Глава II

ВСТРЕЧА

Кар спал и не видел под крылом самолета синие и изумрудные заливы, не видел безбрежную океанскую ширь и безбрежную ширь Аравийских пустынь, ослепительно белые города и слившиеся с землей бурые поселки.

Не видел волшебных красок восхода, когда небо начинает светлеть, золотиться, желтеть, розоветь, потом кроваво-красные полосы расходятся по горизонту и сначала медленно и неуверенно, а потом настойчиво и требовательно пунцовое от натуги солнце выталкивается из-за дальних пределов, рвется в вышину и наконец заливает все вокруг золотым светом. И ночи он не видел, и заката, и черного звездного неба… Самолет летел долго, а он все спал, просыпался, снова окунался в дрему.

Порой его расталкивали на обед (или завтрак то был, а может, ужин, он потерял ощущение времени). Но и ел он с закрытыми глазами.

Сквозь сон слышались песни, громкий смех, шум, крики. Многие из ребят не только ели, но и пили, и не только лимонад…

Путь их закончился рано утром.

Самолет опустился на бетонную полосу какой-то военной базы, долго катил по рулежной дорожке и наконец, качнувшись, остановился в дальнем конце аэродрома. Люди зашевелились, собирая пожитки, надевая снятые на ночь ботинки. Выходили сонные, протирая опухшие от вчерашней пьянки глаза, спускались по трапу. Было свежо, дул легкий, напоенный ароматом далеких, невидимых гор ветерок, доносился колокольный звон — наступило воскресенье, — лай собак, шелест грузовиков с близкого шоссе.

Огляделись, взяли огромные зеленые мешки, заменявшие им чемоданы, и двинулись к автобусам. Автобусы, тоже зеленые, армейские, долго везли их и наконец доставили к длинному одноэтажному зданию.

Тут начались бесконечные, как им казалось, формальности: сдача одних документов, выдача других, заполнение каких-то бумаг.

— Куда билет нужен? — спросил Кара ошалевший от всей этой ранней суеты сержант.

— Какой билет? — не понял Кар.

— Ты что, думаешь, тебе здесь «мерседес» подадут? — разворчался сержант. — Небось все миллионерами там стали, разбаловались! В какой город поедешь? Куда железнодорожный билет выписывать? Или господин генерал предпочитает самолет? Тогда плати разницу.

В какой город? Действительно, в какой? Кар был озадачен. В конце концов он назвал торопившему его сержанту тот город, в котором, по его предположениям, заимел свой бар Лоридан. Большой приморский город, кстати, не столь уж далеко расположенный от этой авиабазы.

Сержант бросил ему какую-то бумажку, заставил расписаться в толстой книге, не преминув заметить, что пишет «господин генерал» как курица лапой.

Кар забрал бумажку, поднял свой мешок и двинулся к автобусу, чтобы ехать на вокзал.

Торжественная встреча, о которой столько болтали офицеры перед их отправкой домой, не состоялась. Ни знамен, ни оркестров, ни ковровых дорожек. Только ворчанье сержантов, вонючий автобус да железнодорожный билет в третий класс.

На вокзале многие прощались друг с другом, все разъезжались в разные края на разных поездах.

Кар сел в пустой вагон — еще бы, семь утра воскресного дня — и через два часа прибыл в выбранный им город. Всю дорогу он смотрел в окно. Слева шел берег — пустынные пляжи, заставленные полосатыми кабинками, барами под соломенными крышами, бассейны, вырытые в двух-трех десятках метров от берега, с вышками и искусственными волнами для тех, кто боялся настоящих волн. Вдоль пляжей, параллельно железной дороге, бежало шоссе. Справа из окна были видны огромные отели, рестораны, лавки и лавчонки, словом, обычная для курортных мест архитектура. Изредка городишки и поселки перемежались высокими сосновыми рощами или уходящими к горизонту фруктовыми садами.

Наконец поезд остановился, и Кар торопливо выбрался из вагона — стоянка одна минута.

Он прошел через прохладный зал вокзального здания, вышел на площадь и огляделся.

Куда идти?

Город, в который он приехал и в котором бывал лишь однажды и очень давно, был и курортный, и промышленный, и портовый, нечастое сочетание.

