Серэна была на седьмом небе. Она была счастлива, что теперь последняя, пусть маленькая, преграда, еще остававшаяся между ними, пала…

— Ну вот, видишь, — увлеченно говорила Серэна, — ты пойми, Ал, мы действительно хотим людям добра. Ну почему люди не понимают, что нельзя вырубать леса, строить химические заводы около рек, сбрасывать в море всякие нечистоты? И с человеческой грязью тоже надо бороться. Правда?

— Конечно, конечно, — поддакивал Кар. — Поехали к тебе. Надо отметить мое знакомство с твоим обществом.

— Ал! — Серэна внимательно на него взглянула. — Ты что-то последнее время пристрастился все отмечать. Притом с возлияниями.

— Да? Я не замечал. Ладно, пошли просто посидим, а то у меня от этого собрания в голове звон стоит.

Вечер они закончили как обычно, разве что были еще нежней друг к другу.

При первом же свидании с Лориданом Кар вспомнил не дававшие ему покоя слова оратора, упомянувшего «Око».

Они сидели в крохотном садике Лориданов на белых, легкого металла, стульях вокруг белого стола, уставленного прохладительными напитками.

Элизабет в зеленых брюках и зеленой блузке, в огромной соломенной шляпе сновала между домом и садиком, поднося все новые банки с пивом, бутерброды, традиционные орешки. Лучи закатного солнца подсвечивали листву, в них, отражаясь, горели стекла окон, тихо насвистывали птицы, пахло свежескошенным газоном, далеким морем, остывающей после дневного зноя землей.

В природе установились покой и тишина.

— Скажи, Лор, — заговорил Кар, нарушая длившееся долго ленивое молчание, — я тут слышал, что «Око» берет на себя полицейские функции, разгоняет пикетчиков…

— Как будто ты этого не знал, когда у нас работал, — усмехнулся Лоридан. — Да нет, агентство этим не занимается.

— А как же…

— Дело вот в чем, — начал объяснять Лоридан, — мы ведь заключаем договора на охрану разных предприятий — заводов, верфей в том числе. И когда рабочие начинают там валять дурака и это грозит порчей товаров, грузов, оборудования, мы обязаны охранять все это. Это же входит в условия договора. Понимаешь?

— Но эти рабочие с этих же заводов…

— Какая разница — чужие грабители или свои рабочие, если это угрожает целости имущества, мы обязаны вмешаться.

— А что, рабочие ломают станки или разворовывают продукцию?

— Ну нет, конечно, — неуверенно протянул Лоридан, — но они же бастуют, не пускают на завод тех, кто хочет работать, пикетируют. Мало ли чего они там могут натворить? Так ведь?

— Не знаю, — Кар пожал плечами. — А были случаи, что они там чего-нибудь ломали?

— Не знаю, я, во всяком случае, не слыхал, — честно признался Лоридан, — я только знаю, что за охрану заводов агентству здорово платят. Там же сотни наших ребят работают!

— Но разве это не дело полиции — очищать заводы от пикетов? — упорствовал Кар.

— Конечно, но «Око» тоже имеет на это право. Согласно статуту и договору, — туманно добавил Лоридан, — так что все законно. — И, помолчав, без особой последовательности добавил: — Ну, а вообще, если наши ребята намнут кое-кому бока, в чем грех? Мы же не честных людей бьем, а подонков. Вспомни Нолана…

— Да, конечно, — задумчиво согласился Кар.

Он вспомнил Нолана, его изувеченное лицо и зверскую физиономию Юзефа. Конечно, они воюют только с подонками, а честных людей не трогают. Только вот как определить — кто честные, а кто нет?

Кто берет на себя роль судьи?

К ним подсела Элизабет. Она была озабочена. В стране все более ширилось движение против телесных наказаний в школах, в том числе и в частных, и она боялась, что потеряет работу.

— Слава богу, наша директриса пока держится твердо. Родители ее поддерживают. Но сами девчонки недовольны…

— Странно, — усмехнулся Кар. — Недовольны? С чего бы?

