Глава 39

Они бежали по Хилгард-авеню, потом дальше, от Калифорнийского университета и деловой части Вествуда к дорогому и тихому пригороду. Чарли было спокойнее, когда их скрывала тень, и тревожно в островках света вокруг уличных фонарей, где их — единственных на улице — было легко обнаружить. Несколько раз они поворачивали, пытаясь найти укрытие около роскошных вилл.

Постепенно становилось ясно, что они оторвались от преследователей, хотя и знали, что долго еще не будут чувствовать себя в полной безопасности.

Дождь кончился, и в воздухе висел легкий туман, но к тому времени, когда Чарли стал подыскивать машину, они, хоть и были в плащах, снова вымокли и замерзли.

Машины стояли вдоль тротуара под пропитанными влагой коралловыми деревьями и пальмами, и Чарли, воровато оглядываясь, пробовал открыть дверцы, молясь, чтобы никто не наблюдал за ними из соседних домов.

Первые три не поддались, а дверца четвертой, желтого "Кадиллака", изготовленного года два назад, открылась.

Кристине и Джою он жестом велел садиться в машину скорее.

— Ключи есть?

— Нет.

— Вы собираетесь угнать ее или как?

— Да, садитесь.

— Я не хочу, чтобы вы нарушали закон и попали в тюрьму из-за меня и...

— Садитесь! — нетерпеливо произнес он.

На переднем велюровом сиденье могли поместиться трое, и Кристина посадила Джоя посередине, боясь отпустить его даже на заднее сиденье. Собака забралась назад, отряхиваясь и разбрызгивая на всех капли дождя.

В "бардачке" нашелся маленький съемный фонарик, крепящийся к специальной нише и постоянно заряжающийся на ходу. Чарли посветил им под приборным щитком, ниже ведущего колеса, и нащупал провода зажигания.

Замкнул контакты, и сразу заработал мотор "Кадиллака".

Прошло не более двух минут с того момента, как он открыл машину. Отъехали от тротуара, с потушенными фарами проехали первый квартал. Убедившись, что их не заметили, Чарли включил фары и направил машину к Сансет-бульвару.

— Что, если полиция остановит нас? — спросила Кристина.

— Не остановит. Владелец, скорее всего, до утра не заявит об угоне. И даже если уже через десять минут обнаружит пропажу, то все равно некоторое время машина не будет объявлена в розыск.

— Но могут остановить за превышение скорости...

— Я не собираюсь превышать скорость.

— ..или какое-нибудь нарушение.

— Вы думаете — я каскадер?

— А ты — каскадер? — спросил Джой.

— Конечно, лучше Эвеля Нивеля, — ответил Чарли.

— Кого? — поинтересовался мальчик.

— Боже, я старею, — ответил Чарли.

— У нас будет погоня, как по телевизору? — не унимался Джой.

— Надеюсь, нет, — сказал Чарли.

— А я хотел бы, — отозвался мальчик.

Чарли посмотрел в зеркало заднего обзора. Следом шли две машины. Но он не мог определить ни их модели, ничего. Только две пары фар в темноте.

— Но рано или поздно найдут машину, — сказала Кристина.

— Мы припаркуем ее где-нибудь и возьмем другую, — ответил Чарли.

— Украсть еще одну?

— Я ведь не пойду к "Герцу" или "Авису". Машину, взятую напрокат, найти легче.

"Боже, помоги, — подумал он. — Скоро я буду похож на Рэя Милланда из "Потерянных выходных" — начну шарахаться от собственной тени, видеть огромных жуков, выползающих из стен".

Он повернул налево. Обе машины сзади тоже.

— Как они нашли нас? — спросила Кристина.

— Наверное, установили радиомаячок на моем "Мерседесе".

— Когда же они это сделали?

— Не знаю. Может, когда я был в церкви утром.

— Но вы говорили, что оставили в машине человека, чтобы тот послал за подмогой, если б вы не вернулись вовремя.

— Да, Картера Рилбека. — Значит, он видел, как устанавливали маячок.

— Если, конечно, он не один из них, — сказал Чарли.

— Вы думаете, это может быть?

— Наверное, нет. Они могли поставить "жучок" до этого. Как только узнали, что вы меня наняли.

У Хилгарда повернул направо. Машины сзади тоже.

Он сказал Кристине:

— Или, может быть, Генри Рэнкин принадлежит Церкви Сумерек и, когда я звонил ему из ресторана, выследил по номеру, откуда звонок.

— Вы говорили, он как брат.

— Да. Но разве Каин не был братом Авелю?