Он напоминал слоеный пирог. Центральную его часть занимали жилые кварталы. Здесь все шло вперемежку — были целые улицы двух-трехэтажных намертво приклеенных друг к другу домов; были скопления новостроек — пяти-шестиэтажек; были улицы дорогих красивых особняков; скопления небоскребов — банков, отелей, страховых обществ, судовладельческих компаний, всевозможных контор; были в городе и величественные площади с памятниками посредине; захламленные пыльные кварталы бедноты; бульвары, парки, свалки и пустыри. Как в любом большом городе.

Словно набор больших и малых конфет, по всей его территории были рассыпаны магазины, универсамы, рестораны, бары, кафе, кинотеатры, казино, кабаре с их яркими кричащими вывесками, рекламами и днем, горевшими иллюминированными фасадами.

Это было, так сказать, ядро города. За этим слоем ближе к горной цепи, у подножия которой он раскинулся, размещался следующий слой — промышленный — скопище заводов, фабрик, мастерских, складов, гигантские газовые резервуары, нефтехранилища, теплоцентраль… Над всем этим шумным, пыхтящим, свистящим, стучащим муравейником висел густой ржавый смог, уходили к небу столбы фабричного дыма, расплывались плотные белые облака пара.

Наконец, от моря центр города отделял порт. Тут бесконечной лентой вытянулись пакгаузы, в море врезались десятки причалов, словно гигантские комары застыли подъемные краны, беспрерывный поток грузовиков, автокаров, мототележек бороздил асфальтовую набережную, а облезлые огромные сухогрузы, прижавшиеся к причалам, заглатывали в свои трюмы контейнеры, машины, мешки, ссыпали зерно, заливали горючее…

Вокруг города, и слева, и справа, и сзади, карабкаясь в горы, шла курортная зона. Здесь, вдалеке от шумного жаркого центра, от порта, от заводов, в тишине, на легком свежем ветру покоились роскошные виллы и виллы поскромней, высились белоснежные отели, в глубине густых парков стояли дворцы, золотились частные и общественные пляжи, голубели бассейны.

Здесь раздавалось только пение птиц, приглушенная музыка, щелчки ракеток по мячам, мягкий шелест дорогих машин, крадущихся по широким тенистым пустынным улицам.

Еще дальше от города раскинулись эдакие городки-спутники, дортуары, как их называли. Их молниеносно возводили предприимчивые дельцы: пятьдесят — сто домов, все коммуникации, свои ресторан, магазин, школа, церковь, своя частная служба охраны и антенна, принимающая полсотни телепередач из трех десятков стран. И все окружено оградой.

Таким вот был этот город с почти миллионным населением. Он гордился своим портом, своими пляжами и своим знаменитым на весь мир Университетом, в котором училось более сорока тысяч студентов из многих десятков стран.

Университет находился в южной части города и имел собственный стадион, теннисные и баскетбольные площадки, спортзалы, бассейны и одну из лучших футбольных команд страны, не раз занимавшую второе или третье место в национальном первенстве, а однажды, о чем все помнили, ставшую чемпионом.

Университет был достопримечательностью города. И название города многие в стране знали лишь по названию Университета.

Хотя порт был одним из крупнейших в стране, а продукция некоторых заводов, особенно военных, рекламировалась вовсю, да и дивные пляжи привлекали туристов со всех концов света, все же главной гордостью города был Университет.

Вот в этот город и прибыл, чтобы начать новую жизнь, Альберт Кар, демобилизованный солдат, прошедший огонь, и воду, и медные трубы, знавший множество способов убивать без оружия, без промаха попадавший в монетку с пятидесяти метров, умевший выбить любые признания из любого виновного или невиновного, неважно, но больше не умевший ничего.

Главные свои надежды он возлагал на Лоридана, но где он, его дружок, и достиг ли, чего хотел?

Нет, на друга надейся, а сам не плошай.

Между прочим, и он, Кар, тоже не нищий. Хоть он и не занимался там, в этой мясорубке, сколачиванием капитала, но кое-что все же скопил, да еще добавили при увольнении. Он может зайти сейчас в банк и получить наличность. Кстати, не мешает это сделать. Негоже начинать новую жизнь (а желательно жизнь вообще) с пустым карманом.

Кар перешел дорогу и вошел в Городской банк, открытый в воскресенье. Проникнуть в него было не так-то просто. Надо было нажать звонок у двери, войти в кабину из пуленепробиваемого стекла, из которой в помещение собственно банка вела еще одна стеклянная дверь. Охранник с огромным пистолетом у пояса, стоявший за этой дверью, подозрительно оглядел Кара и, в конце концов, нехотя открыл дверь.

