Глава 1

Прожив почти все свои двадцать три года в Мэне и Массачусетсе с их коротким летом и жестокой холодной зимой, когда снег густой пеленой заметает дороги и дома, Соня Картер увлеклась перспективой поездки на Карибские острова, где яркое голубое небо, теплый бриз, пахнущий океанской солью, пальмы, которые можно увидеть почти везде, сладкие плоды манго и внезапные сумерки, быстро сгущающиеся до пурпурной темноты... Тепло этих островов как будто олицетворяло саму жизнь, суматоху, веселье, счастливые надежды, в то время как Новая Англия в ее мыслях ассоциировалась со смертью и одиночеством.

Родителей Соня потеряла тринадцать лет назад в Мэне, когда их машина перевернулась на скользкой ото льда автостраде. В эту последнюю зиму бабушка, которая растила девочку, осиротевшую в десятилетнем возрасте, наконец поддалась разрушительному действию глубокого, ужасающего кашля, мучившего ее уже многие годы и вызванного давным-давно появившимися затемнениями в легких. В последние недели жизни, которые пожилая женщина провела на белых, хрустящих простынях больничной постели, она очень похудела, кожа ее потемнела, лицо вытянулось и сил не хватало даже на улыбку. Она умирала, и знала об этом, и девушка ничем не могла помочь, как бы ни старалась. Конечно, люди умирали и на Карибских островах, точно так же, как и в любой другой части мира; и здесь случались трагедии, и здесь не было убежища от губительного времени. Но в этих местах, по крайней мере, Соне еще не приходилось терять бесконечно любимого человека. Поэтому новизна и свежесть впечатлений, отсутствие тяжелых воспоминаний делали это место особенным: тихой гаванью, где она смогла бы чувствовать себя счастливой. Соня была уверена, что с этого момента жизнь ее должна резко измениться, стать, наконец, такой, какой должна была быть с самого начала – чередой беспечальных минут, праздником без конца, где тебя окружают только счастливые люди.

Линда Спольдинг, девушка, с которой Соня снимала комнату на выпускном курсе университета, считала это путешествие на редкость неудачной идеей и многословно уговаривала ее отказаться:

– Ехать так далеко, в страну, где все чужое, работать там у людей, которых ты никогда в жизни не видела? Запомни мои слова: у тебя там с самого начала будут одни неприятности.

Соня знала, что Линда больше завидует ее удаче, возможности так удачно найти работу, а вовсе не о ее благополучии.

– Думаю, все будет просто замечательно, – все время повторяла она, отказываясь расставаться с мечтой, – много солнца, океан...

– Ураганы, – отвечала Линда с твердым намерением разрушить воздушные замки, воздвигнутые подругой.

– Только часть года, а в остальное время они бывают очень редко.

– Я слышала, что во время по-настоящему сильных ветров, в шторм, волны прямо перехлестывают через эти маленькие островки.

– О, ради бога, Линда! – обрывала ее Соня. – На скоростном шоссе мне грозит больше опасностей, чем в самом сердце урагана!

Позднее Линда сказала:

– Они там практикуют вуду.

– На Гаити.

– Там центр всего культа, это да. Но вуду занимаются на каждом из этих островков.

Соня уже три дня была на одном из островов, но до сих пор не увидела даже малейшего признака темных религиозных обрядов. Она была рада, что приехала, и предвкушала момент, когда сможет начать работу.

Из Бостона в Майами девушка прилетела на гигантском авиалайнере, где чувствовала себя очень некомфортно, уверенная в том, что конечно же все эти сотни тонн не продержатся в воздухе долго, но, во всяком случае, не то время, которое требуется для того, чтобы пересечь весь Восточный берег. В Майами она взошла на борт круизного судна французской линии, на котором ей предстояло совершить свое первое морское путешествие. Поскольку Соня боялась утонуть куда меньше, чем упасть с высоты двадцати тысяч футов вместе с огромным самолетом, морское плавание показалось ей исключительно приятным. Корабль остановился в Сан-Хуане, в Пуэрто-Рико, затем неторопливо пошел на юг, пока не достиг необычайно красивого острова Святого Томаса с его черно-белыми пляжами, горячим песком и дикими орхидеями, которые росли везде, так же как в других широтах растут полевые цветы. Следующей остановкой был порт Святого Джона, затем французский остров Гваделупа, где они далеко за полдень исключительно ясного дня, первого вторника в этом сентябре, они бросили якорь у города Пуант-а-Питр. После этого корабль должен был отправиться на остров Мартиника, на Барбадос, Тринидад и Кюрасо, и затем, наконец, вернуться обратно во Францию, но Соня сошла в Гваделупе, так и не побывав в других экзотических портах, не особенно сожалея об этом. Она мечтала поскорее приступить к своим новым обязанностям, начать новую жизнь, в которой воплотятся ее мечты и надежды. За время путешествия непривычная к долгим поездкам девушка успела получить такое количество новых впечатлений, что их вполне могло хватить на весь остаток жизни. Теперь ей предстояло как-то обосновываться в новом окружении и начинать все с самого начала.

