Глава 1

— Ты когда-нибудь убивал кого-нибудь? — спросил Рой.

Колин насупился:

— Кого?

Мальчики стояли на вершине холма в северной части города. Внизу расстилался океан.

— Кого-нибудь, — повторил Рой. — Вообще ты когда-нибудь убивал кого-нибудь?

— Я не понимаю, — ответил Колин.

Вдали, на играющей солнечными бликами воде виднелся большой корабль, который двигался на север в направлении далекого Сан-Франциско. Около берега стояла буровая платформа. На пустынном берегу стайка птиц в поисках пищи без устали ковыряла влажный песок.

— Ты должен был кого-нибудь убивать, — нетерпеливо повторил Рой. — Скажем, насекомых.

Колин пожал плечами:

— Ну да. Комаров, муравьев, мух. И что?

— И как тебе это?

— Что это?

— Убивать их?

Колин долго на него смотрел, затем покачал головой:

— Рой, ты какой-то странный иногда.

Рой ухмыльнулся.

— Тебе нравится убивать насекомых? — протянул Колин.

— Иногда.

— Почему?

— Это настоящий кайф.

Все, что развлекало Роя, все, что возбуждало его, он называл словом «кайф».

— И что же тебе нравится? — спросил Колин.

— То, как они расплющиваются. И звук, который слышен при этом.

— А-а...

— Или отрывать лапки у богомола и наблюдать, как он пытается ковылять, — продолжал Рой.

— Сдвинутый! Ты все-таки сдвинутый!

Рой стоял, расправив плечи, повернувшись к бьющемуся о берег океану, как бы бросая вызов набегающим волнам. Это была его обычная поза — он был прирожденным борцом.

Колину было четырнадцать лет, столько же, сколько и Рою, но у него никогда не возникало желания бросить кому-либо или чему-либо вызов. Он плыл по жизни, не оказывая ей никакого сопротивления. Давным-давно он выучил, что любое сопротивление причиняет боль.

Колин сел на редкую сухую траву и с восхищением посмотрел на Роя.

Все так же глядя в сторону океана, Рой спросил:

— А кого-нибудь более крупного, чем насекомые, ты убивал?

— Нет.

— А я — да.

— Что?!

— И много раз.

— Кого же ты убивал?

— Мышей.

— А! — воскликнул Колин, внезапно вспомнив. — Мой отец однажды убил летучую мышь.

Рой кинул на него взгляд сверху:

— И когда это было?

— Пару лет назад в Лос-Анджелесе. Родители тогда еще жили вместе. У нас был дом в Вествуде.

— И там он убил летучую мышь?

— Да. Они обитали на чердаке, а одна из них залетела ночью к моим предкам в спальню. Я проснулся и услышал, как мама визжала.

— Она была сильно перепугана, да?

— Ужасно.

— Хотел бы я на это посмотреть.

— Я сбежал вниз узнать, что случилось, и увидел, что летучая мышь кружила у них по комнате.

— Она была голая?

— Кто?

— Твоя мать.

— Конечно, нет.

— Я подумал, может быть, она спит голая и ты видел ее.

— Нет, — буркнул Колин и почувствовал, как его лицо заливает краска.

— Она была в ночной сорочке?

Калин долго на него смотрел, затем покачал головой:

— Рой, ты какой-то странный иногда.

Рой ухмыльнулся.

Тебе нравится убивать насекомых? — протянул Колин.

— Иногда.

— Почему?

— Это настоящий кайф.

Все, что развлекало Роя, все, что возбуждало его, он называл словом «кайф».

— И что же тебе нравится? — спросил Колин.

— То, как они расплющиваются. И звук, который слышен при этом.

— А-а...

— Или отрывать лапки у богомола и наблюдать, как он пытается ковылять, — продолжал Рой.

— Сдвинутый! Ты все-таки сдвинутый!

Рой стоял, расправив плечи, повернувшись к бьющемуся о берег океану, как бы бросая вызов набегающим волнам. Это была его обычная поза — он был прирожденным борцом.

