоска, которая настолько не вязалась с его возрастом, что у Кристины учащенно забилось сердце. На его щеках блестели слезы.

Она подошла к нему и взяла за руку. Ладонь была холодна как лед.

— Мой сладкий, что произошло? Расскажи мне.

Свободной рукой он потер воспаленные глаза: Из носа текло, и он утирался рукавом.

Он был неестественно бледен.

Что бы ни произошло, это было не простое детское огорчение. Она почувствовала это сердцем, и во рту пересохло от страха.

Он хотел что-то сказать, но, не в силах произнести ни слова, указал рукой на кухонную дверь, потом, задыхаясь, глубоко вздохнул и с дрожью в голосе выдавил:

— К-к-крыльцо.

— Крыльцо? Что ты хочешь сказать?

Он был не в состоянии говорить.

Нахмурившись, она направилась к двери и, помешкав мгновение, распахнула ее. То, что она увидела, заставило ее отпрянуть назад. Брэнди. Его лохматое, покрытое золотистой шерстью тело лежало на краю крыльца у ступенек, а голова — у самой двери, под ногами Кристины. Собака была обезглавлена.

Глава 5

Кристина с Джоем сидели на бежевом диване в гостиной. Он уже не плакал, но выглядел потрясенным.

Составлявший протокол полицейский Уилфорд устроился в одном из кресел в стиле "королева Анна". Это был высокий крупный мужчина с грубыми чертами лица, густыми бровями и той самодостаточностью, которая отличает людей, привыкших проводить большую часть времени вне дома, где-нибудь в горах или в лесу, на охоте или рыбалке. Он примостился на самом краешке кресла, держа тетрадь на коленях, что, учитывая его габариты, выглядело довольно забавно; очевидно, он старался не повредить и не испачкать мебель.

— Но кто же выпустил собаку? — допытывался он, уже задав все мыслимые вопросы.

— Никто, — ответила Кристина. — Она вышла сама.

Там в двери на кухне есть специальное отверстие.

— Я видел, — сказал Уилфорд. — Это отверстие мало для такой большой собаки.

— Я знаю, — сказала Кристина. — Когда мы купили этот дом, дверца уже была. Брэнди почти не пользовался ею, но когда возникала потребность, а вокруг никого не было, кто бы выпустил его, он просовывал туда голову и умудрялся выбраться через дверцу ползком. Я все хотела, чтобы ее заколотили, потому что боялась, как бы он не застрял. Если бы ее не было, Брэнди, возможно, и сейчас был бы жив.

— Его убила ведьма, — тихо произнес Джой.

Кристина обняла сына за плечи.

— Думаете, его могли приманить мясом или собачьи" печеньем?

— Нет. — В голосе Джоя появились металлические нотки; для него, по всей видимости, было оскорбительным предположение, что его собака погибла из-за примитивного желания удовлетворить какую-то плотскую прихоть, и он ответил сам, не дожидаясь, пока это сделает мать:

— Брэнди вышел за дверь, чтобы защитить меня. Он чувствовал, что эта старая ведьма все еще околачивается где-то рядом, и хотел проучить ее, но вышло так, что... она убила его.

Кристина понимала, что предположение Уилфорда, скорей всего, правильно, но, отдавая себе отчет в том, что Джой легче перенесет утрату, если будет верить, что его собака погибла за благородное дело, она сказала:

— Это был храбрый пес, очень храбрый. Мы гордимся им.

Уилфорд согласно кивнул:

— Разумеется, вы можете им гордиться. Все это чертовски обидно! Золотой ретривер — такая симпатичная порода. Красавец, доброго нрава...

— Его убила ведьма, — опять повторил Джой, словно оцепенев от одной этой мысли.

— Как знать, — сказал Уилфорд, — может быть, это была и не она.

Кристина взглянула на него исподлобья:

— Ну, разумеется, это она.

— Я понимаю, что вчерашний случай в "Саут-Кост-Плаза" очень неприятен, — продолжал полицейский. — И вполне естественно, вы склонны усматривать некую связь между этой женщиной и тем, что случилось с собакой. Однако согласитесь — для подобных предположений у нас нет ни серьезных оснований, ни веских доводов.

И не совершим ли мы ошибку, допустив такую возможность?

— Но Джой видел ее в окне, — Кристина все больше выходила из себя. — Я же вам говорила. И тем полицейским, что приходили вчера. Почему никто не хочет меня слушать? Она была за окном и высматривала Джоя. А Брэнди залаял на нее!

— Но ее не было, когда вы пришли в комнату, — сказал Уилфорд.

— Да, но...

Мило улыбаясь, Уилфорд обратился к Джою:

— Малыш, ты совершенно, абсолютно уверен, что видел в окне ту самую пожилую особу?

Джой энергично закивал:

— Ну да, ведьму.