Повернули налево, на Сансет-бульвар, Калифорнийский университет остался слева, а здание Бел-Эйр на холмах справа.

За ними последовала только одна машина.

Кристина сказала:

— Вы говорите так, будто стали параноиком, вроде меня.

— Грейс Спиви не оставляет мне выбора.

— Куда мы едем? — спросила она.

— Дальше.

— Куда?

— Еще не знаю.

— Мы потратили столько времени на покупку одежды и прочего, а теперь почти ничего нет, — произнесла она.

— Мы завтра можем купить все необходимое.

— Я не могу прийти домой, не могу ходить на работу, не могу остановиться ни у кого из моих друзей...

— Я ваш друг, — сказал Чарли.

— Теперь у нас даже нет машины.

— У нас есть.

— Краденая.

— У нее четыре колеса, — ответил он. — Она на ходу.

Этого вполне достаточно.

— Я чувствую себя так, будто мы ковбои из какого-то старого фильма — индейцы заманили их в каньон и теснят к стене.

— А помните, кто побеждает всегда в таких фильмах? — спросил Чарли. — Ковбои, — вмешался Джой.

— Точно.

Пришлось остановиться на красный свет светофора, потому что по иронии судьбы на другой стороне перекрестка находилась полицейская патрульная машина. Остановившись, Чарли почувствовал, как он уязвим. То и дело он поглядывал в боковые зеркальца и в зеркало заднего вида, наблюдая за машиной, следующей за ними, — боялся, что кто-нибудь выйдет из нее, пока они стоят здесь, кто-нибудь с дробовиком.

— Мне бы вашу уверенность, — устало произнесла Кристина. Ее тон испугал Чарли.

"Мне бы тоже", — подумал про себя.

Светофор переключился. Проехали перекресток. Машина сзади немного отстала.

Чарли сказал:

— Утром все будет лучше.

— А где мы будем утром? — спросила Кристина. Доехали до пересечения с бульваром Уилшир. Повернули направо к автостраде.

— Как насчет Санта-Барбары?

— Вы серьезно?

— Это недалеко. Часа два. Мы можем быть там к девяти тридцати, заказать номер.

Идущая следом машина тоже повернула направо у Уилшира и снова повисла на хвосте.

— Лос-Анджелес — большой город, — сказала она. — Вы не считаете, что мы там будем в безопасности?

— Может, и будем, — согласился он, — но я не буду чувствовать себя в безопасности, а мне необходимо остановиться там, где я бы не беспокоился, мог расслабиться и спокойно обдумать случившееся. Не могу работать в состоянии постоянной паники. Они не ожидают, что мы уедем далеко от моего офиса. Считают, что я буду крутиться где-то поблизости, не дальше Лос-Анджелеса, поэтому, думаю, в Санта-Барбаре мы будем в безопасности.

Чарли свернул на въезд к автостраде Сан-Диего, ведущей на север. Посмотрел в зеркало. Пока машины не было. Понял, что все время сдерживал дыхание..

— Вы не рассчитывали на такие неприятности и неудобства, — возражала Кристина.

— Рассчитывал, — ответил он. — Это же мой хлеб.

— Ну да, конечно.

— Спросите Джоя. Он все о нас знает, детективах. Он знает, просто мы любим рисковать.

— Да, мам, — сказал мальчик. — Они любят рисковать.

Чарли снова взглянул в зеркало заднего вида. Сзади не было ни одной машины. Их не преследовали.

Они двигались на север, в ночь. Вскоре опять начался сильный дождь и опустился туман. Ландшафт и дорога приняли смутные очертания, и временами казалось, что они едут не по дороге, а пребывают в призрачном иллюзорном мире духов и снов.

Глава 40

Квартира Кайла Барлоу в Санта-Ане была обставлена соответственно его габаритам. В ней стояли просторные кресла, большой раздвижной глубокий диван, крепкие приставные столики к нему и массивный журнальный столик, на который можно было положить ноги, не боясь его опрокинуть. Круглый стол в обеденном алькове появился в результате бесконечных поисков в магазинах уцененной мебели. Этот простой, разбитый, некрасивый стол был выше, чем обычные, и Кайлу хватало места для ног. В ванной — очень старая, очень большая ванна на ножках, а в спальне разместился огромный шкаф, приобретенный за сорок шесть долларов, и очень широкая кровать с изготовленным на заказ матрасом, на котором он только-только помещался. Его квартира — единственное место на земле, где он чувствовал себя по-настоящему спокойно.

Но только не сегодня.

