— Не знаю, Ал, я не поняла. Они сказали, что еще вызовут.
«Что бы это значило? размышлял Кар. — С чего бы подобные намеки? Обычно полиция и секретные службы тщательно скрывают, что имеют своих осведомителей в различных прогрессивных организациях. А тут все наоборот. Но там сидят не дураки, люди опытные, хорошие психологи. Что они задумали?»
Кар несколько раз встречался с Эдуардом, которого более подробно посвятил в их с Серэной «тайну», и советовался, как быть. Серэна, ее настроение, какое-то растущее безразличие ко всему беспокоили его.
— Думаю, это реакция на пережитое, — успокаивал его Эдуард, — она привыкла к совсем другому отношению. Такие люди, как Серэна, очень впечатлительны. Когда они сталкиваются с подлостью, предательством, они теряются, не сразу приходят в себя. Все это пройдет. Хорошо, что в это время ты рядом с ней.
Ингрид переживала шумно и воинственно.
— Я думаю, надо устроить что-нибудь необычное, — говорила она, сверкая глазами, — мы можем, например, похитить полицейского и держать его заложником, пока они не заявят, что Серэна ни в чем не виновата!
Кар даже не улыбался, слушая подобные речи.
Очень суетился Лиоль. Он без конца приставал к Серэне с расспросами, возмущался произволом полиции. Говорил, что все это по вине проникших в «Очищение» «безответственных элементов» (это выражение ему очень нравилось, и он без конца повторял его). Он предлагал, чтобы их группа и вообще все здравомыслящие вроде них вышли из «Очищения», организовали свое движение, пусть пока что они будут слабей, зато потом все поймут, кто прав, и присоединятся к ним. Он спрашивал Кара, не предпринять ли какую-нибудь решительную акцию?
Короче говоря, Кар не мог не признать, что полиции удалось нанести университетскому прогрессивному движению жестокий удар. И прекрасно понимал, какую роль в этом сыграло «Око».
Серэну вызывали еще несколько раз. Она продолжала не понимать, чего от нее хотят. Но Кар, который попросил ее запоминать и подробно рассказывать ему все, о чем шла речь на допросах, обдумывал и анализировал услышанное.
Постепенно он начал понимать схему допросов, их стратегическую линию, цель, с которой обрабатывали Серэну.
Раз не удалось убедить ее товарищей в ее предательстве, значит, надо убедить Серэну в предательстве товарищей. Кругом, мол, враги, изменники, и все движение — дело рук провокаторов. Святое дело губят враги. Вот их-то и надо ради этого святого дела разоблачать, выявлять. Уж теперь-то она не должна молчать, должна помочь полиции.
Такова схема.
И они будут долбить в одну точку долго, упорно, все упорней. Полиция, как бульдог, если уж вцепится, не отпустит.
Но почему столько времени Серэну не трогали? Ну мало ли почему — думали обойтись без ее помощи, наблюдали за ней, давали созреть, то есть попросту все глубже окунаться в свое отчаяние. А может, обдумывали, решали, что делать дальше.
Какой же одинокой она должна себя чувствовать. У Кара порой комок подкатывал к горлу, когда, исподтишка наблюдая за ней, он видел ее пустой, тоскливый взгляд, устремленный в пространство. Она теперь частенько сидела так, у окна, с книгой в руках, с книгой, давно открытой все на той же странице…
Но иногда Серэна отчаянным усилием воли брала себя в руки. Она тщательно готовилась к занятиям, подходила к телефону. Эдуард регулярно звонил ей раз в два дня, и это придавало ей бодрости. Однажды воскресным днем она сказала Кару:
— Мы давно никуда не ездили. Давай поедем туда, в наш ресторанчик. Ладно?
Кар обрадовался. Помчался в гараж, вымыл машину, наполнил бак.
Они долго и не спеша ехали по приморскому шоссе. Еще отдаленно, но чувствовалось приближение осени — то ли море потускнело, то ли солнце не так слепило, то ли свежей стал ветерок.
