Глава 9

Он проснулся и уловил собственный запах. Не очень приятный.

Встал, разделся, пошел в ванную и полчаса простоял под душем, смывая все налипшее на него за прошедшие дни, смывая вместе с грязью и потом все то, чего нельзя видеть и чуять носом, но что тем не менее ощущается. Вода журчала, лепетала, разговаривала, как море. "Вода, — думал он, — это лоно. С водой из отверзающегося в земле чрева выползает жизнь и получает хороший шлепок по попке от парок и фурий. И вода очищает жизнь и уносит грязь, оставляя вещи первозданно чистыми, какими Природа впервые вы пускает из рук свои создания. Весной она падает с небес, разливается по земле светлым потоком, разбрызгивается, счищает с нее пятна, оставленные дьяволом. А зимой опускается мягким, белым покровом целомудрия, восстанавливает девственную плеву земли, чтобы все снова стало чистым, невинным и сладким".

Внимательно вслушиваясь, он проговорил с водой полчаса, смеясь над рассказанными ею байками, вздыхая над поведанными секретами, хмурясь над философскими комментариями, брошенными мимоходом по дороге в канализацию.

Вернувшись в комнату, Тоэм обнаружил исчезновение своего старого костюма, вместо которого его поджидала рабочая солдатская одежда тусклого оливкового цвета. Он знал — это униформа низшего класса ромагинского общества. Натянул грубые, но удобные вещи, соединил концы магнитной застежки на поясе, сунул ноги в черные сапоги, точно такие, как старые, только длиной не до колена, а до середины икры — еще один знак принадлежности к низшему классу. Из запомнившихся ему исторических сведений, почерпнутых в книжках Тригги Гопа, можно вывести, что мятежи неизменно идентифицируются с простыми людьми, — в таком случае, эти люди, пусть даже простые, не меньше всех прочих готовы, желают и могут рискнуть головой.

Он пристегнул реактивный пояс, сунул в карман газовый пистолет, который остался нетронутым. Мысль о стремлении окружающих продемонстрировать свое к нему доверие согревала. Он позабыл о возможности верить кое-кому из людей. И заслуживать от них того же. Открыв дверь, наткнулся на девушку-кошку. И сумел только охнуть:

— У-уф!

— Я пришла проводить тебя в столовую. Мы не ждали, что ты до обеда проспишь, — со смехом сказала она.

— Вы тут чересчур хорошо устроились. Я думал, кровать опоила меня дурманящими наркотиками.

— Драконьей кровью, — подсказала она притворно-зловещим шепотом. Глаза ее сияли как звезды.

Она направилась в конец бокового коридора, который ответвлялся от его собственного, и толчком распахнула дверь.

— Сюда.

Он придержал створку.

— Сперва леди.

Ему показалось, что она покраснела.

— Спасибо, — застенчиво молвила девушка и вошла в комнату.

Все сидели за столом. На одном конце Корги, бок о бок с Ханком. Бейб напротив Рыбы, а Тоэму указали на стул рядом с Мейной. Сиэ приткнулся в углу, бормотал что-то про себя, без конца плакал.

— О, — сказал вдруг Тоэм, — если я занял его место...

— Нет-нет, — возразил Корги, и глаза его налились сияющим золотом.

— Я, в конце концов, просто незваный гость, и...

— Он всегда сидит в углу, — пояснил Корги. Все вроде бы чувствовали себя неловко.

— Можем подставить к этому столу другой, и я там устроюсь, — предложил Тоэм.

Мелькнула кошачья лапка, тоненький пальчик коснулся его руки.

— Я кормлю его после того, как мы все поедим. Так у нас заведено.

Тоэм оглядел присутствующих, потом вновь перевел взгляд на Мейну.

— Он что, сам есть не может? Глаза ее неожиданно вспыхнули ярким светом, полыхнувшим откуда-то из-под зеленой радужки.

— Нет, он сам есть не может! Да, он почти беспомощен! Тебе-то какое до этого дело? Он так и сел, разинув рот.

— Э-э-э.., я совсем не хотел...

— Ну конечно, — поспешно вмешался Корги — Ты просто многого не понимаешь. Мейну порой сильно заносит.

Он послал ей суровый взгляд.

Она уже не задыхалась от гнева и проговорила, глядя Тоэму прямо в глаза:

— Извини. Я не хотела. Корги прав. Это нервы.

Принялись за еду, но атмосфера, несмотря на взаимные извинения, оставалась по-прежнему напряженной. Тоэм больше всего на свете желал бы пройти через все, никого не обидев. Если б только у Тригги Гопа нашлись материалы, способные дать темному человеку основы...

