Глава 1

Когда он пробудился ото сна, с трех сторон не было ничего, кроме бесконечной черноты; черноты такой густой, что она, казалось, вот-вот задышит и начнет двигаться. И, пробудившись, он не знал, кто он такой.

Его глаз упал на приборную доску с шестнадцатью светящимися шкалами и циферблатами, десятком переключателей и полусотней различных кнопок, — похоже, он находится на космическом корабле. Это, по крайней мере, объясняло, почему за иллюминаторами царила непроглядная тьма.

А туманное отражение в пластиковом зеркале свидетельствовало о том, что он человек, так как у него были глаза человека (голубые) и лицо человека (суровое, но, если не придираться, красивое). Но это все слишком общие характеристики. Когда он попытался сосредоточиться на деталях, ответов не находилось.

Кто он такой?

Стрелки на шкалах лишь дрогнули в ответ.

Что с ним было раньше?

Только мигающие цифры на приборах.

Куда он направляется?

Он сидел не двигаясь, перебирая в памяти все, что знал. Шел 3456 год. Ему были известны названия городов; он разбирался в устройстве и политике Империи; он без запинки мог рассказать всю историю галактики. Одни только общие моменты.

Кто он такой? Что происходило с ним раньше? И куда он направляется?

Он отстегнулся и, оттолкнувшись от повторявшего очертания его тела кресла, встал и отвернулся от иллюминатора, осматриваясь по сторонам.

Он находился в рубке управления. Это было похожее на склеп помещение с однообразными панелями, приборами и пультами обслуживания одинакового свинцового оттенка. Оживление вносило только мерцание приборной доски.

Покружив по рубке, он не обнаружил никаких записей лага. Пульт обслуживания был пуст. Он просмотрел графики — на них лишь бури и столкновения. Он уже засомневался: а должен ли вообще быть лаг?

В конце концов, если он не может припомнить собственного имени, то почему же он, черт возьми, так уверен в таких незначительных мелочах?

Дзинь-дзинь-дзинь!

Сигнал тревоги! Он резко обернулся, его сердце бешено заколотилось. Темноту прорезали волны желтого света, размазываясь по темным стенам. Он проглотил подступивший к горлу комок и вернулся к своему креслу. Он, по-видимому, знал, как управлять кораблем, так как его пальцы скользили по кнопкам и циферблатам, дотрагивались до шкал и переключателей, а мозг автоматически считывал с них и обрабатывал информацию.

— Докладывай! — приказал он кораблю. Последовало минутное молчание, затем на дисплее высветилась надпись.

ПРИБЛИЖАЕТСЯ ОБЪЕКТ. СКОРОСТЬ НЕЗНАЧИТЕЛЬНАЯ. ИСКУССТВЕННОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ.

— Размер?

Корабль заворчал, словно проявляя недовольство. Он знал, однако, что задержка означает лишь поиск нужной для ответа пленки.

ТРИ ФУТА НА ДВА ФУТА НА ПЯТЬ ФУТОВ.

— Время до контакта?

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ МИНУТ.

— Сообщи мне, когда будет пора.

Он выключил связь с компьютером и прошел в глубь кабины. Чем сидеть и ждать приближения объекта, он лучше использует это время, чтобы осмотреть весь корабль. Возможно, это поможет ему понять, кто он такой. Он потянул за ручку находившегося в стене круглого люка. Перед ним открылся узкий коридор с низким потолком. В конце его, вспомнил он, находится камера безопасности перед входом в машинный отсек.

По сторонам коридора расположены два помещения, в которые он может входить, не рискуя заживо сгореть от высокого радиационного излучения.

Справа находилась полностью освещенная лаборатория. Вдоль стен, поблескивая стальными корпусами, выстроился ряд жужжавших и гудевших на разные голоса машин. В самом центре отсека стоял покрытый флексопластом стол. Он дотронулся до его поверхности и почувствовал, как его, рука погрузилась в упругий материал, плотно обхвативший его ладонь. Это был операционный стол. Над ним с потолка, словно жирные щупальца пауков, свешивались цилиндрические руки роботов-хирургов с серебряными пальцами. Он поежился. С третьей попытки оторвал руку от стола и вышел из лаборатории. Он не очень-то доверял механизмам, наделенным способностью мыслить, вроде роботов-хирургов, механизмам, столь похожим на людей, но лишенным человеческих слабостей и недостатков.