Добрались до того пляжа, до того маленького ресторанчика-отеля, где впервые их счастье стало полным. Сейчас, кроме них, в ресторанчике никого не было. Они все же выкупались, хотя многие горожане уже перестали купаться, полежали на теплом, уже не горячем песке, молча, закрыв глаза, держа друг друга за руки.
А теперь вот сидели за своим скромным, но таким вкусным обедом, бросали чайкам кусочки хлеба. Чайки вились, кружились над песком (и как они только не сталкивались!), коротко вскрикивали. Было в их криках что-то тревожное, а в снежной белизне — далекое и недостижимое.
— Ты знаешь, Ал, — говорила Серэна, не отрывая взгляда от посеревшего моря, — мне иногда так хочется уплыть туда, далеко-далеко за горизонт. Плыть, плыть, пока хватит сил. Ведь не обязательно возвращаться? Правда? В жизни же мы никогда не возвращаемся назад. Почему этого нельзя сделать в море?
Кар испугался. Еще этого не хватает! Подобные мысли надо немедленно выбить у нее из головы.
— О чем ты говоришь, Серэна! Ты неправа — в жизни можно возвращаться назад, если возвращаешься ко временам, когда был особенно счастлив. Посмотри кругом, разве мы не вернулись в свое счастье? Разве я ничего не значу для тебя?
— Да, ты, наверное, прав. — Серэна посмотрела на него каким-то странным взглядом, прижалась к нему, прошептала: — Особенно когда ты и есть все мое счастье — у меня же больше ничего и никого нет, кроме тебя.
Кар бурно запротестовал. А Университет, спорт, занятия, «Очищение»? Ее товарищи и друзья? А прогулки к морю, природа, за чистоту которой она борется? Да мало ли прекрасного на свете! Стоит ли падать духом из-за мелких неприятностей, из-за подлых людей, такие всегда были и будут. Все это минует и памяти не оставит. И так далее, и так далее. Он еще никогда не был так красноречив.
Серэна внимательно слушала, а он с тревогой следил за выражением ее лица. Наконец, когда он замолчал, не находя больше слов, она, покачав головой, сказала:
— Наверное, ты прав. Но все равно, имей в виду, что у меня ничего нет теперь, кроме тебя. — Она подняла голову и пристально посмотрела ему прямо в глаза.
Они остались ночевать в том маленьком отеле, как тогда, как в тот незабываемый день…
После этой поездки Кару показалось, что Серэна немного ожила. Они побывали в кино, она смотрела телевизор, который давно не включала, интересовалась газетами. Кар старался рассказывать ей всякие новости, по возможности приятные. Оберегал от всего, что, по его мнению, могло ее огорчить или напугать. Он все раздумывал, не рассказать ли ей об их доме? Не рискуя снова заговорить о свадьбе, он рассчитывал, что упоминание о доме заставит ее саму вернуться к этой теме.
Кар иногда проходил мимо «своего» будущего владения, смотрел, как растет его дом, он вновь представлял, как они будут здесь жить с Серэной. Уж тут, в их крепости, он сумеет оградить ее от обид и неприятностей! Пусть попробуют сунуться сюда! Он старался не думать о том, что главная угроза их счастью таится не во врагах Серэны, а в ней самой, и с этим внутренним врагом бороться куда трудней.
Но вот Серэну снова вызвали в полицию. Она вернулась мрачной и молчаливой, и все пошло по-прежнему. На этот раз она даже ничего не рассказала Кару.
— Я не помню, Ал, не мучай меня. Все равно все это бесполезно. Ну что мы можем против них сделать?..
Кар произнес целую речь, опровергая это утверждение. Серэна молча кивала, но он видел, что его слова не доходят до нее. Она была далеко. Где? В прошлом, в будущем?
Так бы все и тянулось, но однажды, когда Серэна ушла на занятия, а Кар оставался дома, раздался телефонный звонок. Это был Бьорн.