— Да ладно, — продолжала Элизабет мрачно, — кончится тем, что они организуют мафию. Мне по секрету одна наша учительница рассказала, ей сестра написала из столицы — там в такой же вот школе, только мужской, мальчишки вечером напали на их инспектора, ну, который выполнял наказания, как я здесь, навалились, набросили на голову мешок, сняли штаны и так выпороли, что он две недели отлеживался в больнице.

— Вот, вот, — засмеялся Лоридан, — смотри, как бы твои девочки с косичками тебе темную не устроили.

— Ничего, — сказал Кар, — Бет у нас специалист по кэтчу и дзюдо, она им покажет что к чему.

— Смеетесь, — печально пробормотала Элизабет, — а вот потеряю работу, интересно, чем ты это компенсируешь? — Она неодобрительно посмотрела на мужа.

Лоридан промолчал. Действительно, чем?

— А мы с Бет откроем школу для малолетних дзюдоисток, — попытался все свести к шутке Кар, — чтобы могли справляться с учителями.

Но шутка повисла в воздухе.

«Да, — сочувственно размышлял он, — тебе хорошо, тебя ждет повышение, да и Серэна неплохо устроена. А им каково? Может быть, если меня повысят, смогу Лору помочь?»

Они еще долго сидели в маленьком садике, болтая ни о чем, прислушиваясь к ночным звукам — сиренам далеких кораблей, беспрерывному, несмотря на поздний час, шелесту шин на шоссе, музыке, что слышалась из окна соседнего дома…

«Действительно, — размышлял Кар, — как определить, кто порядочный, а кто подонок? Кому дано такое право? Вот я смог бы? У всех разные понятия, разные требования, интересы одних противоречат интересам других. Любопытно, что думает об этом Серэна?»

Последнее время он все внимательней прислушивался к ее мнению, и оно становилось для него все важней.

На следующий день он, не называя имен, рассказал ей о проблеме, волнующей Элизабет.

Сначала Серэна возмутилась.

— Ну как ты можешь вообще говорить об этом! Как можно бить детей! Это же бесчеловечно!

— Детей! — усмехнулся Кар. — Да ты бы посмотрела на этих детей. Здоровые девки, небось все уже с мальчишками…

— Как тебе не стыдно! — еще больше распалилась Серэна. — Ты циник! Для тебя нет ничего святого. Хотела бы я посмотреть, если б тебя взгрели кнутом, что бы ты запел!

— Да погоди, — успокаивал ее Кар. — Я ж не говорю, что я за телесные наказания. Я рассуждаю отвлеченно. Ты вообще можешь рассуждать отвлеченно, а не орать и не размахивать руками? Не хочешь, давай бросим этот разговор.

— Ладно, прости. — Серэна остывала, как выключенный чайник. — Ты прав, давай будем рассматривать проблему отвлеченно. Не вноси эмоций.

— Я вношу эмоции? — возмутился Кар. Он все никак не мог примириться с ярко выраженной женской логикой своей подруги.

— Не я же! — как ни в чем не бывало заявила Серэна. — Ну, давай рассуждать спокойно. Изложи свою точку зрения.

— Не мою, ясно? Не мою, а вообще, скажем, чью-то… Вот смотри, ты газеты читаешь, я тоже иногда. Во всех школах черт знает что делается! Ребята курят марихуану, маленькие жрут конфеты с ЛСД, а самые старшие уже колются. Воруют, хулиганят, в Америке дежурят в классах полицейские, учителя ходят с револьверами! А сколько случаев нападения на них, избиения, даже убийства? И вовсе не тех, кто плохо с детьми обращается, а на любых! Нынешние школьники — звери, почище нас, когда мы в джунглях воевали. И что, прикажешь им лекции о доброте читать? Они и слова-то этого не знают.

— А почему? — вскочила Серэна. — Почему? Да потому, что они, как ходить начнут, уже ковыляют к телевизору, а там до самого выпускного класса одни убийства, пытки, мученья, всех режут, бьют, насилуют! Что, не так? А комиксы? Кино? Те же кошмары. Ты думаешь, Ал, чему ребятишки учились, когда смотрели, что вы там творили в ваших, как ты говоришь, джунглях — убивали, жгли, взрывали? Это же все у нас показывали в хронике. Чему вы их учили своим примером?