«Ну и ну, — подумал Кар, — в мое время таких предосторожностей не было». Он подошел к барьеру, за которым что-то деловито подсчитывали, писали, подшивали клерки, заполнил разные формуляры и направился к кассе. Кассир тоже сидел в будке из непробиваемого стекла и общался с клиентами с помощью маленького вращающегося блюдца, вделанного в стекло — клиент клал на него бумаги, кассир поворачивал блюдце к себе, клал на него деньги и снова поворачивал к клиенту. Таким образом, он все время был отделен своим непробиваемым стеклом. Кар заметил, что блюдце имеет резиновые края и плотно прилегает к пазам, в которых вращается. Зачем?

— Зачем? — спросил он кассира.

Тот настороженно посмотрел на Кара и, сообразив, что перед ним дремучий провинциал, усмехнувшись, ответил:

— Это чтоб ты в щель не подпустил, например, парализующего газа. Понял?

Кар ошарашенно уставился на кассира. Потом огляделся. Он увидел скрытые телекамеры, бойницы в стенах, за которыми притаились, наверное, снайперы, еще одного охранника, спрятавшегося за колонной… Ничего себе!

Все это время не спускавший с Кара внимательного взгляда охранник у двери успокоился — Кар получил свои деньги, значит, нормальный клиент.

Когда Кар дошел до выхода, он спросил:

— Слушай, парень, много ты здесь получаешь?

— А что? — спросил охранник. — Хочешь знать, сколько моей вдове пенсию будут платить, когда меня ухлопают?

— Да здесь ухлопаешь! — усмехнулся Кар. — Тут и с танком не ограбишь.

— Эх ты, небось оттуда прибыл, я же по мешку вижу. — Охранник вздохнул, — Ничего, привыкнешь, тогда поймешь, что у нас побольше на тот свет отправляют честного народа, чем вас там.

— Ну-ну, — неопределенно пробормотал Кар и покинул банк.

Ему казалось, что у охранника замечательное местечко — тепло, тихо, такая оборона, что бояться нечего. Красота, сиди себе весь день, дверь открывай, уж платят тут небось побольше, чем вышибале в баре, а риска никакого. Врет он все, этот охранник, за место держится!

Правда, вдова Кара пенсии получать не будет. Потому что во вдову может превратиться только жена, а жены у него нет. Пока…

Кар зашел в будку телефона-автомата, открыл невероятной толщины справочник, прикованный к стенке цепью, и стал листать раздел баров и ресторанов. Вдруг увидит «Джунгли»? Не нашел. Тогда, подойдя к вывешенному около туристического бюро плану города, начал размышлять, где может жить Лоридан, в свое время случайно назвавший ему какую-то улицу.

Наконец он бросил это пустое занятие и, снова зайдя в телефонную будку и опустив монетку, набрал номер справочной. Все оказалось очень просто: господин Лоридан жил в доме №19 в одном из дортуаров — городов-спутников.

Кар вернулся на вокзал, зашел в бюро компании «Герц» и взял напрокат недорогую машину.

Он медленно катил по улицам города. Курортный сезон еще не начался, и бездельников было мало — констатировал Кар. В основном то были обычные прохожие, спешившие по каким-то своим делам, не очень богато одетые, не очень молодые. Лишь изредка попадались стайки студентов, все больше девушки, в джинсах, свитерах, кедах. Многие с сигаретами в зубах, порядком растрепанные. Они кричали, смеялись, что-то оживленно обсуждали… Порой с ними шли долговязые парни. Кар миновал центр с его густыми бульварами и широкой центральной площадью. Теперь он ехал окраинными улицами в районе новостроек, где стояли похожие как близнецы шестиэтажные дома. Все балконы были увешаны сушившимся бельем, крыши напоминали бамбуковые заросли — столько там теснилось телевизионных антенн. Зелени не было совсем, между домами пролегали пыльные пустыри, кое-где висели качели, стояли машины, детские коляски, мотоциклы и велосипеды, множество маленьких ребятишек, галдя, носились по пустырю, гоняли мяч, визжали, что-то строили из консервных банок, ревели, дрались, играли… Немногие женщины, больше старухи, усиленно жестикулируя, громко разговаривали, кричали на детей, перекрикивались из дома в дом. Иногда из подъезда торопливо выходил мужчина, дожевывая на ходу, забирался в свою подержанную машину и запускал мотор или шагал к остановке автобуса. Брели какие-то старички с сумками. И повсюду носилось множество собак и кошек, по-видимому вполне уживавшихся друг с другом.

