Спенсер сказал:

– Ну, вообще-то мне нужна...

Рокки, который прятался за Спенсером, попытался выглянуть из-за его ног, чтобы получше разглядеть милую бабулю из квартиры «2-Е». Старушка взвизгнула от восхищения, когда его увидела. Хотя она еле ковыляла, но оторвалась от спасительной двери с радостью ребенка, который никогда не слышал об артрите. Причитая от радости и бормоча какие-то забавные словечки, она двинулась на них с такой скоростью, что Спенсер остолбенел, а Рокки просто пришел в ужас... Собака завизжала, а женщина выплеснула на нее поток обожания.

Рокки пытался вскарабкаться по правой ноге Спенсера, чтобы найти убежище у него под пиджаком, а женщина все причитала:

– Мой сладенький, мой миленький, красавчик!

Рокки шлепнулся на бетонный пол, в страхе свернулся в клубочек и прижал лапы к глазам. Он уже был готов к страшной смерти.

Левая нога Босли Доннера соскользнула с подножки его электрической инвалидной коляски и проволоклась по дорожке.

Доннер рассмеялся, остановил коляску, поднял двумя руками ничего не чувствующую ногу и с силой вставил ее в крепление своего кресла.

Коляска могла двигаться с помощью сильных батареек, и поэтому транспорт Доннера обладал большей скоростью, чем другие инвалидные коляски. Догоняя Доннера, Рой Миро совсем запыхался.

– Я вам говорил, что эта малышка умеет быстро бегать, – заявил ему Доннер.

– Да, я это вижу. Она производит впечатление, – переводя дух, проговорил Рой.

Они находились на заднем дворе поместья Доннера, которое занимало четыре акра и было расположено в Бель-Эр. Широкая полоса дорожки из бетона «под кирпич» кружила по всей территории, чтобы хозяин-инвалид мог добраться до любого уголка своего поместья, где поработали лучшие дизайнеры по ландшафту.

Дорожка поднималась в гору, спускалась с горы, потом пряталась в тоннель у бассейна, извивалась между пальмами-феникс, королевскими пальмами, огромными деревьями индейского лавра и другими вечнозелеными растениями. Видимо, Доннер так прокладывал дорожку, чтобы она служила ему его личным «скоростным шоссе».

– Вы знаете, это же все нелегально, – сказал Рою Доннер.

– Нелегально?

– Ну да, это противозаконно переделывать инвалидную коляску так, как это сделал я.

– Ну, я понимаю, почему это противозаконно.

– Вот как? – поразился Доннер. – А я не понимаю. Это же моя инвалидная коляска!

– То, как вы носитесь по этим дорожкам, наводит на мысль, что вы можете закончить свою жизнь не только с парализованными нижними конечностями, но и полностью парализованным.

Доннер усмехнулся и пожал плечами:

– Тогда я постараюсь применить компьютер, чтобы моя коляска слушалась команды голосом.

Босли Доннер, которому было тридцать два года, уже восемь лет обходился без ног, после того как осколок шрапнели попал ему в спину во время операции на Ближнем Востоке, где прибегли к помощи армейских десантников. Босли Доннер был одним из них. С коротко подстриженными светлыми волосами и серо-голубыми глазами, он был крепким и сильно загорелым. Его глаза глядели веселее, чем глаза Роя. Он, конечно, переживал по поводу своей инвалидности, но, наверное, уже смирился с ней или же научился прекрасно скрывать свою угнетенность.

Рою он очень не нравился из-за своей экстравагантности – образа жизни, раздражающего прекрасного настроения, вызывающе яркой гавайской рубашки и еще из-за чего-то, что было невозможно определить словами.

– Но разве такая бесшабашность не мешает жизни общества?

Доннер не понял и нахмурился, но потом улыбнулся.

– О, вы хотите сказать, что я могу стать обузой для общества? Черт возьми, я никогда не пользовался услугами государственного здравоохранения. Они бы закопали меня в землю через шесть секунд. Оглянитесь вокруг, мистер Миро, я могу за все заплатить. Пойдемте, я покажу вам храм. Он действительно прекрасен.

Доннер быстро разогнался и полетел вперед и вниз по склону холма сквозь мохнатые тени пальм и красно-золотой солнечный свет.

Стараясь скрыть свое раздражение, Рой последовал за ним.

