Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Неизвестный Китай

ModernLib.Net / Публицистика / Куликов Владимир Семенович / Неизвестный Китай - Чтение (стр. 2)
Автор: Куликов Владимир Семенович
Жанр: Публицистика

 

 


Главный флигель такого сыхэюара, обращенный входом на север – покои хозяина дома. Западный – предназначался для молодого поколения, а в восточном – жили слуги и сторожа. Внутренние деревянные перегородки – «бишачуан» – как ширмы делили помещение на несколько комнат. Эти ширмы богато украшены резьбой, также, как мебель и оконные переплеты, затянутые белым или зеленым шелком с национальным орнаментом.

«Сыхэюары», тесно примыкая своими стенами друг к другу, составляли переулки – знаменитые пекинские «хутуны» с экзотическими названиями, неожиданной конфигурацией, и иногда настолько узкие, что в них не могли разъехаться два велосипедиста.

Протянувшись с востока на запад, эти переулки пересекались с улицами города, идущими с юга на восток. Старые карты Пекина напоминают шахматную доску. Именно в пекинских переулках веками складывался определенный тип жизни китайской семьи. Именно с семьи, со двора начиналась гигантская пирамида государства.

Говорят, что в Пекине переулков столько, «сколько перьев у пекинской утки». Ну, а если точнее, то в период династии Юань (XIII—XIX вв.), когда складывалась его структура, здесь было 400 переулков. Но город быстро расширялся. И к моменту постройки Запретного города – резиденции императорских династий Мин (XIV—XVIII вв.) и Цин (XVIII—XX вв.) – их уже было уже 2077. В изданном в 1944 году путеводителе по Пекину говорилось, что их стало 3200.

А сейчас в Пекине осталось 990 старых переулков. Их число стремительно уменьшается в связи с развернувшимся в китайской столице строительством, оставляя современникам только диковинные названия.

Пекинские переулки – как огромная книга, рассказывающая об истории уходящих эпох. Первоначально ширина переулка была определена в девять шагов. На западе и востоке от центра города, где расположился императорский дворец, строили жилье аристократы, чиновники, вельможи. На севере и юге – люди попроще: торговцы, ремесленники, а ещё дальше городской люд: рикши, переносчики тяжестей и представители со – всем уж неблагородных профессий, куда в то время относили, например, актеров.

Ни один дом не мог быть выше императорских покоев. Так возник одноэтажный Пекин, на фоне которого невысокие императорские дворцы казались уходящими в небо.

Центральные районы города были отделены от остальных кварталов великолепными городскими стенами с десятками красивейших городских ворот с впечатляющими названиями: стена «небесного спокойствия», стена «высшей справедливости» и т. п. По красочной отделке они могли поспорить с императорскими дворцами. Это разрешалось. Ведь они открывали дорогу к чертогам «Сыновей неба».

Богатые дома в городе украшали орнаментами, покрывали яркой черепицей, коньки крыш оформляли керамическими изображениями различных животных: драконов, фениксов, морских коньков.

Бедные дома – серенькие, зачастую глинобитные были непритязательны на вид. Но все равно хозяева старались украсить входную дверь или стены своего дома каким-нибудь замысловатым иероглифом. И порой, чем беднее было жилище, тем красочнее его именовали. Так возникали дома, на стенах которых было выведено: «Небесная обитель», «Дворец феникса» и подобные поэтические названия, призванные, очевидно, скрасить скромность этих «дворцов», скорее напоминающих хижины.

Ну, а у ворот домов, действительно, зажиточных пекинцев на столбах, к которым привязывали коней, выбивали на камне или металле разного рода заповеди и мудрые мысли. Таких столбов сохранилось в Пекине более 500. Они могут рассказать о своих хозяевах, живших здесь столетия назад, очень многое: об укладе их жизни, об образе мыслей. Один, к примеру, считал, если хочешь оставить детям наследство получше – оставь книги. Другой – полагал, что нечего растрачивать деньги – копи их и будешь силён.

Возраст того или иного строения определить не так трудно. Достаточно лишь взглянуть на дерево, посаженное у входа. Начиная строить дом, хозяин по традиции высаживал перед ним дерево, и оно делило с домом его судьбу. Так родилась известная поговорка: «Хочешь узнать возраст дома, взгляни на дерево, посаженное у входа».