Он не мог чувствовать себя спокойным, пока Антихрист жив. Не мог расслабиться, зная, что за последние двенадцать часов провалились два покушения.

Он метался взад-вперед из маленькой кухни в гостиную, спальню, опять в гостиную, останавливаясь, чтобы посмотреть в окно. Жуткий бледно-желтый свет уличных фонарей и красный, синий, розоватый, фиолетовый оттенки неоновых реклам освещали главную улицу, причудливо искажая цвета и очертания предметов. Проезжающие машины поднимали фосфоресцирующие брызги воды, которые снова падали на тротуар подобно осколкам горного хрусталя. Ночь была совсем не жаркой, но падающие капли дождя казались капельками расплавленного серебра.

Он пробовал смотреть телевизор. Не смог сосредоточиться.

Он не мог сидеть на одном месте — садился и сразу вскакивал, пересаживался в другое кресло, опять вскакивал, шел в спальню, ложился на кровать, слышался странный шум за окном, он вставал, чтобы посмотреть и убедиться, что это всего лишь шум воды в водостоках, возвращался в спальню, решал, что не хочет ложиться, возвращался в гостиную.

Антихрист был еще жив.

Но не только это заставляло нервничать. Он старался не думать, что его еще что-то волнует, притворялся, что беспокоится только из-за мальчишки Скавелло, но в конце концов вынужден был признаться себе, что на самом деле тяготело над ним.

Старая страсть. Непреодолимая страсть. ТАЙНАЯ СТРАСТЬ. Он хотел — нет!

Неважно, что он хотел. Он не имеет права на это. Не может уступить ТАЙНОЙ СТРАСТИ. Не осмеливается.

Он упал на колени посередине гостиной и молился господу, чтобы тот помог преодолеть его слабость. Молился неистово, страстно, самозабвенно, стиснув зубы так, что прошиб пот. Все еще он чувствовал старое невысказанное чудовищное желание кромсать, колотить, выворачивать руки, ноги, драть когтями, причинять боль, убивать.

В полном отчаянии он поднялся с колен, пошел на кухню, открыл холодную воду, заткнул раковину, достал из холодильника кубики льда и бросил в воду. Когда раковина почти наполнилась, закрыл кран и опустил в ледяную воду голову. На некоторое время застыл в таком положении, задержав дыхание, лицом вниз, чувствуя жгучую боль, пока в конце концов не начал задыхаться, тогда поднял голову. Он дрожал, зубы стучали от холода, но ярость внутри не прошла, и он опять опустил голову и держал ее в воде до тех пор, пока не почувствовал, что легкие готовы взорваться, поднялся, отплевываясь и откашливаясь, теперь он совсем окоченел, била дрожь, но ярость все еще клокотала. Теперь здесь был сатана. Должен быть. Он был здесь, вызывал у Кайла старые чувства и соблазнял его, отнимал последний шанс на спасение.

Я не буду!

Как бешеный, метался по квартире, точно стараясь определить, где спрятался сатана. Он заглянул в кладовку, открыл шкафы, отдернул занавески. Он не рассчитывал увидеть сатану воочию, но был уверен, что почувствует присутствие дьявола где-нибудь, каким бы невидимым он ни был. Но никого не нашел. Это только доказывало, что Дьявол знает, где прятаться.

Когда наконец оставил поиски сатаны, в ванной увидел свое отражение в зеркале: дикие глаза, раздувающиеся ноздри, трясущаяся нижняя челюсть, бескровные губы, оскаленные кривые желтые зубы. Он вспомнил призрака из фильма "Призрак оперы". Вспомнил чудовище Франкенштейна и сотни других искаженных, нечеловеческих лиц из сотни фильмов, которые смотрел в "Театре ужасов".

Мир ненавидел его, а он ненавидел мир, всех их, кто смеялся, указывал на него пальцем, женщин, которые находили его отталкивающим, всех. "Нет, господи, прошу.

Не позволяй мне думать об этом. Избавь меня от этого.

Помоги. Прошу". Он не мог отвести глаз от тусклого зеркала, где отражалось его лицо, вобравшее в себя черты многих героев фильмов ужасов. — Он всегда смотрел по телевизору старые фильмы ужасов. Многими ночами сидел в одиночестве перед черно-белым экраном, завороженный кошмарными образами, а когда фильм заканчивался, направлялся в ванную, к этому зеркалу и смотрел на себя и говорил себе, что он не такой уродливый, не такой отпугивающий, не такой, как существа, которые выползали из первобытных болот, или прилетали из космоса, или исчезали из лабораторий сумасшедших ученых. По сравнению с ними он был почти обычным. В худшем случае жалким. Но никогда не мог уговорить себя. Зеркало не лгало. Оно показывало лицо, вызывающее кошмары.