По другую сторону коридора он обнаружил оружейный склад. Пол был заставлен ящиками со строительной взрывчаткой, которой хватило бы, чтобы сровнять с землей целый город. На стенах — стеллажи с огнестрельным оружием. Он смутно осознал, что огнестрельное оружие больше нигде в мире не используется. И вообще люди не убивают никого, кроме животных в компьютерных играх. Ружья и пистолеты хранятся только в музеях да частных коллекциях любителей старины. Но это оружие не похоже на коллекционное — слишком уж оно новое. И в глубине души он знал, что владеет им в совершенстве и в его руках оно может сделаться смертоносным. У дальней стены рядом с грузовым шлюзом стоял бульдозер. Стоило опустить непроницаемый щит, и он тоже превращался в грозное оружие.

Его что-то беспокоило, что-то еще, помимо присутствия оружия. Затем, оглядев бульдозер, он понял, в чем дело. Нигде не был указан изготовитель! На бульдозере он не видел ни названия фирмы, ни модели, ни номера. Та же самая история и с винтовками, ножами, взрывчаткой. Оружие было изготовлено так, чтобы производитель оставался анонимным. Но кто же его изготовил? И с какой целью?

Дзинь-дзинь-дзинь!

Сначала, погруженный в раздумья, он не обратил внимания на сигнал тревоги. Но корабль звонил все настойчивее. Он отложил винтовку, которую держал в руках, и пошел назад в рубку управления.

ПРИБЛИЖАЕТСЯ НЕОПОЗНАННЫЙ ОБЪЕКТ. ОПОЗНАНИЕ — ЧЕРЕЗ ТРИДЦАТЬ СЕКУНД.

Слова выходили из компьютерного радиолокатора со звуком, напоминавшим скрежет наждачной бумаги.

ОПОЗНАЮ. ЭТО ЧЕЛОВЕК.

— Человек? В открытом космосе — без корабля?

Я СЛЫШУ СТУК СЕРДЦА.

Глава 2

Похожее на бесформенный плод, тело в красном скафандре медленно выплыло из черноты.

БЕЗ СОЗНАНИЯ.

Он подвел корабль как можно ближе, чтобы разглядеть фигуру в красном. Что делает здесь человек — один, вдали от кораблей, в скафандре, в котором ему больше двенадцати часов не продержаться?

— Я собираюсь принять его на борт, — сказал он кораблю.

ПО-ТВОЕМУ, СЛЕДУЕТ ЭТО СДЕЛАТЬ?

— Он же там умрет!

Корабль молчал.

Через минуту на экране появился цилиндрический корпус Мусорщика. Еще один почти живой механизм. Единственный глаз Мусорщика сконцентрировался на теле человека в скафандре. На подвесном экране появилось его изображение крупным планом. Увидев выхваченное объективом лицо, он уже не был столь уверен, что это человек.

У него было лицо с двумя глазами, но без бровей. А там, где должны быть брови, — два костяных выступа, твердых, темных, блестящих. Грива каштановых волос с белыми прожилками. Широкий рот с пухлыми губами, но губы неестественно яркие, приподнимались с краев, обнажая острые, белые, похожие на клыки зубы. И все же от человека в нем больше, чем от зверя. На лице застыла душевная мука, а это очень по-человечески. Он дал Мусорщику указание начать подъем на борт.

Когда машина, выполнив задание, вернулась на место у корпуса корабля, он открыл люк в полу, втащил тело и осторожно освободил его от скафандра. На шлеме было по трафарету написано имя:

ХУРКОС...

...Он в большом соборе. На свечах в серебряных подсвечниках трепещут красные языки пламени.

Белина мертва. Никто уже больше не умирает, но Белина мертва. Редкий случай. Ее разорвало находившееся у нее во чреве чудовище. Доктора ничего не смогли поделать. Когда нельзя возложить вину на других людей, остается обвинять единственную сущность:

Бога. Трудно было найти храм, ибо верующих в эти времена осталось мало. Но один все-таки нашелся. Там, как положено, была святая вода, окропленный жертвенной кровью алтарь и горстка древних христиан — древних, потому что они отказались от искусственного бессмертия, предложенного Комбинатом Вечности: они старели.

В большом соборе...