— Нам необходимо повидаться, Кар. — Он говорил деловым тоном. — Мне надо кое-что сообщить вам. Постарайтесь вечером найти предлог и выбраться ко мне. У вас вечером нет дел?
Кар сказал, что придет.
Он обратил внимание на одну деталь. Раньше Бьорн всегда старался намекнуть, что ему точно известно, что Кар в такое-то время свободен, а Серэна занята — мол, не забывай, нам известен каждый и ее, и твой шаг.
Сейчас этого намека не было. Наоборот, Бьорн поинтересовался, свободен ли Кар. Разумеется, не случайно. Что он хотел этим показать? Что за ним теперь не следят, ему абсолютно доверяют? Или что не следят за ней, лишний раз подчеркнуть, что «Око» ко всем ее делам и бедам никакого отношения не имеет? А может, все это ему кажется? Совсем уж ум за разум заходит! Всюду видятся какие-то таинственные намеки, скрытый смысл.
Так или иначе, когда стемнело, он вновь пришел в укромный домик, в котором давно уже не был. Интересно, пиво и орешки будут? По этим признакам он определял теперь тон предстоящего разговора.
Орешки и напитки стояли на столе — значит, будут о чем-то просить, в чем-то уговаривать, морочить голову.
Кар заранее напрягся, он был настороже.
Глава XI
СЧЕТ
Сначала Бьорн поинтересовался, как у Кара идут дела, на этот раз даже осведомился о самочувствии Серэны, выразил надежду, что оно хорошее и что скоро Кар отпразднует новоселье в собственном доме с молодой женой. Затем он напомнил, что в развале «Очищения», этой одиозной организации, есть и его, Кара, заслуга, вспомнил эпизоды из своей университетской жизни. Кар внимательно слушал, коротко отвечал. Когда же будет главное? Ага, вот оно!
— Видите ли, Кар, — незаметно перешел к новой теме Бьорн, — то, что вы получите университетское образование, — прекрасно, более того — необходимо для вашей будущей работы, но это когда-то еще произойдет, а бывают случаи, когда агентству приходится мобилизовать свои лучшие силы, лучших специалистов активных действий, среди которых вы занимаете у нас ведущее место. Сами понимаете, в жизни каждого человека случается много непредвиденного. Что уж тогда говорить о таком разностороннем организме, как «Око»! Поэтому вы должны быть, как, впрочем, и все работники агентства, в полной, так сказать, форме, в постоянной боевой готовности. Вы — солдат, и уж вам-то это ясно. Поэтому вы не должны терять свое мастерство. Вы следите за ходом моих рассуждений? А? Кар?
— Очень внимательно, господин вице-директор.
— Прекрасно! Наше оборудование, методы и средства действий постоянно усложняются, совершенствуются. Да и традиционные навыки, приемы каратэ, теквондо, джиуджитсу, самбо, айкидо, саватты — все не перечислишь — требуют регулярной тренировки, которую, боюсь, вы забросили в последнее время. В стрельбе тоже надо все время практиковаться, даже такому снайперу, как вы. Вы когда последний раз были в нашем тире? А? Кар?
— Месяца два назад.
— Ну куда это годится! Будь вы хоть цирковым стрелком, но держу пари, что прежних результатов не покажете. А надо! Нельзя терять мастерство, тем более таким супер-специалистам, как вы. Надо все это вспомнить, обновить, вновь, закрепить. Между прочим, сотрудники «Ока», независимо от специальности, систематически стажируются в наших школах. Как разведчики, агенты любых армий, любых спецслужб…
— Как террористы…— вставил неожиданно для самого себя Кар.