Колину было четырнадцать лет, столько же, сколько и Рою, но у него никогда не возникало желания бросить кому-либо или чему-либо вызов. Он плыл по жизни, не оказывая ей никакого сопротивления. Давным-давно он выучил, что любое сопротивление причиняет боль.

Колин сел на редкую сухую траву и с восхищением посмотрел на Роя.

Все так же глядя в сторону океана. Рой спросил:

— А кого-нибудь более крупного, чем насекомые, ты убивал?

— Нет.

— А я — да.

— Что?!

— И много раз.

— Кого же ты убивал?

— Мышей.

— А! — воскликнул Колин, внезапно вспомнив. — Мой отец однажды убил летучую мышь.

Рой кинул на него взгляд сверху:

— И когда это было?

— Пару лет назад в Лос-Анджелесе. Родители тогда еще жили вместе. У нас был дом в Вествуде.

— И там он убил летучую мышь?

— Да. Они обитали на чердаке, а одна из них залетела ночью к моим предкам в спальню. Я проснулся и услышал, как мама визжала.

— Она была сильно перепугана, да?

— Ужасно.

— Хотел бы я на это посмотреть.

— Я сбежал вниз узнать, что случилось, и увидел, что летучая мышь кружила у них по комнате.

— Она была голая?

— Кто?

— Твоя мать.

— Конечно, нет.

— Я подумал, может быть, она спит голая и ты видел ее.

— Нет, — буркнул Колин и почувствовал, как его лицо заливает краска.

— Она была в ночной сорочке?

— Я не знаю.

— Не знаешь?

— Я не помню, — протянул Колин.

— Если бы я ее увидел, я бы, черт возьми, запомнил.

— Ну, по-моему, она была в ночной сорочке. Да-да, я вспоминаю, — сказал Колин.

На самом деле ему было все равно, была она в пижаме или в шубе, и он не мог понять, почему это так зацепило Роя.

— А сквозь нее было что-нибудь видно? — спросил Рой.

— Сквозь что?

— Бога ради, Колин! Сквозь ее сорочку было что-нибудь видно?

— А зачем мне?

— Ты что, идиот?

— Зачем мне глазеть на мою собственную мать?

— На ее тело, вот зачем.

— Иди ты!

— На красивые груди.

— Рой, не смеши.

— Потрясающие ноги.

— Откуда ты знаешь?

— Видел ее в купальнике, — ответил Рой. — Она сексуальная.

— Она — что?

— Сексуальная.

— Она — моя мать!

— Ну и что?

— Рой, ты иногда меня путаешь.

— Ты безнадежен.

— Я? Черт!

— Безнадежен.

— По-моему, мы говорили о летучей мыши.

— Ну и что случилось с той мышью?

— Отец взял веник и стал бить ее в воздухе. Он бил ее до тех пор, пока она не замолкла. Ты бы слышал, как она пронзительно кричала. — Колин содрогнулся. — Это было ужасно.

— А кровь?

— А?

— Было много крови?

— Нет.

Рой снова взглянул на воду. Казалось, история с летучей мышью не произвела на него впечатления.

Легкий бриз растрепал его волосы. У него была густая золотистая шевелюра и тот тип цветущего веснушчатого лица, который часто встречается в телерекламе. Он был крепкого, атлетического сложения, сильный для своего возраста.

Колин хотел бы быть похожим на Роя.

«Когда-нибудь, когда я буду богатым, — думал Колин, — я приду в кабинет косметической хирургии с миллионом баксов в кармане и портретом Роя... Я полностью изменю свою внешность... Полностью... Хирург превратит мои темные волосы в кукурузно-золотистые и скажет: „Зачем тебе это худое, бледное лицо? Кому такое нужно? Сделаем его привлекательным“. Он позаботится и о моих ушах, и они перестанут быть такими огромными. Он приведет в порядок эти ужасные глаза, и я никогда не буду больше носить очки... Он скажет: „Не хочешь ли добавить себе парочку мускулов на груди, на руках и на ногах? Никаких проблем. Как испечь пирог“. И тогда я буду выглядеть, как Рой... И я буду сильным, как Рой, и смогу бегать так же быстро, как Рой. И я ничего не буду бояться, ничего в мире. Да-а... Лучше, пожалуй, я пойду к нему с двумя миллионами в кармане».