— Видишь ли, вполне объяснимо, что, увидев кого-то в окне, ты мог принять этого человека за ту старушку.

Ведь в тот день она уже напугала тебя, и поэтому мысль о ней не выходила у тебя из головы. Так что когда ты включил свет, чтобы разглядеть, кто же стоит за окном, ее лицо, возможно, уже настолько отпечаталось в твоем сознании, что, независимо от того, кто там находился в действительности, ты представил именно ее.

Джой, не поспевая за ходом его мысли, только моргал и упрямо твердил:

— Это была она. Ведьма.

Обращаясь уже к Кристине, Уилфорд продолжал:

— Я склонен думать, что убийство собаки — дело рук того, кто стоял за окном, однако вряд ли это та самая женщина. Поймите, когда дело касается отравления собаки — а такое случается гораздо чаще, чем вы думаете, — то не может быть и речи о том, что это сделал совершенно чужой человек. Скорее всего, им окажется тот, кто живет рядом. Сосед. Я к тому, что пробрался к вам именно сосед и высматривал он именно собаку, а вовсе не вашего малыша. Этого человека Джой и видел в окне. Затем случилось то, что случилось: он нашел собаку и сделал свое дело.

— Все это вздор, — возразила Кристина, — у нас хорошие соседи. Зачем им убивать нашу собаку?

— Случается и такое, — заметил Уилфорд.

— Только не в наших краях.

— В любых краях, — настаивал на своем Уилфорд. — Если собака день за днем не дает людям покоя, лает, у некоторых сдают нервы.

— Брэнди почти никогда не лаял.

— Видите ли, то, что для вас "почти никогда не лает", для ваших соседей могло означать "никогда не умолкает".

— И потом, Брэнди не отравили. Черт побери, все это более чем чудовищно. Вы же сами видели. На такую безумную жестокость не способны никакие соседи.

— Вы бы удивились, узнав, на что бывают способны соседи, — сказал Уилфорд. — Зачастую они даже убивают друг друга. И это не редкость. Мы живем в странном мире.

— Ошибаетесь, — в сердцах сказала Кристина. — Это была старуха. И ночью у окна была она, и собака — тоже ее рук дело.

Полицейский вздохнул:

— Может быть, вы и правы.

— Разумеется, права.

— Я только хочу сказать, что нам следует смотреть на вещи широко.

— Прекрасная мысль, — отрезала она.

Полицейский закрыл блокнот.

— Ну что же, похоже, я получил всю необходимую информацию.

Он поднялся с кресла. Вслед за ним вскочила Кристина и поспешно спросила:

— И что теперь?

— На основании вашего заявления мы составим протокол и скажем вам номер дела.

— Что за номер?

— Если что-то произойдет, например, снова объявится эта женщина, вы звоните нам и сообщаете номер, присвоенный вашему делу, так что в участке будут заранее знать, о чем идет речь. Полицейские выедут к вам, уже зная, на что следует обращать внимание по пути. И если женщина скроется до их приезда, то они, возможно, смогут задержать ее еще по дороге к вашему дому.

— Почему же нам не дали номер дела после того, что случилось прошлой ночью?

— Одного сообщения о том, что кто-то пробрался на ваш участок, недостаточно, чтобы завести дело, — объяснил Уилфорд. — Прошлой ночью, насколько нам известно, не совершено никакого противоправного действия.

Нет состава преступления. Сегодня все.., несколько хуже.

— Несколько хуже? — воскликнула Кристина. Перед ней предстала страшная картина: отсеченная голова Брэнди с обращенным на нее мертвым взглядом остекленевших глаз.

— Извините, я неудачно выразился, — сказал Уилфорд. — Я имею в виду, по сравнению с тем, что нам приходится видеть на службе, убитая собака — это.., как бы сказать...

— Все понятно, — Кристина с трудом подавляла гнев и нетерпение. — Вы звоните и сообщаете нам номер дела.

Но я хочу знать, что еще вы намерены предпринять?

Уилфорд выглядел растерянным. Он расправил плечи, затем потер ладонью крепкую шею.

— У нас есть только описание, которое мы составили с ваших слов. Это немного. Мы сверимся с компьютерной базой данных и попробуем установить личность. Машина выдаст имена всех, у кого когда-либо возникали неприятности с полицией и кто соответствует нашему описанию, по крайней мере семи из десяти физических характеристик, по которым устанавливают личность. Мы также поднимем наше фотодосье. Возможно, компьютер выдаст сразу несколько имен, а в досье окажутся фотографии нескольких пожилых женщин. Тогда мы предъявим их вам для опознания. Как только вы опознаете ее.., э-э.., мы сможем побеседовать с ней и выяснить наконец, что происходит. Поймите, миссис Скавелло, все не так уж безнадежно.