Еда оказалась более изысканной, чем на борту корабля Хейзабоба, и каждый кусочек по вкусу превосходил все, что когда-либо Тоэму доводилось пробовать. Тонкие, нежные побеги каких-то зеленых овощей подавались в масляном соусе, посыпанные мелкими черными орешками. На столе стояли три разных сорта фруктовых салатов. Главным блюдом была запеканка из лапши в необычайно приятном горчичном соусе с миниатюрными луковками.

— Мы не едим мяса, — сообщил Корги с другого конца заставленного тарелками стола. — Почти все из нас наполовину животные с виду. В каком-то смысле это было бы все равно что поедать братьев. Мы ограничиваемся фруктами, овощами, орехами. Мейна творит из них настоящие чудеса.

— Мейна еще и готовит? — переспросил Тоэм, с восхищением поглядывая на нее.

— О да. Мейна, кроме того, специалист по стрельбе из ручного лазера. Лучший снайпер, вернее, снайперша в наших рядах.

Она улыбнулась Тоэму, привередливо отбирая змееподобные стручки зеленой фасоли.

— Может, тебе интересно узнать, чем каждый из нас занимается, — сказал Корги, воодушевленный излюбленной темой. — Бейб, хоть и выглядит совсем безобидным, величайший в нашей части галактики мастер по взрывчатым веществам. Нам нередко приходится выручать мутиков из лап ромагинов. Бейб может сделать бомбу из льда и воды.

— Преувеличиваешь, — заметил Бейб с полным ртом запеканки.

— Не очень, — продолжал Корги. — Бывали случаи, Тоэм, когда нам без Бейба не удалось бы спасти своих братьев по духу. Ромагины и сетессины бешено рвутся захватывать их в плен, пытать и казнить. Формально, раз уж они нас породили, должны были бы помогать или хоть обеспечить работой и предоставить гражданство. Вместо этого нас убивают на месте. На мой взгляд, они пытаются очистить совесть от жутких деяний, ставших причиной нашего появления. Если видеть в нас дьяволов, приписывать нам связи с дьяволом или с врагом, убийства обретают смысл. А когда всех перебьют, перед ними не будет больше маячить напоминание о совершенной ошибке.

— Суперэго, ненавистное чудовище, проклятие всей их жизни, — добавил Бейб.

— Теперь Рыба, — рассказывал Корги. — Мастер на все руки. Он может ходить по земле, дыша легкими, и плавать в море, отключив их и пользуясь второй дыхательной системой. Ты видишь жабры. Когда приближается корабль, который везет в доки мутиков, чтобы там выгрузить и отправить на казнь, он подплывает, взбирается на борт и, как правило, успешнейшим образом выполняет свою миссию.

Рыба не потрудился поднять глаза. Он, на взгляд Тоэма, держался в сторонке от всей компании.

— Ханку поистине цены нет, так как он немножечко телепат.

— Ясновидящий?

— Да. Ромагины сказали б тебе, что таких вещей не бывает. А он — живое опровержение.

Ханк поднял листик салата и принялся жевать.

— Ханк сообщает нам, когда чует, что кто-то из мутиков попал в беду. Если индивидуум, особенно мутик, попадает в тяжелую ситуацию, испытывает боль или даже просто страх, он излучает сильные мысленные волны. Ханк умеет улавливать их. По его указаниям мы приступаем к действиям. Не каждому бункеру, как называем мы это место, посчастливилось заполучить телепата.

— Ханк сообщает вам о прибытии корабля с мутиками.

— Верно, — подтвердил Корги, глотнув вина — янтарной жидкости, которая переливалась, как кристалл, и преломляла свет, будто была не вином, а драгоценным камнем. — А у меня множественный мозг.

— Что?

Мейна отшвырнула очередную фасолину.

— Множественный мозг. Я вижу происходящее в данный момент и могу мгновенно предсказать возможное развитие этих событий в будущем.

— Ты видишь будущее?

— Нет-нет. Ничего подобного, никакого волшебства и прочих кошмаров. Я вижу вероятности. Существуют тысячи, миллионы, бесконечное множество возможных вариантов будущего. Я могу проанализировать их в любую критическую минуту. Если девяносто процентов вариантов будущего сулят нам провал, мы не рискуем. Если шансы в нашу пользу составляют пятьдесят на пятьдесят или больше, идем на дело.

— Пятьдесят на пятьдесят не так уж и здорово, — сказал Тоэм.

Корги пожал плечами и отхлебнул еще вина. Тоэм тоже сделал глоток.