Продолжая наблюдать за кораблем в океане, Рой задумчиво произнес:

— Я убивал и других тоже.

— Более крупных, чем мыши?

— Конечно.

— Кого же?

— Кошку.

— Ты убил кошку?

— Я же сказал! Не так ли?

— Зачем ты это сделал?

— Мне было скучно.

— Это не причина.

— Мне надо было чем-то заняться.

— Черт!

Рой повернулся к Колину.

— Ты — придурок, — сказал Колин.

Рой уселся на корточки с ним рядом и закрыл глаза.

— Это был кайф, настоящий кайф.

— Кайф? Развлечение? Как можно убить кошку для развлечения?

— А почему бы и нет?

Колин отнесся к этому скептически:

— И как же ты это сделал?

— Сначала я посадил ее в клетку.

— Какую клетку?

— Старую клетку для птиц, размером около трех футов.

— Где же ты ее взял?

— Она лежала у нас в подвале. Много лет назад у моей матери был попугай. Когда он умер, она не стала заводить другого, но клетку не выбросила.

— Это была ваша кошка?

— Нет. Она принадлежала кому-то из соседей.

— Как ее звали?

Рой пожал плечами.

— Если это действительно была кошка, ты бы помнил, как ее звали.

— Флаффи. Ее звали Флаффи.

— Похоже.

— Это правда. Я посадил ее в клетку и продолжал «работать» над ней мамиными портняжными ножницами.

— "Работать" над ней?

— Я тыкал их через прутья. Боже, ты мог бы додуматься.

— Нет, спасибо.

— Это была какая-то сумасшедшая кошка. Она шипела, и визжала, и пыталась царапнуть меня.

— И ты убил ее портняжными ножницами.

— Нет. Ножницы только разозлили ее.

— Странно, почему.

— Затем я взял длинную двузубую вилку с кухни и убил ее этой вилкой.

— А где были твои предки?

— На работе. Я похоронил кошку и смыл всю кровь до того, как они вернулись домой.

Колин покачал головой и вздохнул:

— Все это враки!

— Ты мне не веришь?

— Ты никогда не убивал никакой кошки.

— Зачем же мне выдумывать эту историю?

— Ты хочешь, чтобы мне стало противно, чтобы меня вырвало.

Рой ухмыльнулся:

— А тебе хочется блевать?

— Конечно, нет.

— Но вид у тебя бледненький.

— Ты не можешь заставить меня блевать, потому что я знаю: этого ничего не было. Не было никакой кошки.

Взгляд Роя стал требовательным и острым. Колину показалось, что его глаза протыкают его насквозь, как кончики вилки.

— Как давно ты меня знаешь? — спросил Рой.

— С того дня, как мы с мамой переехали сюда.

— Итак, сколько?

— Ты сам знаешь. С первого июня. Месяц.

— За это время я хоть раз тебе соврал? Нет. Потому что ты мой друг. Я никогда не вру своему другу.

— Ты не врешь. Ты как бы играешь в игру.

— Я не люблю игры.

— Но ты любишь разные розыгрыши.

— Это не розыгрыш.

— Конечно. Ты просто накалываешь меня. Как только я скажу, что поверил в историю с кошкой, ты первый начнешь надо мной смеяться. Я не хочу попасться на это.

— Ну ладно, — сказал Рой, — я пытался.

— Вот. Ты действительно меня накалывал.

Рой встал и пошел. В двадцати футах от Колина он остановился и вновь посмотрел на океан. Он уставился на горизонт, как будто был в трансе. Колину, любителю научной фантастики, казалось, что Рой проводит телепатический сеанс с кем-то, спрятанным глубоко в темной бурлящей воде.