После того как Доннер распрощался с армией, он вспомнил про свой талант и снова начал рисовать интересных персонажей комиксов и карикатуры. Подборка его рисунков помогла ему получить работу в компании, выпускающей поздравительные открытки. В свободное время он также придумывал разные комиксы, и первый же газетный синдикат, познакомившись с его героями, предложил ему контракт. Через два года он стал самым известным художником-карикатуристом в стране.

Таким образом, благодаря своим героям, которых обожали все и которых Рой находил просто идиотскими, Босли Доннер создал целую серию – книги-бестселлеры, TV-шоу, майки с рисунками. Он издавал свои собственные поздравительные открытки, выпускал пластинки и многое другое.

В конце длинного спуска дорожка поворачивала к обнесенному изгородью садовому храму, построенному в классическом стиле. Пять колонн покоились на основании из песчаника и поддерживали тяжелый карниз, купол и шарообразный флерон. Это сооружение окружали английские примулы, все в цвету. Они были ярких цветов – желтые, красные, розовые и пурпурно-фиолетовые.

Ожидая Роя, Доннер сидел на своей инвалидной коляске в центре храма. Его окружали тени. В такой обстановке он должен был быть похож на странную мистическую фигуру, но вместо этого со своей приземистой крепкой фигурой, широким лицом, коротко остриженными волосами и яркой гавайской рубашкой он напоминал героев своих карикатур.

Войдя в храм, Рой сказал:

– Вы рассказывали мне о Спенсере Гранте...

– Неужели? – спросил Доннер с иронией.

Хотя на самом деле в течение последних двадцати минут Доннер заставлял Роя бегать за собой по всему поместью, он тем не менее много рассказал о Гранте. Они служили вместе в армейском десанте. Но Доннер не сказал ничего, что могло бы прояснить что-то в характере этого человека или высветить какие-нибудь важные детали его жизни до армии.

– Мне нравился Голливуд, – сказал Доннер. – Он был одним из самых спокойных людей среди тех, кого я знал. Он также был самый воспитанный и умный, и он всегда старался держаться в тени. Он никогда ничем не хвастался. Но когда он был в подходящем настроении, то становился весьма остроумным, и с ним было приятно общаться. Но он все равно держался в стороне и не откровенничал. Нельзя было сказать, что хорошо его знаешь.

– Голливуд? – переспросил его Рой.

– Ну да, мы его так называли, когда хотели поддразнить. Ему нравились старые фильмы. Я хочу сказать, что он просто был на них помешан.

– Какими фильмами он увлекался?

– Ну, фильмы с напряженным сюжетом, драмы со старомодными героями. Он говорил, что в новом кино совершенно позабыли о том, какими должны быть герои.

– Как это?

– Он говорил, что герои должны всегда разбираться что хорошо, а что плохо. Не так, как сейчас. Ему нравились фильмы «На север через северо-запад», «Печально известный», «Убить пересмешника». Герои этих фильмов обладали высокими принципами и моралью. Они больше пользовались своими мозгами, чем оружием.

– А теперь, – заметил Рой, – мы видим фильмы, где парочка сильных полицейских может перебить и разрушить половину города, чтобы добраться до одного «плохого» парня...

– ...они грязно ругаются и матерятся...

– ...они прыгают в постель к женщинам, с которыми знакомы в лучшем случае часа два...

– ...они, полуобнаженные, бегают по экрану и хвастаются своими мышцами и вообще занимаются самолюбованием.

Рой кивнул:

– Ну, он не так уж не прав.

– Любимыми звездами Голливуда были старые звезды: Кэри Грант и Спенсер Трейси, он часто говорил о них, но над ним потешались из-за этого.

Рой был поражен, что его взгляды на современных героев кино и мнение по этому поводу человека со шрамом полностью совпадали. Его взволновало, что он мог соглашаться с мнением такого опасного социопата, каким был Спенсер Грант.

Размышляя об этом, он вполуха слушал Доннера.

– Простите, из-за чего над ним потешались?

– Ну, все было, в общем-то, не так смешно. Его мамочка обожала, видимо, Кэри Гранта и Спенсера Трейси и назвала его в их честь. Но для парня, подобного Голливуду, который был таким спокойным и скромным, почти не встречался с девушками, все время старался держаться особняком... ну, нам казалось весьма забавным, что он носил имена парочки кинозвезд и мог как-то быть связан с героями, которых они играли. Ему было всего лишь девятнадцать лет, когда он начал тренировки в отряде десантников, но иногда казалось, что Голливуд лет на двадцать старше всех нас. В нем просыпался ребенок только тогда, когда он обсуждал старые фильмы или смотрел их.