Четыре больших чемодана и огромный, кованный металлом сундук с вещами выгрузили в порту Пуант-а-Питр, где угольно-черный носильщик погрузил их на четырехколесную тележку, проводив хозяйку багажа в комнату отдыха, оборудованную кондиционером.

– Денек чертовски жаркий, – заметил он, улыбаясь и сверкая белейшими зубами.

Голос его был сладким и очаровательно музыкальным. Девушке показалось, она не устанет от местного говора, вне зависимости от того, как долго придется проработать в здешних местах. Когда Соня дала носильщику чаевые, он сказал: "Леди чертовски добра", слегка поклонился и ушел.

В комнате отдыха было достаточно народу, но больше всех суетились и шумели туристы, в основном американцы, по-видимому не способные привыкнуть к окружавшей их со всех сторон лени. Они привычно суетились, размахивали руками, громко переговаривались и смеялись, обливаясь потом и с трудом приходя в себя после долгой прогулки на жаре. Чернокожие рабочие все, как один, казались расслабленными и полусонными, походка их была именно такой, которую должен выработать у себя человек, чтобы работать в тропиках и при этом сохранить здоровье. Здешняя температура не допускала чересчур резких движений: Соне предстояло привыкнуть к тому, что спешка здесь неуместна. Это было одно из первых изменений, которые принесла с собой смена климата.

– Мисс Картер? – спросил кто-то у нее из-за спины.

Вздрогнув от неожиданности, девушка повернулась и с бьющимся сердцем взглянула прямо в глаза необыкновенно красивого мужчины, года на четыре старше ее.

– Меня зовут Билл Петерсон. Я шофер, посыльный и шкипер семьи Доггерти – все в одном лице, – сказал он.

Молодой человек так сильно загорел, что с первого взгляда его можно было бы принять за местного жителя. Его зубы сияли на фоне темной кожи, и только голубые глаза неожиданно сильно выделялись на смуглом лице. При виде этого человека Соня почувствовала себя чужой со своей белой кожей и светлыми волосами. Общими у них были только одинакового цвета глаза. Петерсон казался невероятно привлекательным, открытым, живым и здешним. Его трудно было представить где-либо вне этой экзотической атмосферы.

– Рада познакомиться, – сказала она, – могу я называть вас просто Билл?

Мужчина улыбнулся. Улыбка оказалась совершенно очаровательной, почти мальчишеской. Он ответил:

– Так будет лучше всего.

– Тогда зовите меня Соней.

Она вынуждена была глядеть на него снизу вверх – пяти футов и четырех дюймов явно не хватало, чтобы при разговоре не приходилось задирать голову. Петерсон был высок, строен и, как она успела заметить, хорошо сложен; идеальный образец мужчины, и при этом такой открытый и дружелюбный, что с первого взгляда вызывал симпатию.

– Хорошо! – сказал Билл, явно обрадованный знакомством. – Вижу, что вы можете без труда поладить с кем угодно. Я боялся, что вас трудно будет узнать близко, что вы окажетесь снобом или нытиком, а то и кем-либо похуже. На таком маленьком островке, как Дистингью мистера Доггерти, было бы просто невыносимо общаться с малосимпатичным человеком.

– А насколько этот остров маленький? – спросила она.

Соня припомнила предупреждения относительно высокого прилива и ураганов, которыми щедро наделяла ее Линда Спольдинг.

– Полторы мили в длину и чуть меньше трех четвертей мили в ширину.

– Звучит так, как будто он не такой уж и маленький.

– В огромном океане это бесконечно малая величина.

– Надо думать.

Казалось, мужчина понял причину ее беспокойства; он заметил:

– Я не стал бы беспокоиться о том, что он вот-вот скроется под водой. Этот островок был здесь в течение тысячи лет и выглядит так, как будто собирается простоять еще столько же, а то и дольше.

