Он оставлял машину запертой, и Гленда не смогла бы открыть свою дверцу, пока он не отпер ее изнутри.

— Ни с места! — крикнул он поверх “мустанга”.

Девушка среагировала лучше, чем он мог ожидать. Она не распахнула инстинктивно дверцу, как сделал бы почти каждый, думая, что опасность сзади. Открой она ее хотя бы на дюйм, в следующий миг упала бы замертво.

— В чем дело? — спросила она.

— Он побывал в машине.

— Судья?

— Да. — Чейз откашлялся. Во рту у него пересохло, и язык прилипал к небу, когда он пытался говорить. — Не открывай дверцу дальше, но не хлопай ею и не прикрывай, отпусти, пусть сама закроется.

— Почему?

— Я думаю, он начинил машину взрывчаткой.

Гленда долго молчала, а когда наконец заговорила, стало ясно, что теперь она первый раз испугалась по-настоящему:

— Откуда ты знаешь?

— Когда я открывал свою дверцу, в салоне зажегся свет. Так вот, от кнопки на окне твоей дверцы к бардачку тянется одножильный провод. Взрывчатка наверняка там, потому что он вытащил лампочку из дверцы бардачка и оставил саму дверцу открытой.

— Но как ты сумел...

— Во Вьетнаме мы всегда осматривали машину прежде, чем садиться в нее. Конг частенько преподносил такие сюрпризы.

Пока они говорили, Гленда медленно отпускала дверцу и теперь, когда та прикрылась, осторожно убрала с нее руку.

— Отойди от машины и зайди за дом, — распорядился Чейз.

— Что ты собираешься делать?

— Обезвредить ее.

— Я тебе не позволю...

— Я это делал десятки раз, — успокоил девушку Чейз. — Иди, не волнуйся.

Когда она отошла достаточно далеко, чтобы в случае чего взрыв не задел ее, Чейз открыл свою дверцу и сел на водительское сиденье.

Мимо с натужным ревом проехал белый продуктовый фургон, и похожее на рокот моря эхо заметалось между кирпичных стен многоквартирных домов. Чейз наклонился над панелью, разделяющей сиденья, и стал всматриваться в открытый бардачок. Даже при слабом освещении он увидел характерный изгиб гранаты. Она была тщательно прикреплена клейкой лентой к полочке, которую образовывала открытая дверца бардачка, и обмотана длинным проводом, опутавшим маленькую дверцу вдоль и поперек. Провод огибал кнопку возле окна на пассажирской дверце и тянулся прямо к заднему кольцу в верхней части гранаты.

Чейз вышел из машины и направился к лестнице дома, где ждала Гленда.

— У тебя в квартире есть инструменты? Мне нужны кусачки.

— По-моему, есть такие, знаешь, тоненькие щипчики, — сказала она, — из набора елочных лампочек.

— Сойдет, — решил он.

Пока Гленда ходила за щипчиками, он стоял на лестнице, засунув руки в карманы", и пытался не думать, что стало бы с нею, если бы граната взорвалась. Он бы, наверное, тоже пострадал, но ее буквально разорвало бы на куски вместе со стальной дверцей “мустанга”, которая разлетелась бы с такой же легкостью, как стекло.

Девушка вернулась с инструментом и спросила:

— Это надолго?

— Минут на пять, — сказал он. — Жди здесь. Теперь вряд ли стоит остерегаться Судьи. Он уверен, что взрыв прикончит нас.

Вновь забравшись в машину, Чейз наклонился над панелью и, крепко сжав щипцами провод, начал стремительно перегибать его взад вперед. Вероятность, что ручная граната взорвется, была ничтожна мала, хотя он и не мог чувствовать себя абсолютно спокойно, пока не перекусил провод. Провод провисал дюймов на десять, так что Судья дал возможность Чейзу спокойно поработать над ним.

Конечно, Судья не натянул провод вовсе не для того, чтобы Чейзу было легче обезвредить гранату. Он преследовал другую цель. Граната должна взорваться не раньше, чем девушка почти настежь откроет дверь, так чтобы на нее обрушилась вся мощь взрыва. Больше того, при такой длине провода, если учесть, что между выдергиванием кольца и взрывом пройдет не менее семи секунд, она могла бы успеть даже сесть в машину, не заметив провода, и осознать опасность, только когда было бы уже поздно.