Еще километров семь-восемь Кар проехал по великолепному, бежавшему вдоль моря шоссе. Пляжи были пустынны, в кафешках и ресторанчиках, что тянулись вдоль шоссе, посетителей тоже было немного. Свежий ветерок залетал в открытое окно машины, из приемника лилась тихая музыка…

Кар почувствовал, как он выражался, благолепие (что случалось с ним все реже и реже). Вот он на родине, угроза смерти и ран осталась позади. В бумажнике похрустывают купюры, в банке кое-что еще лежит. Красивый город, хороший, большой. Он едет к другу, который уж как-нибудь позаботится о нем. Сейчас они выпьют по стаканчику, вспомнят старые общие дела, веселые и печальные дни. А потом съездят в бар Лоридана (и чего он прицепился к этому бару?), еще хлебнут немного, а со следующей недели он приступит к работе — надо же хоть два-три дня отдохнуть! Да, вот такую бы работенку, как тот охранник в банке.

Наконец он подъехал к распахнутым воротам частного поселка, носившего помпезное название Солнечный. У въезда возвышалась двухэтажная кирпичная будка, где сидели частные охранники в коричневых куртках и бежевых брюках, с эмблемой поселка на рукаве и пистолетом у пояса. Возле будки стояла тоже коричнево-бежевая машина с такой же эмблемой на дверце и синим фонарем на крыше. Патруль. С утра до вечера несколько таких машин колесили по улицам Солнечного, бдительно следя за порядком.

Видимо, ни машина Кара, ни он сам не внушили охране тревоги, потому что никто его не остановил. Машина покатила дальше, тяжело перевалившись через перегораживавшие дорогу врытые в асфальт сверкающие бамбушки, похожие на шляпки огромных винтов, которые остряки прозвали «мертвый полицейский».

Некоторое время Кар рыскал по дортуару, разыскивая дом № 19.

По обеим сторонам улиц стояли совершенно одинаковые двухэтажные дома розового, коричневого, бурого цвета, перед каждым — безупречно подстриженный газон, позади угадывался небольшой садик. Над подъездом — балкон, сбоку железные воротца в подземный гараж, возле дорожки из широких плит, ведущих к дому, несколько кустов ярких синих, желтых, красных цветов.

Кар остановил машину, выключил мотор и несколько минут сидел неподвижно, разглядывая дом. Он слегка волновался.

Окна дома были зашторены, точнее, затянуты тюлевыми занавесками, никаких признаков жизни ни жильцов, ни собак, ни кошек.

Он вылез из машины, подошел к подъезду и позвонил. Никто не отозвался, позвонил снова. Тот же результат. Подождав немного, он решил обойти дом.

Садик оказался еще меньше, чем он думал. Три-четыре дерева, несколько кустов, отделявших участок от такого же, выходившего на другую улицу. Под деревьями летняя мебель: стол, стулья, шезлонг. А в шезлонге дремала молодая женщина. На ней был зеленый купальный костюм и огромная соломенная шляпа. Она, видимо, почувствовала постороннее присутствие и открыла глаза.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга.

Потом женщина вскочила в глазах ее плеснулся страх.

— Кто вы? — голос у нее срывался. — Что вы делаете в моем доме?

— Успокойтесь, — Кар улыбнулся. — Я не грабитель, во всяком случае, пока. Я ищу своего фронтового друга Лоридана. Мне дали этот адрес. Я звонил в дверь, вы не слышали.

Женщина облегченно вздохнула и тоже улыбнулась.

— Господи, как вы меня напугали! — Она покачала головой. — Знаете, сейчас такие времена… Месяц назад у нас в поселке убили человека, ограбили дом. Да что ж мы стоим! Идемте. — Она бросила взгляд на часы. — Лор скоро приедет обедать. — Она снова улыбнулась.

Кар внимательно разглядывал женщину. Она не отличалась особенной красотой, в ее лице была какая-то не женская твердость, даже жестокость, которую не могла стереть приветливая улыбка. Красивая фигура, но впечатление портила слишком мощная мускулатура. Сколько ей лет? Под тридцать, прикинул Кар. Не удержавшись, он спросил:

— Вы, наверное, занимались кэтчем или дзюдо? Женщина рассмеялась:

— Заметно? Вижу, у вас глаз наметанный. Я действительно одно время участвовала в матчах по кэтчу. Но вовремя остановилась — видите, все зубы и волосы целы. — Она улыбнулась еще шире, обнажив ряд таких ослепительно белых зубов, что Кар грешным делом подумал, не фарфоровые ли они. Женщина сняла свою огромную шляпу, и густые черные волосы рассыпались по плечам.

