В большой, тепло натопленной гостиной, где сразу забывалась сырая, ветреная зима, сидели в разных позах и пили разные напитки трое мужчин.
      Все они были того солидного возраста, который, применительно к людям значительно преуспевшим, трудно назвать обывательским словом «старость», но который и от закатной зрелости, увы, уже невозвратно далек. Час был не поздний, но за окном быстро плотнели сумерки, тем более ранние из-за низко нависших туч, густо сыпавших мерным ледяным дождиком.
      – Слыхал, на днях снежком порадует, – сказал один из собравшихся, грузный человек с мощным лысым черепом, покрытым по темени старческой «гречкой», или «маргаритками смерти», как поэтично именуют это малопривлекательное явление французы.
      Расположился он в просторном кожаном кресле, целиком загрузив его своим дебелым телом, которое больше бы пристало цветущему и гулящему мужичине не старше годков эдак пятидесяти пяти, а не патриарху, пережившему восемь десятков лет (и каких лет!). На антикварном столике из драгоценной карель– ской березы перед ним стоял тяжелый стакан в серебряном подстаканнике, налитый пахучим травяным чаем. Время от времени он из этого стакана звучно прихлебывал, нисколько не смущаясь присутствием еще двух человек, не многим уступающих ему в возрасте и чинах (бывших, правда, чинах, но все же имеющих до сих пор немалое влияние в известных кругах).
      – Оно бы и лучше, Семен Игнатьевич, – отозвался второй мужчина, словно по нарочитому контрасту высокий и худой, с узким черепом, украшенным белоснежной легкой шевелюрой. Он старательно пил нарзан, за раз опорожняя половину высокого хрустального стакана. На длинном столике – он сидел на диване, сбоку от кресла – перед ним уже стояли две пустые бутылки из-под лечебного напитка. Судя по изможденному лицу, возраст сказывался на нем много сильнее, чем на корпулентном Семене Игнатьевиче, однако он сопротивлялся многочисленным хворям изо всех сил. – Хоть воздух посвежеет, дышать станет легче.
      – В этой стране, Петр Петрович, дышать не скоро станет легче, – пробурчал Семен Игнатьевич.
      – Что так нерадостно, Семен Игнатьевич? – спросил хозяин дома, сидя перед камином на складном стульчике и подкладывая аккуратные березовые чурбачки в огонь. Был он несколько моложе своих собеседников – или просто лучше сохранился; прямизна широких плеч и посадка головы выдавали в нем кадрового военного. На том же столике, где пугливо жались бутылочки с нарзаном, только на другом краю красовался графинчик с водкой, рядом – пузатенькая рюмка, на большой тарелке скромная, но толковая закуска: бородинский хлеб, свежие огурчики, копченое сальце, охотничья колбаска. Бывший маршал здоровье свое еще до конца не растратил и мог, на зависть гостям, позволить себе некоторые, не слишком, понятное дело, экстремальные удовольствия.
      – Да чему радоваться-то, Павел Сергеевич? – возразил грузный старик, просовывая толстый палец в дужку подстаканника. Но на сей раз отвара своего он пить не стал и сердито отдернул палец назад. – С каждым днем все хуже и хуже, и конца этому не предвидится. Катимся в тартарары просто бешеными темпами, осталось совсем немного, чтоб шею Россия свернула… Нет сил смотреть на это, сердце кровью обливается.
      – Но мы же этого не допустим, – мягко сказал Павел Сергеевич Сысоев, умело вороша кочергой пылающие березовые полешки, от которых шло в комнату мягкое, вкусное тепло. – Проведенный нами анализ ситуации показывает, что разработанный план осуществляется практически без осложнений. За исключением некоторых незначительных деталей…
      – В деталях вся соль, – вставил Петр Петрович Воронин. – Если не досмотреть какую-то мелочь, на первый взгляд незначительную, может произойти непоправимое…
      – Ну, это-то понятно, – крякнул Павел Сергеевич, поднимаясь от камина. – Азбуку мы знаем.
      Он шагнул к столику, налил себе водки, кратко отсалютовал рюмкой гостям и одним махом выпил. Кинув в рот стрелку разрезанного вдоль огурчика, с хрустом закусил и принялся расхаживать по комнате, широкий, мощный, напоминающий помесь медведя с волком. Старого, правда, медведя, со старым же и волком, но впечатление хищной силы он еще производил – и довольно внушительное.
      – Говоря о деталях, я имел в виду лишь техническое исполнение сущей безделицы, такой, например, как организация похищения яйца Фаберже. Хотя и здесь не будет никаких загвоздок. Исполнители уже назначены, за клиентом ведется наблюдение. Если произойдет какой-либо срыв, все мгновенно блокируется, и цепочка прерывается. Риск того, что кто-то может связать банальное ограбление с нашим планом, настолько ничтожен, что об этом не стоит и беспокоиться…
      Он подошел к широкому окну, глянул на дорогу. Из леса, черной стеной стоявшего вдали, выехал длинный темный «Мерседес», добрался до развилки и взял направление к даче.
      – Вот и господин Маслов наконец пожаловал, – сообщил Павел Сергеевич гостям, наблюдая за ходким приближением «Мерседеса».
      – Господин… – с ядовитой ненавистью к этому слову прохрипел Семен Игнатьевич. – Когда и привыкнуть-то к этому поганому обращению успели?
      – Люди быстро меняются, – заметил Петр Петрович, – особенно если им изо дня в день это в голову вбивают.
      – Ничего-о… – кивнул тяжелым черепом Семен Игнатьевич. – Поменялись сюда – поменяются обратно. Мы тоже знаем, как мозги прочищать, любым западным мудрецам сто очков вперед дадим.
      Павел Сергеевич согласно усмехнулся, снял трубку телефона внутренней связи и приказал охраннику на воротах впустить подъехавший «Мерседес».
      Высокие ворота – вровень с кирпичной стеной, огораживающей всю обширную территорию дачи, – дрогнули и плавно разошлись створками наружу. «Мерседес» подрулил к площадке у дома, из него выскочил дюжий телохранитель, открыл заднюю дверцу, одновременно распахивая огромный зонт. Глаза его настороженно шарили по сторонам и даже тревожно косили на крышу и куда-то за облака.
      – Тут-то чего бояться? – усмехнулся бескровными губами Петр Петрович, неслышно подошедший к окну и тоже наблюдавший за прибытием последнего, несколько припозднившегося гостя.
      – Привычка, однако, образовалась, – тоже усмехнулся Павел Сергеевич. – Ничего, пройдет…
      Из салона выбрался полный, сутуловатый мужчина в теплом пальто, нырком спрятался под зонт и, почти целиком скрытый им, поплыл семенящей походкой к входным дверям.
      – Пойду встречу гостя, – убедившись, что ворота снова закрылись, откачнулся от окна Павел Сергеевич и неторопливо вышел из комнаты.
      Через пять минут он вернулся вместе с гостем. Громила-телохранитель остался где-то в районе кухни. Павел Сергеевич убедился, что снаружи никого нет, и плотно затворил за собой дверь.
      – Ну, вот мы и в сборе, – сказал он, садясь на свой стульчик у камина.