Серэна раскраснелась, глаза горели, она размахивала руками, тыкая в Кара обвиняющий палец.

Он испугался. Такой он ее еще не видел. Куда девалась очаровательная девушка с милым лицом и смеющимися глазами! Перед ним стояла разгневанная фурия! Вот, значит, как, вот как она оценивала его участие в войне! Не герой, воин, награжденный медалью, а убийца, насильник, жуткий пример для детворы. И ведь никогда с ним об этом не говорила, молчала. Военное прошлое Кара было запретной темой в их разговорах. Теперь он понимал почему.

— Как тебе не стыдно, — слабо возражал Кар. — Мы жизнью рисковали, защищая правое дело, цивилизацию. Бились с врагом…

— Правое дело! — Серэна залилась истерическим смехом. — С врагом! Каким врагом? С этими несчастными детьми и женщинами в лохмотьях? Я же видела их по телевизору. Правое дело! Какое? Они, что ли, напали на нас? Может, позвали на помощь? Вы туда явились за тысячи километров, напомнить о старом захотели. Что вам эти люди сделали! За что вы их губили? — кричала Серэна. И неожиданно тихим голосом добавила: — Все отравили, там ничего теперь не растет, а что растет, так без витаминов. У них и так-то есть нечего… Да вы еще последнее разорили…

Она заплакала. Это было так неожиданно, так необычно, что Кар совсем растерялся. Он обнял ее вздрагивающие плечи, гладил короткие черные волосы, бормотал какие-то глупые слова утешения.

Размолвка закончилась, разумеется, примирением. Как всегда. Как обычно между влюбленными.

Но для Кара, в его мыслях и чувствах, она сыграла решающую роль. Такая обычная размолвка и так много значила для него? Да нет, дело было не в ссоре — такие у них и раньше бывали. Дело было в тех немногих словах, что сказала ему тогда Серэна, и в том, как они были сказаны.

Кар вдруг задумался о себе. Не о делах своих, планах, желаниях. А именно о себе — вот ты, Альберт Кар, кто ты есть?

Он всегда считал себя воплощением мужества, силы, твердости, неуязвимости. Воин, жестокий, беспощадный воин, имевший право на это звание и перенесший в мирную жизнь все, чему научился на войне. Не только силу и воинственность, конечно, но и храбрость, искусство обмануть врага, притвориться.

А кто был враг? Да все! Шмидт, опытом и сыскным мастерством которого нужно было восхищаться, чтоб хвалил тебя; вице-директор Бьори, которым нужно было восхищаться, чтобы повысил тебя… Целый сонм чиновников, домовладельцев, работодателей, товарищей по работе, всех, от кого хоть в чем-то зависело его благополучие, — их надо было кого запугивать, кого обольщать, кого обманывать, применяя военную хитрость. Вся жизнь — война, поле сражения, где не должно быть места милосердию, жалости, а лишь силе и беспощадности. Ведь они все тоже норовят скрутить тебя. Победит сильнейший, хитрейший.

Вот так он всегда рассуждал и соответственно действовал.

Но что-то изменилось за последнее время. Он вдруг стал прислушиваться к чужим мнениям, находить в них правоту, переосмысливать свои суждения.

Это не значит, конечно, что, если домовладелец справедливо поднимал цену за квартиру из-за общего повышения цен и Кар понимал это, он не старался тем не менее этого домовладельца как-нибудь обмануть. Все же собственное благополучие важнее. Но раньше он всегда считал себя правым, теперь понимал и точку зрения других.

Наслушавшись выступлений этих очищенцев, он вдруг перестал их презирать — болтуны, бездельники. Он еще надо многим про себя иронизировал, но ко многому уже стал относиться серьезно. Он вдруг обнаружил, что часто они бывают правы. А главное, что его особенно поразило, что стало для него невероятным открытием — это что люди могут, оказывается, бороться не только за собственное благополучие, но и за благополучие других!