Рой понимал, что все, о чем он сейчас узнал, было весьма важным, но он еще не понял – почему.

Он стоял на пороге открытия, но все не мог осознать, в чем оно заключается.

Он даже задержал дыхание, боясь, что если выдохнет, то может исчезнуть то, что он почти держал в руках.

Мягкий ветерок проник в храм.

На полу из песчаника, у левой ноги Роя, черный жук медленно полз по своим непонятным делам.

Потом, как бы в полусне, Рой услышал, как он задает Доннеру вопрос, который сам еще полностью не осмыслил:

– Вы уверены, что его мать дала ему имена в честь Кэри Гранта и Спенсера Трейси?

– Разве это не очевидно? – ответил ему Доннер.

– Вы так считаете?

– Для меня это совершенно очевидно.

– Он никогда не рассказывал вам, почему она его так назвала?

– Я точно не помню, но, наверно, он говорил мне.

Продолжал дуть легкий ветерок, жук полз, и Рой вздрогнул от догадки.

Босли Доннер сказал ему:

– Вы еще не видели водопад. Он – потрясающий. Правда-правда. Пошли, вам следует его посмотреть.

Коляска зафырчала и выехала из храма.

Рой повернулся и увидел, как Доннер на большой скорости мчится среди холодных теней по наклонной дорожке. Его было прекрасно видно между колоннами из песчаника. Его яркая гавайская рубашка, казалось, загоралась каждый раз, когда он попадал в просветы между тенями, яркие золотисто-красные лучи солнца высвечивали ее. Потом он промелькнул и пропал в тенях огромных австралийских папоротников.

Теперь Рой понимал, что больше всего его раздражало в Босли Доннере, – этот чертов карикатурист был слишком уверен в себе и независим. Даже если он был инвалидом, он ни от кого не зависел и не терял бодрости духа.

Такие люди были весьма опасны для существования системы. Общественный порядок не может поддерживаться в обществе, где царили сильные личности. Источником государственной власти была зависимость людей. Если государство не будет обладать огромной силой, нельзя будет достичь прогресса или сохранить мир и порядок на улицах.

Он мог бы последовать за Доннером и уничтожить его во имя социальной стабильности, чтобы остальные люди не брали примера с художника, но был слишком велик риск, что его могут увидеть. В саду работали два садовника. Из окна могла выглядывать миссис Доннер или кто-нибудь еще. Его могли «засечь» в самый неподходящий момент.

Но самое главное: взволнованный, дрожавший от возбуждения, решивший, что обнаружил нечто важное, что поможет ему больше узнать о Спенсере Гранте, Рой жаждал проверить свои подозрения.

Он вышел из храма, стараясь не наступить на медленно ползущего жука, и повернул в сторону, противоположную той, куда умчался Доннер. Он быстро прошел садом, миновал огромный дом и сел в машину, стоявшую на парковке.

Из плотного конверта, который дала ему Мелисса Виклун, он достал один из портретов Гранта и положил его рядом с собой на сиденье. Если бы не ужасный шрам, лицо Гранта с первого взгляда казалось совершенно обычным. Теперь он знал, что это лицо монстра.

Из того же конверта он достал распечатку информации, которую «Мама» передала ему утром и которую он читал прямо с экрана в отеле несколько часов назад. Он посмотрел на фальшивые имена, под которыми Грант обращался за услугами и платил за них:

Стюарт Пек, Генри Холден, Джеймс Гейбл, Джон Хэмфри, Вильям Кларк, Уэйн Грегори, Роберт Трейси.

Рой вытащил из кармана ручку и переписал список по-своему:

Грегори Пек, Вильям Холден, Кларк Гейбл, Джеймс Стюарт, Джон Уэйн.

Таким образом, у Роя осталось четыре имени из первого списка: Генри, Хэмфри, Роберт и Трейси.

Конечно, Трейси подходило к имени этого ублюдка – Спенсер. Более того, по какой-то причине, которую еще не обнаружили ни «Мама», ни сам Рой, этот проклятый сучий сын со шрамом, наверное, пользовался еще одним именем, в которое входило имя Кэри. Оно отсутствовало в первом списке, но сочеталось с его фамилией – Грант.

Итак, оставались – Генри, Хэмфри и Роберт.