      Вновь прибывший коротко со всеми поздоровался и сел на диван, поставив возле себя портфель. Его звали Олег Андреевич Маслов. Он возглавлял Институт геополитических проблем и был президентом Фонда «Спасение», имеющего весьма солидные счета во многих банках мира. Кроме этого, Олег Андреевич был одним из лидеров не крупной, но уже заметной соци– ально-патриотической партии, имел большие связи в различных кругах, в том числе и приближенных ко двору, и оказывал известное влияние на ход некоторых политических событий в России. В отличие от ожидавших его «стариков», чья звезда закатилась давно и невозвратно – впрочем, кое-кто из них отнюдь так не думал, – Олег Андреевич, которому было всего лишь каких-то пятьдесят восемь лет, только-толь– ко вошел в свою настоящую силу и всерьез считал себя деятелем довольно-таки мирового масштаба.
      – Однако ты не торопишься, – проворчал Семен Игнатьевич.
      – Дел много, Семен Игнатьич, – не глядя на него, быстро ответил Олег Андреевич. – Пока везде успеешь…
      – Хм, дел много. Знаю я твои дела: языком молоть с утра до вечера. Политик, твою мать…
      – Семен Игнатьич, – блеснул очками Маслов, – прошу вас, не надо этого тона. Если вы мой тесть, это еще не значит, что я обязан терпеть ваши оскорбления.
      – А тебя никто пока не оскорбляет, – ничуть не смутился Семен Игнатьевич. – Но извиниться бы не мешало: мы тут не мальчики тебя ждать, а ты не красна девица, чтобы на целый час опаздывать.
      – Я уже извинился, как только вошел, – не сдавался Маслов. – Хотя причины моей задержки более чем убедительны. Я все-таки директор солидного учреждения, руковожу большим коллективом, у меня много срочных дел, и, кроме того…
      – Да угомонись ты, директор, – махнул на него своей распухшей ручищей Семен Игнатьевич. – Если бы не я, ты до сих пор был бы жалким лаборантом в своем нищем НИИ.
      – Ну, знаете, я тоже кое-что умею, – вспылил Олег Андреевич. – И не надо меня каждый раз носом тыкать в свое покровительство. Если вы помните, я вас ни о чем таком не просил.
      – Зато жена твоя просила, – хмыкнул Семен Игнатьевич. – По твоей же просьбе. Всю плешь мне проела: дай, папа, Олегу денег да дай, поговори со своими знакомыми да поговори, пусть ему помогут! Так что каждый сверчок…
      – Ладно, товарищи, оставим этот неуместный спор, – вмешался Петр Петрович. – Задержка Олега Андреевича вполне объяснима и извинительна. Я думаю, если бы не наша договоренность не пользоваться телефонной связью при согласовании наших общих встреч, он бы давно позвонил и предупредил нас. Так что спишем это небольшое недоразумение на издержки конспиративной работы. Слежки за вами не было, Олег Андреевич?
      – Нет, ничего такого мои люди не заметили, – все еще обиженным тоном отозвался Маслов.
      – Ну и прекрасно, – кивнул Петр Петрович. – Итак, давайте сразу перейдем к делу. Что стало известно по регионам, Олег Андреевич?
      – Сейчас, – кивнул Маслов, вновь беря деловитый тон, – минуту…
      Он достал из своего пухлого портфеля папку, раскрыл перед собой.
      – Вот у меня здесь последние данные. Разумеется, закодированные… Посторонний человек увидит лишь опросные листы по поводу отношения граждан к проблеме запрещения абортов.
      Петр Петрович и бывший маршал одобрительно кивнули. Семен Игнатьевич был невозмутим.
      – Итак, данные абсолютно достоверные, мои агенты поработали на совесть. Вот пожалуйста, возьмите копии, – Олег Андреевич передал соратникам листы бумаги стандартного формата. – Для удобства во всех регионах число наших сторонников отмечено синим цветом. Как вы сами понимаете, красный цвет я на всякий случай исключил – к чему нам даже косвенные подозрения? Опросы проводились устно, но ответы фиксировались на диктофоны, а потом вносились в компьютер, поэтому цифры здесь совершенно точны. Итак, вы видите, что процент сильно недовольных нынешней властью и готовых вернуться к прежнему, доперестроечному курсу людей очень высок…
      – Ну так разве можно было в этом сомневаться? – вставил Семен Игнатьевич. – Довели народ до ручки…
      – Да, число наших сторонников впечатляет, – перебил его Петр Петрович, рассматривая диаграмму. – Конечно, если эти цифры верны хотя бы на пятьдесят процентов.
      – Они верны на сто процентов, – заверил его Маслов. – Работа велась в течение пяти месяцев, очень кропотливо и тщательно. Опросом были охвачены буквально все слои населения, но здесь, для удобства анализа, дан общий процент.
      – Приморский край – всего тридцать процентов? – не поверил Семен Игнатьевич. – Что-то совсем мало…
      – Не мало, Семен Игнатьич, очень даже не мало, – бойко возразил ему Олег Андреевич. – Не забывайте: здесь отражено мнение только тех людей, которые настроены самым решительным образом. Говоря революционными терминами, это наш костяк. А сколько так называемых колеблющихся? Еще столько же, если не больше. И они немедленно присоединятся к нам, как только события примут необратимый характер.
      – В этом можно не сомневаться, – поддержал его Петр Петрович. – У нас всегда так: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Но если уж грянет… – и он красноречиво возвел глаза к потолку.
      Все собравшиеся обменялись значительными, понимающими взглядами, лица их выразили нечто суровое и даже грозное. Олег Андреевич приосанился, он чувствовал себя способным хоть сейчас вести за собой возмущенные массы.
      – Урал, считай, наш, – сказал Павел Сергеевич, вернувшись к изучению диаграммы. – Поволжье, как и следовало ожидать, тоже. Средняя Россия и юг – всегда наши. Москва и Питер только как занозы в заднице… Но Москву мы первым делом успокоим, – он недобро усмехнулся, – а Питер придавим с ходу – не пикнут.
      – А ежели и пикнут, в Сибири всем места хватит, – засопел Семен Игнатьевич. – Эшелонами этих сраных демократов – жуликов и прощелыг – будем в лагеря отправлять. Пускай сидят там, пока не одумаются… А если и сдохнет кто, невелика потеря!
      – Ну, излишнюю жестокость мы все же исключим, – чуть поморщился Петр Петрович. – Но церемониться, само собой, не будем. Как показал печальный опыт в девяносто первом, непростительная нерешительность наших товарищей погубила все дело.
      – Да предатели его погубили! – снова засопел Семен Игнатьевич. – Сволочи-перевертыши, оборотни типа Борьки Ельцина и его дружков-ворюг… Дурачье это московское подбить – раз плюнуть, ори громче да денег обещай – они и рады стараться. Армия подкачала, струсила. Вместо того чтобы намотать на гусеницы эту шваль, шпану подзаборную, полезла к ним обниматься. Тьфу! А почему? Потому что люди были не наши, не проверены заранее, не подготовлены. Вот и вышел – пшик, весь мир только насмешили…
      – Да, – согласно покивал Петр Петрович. – Не смогли тогда восстановить статус-кво. Хотя все возможности к тому имелись…
      – Подготовка была слабая, – сказал Павел Сергеевич, подкидывая в камин дрова. – Семен Игнатьевич прав: в бой кинулись, а боеприпасы забыли.