Он улыбнулся себе в зеркале, стараясь выглядеть дружелюбным. Результат получился ужасным. Вместо улыбки получилась злобная ухмылка. Ни одна женщина не пошла бы с ним, если бы он не платил, и даже некоторые проститутки отказывали ему. Шлюхи. Все. Грязные, вонючие, бессердечные шлюхи. Он хотел причинить им боль.

Хотел передать, загнать свою боль в одну из них и оставить хотя бы ненадолго, чтобы самому избавиться от боли.

Нет. Это плохие мысли. Злые мысли.

Вспомни Мать Грейс.

Вспомни о Сумерках, о спасении души и вечной жизни.

Но он хотел. Он жаждал.

Неожиданно для себя он вдруг очутился у выхода из квартиры. Приоткрыл дверь. Он собирался найти проститутку или кого-то избить. Или то и другое.

Нет!

Захлопнул дверь, запер на замок, прислонился к ней спиной, безумным взглядом обвел гостиную. Он должен был действовать быстро, чтобы спасти себя. Он проигрывал в сражении с искушением. Он задрожал, заскулил, застонал. Он знал: через какое-то мгновение опять откроет дверь и уйдет охотиться...

В панике бросился к небольшой книжной полке, вытащил одну книгу из множества томов своей библиотеки церковной литературы, вырвал горсть страниц, бросил на пол, вырвал еще и еще, пока от книги не остался один переплет, который тоже разодрал пополам.

Еще хорошо было что-то уничтожить. Он задыхался и дрожал, как загнанная лошадь, схватил вторую книгу, разорвал на кусочки, разбросал вокруг, поспешно схватил третью, уничтожил, потом еще и еще...

Когда пришел в себя, вокруг на полу выросла кипа из порванных книг, тысячи вырванных страниц. Он сидел и тихо плакал. Вынул носовой платок, вытер глаза. Встал на колени, потом поднялся. Он больше не дрожал. ТАЙНАЯ СТРАСТЬ ушла. Сатана исчез.

Кайл не уступил соблазну и теперь понимал, почему господь хотел, чтобы такие, как он, вступили в битву с Сумерками. Если господь набирал свою армию из людей, которые никогда Не грешили, как он мог быть уверен, что они устоят перед искушением дьявола? "Но, выбирая людей, подобных мне, — думал Кайл, — людей, не устоявших перед грехом, давая нам второй шанс на спасение, позволяя нам проявить себя, господь приобрел армию закаленных солдат".

Он поднял глаза к потолку, но увидел вместо него небо и заглянул в сердце Вселенной. Произнес:

— Я — достоин. Я выбрался из трясины порока и доказал, что не вернусь обратно. Если ты хочешь, чтобы я вручил тебе душу мальчишки, теперь я — достоин. Дай мне мальчишку. Позволь взять его душу. Позволь.

Он чувствовал, что ТАЙНАЯ СТРАСТЬ снова поднимается в нем — потребность душить, рвать, громить, но на этот раз это было чистое чувство, святое послание божьему гладиатору. Его осенило, что господь просил сделать его то, чего он больше всего хотел избежать. Он не хотел опять убивать. Он не хотел больше причинять людям вред. Он наконец стал испытывать к себе хоть какое-то уважение, увидел, пусть смутную, возможность жить когда-нибудь в мире с остальными — и теперь господь хотел, чтобы он убивал, выплескивал свою ярость на избранные жертвы. "Почему? — вопрошал он во внезапной тихой тоске. — Почему я? Я гордился ТАЙНОЙ СТРАСТЬЮ, а теперь боюсь ее, она должна пугать меня. Почему меня надо использовать так, а не как-то иначе?" Это было тем, что Мать Грейс называла "греховными мыслями", и он старался избавиться от них. Он не должен подвергать сомнению волю господа. Просто надо принять то, что он хочет.

Пути господни неисповедимы. Иногда он гневается, и мы не можем понять, почему он требует от тебя так много.

Например, почему он хочет, чтобы ты совершил убийство... Или почему он сотворил тебя уродом, когда ему ничего не стоило сделать тебя красавцем.

Нет. Это еще одна греховная мысль.

Кайл убрал изодранные в клочья книги и налил себе стакан молока. Присев возле телефона, стал дожидаться, когда позвонит Грейс и скажет, что пробил час стать мечом господним.

Часть четвертая

Погоня