Генри. Наверно, Грант время от времени использовал имя Фонда и имя, заимствованное у Берта Ланкастера или Гэри Купера.

Хэмфри. Наверно, в некоторых кругах Гранта знавали как мистера Богарта. Свое первое имя он, видимо, опять заимствовал у другой звезды давних-давних лет...

Роберт. Обязательно обнаружится, что Грант пользовался именем Митчема или Монтгомери.

Грант так же легко менял свои имена и фамилии, как другие люди меняют рубашки.

Они пытались отыскать фантом, мираж.

Хотя Рой никак не мог доказать это, но он был уверен, что имя «Спенсер Грант» было таким же фальшивым, как и все остальные имена и фамилии. Фамилию Грант этот человек не получил от своего отца, и имя Спенсер не было именем, которым нарекла его мать. Он сам называл себя в честь любимых старых актеров, изображавших благородных старомодных героев.

Его настоящее имя оставалось загадкой, тайной, тенью, привидением, струйкой дыма.

Рой взял в руки компьютерный портрет и начал изучать лицо со шрамом.

В восемнадцать лет эта темная лошадка оказалась в армии под именем Спенсера Гранта. Откуда подросток знал, как создать себе фальшивый образ и получить при этом чистые документы и не попасться с ними? От чего бежал этот таинственный человек в таком раннем возрасте?

Каким образом, черт побери, он был связан с этой женщиной?

Рокки блаженно растянулся на софе, задрав все четыре лапы в воздух, совершенно расслабленный. Его голова покоилась на толстых коленях Теды Давидович. Он с обожанием смотрел на полную седовласую женщину. Теда гладила его животик, чесала ему подбородок и называла его «мой сладенький», «хорошенький», «чудесные глазки» и «такой чудный носик». Она сказала ему, что он маленький пушистый ангел самого Господа Бога, самый прекрасный пес во всей вселенной, великолепный, чудный, хорошенький, обожаемый, – словом, само совершенство. Она кормила его тонкими ломтиками ветчины. Он брал каждый кусочек из ее пальцев так, как это могла бы сделать настоящая графиня, а не простой пес.

Спенсер пил прекрасный кофе, сидя в слишком мягком кресле с кружевными салфеточками на спинке и на ручках. Теда сварила чудесный кофе с корицей. На столике возле его кресла стоял полный кофейник. Рядом в тарелке лежали домашние шоколадные печенья. Спенсер вежливо отказался от импортных английских печений, итальянских галет с анисом, лимонного торта, посыпанного кокосовым орехом, булочки с черникой, имбирных пряников, песочных коржиков и булочки с изюмом. Его настолько утомила бешеная гостеприимность Теды, что он согласился отведать ее печенье, но получил не одно, а целую дюжину, и каждое величиной с блюдце.

Не переставая ворковать над Рокки и убеждая Спенсера съесть еще печенье, Теда рассказала ему, что ей уже семьдесят шесть лет и что ее муж – Берни – умер одиннадцать лет назад. У них с Берни было двое детей – Рейчел и Роберт. Роберт был чудесным ребенком, умным и добрым. Он служил во Вьетнаме, отличился там, у него было столько наград, что вы даже не можете себе представить... и он там погиб.

Рейчел. Вы бы только посмотрели на нее. Она была такая красивая, ее карточка стоит здесь. Но фото не могло передать, какая она была красивая. Нет, на фото она совсем не такая, какой была в жизни. Она погибла в автокатастрофе четырнадцать лет назад. Ужасно, когда ты переживаешь своих детей, ты даже начинаешь сомневаться, видит ли все это Бог. Теда и Берни почти всю свою жизнь прожили в Калифорнии. Берни работал бухгалтером, а она учила детей в начальных классах. Выйдя на пенсию, они продали свой дом, получили неплохие деньги и переехали в Вегас, но не потому, что были игроками – ну, может быть, раз в месяц они проигрывали двадцать долларов в игровых автоматах. Они приехали сюда, потому что недвижимость здесь стоила гораздо дешевле, чем в Калифорнии. Именно по этой причине сюда ехали все пенсионеры. Она и Берни заплатили за маленький домик наличными, и все равно они могли положить в банк шестьдесят процентов от той суммы, которую получили после продажи их дома в Калифорнии. Спустя три года после их переезда умер Берни. Он был милым человеком, очень тихим и нежным. Он всегда заботился о ней. Ей так повезло, что она вышла за него замуж. После его смерти вдове не нужен был такой дом, поэтому Теда продала его и переехала в квартиру. У нее тоже была собака, целых десять лет. Ее звали Искорка, и это имя подходило ей. Это был милейший кокер-спаниель, но два месяца назад он умер. Боже, как же она рыдала, глупая женщина. Она проливала потоки слез, но ведь она его так любила. С тех пор она старалась занять себя тем, что убирала в квартире, пекла печенье, смотрела телевизор и еще играла в карты с друзьями два раза в неделю. Она не собиралась больше заводить собаку, потому что она может умереть раньше собаки, а ей не хотелось бы оставлять в беде свое любимое животное. Она увидела Рокки, и у нее растаяло сердце, и теперь она поняла, что все же заведет себе нового любимца. Если она возьмет его из приюта для бродячих собак, где его могут просто усыпить, – все равно, сколько бы животное ни прожило с ней, это будет лучше, чем то, что его ждет без нее. И кто знает, может, она проживет достаточно времени, и они еще порадуются, пока не настанет пора уйти из жизни. У нее есть знакомые, которым уже далеко за восемьдесят, и они все еще крепкие люди.