      – Кстати, по поводу боеприпасов, – повернул к нему Петр Петрович свою сухую птичью голову. – Как идет подготовка верных нам частей?
      – Согласно моим данным, – неторопливо заговорил маршал, – все идет по плану. Части, возглавляемые преданными нам офицерами, комплектуются солдатами из неблагополучных и рабоче-крестьянских семей. В частях проводится их психологическая обработка. В этих же частях путем планомерных действий сосредотачивается самая лучшая боевая техника. На момент часа Икс мы будем располагать отлично вооруженной и абсолютно преданной нам армией, готовой беспрекословно выполнять любой приказ. Если дойдет до гражданской войны, то мы разгромим любого врага в считаные часы.
      – А как товарищи старшие офицеры, не подведут? – спросил Воронин.
      – Нет, – твердо ответил Павел Сергеевич. – Каждый проверен мной лично. К тому же, как я уже говорил, всех их я хорошо знаю еще по тем временам. Со многими довелось послужить вместе, так что время узнать было. Конечно, воды с тех пор утекло много, и некоторые, к сожалению, сильно изменились. Но все же лучшие остались на прежних позициях, и я в них уверен, как в самом себе.
      – Будем надеяться, что эта уверенность подтвердится, – сказал Воронин. – В любом случае час Икс должен быть для них пока неизвестен. Более того, надо дать понять, что все начнется не раньше осени будущего года. Но боеготовность должна оставаться повышенной, как если бы приказ занимать позиции мог поступить уже завтра.
      – Именно такая установка им и дана, – кивнул Павел Сергеевич. – И подготовка личного состава ведется с учетом этого требования.
      – Как бы не просочилась информация, – обеспокоился Олег Андреевич. – Если столько человек – целая армия – будет знать о восстании, то это просто невозможно удержать в тайне…
      – Никто, кроме высших офицеров, ничего не знает, – успокоил его Павел Сергеевич. – Работа ведется крайне осторожно. Все товарищи хорошо осознают важность того, чтобы подготовка велась как можно более скрытно. Продуманы специальные программы, якобы направленные на усиление борьбы с терроризмом, по которым ведется усиление определенных частей. Младшие офицеры не знают о предстоящем задании, но путем личных собеседований отбираются только те из них, которые являются нашими сторонниками…
      – Да какой офицер не будет нашим сторонником? – снова не выдержал Семен Игнатьевич. – Довели армию до ручки, не армия, а какой-то недоносок. Если до дела дойдет – воевать же нечем! Втирают этим дурням очки по телевизору, а в частях – по два старых самолета, и те едва летают. Да ежели НАТО двинет, оно нас за неделю задавит. Это даже самый зеленый лейтенант понимает! А уж про Чечню и говорить стыдно. Такого позора Россия еще не знала. Какой-то клоп всей стране жизни не дает! Чудеса! Да чтобы все это племя поганое одним махом уничтожить, достаточно одной войсковой операции. И все, и нет такой проблемы! А земли их заселить русскими людьми. И если эти америки вшивые начнут пищать-возмущаться, пригрозить им как следует, благо есть чем, а не разводить тары-бары. И всех отщепенцев: прибалтов, хохлов, белорусов и прочую шелуху – обратно, к но-огтю! И никаких этих федераций-педераций, никаких союзов и республик! Одна страна – одна держава! Только так мы сможем выжить и сохранить свою нацию для потомства!
      Ему никто не возразил даже жестом. Несмотря на различие характеров и взглядов на жизнь, все четверо собравшихся мужей придерживались схожих убеждений по поводу будущего страны и целиком разделяли мнение, высказанное сейчас самым старшим из них.
      – А каковы позиции левых партий и движений, Олег Андреевич? – нарушил молчание Петр Петрович. – Кто из них готов нас поддержать безоговорочно?
      – Пока сказать трудно, – пожал плечами Маслов. – Как вы понимаете, те из них, которые на виду, то есть давно занимают теплые кресла в Думе (при этом слове Семен Игнатьевич снова презрительно фыркнул), не слишком будут рады кардинальным изменениям. Они привыкли вести размеренную, богатую жизнь и не меньше прочих боятся каких-либо потрясений. К тому же их лидеры хорошо понимают, что при смене власти они не будут востребованы как народные вожаки, а своими амбициями они поступаться не хотят, поэтому вряд ли стоит на них рассчитывать…
      – Мудрено, Олег, ты выражаешься, – не выдержал Семен Игнатьевич, – хотя суть проста. Да продались они давно капиталу, нашему, новорусскому, и заграничному, и забыли давным-давно о стране и народе. Моя бы воля, я бы этих жирных трусов всех скопом к стенке поставил, чтоб светлое имя Партии не трепали своими языками длинными, продажными…
      – Зато областные и районные организации, созданные в альтернативу КПРФ и прочим опорочившим себя партиям прокоммунистического толка, настроены очень и очень решительно, – спокойно продолжал Олег Андреевич. – И, я считаю, именно на них следует делать ставку как на наших ближайших сподвижников.
      – Согласен, – кивнул Петр Петрович. – Вы правы, в центральных организациях все охвачено духом наживы и популизма, и от идеалов коммунизма там не осталось ровным счетом ничего. Они скорее враждебны нам, а не союзники. А вот местные ячейки наиболее близки нашим интересам. Народ там зол и решителен. Им только дай указания, подкрепленные действиями, – и наша власть на местах обеспечена.
      Зазвонил телефон внутренней связи. Павел Сергеевич снял трубку, выслушал и обернулся к сидящим:
      – Товарищи, ужин готов. Приглашаю вас откушать. Не волнуйтесь, мой повар помнит личную диету каждого из вас и приготовил блюда, учитывая проблемы вашего здоровья. Прошу в столовую.
      – Что ж, пойдемте пожуем шпинатика, – улыбнулся Петр Петрович, вставая с дивана. – Тем более что и в столовой можно отлично обсуждать наши вопросы. А тем временем подтянутся остальные…

      Голубая гладь озера лежала огромным зеркалом под ласковым, уже теплым солнцем. В воде ясно отражались прибрежные деревья и медленно плывущие по небу облака. Лед уже полностью сошел, да его почти и не было в эту слякотную зиму. У дальнего берега, возле стены высохшего камыша, тихо сидел в лодочке рыбак, выставив перед собой длинное удилище. Быстрая стая лесных птиц пронеслась над озером и исчезла в леске. Почти ничто не нарушало благостную тишину.
      Но вот послышался жесткий стрекот лопастей – и по озеру стремительно пробежало отражение вертолета. Серой тенью он мелькнул над деревьями, снизил скорость и пошел на посадку.
      Его ждали. На высоком пологом холме, метрах в ста от озера, высился большой трехэтажный дворец. Он стоял на территории, занимающей два гектара земли, и высоченный забор с колючей проволокой поверху напрочь укрывал его обитателей от посторонних глаз.
      На специальной площадке, невдалеке от дома, стояли несколько человек встречающих. Все они были крепкого телосложения и вооружены до зубов. Две натасканные немецкие овчарки, натягивая поводки, грозно смотрели на садящийся вертолет.