Девушка позволила музыкальному имени в тысячный раз с тех пор, как впервые его услышала месяц назад, скользнуть по языку и нашла его таким же прекрасным, как и прежде.

– Дистингью, – мечтательно протянула она, – звучит почти как рай.

– Название французское, – сообщил Билл Петерсон. – Оно означает "элегантный", остров вполне соответствует своему имени: пальмы, орхидеи, бугенвиллеи и белый-белый песок.

Соня улыбнулась ему, слегка развеселившись при виде столь явного энтузиазма по отношению к любимому острову. Билл был высоким мужчиной, ростом на несколько дюймов выше шести футов, с тонкой талией и мощными мускулами. Он был одет в белые джинсы и красно-коричневую облегающую рубашку с короткими рукавами, не скрывавшими загорелых, коричневых, точно скорлупа ореха, рук, так и бугрящихся мышцами, – рук сильных и твердых. И все же об острове он говорил как ребенок, как маленький мальчик, прямо-таки задыхающийся от нестерпимого желания поделиться с ней своим восторгом, своим ощущением чуда.

– Не могу дождаться того момента, когда наконец его увижу.

– Ну, – сказал он, – пожалуй, нам лучше всего будет отправить ваши вещи на частную пристань, где я оставил "Леди Джейн".

– Это катер мистера Доггерти? – спросила Соня.

Она все еще не могла привыкнуть к мысли, что работает на самого настоящего, неподдельного миллионера, такого, который может владеть островом и пассажирским катером. Все это было похоже на сцену из детской сказки, на сон, от которого ей предстояло рано или поздно проснуться, или, если верить давней соседке по комнате, на ночной кошмар. В любом случае все это не казалось реальным.

– Да, – сказал Билл Петерсон, – но это не самый интересный из катеров. Я капитан тримарана с большим опытом и всегда предпочитал ходить под парусом вместо того, чтобы пользоваться моторами. С одной стороны, это более экологичный метод. Но, что куда более важно, хождение под парусом дает человеку ощущение, что он чего-то достиг, чувство настоящего единения с морем, которого в моторной лодке не получить никогда. Правда, мистер Доггерти небольшой любитель морских прогулок. Он считает, что бензин гораздо надежнее ветра, хотя я на своем веку встречал куда больше лодок, у которых были проблемы с мотором, нежели тех, что попали в полный штиль. Делать нечего, приходится обходиться тем, что есть. На самом деле "Леди Джейн" совсем неплохое прогулочное судно. Может быть, оно вам поправится.

Он посвистел, подзывая носильщика, присмотрел за тем, как он грузит багаж Сони на другую тележку, и вывел ее из элегантного здания, сплошь блестящего хромом и стеклом, в неожиданно удушающую – по сравнению с кондиционированным воздухом комнаты отдыха – полуденную жару. Соня надеялась, что со временем привыкнет к этой температуре и будет ощущать себя на открытом воздухе не менее свободно, чем ее провожатый. Пока же у нее было такое ощущение, что всю одежду вот-вот придется выжимать.

Вышедшие на прогулку туристы, разодетые в кошмарные бермуды и ярчайшие рубашки, сильно превосходили местных жителей числом. На женщинах были слишком тесные слаксы, и многие из них выглядели почти комично в своих плоских соломенных шляпах и карикатурно огромных солнечных очках. Время от времени попадались чернокожие островитяне, занятые какими-то своими делами. Однако Соня уже слишком устала от красочных костюмов, местного акцента и странных манер, чтобы удивляться открывающемуся зрелищу; теперь она хотела только как можно скорее поселиться на острове Дистингью в качестве гувернантки двоих малолетних детей мистера и миссис Доггерти и начать карьеру, в которой, наконец, ей смогут пригодиться долгие годы обучения.

Частная пристань в порту Пуант-а-Питр вовсе не выглядела заброшенной, во всяком случае, за ней ухаживали куда лучше, чем за общественными доками. Обкатанные морем камни, бетон и хорошо промасленные темные бревна, из которых она была выстроена, казались практически новыми. "Леди Джейн" примостилась в отдельном, вполне достаточном по размеру отсеке и лениво покачивалась на волне под знаком, который гласил: "ЧАСТНОЕ СУДНО. ДЖОЗЕФ Л. ДОГГЕРТИ. ЛЕДИ ДЖЕЙН". Суденышко было приблизительно двадцать пять футов длиной, тоненькое и ослепительно белое.