Чтобы доставить ей удовольствие, Спенсер выпил третью чашку кофе и съел еще одно громадное печенье.

Рокки вел себя великолепно и елеще тоненькие ломтики ветчины, и терпел, пока ему чесали брюшко и подбородок.

Время от времени он закатывал глаза, глядя на Спенсера и как бы спрашивая: «Почему ты мне давно не рассказал об этой леди?»

Спенсер никогда не видел, чтобы кто-нибудь мог так очаровать собаку. Это удалось Теде. Хвост Рокки время от времени начинал энергично бить по дивану, и было страшно, что он может разодрать обивку в клочья.

– Я хотел спросить у вас, – вклинился Спенсер, когда Теда остановилась передохнуть. – Знали ли вы молодую женщину, которая жила в соседней квартире до прошлого ноября. Ее звали Ханна Рейни, и она...

При упоминании о Ханне, которую Спенсер знал как Валери, Теда снова начала произносить монолог, состоящий только из прилагательных в превосходной степени. Эта девушка, о, эта удивительная девушка. Да, она была чудесной соседкой. Она была такая внимательная, у нее, милочки, было такое чудное сердце. Ханна работала в казино «Мираж» и почти все время в ночную смену, и поэтому она спала, как правило, почти до полудня. Довольно часто Теда и Ханна вместе обедали. Иногда это происходило в квартире у Ханны, а иногда у Теды. В октябре Теда сильно болела гриппом, и Ханна ухаживала за ней, она ее просто вытащила из болезни. Она была ей как дочь. Нет, Ханна никогда не вспоминала о прошлом, никогда не говорила, откуда она родом, никогда не рассказывала о своей семье, потому что ей не хотелось вспоминать что-то ужасное – это можно было понять, – она смотрела в будущее, только в будущее, и никогда не вспоминала прошлое. Теда даже одно время думала, что она сбежала от неприятного, грубого мужа. Он, возможно, старался разыскать Ханну, и ей пришлось скрываться от него, чтобы он ее не убил.

В наше время так часто приходится слышать о подобных вещах. Мир стал таким ужасным, все перевернуто с ног на голову, и с каждым днем все становится хуже и хуже. Потом в одиннадцать утра в ноябре в квартиру Ханны ворвались люди из отделения по борьбе с наркотиками. В это время девушка обычно спала, но в тот день ее в квартире не оказалось. Она уехала, не сказав никому ни слова, не попрощавшись с Тедой, как будто знала, что ее будут искать. Федеральные агенты были вне себя от злости, и они долго допрашивали Теду. Они так себя вели, словно это она совершила преступление. Представьте! Они заявили, что Ханна Рейни была преступницей, которая скрывалась от властей. Она принимала участие в торговле кокаином в стране и убила двух полицейских офицеров, которым удалось внедриться в эту организацию. Она сделала это, когда им всем грозил провал.

– Значит, они хотели арестовать ее за совершенное убийство? – спросил Спенсер.

Теда Давидович сжала в кулачок пухлую ручку с коричневыми старческими пятнами на коже, которые выдавали ее возраст, и стукнула ногой в ортопедическом ботинке по полу, да так, что раздался громкий стук, несмотря на то что на полу лежал ковер. И потом она сказала:

– Это все дерьмо!