В большом соборе он перебирается через ограду алтаря и вцепляется в огромное распятие. Он стоит на коленях и, поскользнувшись, трижды падает на пол, на его покрытых густой шерстью руках выступают синяки. Затем, зацепившись пальцами за деревянные складки набедренной повязки, он, рыдая, подтягивается.., орет что-то в ухо... Но ухо деревянное. Оно лишь отражает его проклятие.

Внизу мерцают свечи.

Он начинает раскачиваться, пытаясь своим весом опрокинуть Бога. Сначала это ему не удается. Он плотнее обхватывает голову истукана ладонями. Голова, с треском оторвавшись от плеч, летит вниз...

Потом он опрокидывает и тело.

Он падает вместе с распятием.

Звучит сирена, появляются санитары. Последнее, что ему запомнилось, — это старик христианин, который, подняв и соединив две разбившиеся половинки божественного лица, что-то бормотал себе под нос...

Он отпрянул от Хуркоса и затряс головой, пытаясь освободиться от наваждения. Это же сон незнакомца — как он мог присниться ему?

Хуркос открыл глаза. Блестящие угольки, черные жемчужины, таящие множество секретов. Его рот сильно пересох, и, когда он попытался заговорить, на растрескавшихся губах выступила кровь. Тот, который не помнил своего имени, принес воды. Наконец Хуркос произнес:

— Значит, не получилось.

Голос у него был глубокий, привыкший командовать.

— Что — не получилось? Что это ты вздумал прогуливаться в открытом космосе? Хуркос улыбнулся.

— Пытался покончить с жизнью.

— Самоубийство?

— Да, так это называется. — Он отхлебнул еще воды.

— Потому что умерла Белина?

— Откуда ты?.. — начал было Хуркос грозным голосом, но тут же осекся:

— Видимо, я тебе сказал.

— Нет. Каким-то образом я смог проникнуть в твои видения. Может, ты мне объяснишь, что это значит?

Хуркос на мгновение пришел в замешательство.

— Я телепат. Иногда могу внушать, иногда — реже — читаю мысли. Очень ненадежный дар. Внушение мне удается, только если я сплю или в момент стресса.

— Но почему же ты оказался там без корабля?

— После того как меня выпустили из больницы — после смерти Белины и происшествия с распятием, — я нанялся грузчиком на “Космический вихрь”. Когда мы довольно далеко отошли от космических трасс, я спустился в трюм, отключил в герметической камере сигнализацию и покинул корабль. Меня не хватятся, пока не придет время платить жалованье.

— Но зачем ты надел скафандр? Без скафандра было бы быстрее.

Хуркос печально улыбнулся.

— Наверное, я на что-то все же надеялся. Как показывает практика, мы от всего можем оправиться. — По его виду трудно было сказать, чтобы он оправился. — Но зато мой дар больше не действует. Я не могу прочесть в твоем сознании имени.

Тот, который не знал, кто он такой, немного помедлил, прежде чем ответить.

— Ты не можешь прочесть имени.., потому что у меня его нет. — Он вкратце рассказал о том, как проснулся, ничего не помня, и о том, что увидел на корабле.

Хуркос оживился. Появилась некая загадка, решая которую он мог утопить свое горе и развеять уныние.

— Нам нужно хорошенько обыскать эту посудину. Но сначала тебе нужно дать имя.

— Какое?

— Как тебе нравится — Сэм? Так звали моего друга.

— Мне нравится. А кто был этот друг?

— Пес, которого я купил в Каллилео.

— Спасибо!

— Он был породистым.

Со вступительной частью было покончено, и Сэм не мог больше сдерживать своего любопытства.

— Теперь у нас обоих есть имена. Мы знаем, что я человек. А кто же ты такой?

Хуркос явно был ошарашен этим вопросом.

— Ты не знаешь, кто такие +++++?

— Нет. Возможно, я слишком заспался. Наверное, я заснул до того, как появились +++++.

— Тогда ты заснул тысячу лет назад — ну и крепко же ты спал!

Глава 3

Хуркос, прошагав по узкому коридору, вошел в головной отсек.

— Ровным счетом ничего! — недоумевающе произнес он.