Кар ловил себя на том, что стал возмущаться разными несправедливостями, которые его-то лично не касались. Раньше такое ему и в голову не могло прийти. Кого-то там преследуют, ну и черт с ним, не его же! Теперь его интересовали и чужие беды, и чужие судьбы. Поразительно!

Откуда все это? Серэна? Сокурсники? Очищенцы? Или вообще жизнь?

Его поразила и деликатность Серэны. Ведь все, что стало для него открытием, она видела и знала давно, но с ним ни разу об этом не заговорила. Значит, она понимала его душу? Если б не тот злополучный разговор на пикнике, когда он согласился пойти на собрание, быть может, все так бы и осталось?

Да нет, признавался себе Кар, не осталось. Рано или поздно что-то другое подтолкнуло бы его или сам он наконец дошел бы до новых мыслей.

Так или иначе, размолвка эта, столь незначительная внешне, сыграла важную роль в их отношениях, еще более сблизила, заставила Кара на многое взглянуть другими глазами.

А так жизнь текла по-прежнему.

Шли занятия, было еще два-три собрания, на которые Кар пошел с удовольствием, хотя по-прежнему лишь посидел наблюдателем в углу. Они продолжали проводить с Серэной свои загородные уик-энды. Но иногда отправлялись на пикник всей компанией.

Укреплялись, вернее, как он мысленно называл это, «уточнялись» его отношения с сокурсниками.

Больше всего хлопот у него было с Ингрид. Она, видимо, не на шутку влюбилась в него и использовала малейшую возможность остаться с ним наедине, обменяться взглядом, коснуться руки или наградить «товарищеским» поцелуем, после которого он не сразу приходил в себя.

Его попытки отшутиться, сослаться на занятость особого успеха не имели. И тогда он в отчаянии прибег к последнему средству — намекнул Ингрид на то, что у него есть девушка!

Ох, уж лучше бы он этого не делал! Ингрид мгновенно превратилась в тигрицу. Щеки ее запылали, глаза метали молнии.

— Знаешь, Альберт, если я ее найду, — а я найду, — задушу собственными руками! Так и скажи ей — пусть лучше убегает на край света. Тебя я завоюю, будь уверен. А вот других, кто будет мешать, задушу! — Ингрид демонстрировала своими могучими руками, как она это сделает.

Глядя на нее, Кар испытывал за свою хрупкую Серэну панический страх. Черт ее знает, эту сумасшедшую, еще действительно выкинет какой-нибудь номер. Надо удвоить бдительность.

Зато с Робертом у них сложились спокойные отношения — они перестали наконец спорить о сравнительных достоинствах культуризма и каратэ и вели профессиональные разговоры о методике тренировок, количестве и интенсивности упражнений, максимальных и оптимальных нагрузках и разных других мудреных вещах, понятных только им.

Что касается Лиоля, тот просто ходил за Каром тенью. Он смотрел на него не менее влюбленными глазами, чем Ингрид, и готов был, кажется, отдать за него недельную стипендию, а может, и жизнь (которую Лиоль ценил, конечно, меньше).

Он с самого начала зауважал Кара за его «боевые», как он выражался, «качества». Но окончательно стал его рабом после одного случая, происшедшего на очередном пикнике.

Девушки пошли купаться. Эдуард сидел, по своему обыкновению, уткнувшись в книгу. Эстебан с Жюли, естественно, куда-то исчезли, а Кар, Лиоль и Роберт перекидывались мячом на опушке. И вдруг мяч, брошенный неловкой рукой Лиоля, застрял в ветвях дерева. Роберт и Лиоль безуспешно пытались выбить его оттуда, швыряя чем попало. Кар несколько минут иронически наблюдал за ними, потом взял нож, молниеносно соорудил с его помощью рогатку, натянул на нее кусок резиновой ленты, подобранный на одной из лодок, на которых они и приплыли, и с первого выстрела сбил мяч.

Роберт и Лиоль смотрели на него, открыв рты.

— Вот это да! — вскричал Лиоль. — Вот это точность! Ну все умеет! Все знает! Тоже небось там научился?