— Идемте, — сказала она и повела Кара в дом. Не оборачиваясь, она представилась: — Меня зовут Элизабет, Бет для друзей. Я жена Лора.

Жена? Быстро же его друг завел семью, хотя почему быстро, уже больше года прошло, как Лор демобилизовался. И тут Кар почему-то вспомнил ее первые слова: «…в моем доме…» В ее доме. Может, она очень богата, и Лор погнался за этим? А ведь и он не беден. Странно. Но в конце концов, какое ему, Кару, дело? Мысль о том, что его друг мог жениться по любви, даже не пришла ему в голову.

— А меня зовут Альберт Кар, — объяснял он ее затылку. — Мы вместе с Лором воевали, в одном взводе (черт, как трудно говорить с человеком, который обращен к тебе спиной!). Потом он уехал, а меня ранило, и я там задержался в госпитале, а потом…

Он замолчал, злясь на себя — ну к чему он тут рассказывает все эти, наверняка совершенно неинтересные ей, подробности своей совершенно неинтересной ей жизни?

Они вошли в дом, в прохладную гостиную, Элизабет подошла к бару, открыла.

— Пейте, что хотите, я пойду оденусь.

Она скрылась за дверью, а Кар налил себе какого-то ликера — среди всех этих бутылок он ничего подходящего не нашел — и сел в кресло.

Как-то все глупо получается. Только что приехал, даже не побрился (неудивительно, что она приняла его за грабителя), у него нет дома, и этот нелепый зеленый мешок — все его имущество. Какая-то полуголая женщина в «своем доме», «хозяйка» его лучшего, да, пожалуй, и единственного друга…

Элизабет оделась очень быстро (прямо как пожарный, подумал Кар). На ней была легкая, без рукавов, зеленая блузка, обнажавшая ее мускулистые руки, и зеленые обтягивающие вельветовые брюки. Все зеленое! Ах, вот в чем дело — у нее были густо-зеленые, как определил Кар, глаза. Кошачьи. Они-то и придавали ее лицу выражение жестокости.

Впрочем, сейчас она улыбалась и, словно угадав недавние мысли Кара, предложила:

— Слушайте, вы небось с дороги. Подите-ка примите душ, побрейтесь, я пока накрою на стол.

Кар с благодарностью принял приглашение.

Но только он забрался под душ, обливаясь то горячей, то холодной водой, как за дверью раздался шум, крик, и в ванную комнату влетел Лоридан. Не обращая внимания на хлеставшие из душа ледяные струи, он бросился к Кару, зажал его в объятиях, громко крича:

— Ах, черт, старый черт! Наконец-то ты здесь! Почему не отвечал на письма? Как нашел? Где ты теперь работаешь? Когда приехал? Черт! Вот черт!

Кар задыхался от объятий, от воды, от холода, он безуспешно пытался вставить слово. Наконец не выдержал и выскочил из ванны, отряхиваясь, весь мокрый и замерзший. А Лоридан в намокшем элегантном костюме продолжал орать, хлопать Кара по плечам и раскатисто хохотать.

Он был рад, искренне рад, и Кар растрогался, к горлу подкатил комок, он тоже хохотал, стараясь скрыть волнение, тоже хлопал друга по плечам.

Наконец вся эта нелепая сцена закончилась.

Властный голос Элизабет донесся из кухни:

— Вы еще долго? Все остынет. Марш за стол!

Лоридан обрядил Кара в один из своих халатов. Халат оказался маловат, не запахивался на груди, и могучие руки Кара торчали из рукавов чуть не до локтей. Он немного стеснялся оценивающих взглядов, которые бросала на него Элизабет.

Уселись за стол. У Кара разыгрался аппетит, но он мог не волноваться: Элизабет, в отличие от большинства хозяек, не приговаривала, что салат она пересолила, мясо недожарила, картофель недоварила, ожидая, разумеется, бурных протестов. Но и не угощала какими-нибудь изысканными деликатесами. На столе возникли гигантские бифштексы, горы овощей, все было просто, но в таком количестве, словно не один Кар прибыл в этот дом, а весь их взвод.