За шесть часов поисков они успели перевернуть все вверх дном и заглянуть во все углы. Никаких зацепок. Правда, за это время Сэм заполнил некоторые пробелы в своем образовании: Хуркос поведал ему историю +++++. Это началось более тысячи лет назад, когда человек решил произвести на свет других людей с помощью контейнеров на полугидропонической основе — искусственных утроб, которые из донорской спермы и яйцеклеток формировали младенцев. Но после многочисленных попыток ничего стоящего не получилось. Эксперимент ставил целью появление людей с особыми психическими способностями, которых можно было бы использовать как военное оружие. Иногда казалось, что цель очень близка, но истинного успеха достичь так и не удалось. Когда наконец ученые поставили крест на этом проекте, на руках у них оказалось пять сотен детей-мутантов. Но к тому времени люди наконец сложили оружие и протянули друг другу руку дружбы. Большинство из них видели в искусственных утробах отвратительное детище гонки вооружений, а на детей +++++ взирали с жалостью и стыдом. И когда правительство намекнуло, что всех +++++ следует тихо и безболезненно усыпить, это вызвало бурную реакцию общественного протеста. Хотя людьми их и не считали, большинство населения содрогнулось при мысли о хладнокровном массовом убийстве лишь через несколько месяцев после установления Вечного Мира. +++++ остались жить, через пятнадцать лет закон предоставил им равные права со всеми прочими гражданами Империи. Еще век спустя они обрели их в действительности. Они заключали браки и производили себе подобных, а порой их дети были абсолютно нормальными людьми. На сегодняшний день +++++ было четырнадцать миллионов — всего одна восьмая процента населения галактики, но они жили, дышали и были счастливы. И Хуркос был одним из них.

Четырнадцать миллионов.

А Сэм даже не мог припомнить, чтобы раньше где-нибудь о них слышал.

— Еда почти готова, — сказал он.. И тут же горевший над нишей в стене огонек погас и из нее выскользнул поднос.

— Пахнет неплохо.

— Голод — лучший повар, — произнес Сэм, располагаясь с подносом прямо на полу.

— Как это все чертовски подозрительно, — проговорил Хуркос, набив полный рот синтемяса. — Ну хоть на чем-то должен быть торговый знак, хоть одно название фирмы должно же быть где-то написано. — Он помолчал немного, задумчиво пережевывая пищу, и вдруг воскликнул:

— Еда!

Хуркос так резко вскочил, что чуть не опрокинул на себя обед, причем совершенно напрасно. Сэм жестом усадил +++++ обратно.

— Я уже смотрел. Контейнеры под синтезатором, в которых находятся запасы продовольствия, немаркированы.

Хуркос, нахмурившись, снова сел.

— Раз так, давай подытожим, что нам известно. Во-первых, лага нет. Во-вторых, нигде на корабле нет ни торговой марки, ни штампа изготовителя, ни номера партии. В-третьих, ты не помнишь, что было с тобой вплоть до сегодняшнего утра. В-четвертых, хотя память и подводит тебя в отношении твоего собственного прошлого, ты тем не менее знаешь об основных моментах в истории Империи, в истории человечества. Правда, в твоей памяти есть кое-какие пробелы. Про искусственные утробы, например, и про нас, +++++.

— Согласен, — кивнул Сэм, отставляя еду и вытирая рот.

— В чем дело? Ты почти ничего не съел.

Сэм поморщился и неопределенно махнул рукой.

— Не пойму, что со мной. Боюсь я есть. Хуркос опустил глаза, поглядел на свой поднос и, на мгновение перестав жевать, переспросил:

— Боишься?

— Я смутно боюсь.., непонятно чего.., потому что...

— Продолжай!

— Потому что ее готовили машины. Еда ненатуральная.

Хуркюс сглотнул.

— Вот тебе и в-пятых. Ты боишься машин. Мне это уже приходило в голову — судя по твоей реакции при виде роботов-хирургов.

— Но я же умру с голоду!

— Сомневаюсь. Для поддержания сил ты съел достаточно. Просто не будешь толстеть.

Сэм собрался что-то сказать, но в тот самый момент, когда слова были готовы сорваться у него с языка, он почувствовал, как голова у него разрывается от грохота, потрясшего каждый миллиметр его тела и души. Он раскрыл рот, пытаясь закричать. В голову ему ударила пенящаяся, шипящая, сумасшедшая лавина хаотичного шума. Он смутно понимал, что Хуркос продолжает с ним разговаривать, но ничего не слышал.

Все, что было вокруг, даже сам корабль, сделалось далеким и нереальным. В голове у него продолжала грохотать безумная какофония звуков. Он совершенно перестал осознавать, что происходит, для него существовал только этот рокочущий диссонансом гул. Он поднялся с пола, нашел кресло и пристегнул ремни.