Бьорн внимательно посмотрел на него:
— Да, и как террористы. Между прочим, их школы могут дать сто очков вперед любым другим. А что в этом плохого? Цели у них плохие, да. И то не у всех. Но это тема другого разговора. А вот методы действий — дай бог каждому! Поймите, Кар, мы одно из лучших сыскных агентств в мире. Мы не можем снижать эффективность нашей работы из-за каких-то глупых предрассудков или условностей, какими связаны официальные полицейские службы, а порой и некоторые секретные. Мы коммерческое предприятие и обязаны выполнять любые заказы клиентов. Нам, между прочим, жалованье платит не государство, а дирекция, которая деньги для этой цели получает от заказчиков, в зависимости от результатов. Это бездельники-полицейские могут валять дурака — им все равно будут платить. А нам такая роскошь недоступна! Так что мы должны иметь сотрудников лишь высшей квалификации, в любую минуту готовых действовать с максимальной эффективностью. Но я отвлекся. Так вот, Кар, вы поедете на двухнедельные курсы. Условия учебы вам сейчас это позволяют, если надо, мы с Университетом договоримся.
— Но, господин вице-директор, мне бы не хотелось сейчас оставлять Серэну одну…
— Ничего, Кар. — Голос Бьорна зазвучал непривычно твердо. — Мы учли это обстоятельство и пошли вам навстречу: обычно стажировка в наших школах длится два-три месяца, а вы пробудете всего две недели. В воскресенье сможете съездить домой. Поэтому мы вас отправляем не в другую страну, а поблизости. Но учтите, местонахождение наших школ является служебной тайной, так что не вздумайте сообщать его кому-нибудь, в том числе вашей невесте. Это было бы нарушением восьмого пункта договора, который вы подписали, поступая к нам на работу. Но в конце концов, шесть-семь дней — срок небольшой. Пусть Серэна Рендо привыкает, ведь когда вы вновь будете работать в «Оке», в моем отделе, к тому времени, не сомневаюсь, она станет вашей женой, вам придется расставаться и на более длительный срок, будут командировки, поездки, задания… Так что в понедельник к десяти утра прошу быть здесь. Вас отвезут.
Бьорн произнес последние фразы настолько безапелляционным тоном, что Кару оставалось лишь проститься.
Конечно, ему очень не хотелось оставлять Серэну, но, в конце концов, шесть дней действительно срок небольшой. Воскресенье они проведут вместе, а потом еще шесть дней — и снова вместе, но уже надолго.
Когда он сказал ей, что должен срочно на неделю съездить к брату, тот очень просил, видимо что-то случилось, Серэна страшно расстроилась.
— А как же я? — совсем по-детски спросила она.
— Не огорчайся, в воскресенье буду дома. Позвони ребятам, повидайся с ними.
— Ну что ж, — вздохнула Серэна, — ведь у тебя никого нет, кроме брата. И меня, — добавила она, помолчав.
Кар позвонил Эдуарду, предупредил его, что ненадолго уезжает, и попросил «присмотреть», как он выразился, за Серэной.
Все это время его мучила одна мысль. Он все искал способ, как поделиться своими подозрениями с Эдуардом, не выдавая себя.
Дело в том, что недели за две до этого он случайно вечером проезжал по той тихой улочке, где находилась служебная вилла, на которой он встречался с Бьорном.
Он уже проехал запущенный сад, когда в зеркало заднего вида заметил, как из сада выскользнула и метнулась в сторону соседней улицы какая-то фигура. Фигура показалась ему знакомой. Но долго думая, на ближайшем перекрестке он свернул, выехал на эту соседнюю улицу, снова свернул. Он рассчитывал, что человек выскочит на улицу, как раз когда он подъедет. Так оно и получилось — замеченный им человек торопливо пересек улицу, залез в машину, машина тронулась и проехала в нескольких метрах от Кара. Хотя улица была тускло освещена, ему показалось, что он узнал того, кто сидел за рулем. Шляпа, надвинутая на низкий лоб, суетливые движения… Неужели Лиоль? Не может быть! Откуда он здесь? Неужели?.. Может быть, Кар ошибся?