Болтали обо всем и ни о чем, тщательно избегая военных воспоминаний. Это было их сокровенное, и никто, в том числе и жена Лоридана, не смел в этом участвовать.

Но что удивило Кара, так это стремление Лоридана избегать разговоров и о том, как протекала его жизнь после возвращения, как они встретились с будущей женой, как поженились, даже о том, чем он занимается теперь.

— Еще обо всем поболтаем, и о работе, и о тебе, и о том, как здесь живем. Времени-то впереди пропасть, — отвечал Лоридан на все вопросы друга.

Поэтому разговор вертелся вокруг каких-то пустяковых дел, цены, например, на бензин, обсуждали, куда поехать отдохнуть, где снять Кару квартиру, где купить одежду, в каком банке хранить деньги… Когда обед закончился, Элизабет сказала:

— Ты бы позвонил в агентство, Лор. Скажи, что сегодня на работу не придешь, мол, бабушка приехала. Идите в сад, я вам туда кофе принесу, у вас есть о чем поговорить, а я тут разберусь с посудой и съезжу в колледж ненадолго.

— Давай, давай, — усмехнулся Лоридан, — смотри, чтоб рука не отсохла. Мы тебя дождемся.

«Почему у нее должна отсохнуть рука? Может, преподает в колледже гимнастику? — недоумевал Кар. — И что это за агентство, куда хочешь — ходишь на работу, не хочешь — не ходишь?»

Но удивление его достигло предела, когда он услышал телефонный разговор Лоридана с таинственным «агентством».

Вот что, детка (видимо, секретарша), скажи шефу, что я сегодня в нашу контору не пойду, а поеду в морг, посмотрю, как эти ребята его отделали, можно ли хоть физиономию разглядеть. А завтра утром буду в девять, как всегда. Привет.

«Интересно. — Кар был заинтригован до последней степени. — Вот так прямо при мне сообщает, что на работу сегодня не пойдет? И при чем тут морг?»

Все время он задавал вопросы себе, но не Лоридану. Наступит время, Лор расскажет. Время это наступило очень скоро, не успели они удобно разлечься под деревом в шезлонгах возле низкого столика, уставленного десятком бутылок, как Лоридан сказал:

— Так вот, Ал, я работаю в сыскном агентстве «Око». Слыхал о таком?

Кар, как и все в его стране, разумеется, знал о существовании сыскных агентств, их деятельности, читал кучи детективных романов о частных сыщиках, об агентстве «Пинкертон» и тому подобном, но сам со всем этим не сталкивался.

— «Око»? — переспросил он. — Нет, что-то не слышал.

— Это потому, что оно новое. Сравнительно новое, — поправился Лоридан. — Но сейчас одно из самых больших. Мы имеем филиалы по всей стране, и у нас вот в городе тоже, даже за границей. Будь здоров предприятие. Оборот почище, чем в какой-нибудь нефтяной компании.

— Интересно, — неопределенно пробормотал Кар. Пусть Лоридан сам рассказывает.

И Лоридан начал свой рассказ.

Путь домой был тот же, что у Кара. Огромный самолет с немногими стоянками перенес его на родину, где у него тоже близких родственников не было. Лоридан потолкался по разным городам и поселкам и в конце концов осел здесь, в этом городе, о котором еще «там» толковал Кару. Ему сказали, что на побережье рестораны, бары, кафе растут как грибы. Их не хватает, и, если есть деньги, можно неплохо устроиться.

— Ерунда, оказалось! — Лоридан криво усмехнулся. — Ресторанов-то и баров действительно много, но ребят с деньгой, оказывается, больше, в том числе и наших. Словом, потыкался я туда-сюда, деньги идут. Вот тогда меня один умник надоумил: «Открыл бы ты сыскное агентство.

Парень здоровый, воевал. Тут большого ума не надо. А я помогу. Хоть и старый, а следственного опыта у меня хватает. Тридцать лет в полиции проработал».

Дальше следовал довольно грустный рассказ о том, как Лоридан пытался превратиться в Шерлока Холмса. Сначала все шло вроде бы хорошо — он проявил явные способности в слежке за неверными супругами, взбунтовавшимися дочерьми, пристрастившимися к наркотикам сыновьями, скрывавшимися должниками, даже потерявшимися особо ценными собаками. Но однажды его пригласили в местный филиал — один из крупнейших в стране — сыскного агентства «Око». Состоялся странный разговор.