      Один из охранников командовал посадкой, жестами показывая пилотам, что все идет хорошо. Грузовой вертолет «МИ-8» с опознавательными знаками МЧС на борту коснулся колесами грунта, вздрогнул и замер, гудя затихающими винтами. Дверца открылась, из нее выглянул наголо стриженный амбал в кожаной куртке. Правая рука его была засунута за пазуху, глаза настороженно осматривали встречающих. Видимо, поведение охранников удовлетворило его. Он легко выпрыгнул из вертолета и махнул кому-то рукой. За ним из салона несмело вылез какой-то тощий человек в больших очках и костюме. Он неловко спустился по лесенке вниз и, щурясь на солнце, начал оглядываться.
      – А где же господин Байков? – спросил он, напрягая слабый голос, того охранника, который командовал посадкой.
      – Хозяин в доме, ждет, – кратко ответил тот. – Добрый день…
      – Выходи, – крикнул амбал в кожаной куртке кому-то в глубине салона. – Все нормально.
      Из вертолета выбрался третий пассажир. Он был очень похож на первого, только в левой руке он держал небольшой металлический кейс. Это был даже не кейс, а портативный сейф, крепившийся стальной цепочкой к запястью того, кто его нес.
      Трое прибывших в сопровождении охранников дошли до дома и скрылись за массивной дверью. Вертолет окончательно затих, и ничто не нарушало привычной здесь тишины. Так же бесшумно плыли облака, гонимые едва заметным ветерком, так же нежно зеленела молодая травка на близлежащих холмах и холмиках. Не заметив ни одного подозрительного движения окрест, охранники разошлись по своим основным постам. У вертолета остался дежурить лишь один проводник с овчаркой. Греясь на солнце, он благодушно посматривал на пилотов, вылезших из кабины поразмять косточки.
      Никто и не заметил, что один из небольших бугорков на дальней оконечности участка шевельнулся и слегка подвинулся вперед. Ни видом своим, ни цветом он не отличался от окружающего его ландшафта, и только подойдя к нему вплотную можно было разглядеть, что это вовсе никакой не бугорок, а человек в специальном маскировочном костюме типа «земля-трава».
      – «Пчелка» опустела, начинаем работать, – сказал этот человек будто бы сам себе и перетекающими движениями пополз в сторону дома.
      Но говорил он отнюдь не сам себе. Миниатюрный микрофон-приемник, сидевший у него в ухе, послал приказ еще трем таким же тщательно замаскированным людям, лежащим в разных точках огражденного забором пространства, и все трое тут же пришли в движение. Они проникли на территорию еще ночью и залегли по периметру на заранее намеченных позициях, обезопасив себя от чутья сторожевых собак особым химическим составом. Получив команду, двое из них двинулись к вертолету, двое других – к воротам, куда ушли два охранника со второй собакой.
      Командир группы остановился метрах в сорока от проводника с овчаркой, дежурившего у вертолета, и подтянул к себе неуклюжую на вид винтовку «ВСС», грозное бесшумное оружие спецназа, замотанную для маскировки в лохмотья.
      – Всем доложить о готовности, – сказал он особо поставленным голосом. Этот голос был неслышим в двух шагах от него, но четко доносился через мощный радиопередатчик до подчиненных.
      – Зона готов… – тотчас доложил его напарник, который лежал где-то невдалеке от него, но где точно – определить было невозможно.
      – Краб готов…
      – Рыжий готов…
      – Зона, берешь на себя бычка с псиной, – сказал командир группы. – Я валю псину, ты бычка. Как понял меня?
      – Понял тебя, Сом.
      – Потом делаем летунов. Через минуту сбор у дома. Все поняли?
      До него снова донеслась разноголосица односложных докладов. Сом плавно взял в крестик прицела покатый лоб овчарки. Могучая псина, челюсти – как у средних размеров крокодила. Такая если хватанет – руки как не бывало. Впрочем, это собаки особой дрессуры, они за руки зря не хватают, не тратят время. Здесь совсем другая степень поражения. Укус за ахиллесово или подколенное сухожилие, мгновенный рывок – и человек, какой бы богатырь он ни был, валится на землю как подкошенный. И тут же страшные челюсти смыкаются у него на глотке. В зависимости от ситуации такой песик может положить в одиночку человек пять даже хорошо подготовленных парней. Но сейчас он не видел и не чуял ни одного источника опасности, и мирно сидел у ног своего проводника. Розовый язык вывалился из пасти, и Сом одну секунду размышлял, не лучше ли выстрелить ему прямо в пасть, чтобы упредить предсмертный визг. Но потом подумал, что гортань может остаться целой и псина все же успеет взвизгнуть, подняв ненужный шум, и твердо навел прицел на лоб. В мозг надежнее. Мгновенная блокировка всех нервных импульсов не позволит псу даже вякнуть.
      – Работаем, – отдал команду Сом, привычно задержал дыхание и потянул спусковую скобу.
      Его винтовка издала негромкий хлопок и слегка толкнула в плечо. Пуля ударила пса между глаз, и он мягко упал на бок, судорожно вытягивая лапы. В тот же миг на него рухнул застреленный в висок проводник. Сом уже не смотрел на них. Он быстро перевел прицел на ближнего к нему пилота, присевшего зачем-то под брюхо вертолета, и всадил ему пулю в левый бок, прямо в сердце. Пилот лениво ткнулся носом в грунт, словно решил подремать в теньке. Второй пилот, сидевший в раскрытой кабине, вздрогнул и обмяк в кресле. Зона работал безукоризненно.
      Сом периферийным зрением отметил, что маячившие внизу у ворот охранники исчезли. Все шло четко по графику. Он поднялся, одним рывком преодолел расстояние до дома и прижался к стене. Спустя пару секунд возле него очутился Зона. Через полминуты подтянулись от ворот Краб и Рыжий.
      – Пошли, – сказал Сом и первым двинулся к входной двери.
      Дверь осталась незапертой, и, слегка оттянув ее, Сом просунул в щель ствол «ВСС» и навел его на сидевшего в просторном холле охранника. Получив пулю в сердце, тот так и остался сидеть в кресле, уронив журнал на колени. Четверка безмолвно проникла внутрь и каплями ртути растеклась по нижнему этажу дома. Послышались характерные хлопки выстрелов из кухни и комнаты отдыха охраны. Через минуту все было кончено.
      Ликвидировав «нижнюю» охрану, четверка короткими перебежками начала подниматься по широкой, отделанной мрамором лестнице вверх, щетинясь во все стороны стволами-глушителями.
      На втором этаже, в глубине коридора, возле дверей библиотеки скучал еще один охранник. Прислонившись плечом к стене, он смотрел в торцевое окно коридора, явно не думая о какой-либо опасности. В самом деле, кого опасаться в этой крепости? В его широкую спину можно было хоть топоры метать. Зона ужом скользнул к нему, на ходу доставая из ножен «катран» – специальный нож диверсанта. Охранник даже не понял, как он умер. Зона опустил на пол уже мертвое тело, вытер о его плечо клинок. Сом и Рыжий были уже рядом, Краб остался у лестницы.
      Вдруг дверь библиотеки открылась, из нее вышла горничная, молодая, красивая девушка в короткой юбочке а-ля «Тату». В руках у нее был поднос с пустой посудой. Увидев трех размалеванных дьяволов в лохматых маскхалатах и мертвое тело охранника, она выронила поднос и открыла рот, чтобы закричать. Но ладонь Сома уже прочно зажала ей рот и нос, а вторая рука обхватила сзади, не давая шевельнуться.