— Рой, ты разыграл меня насчет кошки, правда?

Рой повернулся, бросил на него холодный взгляд, а затем широко ухмыльнулся.

Колин ухмыльнулся тоже:

— Я знал это. Ты хотел одурачить меня.

Глава 2

Колин растянулся на спине, закрыл глаза и разомлел на солнце.

Он продолжал думать о кошке. Он пытался сосредоточиться на приятных мыслях, но каждый раз видел перед собой истекавшую кровью кошку в птичьей клетке. Ее глаза были открыты — мертвые, но зрячие глаза. Он был уверен, что кошка ждет, когда он отвлечется, чтобы приблизиться к нему и запустить в него свои острые, как бритва, когти.

Что-то ударилось о его ногу.

Он испуганно вскочил.

Рой уставился на него:

— Который час?

Колин сощурился и посмотрел на часы:

— Почти час.

— Вставай. Пошли.

— Куда?

— Моя старушка после обеда работает в магазине подарков. Дом полностью в нашем распоряжении.

— А что мы там будем делать?

— Там есть кое-что, что я хочу тебе показать.

Колин встал и стряхнул с джинсов налипший песок.

— Ты хочешь показать мне место, где похоронил кошку?

— А я решил, что ты не поверил в кошку.

— Конечно, нет.

— Тогда забудь про кошку. Я хочу показать тебе поезда.

— Поезда?

— Увидишь, это пшик.

— Итак, едем в город? — спросил Колин.

— Давай.

— Поехали! — закричал Колин.

Как всегда, Рой первым вскочил на велосипед и был уже на пятьдесят ярдов впереди, когда Колин только поставил ногу на педаль.

Машины, фургоны, трейлеры теснили друг : друга на двухполосном шоссе. Большую часть года Сивью-роуд была совершенно пустынна. Все, за исключением местных жителей, предпочитали автостраду, которая вела прямо в Санта-Леону. Во время же туристического сезона город был переполнен. Отдыхающие вели свои машины слишком быстро и беззаботно. Казалось, их преследуют демоны. И они торопились, торопились расслабиться, расслабиться и расслабиться.

Колин начал спускаться свободным колесом с последней горы прямо в направлении предместий Санта-Леоны. Ветер обдувал его лицо, трепал волосы и отгонял от него выхлопные газы автомобилей.

Он не мог подавить улыбку. Его настроение было превосходным. Он был счастлив. У него впереди было два жарких месяца калифорнийского лета, два месяца свободы до начала школьных занятий. С уходом отца он больше не боялся возвращаться каждый день домой.

Развод родителей все еще огорчал его. Однако это все же было лучше, чем громкие и ожесточенные ссоры, превратившиеся в ночной ритуал.

Иногда, во сне, Колин вновь и вновь слышал громкие обвинения, непристойные выражения, которые его мать употребляла в пылу ссоры, глухие звуки ударов, когда отец начинал бить ее, и ее плач. И какое бы ни было хорошее отопление в его комнате, он всегда дрожал, когда просыпался от этих ночных кошмаров, — холодный, трясущийся, весь мокрый от пота.

Он никогда не был близок с матерью, однако жизнь с ней была гораздо более приятной, чем могла бы быть с отцом. Мать не разделяла и не понимала его интересов — научная фантастика, фильмы ужасов, истории про вампиров и оборотней, — но она никогда не запрещала ему увлекаться этим, что отец пытался сделать не раз.

Однако наиболее важное изменение в его жизни, сделавшее его самым счастливым человеком, не имело никакого отношения к его родителям. Это был Рой Борден. Впервые в жизни у Колина был друг.

Сам он был слишком застенчив, чтобы легко заводить друзей. Он ждал, когда другие дети сделают первый шаг, даже если понимал, что их вряд ли заинтересует тощий, неловкий, близорукий «книжный червь», который не умел сходиться с людьми, не увлекался спортом и не проводил часы у телевизора.

