Глава 4

На следующий день Пит поехал на автостанцию сменить масло и заправить машину, после чего вступил в спор с тамошним служащим по поводу сдачи с двадцатидолларовой купюры. Он был уверен, что его обсчитали, а когда понял, что это не так, очень смутился. Чувствуя себя полным ослом, он на выезде с бензозаправки едва не столкнулся с “шевроле”, направлявшимся к центру.

В ту ночь он просидел в темноте у окна спальни, пока Делла ворочалась с боку на бок во сне, а он притворялся, что задремал, откинувшись на спинку кресла. Но странный человек, наблюдавший за домом, не появлялся. Иногда Пит был уверен, что видел какую-то движущуюся тень у кустарника или на тротуаре, где старые дубы могли послужить хорошим укрытием для любителей пялиться в окна. Но, приглядевшись внимательнее, он ничего не обнаруживал.

Как-то раз он заснул, положив голову на руки, прямо у окна. Его разбудило неосознанное чувство страха. Он резко поднял голову и посмотрел на лужайку. Он мог бы поклясться, что в первый момент увидел лицо, прижатое к стеклу и не сводящее с него глаз. Но за окном не было ничего, кроме тьмы, ветра и мерцания светлячков. Никто не способен убежать так быстро, в какую-то долю секунды. Это наверняка был сон. Незаметно настало утро.

В среду ничего необычного не происходило. Пит хотел было вернуться в домик в горах и побродить в округе, но у него не хватило храбрости. Вместо этого они с Деллой провели весь день вместе, а вечером отправились в кино. Там Пит купил три пакета попкорна, хотя их было всего двое. Оба посмеялись над его рассеянностью, но этот случай привел Пита в замешательство.

В ту ночь он совсем недолго наблюдал за лужайкой. Но незнакомец так и не появился.

А в четверг с ним стали твориться странные вещи. За завтраком он выпил сок, предназначенный Делле, после того как выпил свой. Но он не помнил, что выпил больше одного стакана. В течение дня он продолжал путаться в числительных и под вечер уже сомневался в своем психическом здравии.

В тот день Пит решил появиться в своем офисе и отправился в здание, где располагался “Портер-Маллион”, но никак не мог найти нужный этаж. В лифте все цифры на кнопках казались одинаковыми. Он нажал несколько кнопок наугад, но все равно не попал туда, куда ему было нужно. Он решил нажимать все подряд, но каждый раз, нажав кнопку, он не мог вспомнить, какая на ней была цифра.

Пит почувствовал себя идиотом, когда осознал, что ему необходимо спросить кого-то, как попасть на нужный этаж. Пит вышел из лифта, когда он в пятый раз остановился в фойе, и пошел наверх пешком. Пит понятия не имел, находится ли он на первом этаже или на последнем, а просто решил идти по лестнице, ища на каждом этаже офис “Портер-Маллион”. Если не найдет его, спускаясь вниз, то обязательно найдет, поднимаясь потом наверх.

Он прошел пять этажей, но сам не помнил, сколько их было. Иногда он был уверен, что их было пять. Через минуту не сомневался, что их было десять. Но потом казалось, что в здании всего один этаж. В какой-то момент своего утомительного путешествия он поймал себя на том, что спускается вниз, но совсем не помнил, как дошел до последнего этажа. Он посмотрел вверх. Лестничные пролеты, причудливо переплетаясь, громоздились над ним, они были едва освещены и пахли сосной и мастикой. Пит пожал плечами, повернулся и пошел обратно. Повернув на очередном пролете, он посмотрел вниз, пролеты показались ему бесконечными. Под ним тянулись тысячи лестниц, растворяясь в пространстве. Он покачнулся от головокружения и подумал, что умрет раньше, чем сможет преодолеть эти тысячи ступеней.

Он посмотрел на часы, чтобы определить, сколько времени он здесь находится.

На руке было четыре штуки часов.

Он протер глаза.

На руке все еще было четыре циферблата, все одинаковые, со светящимися стрелками. И все показывали десять минут первого. Он бегал по лестницам по крайней мере сорок пять минут. Или, может быть, два часа. Хотя, вполне вероятно, что он не пробыл там и минуты. Пит отвернулся. А когда снова посмотрел на руку, там поблескивало только три циферблата.

Ступени раздваивались на глазах. Там, где был пролет из двенадцати ступеней, теперь их было двадцать четыре.

А потом сорок восемь.

Он прислонился к стене, поднял руку, чтобы протереть глаза.