Довольный собой, Кар подошел к дереву, прикрепил к нему, сняв с руки, свои не такие уж дешевые часы, а затем, отойдя на полтора десятка метров, метнул нож. Просвистев в воздухе, нож с силой вонзился в полусантиметре от циферблата. Кар подобрал нож и снова метнул, на этот раз лезвие ножа впилось на таком же расстоянии от часов, но с другой стороны. Кар еще несколько минут метал нож, который со всех сторон вплотную к часам вонзался в дерево, ни разу не задев циферблат или ремешок.

Лиоль смотрел как завороженный. Он не мог произнести ни сдова.

— Научи, этому хоть научи, — сказал он наконец хриплым голосом. — Хочешь, платить буду! (Для него это было вершинной жертвой.)

Кар посмеялся. Но Лиоль пристал к нему с таким упорством, что Кару не оставалось ничего другого, как преподать своему новоявленному ученику несколько уроков.

— Но чтоб девчонки не знали, учти! — предупредил Кар.

— Клянусь! — с жаром произнес Лиоль и даже поднял вверх два сложенных пальца. Не хватало только Библии.

Когда же в результате этих занятий он освоил нехитрое искусство и с десяти метров стал попадать в карточного туза, Кар навсегда стал его идеалом, уже во всем.

Пожалуй, наибольшие изменения претерпели отношения Кара с Эдуардом. Тот никого не учил приемам каратэ или искусству метать ножи, он вообще никого и ничему не учил в общепринятом смысле слова. Он просто размышлял вслух, отвечал на вопросы, рассказывал о прочитанном…

— Скажи, Эдуард, — спросил его однажды Кар, — ну получишь ты еще один диплом, изучишь еще один язык, не всю же жизнь быть студентом, начнешь служить, в государственном ли учреждении, в частном, ты что ж, будешь продолжать эту свою борьбу? Ее ведь начальство нигде не поддерживает, и отпуск, чтоб ходить пикетировать военные базы и химические заводы, тебе никто не даст.

— Как тебе объяснить, Ал? Свою борьбу, как ты говоришь, я, конечно, буду продолжать. Пойми, борьба за чистоту земли, неважно, материальную или духовную, это не временная служба, как, например, солдата на войне, это постоянное кредо.

— Кредо?

— Ну, так сказать, постоянное состояние, как, например, вера у верующего. Понял? Поэтому, где бы я ни был, я всегда буду продолжать это дело.

— А если выгонят? Ты — ведущий специалист какой-нибудь фирмы и вдруг ходишь на демонстрации!

— Ну выгонят, так найду другую работу. Но дело не в этом. Ты прости, Кар, ты немного примитивно понимаешь борьбу за мир, за оздоровление морали, очищение среды обитания. Соль не в том, чтобы пикетировать, устраивать сидячие забастовки, походы за мир. Это все хорошо и необходимо, тем более молодежи, которая мало что умеет. Но ведь сейчас в этой борьбе участвуют и иные люди. Ловкие, тренированные, энергичные, решительные. Смотри, что делают эти активисты из «Гринпис». Слышал о таком движении вроде нашего? Одни подплывают к военным кораблям, к районам атомных испытаний, другие вступают в схватку с армией, полицией. Я не за крайности, у нас тоже есть горячие головы — прокололи людям шины на их автомобилях и чего добились? Что автомобильные фабриканты заработали на продаже новых шин. А владельцы автомобилей, они чем виноваты? Нет, это не методы. Просто я хочу сказать, что ныне борцы за мир часто становятся бойцами, не надо думать, что все они только и ходят с плакатами. Так вот, думается, что убежденные люди, как я — ты ведь меня спрашиваешь, — на любом месте могут бороться: хозяин фабрики — построить очистные сооружения, генерал — быть против войны, фабрикант — переключить производство с бензиновых двигателей на дизельные или газовые… Да мало ли как? Можешь быть уверен, в этом деле безработных не бывает.

Кар молчал, обдумывая услышанное.

— И еще скажу тебе, — нарушил молчание Эдуард, — такие люди, как ты, нам очень нужны — смелые, опытные, умеющие за себя постоять и за других. Ну разве это не свинство, когда эти полицейские или частные агенты бьют наших девушек?

