— Не благодарите Дикого особенно сильно, — сказал третий голос. Это был Эндрю Коро — с ним Сэм уже как-то встречался несколько месяцев назад на ранчо Хорнера на Земле, когда идея экспедиции только начала обсуждаться. Коро, сделав шаг вперед, оказался между девушкой-эльфом и человеком-лошадью. — А не то он разволнуется, и с ним потом сладу не будет.

— Пф! — фыркнул Дикий.

— Я, кажется, не знаком с вашими.., коллегами, мистер Коро.

— Конечно нет, — кивнул Коро. — Извините меня. Это Лотос, наша нянька, утешительница и милый дружок. Еще она довольно известный ботаник, но если вы заговорите с ней о цветах, они вам потом будут сниться по ночам. Я вас предупредил. А это Дикий Конь, — продолжал он, указывая на второго мутанта; девушка-эльф хотела что-то сказать, но не успела. — Дикий — наши мускулы, как вы уже могли догадаться, но некоторым образом он еще и наши мозги. А меня вы знаете, мистер Пенуэль.

— Сэм. Рад познакомиться с вами. Вы сделали неплохую работу для конгрессмена Хорнера. Есть у вас что-нибудь от головной боли?

— Это приспособление не хуже любого другого, — сказал Энди.

— Сойдет, — проворчал Дикий, скрестив руки на массивной груди и постукивая копытами по металлической палубе.

— Сэм? Нравится? Тебе ведь здесь сидеть. Дикий снял подвесную кровать и без труда согнул ее в грубое подобие кресла. Вдвоем с Коро они прикрепили его к полу, а Лотос пришила к нему запасной ремень. Сэм вспомнил о флексопластовом кресле в корабле желеобразного существа. На мгновение ему показалось, что все произошедшее с ним, словно укрепленное на огромном колесе, вращается вокруг, и идет все та же пьеса, в которой только появилось несколько новых лиц.

Сэм сел в импровизированное кресло и застегнул ремень.

— Думаю, вполне пойдет.

— Хорошо, — сказал Коро, усаживаясь на место пилота. — Ну, а теперь давайте наконец выясним, что же случилось с городами колонистов.

Коро задал курс на город Чаплин-Альфа, увеличил скорость и включил автопилот. Летун понесся с бешеной скоростью. Сэм с интересом приглядывался к этой троице. Все они были абсолютно не похожи друг на друга не только внешне, но и характерами.

Лотос была нежной, ласковой, она очень гордилась своими двумя мужчинами. Она привносила мир и спокойствие в группу. Ей удавалось делать это легко, шутя и играючи, и Сэму понадобилось всего несколько минут, чтобы оценить по достоинству это замечательное умение.

Дикий весь искрился энергией и жаждой деятельности. Он быстро принимал решения и быстро переходил от слов к делу. Его отличало редкостное дружелюбие. Похоже, он был человеком, который готов отдать вам все, что у него есть, а потом вколотить вашу голову в плечи, если вы вдруг обманете его доверие и окажетесь простым воришкой. Он с мальчишеским восторгом относился к вполне обычным вещам — этого качества большинство людей лишается очень рано и, однажды утратив, уже не может никогда приобрести снова.

А Коро... Коро очень отличался от них обоих. Конечно, он тоже был весьма дружелюбен, всегда любезен. Но в нем не было той искренности, что была у Дикого и Лотос, его не так-то легко было понять. Он держал себя несколько отстранение, его темные глаза были подернуты меланхолической дымкой, отчего всегда казалось, что он страдает от тайной боли.

Несмотря на предупреждение, Сэм с Лотос заговорили о ботанике. Наконец Коро начал сбрасывать скорость аппарата и переключил управление с автоматического на ручное.

— Мы почти на месте, — сказал он, прерывая Лотос, которая как раз повествовала о своих приключениях с игольчатой розой.

Все посмотрели вперед. Разговор был прекрасным способом отвлечься, забыть про ракету, продырявившую их корабль, и не поднимать до поры до времени вопроса о том, кто мог выпустить боевую ракету в мире, где не было войн. Под руками Коро ожили обзорные экраны. Перед взорами людей показался город Чаплин-Альфа.

Точнее, то, что было городом...

Когда-то здесь был цветущий мегаполис. Теперь от него остался лишь пепел. Как беспомощно оказалось мирное сообщество колонистов перед бедой! Оно не ожидало ничего подобного, потому что ничего подобного никогда не случалось. В древнем мире полиция и спасательные команды толпами явились бы сюда. Но уже несколько веков не было полиции, и никто не мог предвидеть, что пятьдесят пять роботов-хирургов будут уничтожены еще в полете.

Пепел. Бело-серое тончайшее покрывало пепла, как саван, накрыло все кругом. Обломки того, что было домами, лежали кучами, напоминающими горбы верблюда. Там и сям, словно обглоданные кости, торчали балки; кое-где на них еще виднелись, словно куски мяса, остатки кирпичной или каменной кладки. В иных местах руины протянулись длинными рядами — дома падали по обеим сторонам улиц, рассыпаясь, разлагаясь, как труп огромного животного. Растения. Только Лотос знала, как они называются. Они, извиваясь словно змеи, оплетали разрушенные стены, пробивались через кучи мусора, питаясь тем удобрением, что получилось из двух миллионов мертвых тел, без сомнения погребенных под развалинами. Некоторые другие, с узкими, как лезвия, листьями, поглощали углерод, расцветая на хорошо удобренной почве.