На руке была сотня пальцев.

Он закричал...

...открыл появившуюся перед ним двери, вошел закрыл ее за собой.

Аромат свежесваренного кофе витал в гостиной. Делла сидела в большом желтом шезлонге с большой глиняной кружкой в руках. На ней был халат, едва прикрывавший ей бедра, и выглядела она чрезвычайно соблазнительно.

— Что на ужин? — спросил Пит.

Делла долго, долго на него смотрела, словно проглотив язык.

— Тебя не было три дня, — произнесла она наконец. — Ты снова пропал.

Глава 5

Даже принимая во внимание все сложившиеся обстоятельства, мотель “Изумрудный лист” был не из тех мест, где Пит был готов провести целых три дня. Прежде всего, он находился всего в тридцати одной миле от дома. И хотя там было достаточно чисто, мотель был столь невыразителен и находился в такой глухомани, что наскучил бы Питу в один день. Да и вообще, мотели предназначены для путешествующих туристов, а не для бездельников, желающих убить свободное время.

Но все же Пит в нем останавливался.

Он чрезвычайно отчетливо помнил три прошедших дня. Он вышел из “тандерберда”, вынул из кармана ключи и провел Деллу в номер 34. За дверью была маленькая темная комната, в которой пахло только свежими простынями и чистящим порошком для сантехники. Пит включил лампу, которая осветила уютную обстановку с телевизором, застеленной постелью, столом, стулом и маленьким журнальным столиком.

Они тщательно осмотрели ящики стола, заглянули под кровать, но не нашли ничего необычного. В ванной тоже все было так же, как в миллионах других ванн.

— Должно быть, горничная уже убрала, поменяла постель и все остальное, — предположила Делла.

Он кивнул, не в силах выбросить из головы смутные воспоминания о прошедших днях.

— Ты вспомнил? — спросила Делла, хотя задавала этот вопрос уже раз десять. Вместо этого ей хотелось спросить “Почему?”, но она понимала, что это преждевременно.

— Я помню все слишком хорошо.

— Ну так что же?

— Но эти воспоминания так неестественно сильны, что мешают припомнить остальное. Все начинается здесь. — Пит повернулся и посмотрел на кровать. — Я помню, как удобно здесь спать. Я спал справа, а ты — слева, и меня это все время удивляло. — Он подошел к ванной. — В ванной нет пробки, мыться можно только под душем, я это тоже помню. А первая полка в шкафчике ржавая с краю. — Он открыл дверцу и продемонстрировал доказательство правоты своих слов.

— И ты ничего не делал, а только сидел здесь в комнате?

— Я смотрел телевизор.

— Ты ведь никогда его не смотришь.

— Знаю, но на этот раз смотрел.

— А что ты ел? — спросила Делла.

Пока Пит пытался припомнить, она осмотрела номер. Комната была настолько обычной, без единой отличительной черточки, что нельзя сбрасывать со счетов и такую фантастическую возможность — Пит здесь никогда не бывал. Может быть, здесь вообще никто никогда не жил. На поверхности стола не было ни единого пятнышка.

— Я не помню, чтобы я что-то ел, — сказал он. — Очевидно, я спускался в ресторан.

— Может, портье знает. Пит обвел комнату взглядом.

— Давай пойдем спросим его.

Портье, дежурившего в смену с четырех дня до полуночи, звали Лерой Симмонс, это был невысокий, лысеющий мужчина. На его неприметном, бледном лице выделялась ниточка усов — такая тоненькая, что казалось, будто он рисовал их карандашом. Портье равнодушно посмотрел на них и сдержанно улыбнулся Питу.

— Могу вам чем-нибудь помочь? — Он задержал вопросительный взгляд на Делле. Пит, скорее всего, не указал перед своим именем “миссис и мистер”, когда заполнял регистрационную карточку.

— Да. — Пит соображал, как бы получше изложить свою просьбу. — Вы не помните, как я приехал в ваш мотель?

— Три дня назад, не так ли? — спросил Симмонс. Он придвинул к Питу регистрационный журнал и перелистал его страницы. — Вот. Во вторник вечером, в шесть двадцать. — Портье снова посмотрел на Деллу, укрепляясь во мнении, что именно она является источником проблем, которые ему предстоит разрешить.

Пит помолчал минуту, переваривая полученные сведения и собираясь с мыслями, потом заставил себя улыбнуться:

— У меня, по-моему, приступ амнезии. Я был ранен на войне. Иногда это случается.