— И разумеется, — продолжал Корги, — все мы способны заглядывать в Запредельность, все обладаем силой, которая раздвигает Порог. Таковы парапсихические таланты, которые, кажется, каждый из нас получает в наследство.

Тоэм поставил бокал с вином.

— Вот чего я никак не пойму. В чем дело с этим Порогом, и молекулой скорлупы, и переброской? Корги тяжело заворочался на стуле.

— Довольно трудно объяснить это незнакомому с основами физики и с общепринятой терминологией. Есть способ избавить вселенную от ромагинов и сетессинов. И хочу сейчас объявить своим товарищам мутикам, что Ханк принес мне информацию, которая полностью переменит наш план. Все головы повернулись к Ханку.

— Не знаю, — начал тот, сворачивая на столе псевдоруки, — может, мы сконцентрировали более мощные силы, чем удавалось когда-либо какой-либо другой группе. Но я, находясь в такой близости к сильному полю, получил сатори — озарение. Мы пытались удерживать на месте вселенную, перемещая ее части — миры ромагинов и сетессинов, — и, открыв в молекуле скорлупы щель, протолкнуть их туда. Меня озарило, что это ошибка, и поразило, почему, черт возьми, никто раньше этого не понял. Мы приписывали неудачи своим слабым способностям и надеялись усовершенствовать их. Однако ошибка кроется в методе, а не в средствах. Слушайте же — идея в том, чтобы переместить всю вселенную, а миры ромагинов и сетессинов оставить, где были. Размеры протискивающейся вселенной заставят Порог разойтись самостоятельно и придержат его в таком положении. Нам и беспокоиться будет не о чем.

За столом несколько секунд царило молчание.

— Клянусь Богом! — сказал Бейб. Жабры Рыбы взволнованно затрепетали.

— Ханк, я люблю тебя, — сказала Мейна.

— Я контактировал со Стариком, — вступил Корги, — он сказал, через неделю будем готовы попробовать. Мы собираемся сосредоточить свои силы в сочувствующих мутикам мирах Федерации и надеемся, что ромагины и сетессины не пронюхают до того, как сумеем приступить к действиям.

— Постойте, — дрожащим голосом проговорил Тоэм. — А как насчет моей Тарлини?

— Господи милостивый! — сказал Рыба. — Ты не соображаешь, что это гораздо важней любой отдельной личности? Не видишь, что это все означает?

Тоэм встал, вдруг разозлившись.

— Я вижу, что это все означает. Вы отказываетесь помогать и не держите своего слова. Я вижу, какого свалял дурака!

— Постой! — крикнул Корги и тоже поднялся. — Он прав. Мы ему обещали. Можно договориться, чтобы нашу группу эвакуировали последней, а тем временем пособим ему отыскать невесту.

— Я согласен, — сказал Бейб.

— Я тоже, — поддержал Ханк. Мейна сидела молча.

— Завтра приступим к поиску, — заключил Корги. — А сегодня, поскольку сопровождать тебя на улицах мы не в состоянии, изучай план улиц города. Я помогу. У нас есть гипнотические машины, которые кое-чему научат, а прочее будем вдалбливать, пока насмерть не врежется в память. Ты должен знать столицу сверху донизу и снизу доверху.

Оба они снова сели.

— Нам никогда не хотелось уподобляться ромагинам и сетессинам. Мы держим слово. Мы боремся с ложью, друзья, и с двуличием и никогда не уступим.

Остаток дня прошел попеременно в занятиях с гипнопедагогом и допросах, которые вели Корги с Бейбом, бомбардируя Тоэма вопросами, проверяя заученное, подтягивая в слабых местах, заставляя мысленно рисовать каждое здание, с которым знакомила его машина. За час до завтрака Корги предложил принять душ и передохнуть, предупредив, что вечером последует продолжение. Утомившись, он согласился.

Покинул центральный пост управления, вышел в холлы. Он уже понял, что их насчитывается с десяток и все пусты, тогда как раньше были полны других мутиков. Дошел по коридору до поворота, который вел к его комнате, и услышал пение.

Веселое...

Веселые, сладкие ноты достигали слуха, слабые, точно в скалах распевала сирена...

Мягко...

Мелодично...

Почти как в трансе...

Он направился на звуки, ныряя из одного коридора в другой. И со временем попал в зал, задняя стена которого состояла из натурального камня, обрываясь в нечто вроде пещеры. Здесь роботы перестали применять автопластик.

Веселое щебетание...

Он приблизился к устью пещеры, проскользнул в естественный вход, огляделся.

Мелодичная трель, как бы птичья, но не совсем...