Тут же зачастую размещалась и пара львов – хранителей дома. Почему грозный хищник так полюбился китайцам, до сих пор остается для меня загадкой. Ведь львы здесь никогда не водились.

Китайские ученые полагают, что пришли они в Китай из Персии. В древнем источнике «История поздней Хань (III в до н. э. – III в. н. э.)«повествуется о том, как в подарок китайскому императору именно оттуда привезли пару львов, которые некоторое время жили в императорском дворце, вызывая удивление и уважение тех, кто мог их лицезреть.

Китайских львов не перепутаешь ни с какими другими. Основные черты, которые им придал знаменитый резчик Сунь Цзун более 1700 лет тому назад, сохраняются современными мастерами. До сих пор на улицах и в переулках Пекина сохранились каменные львы, возраст которых – столетия. Одна такая пара охраняет главную буддийскую достопримечательность Пекина – Белую Пагоду. Это самые старые пекинские львы. По преданию, их еще в 13 веке создал мастер из провинции Хэбей по имени Ян Цюн.

С этим именем связана древняя история. Ян Цюн решил в день рождения императора сделать ему подарок и вырезал из мрамора, камня, который не считался престижным в Китае, двух львов, лично доставив их во дворец.

Изваяния из простого земного камня сыну Неба!?

Придворные замерли в злорадном ожидании, готовые услышать приказ о казни дерзкого мастера. Но императору так понравилась львы, что он не только щедро наградил его, но и повелел Ян Цюну украсить подобными львами многие императорские сооружения.

Со львами связано немало и других удивительных историй. Каменные львы размещены, например, на мосту Лугоуцяо под Пекином. Этот мост был воротами в Пекин, и львы призваны были охранять город. Это не удивительно. Гораздо удивительнее тот факт, что львов здесь собралось несметное количество – 485. Правда, город они уберечь так и не смогли. По иронии судьбы именно отсюда, с моста Лугоуцяо началась в 1937 году японская агрессия против Китая.

Но все-таки чемпионом по количеству львов – стал бывший императорский дворцовый комплекс Ихэюань. Здесь их 500.

Культура пекинских переулков – особая область исследований и серьезных ученых, и непрофессионалов. Один из них – пекинский рабочий Чжан Чжэнхуа. Он по профессии текстильщик, и труд его не назовешь легким. Но каждый день после работы он садится на велосипед и объезжает один за другим пекинские хутуны. Записывает, фотографирует, беседует со старожилами. Если надо, отмывает от вековой грязи старые иероглифы на камнях и стенах. И таких энтузиастов, как Чжан, немало. Некоторые сделали изучение пекинских переулков своей профессией. Среди них – профессор-лингвист Чжан Цинган. Он говорит, что увлекся изучением хутунов из-за экзотики их названий, по которым можно изучать историю города.

Так, например, небольшой хутун называется «Большой крикун». Откуда такое странное название? Может быть, человек, въезжая сюда на повозке, криком оповещал встречных, мол, осторожно, не разъедемся.

Еще один переулок называется «сяобяньдань», что в переводе означает «маленькое коромысло», на котором мелкие торговцы разносили по домам лапшу. Но абсолютный рекорд принадлежит переулочку, затерявшемуся в районе старого вокзала за площадью Тяньньмынь. Его ширина всего 40 сантиметров. Я смог протиснуться в него только боком.

Если продолжить разговор о рекордах, то самый короткий переулок – 10 метров, а самому длинному – может позавидовать иная улица – почти три километра. Еще один переулок назван «Рынок угля», хотя ни рынка, ни угля здесь уже давно нет, а другой, находящийся недалеко – «Амбар для зерна», где сегодня расположены парикмахерские. Есть в этом районе переулок «Ювелирный», а рядом – «Меняльный». В двух последних – дома расположены так близко, что едва могут разойтись двое встречных.

Есть в Пекине «Коровья улица», возникшая на месте «Коровьего переулка», где торговали бараниной и говядиной, и где по традиции, селятся китайские мусульмане, есть «чайные», «цветочные» и прочие переулки.

Имена хутунов повествуют о том, какие росли здесь деревья, какие важные персоны коротали здесь свои дни, что подавали в местных харчевнях, куда ходили за водой.