Рой Борден же был уверенный в себе, открытый и необычный. Колин восхищался им и завидовал ему. Любой парень в городе гордился бы дружбой с Роем. Однако, по непонятным для Колина причинам, Рой выбрал его.

Ходить всюду вместе с таким парнем, как Рой, доверять свои тайны такому парню, как Рой, выслушивать секреты такого парня, как Рой, — все это было совершенно ново для Колина. Он чувствовал себя жалким паупером, случайно попавшим в милость к великому принцу.

Колин боялся, что эта дружба прервется так же внезапно, как и началась.

Эти мысли заставляли его сердце учащенно биться, а в горле пересыхало.

До знакомства с Роем одиночество было привычным для него состоянием, оно было терпимо. Теперь же, когда он познал дружбу, возврат к одиночеству был бы для него болезненным и опустошительным.

Колин достиг середины длинного холма.

Рой, впереди на квартал, поворачивал за угол.

Внезапно Колина пронзила мысль, что тот, другой, может оторваться от него, исчезнуть в аллее и потерять его навсегда. Это была сумасшедшая мысль, но он не мог ее вынести.

Он нажал на педали. «Подожди меня, Рой. Пожалуйста, подожди». Он неистово крутил колеса, пытаясь догнать его.

Повернув за угол, он успокоился, увидев, что его друг не исчез. Рой медленно катил вниз, изредка бросая взгляд назад. Колин махнул ему рукой. Их разделяло только тридцать ярдов. На самом деле они и не соревновались, поскольку оба хорошо знали, кто будет победителем.

Рой повернул налево, в неширокую жилую улочку, обсаженную по обеим сторонам финиковыми пальмами. Колин ехал в тени деревьев, а у него из головы не выходил разговор с Роем на вершине холма:

— Ты убил кошку?

— Я, по-моему, так и сказал?

— Зачем ты это сделал?

— Мне было скучно.

Раз двенадцать за последнюю неделю у Колина возникало чувство, что Рой испытывает его. Ему казалось почти очевидным, что отвратительная история про кошку была еще одним испытанием, но он не мог понять, каких слов или поступков Рой ждал от него. Прошел он проверку или провалился?

И хотя он не знал, какого ответа Рой ждал от него, инстинктивно он чувствовал, почему тот его испытывал. Рой знал потрясающий — или ужасный — секрет и готов был поделиться с ним, но должен был удостовериться, что Колин достоин этого.

Рой никогда не говорил ему об этом секрете — ни слова, но о нем можно было догадаться по его глазам. Колин видел это, но не имел никакого понятия о том, что это может быть.

Глава 3

Не доезжая двух кварталов до своего дома, Рой Борден повернул налево, в обратную сторону. И вновь Колин поймал себя на мысли, что Рой хочет исчезнуть. Но Рой затормозил в центре квартала и припарковал велосипед прямо на проезжей части. Колин остановился вслед за ним.

Дом был чистый и белый, с темно-синими ставнями. Двухлетняя «хонда аккорд» стояла на стоянке, над ее открытым капотом склонился мужчина. Он находился на расстоянии тридцати футов от Колина и Роя и не фазу обнаружил их присутствие.

— Зачем мы сюда пришли? — спросил Колин.

— Я хочу познакомить тебя с тренером Молиноффом.

— С кем?

— Он тренер младшей команды университетской сборной по футболу, — объяснил Рой. — Я хочу тебя с ним познакомить.

— Зачем?

— Увидишь.

Рой пошел навстречу мужчине, который ковырялся в капоте «хонды».

Колин с неохотой пошел вслед за ним. Он не очень любил знакомиться с новыми людьми. Он не знал, что надо говорить или как себя вести. Он был уверен, что всегда производит неблагоприятное впечатление, и старался избегать сцен, подобных этой.