Симмонс, казалось, был чрезвычайно поражен. Его рот приоткрылся, обрамлявшая губы черная линия усиков изящно изогнулась.

— Понимаю, — сказал он.

— Я подумал, не поможете ли вы мне вспомнить, что со мной было в эти дни.

— Но я дежурю только вечерами, — сказал Симмонс.

— Тогда сколько вспомните. Симмонс вертел в пальцах черно-золотистую ручку, прикрепленную цепочкой к столу.

— А что бы вы хотели узнать?

— Я приехал вечером? Может, я покупал газету или журнал?

— Два раза, — отозвался Симмонс, — оба раза газету.

Пит нахмурился. Он не помнил, что читал газеты. Это было странно, принимая во внимание, что все три прошедших дня прекрасно сохранились в его памяти.

— Мы разговаривали с вами о чем-нибудь?

— О погоде, — ответил Симмонс. — Пейзажах. — Он покраснел, его бледное круглое лицо слегка напряглось. Казалось, он вот-вот рассмеется. — Извините, но я не помню точно, что я говорил. Слишком много народу приезжает и уезжает ежедневно, а говорят все всегда одно и то же.

Ему больше нечего было добавить. Пит достал чековую книжку и спросил:

— Сколько я должен?

Симмонс очень удивился:

— Вы заплатили за три дня, когда приехали. Пит посмотрел в книжку, но не мог обнаружить доказательства слов Симмонса.

— Нет, вы заплатили наличными, — сказал портье. — Это не часто у нас случается. Но вы настояли на этом. Вы сказали, что, возможно, вам придется уезжать в спешке, и не хотелось бы терять время в очереди, если отъезд придется на самый час пик.

Когда они вышли на веранду, Делла вдохнула золотой вечерний воздух и сказала:

— Надо признаться, не много света он пролил на сложившуюся ситуацию.

— Совсем не пролил, — поправил ее Пит.

— Что?

Он достал из кармана бумажник и раскрыл его. Там были две пятидолларовые купюры и две купюры по одному доллару.

— В четверг у меня было двенадцать долларов вот такими же бумажками. Я отлично это помню. И вот опять двенадцать долларов... Чем же я заплатил?

— Я не понимаю...

— Значит, мы оба не в себе.

Мимо них по широкой бетонной дорожке прошла горничная со своей тележкой. Она остановилась у дверей, вытерла руки о тряпку, висевшую на поясе, и бросила ее на тележку. Когда она закрыла за собой дверь, Пит подошел к ней.

— Простите... — начал он.

Женщина подняла на него взгляд. Она была испанкой или пуэрториканкой. Когда-то двадцать лет и пятьдесят килограммов тому назад она была хороша собой. Годы стерли ее красоту, но глубокие темные глаза, окруженные складками отекших век, смотрели на Пита с опаской и подозрением.

— Да? — спросила горничная.

— Вы убирали номер 34 последние три дня? Она прищурилась, глаза совсем исчезли.

— Я ничего не трогала, — сказала она.

— Я вас ни в чем не обвиняю, — уверил ее Пит. Он достал пять долларов из бумажника, сложил купюру и протянул ей. — Мне нужно кое-что выяснить.

Горничная посмотрела на Деллу, потом на пятерку, потом на Пита, затем снова на пятерку. Она взяла деньги и сунула в карман своего форменного платья.

— Что вы хотите узнать?

— Вы не заметили ничего необычного в номере 34? Что-нибудь, пусть даже какую-нибудь мелочь?

— На постели никто не спал. И полотенцами не пользовались. Мне даже кажется, там вообще никто не жил, хотя меня пытались убедить в обратном.

Делла сделала шаг вперед:

— А вы не видели моего мужа там? Или где-нибудь в мотеле, когда он ждал, пока вы закончите уборку?

Горничная осмотрела Пита с ног до головы, словно он был каким-то причудливым растением, распустившимся прямо здесь, на веранде.

— Никогда его не видела, — сказала она Делле. Казалось, ей легче беседовать с женщиной. — И ему не пришлось бы нигде ждать конца уборки, потому что все три дня это не занимало и минуты. Я просто заходила убедиться, что постель не тронута, полотенца чистые, протирала стол и уходила.

— А вы говорили мистеру Симмонсу об этом... о комнате?

— Говорила. Но он не слушал меня. Он смотрел на меня как на пустое место. А потом говорил, как будто ничего не слышал: “Не твоего ума дело, Хетти”. Мне пришлось спросить дневного портье, живет ли там кто-нибудь, и он сказал, что живет.