Хутуны сохранили даже память о древних спорах. Так, жители одного из них издавна называли свой переулок «Конура собачья». Но это название резало слух проезжавшим тут благородным господам. Власти несколько раз пытались переименовать переулок, но бесполезно. Жители привыкли к старому названию и не желали его менять. Тогда чиновники прибегли к хитрости и пригласили ученого мужа. Ученость, как известно, в Китае всегда уважалась. Он предложил жителям, оставив то же звучание поменять лишь смысловые иероглифы (в китайском языке это возможно) Так «Собачья конура» превратилась в «Возвышенную обитель». Это «высокое» имя переулок донес до наших дней.

В Пекине, в отличие от некоторых других китайских городов, не принято присваивать улицам имена современных знаменитостей. Ни улицы Мао Цзэдуна, ни площади Дэн Сяопина вы здесь не найдете. Но вот некоторые переулки сохранили имена известных исторических деятелей. Как-то дела привели меня в переулок Вэньсянь. Оказалось, что носит он имя премьер– министра.

В древности перед входом в наиболее оживленные переулки воздвигали красочные арки, которые имели свои названия. Сейчас уже нет на этом месте ни арок, ни переулков. Так, например, две известные сегодня оживленные торговые улицы Пекина – Дундань и Сидань названы по имени утраченных арок-ворот. Совсем как Покровские, Красные и прочие ворота в Москве.

Еще один человек, влюбленный в пекинские хутуны – 45-летний художник Ху Юн. Он много лет фотографировал пекинские переулки, и в результате родился фотоальбом «Сто и одна фотография пекинских переулков». Книга была раскуплена за несколько дней.

Позже Ху Юн организовал туристическое агентство «Пекинские переулки«. Велорикши доставляли туристов в пекинские переулки, где гости знакомились с бытом пекинцев, вместе готовили пищу, вместе проводили досуг. За несколько лет более ста тысяч туристов побывали здесь, окунувшись в неповторимую атмосферу старого Пекина.

ДУША ПЕКИНА

Я впервые приехал в Пекин в начале 50-х годов и сразу полюбил этот город.

Больше всего мне понравился утренний Пекин. В лучах восходящего солнца, как на картинах древних мастеров традиционной китайской живописи, возникают очертания старинных дворцов в центре города, перед ними величественные башни, оставшиеся от городской стены за площадью Тяньаньмынь. В водах озера, которое называют здесь «Северное море», отражаются сооружения старинного императорского парка Бэйхай.

У старинных стен «Запретного города» – бывшей резиденции китайских императоров, а ныне Музея китайской истории, архитектуры и искусства, как и десятилетия назад, начинают свой трудовой день многие пекинцы.

Здесь, как и в других парках Пекина, можно увидеть пожилых людей, которые занимаются «Тайцзицюань» – гимнастикой для души и тела. «Тайцзицюань» – вязь неторопливых, на первый взгляд немного таинственных движений, непредсказуемых, как движение кисти китайского каллиграфа, выводящего тушью на рисовой бумаге замысловатый иероглиф. Но непредсказуемость эта существует лишь для непосвященных. Старинная гимнастика имеет строгие правила. В их основе – сочетание двух начал «ян» и «инь», мужского и женского, силы и слабости, напряжения и отдыха.

Еще в студенческие годы, проведенные в Пекине, я пытался овладеть искусством ««тайцзицюань», но каждый раз бросал это занятие. Очевидно, не хватило «ян». Но вот упражнения с мечами и веерами, которые тут же у стен Запретного города демонстрируют друг другу пекинские пенсионеры – это за пределами возможности европейцев. Здесь требуются не только годы систематической тренировки, но и фантастическое терпение и выдержка, которые так ценил в человеке великий китайский философ Конфуций.

Чуть поодаль, во всю мощь звучит сложная ария из пекинской оперы.. Нет, это не профессионал на пенсии, простой пекинец таким образом приветствует утро замысловатыми руладами, поднимая себе настроение. Порой даже малограмотный крестьянин великолепно разбирается во всех тонкостях оперного искусства. Ведь когда-то это был единственно доступный жанр искусства, который несли в китайскую глубинку бродячие актеры.

Персонажи пекинских опер: император Лю Бай, мудрый полководец Чжугэ Лян, коварный интриган Цао Цао, прославленные женщины-генералы семьи Ян, очаровательная Белая Змейка – фея, ставшая земной женщиной, вечный скандалист царь обезьян Сунь Укун и сотни других популярных в народе персонажей, хорошо знакомы каждому китайцу по поговоркам, легендам, притчам.