      Действуя абсолютно синхронно с Сомом и в то же время каждый в своем режиме, Зона подхватил поднос так, что не звякнуло ни единое блюдце, а Рыжий одновременно с этим плавно закрыл дверь. Происходящее напоминало кадры немого кино. Те, кто находился в библиотеке, ничего не услышали. Сом положил придушенную горничную под стену, на мягкую ковровую дорожку, и придвинулся к двери. Рыжий и Зона, взяв оружие на изготовку, подобрались с другой стороны.
      – Пошли! – отрывистым шепотом скомандовал Сом.
      Рыжий распахнул дверь, и Зона, перекатившись через плечо, влетел в библиотеку. Следом за ним ворвался Рыжий, последним заскочил Сом. Захлопали выстрелы. Два охранника и два прилетевших на вертолете амбала даже не успели вытащить свои пистолеты. Через три секунды все они были мертвы. Хозяин дома, тучный лысый мужчина в роскошном парчовом халате, хотел что-то крикнуть, но Сом лично вогнал ему две пули в жирную грудь, а затем добил выстрелом в голову. В живых остался только тощий очкарик. Скорчившись на диване, он закрыл голову руками и поджал колени, стараясь не смотреть на этих невесть откуда взявшихся людей в жутких одеяниях.
      Сом подошел к амбалу с бронированным кейсом. Кейс, еще запертый, лежал на столе. Стальная цепочка тянулась к запястью убитого.
      – Похоже, мы поторопились, – усмехнулся Сом, – товар даже не начали осматривать.
      Не трогая пока кейс, он ткнул толстым пальцем в голову очкарика:
      – Эй ты! Посмотри на меня.
      Очкарик медленно развел руки, уставился, трясясь от ужаса, в размалеванную зелеными и черными полосами рожу Сома.
      – Кейс не заминирован?
      Очкарик отрицательно потряс головой.
      – Хорошо. Тебе известен шифр замка?
      Очкарик потряс головой утвердительно. Поглядывая с ужасом то на Сома, то на мертвого амбала, лежащего рядом с ним, очкарик сел к столу, склонился над кейсом и стал набирать цифры кода. Его пальцы дрожали и соскальзывали с кодовой панели.
      – Только не вздумай дурить, – на всякий случай посоветовал Сом, хотя было понятно, что очкарик не то что «дурить» – думать боится.
      Наконец кейс был открыт. Под его крышкой, обитой изнутри поролоном, на толстой поролоновой подушке, в специальном, точно по размеру сделанном углублении, лежала квадратная бархатная коробочка. Сом осторожно достал коробочку, раскрыл ее. В ней находилось большое яйцо из золота, украшенное причудливой резьбой и инкрустированное алмазами.
      – Открой! – приказал Сом очкарику.
      Тот принял яйцо, благоговейно приоткрыв рот. Даже руки у него дрожать перестали. Он нажал какую-то скрытую пружинку. Верхняя часть яйца распалась на две части, открыв золотого цыпленка, клюющего зернышки, сделанные из разноцветных драгоценных камней. Все было сработано до того изящно и чудно, что Сом на секунду забылся, восхищенно цокнув языком, и тронул своим толстым пальцем цыпленка за гребешок.
      – Осторожно! – вырвалось у очкарика.
      Сом удивленно покосился на него, но палец отнял и приказал очкарику закрыть яйцо и уложить обратно в кейс, что тот и исполнил с привычной ловкостью.
      Рыжий нашел ключи от наручника в кармане амбала, снял с него цепочку и подхватил кейс.
      – Уходим, – кивнул Сом.
      Очкарик, опять сжавшись, во все глаза смотрел на него. Сом прошел было мимо – и бедняга вздохнул с облегчением, – но на ходу незаметно повел стволом, нажал на спуск. Очкарик умер мгновенно, не успев испугаться. Пуля вошла ему в правый висок.
      – Что с этой делать? – спросил в коридоре Зона, указывая на горничную. Девушка потихоньку приходила в чувство, слабо шевеля длинными ногами.
      – Оставим, – поколебавшись, решил Сом.
      Они вышли во двор и направились к вертолету. Вокруг было совершенно тихо, ветерок нес мирные запахи полей. Краб вышвырнул из кабины труп второго пилота, сел за рычаги управления, привычно защелкал тумблерами над головой. Остальные расположились в салоне. Рыжий бережно положил кейс себе на колени.
      Винты начали вращаться, сначала медленно, затем все быстрей и быстрей. Вертолет дрогнул и медленно поднялся в воздух. Затем кабина наклонилась носом вперед – и железная стрекоза через две минуты исчезла за лесом. Рыбак в лодке раздраженно покосился на вертолет – чего летают, спрашивается, только рыбу пугают – и снова забросил удочку.

«КОШМАРНОЕ УБИЙСТВО»

 
      «Как нам стало известно из конфиденциальных источников, позавчера на своей даче, расположенной в семидесяти километрах от Москвы, был зверски убит известный банкир Е.А. Байков. Кроме хозяина дачи, были застрелены десять его охранников, два пилота вертолета, две сторожевые овчарки, а также известный эксперт по ювелирным изделиям С. А. Пайкин с двумя своими телохранителями.
      Взять нападавших по горячим следам не удалось. Чудом оставшаяся в живых горничная сообщила, что видела нескольких человек в "лохматых" комбинезонах. Лица у этих людей, по словам горничной, были размалеваны.
      Как предполагает следствие, нападавшими могли быть люди, прошедшие военизированную спецподготовку и соответствующим образом экипированные.
      Кроме того, эти люди угнали вертолет, который позже был найден в одном из лесных массивов Подмосковья.
      Мотивы кошмарного убийства пока не установлены. У следствия есть две основные версии. Во-первых, это могло быть связано с профессиональной деятельностью Байкова. Во-вторых, учитывая прибытие на дачу Пайкина, возможно, имело место банальное ограбление.
      Мы будем следить за ходом расследования и своевременно информировать наших читателей».

      Роман Морозов понял, что дела его плохи, когда увидел, что роскошная блондинка, стоявшая почти весь вечер за его спиной, очутилась вдруг за спиной игрока напротив, пожилого толстяка в белом костюме. Безымянный палец толстяка был украшен массивным золотым перстнем с огромным бриллиантом, и этот бриллиант нагло бросал на окружающих пучки света, когда его хозяин небрежно метал горсти фишек на стол.
      – Делайте ваши ставки, господа, – призывал крупье, с приученным равнодушием поглядывая на стол.
      Роман взял пять последних фишек, посмотрел на блондинку. Она сочувственно ему улыбнулась, но рука ее прочно лежала на спинке кресла, в котором восседал толстяк. Оно и понятно, зачем ей нужен неудачник? Не для того она надела это полупрозрачное красное платье, чтобы уйти отсюда несолоно хлебавши. У каждого свой бизнес. Пока Роману везло – а везло ему с самого начала чертовски, – она стояла рядом и терлась о него то бедром, то грудью, как кошка, просящая ласки. Но фортуна изменчива, и в последние час-два он только и делал, что спускал ставку за ставкой. Каких только комбинаций он не перепробовал – всю впустую. Проклятый шарик, как заколдованный, летел совсем не туда, куда требовалось, и вскоре весь выигрыш испарился, будто не было.