Но потом ему вспомнились настойчивые расспросы Бьорна, его слова о том, что Лиоль может пригодиться…
Конечно, вряд ли «Око» взяло бы на работу такого человека, но в платные осведомители почему же нет?
Кар задумался. Какие задания мог выполнять Лиоль? Уж наверняка они были связаны с «Очищением». Но почему Бьорн ничего не сказал об этом ему, Кару? Или такова система — два агента, работающие по одному заданию, не должны знать друг друга? А может быть, Лиолю вменялось в обязанность слежка за ним — доверяй, но проверяй? Или за Серэной? А не сыграл ли Лиоль какой-нибудь роли во всех ее несчастьях? Ну что ж, вряд ли в этом случае ему можно позавидовать.
Кар сжал свои огромные кулаки. Следовало бы все-таки предупредить ребят, уж Эдуарда-то наверняка. Но как объяснить, откуда он знает? Ему вообще не хотелось лишний раз упоминать «Око». А вдруг он ошибся, и это был не Лиоль? А вдруг тот хоть и выполняет задания Бьорна, но эти задания никакого отношения к «Очищению» не имеют? Мало ли в Университете организаций и людей, которые могут интересовать Бьорна. Вот он и завербовал студента Лиоля, чтобы следить за ними.
Словом, вопросов было много, а ответов нет. Последить, что ли, за Лиолем? Но для этого сейчас не было времени.
В конце концов Кар решил, что, вернувшись со стажировки, займется выяснением ситуации с Лиолем.
Что касается Эдуарда, то можно было прибегнуть к самому простому решению. Изложить все свои подозрения в письме без подписи и послать ему. Или посоветовать относиться к Лиолю настороженно. Пусть Эдуард сам решает. В конце концов, очищенцы тоже родились не от вчерашнего дождя, у них есть ловкие ребята, сами разберутся.
Ровно в десять в понедельник Кар прибыл к знакомому дому, где его уже ждала машина. Бьорна не было.
Кар молча сел в нее рядом с шофером, здоровым парнем с зловещим лицом. Впрочем, таких в «Оке» было немало. Машина тронулась, и вскоре они уже мчались по шоссе, ведущему в горы.
Кар, как и многие жители этого приморского города, редко бывал в тех местах. А между тем и здесь природа была чудесной. Вдоль поднимавшейся все выше и выше дороги тянулись виноградники, им на смену возникали сначала редкие, постепенно густевшие рощи, дальше потянулись леса, свежие, зеленые. Пригороды, районы загородных роскошных вилл сменились небольшими деревушками с ресторанчиками, барами, кафе, но совсем иными, чем там, на оставшемся внизу побережье. Здесь рекламировали не рыбу, омаров и лангустов, не пиво и виски, а куропаток, фазанов, мясо горных баранов, красные и белые вина в затянутых паутиной бутылках. Здесь обедали не на нависших над морем открытых террасах, а в защищенных от горных ветров толстыми стеклами уютных залах.
На неожиданно возникавших изумрудных лугах, спрятавшихся в узких долинах, дремали коровы.
Порой навстречу попадались автомобили с пристегнутыми к крышам лыжами, в автомобилях сидели до черноты загорелые пассажиры. Это возвращались домой любители слалома и скоростного спуска. То, что можно было с заснеженных трасс меньше чем за час перенестись на солнечный пляж, как раз и привлекало в город множество туристов.
Залетавший в открытое окно ветер был свеж и прохладен, он нес аромат не соленых водорослей и нагретого моря, а далеких снегов и хвои.
Они ехали уже больше часа и не обменялись ни словом. Кар был погружен в свои мысли.
То ли из-за перемены обстановки, то ли под влиянием горного воздуха, изумительных пейзажей настроение Кара улучшилось, он как-то веселей стал смотреть в будущее.