Некоторые утверждают, что пекинская опера со всеми ее героями и злодеями, строго регламентированными амплуа, архаичным языком и таинственным гримом ушла в прошлое и интересует лишь стариков и искусствоведов. До недавнего времени мне и самому так казалось. Но вот пришлось побывать в китайской глубинке – небольшом уездном городке Баоцзин в провинции Хэ-бей. В переполненном зале шел концерт. Артисты без грима и театральных костюмов пели арии из опер, и каждое исполнение встречалось бурей аплодисментов, в то время как другие, более современные номера – эстрадные песни, танцы, цирковые забавы и фокусы не имели такого успеха.

Да что там глубинка! В Пекинском Дворце национальностей целую неделю шли представления труппы Пекинской оперы из северной китайской провинции Цзилин. И каждый день зал был переполнен. Как сказал мне господин Оу – директор Театра, с таким же восторгом встречали выступления труппы в Токио и Минске, Литве и Будапеште, других городах и странах, где гастролировали артисты.

Но вернемся к стенам «Запретного города». Во всех этих утренних процедурах у его стен, окруженных рвом с зацветающей водой, мне почудилось что-то таинственное, блоковское. Сонная зеленая вода, неподвижные удильщики, глядящие не на поплавок, а в некую «очарованную даль» привезенные на велосипедах вещие птицы в клетках, с которыми они, кажется, никогда не расстаются.

Оказывается, люди приходят в этот овеянный историей уголок Пекина, чтобы хоть на миг вырваться из своих переполненных городских квартир, поразмышлять о смысле жизни, вспомнить что-то хорошее, светлое.

Что касается любителей старинной гимнастики, – то, как они сами утверждают, после таких упражнений человек как бы заново рождается, по-иному начинает смотреть на окружающий его мир.

Начинающие работать с рассвета городские крестьянские рынки – тоже неотъемлемая часть пекинского утра.

Десятимиллионный город съедает за год 1,5 миллиона тонн овощей: по полкило в день на каждого жителя. Рис и овощи – основа рациона китайцев. 90% этого товара попадает на китайский стол, проходя через крестьянские рынки.

Пекинский рынок – это не только торговля – это выпестованная веками форма общения. Рынок – это благоухание фруктов и неповторимый аромат специй, буйство красок даров китайской земли. Небольшие велотележки с овощами, фруктами, мясом, дарами рек и морей трансформируются в прилавки, образуя километровые рыночные ряды.

До самого последнего времени их было так много на улицах Пекина, что сам город стал напоминать огромный рынок. Местные власти увеличили строительство супермаркетов, оттеснив крестьянские рынки с оживленных транспортных магистралей в тихие переулки.

Коренные пекинцы по-прежнему предпочитают делать покупки именно на таких крестьянских рынках. Совсем по-другому, скучно смотрятся те же продукты, закованные в пластик и целлофан, взвешенные на электронных весах с точностью до миллиграмма. Да в магазине и не поторгуешься.

Сегодня Пекин, особенно его центральные районы или города спутники, выросшие в одночасье за кольцевыми дорогам, похожи на деловые центры и жилые кварталы любой столицы мира, и лишь иероглифы на вывесках возвращают нас к китайской действительности.

Я не люблю этот Пекин – холодный и одноликий. Он напоминает мне наши унылые московские новостройки или новый Арбат, замахнувшийся бетонным кулаком на соседние уютные улочки и переулки, и я понимаю пекинцев, которые при всей остроте жилищной проблемы, даже получив возможность переехать в районы новостроек, не торопятся делать это.

А оказавшись волею судьбы в новых микрорайонах, они стараются перенести сюда свой привычный образ жизни. Среди бетонных джунглей, как цветок из асфальта, возникают лоскутки зелени на обочинах дорог, на пустырях. Здесь собираются любители певчих птиц, в основном, пекинские пенсионеры.

Демографическая политика государства строга, хотя, может быть, и неизбежна при населении более 1 миллиарда человек. Одной городской семье полагается иметь лишь одного ребенка. В деревне и в национальных окраинах страны есть послабления. Внуки – эта основа круговорота природы и жизни, здесь на вес золота. Ну, а тем, кому не повезло с внуками, вкладывают свою нерастраченную любовь в цветы, разведение рыбок, воспитание певчих птиц.