Пит слушал весь разговор вполуха. А когда Делла задала горничной очередной вопрос, и вовсе потерял интерес к беседе. Через плечо этой полной женщины он заметил мужчину, стоявшего на пороге одного из номеров, полускрытого в тени, который наблюдал за ними. Пит разглядел лишь его лицо, да и то не полностью. Но он сразу понял, что это тот самый человек, что следил за домом, тот самый человек, что был в ресторане, когда он вернулся домой после своего первого исчезновения.

Всего через секунду после того, как Пит понял, что за ними следят, незнакомец отпрянул, словно почувствовал, что его заметили.

Делла что-то у него спросила.

Пит оттолкнул жену и горничную и бросился бежать по длинному коридору мотеля, не сводя глаз с двери, где стоял незнакомец. Если бы он отвернулся хоть на миг, он бы никогда не смог потом отличить один номер от другого.

Наблюдатель захлопнул дверь.

Через секунду Пит уже был там, громко стучал и кричал, чтобы его впустили. Никто не отвечал, тогда он повернул ручку и обнаружил, что дверь не заперта. Он толкнул ее и вошел.

Комната была пуста.

Он прошел к закрытой двери ванной и распахнул ее. Там тоже никого. Окно было открыто, но недостаточно велико, чтобы в него смог пролезть взрослый мужчина.

Когда он обернулся, Делла и горничная стояли в дверях комнаты. Лицо Деллы было мертвенно-бледным, она сжала губы так, что их почти не стало видно. Бескровные губы на бескровном лице. Горничная была готова разразиться гневной тирадой.

— Чей это номер? — спросил Пит горничную, пока она не обвинила его в незаконном проникновении в чужую комнату.

— Откуда мне знать? — Она прикрыла карман с пятью долларами своей пухлой рукой, чтобы ему вдруг не пришло в голову отобрать их.

Пит протиснулся между двумя женщинами и бросился к стойке портье.

— Кто занимает номер 27? — спросил он, протягивая руку к регистрационной книге.

Она лежала открытой. Напротив номера этой комнаты значилось: “Д. Дж. Маллион”.

— Кто? — спросила Делла, подходя к стойке. Пит не мог произнести ни слова. — Ты, — прохрипел он.

Делла взяла книгу в руки и посмотрела на свои инициалы.

— Это не мой почерк. И здесь написано, что номер сдали час и десять минут назад. Я тогда была с тобой.

— Как он выглядел? — спросил Пит Симмонса.

— Мужчина из двадцать седьмого? Ну, высокий. Худой. Тонкий нос, как клюв. Вот и все. Он не из тех, кто производит яркое впечатление.

— На какой машине он приехал?

— “Фольксваген”. — Симмонс посмотрел на запись в книге. — Вот его номер.

Пит посмотрел. Ему захотелось порвать книгу в клочья, заорать и разгромить все вокруг. Как можно спокойнее он произнес:

— Это номер моего “тандерберда”, и насчет “фольксвагена” он, наверное, тоже соврал.

Симмонс поднялся, его стул на колесиках мягко и бесшумно откатился назад по ковровому покрытию пола.

— Я пойду проверю его комнату, — сказал портье. Его лицо исказила недовольная гримаса. — Посмотрю, не стащил ли он чего.

— Прошу вас, — поддержал Пит. Они с Деллой остались одни в крошечном фойе, издалека доносился приглушенный рев грузовиков. Воздух казался неподвижным, наступающая темнота вытесняла свет из помещения.

— Хочешь остаться и подождать его? — спросила она.

— Нет.

— Тогда давай поскорее уйдем отсюда, Пит, пожалуйста.

— Ты думаешь, я псих, врываюсь в чужие номера просто так? Рассказываю сказки о каких-то людях, следящих за мной из своих комнат, и все прочее? Я знаю, это кажется...

Он осекся, потому что понял, что говорит слишком быстро, что убеждает не кого-нибудь, а свой собственный страх.

На лицо Деллы вернулся было румянец. Но теперь она снова побледнела. Он успел заметить, как она хороша, даже несмотря на неестественную бледность.

— Ты не псих, — сказала она. — Я тоже его видела, Пит. Я видела его как раз, когда он захлопнул дверь перед твоим носом.

Глава 6

Проснувшись в понедельник ночью, Пит почувствовал, что неприятности еще не закончились. Весь день накануне он провел в напряжении, ожидая новых событий. Но ничего особенного не произошло, и дневное волнение вылилось в ночной кошмар, в котором он по бесконечной дороге убегал от собственной тени и еще чего-то гораздо более страшного.