Что же происходит? Да, «Очищению» нанесен удар. Но в конце концов, какое ему дело до «Очищения»? Да, у Серэны пора неприятностей. Но из тюрьмы ее выпустили, провокации против нее удались лишь частично, друзья поддержали ее. Да, она в депрессии, она страдает. Но сама ведь сказала, что вылечится, и он вылечит ее, черт возьми! Да, да, ее продолжают вызывать в полицию, но там не столько обвиняют теперь ее, сколько, наоборот, ее товарищей за плохое отношение к ней.
Не так уж все худо. Просто надо вытерпеть, пережить, выдержать. Через год все забудется. Они поженятся, переедут в новый дом, он получит прибавку, повышение. Заживут счастливой жизнью…
Из этих оптимистических размышлений его вывел резкий поворот, который совершала машина. Они свернули на земляную дорогу, карабкавшуюся круто вверх по склону горы. Попрыгав на ухабах, машина проехала километра два и остановилась перед запертыми железными воротами, в обе стороны тянулась каменная стена, увенчанная острыми бутылочными осколками. Шофер посигналил, ворота открылись, вооруженный охранник в форме «Ока» поприветствовал их.
Проехали еще метров двести и остановились перед зданием, стилизованным под горный замок. А может, это и в действительности был горный замок.
Кар вышел и, не попрощавшись с шофером, поднялся по крутым ступеням. В холле, выглядевшем уж никак не средневеково, его встретил дежурный, тоже в форме.
— Альберт Кар из отдела Шмидта, — скорее констатировал, чем спросил он, заглянув в толстую книгу перед собой. — Ваш номер семнадцатый. Идите, располагайтесь, потом обед, а в четырнадцать часов будьте у директора.
Кар взял ключ, поднялся, как ему указали, на второй этаж и нашел свою, семнадцатую комнату, довольно скромное помещение, но с туалетом, ванной, небольшим холодильником, словом, номер в отеле средней руки. Телефонного аппарата, телевизора, приемника в комнате не было. Только переговорное устройство для внутренней связи. О том, что в школу нельзя привозить свой радиоприемник, его предупредил еще Бьорн.
Кар посмотрел в окно. Из него открывался вид на густой парк. За деревьями ничего не было видно, куда-то в глубь парка вели песчаные аллеи.
Кар разложил вещи, принял душ, переоделся и отправился на обед. Дежурный в холле, завидев его, молча указал на лестницу, ведущую в подвал.
Кар спустился и оказался точно в такой же столовой, какая была в здании агентства в городе — десятки столиков и длинная стойка, к которой каждый подходил и брал себе что и сколько хотел. Разница была лишь в том, что отсутствовал кассовый аппарат. В школе кормили бесплатно.
Народу было мало. Кое-кого Кар видел в агентстве, кое с кем был знаком лично. Поздоровались, обменялись несколькими фразами и принялись за еду. Ровно в четырнадцать часов Кар входил в кабинет директора школы и тренировочного центра. Кабинет находился на первом этаже.
Директор, пожилой, хмурый, какой-то озабоченный, сидел за большим столом, просматривая бумаги. Взглянув на Кара поверх очков и даже не пригласив его сесть, сказал:
— Здравствуйте, Кар. Здесь все занимаются по индивидуальным расписаниям. У каждого своя программа. Это ваша…— И он протянул ему листок. — Там все указано — в каком помещении, в котором часу, какой предмет, кто инструктор. Желаю успеха.
Он сделал неопределенный жест и вновь углубился в бумаги. Кар повернулся и вышел из комнаты.
Занятия в школе строились таким образом, что свободного времени не оставалось вовсе. Вставали рано, ложились поздно, на завтрак, обед, ужин по пятнадцать — двадцать минут.
До обеда — занятия для рук и ног, после обеда — для головы.
На территории школы было несколько одноэтажных зданий, просторных, с большими окнами, по существу — спортивных манежей. Тут шли тренировки по каратэ и другим видам рукопашного боя без оружия. Большинство тренеров были японцы или корейцы. Что касается занимающихся, то никто из них не уступал Кару ни по комплекции, ни по мастерству. В большинстве своем это были здоровенные ребята, побывавшие на войне, или отслужившие в армейских десантных частях, или даже бывшие наемники, хлебнувшие лиха где-нибудь в Африке или Южной Америке.