Правда, птицы эти (главным образом поющие и говорящие скворцы) – слабое утешение для любителей природы. Они, в основном, поют с голосов модных эстрадных певцов, чьи песни льются на улицы через раскрытые окна, и подражают не столько шуму дождя и шелесту листьев, как это было первоначально заложено в них природой, сколько реву моторов, скрежету тормозов, раздающихся с ближайшего перекрестка. Конечно, можно было бы собаку или кошку завести, власти недавно разрешили это горожанам, да уж очень велики налоги на крупную живность, и как содержать их в переполненных квартирах многоэтажных домов?

Мне больше по душе одноэтажный Пекин. Тот самый, который не увидишь из окна туристического автобуса. Почувствовать его можно только находясь в толпе – яркой, пестрой, говорящей на всех диалектах китайского языка.

Китайская толпа любопытна, беззаботна и доброжелательна. Она вслух обсудит все ваши достоинства и недостатки, выскажет (тоже вслух) предположения относительно вашего происхождения, и затем наиболее эрудированный ее представитель поприветствует вас на языке, который он считает английским, и поинтересуется, откуда вы родом, сколько вам лет и долго ли проживаете в Пекине. Три классических вопроса, с которых начинает диалог с иностранцем любой китаец.

И стоит вам произнести хотя бы одну фразу по-китайски, как тут же все хором начнут восхищаться вашим произношением и глубокими познаниями в китайском, хотя может быть, и то, и другое, мягко говоря, далеко от совершенства. А кто-нибудь непременно философски заметит: «Да, это большой специалист по Китаю!» – Вам здесь всегда ответят улыбкой на улыбку, помогут найти дорогу, если вы заблудились.

Именно в старинных переулках родился сюжет популярного телесериала пекинского телевидения: «Четыре поколения под одной крышей». Успех этой многочасовой телеэпопеи не только в блестящей игре пекинских актеров, в подсказанных самой жизнью острых ситуациях, связанных с конфликтами аж четырех поколений, в сочном языке пекинских окраин, но и в том, что здесь речь идет о законах жизни китайской семьи.

Семья и сегодня – основа китайского общества. Как некогда весь Китай отгородился от внешнего мира великой китайской стеной, так и китайское классическое жилище «СЫХЭЮАР» являет собой крепость, в которую никто и ничто не может самовольно проникнуть, там хранятся тайны жизни отдельной китайской семьи.

ПЕКИН СТРОИТСЯ

Сегодня Пекин напоминает большую строительную площадку. Готовясь к летним Олимпийским играм 2008 года, которые по решению МОК пройдут в Пекине, власти города сносят не просто старые дома, а целые кварталы, освобождая место для новых дорог, транспортных развязок, современных зданий. И вместе со старыми постройками уходит в прошлое старый пекинский быт.

Требования Международного олимпийского комитета к городу будущей Олимпиады недвусмысленны: это должен быть современный город с развитой инфраструктурой, хорошо организованными транспортными потоками, экологически приспособленный не только к жизни горожан, но и к пребыванию многочисленных гостей.

Впрочем, определенный и не совсем удачный опыт таких масштабных изменений в городе Китай приобрел еще во время «культурной революции», когда, якобы, для облегчения дорожного движения в городе была снесена окружавшая Пекин уникальная городская стена со всеми ее башнями, воротами и окружавшими ее со всех сторон уютными переулками.

Внешне идея казалась экономически выгодной: даешь вместо стены – кольцевую автотрассу! Это было в духе времени: революционно, не требовало больших затрат (ломать – не строить), к тому же, из камней стены, как полагали руководители проекта, можно построить новые дома. Стену сломали в одночасье. Я наблюдал, как за одну ночь исчез участок стены, примыкавший к Советскому Посольству в Пекине. Из исторических камней, действительно, начали строить одноэтажные бараки, которые очень скоро пошли на слом. Но транспортных проблем города это не решило. Уже через несколько лет пришлось строить и третью, а затем и четвертую кольцевую дорогу. А город в результате лишился уникального сооружения, делавшего его неповторимой столицей одного из крупнейших государств мира. Сейчас об этом с печалью вспоминают китайские архитекторы, историки, горожане.