Чейз сильно крутанул провод в последний раз и перекусил его. Он отложил щипцы в сторону, перебрался на пассажирское сиденье, открыл дверцу, давая доступ в салон свету с улицы, и принялся перекусывать провода, крепившие гранату. Они снялись без особого труда вместе с кусками черной изоляционной ленты. Отцепив наконец металлическую гранату, Чейз взвесил ее на руке. Настоящая боевая граната, а не бутафория, которую Судья подложил из желания попугать.

Чейз завернул гранату в кусок вощеной ткани, который отыскал в машине, засунул ее в бардачок и запер его.

Выйдя из машины, он отцепил провод от кнопки возле окна и засунул его под сиденье, закрыл дверцу, подошел к лестнице и сообщил Гленде:

— Готово.

— А где же динамит? — спросила она.

— Это не динамит, а всего лишь ручная граната. Я завернул ее и запер в бардачке.

Девушка выглядела совсем больной, кровь отхлынула от лица.

— А это безопасно?

— Совершенно безопасно. Она не может взорваться, если не выдернуть кольцо.

— Где он раздобыл ручную гранату?

— Не знаю, — пожал плечами Чейз, — какая-то возможность всегда найдется. Когда-нибудь, может статься, я это выясню.

— Что теперь будем делать? — спросила она.

— Едем к Луизе Элленби, как и собирались. Уж теперь-то этого подонка просто необходимо выследить.

Пока он заводил двигатель, она сказала:

— Ну и нервы у тебя! Ты, похоже, даже не взволнован.

— Как бы не так, — возразил он. — По-моему, я еще ни разу в жизни так не беспокоился. — Он знал, что ему нельзя выплескивать эмоции, нужно сохранить ненависть к Судье. Она поможет победить, если он не разбазарит ее по пустякам.

Луиза Элленби открыла дверь, облаченная в пижамную куртку с синим цветочным узором, которая едва прикрывала ее ягодицы; вид у нее был весьма зазывный.

— Я знала, что вы вернетесь за обещанной наградой... — защебетала было она, но тут увидела Гленду и воскликнула:

— Ой!

— Можно войти? — спросил Чейз. Она в смущении отступила и закрыла за ними дверь.

Чейз представил Гленду как своего близкого друга, хотя понял, что Луизе и так все ясно. Она надула губки — не по-женски, а совсем по-детски — и сказала:

— Не хотите выпить на этот раз?

— Нет, — отказался Чейз. — У нас всего несколько вопросов, мы надолго не задержимся.

— А я выпью. — Она прошла через комнату и соорудила себе напиток. Какой — Чейз не смог определить. Она стояла, отставив правое бедро, так что пижамная куртка слегка топорщилась на ее круглых крепких ягодицах, которые казались мягкими и белыми на фоне загорелых ног. Вернувшись, она села так, что на какой-то миг совсем оголилась, потом заложила ногу на ногу, скрыв от взгляда самое интересное. — Что это за вопросы?

Чейзу стало неловко. Он видел, что Гленда просто-таки наслаждается его смущением и яростью девочки. Она сидела на одном из жестких стульев и выглядела восхитительно, так же положив ногу на ногу. Однако ее ноги были куда соблазнительна нее, несмотря на весьма откровенную наготу молодой хозяйки дома.

— Ты сказала, что гуляла с Майком год до того, как... как его убили, — перешел к делу Чейз.

— Ну да, примерно. — Луиза взглянула на Гленду, на ее ноги, потом перевела взгляд на Чейза и не сводила с него глаз до самого их ухода. — А что?

— Ты никогда не замечала, чтобы вас кто-нибудь преследовал — следил за вами?

— В последнее время? Нет.

— Не только в последнее время, недели, может, даже месяцы назад.

Она подумала, отпила из своего стакана и наконец сказала:

— В начале года, в феврале или в марте, что-то такое было.