Известняковые сталактиты свисали вниз, сливаясь на полпути с взмывающими вверх сталагмитами. Камни сверкали разноцветными искрами. Пол покрывала целлулоидная пленка сырости, с потолка сочились капельки известкового раствора. Вода разговаривала с ним даже здесь: кап-плюх-кап-плюх.

Веселое мурлыканье...

Кап-плюх...

Мелодичное...

Кап-плюх...

Теперь пение стало громче, отзывалось легким эхом. Он шел на звук через узкий туннель, вылез в пещеру намного просторней, где небольшой подземный поток выливался в мелкое озерцо, отражавшее с зеркальной точностью неровный свод, так что вода фактически отрицала собственное существование.

Она сидела на камне, нависшем над водою, вздернув колени, свернувшись, совсем как кошка, примостившаяся на подоконнике. Обернувшись к нему спиной, наполовину скрытой гладкими, блестящими волосами.

— Как красиво, — сказал он.

Она не оглянулась.

— Я знала, что ты тут. Хоть и подглядывал исподтишка, скажешь, нет? — Повернулась и улыбнулась. Он сумел только улыбнуться в ответ.

— У меня слух, как у кошки, — рассмеялась она. — Я услышала твой первый шаг из зала.

— Я неуклюж от природы, — признал он, усаживаясь с ней рядом. — Что собой представляют все эти пещеры?

— Ими здесь вся земля изрыта, точно пчелиные соты, потому что мы их перенесли вместе с городом. У нас есть выход, черный ход, через эти отверстия.

— А песня, которую ты пела... — Одна из написанных Рыбой.

— Рыбой?

— В ней будто воды текут, ты не слышал? Океан шумит. Слова — сплошной бред — написаны только затем, чтоб создать ощущение моря.

Она снова запела, и он понял, что все точно так, почти ощутил водовороты и волны. Это были те самые разговоры воды, которые он часто слушал.

— Ваша группа определенно талантливая, — вымолвил он наконец.

— Когда утрачиваешь нормальность, что-то приобретаешь взамен, Тоэм. Природа увечит тебя в зародыше, расплющивает в пьяном безумии, потом сокрушается и в последний момент награждает множеством талантов, иногда даже сверхчеловеческих. Каждый известный мне мутик обладает каким-то дарованием, каким-то прекрасным достоинством вдобавок к умению видеть и раздвигать Порог.

— Ясно.

— Сомневаюсь, — заметила она и встала. Они двинулись краем озера.

— Нет, — заверил он, — мне правда ясно. Я могу понять, на что это должно быть похоже. У меня тоже ведь не настоящее тело. Я сам прошел через нечто подобное.

Он изложил свою историю, поведал о химических баллонах, о трансплантации мозга, о машине, похороненной под восемьюдесятью тремя милями песка возле Того Места, Где Обычно Стоял Город.

— Все это очень хорошо, — заключила она, морща маленькое, идеальное личико в гримаске отвращения, — но доказывает, что на самом деле ты не понимаешь.

Он взглянул на нее и почувствовал, как язык сам собою заплелся в узел. Судя по вспышкам в ее глазах, вот-вот должно было произойти нечто. Но что именно — он не знал и не имел возможности предотвратить. Не знал даже, хочет ли предотвращать.

— Тебе даже в голову не пришло, что с помощью этой вашей машины, одного из редчайших ромагинских "Джамбо", можно дать Ханку настоящее тело! Можно вытащить Бейба из его идиотского обличья и переместить во взрослое, сильное, большое тело, вроде твоего собственного!

Сердце екнуло у него в груди. Дважды.

— Ну конечно! Какой я дурак! Пошли назад. Я могу сделать это для каждого мутика, которого ты ко мне приведешь.

— Нет.

Он остановился, вытаращил на нее глаза.

— Что значит это твое "нет"?

— Неужели ты еще глупей, чем я думала? Нет — значит нет! Нет, мы ничего не расскажем Корги. Нет, мы ничего не расскажем Бейбу. Нет, мы не переместим никого из них в человеческие тела!

— Ладно, брось. Пошли, найдем Корги.

— Нет!

— Но ты сказала...

— Я тебя проверяла. Хотела взглянуть, понимаешь ли ты нас хоть чуточку, Тоэм, великолепный Тоэм, герой Тоэм.

— Подожди, — отчаянно взмолился он, схватил ее за руку и уловил заключительные содрогания перед тем, как вулкан начнет извергать лаву. И пожалуй, не испытал желания присутствовать при извержении. Она выдернула руку.