Хочется верить, что уроки истории не пройдут даром. Во всяком случае, обнадеживает то, что Городское правительство решило приступить к реконструкции участка городской стены, что у ворот Цзянгомынь, причем использовать исторические камни, из которых стена в свое время была построена, обратившись с соответствующим призывом к населению. Однако, судя по всему, «время собирать камни» еще не пришло. Смекнув, что дело идет о реликвиях, люди не торопятся нести старинные кирпичи в муниципалитет.

Я помню, какие страсти кипели лет пять назад вокруг переулка «Золотой рыбки«, что в самом конце улицы Ванфуцзин, рядом с рынком Дунъаньшичан. Дело в том, что на углу этого переулка помещался знаменитый Театр Пекинской оперы.

Именно здесь в начале 50-х я впервые увидел оперу «Скандал в небесном дворце», познакомился с творчеством выдающегося актера пекинской оперы Мэй Ланьфана. Для многих пекинцев это было святое место, ведь опера на протяжении 200 лет была самым притягательным жанром для китайцев. Это была поистине всенародная любовь. И высокий чиновник, и малограмотный крестьянин могли зачарованно следить за развитием событий на сцене и в унисон восклицать: «Хао» (хорошо!), когда актер брал особо трудную ноту или делал ловкий трюк. А уж популярные арии оперных персонажей любители пекинской оперы знали наизусть.

Кстати, когда отмечалось 200-летие пекинской оперы, президент страны Цзян Цзэмин отнес себя к большим знатокам и любителям этого искусства.

И, тем не менее, Театр решили снести, пообещав общественности выделить новое помещение. Театр пытались отстоять: видные деятели культуры направили городским властям прошение не сносить старое здание. Но ничего не помогло.

Сейчас на этом месте возвышается сверкающий огнями многоэтажный рынок. Говорят, что это самый большой супермаркет в Азии. Может быть. Но театра уже не вернуть. Труппа играет свои спектакли в одном из пекинских небоскребов, но туда мало кто ходит. Разве что иностранцы в поисках экзотики забредут сюда из соседнего бара.

Подобные проблемы всерьез волнуют китайскую общественность. Вопрос, каким быть Пекину в будущем, может ли этот город, бывший на протяжении многих веков столицей 10 императорских династий, претендовать на роль мирового центра культуры, каковыми являются Рим или Париж, все чаще возникает на страницах китайских газет и журналов. Вопрос этот не риторический. Прагматичные китайцы подсчитали, какие выгоды несут Пекину и стране в целом памятники культуры и старины.

Так, внесенная ЮНЕСКО в перечень мировых памятников культуры «Великая Китайская стена «может рассчитывать на субсидии ЮНЕСКО в размере 100 тысяч долларов. И таких памятников старины, куда комиссия ЮНЕСКО включила парк Ихэюань и Храм Неба, уже двадцать один. Так что борьба за сохранение памятников старины имеет вполне земную основу.

Многие полагают, что первый раунд этой борьбы за сохранение звания мирового центра культуры был проигран Пекином в 1949 году, когда было провозглашено образование Китайской Народной Республики. Тогда видный китайский архитектор Лян Цичэнь, кстати, сын известного реформатора цинской династии (XVIII—XX вв.). Лян Цичао, предложил новым властям Китая проект реконструкции китайской столицы. Лян – один из корифеев современной китайской архитектуры. Его бронзовый бюст стоит в вестибюле архитектурного факультета пекинского института «Цинхуа» в знак признания его заслуг. Китайский архитектор, казалось, унаследовал от своего отца революционный образ мыслей. Согласно его проекту, столица со всеми необходимыми административными сооружениями выносилась за границы старого Пекина. Таким образом, сохранялась уникальная инфраструктура старого города, а новый город-спутник получал достаточно простора для развития. Лян предостерегал, что если не сделать этого, полуторамиллионный в то время Пекин, размещенный всего на площади в 62 квадратных километра, очень скоро столкнется с серьезными трудностями: транспортными, экологическими и пр.

Предложения архитектора-новатора не были тогда приняты. Как пишут некоторые авторы, Китай предпочел советский опыт градостроительства – то есть стал совершенствовать уже сложившуюся городскую инфраструктуру. Ссылки на советский опыт в данном случае вряд ли корректны. Построенные по нашим проектам в 50-е годы несколько зданий общественного назначения, вроде здания Китайского Международного Радио или Советская промышленная выставка, никак не повлияли на архитектурный облик Пекина, органично вписавшись в него.