      Пытаясь обхитрить судьбу, Роман начал делать более осторожные ставки. Но это была заведомо проигрышная тактика. В рулетку везет лишь тем, кто швыряет деньги направо и налево. Как, например, этот жирный старикан. Казалось, ему все равно, выиграет он или проиграет – и удача бежала к нему со всех ног. Перед ним высилась уже гора разноцветных фишек, а он продолжал делать победные ставки. Неудивительно, что блондинка в сногсшибательном платье перешла к нему. Хотя все равно досадно. Было такое чувство, что старательно приготовленного цыпленка, в чью сочную ножку ты вот-вот собирался впиться голодными зубами, у тебя грубо отняли и пожирают на твоих глазах, хрустя корочкой и нежными хрящиками.
      Роман в последний раз перебрал в памяти различные даты, которые могли что-нибудь значить в его судьбе: дни рождения родных, первое ранение в Афгане, день, когда улетал из него, день свадьбы, день развода, еще всякое разное… Нет, ерунда, уже перепробовал все – ничего не помогло. Может, на зеро? Редко, но все же бывает… Нет, не последнюю ставку. Риск все же должен быть в известной мере рассчитан, только тогда он – благородное дело.
      Крупье запустил шарик, призывая в последний раз делать ставки. А, была не была! Роман воровато глянул на блондинку и поставил все пять фишек рядом с башней из фишек толстяка. Вообще у толстяка было сразу несколько ставок – одну из них он сделал по совету льнущей к нему блондинки, – но самую большую он поставил на красную десятку. Ну, и Роман решил не искушать судьбу и брякнул свои фишки туда же. Не может быть, чтобы этот везунчик проиграл на одной ставке сразу пять тысяч долларов.
      Шарик с треском бегал по кругу. Роман, замерев, следил за ним с последней надеждой. Если выпадет красная десятка, ого, его дела сразу поправятся, и как знать, не перейдет ли назад вероломная блондинка…
      – Ставки сделаны, ставок больше нет! – послышался голос крупье.
      Шарик подпрыгнул и замер в одном из лотков. Красный, показалось Роману, и сердце у него радостно вздрогнуло. Есть! Ай да толстяк…
      – Зеро! – провозгласил крупье.
      Роман разочарованно выдохнул, наблюдая, как его фишки вместе с фишками толстяка сгребают лопаткой на другой край стола. Зато блондинка хлопала в ладоши и улыбалась направо и налево, как голливудская звезда. Ее ставка была сделана как раз на зеро, и толстяк снова оказался в выигрыше. Он уже обнимал красотку за талию и совал ей горсть фишек. На Романа она даже не смотрела. А ведь он тоже был щедр с ней, когда выигрывал. Но в том-то и дело – когда выигрывал. А какой ей теперь от него прок?
      Он поднялся из-за стола с тем тягостным унынием, которое хорошо известно всем продувшимся в пух и прах игрокам. Даже хмель с расстройства отступил, хотя за время игры выпил несколько больших пор– ций виски. Надо было переться сегодня в казино?! Ведь хотел же нормально посидеть в ресторане, покушать вкусно, снять девчонку… Ну, потратился бы маленько, но ведь это мелочь по сравнению с тем, что проиграл. Семь тысяч долларов! Вот болван…
      Роман взял в гардеробе пальто и уныло проследовал к выходу. Как теперь жить? Утром заправиться будет не на что. Надо у кого-то занять. У кого только? Всем и так по уши должен. Н-да, ситуация пиковая. Как это ни прискорбно, а придется залезть в неприкосновенный запас и продать часть акций «Юкоса». Не хочется, они сейчас в цене и потихоньку растут. Может, не спешить и подождать верной игры ни бирже? Вдруг повезет? Леня обещал ба-альшой навар, если выгорит с «Нефтехимом».
      Он сунул швейцару сотню. Больше и не было. Тот презрительно сморщился, но сотню взял. С паршивой овцы хоть шерсти клок. Распахнул дверь, но ничего не сказал, ни там «всего хорошего» или «заходите еще», лишь молча выпустил и тут же закрыл дверь.
      Роман вышел на ночную улицу, втянул ноздрями свежий воздух. Ах, хорошо! Кабы не этот дурацкий проигрыш, жить бы да, как говорится, радоваться. Так нет же, это всем остальным жизнь в радость, а ему, Роману Морозову, вечное невезение. Нет, ну как он на последней ставке погорел?! Хотел же поставить на зеро, и рука уже туда потянулась. И чего не поставил? Сейчас бы, словив удачу, за час вернул бы все, что потерял. Черт! Почти сорок тысяч выигрывал! Шутка? Да с такими бабульками мы бы – о-го-го! Подхватил бы за тонкую талию эту блондинку – ох, и роскошная же женщина – и на такси к себе в гнездышко. Вот бы славно порезвились. И чего не поставил вместе с ней на зеро? Мог бы догадаться, что она сегодня была для него как бы талисманом, и это был знак – куда ставила она, туда следовало поставить и ему. Тем более – свою последнюю ставку. Не понял, болван, – вот и рви теперь волосы на темени. А чего уж было проще? Куда она – туда и ты… Нет, начал вспоминать какие-то дурацкие даты, потом вообще к этому толстому уроду приклеился. Да ведь как было не понять, что толстяк этот, будучи по сути соперником, никак не мог ему помочь! Наоборот, он только рад был, чтобы Роман окончательно продулся и покинул стол, не претендуя на блондинку – вот и подманил ставкой на красную десятку. Ах, черт, как жаль девчонку… Там много было, и не хуже, но эта – особенно хороша! И денег жаль, продул все, что было. Угораздило поставить на десятку! Хотел же на зеро…
      Роман потряс головой, пытаясь избавиться от этих бесконечных, тягостных мыслей, бегущих по кругу. Все равно уже ничего не исправить. Денег нет – и это факт, с которым приходится считаться, хочешь ты того или нет. Раз не хватило ума вовремя остановиться или вообще не заходить в казино, так нечего теперь стенать. Зубы сжал и терпи. Завтра станет легче. Паскудно еще долго на душе будет, но все равно полегчает. Надо заняться делом, отвлечься. Не мешало бы выяснить, что там с акциями «Нефтехима». Ходят слухи, что грядут какие-то изменения в руководстве. Но вот какие? Куда эти чертовы акции скакнут, вверх или вниз? Если вовремя узнать, кто точно займет кресло председателя правления или, что еще лучше, какая силовая структура станет «крышевать» или, наоборот, хоронить «Нефтехим», то на этом можно оч-чень неплохо заработать. Во всяком случае, нынешний проигрыш не будет вспоминаться столь уж болезненно. Нет, ну почему не поставил на зеро? Ведь так было просто, любому дураку понятно: куда она – туда и ты. И все, и никакой ошибки…
      Стоп! – приказал себе Роман. Не думать. Иначе поедет крыша. Надо как-то добраться домой, хлопнуть стакан водки и ложиться спать. Он достал из кармана пальто часы, глянул на циферблат. Елки-палки. Почти четыре часа ночи. Скоро светать начнет. Так, взять такси – и домой. У подъезда оставить таксисту часы в залог, сходить к себе, взять деньги, расплатиться. Там, кажется, рублей пятьсот еще осталось… Вот же ерунда, до чего дошел. Если бы поставил на зеро, сейчас бы думал совсем о другом. А то с таксистом расплатиться нечем! Одна ошибка…
      Стоп! Никаких ошибок! Все в прошлом. Ничего не было. Ни выигрыша, ни проигрыша, ни блондинки, ни проклятого зеро на последней ставке. Все – тщета, как учил Учитель, ничему нельзя придавать значения более того, чем оно заслуживает. Это всего лишь деньги. Они приходят, они уходят, – туда им и дорога. И печалиться о них – удел слабых и глупых. Так что плюньте, Роман Евгеньевич, и забудьте. Слава богу, не дураки какие немощные, заработаем, на наш век и денег, и блондинок хватит. Спасибо, Учитель, я все понял.