Тренер Молинофф, услышав шаги мальчиков, вылез из-под капота. Это был высокий, широкоплечий, светловолосый мужчина с серо-голубыми глазами. Он улыбнулся, увидев Роя.

— Привет, как жизнь, Рой?

— Тренер, это Колин Джекобс. Он новенький в городе, переехал сюда из Лос-Анджелеса. Осенью он пойдет в школу в центральном районе, в тот же класс, что и я.

Молинофф протянул большую мозолистую руку:

— Очень рад познакомиться.

Колин неловко ответил на приветствие, а его рука утонула в мощном рукопожатии Молиноффа. Пальцы тренера были запачканы смазочным маслом.

— Ну, как тебе лето, мой мальчик? — обращаясь к Рою, спросил Молинофф.

— Пока все в порядке, — ответил Рой, — но я просто-напросто убиваю время в ожидании предсезонных тренировок, которые начнутся в конце августа.

— Да, год будет тяжелый, — заметил тренер.

— Я знаю, — откликнулся Рой.

— Контролируй себя так же, как ты это делал в прошлом году, и тренер Пеннеман должен дать тебе время в четвертой четверти в университетских играх этого сезона.

— Вы так думаете?

— Не смотри на меня такими широко открытыми глазами, — бросил Молинофф. — Ты лучший игрок в младшей команде университетской сборной, и ты прекрасно знаешь это. В ложной скромности, мой мальчик, нет никакой добродетели.

Рой начал обсуждать с тренером футбольную стратегию, а Колин молча слушал, не зная, как поддержать беседу. Он, в сущности, никогда не интересовался спортом. Если заходил разговор о любом виде соревнований, он отвечал, что спорт утомляет его и что он получает большее удовольствие от хорошей книги или фильма. Но, по правде говоря, хотя книги и фильмы доставляли ему бесконечное наслаждение, иногда ему хотелось испытать то чувство особого товарищества, с которым, ему казалось, спортсмены относятся друг к другу. Такому мальчику, как Колин, мир спорта представлялся чарующим и интригующим. Но он не терял время в мечтах об этом мире, полагая, что природа обделила его необходимыми качествами для успешной карьеры в спорте. Со своей близорукостью, худыми руками и ногами он никогда не был бы ближе к спорту, чем как слушатель и наблюдатель, — но никогда как участник.

Молинофф и Рой поговорили еще немного о футболе, когда Рой задал вопрос:

— Тренер, а как у нас дела с менеджером команды?

— С менеджером? — переспросил Молинофф.

— Ну да. В прошлом году у вас были Боб Фримонт и Джим Сафинелли. Но предки Джима переехали в Сиэтл, а Боб собирается в следующем сезоне стать одним из менеджеров университетской сборной. Вам нужна парочка новых ребят.

— У тебя есть кто-нибудь на примете?

— Да, — ответил Рой, — может быть, дать попробовать Колину.

Колин заморгал от неожиданности.

А тренер оценивающе посмотрел на него:

— Ты представляешь, во что ты влезешь, Колин?

— Ты получишь собственный клубный пиджак, — начал объяснять ему Рой. — Каждую игру ты будешь сидеть с игроками на одной скамейке и будешь ездить в командном автобусе с нами на все игры, которые будут проводиться вне города.

— Рой нарисовал все в розовых красках, — вступил в разговор тренер. — Это только права менеджера. Но у него есть и обязанности. Например, собирать и связывать в узлы униформу, чтобы отнести ее в прачечную. Заботиться, чтобы всегда были в наличии полотенца.

Уметь делать игрокам массаж шеи и спины. Бегать по моим поручениям. И много, много других вещей. На тебе будет большая доля ответственности. Сможешь ли ты справиться с этим?

Внезапно, впервые в жизни, Колин почувствовал себя внутри, а не вне общества. Глубоко в душе он понимал, что менеджер команды — это почетный мальчик на побегушках, но старался отбросить все негативные мысли. Важно — несоизмеримо важно — было то, что он станет частью того мира, который был ранее абсолютно недосягаем для него. Игроки признают его равным, и до какой-то степени он сам станет одним из этих парней. Одним из них! Он не мог представить, что все это происходит именно с ним.