Чейз почувствовал, как у него перехватило дыхание: он боялся произнести даже слово из какого-то суеверного страха, что все окажется напрасным и они уйдут, так и не узнав ничего нового. Наконец он спросил:

— Что ты имеешь в виду?

— — Ну, в первый раз, тогда Майк сказал, что какой-то тип преследует нас, я только посмеялась. — Она нахмурилась, видимо вспомнив, как беспечно смеялась тогда, думая теперь, что была слишком легкомысленна. — Дикая идея, прямо как в кино. Майк вообще был такой: то одна фантазия, то другая. Он, знаете ли, собирался стать знаменитым художником. Сначала намеревался работать в мансарде, как монументалист. Потом — сделаться книжным иллюстратором, а после этого — промышленным дизайнером. Он никак не мог решить, кем именно, но обязательно хотел стать знаменитым и непременно разбогатеть. Мечтатель. — Она покачала головой, такая мудрая задним числом, знающая, что мечты и планы зачастую не сбываются.

— Так что там насчет преследования? — осторожно спросил Чейз. Он избегал жестко гнуть свою линию, чтобы не рассердить девушку, потому что знал: такой уж у нее характер: чуть что, замкнется и не скажет ни слова. С другой стороны, ему не хотелось сидеть тут до утра, выслушивая биографию Майкла Карнса.

— Это был человек в “фольксвагене”, — сказала Луиза. — В красном “фольксвагене”. Послушав Майка с неделю, я и сама стала приглядываться и поняла, что это не фантазия. Кто-то действительно ездил за нами в красном “фольксвагене”.

— Как выглядел тот человек?

— Я его так и не рассмотрела. Он держался далеко позади и всегда парковал машину подальше от нас, если выходил из нее. Но Майк его знал.

Чейзу на миг показалось, будто у него едет крыша, жутко захотелось схватить Луизу и вытрясти из нее все без этой тягомотины с вопросами и ответами. Сдержавшись, он спокойно спросил:

— Кто же был этот человек в “фольксвагене”?

— Не знаю, — произнесла она. — Майк мне не говорил.

— И тебе не было интересно? — не поверил он.

— Конечно было. Но когда Майку что-нибудь втемяшится в голову, его не переубедишь. Однажды вечером, когда мы ехали в “Даймонд-Делл” — это такое водительское кафе на Галасио, — он вышел из машины, подошел к тому типу в “фольксвагене” и поговорил с ним. Вернувшись, он сказал, что знает его и что тот больше не будет мозолить глаза. Так оно и оказалось. Тот тип уехал и больше за нами не следил. Я так и не узнала, что это была за история.

— Но что-то же ты думаешь об этом, — настаивал Чейз. — Не может же быть, чтобы ты успокоилась, не попытавшись узнать поточнее.

Она отставила свой стакан и сказала:

— Майк не хотел говорить об этом, и я, кажется, знаю почему... Тот тип, как я полагаю, клеился к нему.

— Гомосексуалист, — подытожил Чейз.

— Это только мои домыслы, — сказала Луиза. — У меня нет доказательств. — Она взялась было за стакан и вдруг просияла:

— Слушайте, так вы думаете, что это и есть тот тип с кольцом?

— Может быть, — уклончиво ответил Чейз.

— Кто он такой?

— Пока не знаю, но узнаю. — Он поднялся, Гленда тоже встала.

— Держу пари, это он и есть! — воскликнула Луиза.

— И вот еще что, — спохватился Чейз. — Мне нужен список друзей Майка, ребят его возраста, с которыми он был близок.

— А девушек? — спросила она чуть-чуть вызывающе.

Он на миг задумался и решил, что вряд ли парень в возрасте Майка станет обсуждать такие вещи со своими девушками, ведь сам факт, что к нему клеится гомосексуалист, способен поставить под вопрос его собственную мужественность. А вот своим сверстникам он вполне мог преподнести это как шутку, чтобы посмеяться.

— Нет, только мальчики, — уверенно сказал он.

— Сколько?

— Пять или шесть.

— Это, наверное, слишком много. У Майка не было столько друзей. Я знаю только троих.

— Что ж, достаточно и этого.