Рядом с ним стоял Хуркос и, по-видимому, что-то ему кричал. Но Сэм ничего не слышал.

Ничего, кроме грохота, сотрясавшего все его существо.

Он увидел, что +++++ на бегу заворачивается в матрас из флексопласта, который они сняли с хирургического стола. Сэм решил, что, поскольку второго кресла пилота нет, матрас, если в него, как в защитную оболочку, полностью завернуть +++++, послужит ему превосходной заменой.

Сэм нажал на рычаги ручного управления, придавив их к полу... Корабль рванулся в гиперпространство.

Из матраса раздавались крики Хуркоса.

Корабль взвыл.

Сэм откинулся на спинку кресла. Корабль с невероятной быстротой вошел в гиперпространство. И с чем-то столкнулся...

Глава 4

Как только Сэм вывел корабль из гиперпространства в Свободный Космос, грохот в его голове затих. Он снова владел своим телом.

Корабль дрожал и раскачивался после столкновения. Хуркос, завернутый в флексопластовый матрас, катался по полу, словно мячик отскакивая от стен.

Сэм вдруг припомнил, что они обо что-то ударились, и выглянул в иллюминатор, за которым чернело пустое пространство Свободного Космоса. Спереди и чуть слева, так близко, что почти можно было до него дотронуться, висел другой корабль. Наверное, всего лишь в миле от них. Они чуть было не столкнулись корпусами! Сэм включил внешнюю радиосвязь и попытался наладить контакт с другим судном, но ответа не получил.

— Какого черта ты это сделал! — крикнул Хуркос, который освободился наконец от флексопласта и, пошатываясь, поднялся на ноги.

Сэм расстегнул ремень и тоже встал. Он чувствовал, что его сейчас вырвет, но подавил позыв.

— Я не знаю! Я просто потерял контроль над собой и ничего не соображал. Кто-то приказал мне взять курс на столицу.

— На Надежду?

— Да. Он приказал мне взять курс на Надежду через гиперпространство. Спорить было невозможно.

Хуркос потер руку, на которой красовался синяк, потому что он не успел вовремя завернуть ее во флексопласт.

— Ты узнал этот голос?

— Это был не совсем голос. Он больше был похож на.., ну...

Внезапно раздался громкий стук.

Они кинулись туда, откуда слышался звук, и увидели у иллюминатора фигуру в скафандре, колотившую кулаком по стеклу. Находившийся снаружи человек был огромен — ростом никак не меньше шести футов шести дюймов и весом не меньше ста шестидесяти фунтов.

— Откройте и впустите меня! — орал он. Внешний звук на скафандре был включен на полную мощность. — Пустите, а то я разнесу вашу посудину на кусочки.

Мощное телосложение и написанный на лице праведный гнев не оставляли сомнений, что он и в самом деле в состоянии осуществить эту угрозу.

— Он, должно быть, с того корабля, — сказал Хуркос, открывая наружные двери Мусорщика, которые служили герметической шлюзовой камерой.

Фигура передвинулась от экрана ко входу. Они напряженно ждали, пока камера закрылась, давление в ней сравнялось с давлением внутри корабля, и затем отворилась дверь в полу.

Если незнакомец при взгляде через иллюминатор выглядел впечатляюще, то, появившись в рубке, где голова его находилась в опасной близости от потолка, он имел прямо-таки устрашающий вид. Он снял гермошлем, и на Хуркоса с Сэмом выплеснулись потоки изощренной брани. Глаза великана словно капельки раскаленной плазмы выделялись на пылавшем яростью лице. Его светлые волосы пребывали в жутком беспорядке — всклокочены и перепутаны так, что их, видимо, расчесать уже было невозможно.

— Кто вы, черт возьми, такие — идиоты, что ли? Идиотов же больше нет в нашей цивилизации. Вам что — не говорили? Вы же единственные в своем роде, и надо же — я встретился с вами в этой пустоте, в которой — по всем правилам и законам — мы и вообразить бы не могли о существовании друг друга!

— Я полагаю, что вы сердитесь из-за столкновения, — начал Сэм, — и...

У великана челюсть отвисла чуть ли не до колен, но потом приняла более-менее подобающее положение на уровне подбородка.

— Ты полагаешь, что я сержусь из-за столкновения! Ты полагаешь! — Он повернулся к Хуркосу. — Он полагает, что я сержусь из-за столкновения, — повторил гигант, как будто никто никогда не изрекал ничего глупее этой ереси и, чтобы поверить своим ушам, ему нужно было ее несколько раз повторить.