– Какая красавица! – воскликнула Соня. Без малейших признаков фальши, – она действительно так думала.

– Вам раньше приходилось плавать на пассажирском катере? – поинтересовался Билл.

– Никогда, естественно, если не считать того судна, на котором я приехала сюда. Правда, оно было таким кошмарно большим, что я совсем не ощущала, что нахожусь на корабле.

– Я понимаю, что вы имеете в виду, – откликнулся он.

– Оно больше напоминало плавучий город.

– На борту "Леди Джейн" вы почувствуете, что плывете, – ответил капитан. – Ее слегка качает на волне, если только мы не включаем полную скорость, а тогда уже волне приходится отпрыгивать, чтобы пропустить нас.

Носильщик сложил вещи на основной палубе возле кабины рулевого, получил от Петерсона свои чаевые, в знак благодарности приподнял крошечную форменную шапочку и покатил багажную тележку прочь из дока.

С деликатностью, которую Соня считала невозможной для такого крупного мужчины, как Петерсон, он взял ее за руку и помог спуститься по ступенькам, взойти на палубу, а затем провел по кораблю и показал кабину, камбуз и две маленькие каюты под палубой.

– Они ужасно замысловатые, – сказала Соня, восхищенная сверкающим моторчиком.

– У вас будет множество возможностей разобраться в том, как это работает, – ответил Петерсон, – дети любят, когда их берут на прогулку к островам поменьше и коралловым рифам. А что касается вашего свободного времени, может быть, вы захотите, чтобы я и вас покатал.

– Вы имеете в виду, что я могу пользоваться корабликом для собственного развлечения? – удивилась она.

– Конечно! Семья Доггерти любит позагорать на пляже и поудить рыбу с берега, но, как я уже говорил, по-настоящему они не в восторге от моря, разве что на расстоянии. Если вы не найдете применения "Леди Джейн", она так и будет стоять в доке и ржаветь.

– Я бы не позволила ей ржаветь!

Он рассмеялся:

– Вы говорите как настоящий матрос.

Пока судно маневрировало, чтобы выйти из залива, она стояла в штурманской кабине рядом с Биллом, удивляясь тому, как он ухитряется ни разу не задеть бортом ни одну из стоящих поблизости шхун и так аккуратно вывести свой корабль в открытое море. При этом он успевал наблюдать за тем, что делают остальные лодки: у входа в порт их толклось не меньше сотни. Казалось, этот человек родился на корабле, вырос, держа руки на штурвале, и при этом имел глаза, которые вполне могли бы служить в качестве навигационных приборов.

Она не задавала вопросов, а он не начинал разговора до тех пор, пока они не вышли из прибрежных вод, полных движения, и не оказались в одиночестве. Суровый океан ритмично катил свои волны под бортом судна, плеща брызгами в лицо.

– Как далеко до Дистингью?

– Двадцать пять миль, полчаса ходу, – ответил Билл. – На самом деле мы живем не так уж далеко от цивилизации, но впечатление изоляции очень сильное.

Он небрежно держал руки на руле, прокладывая курс способом, который она не могла представить себе даже приблизительно. До сих пор девушке не приходилось интересоваться тем, как корабли находят дорогу в открытом море, – эта тема была слишком далека от ее повседневной жизни. Теперь же ей приходилось сталкиваться с подобными вещами постоянно, – наверное, плавать на катере по морю скоро будет не более странно, чем садиться в автобус, едущий до торгового центра.

– Уверена, что детям нравится жить в таком месте, где никто не заставляет их ходить в школу, – заметила Соня, быстро хватаясь рукой за хромированные поручни, когда судно внезапно резко подбросило набежавшей волной.

– С тех пор как семья переехала сюда из Нью-Джерси, они стали довольно-таки непослушными, – согласился Петерсон. – Вы ведь школьный учитель, а не только няня, правда?

– Да.

– Значит, вольные деньки для них заканчиваются. – Он так тепло, так ободряюще усмехнулся, что вряд ли нашлась бы женщина, которая смогла бы остаться равнодушной к обаянию этого мужчины.

– Надеюсь, они не будут смотреть на меня как на старого дракона, – сказала Соня. – Я не собираюсь нагружать их чересчур скучными занятиями, если смогу обойтись без этого.