— Люди... — начала Лотос.

— Погибли, — закончил Коро.

— Но как...

— Их убили. Все замолчали.

— Но ведь люди не убивают, — убежденно сказал Дикий. — Не таким же образом. А после появления Щита Бредлоуфа и смерти Бога...

Сэм был немного удивлен, услышав, с какой легкостью человек-конь упомянул смерть Бога. Ну да, конечно. Тогда средства массовой информации разнесли эту новость по всей галактике. Бредлоуф раздавал интервью до полного изнеможения. Хуркосу на разных ток-шоу досталось лишь ненамного поменьше внимания. Поэма Гноссоса “На смерть Бога” стала бестселлером во всех мирах, названия которых только можно было вспомнить. За учеными Бредлоуфа гонялись, им не давали работать, у них пытались выудить как можно больше сведений обо всем происшедшем. Одному Сэму удалось с большим, правда, трудом остаться в тени. Пресса постаралась разузнать все подробности и оповестить о них как можно шире, но за десять месяцев к сенсации привыкли и перестали считать ее новостью. Дикий говорил верно. Сейчас меньше чем когда-либо человек способен на убийство. Вдохновителя агрессивных чувств больше нет. Человек никогда не был так здрав рассудком. И жестокость, тем более в таких масштабах, просто невозможна. Люди просто не смогли бы этого сделать... “И, — подумал Сэм, — они этого не делали!"

— Это не люди, — сказал он вслух.

— Что? — воскликнули все чуть ли не в один голос.

— Голову даю на отсечение, что это не люди. Не те люди, которых мы знаем.

— Говори понятнее, — сказал Коро. — Тебя слушать еще хуже, чем Дикого.

Сэм стиснул обеими руками ремень безопасности.

— Эти.., убийцы — из другой галактики, не из нашей. Они вполне могут оказаться не людьми.

Память вернула его к тому времени в корабле, когда у него было только имя и Гноссос высказал предположение, что им управляют экетрагалактические силы. Тогда Гноссос ошибался. Но теперь, кажется, его теория находила подтверждение. Имея такие убедительные доказательства, Сэм не мог придумать ни одного возражения, и все же... А вдруг он тоже заблуждается?

— Может, вы решите, что я ненормальный, — произнес он, собираясь вслух поведать им о своей идее и надеясь, что, облаченная в слова, она будет выглядеть менее бредовой, чем сейчас, существуя только в его мыслях. — Подумайте сами. Во-первых, в этой галактике нет людей, способных на такую жестокость. Во-вторых, даже если бы у этих людей была армия, у них не может быть оружия, при помощи которого город превращается в кучу головешек. Это должен быть кто-то снаружи.

Остальные слушали, пытаясь найти в его аргументах какой-нибудь изъян. Первым заговорил Дикий:

— Но разве Бог, который наделял нас агрессивностью, не наделял ею и все другие разумные существа во Вселенной? Я так понял, что люди и в самом деле были хорошими, а все их плохие качества происходили от шизоидной личности Бога. А не может Бог из другой Вселенной управлять всем нашим миром?

Сэм начал было что-то говорить, но неожиданно понял, что не может придумать ни слова в ответ. Доводы Дикого казались разумными. Когда Хуркос убил розовую личинку, священного червя, все разумные существа во Вселенной должны были почувствовать себя лучше. Может быть. Бог управлял только частью Вселенной и... Но нет. Он был существом высшего порядка, единственным в своем роде. С ним не было других богов. Это факт. Ученые Бредлоуфа заявили, что это факт, а к ним трудно подкопаться. Следовательно, иногалактники тоже не могут убивать, у них не может быть жажды крови:

Но вот лежит в руинах целый город, скрывая под развалинами два миллиона трупов.

— Все, наверное, произошло очень быстро, — сказал Коро. — Кажется, никому не удалось уцелеть.

— Давайте посмотрим на Чаплин-Бета, — предложила Лотос.

— Уверен, там будет то же самое. — Коро начал разворачивать летательный аппарат на сто восемьдесят градусов.

Лотос скрестила крылья перед грудью, закрыв руки и плечи бархатистой ширмой.

— Все же давайте посмотрим.

Коро закончил разворот, и все четверо ахнули, увидев летящую скалу. Даже не скалу, а целое плато. Огромнейший корабль, имевший в поперечнике несколько миль. Летун был лишь маленькой песчинкой, едва заметной пылинкой на его фоне.

— Что за... — начал Коро.