Тренироваться с ними было тяжело, но поучительно. За неделю Кар не только восстановил многое, что, казалось, подзабыл, но и кое-чему научился. Он с удовлетворением почувствовал, что не утерял ни быстроты, ни ловкости, ни силы. Что он такой же страшный противник для полдюжины не владевших приемами нападавших, каким был раньше (непонятно только, кто собирался на него нападать).
В этих же манежах шли тренировки по метанию ножей, дисков с острыми как бритва краями, утыканных остриями шаров, напоминавших спортивный молот.
Отрабатывали и владение разными, казалось бы совсем мирными, предметами — тростью, ножкой от стула, бутылкой, свернутыми в тугой рулон газетами, дамскими заколками, гитарной струной… Ведь любая вещь годится, чтобы убивать, калечить, ранить человека.
Короче говоря, здесь программа ничем не отличалась от программ, по которым обучались в армейских школах спецподразделений особого назначения. Когда-то Кар всем этим уже занимался, попав в армию.
Разумеется, были и просто спортивные тренировки — качали штанги, отжимались, подтягивались, боксировали, перетягивали канат, бегали кросс по парку, взбирались на скалы, плавали и ныряли в закрытом бассейне. Все упражнения были рассчитаны на развитие силы и быстроты реакции.
На территории школы имелись подземные тиры и большое открытое стрельбище. Здесь Кар опять же не без удовольствия отметил, что по-прежнему хорошо владеет всеми видами оружия, начиная от крохотных пистолетов и кончая автоматами, снайперскими винтовками, индивидуальными гранатометами (трудно, правда, было представить себе, в каких обстоятельствах эти последние могут потребоваться сотруднику частного детективного агентства).
В парке существовал небольшой автомотодром, на котором занимающиеся тренировались в рискованной езде, с крутыми необычными поворотами, в стрельбе из мчащегося автомобиля. Учились вскакивать в машину и выскакивать из нее на ходу. Учились тайно приводить машины в негодность, начинять их подслушивающими устройствами, выявлять, не заминированы ли они.
Интересно, что учились и закладывать в автомобили мины. Как сострил один из тех, с кем Кар занимался в одном потоке: «Это для выполнения заказов богатых наследников. Мы ведь их тоже обслуживаем».
Для занятий по вождению автомобиля использовались окрестные дороги, луга, перевалы, по которым стажеры носились, пугая жителей местных деревушек.
Существование школы не афишировалось, но особенно и не скрывалось. В конце концов, каждое крупное предприятие имеет свои курсы усовершенствования, переподготовки, повышения квалификации. Заводских инженеров знакомят с новыми роботами, продавцов — с новыми способами рекламы, врачей — с тем, как лучше оперировать, а учителей — преподавать. Почему бы и «Оку» периодически но углублять знания своих сотрудников?
Что касается изучаемых предметов, то не только армейские подразделения, полицейские отряды, группы по борьбе с терроризмом и другие государственные органы занимались по той же программе, но их проходили и в бесчисленных школах наемников, различных фашистских военизированных организаций и даже в частных школах, предлагавших в наш век насилий и грабежей свои услуги, обещая превратить любого старика или женщину в неуязвимого бойца.
Однако имелись послеобеденные занятия, которые были скрыты от глаз посторонних и проходили в подземных лабораториях замка или в отделенной, специально огражденной, тщательно охраняемой части парка.
В расписании, которое директор вручил Кару, это называлось коротко и непонятно: «Изучение техники». Какой?
Оказалось, что специальной. Предназначенной для слежки, подслушивания, подсматривания, обнаружения следов. Были здесь приборы и сравнительно простые, которые Кар знал. Но были и очень сложные. Их стажерам демонстрировали, чтоб они могли попросить добыть для них с помощью этих приборов сведения, которые иным способом не добудешь.