— Это ты подожди! Почему ты считаешь, что Бейб приспособится к нормальному существованию, а? Он двести двадцать три года был мутиком. Он двести двадцать три года оставался младенцем. И в один миг получит нормальное мужское тело и ничего не подумает на этот счет? А Ханк? Чертовски утонченный Ханк. Ханк, извергающий естественные отходы в виде зеленой жидкости с дьявольски гнусным запахом. Думаешь, Ханк приспособится и станет нормальным, не получив травмы, не помешавшись рассудком?

— Автоматические хирурги очень хорошие. Они не совершают ошибок, когда...

Она издала нечто вроде краткого рычания.

— Я имею в виду не физические последствия. Нет, парень, я говорю о психических. Глубоко в его душе прячутся ид, эго и суперэго, даже если он все эти годы подавлял человеческие желания и питал лишь присущие мутикам, потому что только их мог удовлетворять. Все эти годы эго лепило его, внушало ему, что он выше нормальных, лучше, счастливее, меньше склонен к предубеждениям и предрассудкам, отличается свободомыслием и талантами. Ты хочешь переделать его ид, перевернуть с ног на голову, расколотить в прах старый и вставить новый. О парень! Ты хочешь сказать ему, что все человеческие желания, не подлежавшие удовлетворению, снова вдруг в его полной власти. Ты хочешь расколошматить его эго, сообщив ему, что он себе врал, что нормальным быть лучше. Ты хочешь всю его жизнь растоптать в пух и прах, размазать, спалить и развеять по ветру оставшийся от нее пепел. И не соображаешь, почему это сведет его с ума.

— Я никогда и не думал...

Она крутнулась на месте, обернувшись к нему лицом, в глазах горела то ли ненависть, то ли нет. Похоже, ясности никогда и ни в чем уже не добиться.

— Ты никогда и не думал! Ты ни разу не удосужился сложить все вместе! Кстати, мистер Тоэм, почему это вы воображаете, что нам вообще хочется на вас походить? Что приводит вас к мысли, будто быть нормальным такой уж кайф? Мы требуем равенства, парень, а не единообразия. Мы стремимся жить в мире, где нам не придется шмыгать в подполье, как крысам. Мы не желаем быть человекоподобными и нормальными. Мы другие. Мы не такие, но, Господи Боже ты мой, не уроды. Большинство — почти все из нас — удивительны, а не безобразны. Мы — новая мифология мира сего, герой Тоэм, причем не сочиненная, не записанная на бумаге. Мы живем, дышим, ходим... Мы — воплощение фантазий. Тебе стоило бы повидать кое-кого из живущих в других пещерах этого мира и всех прочих миров, кое-кого из погибших от рук старика Хейзабоба. Они прекрасны. Фантасмагория сказочных существ, которые миллионы лет прятались в тайниках творческого воображения, а теперь вышли из лона на свет и живут. Они действительно лучше нормальных.

Он схватил ее за плечо, дернул к себе.

— Все правильно. Я всему верю. Но почему на меня надо злиться?

— Ты не поймешь! — прошипела она.

— Черт побери, все кругом заявляют, что я не пойму! А объяснить ни один не желает, — Ты не можешь понять.

— Заткнись!

— Не можешь!

Он хлестнул ее рукой по лицу и уставился на красный оставшийся отпечаток. От нее исходил сильный, сладкий, чуточку мускусный запах. Касаясь губами ее губ, он не слишком задумывался о том, что делает. По правде сказать, вообще ни о чем не задумывался. Просто такую вот форму выражения нашло для себя переполнившее его ощущение бессилия и смятения. Краткий миг она отвечала на поцелуй, потом вырвалась и помчалась назад к бункеру. А из главной пещеры крикнула:

— Ужин почти готов. Сегодня мужчины готовят. Может, будет не так вкусно, но лучше поторопись. И исчезла.

Глава 10

— Невольничий рынок, — сказал Корги, созерцая его глазами, состоявшими лишь из туманных пятен и бликов.

— На улице Продавцов Наслаждений.

— А по карте в каком квадранте? — спросил Бейб.

— Во втором.

— Перечисли платформы, принадлежащие разным торговцам, в том порядке, в каком они стоят на рынке.

Тоэм оживил в памяти гипноуроки, вызубренные за день.

— Реддиш, Фулмоно, Кингер, Фадстен, Фрин, Рашинджи, Таламан и Фросте.

— Очень хорошо, — заключил Корги. — В самом деле отлично.

— Все платформы принадлежат тем же людям — ромагинскому совету губернаторов. Свободной торговли на рынке наложниц не существует, хотя совету губернаторов желательно произвести обратное впечатление.