Ева Мария Джаммер работала в комнате без окон в самом низу башни, где были расположены офисы, на четыре этажа ниже делового центра Лас-Вегаса. Иногда она представляла себя горбуном Нотрдама на его колокольне или призраком, бродившим в одиночестве в парижской Опере, а порой даже графом Дракулой в его могиле. Она была таинственной фигурой, владевшей ужасными секретами. Она надеялась, что когда-нибудь ее будут бояться многие. И будет таких гораздо больше, чем тех, кто боялся горбуна, призрака и самого графа, даже вместе взятых.

В отличие от монстров из фильмов, Ева Джаммер внешне была более чем привлекательна. Тридцати трех лет, бывшая шоу-герл, зеленоглазая блондинка, от которой у любого мужчины захватывало дух. Глядя на нее, мужчины теряли голову, а увидев на улице, могли врезаться в фонарный столб. Такое необыкновенное тело, как у нее, могло существовать только во влажных эротических мечтах парней в период пубертации.

Она прекрасно осознавала, насколько великолепна. Она себя обожала, потому что это давало ощущение власти, а Ева ничего на свете так не любила, как власть.

В своем глубоком убежище, где стены и пол были серые, а ряды флюоресцентных ламп отбрасывали жесткий и резкий свет, Ева все равно была великолепна. Хотя ее комната как следует отапливалась и сама Ева время от времени еще включала термостат, эта бетонная коробка никак не могла прогреться, и Еве часто приходилось надевать свитер, чтобы совсем не замерзнуть. Она работала здесь одна и делила комнату только с несколькими пауками, которых не могла отсюда выжить, сколько бы ни брызгала инсектицидами.

В это февральское утро в пятницу Ева аккуратно проверяла банки данных записывающих устройств, которые стояли на металлических стеллажах, занимавших почти всю стену.

К ее бункеру вели сто двадцать восемь линий от личных телефонов, и все они, кроме двух, были присоединены к подслушивающим устройствам. Но записывающие устройства в данный момент работали не все.

В настоящее время Агентство прослушивало только восемьдесят телефонов в Лас-Вегасе.

В самой современной аппаратуре использовались лазерные диски, а не пленка, и подслушивание и запись начинались, только когда на линии звучал человеческий голос. Поэтому место на дисках не расходовалось на долгие периоды тишины. На лазерных дисках могло уместиться огромное количество информации, поэтому их практически не приходилось менять.

Тем не менее Ева проверяла цифровые записи на каждой машине. Она контролировала, сколько еще места оставалось для записи. Хотя существовали специальные сигнальные устройства, которые срабатывали при малейшем отклонении в работе приборов, Ева все равно проверяла каждый прибор, чтобы быть уверенной, что он работает нормально. Если не сработает даже один прибор или единственный диск, Агентство может недополучить огромное количество информации: Лас-Вегас был центром «теневой» экономики страны. А стало быть, он автоматически становился центром криминальной активности и политических заговоров.

Игры в казино в основном шли на наличные деньги, и Лас-Вегас напоминал огромное ярко освещенное прогулочное судно, плывущее по бескрайнему морю металлической мелочи и бумажных денег.

Даже в казино, которыми владели достаточно приличные конгломераты собственников, как правило, утаивали от пятнадцати до тридцати процентов доходов. Эти проценты никогда не фигурировали в бухгалтерских книгах или в декларациях об уплате налогов. Часть этого тайного богатства циркулировала в местной экономике.

Далее шли чаевые. Десятки миллионов долларов передавали выигравшие игроки в качестве благодарности служащим казино. Эти деньги получали карточные дилеры, крупье рулетки и все остальные работавшие в казино. Большинство этих денег оказывались в глубоких карманах города. Чтобы получить место управляющего в одном из главных увеселительных центров в самых престижных отелях, желавший заключить контракт на три-пять лет должен был заплатить четверть миллиона наличными или даже больше тем, кто решал, дать ему эту работу или нет. Эти деньги назывались «золотым ключиком». Очень скоро чаевые от туристов, желавших получить хорошие места на шоу, возвращали счастливцу его «инвестиции».

Самые шикарные «девушки по вызову», которых служащие казино предоставляли богатым людям, могли в течение года заработать полмиллиона долларов и тоже не упоминали о них, платя налоги.