Она взяла с письменного стола листок бумаги и печатными буквами записала три фамилии. Потом встала, отнесла на место ручку и протянула ему листок. Все эти вставания и хождения были явно продуманы и предназначались для того, чтобы он мог бросить несколько мимолетных взглядов на то, что, по ее мнению, сулило ему райское блаженство.

— Спасибо, — поблагодарил он, увидев адреса рядом с фамилиями, и подумал: интересно, с кем из друзей Майка она спала?

В дверях Луиза придвинулась к нему вплотную и прошептала:

— А знаете, нам могло бы быть очень хорошо. Гленда стояла впереди Чейза, спиной к нему, и, по идее, не должна была слышать, но она обернулась и приятно улыбнулась младшей девушке. А потом сказала совсем не приятную вещь:

— Но беда в том, что ты слишком стараешься, Луиза, честное слово, слишком.

Луиза покраснела, отпрянула — неосознанно в первый раз за вечер сверкнув голым телом — и захлопнула дверь у них перед носом.

— Она ведь еще совсем девчонка, — заметил Чейз, искоса глядя на Гленду. Но та явно не желала ничего слышать. — Зачем ты так с ней?

— Она ведет себя совсем не как девчонка, — отрезала Гленда. — Ни капельки не похоже.

Чейз понял, что девушка ревнует, и если бы не удручающие обстоятельства, он бы, наверное, порадовался этому.

В машине она, похоже, успокоилась и спросила:

— Что дальше, детектив Чейз?

Чейз сидел за рулем, всматриваясь в темную улицу, и думал о Судье. Он постарался убедиться, что от дома Гленды за ними никто не следует, но не мог отделаться от чувства, будто ему в затылок нацелен пистолет — или ей в затылок. После истории с гранатой он стал чрезмерно бдителен.

— Посмотрим, нет ли дома кого-нибудь из этих ребят, — предложил он.

— В одиннадцать вечера, в воскресенье?

— Скорее всего, нет, — согласился Чейз. — Но попытка не пытка.

Он поехал вперед, то и дело поглядывая в водительское зеркальце. Их никто не преследовал, по крайней мере физически.

Джерри Тейлора, значившегося в списке третьим, они застали дома. Он жил с родителями в районе Брэддок-Хойтс, в двухэтажном каменном доме с участком, засаженным роскошным садом. В Брэддок-Хойтс селились в основном представители среднего класса с семьями: врачи, юристы, преуспевающие бизнесмены. Мужчина, открывший дверь, высокий, седеющий, одетый в потертые джинсы, белую рубашку и поношенный свитер, казалось, не удивился, что к его сыну в такое позднее время заявились двое взрослых. Он спросил, не влип ли Джерри в историю, кивнул, когда они уверили его, что нет, провел их в гостиную и сказал, что Джерри появится через несколько минут. Он вышел и больше не возвращался.

Джерри Тейлор оказался худым парнишкой с длинными волосами, ниспадающими на слегка сутулые плечи. Одет весьма непритязательно: расклешенные джинсы да рабочая рубашка. Едва войдя в комнату, он принял равнодушный вид, хотя было ясно, что это совсем не в его характере. Он внимательно выслушал Чейза, ответил на его вопросы, не сообщив ничего нового, и проводил их до дверей.

Они пошли к машине; каменный дом возвышался позади них как крепость.

— Интересно, у него все друзья такие необщительные? — спросила Гленда.

— Это болезнь поколения, — сказал Чейз.

— Безразличие? — удивилась она.

— Скорее — напускное безразличие. Они хотят выглядеть всезнающими и все испытавшими.

— Ты так говоришь, будто лет на сорок старше его.

— Я именно так ощущаю. Она погладила его по плечу:

— Что ты еще скажешь?

— Сколько тебе лет? — спросил он.

— Боже, какие мы тактичные!

— Извини, — сказал он, обнимая ее. — Я спрашиваю не из праздного любопытства, у меня есть причина.

— Двадцать один, — сообщила она.

— А я думал, меньше.