— Частные агенты?

— А ты что думал? У них свой бизнес. Их нанимают охранять себя миллионеры. Не мы же с тобой. Ну, а раз положено охранять, то ведь не только личность, но и имущество. Так что, скажем, забастовщики для них простые воры, они с ними, как с ворами, и поступают.

«Интересно, — подумал Кар, — уж кажется, какая пропасть между Лориданом и Эдуардом, а говорят одно и то же».

— Ты когда-нибудь слышал об американском агентстве «Пинкертон», впрочем, теперь оно стало ничем не хуже любого транснационального картеля.

— Еще бы! — воскликнул Кар.

— Вот поинтересуйся, чем оно занимается, почитай.

«Тем же, что и „Око“. — Кар усмехнулся про себя: —

Уж что-что, а это я знаю получше Эдуарда».

Так порой беседовали они, и Кар не замечал, что частенько приходил к Эдуарду с возникавшими у него вопросами.

А возникало их все больше и больше.

Вот тогда-то и позвонил ему снова вице-директор Бьорн.

И все повторилось. Все было как в прошлые разы. Поздний час, глухой сад, молчаливый охранник, столик с напитками и орешками, приветливый господин Бьорн.

— Ну, как дела, Кар? Я слышал, вы успеваете. — Он и не думал скрывать, что внимательно следит за жизнью Кара. — Укрепили дружбу с вашими товарищами по курсу. А как с Серэной Рендо, надеюсь, день свадьбы приближается? Я уж готовлю свадебный подарок! — Бьорн рассмеялся. — Эх, Кар, завидую я вам — молодой, красивый, с обеспеченным будущим. Сами любите, и вас любят. — Он помолчал. — А ведь есть бедняги, ходят без работы, еле сводят концы с концами. И все-то у вас впереди. Не то что у нас, стариков. — Он грустно покачал головой.

— Ну что вы, господин вице-директор, какой вы старик! У меня-то будет ли еще все это. А у вас…

— Ну-ну, Кар, о чем вы говорите, мы вас высоко ценим. И пока вы выполняете наши указания, хорошо работаете, как сейчас, «Око» о вас позаботится, за нами не станет. Учтите, мы возлагаем на вас большие надежды. Нам нужны толковые преданные сотрудники.

«Работаю, как сейчас! — подумал Кар. — Ничего себе работа, тружусь на себя, болтаюсь по пикникам и интересным собраниям. А за меня все оплачивают, да еще готовят, как выражается вице-директор, „приятный сюрприз“. Так бы всю жизнь работать», — усмехнулся он про себя.

— …сейчас все дорожает, — донесся до него мягкий голос Бьорна. — Я бы на вашем месте не затягивал дело с домом. Чего ждать? Заключите договор, внесите аванс. Пусть себе цены повышаются, у вас-то договор, там цена закреплена.

— Аванс? — Кар опять усмехнулся, на сей раз открыто. — Это ведь немалая сумма, господин Бьорн, я ее еще не накопил.

— А Серэна Рендо, она ведь ваша будущая…

— Нет, господин Бьорн, я должен сам все обеспечить, иначе какой я мужчина.

— Правильно, Кар, очень правильно. Но хочу вас порадовать. «Око» готово вам помочь. Видите ли, — он заговорил деловым тоном, — нашим лучшим, надежнейшим сотрудникам мы идем в исключительных случаях навстречу. Как и другие фирмы, вы это знаете. Поэтому в счет вашего будущего жалованья, а оно будет высоким, могу вас заверить, мы дадим вам кредит, так сказать, аванс. Позже будем вычитать небольшими долями из жалованья. А? Кар?

— Но…

— Между прочим, ваша нынешняя невеста, а будущая жена ничего не узнает, вы ведь внесете эти деньги за дом, кстати, мы можем сами перевести их в банк. Представляете, какой это будет для нее сюрприз! А? Кар? Закончен свадебный ужин, и вы, вместо того чтобы ехать в снятую вами квартиру, везете ее в новый, ваш, ЕЕ дом и на своих могучих руках вносите в комнаты?