— Я... — снова начал Сэм.

— Разумеется, я сержусь! Да я просто вне себя от ярости, вот что! Ты полез в открытый космос, не проверив, есть ли в зоне опасности другой корабль. Твое поле сомкнулось с моим, и нас вытащило в Свободный Космос. А что бы случилось, если б столкнулись корабли, а не поля?

— Это маловероятно, — возразил Хуркос. — В конце концов, диаметр поля — пять миль, а корабли же значительно меньше в размерах. Вероятность столкновения наших кораблей в такой обширной галактике...

— Смотрите-ка — идиот рассуждает логически! — вскричал незнакомец громоподобным голосом. — Настоящий живой идиот лопочет наукообразный вздор с таким важным видом, как будто сам в нем что-то понимает! Удивительно. — Он театральным жестом хлопнул себя рукой по лбу, чтобы изобразить глубину своего удивления.

— Если вы хоть минуту послушаете... — Сэм вздохнул, увидев, что не успел он произнести и двух слов, как незнакомец уже раскрыл рот для следующего комментария.

— Послушать? Я — весь во внимании. Готов выслушать ваши объяснения. Может, в ваших безмозглых головах отыщется какая-нибудь причина вашему слабоумному поведению и...

— Погодите минутку! — радостно вскричал Хуркос. — Я вас знаю!

Незнакомец замолчал на полуслове.

— Микос. Вы Микос, поэт. Гноссос Микос! Гнев смыло с его лица широкой улыбкой, а щеки, мгновение назад багровые от гнева, зарделись смущенным румянцем. Рука, сжатая в огромный кулак, которым великан воинственно размахивал на протяжении всего монолога, опустилась и разжалась в ладонь — ладонь, неловко протянутую Хуркосу в знак примирения.

— А я не имею удовольствия, — вежливо произнес поэт.

Хуркос, взяв руку, энергично потряс ее. На какое-то мгновение Сэм почувствовал, что сейчас упадет в обморок. Единственное, что до сих пор держало его на ногах, был страх перед этим гигантом. Этот страх, как током, пронзал его дрожавшие ноги и выпрямлял его своей силой. Теперь, когда страх исчез, ему хотелось только подогнуть ноги и упасть лицом вниз. Ценой неимоверного усилия он все же остался стоять.

— Мое имя Хуркос. Оно же и фамилия. Я сам никто, но я читал ваши стихи. Они мне очень нравятся. Особенно “Первобытные дикари”.

— Это стихотворение, однако, довольно вызывающее, — просияв, сказал Гноссос.

Кровь размажь по гневному лицу;

Подними ружье, топор и палицу...

Хуркос докончил четверостишие:

Крикни так, чтоб кровь застыла в жилах,

Убивать — вот все, что в твоих силах.

Улыбка на лице поэта сделалась еще шире.

— Мир весь — только сцена для разбоя... — начал Хуркос следующую строфу.

— Х-м-м! — как можно ненавязчивее кашлянул Сэм.

— А! Господин Микос, это...

— Гноссос, — перебил поэт. — И обращайтесь ко мне на “ты”.

Хуркос несказанно обрадовался этому предложению.

— Гноссос, это мой новый друг. Сэм, познакомься с Гноссосом Микосом, величайшим и образованнейшим поэтом Империи.

Лапа великана, заключив руку Сэма в свои теплые, сухие объятия, чуть не переломила ему все косточки до самого запястья.

— Очень рад с тобой познакомиться, Сэм. — Он, казалось, и в самом деле был очень рад. — Ну так из-за каких же неполадок на вашем судне произошла эта неприятность?

— Я...

— Возможно, я смогу помочь их исправить. Позже, когда поэт выслушал рассказ об отсутствующих торговых марках, амнезии, провалах в памяти, странных голосах в голове Сэма, он потер руки, и сказал:

— Вы от меня не отделаетесь, пока мы не докопаемся до сути. Чертовски таинственное происшествие! Уже есть о чем писать эпическую поэму!

— Значит, ты не сердишься? — спросил Сэм.

— Сержусь? На что? Если ты имеешь в виду это несчастное столкновение наших гиперкосмических полей, забудь об этом. Ты тут ни при чем, и вообще мы должны обсудить кое-что поважнее.