Кошмар прервался, когда Пит вскочил на кровати, задыхаясь, с болью в животе. По лбу, по щекам стекали капли пота, от которого вся постель была мокрой.

Что-то шло не так, как обычно.

Грудь вздымалась от затрудненного дыхания. Пит схватился за край матраса, пытаясь справиться с головокружением. Он не сразу понял причину своего беспокойства. Делла спала. Слабое зеленоватое мерцание электронного циферблата будильника было единственным источником света в спальне. Но что-то было определенно не так; в комнате ощущалось нечто такое, чего здесь никогда раньше не было.

Когда дыхание восстановилось, а головокружение прошло вместе с последним воспоминанием о страшном сне, Пит понял, что слышит голос — тихое бормотание, источник которого находился где-то совсем близко. В спальне никого не было, вся мебель стояла на своих местах.

Пит встал и медленно подошел к окну. Лужайка была пуста, город спал. Никто не мелькнул ни у ивы, ни в кустарнике. За дубами на тротуаре он не заметил ни тени движения. Совершенно очевидно, что поблизости не было никого, чей голос он мог бы слышать.

Очевидно, кто-то проник в дом, и этот кто-то не один. Вооружившись десятикилограммовой гантелей, Пит вышел из спальни.

Шепот на стихал, в еле слышных обрывках цепочек слов он разбирал лишь некоторые: “...Дважды за одну неделю... только тогда... что делать, если... нет... где..."

Этого было недостаточно, чтобы уловить какой-то смысл, пока он бродил по комнатам, ясности не прибавилось. Питу казалось, что это женский голос, хотя он был едва различим.

За пятнадцать минут он внимательно осмотрел весь дом, но никого не обнаружил.

И все же: шепот...

Он остановился в своем кабинете у большого стола орехового дерева, сжимая гантель, словно талисман. Вдруг до него медленно начало доходить, что он не слушает этот голос, эти слова проникали не через уши, но каким-то странным образом, от чего у Пита по спине пробежала дрожь.

"Он думает, ему можно... никогда... даже если она... так нельзя... убью его, если... черт, черт, черт...” Голос звучал все тише, пока не стал далеким сдавленным женским плачем. Без сомнения, это была женщина.

Но кто?

Пит стоял в темноте, “слушая” всхлипывания, не в состоянии решить, что ему делать.

Через некоторое время он опустил гантель на пол и сел в кожаное вращающееся кресло за столом.

В голове снова пронеслись голоса, на этот раз столь же далекие и тихие, как женский плач, он не мог различить ни слова.

Пит опустил голову так низко, что подбородок коснулся груди, он пытался отключиться от всех раздражающих факторов, сосредоточиться только на голосах. Он снова чувствовал себя в безопасности в своем доме, Пит зажал уши ладонями — это ничуть не ослабило глухого отрывочного бормотания.

Голос зазвучал отчетливее; да, говорила женщина, нежно и плавно. Судя по голосу, ей было чуть за тридцать. Пита поразило то, что эти интонации были ему явно знакомы, хотя он не мог припомнить, где его слышал.

"...Деньги... он заплатит... посмотрим еще... кто..."

Шепот раздавался откуда-то слева, хотя в том направлении стену от пола до потолка закрывали книжные полки. И все же он развернул кресло в ту сторону, не открывая глаз и не отнимая ладоней от ушей. Теперь он разбирал уже не отдельные слова, а целые фразы и короткие предложения.

"Хэнк, сукин ты сын”, — безмолвно простонала она.

За этим последовал чуть слышный плач.

Но эта фраза была произнесена с такой яростью, с такой глубиной чувств, что Пит сразу понял, кого он слышит. Соседний восьми комнатный дом в стиле “тюдор”, там жили Генри и Энни Фейдор со своим семилетним сыном Робби. Энни была эффектной блондинкой тридцати одного или тридцати двух лет. Он слышал голос Энни.

Он слушал, в горле у него пересохло.

Тем временем хаотичные всхлипывания прекратились, снова раздались слова. Это длинная, грустная история о Генри — Хэнке — и его неверности. Она решала то убить его, то просто развестись, то даже простить его. Она представляла себе страшные сцены, поражалась его вранью, но в основном все ее внимание было отдано одной мысли: “Я покажу ему, я отсужу у него все до последнего цента, машину, дом, пятьдесят процентов его заработка, ни одна женщина никогда больше не взглянет на него, а сам он будет подыхать с голоду”.