Необъятный корабль находился на высоте в три тысячи футов — это расстояние равнялось его ширине и было лишь частью длины. Казалось, он весь цельный — не было видно ни соединительных швов, ни иллюминаторов на его безупречно гладкой поверхности. Видимо, он приводился в движение каким-то магнитным полем — его поверхность вибрировала в ответ на молчаливый призыв двигателей, способных потрясти звезды. Единственными отметинами на корпусе огромного корабля были три ряда крохотных отверстий. (Хотя крохотными они казались только с самого большого расстояния; при ближайшем рассмотрении они, должно быть, имели не один фут в поперечнике.) Каждый ряд состоял из пятисот отверстий. Из центра среднего ряда появилось белое облачко, и серебристая ракета — точно такая же, как та, что разрушила их космический корабль, — медленно вращаясь, полетела к ним.

— Вниз! — закричал Сэм.

Коро ударил по клавишам, направляя аппарат вниз, ниже курса ракеты.

Ракета, рыская, как торпеда, пролетела мимо. Развернувшись по плавной дуге, она снова направилась к ним, корректируя курс.

— У нее свой двигатель! — просипел Коро, не разжимая зубов. — И свой радар. б В скорлупках коридоров и путанице комнат сразу за пределами Сердца корабля матки улиткообразных извивались в предродовых судорогах. Их большие мягкие тела сжимались, изнывая, а из огромных блюдцеобразных глаз текли слезы экстаза. Над ними и вокруг них в паутине будущих гнезд висели тонкостенные резервуары с клетками мужской спермы — зрелой, густой; они, казалось, только и ждали контакта с репродуктивными сегментами тел самок. Словно подчиняясь незримому знаку, сотни гигантских самок начали извиваться и подпрыгивать еще сильнее, остатки их рассудка сдались под натиском половых гормонов. Ткань головного мозга пузырилась и бродила, разлагаясь, перерождаясь в питательный раствор, чтобы репродуктивный сегмент мог усвоить мужские клетки и вырастить из яиц личинки. Первыми распались клетки, ведавшие памятью и логикой, чтобы не допустить долгого и болезненного осознания того, что с ними происходит. Конец жизни материнского тела станет долгим, упоительным оргазмом. Самки пищали и дергались в жгучем наслаждении, разрывая качающиеся резервуары со спермой, подвешенные самцами, которых они никогда не видели, и упивались одним лишь духом мужского присутствия. Оставались голые центральные сегменты без кожи — на поверхности каждого размеренно сокращалось коричневое ядро — раз-два, раз-два. Центральные сегменты впитывали плодотворную жидкость и сотрясались, когда она проникала в коричневое ядро, наполняя все тело сладостной истомой. Воздух был густым, сладким, паутина — сырой и тяжелой от спермы. На сотнях материнских тел ядра, оплодотворенные спермой, начали медленное, но отчетливо заметное движение к центру репродуктивного сегмента, чтобы устроиться на ложе из питательного протеина там, где прежде был мозг.

Материнские тела извивались и дрожали.

Все сегменты, кроме центральных репродуктивных, отмирали и начинали загнивать.

Формировалось новое поколение — пока еще только в яйцеклетках. Когда-нибудь они станут взрослыми улиткообразными.

Из безумия выходит жизнь...

В стрелковой рубке, самой удаленной от Сердца корабля, улиткообразные подготовили несколько программ ведения боевых действий против круглого врага, внезапно исчезнувшего с радарных экранов, хотя ракетный удар по нему не был нанесен. Это означало, что враг обо всем догадался и применил антирадарную защиту. Положение становилось сложнее, чем они предполагали. Улиткообразные, жужжа, переговаривались, выбирая смерть для шара.

А в Сердце корабля Главное Существо на мгновение отвлеклось от боя с летающим шаром и четырьмя людьми; также позабыло оно о самках и цикле воспроизводства потомства — оба эти происшествия были такими естественными, такими запланированными. В настоящий момент ему интереснее всего было узнать, о чем думают молодые слаги. Слаги означали жизнь. Жизнь служила ему орудием. Вообще-то оно не считало их марионетками, хотя тысячи незримых нитей действительно тянулись от него к улиткообразным; эти нити могли быть приведены в действие, если возникнет необходимость. Тем не менее обычно Главное Существо планировало основную линию, было архитектором главной цели и методов ее достижения, не заботясь о наводящих скуку каждодневных деталях. В Его памяти хранился план действий “Расы” и полутора сотен кораблей-почек, которые, будучи выпущены в разные стороны, разлетелись, неся в себе план, надежды и мечты. Вся Вселенная лежала перед глазами Главного Существа, и поэтому Его планы в силу необходимости стали поистине космическими, без лишних подробностей. Так что хотя оно иногда потягивало за какие-то нити, но никогда не задействовало все нити одновременно.

В настоящее время Существо рассматривало идею уничтожения всего живого в этой галактике. Со времен Падения, когда Вакуум Иерархий спровоцировал Большой Провал, оно исполняло свой долг — перед собой, “Расой” и кораблями-почками. Эти странные двуногие, двурукие, двуглазые создания были вызовом улиткообразным и “Расе”. Вызовом тому, что ожидает “Расу” и слагов. Необходимо уничтожить их всех до последнего. Это было непременным условием дальнейшего осуществления плана, предначертанного “Расе”. Эти существа должны умереть, прежде чем какое-либо сложное действие продолжит общий план. То есть, проще говоря, смерть человеку. С маленькой буквы. И только так.