«Да, это было бы здорово!» — подумал Кар. Он уже представлял, как действительно вносит Серэну в дом, как она благодарно обнимает его, счастливо смеется, как он водит ее по ЕЕ новому дому…

— И что, — спросил он нерешительно, — такое возможно? Что я должен сделать?

— Ничего особенного. — Бьорн небрежно вытащил из внутреннего кармана несколько тщательно сложенных листков. — Вот, подпишите эти бумаги — ваша просьба о кредите, согласие о последующих вычетах из будущего жалованья, обязательство вернуть в случае ухода из агентства — словом, все это чистые формальности. А когда выберете дом, сообщите в бухгалтерию, и они переведут или сами возьмете. Это уж как захотите.

Кар горячо поблагодарил. С радостью подписал бумаги. Бьорн снисходительно улыбался. За будущий дом даже выпили немного виски (чего доселе Кар в присутствии Бьорна себе не позволял).

— Ну вот, смотрите, не проговоритесь невесте, — погрозил пальцем Бьорн, — а то весь сюрприз пропадет.

— Господин вице-директор…— Кар не знал, как сказать. — Господин вице-директор, тут такое дело. Я ведь ничего о моей работе никому не говорю…

— Правильно.

— Но потом-то, когда мы поженимся, заживем нормальной жизнью, у меня будет эта новая работа, придется же Серэне сказать. Получится, что я все время обманывал ее, ну, не обманывал, а скрывал… Как тут быть?

— Все будет в порядке, — успокоил его Бьорн. — То, что вы все время работали у нас, говорить ведь не обязательно. Скажете, что поступили после Университета на одно место. Подвернулось, мол, отличное место, вы и поступили. Повезло!

— Дело в том… понимаете… дело в том…— Кар совсем запутался. — Серэна не очень хорошо относится к агентству. Нет! Не именно к «Оку»… вообще к сыскным агентствам, ну… там к полиции, жандармерии. К таким… учреждениям. Они ведь там, сами знаете, считают, что им мешают за это их очищение бороться… преследуют, словом…

— Пусть это вас не беспокоит, Кар, это же не завтра. Вы уже будете женаты. У нее изменятся взгляды. Семья, дом, муж. Вряд ли она по-прежнему будет играть в эти игры.

Кар молчал. Он не разделял оптимизма Бьорна.

— А в крайнем случае, если ей потребуется время, я понимаю — мы нелегко расстаемся с заблуждениями молодости, в крайнем случае поступим по-другому. Скажете, что работаете в засекреченном отделе какой-нибудь фирмы, на военном заводе, в конструкторском бюро, что не имеете права рассказывать о работе. Все нужные документы мы вам всегда сделаем, то есть выдадим. Так что пусть вас это не беспокоит. — Бьорн похлопал Кара по колену и совершенно неожиданно спросил: — Скажите, Кар, вот этот Эдуард, вы мне как-то про него рассказывали, с вашего курса, как вы с ним, ничего?

— Ничего, неплохой парень вроде, — немного удивленный ответил Кар, — а что?

— Да так, ничего, судя по вашим рассказам, любопытный парень. Он что, верховодит в этом «Очищении»?

— Ну, не совсем, но его очень уважают.

— Вы с ним подружились? Вместе на пикники ездите? Да? Выпиваете иногда?

— Ездим, но он все равно сидит, читает. А насчет этого, — Кар щелкнул пальцами, — он вообще не пьет.

— Значит, наркоман.

— Да что вы, господин вице-директор, — Кар рассмеялся. — Он, знаете, Иисус такой, никаких пороков у него нет. В этом смысле — скучный человек. Но поговорить с ним интересно, он много знает. А уж спорить — мастер!

— Ну что ж, значит, для вас полезный товарищ — можете с ним оттачивать свое полемическое мастерство. — Бьорн улыбнулся. — Так до следующей встречи, Кар. Как выберете дом, звоните.

Кар был в таком восторге, что полночи не спал и не давал спать Серэне, расспрашивая ее, в каком бы доме она хотела жить.