— Так вышвырни меня из машины. Он засмеялся:

— Мне просто хотелось узнать, какие сейчас самые популярные злачные места у восемнадцати-девятнадцатилетних. Я уверен, что за то время, пока меня не было, они сменились. Год-два — это слишком много, чтобы “клевое” место оставалось “клевым”.

— Бутербродные на Галасио весьма популярны. Но шанс найти там одного из двух парней, должна тебе сказать, исключительно мал.

— Пожалуй, — согласился Чейз. — Так что едем к тебе и ждем. Если не поймаем ни одного из них по телефону сегодня, выйдем на них завтра утром.

— Завтра понедельник, — возразила Гленда. — Я работаю.

— У тебя есть отгулы? — спросил он.

— Семь дней.

— Возьми отгул.

— Но...

— Пойми, иначе мне придется отправиться вместе с тобой на работу и сидеть там, чтобы быть уверенным в твоей безопасности, а значит, мне ничего не удастся сделать.

Она на миг задумалась и сказала:

— Ладно. Теперь поехали домой, а то немного жутко сидеть тут на открытом месте.

Дома у Гленды Чейз тщательно запер дверь и накинул дверную цепочку. Затем он задернул шторы на всех окнах и проверил, закрыта ли стеклянная дверь балкона, хотя казалось маловероятным, что Судья забросит веревку на перила и вскарабкается по ней на третий этаж. Это трюк для мелодрам — в жизни такого не бывает.

— Скотч, — сказала Гленда, протягивая ему стакан.

Они выключили свет, зажгли фонарики у дальней стены и уселись на пол, опершись спиной на диван и глядя на разноцветные блики.

— По-моему, у тебя уже достаточно оснований обратиться в полицию, — заметила Гленда.

— Граната?

— Да.

— Не забывай, я служил в армии. Если они продолжают думать, будто я малость не в себе, могут предположить, что я незаконно привез гранату в США. И еще, чего доброго, посадят на несколько дней.

— А без гранаты? — спросила она. — Может быть, у тебя для них вполне достаточно сведений?

— И каких же? Что убийца носил кольцо на мизинце. Или свидетельство подружки, что он, кажется, приставал к Майку. Или то, что некто собирал обо мне сведения в университете под чужим именем? — Он попробовал скотч. — Подлинного имени-то мы не знаем.

— Зато есть описание его внешности.

— А они скажут, что его недостаточно или что я его выдумал. — Он поставил стакан на кофейный столик. — Нет, я не допущу, чтобы со мной снова так обращались. Уж если я приду к ним, то пусть они подавятся своим... своими шляпами.

Гленда засмеялась и подобрала под себя ноги:

— Шляпами, да? Он улыбнулся:

— Послушай, мы ничего не можем сделать, пока не поговорим с теми ребятами, а их наверняка еще нет дома. Давай немного отвлечемся и поговорим на другие темы. Я, например, даже не знаю, какие книжки ты читаешь, какую музыку любишь, нравится ли тебе ходить на танцы...

— Ох, братец, — вздохнула девушка, — рискуешь соскучиться.

Но шли часы за часами, а он и не думал скучать, потому что ее суждения отличались свежестью. Общение с ней поднимало его дух, заставляло отступить все проблемы. Время от времени они целовались, он обнимал ее за плечи, не более того. Между ними словно существовало молчаливое соглашение избегать даже намека на более тесный контакт, пока дело не прояснится и Судья не будет обнаружен.

Через сорок пять минут зазвонил телефон.

— К черту этих твоих бывших ухажеров! — заявил Чейз.

— Скорее всего, это мама, — парировала она. Гленда подошла к телефону, взяла трубку.

— Алло... Да? — Она немного помолчала. — Мне это не нравится. — Снова молчание. — А теперь послушайте меня... — Она остановилась посреди фразы, посмотрела на трубку и положила ее на рычаг.

— Ну что, не мама? — поддразнил Чейз.

— Нет, — сказала она. — Это Судья. Он сообщил мне, что убьет сначала меня, потом тебя и в довершение ко всему Луизу Элленби. Он поздравил меня с тем, что ты нашел и обезвредил гранату, и, по его словам, в следующий раз сделать это будет не так просто. А напоследок пожелал мне приятно провести вечер.