Кар и представить себе не мог, до чего дошла наука в этих делах!
Им показали звукоулавливающие устройства, устанавливаемые в самых невероятных местах, начиная от телефонов, люстр, пишущих машинок, кондиционеров и кончая букетами, пирожками, унитазами, чужими пиджаками, собачьими ошейниками, зубными пломбами; показали аппараты, с помощью которых легко улавливались разговоры шепотом, происходящие на расстоянии двух-трех километров, за плотными стенами и толстыми стеклами.
Были устройства, легко разгадывавшие самые сложные системы запоров по едва уловимым щелчкам, когда их запирали. И это через стену или слой земли! На экранах перед стажерами возникали лица людей: как они выглядели бы по прошествии многих лет, после пластических операций, если человек отрастил бы себе бороду, усы, или, наоборот, сбрил или перекрасил волосы.
Даже Кар, профессионал, с удивлением узнавал, что отпечатки пальцев можно обнаружить и тогда, когда преступник действовал в перчатках, и что определить этого преступника можно по запаху, который присущ только ему, как и отпечатки пальцев, что невидимые лучи электронной защиты преодолеваются с помощью специальных асбестовых скафандров, но в то же время есть звуковые средства защиты, в которых поступь кошачьих лап звучит как раскат грома.
Он узнавал об инъекциях препаратов, при которых не нужны никакие пытки. Человек сам все охотно и весело рассказывает, а потом забывает об этом.
Им читали лекции о бесчисленных способах совершения преступлений. Компьютеры, гипноз, подделки, передача мыслей на расстоянии, хитроумнейшие взрывные устройства…
Особенно сложной оказалась война между торговцами наркотиками и службой их обнаружения. Куда там Эдисоны, тут что ни преступник, то великий изобретатель!
Чтоб переправить наркотики, их завертывали в виде жвачки, детских конфет, упаковав в герметические капсулы, заставляли глотать собачек и кошек, глотали сами, вшивали в тело под видом пластических операций, вдували в шины автомобилей, начиняли ими охотничьи патроны, зубные пасты, пилюли различных лекарств…
А полицейские обнаруживали все эти кокаин, героин, морфий, гашиш, ЛСД, опий, марихуану в сыром, промежуточном или товарном виде с помощью тончайших анализаторов, химических и физических приборов.
Стажеров учили производить обыски в помещении. Причем задача состояла в том, чтобы не оставить за собой никаких следов. Тут методы полиции и частных детективов расходились. Как и в некоторых других вопросах. Здесь тоже существовала целая наука.
Ведь на то, что мог позволить себе жандарм, полицейский — открытое задержание, арест, обыск, допрос, даже применение оружия, — представитель частного сыскного агентства права не имел. Ему приходилось искать иные пути, хитрить, изворачиваться. Порой балансировать на тоненькой ниточке, отделявшей закон от беззакония. Притворяться, выдавать себя за полицейского, вообще за кого-то другого, иных запугивать, иных обманывать, соблазнять, подкупать, шантажировать. Ох, нелегкая работенка у частного детектива!
А сколько появилось ныне необычного оружия. Самое известное, газовый пистолет или дубинка — со слезоточивым, парализующим, или отравляющим газами. Или сарбаканы, духовые пистолеты, стреляющие еле заметными стрелками. Такие стрелки применяют, чтобы усыпить слона, льва, если им нужно, скажем, сделать операцию. Так и здесь, пустил стрелку — и человек мгновенно засыпает. А вот для дам — изящный баллончик, самопишущая ручка, парфюмерный спрей. Нажал — и хулиган заливается слезами, заходится в кашле. Есть еще такая коробочка, из которой при нажиме вылетает тонкая капроновая сеть и — раз! — обволакивает нападающих (хоть двух, хоть трех), теперь остается дернуть— и они барахтаются на земле.