– Никто не смог бы вас принять за старого дракона, – ответил он, – никто и никогда.

Она не привыкла к лести и, не зная, как ответить на такое замечание, только покраснела.

– Похоже, вы довольно много умеете для такой молодой девушки. – Он искоса посматривал то на свою собеседницу, то на море, чуть позолоченное солнцем.

Соня ответила:

– Одной из немногих вещей в небольшом поместье моего отца, которой не могли коснуться ни неоплаченные счета, ни налоги, был особый фонд, предназначенный для покрытия расходов на мое образование. Эти деньги нельзя было потратить ни на что другое, и я извлекла из этого все, что только можно. После школы сиделок я на самом-то деле не была окончательно уверена, что хочу провести всю жизнь в больницах и наблюдать, как мало-помалу умирают люди, о которых я забочусь. Поэтому после выпуска я продолжала учиться в небольшом колледже возле дома моей бабушки. Правда, не знаю, понравилось ли бы мне учить детей в обычной средней школе. Впрочем, эта работа, где нужно одновременно быть и гувернанткой и учителем, подходит мне в самый раз.

– Дети просто обязаны вас полюбить, – заметил Петерсон, улыбаясь ей.

– Надеюсь, что так. Кроме того, я думаю, что смогу учить их достаточно хорошо для того, чтобы результат соответствовал требованиям местного правительства.

– Как бы вы их ни учили, – сказал он, и при этом голос стал немного жестче, чем обычно, – им гораздо безопаснее жить на Дистингью, чем в любом другом материковом городе, где есть обычная школа. Если уж об этом зашла речь, то и в частной школе они были бы в не меньшей безопасности.

"Леди Джейн" приподнялась на волне и снова упала вниз, ее корпус застонал от удара, жалуясь на жестокость бурного моря.

Соня почувствовала легкую дрожь, внезапно пробежавшую по спине, хотя и не совсем поняла, что случилось. День не был холодным, точно так же, как и ее компаньон – до этого момента – не был мрачным, и все же что-то такое было в том, что только что сказал Петерсон, или, возможно, в том, как он это сказал, – что-то определенно тревожащее...

Она переспросила:

– Безопаснее?

– Да. На острове они находятся вне досягаемости человека, который, возможно, задумал причинить им вред.

Теперь он был абсолютно серьезен, перестал сверкать глазами и посылать в ее сторону белозубые улыбки, а его тяжелые руки так крепко сжали штурвал, словно вымещали злость на безобидном предмете.

– Зачем кому-то желать вреда детям? – спросила она явно заинтересованно, однако испытывая неприятное подозрение, что может сейчас же получить ответ.

Билл Петерсон выглядел весьма трезвомыслящим человеком, не из тех, кто любит ставить собеседника в тупик, рассказывая ему страшные истории или делясь необоснованными страхами.

– Вы совсем ничего не знаете о том, что произошло? – удивленно спросил он.

– Нет.

Билл отвернулся от воды и посмотрел на девушку, заметно смущенный ответом.

– Угрозы? – поинтересовалась она.

Мурашки по спине стали гораздо сильнее. Хотя к этому времени Соня уже успела привыкнуть к качке и не боялась скорости, но все же она так крепко цеплялась за блестящие перила, что костяшки пальцев побелели.

– Еще в Нью-Йорке кто-то угрожал убить обоих детей – Алекса и Тину.

"Леди Джейн" поднялась на волне. И тут же снова упала вниз.

Это не произвело на Соню никакого впечатления. За последние несколько минут море и корабль отошли на второй план и казались уже не важными по сравнению с историей, которую рассказывал Билл Петерсон.

Она сказала:

– Думаю, что богатые люди часто бывают жертвами странных шуток, которые...

– Это была не шутка, – ответил он. В голосе не было и тени сомнения.

– Да?

– Конечно, я не был с ними там, в Нью-Джерси. В своем доме на Дистингью они живут по четыре месяца в году, зимой, а я присматриваю за ним круглый год. Мистер Доггерти – Джой – рассказал мне о том, что случилось. Ситуация напугала его, достаточно для того, чтобы перевезти семью и слуг на остров гораздо раньше, чем это обычно делалось. Без сомнения, если бы все это произошло здесь и так, как он говорит, я тоже был бы до смерти напуган.