— Да чего ты привязался, — рассердилась она наконец, у нее слипались глаза. — Вот когда решим купить лет через двадцать, тогда подумаем.

— Почему через двадцать? — игриво подмигнул Кар. — Почему не через два? Вот кончу Университет, и надо будет обзаводиться…

— Знаешь что…— Серэна вышла из себя. — Если ты ночью наедине с любимой женщиной ничего другого не собираешься делать в постели, как обсуждать, две должны быть в твоем будущем доме веранды или одна, тогда обсуждай сам с собой, а я хочу спать! — и повернулась к стене.

Пристыженный Кар тоже вскоре заснул, убаюканный мечтами. Ему снился личный небоскреб, к которому он подлетает на персональном самолете, а ведет самолет его персональный пилот с лицом вице-директора Бьорна…

Утром Серэна еще некоторое время дулась на него, но потом заулыбалась, как всегда, и помчалась на занятия.

Кар торопливо оделся и устремился в другую сторону, в ближайшую контору одной из бесчисленных компаний по продаже недвижимого имущества, процветавших в городе. Ему не терпелось стать домовладельцем!

В конторе, занимавшейся недвижимостью, Кара встретили с распростертыми объятиями. Не потому, что в городе не хватало желающих (в основном жителей совсем других городов и даже стран) приобрести землю, домик, дом, домище, виллу, дворец, замок, имение и так далее, а просто потому, что это было коммерческое предприятие, существующее благодаря клиентам, а следовательно, каждого клиента, даже если он хотел приобрести лишь два квадратных метра земли (контора продавала и места на кладбищах), следовало приветствовать.

Кару подвинули кресло, поднесли чертежик, макеты, рисунки. Подсел консультант.

Они сидели долго — пока Кару позволяло время. В результате этих переговоров на среднем уровне Кар остановил свой выбор на небольшом красивом двухэтажном коттедже с гаражом в подвале и бассейном в садике за домом. Дом мог быть предоставлен в его распоряжение очень быстро. За небольшую дополнительную плату ему согласились меблировать дом, при условии, что в течение трех лет он выплатит стоимость мебели, холодильника, телевизора и стиральной машины. Прикинув в уме, на что он может рассчитывать, Кар решил, что кредитов, предоставленных ему «Оком», вполне хватит. Уточнили детали, и, весело и фальшиво насвистывая, новоиспеченный домовладелец покинул контору.

В тот же вечер он, слегка волнуясь, впервые набрал номер Бьорна. Тот взял трубку сразу.

— Слушаю, — сказал он сухо.

— Извините, господин вице-директор, это Кар. Извините. Вы сказали, что я могу позвонить, когда улажу дела с домом. Вот я…

— Да, да, конечно. — Голос Бьорна потеплел. — Куда надо перевести деньги?

— Лучше бы мне их получить наличными, — нерешительно сказал Кар. — Дело в том, что я еще и мебель там прихватил, так что придется дополнительно заплатить. Но вы не беспокойтесь, господин вице-директор, тут я свои добавлю. Потому я и хотел получить наличные.

— Дело в том, Кар, что я уточнил, бухгалтерия наличными выдать не может, но она все переведет. Думаю, что и вопрос с мебелью не проблема. «Око» — организация богатая и для хороших работников ничего не пожалеет. Только напишите еще одну просьбу насчет мебели и передайте мне при следующем свидании.

— Спасибо, господин вице-директор, большое спасибо.

— Не стоит и говорить, Кар. Надеюсь, у вас все в порядке.

— Все, господин вице-директор. Вот завтра наши, я имею в виду очищеицы, собираются вручить петицию муниципалитету относительно какого-то крейсера, чтоб он не входил в порт. Вот все думаю, идти или нет…

— Идите, Кар, обязательно идите. Не следует подводить товарищей. А во сколько они собираются?

— Кажется, после занятий, в четыре.

— Ну-ну. А вы пойдите. Вдруг полиция начнет вмешиваться. Вы там как раз пригодитесь, защитите ваших девушек. А? Кар? Проведете тренировку по каратэ. — И Бьорн весело рассмеялся.