— Ну как? — спросил тренер Молинофф. — Думаешь, ты будешь хорошим менеджером команды?

— Он будет отличным, — ответил за Колина Рой.

— Я бы хотел попробовать, — сказал Колин, хотя во рту у него пересохло.

Молинофф пристально посмотрел на Колина: его серо-голубые глаза изучали, взвешивали, оценивали. Затем он повернулся к Рою и сказал:

— Я не думаю, что ты порекомендуешь мне кого-нибудь неподходящего.

— Колин подойдет для этой работы, — ответил Рой.

Молинофф снова взглянул на Колина и кивнул:

— О'кей. Итак, ты менеджер команды. Приходи с Роем на первую тренировку двадцатого августа. И приготовься много работать.

— Да, сэр. Спасибо, сэр.

На обратном пути Колин чувствовал, что стал выше и сильнее, чем был всего несколько минут назад. Он улыбался.

Тебе понравится ездить на командном автобусе, — бросил Рой. — Мы вовсю повеселимся.

Сев на велосипед, Колин вымолвил:

— Рой, я... ну... я думаю, ты лучший друг, о котором можно мечтать.

— Эй, я сделал это как для тебя, так и для себя. Эти поездки за город бывают достаточно занудны. Но вместе нам не будет скучно. А сейчас поехали. Поехали ко мне домой. Я хочу показать тебе те поезда, — сказал Рой и нажал на педали.

Следуя за Роем по улице, Колин думал, была ли работа менеджера команды тем делом, ради которого Рой испытывал его? Был ли это тот самый секрет, на который намекал Рой еще па прошлой неделе? Колин поразмышлял еще немного, но когда мальчики подъехали к дому Борденов, он решил, что был еще какой-то секрет, который Рой держал в тайне, что-то очень важное, чего Колин пока еще не был достоин.

Глава 4

Они вошли в дом Борденов через кухню.

— Мам? — крикнул Рой. — Пап?

— Ты же сказал, что их нет дома.

— Я проверяю. Лучше знать наверняка. Если они застукают нас...

— Застукают нас? Почему?

— Мне не разрешают трогать поезда.

— Рой, я не хочу проблем с твоими предками.

— Не дрейфь. Подожди. — Рой прошел в гостиную. — Есть кто-нибудь?

Колин бывал в этом доме дважды и каждый раз поражался его идеальной чистоте. Кухня сверкала. Пол был свежевычищен и натерт. Все поверхности блестели, как зеркальные. Ни одной грязной тарелки, ни одной случайной крошки на столе, ни малейшего пятнышка в раковине. Ни одного предмета кухонной утвари не было на виду — все стаканы, кастрюли, ложки спрятаны в шкафу или в ящиках буфета. Похоже, миссис Борден не увлекалась и милыми пустячками, поскольку стены не украшали ни декоративные блюда, ни вышивки, ни календарики, отсутствовала даже полочка для специй. Ни в чем не было намека на беспорядок, но также и ощущения, что это реальное место, где реальные люди готовили себе пищу. Дом выглядел так, как будто миссис Борден все свое свободное время занималась только тем, что его «вылизывала»: выскребала и вычищала, выскабливала, вымывала, прополаскивала, полировала, наводила глянец — и уделяла этому гораздо больше внимания, чем столяр-краснодеревщик, обрабатывающий кусок дерева, начав с грубой наждачной бумаги и завершая работу самой тонкой.

Мать Колина никогда не оставляла кухню грязной. Более того, она пользовалась услугами домработницы, которая приходила два раза в неделю и помогала ей в наведении чистоты. Но их дом никогда не выглядел так, как этот.

Как говорил Рой, его мать и слышать не хотела о домработнице. Ни у кого в мире стандарт чистоты не был таким же высоким, как у нее. Ее не устраивал чистый дом — дом должен был быть стерильным.