Соня ждала, зная, что Билл теперь расскажет ей обо всем и в то же время сердясь на него за то, что он вообще затронул эту тему. Несмотря на это, девушке все же хотелось знать правду, ей просто необходимо было выяснить все до конца. Она вспомнила предупреждения соседки о том, что бывает, когда нанимаешься работать к незнакомым людям, в незнакомое место...

– Все началось с телефонных звонков. В первый раз миссис Доггерти сама сняла трубку; какой-то человек, явно пытавшийся изменить голос, перечислил ей то, что собирается сделать с обоими детьми, как только найдется возможность изловить одного или сразу двоих.

– Чем он им угрожал?

Петерсон на секунду заколебался, а потом устало вздохнул, как будто держать в тайне такие ужасные вещи было невероятно тяжело.

– Это чертовски опасный тип, и мерзкий притом. Он обещал принести с собой нож.

– Зарезать их?

– Да.

Соня вздрогнула от ужаса.

Он добавил:

– Перерезать им глотки.

Мурашки по телу превратились в самую настоящую арктическую стужу, леденившую ей спину. Ее пальцы словно примерзли к поручням, холод проник в самое сердце девушки.

– Были вещи еще похуже этого, – сказал Петерсон. – Но вы не захотите, чтобы я пересказал все его слова, перечислил все подробности. В общем и целом он дал ей понять, что убийца собирается довольно долго мучить детей, прежде чем уничтожит их.

– Господи! – воскликнула Соня. Теперь уже было заметно, что ее трясет от ужаса. – Похоже, этот человек не в своем уме.

– Совершенно очевидно, что так оно и есть, – ответил Петерсон.

– И миссис Доггерти слушала все это, не прервала разговор, когда он говорил эти кошмарные вещи?

– Она говорит, что голос мерзавца настолько сковал ее, что она не смогла бы повесить трубку, даже если бы хотела. А она, поверьте мне, очень хотела это сделать. – Билл на время полностью ушел в созерцание приборной доски, немного повернул колесо, по-видимому уточняя курс, а затем продолжал: – Этот человек позвонил двенадцать раз в течение одной недели, и его слова раз от разу становились все более жестокими.

– И они все это слушали?

– Мистер Доггерти сам начал отвечать на звонки и сразу же вешал трубку. Правда, первое время он выслушивал их до конца.

– И почему же это прекратилось?

– Ну, они начали предполагать, что имеют дело не просто с каким-то злым шутником, а с самым настоящим психопатом. Семья обратилась в полицию, та в свою очередь поставила устройство для прослушивания разговоров. За то время, как она пыталась его выследить, парень успел позвонить еще шесть раз.

– Пытались его выследить?

– Ну...

– Господи боже, можно подумать, им так уж хотелось узнать, кто это извращенный...

На этот раз Петерсон сам ее перебил:

– О, я в достаточной мере уверен, что полицейские хотели его поймать, однако при нынешнем состоянии телефонной связи прямым набором сделать это не так-то просто: надо держать подозреваемого на телефоне четыре-пять минут, пока не удастся установить его местонахождение. Между тем этот ублюдок сильно поумнел. Звонки от раза к разу становились все короче. Но он ухитрялся вложить в них достаточно угроз и всякой жути. Полиция хотела поймать его просто потому, что это ее работа, но, кроме этого, было еще кое-что – на Доггерти стали сильно давить. Я не выдам ничьих тайн, если скажу, что Джой Доггерти имеет большое влияние в стране и, если захочет, может заставить других выполнять свою волю. В этом случае у него было такое желание, и тем не менее этот чокнутый позвонил еще целых шесть раз, прежде чем смогли засечь место, откуда он это делает.

– И что?

– Это был всего лишь таксофон.

– Поэтому до сих пор...

– После этого звонков некоторое время не было; Джой говорит, что примерно две недели все было спокойно.

– А полиция прекратила прослушивания?

– Нет, – ответил Петерсон. – Спустя неделю они сняли свое наблюдение и уверили Джоя, что этот человек был всего лишь мошенником, может быть, слегка сдвинутым, но вполне безобидным. Правда, полиция так и не смогла объяснить, каким образом он смог получить номер семьи Доггерти, не внесенный в телефонный справочник, но были вполне готовы забыть об этой мелкой нестыковке в объяснениях. То же самое сделали и родители малышей. Видите ли, если поверить в то, что сказали полицейские, жизнь становилась намного проще.

– Понимаю, – ответила Соня.