Сэм снова тяжело вздохнул.

— Ну, — сказал Хуркос, обращаясь к величайшему поэту современности, — что ты об этом думаешь? — Он сидел на полу, обняв колени.

Гноссос провел языком по пухлым губам, прикрывающим широкие, безупречно ровные зубы, и на минуту задумался. У него были прозрачно-голубые глаза, и, когда он пристально на что-то смотрел, взгляд его, казалось, не падал на предмет, а проникал сквозь него.

— Похоже, — проговорил он, растягивая слова, — что кто-то пытается перевернуть галактику или, по крайней мере, нарушить установленный в ней вековой порядок.

Хуркос не мигая уставился на него. Сэм, тоже сидевший на полу, нервно заерзал, подождал продолжения, потом снова заерзал.

— Что ты имеешь в виду?

— Вспомни про оружие. Оружие — кроме спортивного, охотничьего и коллекционного — уже тысячу лет как запрещено. Ты говоришь, что это оружие явно не для спортивных целей, потому что обладает ужасающей мощностью, а коллекционировать взрывчатые вещества или новенькие, блестящие ружья тоже никто не будет. Кто-то — я вижу это с болезненной ясностью — намеревается использовать это оружие против людей.

Сэм невольно содрогнулся. Хуркос побледнел как полотно. Эта мысль подспудно висела у обоих где-то в глубине подсознания, но ни один не отважился вытащить ее на яркий свет. Теперь она предстала перед ними как единственно верная и абсолютно невозможная в силу своей чудовищности.

— Торговых марок, — продолжал Гноссос, — нет потому, что этот корабль и его содержимое не должны выдавать имя владельца и изготовителя. Сэма здесь кто-то использует. Как инструмент для изменения существующего порядка вещей.

— Тогда он может в любой момент получить приказ убить нас обоих!

На лбу Сэма выступили капельки пота.

— Не думаю, — сказал поэт.

— Но приказ направиться в гиперпространство... — настаивал Хуркос.

— Был постгипнотическим внушением. — Гноссос подождал минутку, чтобы посмотреть на реакцию. Когда на их лицах появилось некоторое облегчение, он продолжал:

— Сэма, наверное, похитили и изъяли у него память. Затем они — кем бы они ни были — засадили туда серию гипнотических команд, приказаний, расположенных в определенной последовательности. Когда это было сделано, они посадили его на корабль и запустили, чтобы он выполнил то, что ему приказали. Первый приказ должен был быть активизирован.., ну, скажем, съеденной тобой пищей.

— Но на меня-то эта пища никак не повлияла, — возразил Хуркос.

— В твое сознание, в отличие от Сэма, ничего под гипнозом не запрограммировали. Первое внушение было запущено в действие едой. А теперь, вероятно, через определенные интервалы будут проявляться остальные приказы. Допустим, через каждые шесть часов. Или, возможно, промежутки времени будут неравномерные, но запрограммированные.

— Таким образом, тот, кто дал ему приказания, о нашем присутствии ничего не знает.

— Верно.

В их разговор вмешался Сэм:

— Я чувствую огромное облегчение. Я слишком привязался к вам, чтобы убивать.

— Одно мне только непонятно, — сказал Гноссос. — Почему вы не ответили на мой радиосигнал сразу после столкновения?

— Мы никакого сигнала не получали, — в замешательстве произнес Сэм. — Мы попытались с тобой связаться, но это ты нам ничего не ответил.

— Рация сломана? — предположил Хуркос. Сэм, с трудом поднявшись на ноги, подошел к приборной доске.

— Сообщите о состоянии приемника-передатчика. РАБОТАЕТ ИСПРАВНО.

— Тогда эта теория неверна.

— Но как же может мой таинственный хозяин контролировать радио, если он даже не знает, что происходит? — Сэм провел пальцами по клавишам на приборной доске.

Гноссос, пожав плечами, поднялся на ноги.

— Значит, мы не правы. Вероятно, они все-таки знают, что мы с Хуркосом здесь, и теперь ждут подходящего момента, чтобы устранить нас. Но с этим вопросом мы потом разберемся. А сейчас давайте пройдем в лабораторию. У меня есть одна идея.

Они все трое смотрели на роботов-хирургов. Сэма при виде их передернуло: бездушные существа с человеческими способностями. Он снова отметил какую-то безотчетную ненависть, испытываемую ко всем машинам, с которыми соприкасался.