Здесь часто покупались дома и за них платили наличными стодолларовыми бумажками, доставая их из полиэтиленовых пакетов или пластиковых контейнеров. Каждая такая сделка проходила по особому контракту. К ней не привлекались никакие промежуточные компании, и нигде официально не регистрировалось совершение новой сделки. Поэтому налоговая инспекция не могла определить, получил ли продавец чрезмерную сумму от продажи и сделал ли свое приобретение покупатель с помощью доходов, с которых он не платил налоги. В течение последних двадцати лет самые роскошные особняки в городе уже два или три, а то и четыре раза поменяли владельцев. Но на официальной бумаге все еще красовалось имя первого хозяина. Ему продолжали посылать все официальные уведомления даже после того, как он давно умер.

Финансовое управление и другие федеральные учреждения занимали огромные офисы в Лас-Вегасе. Правительство всегда интересовали деньги, особенно те, до которых оно никак не могло дотянуться.

Остальные помещения, которые находились над бункером Евы, занимало Агентство, которое выдавало себя за правительственное учреждение здесь, в Лас-Вегасе. Еве внушали, что она работала на Агентство по национальной безопасности, которое вело здесь тайную, но вполне законную деятельность. Ева прекрасно понимала, что все это было ложью. Их безымянное ответвление Агентства, выполнявшее самые разные и таинственные задания, имело сложную структуру и действовало вне закона, манипулировало юридическими и законодательными ветвями правительства (может даже, оно принимало непосредственное участие и в управлении). Агентство действовало как единственный судья и его присяжные и даже как палач, когда возникала необходимость или желание, – словом, это было тайное гестапо.

Ева попала в одно из самых важных и сложных отделений в Вегасе в основном благодаря положению своего отца. Но, кроме того, ей доверяли работу в этом подземном записывающем и подслушивающем офисе, потому что считали, что она слишком тупа, чтобы самой воспользоваться информацией, к которой имела доступ. Ее лицо было явным образцом сексуальных фантазий любого мужчины, ноги великолепны, стройны и эротичны настолько, чтобы сделать честь любой сценической площадке в Вегасе. Ее груди были большими и гордо стремились вверх.

Поэтому начальство решило, что у нее хватит ума, только чтобы время от времени менять лазерные диски и вызывать техника, когда начнет барахлить аппаратура.

Хотя Ева действительно успешно изображала красотку-блондинку с мозгами курицы, она была гораздо умнее той толпы злобных исчадий ада, которые занимали офисы у нее над головой. В течение своей двухгодичной работы в Агентстве она тайком прослушивала записи разговоров самых известных владельцев казино, боссов мафии, бизнесменов, политиков и многих других важных личностей.

Она смогла получить доходы, узнав о деталях секретных манипуляций, совершаемых акционерными объединениями. Таким образом, она покупала и продавала акции акционеров обществ, ничем не рискуя.

Она также обладала обширной информацией о гарантированных победах в спортивных соревнованиях, проходивших на национальном уровне. Они приносили огромные прибыли некоторым людям и организациям, связанным с приемом ставок в тотализаторе. Обычно, когда боксер соглашался проиграть, Ева ставила деньги на его противника. Она делала это через букмекерскую контору в Рено, где не могли задаться вопросом, почему ей вдруг выпала такая удача.

Большинство людей, за которыми вело наблюдение Агентство, имели достаточный опыт жульничества и вообще вели антисоциальный образ жизни. Они прекрасно понимали, что говорить о криминальной деятельности по телефону весьма опасно, поэтому проверяли свои телефонные линии двадцать четыре часа в сутки, чтобы вовремя обнаружить электронное подслушивание.

Некоторые использовали «скрэмблеры» – устройства, при включении которых было невозможно разобрать речь. И поэтому они наивно полагали, что их переговоры никто не мог расшифровать.

Но Агентство пользовалось аппаратурой, которой не существовало нигде, кроме Пентагона. Никакое известное электронное устройство не могло обнаружить их подслушивающие аппараты. Ева точно знала, что Агентство подслушивало «безопасный» телефон специального агента ФБР в Лас-Вегасе. Еву бы не удивило, если бы она узнала, что Агентство таким же образом ведет себя по отношению к руководителям ФБР в Вашингтоне.

В течение двух лет постоянно зарабатывая на операциях, о которых никто не догадывался, Ева накопила более пяти миллионов долларов. Она старалась не оперировать крупными суммами. Ее единственный большой улов составил миллион долларов наличными, которые должна была выплатить мафия Чикаго сенатору, приехавшему в Вегас для уточнения некоторых криминальных фактов ее деятельности.