Ей хотелось присесть в одно из кресел, выстроившихся перед панелью управления, но девушка боялась потерять равновесие, стоит только ей отпустить перила.

Петерсон продолжал:

– Через две недели после того, как звонки полностью прекратились, они нашли на подушке в комнате Тины приколотую булавкой записку.

– Записку? – переспросила она.

– Насколько можно было судить, ее написал тот же самый человек, который звонил по телефону и угрожал убийством детей.

Соня закрыла глаза и попыталась кое-как смириться с раскачиванием судна и с историей, которую рассказывал Петерсон, но почувствовала, что плохо справляется и с тем и с другим. Судя по всему, на этом новом для нее пути вряд ли ожидалась удача.

– В записке были те же угрозы, что и раньше, но только еще более замысловатые. Судя по всему, человек, который их писал, был явно сумасшедшим. – Билл тряхнул головой и скривился, словно воспоминания об этом приносили ему горечь. Если Петерсону было неприятно припоминать все, что было связано с этой историей, то каково было супругам Доггерти?

– Подождите минутку, – попросила Соня, смущенная и испуганная тем, что только что узнала. – Вы говорите, что они нашли записку в своем собственном доме и что этот ненормальный был в комнате маленькой девочки, в ее спальне?

– Да.

– Но как он туда попал?

Билл смотрел на приборы, в продолжение всего разговора крепко сжимая штурвал мускулистой рукой.

– Никто не видел и не слышал, как он вошел, несмотря на то что дворецкий, служанка, кухарка и подручный – все должны были быть поблизости. Возможно, и миссис Доггерти была дома: это зависит от времени, когда записку прикололи к подушке.

– И они позвонили в полицию?

– Да, – ответил Петерсон. – За домом начали следить переодетые полицейские в машинах с обычными гражданскими номерами, и все же три ночи спустя он снова сумел проникнуть в дом и оставить записки на дверях комнат обоих детей.

– Полицейские никого не видели?

– Нет. Они начали уверять Доггерти, что в деле замешан один из слуг, но...

– Такое предположение выглядит довольно разумным.

– Если не считать, что все эти люди служат Джою годами, а некоторые работали у его матери и отца в те времена, когда они были еще живы и хозяйство было поставлено на широкую ногу. Теперь они редко принимают гостей и не хотят держать много прислуги – остались только те, без кого действительно нельзя обойтись. Эти люди – почти что члены семьи, Джой просто не может себе представить, что кто-нибудь из них может ненавидеть его детей. Вы скоро узнаете, как хорошо относится он к своим служащим. Кроме того, никто из них просто не смог бы этого сделать: таких милых и сердечных людей, как в этом доме, не найти нигде. Когда познакомитесь с ними, вы поймете, что я имею в виду. – Он взглянул на море, повернулся обратно к девушке и добавил: – Кроме того, ни миссис Доггерти, ни Джой не узнали голос этого шизика.

– До этого вы говорили, что он пытался изменить голос.

– Да, но даже и в этом случае они бы узнали человека, с которым разговаривают каждый день и с которым знакомы уже многие годы.

– Думаю, это так, – согласилась Соня.

Казалось, впервые за все время Петерсон осознал, какое впечатление произвел его рассказ на новую знакомую; он выдавил из себя подобие улыбки, скорее похожей на жалкую имитацию обычной обаятельной гримаски.

– Эй, не позволяйте себе так расстраиваться из-за этого! Нет никаких сомнений, что здесь, на Дистингью, дети в полной безопасности. Они переехали еще в начале июля, то есть три месяца назад, и до сих пор ничего страшного не произошло, – сказал Петерсон.

– И все же, – глухо произнесла Соня, – человек, который угрожал им, все еще на свободе.

– О господи, – воскликнул Петерсон, хлопнув себя по лбу, – должно быть, я показался вам настоящим паникером. На самом деле мне вовсе не хотелось волновать вас, Соня, просто меня удивило, что Джой ничего не рассказал вам об этой ситуации. Послушайте, и он, и миссис Доггерти уверены, что самое страшное уже позади, настолько уверены, что хотят на несколько дней уехать отдохнуть в Калифорнию. Как только вы хорошенько устроитесь на новом месте и возьмете на себя присмотр за детьми, они соберут вещи и отправятся в путешествие. А теперь подумайте, стали бы вы оставлять своих детей одних, если бы думали, что есть хотя бы малейший намек на то, что им может угрожать опасность?