Второй удар по архитектуре старого Пекина был нанесен во время «культурной революции» (1966—1976 гг.). Многие памятники старины пострадали, а новые здания общественного назначения, строившиеся без единого плана и архитектурного замысла, лишь изуродовали лицо города.

К сожалению, начавшийся затем период реформ мало что изменил к лучшему. Возникли противоречия между традициями и бизнесом. И в этой борьбе верх одерживает бизнес. В историческом центре города стали возникать современные здания из стекла и бетона разных стилей, архитектурных школ, разной высоты… Главная магистраль китайской столицы – улица Чанъанцзе «Улица вечного спокойствия«, перерезающая город с востока на запад, напоминает сегодня витрину парфюмерного магазина, где выставлены разнокалиберные образцы продукции со всего света.

Леонид Васильевич Вавакин, известный советский архитектор, проектировавший в свое время центр столицы Монголии Улан-Батора, буквально схватился за сердце, когда впервые проехал по главной улице китайской столицы после посещения архитектурных шедевров китайского зодчества – дворца Гугун и Храма Неба. Настолько разителен был контраст.

А между тем, к центру подбираются новые отряды современных монстров в виде целых кварталов банков, бизнесцентров, супермаркетов, престижных домов, где стоимость одного квадратного метра площади уже перешагнула московские рубежи. Для Китая – это непозволительная роскошь. Даже для очень крупного чиновника, директора государственного предприятия, заслуженного университетского профессора. Так что новые роскошные дома стоят полупустыми, ожидая, по-видимому, «новых китайцев».

Сносят кварталы старого Пекина, а жители выезжают в относительно недорогие дома уже за пределами четвертой кольцевой автодороги. Исчезают с карты Пекина целые районы. Впрочем, следует отметить, что в этом процессе капитальной реконструкции Пекина есть и удачные находки, которые пришлись по душе горожанам. Я имею, ввиду прежде, всего Ванфуцзин – главную торговую улицу Пекина. Эта улица – ровесница древнего города, сегодня полностью изменила свой облик. Она стала пешеходной, вроде Старого Арбата. Сюда даже на велосипедах въезд воспрещен. Появились вазоны с цветами, урны для мусора, удобные скамейки, телефоны-автоматы. Сюда, как на экскурсию, приходят пекинцы. А совсем недавно в конце улицы очистили от соседних построек великолепный католический собор, построенный в 1905 году. Вновь возникшая соборная площадь удивительно гармонично вписалась в новый Ванфуцзин.

А старый Ванфуцзин сохранился в прилегающих переулках: здесь и известные ресторанчики, где готовят знаменитую пекинскую утку, и бесконечные ряды с пекинской снедью.

И как памятник старому Ванфуцзину остался здесь Старинный универмаг – когда-то самый крупный в Китае, с бюстом перед входом образцового продавца Чжана. Это, наверное, единственный в Китае, а может быть и в мире, памятник скромному работнику прилавка. Ведь никаких подвигов Чжан не совершил. Просто честно работал, одаривая малышей конфетами, купленными на свою скромную зарплату. Да еще в память о прошлых временах поставлены вдоль улицы бронзовые в человеческий рост фигуры музыкантов, рикши, парикмахеров, к которым не иссякает очередь желающих сфотографироваться.

Ванфуцзин – один из ответов на вопрос, «каким быть новому Пекину», как совместить новые инфраструктуры города с тем, что так дорого его жителям. К сожалению, таких примеров не так уж много. Попытка перестроить по тем же принципам еще одно историческое место – торговый центр в районе Сидань, оказалась менее удачной. Когда-то здесь проходила городская стена. Потом, во время «культурной революции» образовалась «стена демократии», где хунвейбины вывешивали свои газеты «дацзыбао». Затем возник пестрый, шумный и очень популярный в городе народный рынок. Сейчас на этом месте безликая, пустынная и унылая площадь с непонятными стеклянными киосками в центре и загнанный под землю рынок.

Технология разрушения старых кварталов отработана до мелочей. И здесь не требуется ни сложной техники, ни дополнительной рабочей силы. Обреченные дома на корню, как строительный материал, продают крестьянам пекинских уездов. Они приезжают сюда на своих повозках, запряженных маленькими лошадками, осликами, мулами, деловито разбирают дома, лавки, магазинчики, предназначенные к сносу. Каждый раз по дороге на Пекинское Телевидение я наблюдаю такую картину.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12