      Роман с облегчением вздохнул и двинулся к стоянке такси, стараясь придать лицу независимое и в меру равнодушное выражение. Эти таксисты – стреляные воробьи. Они вмиг догадаются, что ты проигрался до копейки, и нипочем не повезут под честное слово. До того народ гнилой – ужас. На обмане с колыбели живут и верят только виду денежных купюр.
      Ну ничего. У нас солидное пальто, и под пальто – полный порядок, костюмчик от Версаче, часы – от Кортье, обувь – модельная, пятьсот евро пара. Роман сунул руки в карманы и, не глядя на ряд такси, подошел к бордюру. Смотрите, кретины, изучайте: перед вами – настоящий джентльмен. Уж на что-что, а на оплату ваших услуг у меня всегда найдется.
      Он намеревался перейти через дорогу, но в этот миг прямо перед ним остановилась черная служебная «Волга».
      Роман мгновенно напрягся, собираясь то ли бежать, то ли кубарем катиться по земле – в зависимости от ситуации. Но в следующую секунду он сообразил, что машина уж больно официальная и, следовательно, это могла быть только родная контора, явившаяся по его душу за какой-то неотложной нуждой.
      Из «Волги» вышел серьезный мужчина в темном плаще со строгим, безукоризненно выбритым лицом.
      – Вас вызывает генерал Слепцов, – сказал он сухо, глядя Роману куда-то в переносицу. – Прошу…
      – Что, прямо сейчас? – удивился Роман, по привычке незаметно отступая на полшага.
      – Так точно.
      – Вам не кажется, что час не слишком подходящий? – попытался съязвить Роман.
      – Не кажется.
      Ну точно робот. Какого черта им надо? И выследят же, паразиты. Хоть под землю от них спрячься, хоть на дно океана – найдут. Если бы за террористами так следили, как за собственными сотрудниками, – в стране давно бы наступил мир и порядок.
      – Наша служба и опасна и трудна… – пропел-таки в отместку Роман, залезая в салон «Волги».
      В машине кроме водителя сидел еще один «скучный» мужчина неопределенного возраста. Он равнодушно глянул на Романа и чуть подвинулся, дав ему место на заднем сиденье. Первый агент сел вперед, и машина немедленно тронулась.
      Через двадцать минут они подъехали к штаб-квартире Главного разведывательного управления. Несмотря на слишком поздний – или слишком ранний – час, многие окна в здании деловито светились. Видимо, чтобы уверить граждан в том, что охрана их покоя обеспечивается денно и нощно.
      Всю дорогу Роман злился и отчаянно ругался про себя. Нет, ну что за кретинизм? Не могли позвонить по телефону, сказать: капитан Морозов, явитесь туда-то в такое-то время. Нет, выследили аж в казино, сунули в машину… Других дел, что ли, нет? Это генерал Слепцов любитель таких вот идиотских шпионских игр. Бывший гэбэшник, он на всю жизнь пропитался духом туповатой таинственности, свойственной его приснопамятной конторе. «Тайник – в кирпиче, кирпич в печке, печка в зайце, а заяц – в утке. Больничной…»
      То ли дело бывший шеф Романа, генерал Антонов. Вот это был человек, вот о ком вспоминалось всегда с уважением и душевной теплотой. Они были знакомы еще с Афгана, где Антонов, тогда еще подполковник, командовал разведкой дивизии. Там он и заприметил рядового Романа Морозова, отчаянного разгильдяя и одного из самых смелых и хладнокровных разведчиков. Под его руководством Роман участвовал во многих рискованных операциях и затем, после увольнения, при его прямом содействии был зачислен в Выс– шую школу ГРУ. Получив генеральские звезды, Антонов не забыл новоиспеченного лейтенанта Морозова и взял его к себе в отдел, поручая ему конфиденциальные задания повышенной сложности.
      Но затем грянули сложные времена, после августа 93-го на спецслужбы повесили всех собак, начались гонения и травля в прессе, кого с позором уволили, кто сам ушел, не выдержав нищеты и унижения. Генерал Антонов удержался – крепок был человек – и Роману не дал пропасть, держал возле себя, хотя тот и рвался изо всех сил на вольные хлеба. Долгое время работы как таковой не было, так, перебивались с хлеба на квас да плевались на новые порядки, которые вели страну все глубже в трясину криминала, к полному краху. Но вот к власти пришел Путин, гайки быстренько подтянулись, и оказалось, что у разведки пропасть работы. Жаль только, что генерал Антонов к тому времени потерял все свое здоровье. Сказались многочисленные ранения, да и нервы не железные, за минувшие годы истрепались в лоскутки. Умер, бедняга, на рабочем месте – инсульт. После смерти Антонова Роман, дослужившийся до капитана, пару лет болтался по разным кабинетам, нигде в силу строптивости характера долго не задерживаясь, пока его не прикрепили к отделу генерала Слепцова. Тот Романа невзлюбил до зубовного скрежета и, наверное, уволил бы в первый же день, когда Роман явился на совещание с опозданием и небритый, но мешали многочисленные заслуги Романа да его какая-то мистическая способность в любом, самом безнадежном деле найти пускай и спорный, но все же выход. Так и жили. Почти все время Романа держали в сторонке, не повышая в звании и выплачивая мизерную зарплату, и призывали лишь тогда, когда требовалось сделать какую-нибудь грязную, запутанную работенку. Роман давно подал бы в отставку, но что-то его удерживало. То ли память о генерале Антонове, его втором Учителе и друге, то ли набившее оскомину «За державу обидно»? Трудно было ответить, ибо давно он уже вел образ жизни «вольного стрелка» и запросто мог обойтись без невзлюбившей его конторы, уйдя из нее на все четыре стороны. «Была без радости любовь – разлука будет без печали». Но вот не уходил, и звездами своими в глубине души дорожил. Ибо знал, что всегда может возникнуть ситуация, которую никто, кроме него, капитана ГРУ Морозова, исправить не сумеет. И поэтому, как бы ни складывались его отношения с начальством, нынешним и будущим, оставить службу он просто-напросто не имел права. Он был защитником своей Родины, ни больше ни меньше. И пафос тут ни при чем. Погибшие друзья в Афганистане, покойный генерал Антонов, невинные жертвы террористов сделали его таким и смертью своей завещали ему эту священную обязанность. И отказаться от нее было невозможно.
      Пройдя внизу контроль, Роман в сопровождении агентов поднялся в лифте на девятый этаж. Агенты довели его до самого кабинета, но внутрь входить не стали, лишь проследили, чтобы он вошел туда.