Рой вернулся на кухню:

— Никого. Пойдем немного поиграем с поездами.

— А где они?

— В гараже.

— Чьи это поезда?

— Моего старика.

— И тебе не разрешают прикасаться к ним?

— Пошел он. Он не узнает.

— Рой, я не хочу проблем с твоими предками.

— Бога ради, Колин, как они узнают?

— Это и есть твой секрет?

Рой уже двинулся в сторону гаража, но обернулся:

— Какой секрет?

— У тебя есть секрет. Тебя от него распирает.

— Как это ты догадался?

— Я вижу... то, как ты ведешь себя. Ты испытывал меня, чтобы убедиться, можно ли мне доверить свой секрет.

Рой покачал головой:

— Какой ты проницательный.

Колин, смутившись, пожал плечами.

— Да, да. Ты прямо читаешь мои мысли.

— Так ты действительно испытывал меня?

— Ага.

— И вся эта бессмысленная чепуха про кошку...

— ...Была правдой.

— О да!

— Лучше поверь.

— Ты опять испытываешь меня.

— Может быть.

— Так секрет существует?

— И какой!

— Поезда?

— Не-е. Это только крохотная его часть.

— А остальная?

Рой ухмыльнулся.

Что-то неуловимо странное в его усмешке, в блеске голубых глаз вызвало у Колина желание попятиться. Но он не сделал ни шагу.

— Я расскажу тебе о нем, — сказал Рой, — но только когда буду готов.

— А когда это будет?

— Скоро.

— Ты можешь доверять мне.

— Только когда я буду готов. А сейчас пошли. Тебе понравятся поезда.

Колин пошел за ним через кухню и белую дверь. Вниз спускались две небольшие ступеньки, затем гараж — а в нем модель железной дороги.

— Ух ты!

— Ну как? Кайф!

— А где твой отец ставит машину?

— Обычно на проезжей части, здесь для нее нет места.

— Да-а. А когда он собрал всю эту чепуховину?

— Он начал собирать, когда был еще ребенком. И каждый год добавлял новые модели. Сейчас его коллекция стоит более пятнадцати тысяч долларов.

— Пятнадцать тысяч! Интересно, кто заплатит такие деньги за кучку крошечных паровозиков?

— Люди, которые будут жить в лучшие времена.

Колин моргнул:

— Что?

— Так говорит мой старик. Он говорит, что люди, которым нравятся модели железных дорог, должны жить в лучшем, более правильном мире, чем наш.

— И что он хочет этим сказать?

— Черт возьми, если бы я знал. Но он так говорит. Он часами может рассуждать о том, насколько мир был совершеннее, когда в нем были поезда, а не самолеты. Он может надоесть до смерти.

Модель железной дороги была установлена на высокой платформе, которая занимала площадь практически всего гаража, рассчитанного на три машины. С трех сторон было достаточно пространства для прохода, а с четвертой, где находилась панель управления, стояли два табурета, небольшая скамеечка и шкафчик для инструментов.

Блестяще задуманный и тончайше выполненный миниатюрный мир располагался на платформе. Здесь были горы и долины, ручейки и реки, озера и луга, усеянные крошечными полевыми цветами, леса, где дикий олень выглядывал из тени деревьев, деревни, фермы, сторожевые посты, словно сошедшие с почтовых открыток. Здесь были и настоящие люди, занятые своей обычной работой, миниатюрные модели машин, грузовиков, автобусов, мотоциклов, велосипедов, чистенькие домики с частоколом, четыре изысканно выполненные железнодорожные станции — одна в викторианском стиле, одна — в швейцарском, одна — в итальянском и последняя — в испанском, — а также магазины, церкви, школы. Узкоколейные железнодорожные пути разбегались по всему этому пейзажу: вдоль рек, через города, сквозь долины, вокруг гор, по эстакадам и постам, к станциям и от станций, вниз и вверх, вперед и назад, образуя петли и прямые, резкие повороты, дуги и спуски.