Пит позволил ее шепоту стихнуть, он снова едва различал лишь отдельные слова. Он ненавидел себя за то, что невольно оказался посвящен в чужие дела, которые его абсолютно не касались.

Он сидел в темноте, Энни Фейдор шептала заклинание всех обманутых жен. Через десять минут Пит принял решение. Он снял трубку, вытащил записную книжку и набрал номер соседнего дома.

Раздалось восемнадцать гудков.

Наконец она ответила. Голос был резок, видимо, она была уверена, что звонит Генри. Она произнесла “алло” три раза, прежде чем Пит удостоверился, что это Энни и что она дома. Затем он положил трубку, Пока она не ответила на телефонный звонок, Пит надеялся, что звучащим отдаленным голосам может быть найдено множество объяснений. Но теперь, когда он убедился, что Энни дома, когда он смог сравнить ее голос с шепотом, преследовавшим его, он уже не мог отрицать этот феномен. Он читал ее мысли.

Слезливые жалобы Энни на своего похотливого мужа и на весь мир в целом здорово надоели Питу. Он попытался выбросить ее из головы, покончить с этим, но не мог отключить свое сознание.

Вдруг послышался второй голос, говоривший шепотом, как и первый. Сначала он раздавался невнятно, как бы на расстоянии, но постепенно стал громче, а первый голос затих. Пит забыл об Энни и переключился на следующего.

Хотя этот шепот и стал громким и четким, каким был до этого шепот Энни, Пит ничего не мог разобрать. Это была смесь слов и слогов, монотонные цепочки звуков, которые не всегда можно было принять за английскую речь, иногда это были лишь стоны и счастливые вздохи.

Только минут через пять он догадался, что читает сонные мысли своей жены. Ей ничего не снилось, но в подсознании она думала о чем-то, как всегда бывает, когда человеческий мозг не отдыхает, хотя весь организм крепко спит.

Пит улыбнулся мягкому уюту ее мыслей и попытался отключиться.

Но не мог.

Нежный тихий поток воспоминаний Деллы охватил его сознание, проник внутрь, звучал все громче и настойчивее. Пит с трудом боролся со сном. Глаза закрывались, он зевнул и потянулся.

Вдруг снова зазвучал шепот других людей, Пит очнулся, прислушался, как Энни Фейдор злится на мужа, эти тщательно подобранные проклятия заглушали невнятные сонные мысли Деллы.

Потом зазвучали другие голоса.

Он открыл глаза.

Кабинет пуст.

Он снова закрыл глаза, прислушался: на него устремился целый поток голосов. Через минуту они обрушились на него, выплескивая смесь горечи и счастья, страха и веры, ненависти и любви. В некоторых он узнавал соседей. Но большинство были ему незнакомы.

— Прочь! — услышал он собственный крик в пустой комнате.

Но голоса остались, он знал, что они останутся. Они болтали и смеялись, шептали и шумели. Вот мать горюет над беременностью незамужней дочери. Вот бизнесмен просматривает бухгалтерские документы. Вот подросток проглотил две таблетки амфетамина и откинулся на спинку кресла в ожидании прилива сил и энергии. Вот чьи-то ноги сплелись в любовной страсти.

Пит встал и оттолкнул кресло. Оно опрокинулось, но мягкий синий ковер приглушил шум его падения.

Поднялась новая волна голосов, которая неслась на него. Он открыл шлюз для потока чужих мыслей, эта лавина едва не сломала его.

Вот мужчина по имени Гарри, здорово перебрав, склонился над раковиной, размышляя, когда же его наконец стошнит. Вот на узкой постели лежит женщина, она смотрит на грубо окрашенный потолок, на котором время от времени появляются отсветы фар проезжающих машин. Вот кто-то ругается из-за денег. Вот раскричался ребенок, и его мать идет по коридору в детскую, ее шлепанцы как зверьки шуршат по паркетному полу.

Пит сделал три шага от стола. Для каждого движения ему требовались неимоверные усилия. Ему приходилось заставлять каждый мускул выполнять свою работу. Он отошел на пару метров в сторону и остановился, потому что начал забывать, куда идет.

Это минутное замешательство позволило новой лавине чужих голосов наполнить его мозг. Это уже было похоже на кулачный бой, у него болело все тело.

— Оставьте меня в покое! — крикнул он. Они не оставили.

— Помогите!