      «Двое из ларца, одинаковых с лица, – усмехнулся Роман, когда они закрыли за ним дверь. – Какая-то новая служба образовалась по надзору, я и не знал…»
      В приемной сидел за столом помощник генерала майор Дубинин. Увидев Романа, он закрыл папку с бумагами и поднялся из-за стола, свежий, выбритый, подтянутый, как курсант-второкурсник.
      – Проходите, капитан Морозов, – сказал он негромко. – Товарищ генерал вас ждет.
      Роман снял пальто, набросил его на вешалку в углу, подошел к двери:
      – Давно ждет? Поди, уже соскучился? Час не ранний, а, майор?
      Дубинин чуть поморщился, но ничего не ответил. Открыв дверь, он просунул в щель голову и доложил о прибытии Романа.
      – Входите, – пропустил он его вперед и закрыл за ним дверь.
      Роман вошел в просторный кабинет, отделанный лакированным деревом. В дальнем углу – массивный стол буквой «Т», на окне – тяжелые темно-зеленые шторы, свет неяркий, приглушенный.
      – Здравия желаю, товарищ генерал…
      – Здравствуйте, капитан, – сухо ответил Слепцов. – Садитесь.
      Роман сел на стул, прищурившись, поглядел в глаза Слепцову. Тот, важный, седовласый, одетый строго по форме, прямо сидел в своем монументальном кожаном кресле, блестел очками на подчиненного.
      – Мы уже работаем по ночам, товарищ генерал? – спросил Роман, доставая сигареты из кармана.
      – Мы – работаем, – неприступно ответил Слепцов. – Если нужно, то и по ночам. А вы все развлекаетесь?
      – У каждого свои интересы, – пожал плечами Роман, – не так ли?
      Он просто-таки чувствовал, как презирает его генерал. Как же, капитан ГРУ – а как он выглядит?! Сорочка с какими-то кружевными рюшами расстегнута чуть не до пупа, кокетливые манжеты, скрепленные золотыми запонками, далеко выглядывают из-под узких рукавов пиджака, на руке дорогие часы, прическа не то что не по уставу, а вообще черт знает что такое! Не то сутенер, не то мушкетер, не то полуподпольный богемный персонаж. И добро бы работал под прикрытием, тогда понятно. Так нет, он же всегда такой. А как сидит, развалившись, как говорит сквозь зубы с начальством! И как он вообще попал в штат, этот наглый хлыщ? Он, конечно, талантливый сукин сын, за это генерал Антонов и держал его при себе эдакой палочкой-выручалочкой, но всему же есть предел!
      Роман вытащил сигарету из пачки, закурил без разрешения, ожидая гневного замечания некурящего Слепцова. Ничего, тот промолчал, даже придвинул пепельницу. Ага, значит заданьице предстоит каверзное. Своим любимчикам поручать не стал, решил скинуть на опального капитана. Ладно, послушаем.
      Слепцов какое-то время молчал, поглядывая на Романа и, видимо, ожидая, чтобы тот начал спрашивать, по какому поводу его вызвали. Но Роман, еще с войны твердо усвоивший, что инициатива всегда наказуема, невозмутимо курил, аккуратно стряхивая пепел в хрустальную пепельницу, и с вопросами не спешил. Наше дело маленькое, не хотите говорить – не надо. Мы тихонько покурим и двинем себе обратненько. А то время позднее, спать давно пора…
      – Вы слышали об убийстве Байкова? – спросил наконец генерал.
      – Банкира, что ли? – помолчав, лениво отозвался Роман.
      Он чуть было не зевнул, но успел заметить сердитый взгляд Слепцова и подавил зевок, едва не свихнув себе челюсть. «А чего он хочет? – мысленно огрызнулся Роман. – Скоро утро, а он тут ему о каких-то убитых банкирах толкует. К чему этот банкир?»
      – Именно, – отчеканил Слепцов.
      – Ну слыхал что-то по телевизору, – нарочито медленно сказал Роман.
      – Что думаете по этому поводу? – поторопил его Слепцов.
      – А че тут думать? – повел прищуренным глазом Роман на генерала. – Кто-то нанял профи из спецназа, они всех положили и то, что требовалось заказчику, забрали. Ясно как божий день…
      – Почему думаете, что это спецназ? Может, это были гражданские, замаскированные под военных? Хотели сбить со следа, вот и вырядились под спецназ.
      – Нет, это армейские, – твердо возразил Роман. – Уж больно слаженно работали. Ни один из них не был ранен, хотя охранники дома – все опытные ребята и с оружием обращаться умеют. Действовали согласованно, как часы. Ни одной ошибки не допустили. Спецоружием профессионально владеют. Навыки диверсантов, опять же, в наличии – собаки сторожевые их не засекли по запаху. Вертолет водить обучены – вряд ли они брали с собой пилота отдельно, в таком деле это – балласт. Там все до секунды рассчитано. И, самое главное: горничную в живых оставили. Это уж стопроцентно в армейских традициях: женщин не убивать. Конечно, они почти ничем не рисковали, под камуфляжной раскраской она их все равно не разглядела. Но в данных обстоятельствах любые другие ее не пощадили бы. Хоть что-то она да видела, вот про «лохматые» маскхалаты рассказала, про раскраску. А так бы вообще никто ничего не узнал, как будто призраки побывали, всех перешлепали… Будь налетчиками гражданские, они бы не смотрели, женщина или мужчина, пулю в голову – и весь разговор. Это только офицеры наши, будь они хоть суперпрофи, так пижонить любят, – твердо закончил Роман.
      Он подобрался, взгляд его стал тверд и сосредоточен, даже о сигарете забыл. Работал человек.
      – Откуда столько информации? – чуть помедлив, спросил Слепцов.
      – Я же говорю, по телевизору слыхал.
      – Ну-ну… – побарабанил Слепцов пальцами по столу. – Может, в телевизоре также сообщили, что именно похитили налетчики?
      – Этого не сказали, – вновь разваливаясь на стуле, отозвался Роман. – Хотя дураку ясно, что не за деньгами они пришли.
      – Почему? – немедленно спросил Слепцов.
      – Было убито пятнадцать человек или около того, – лениво пояснил Роман. – За копейки такое количество народу не валят. Стало быть, фигурировала огромная сумма. Но такие деньги на подмосковной даче не хранят, тем более банкиры, у которых есть свои банки. И эксперт-ювелир там был не просто в гостях – с двумя-то телохранителями. Он привез на вертолете что-то очень ценное и хотел продать банкиру. Какой-то крупный бриллиант или, например, яйцо Фаберже. Вот за этим, скорее всего, нежданные гости и пожаловали…
      – Это вы тоже в телевизоре услышали? – нервно прищурился Слепцов.
      – Нет, в газете какой-то читал, – невозмутимо ответил Роман.
      – Черт-те что! – возмутился генерал. – Чего только этим журналистам не известно! Крапивное семя, на все готовы, чтобы добыть информацию и пустить в народ! Распустились, дальше некуда…
      – А вы бы предпочли, чтобы все было, как в старые времена: никто ничего не знает, а если знает, то сказать боится?
      – В старые времена был порядок! – крикнул Слепцов. – По крайней мере, все знали свое место! И к обязанностям своим относились не так, как сейчас относятся некоторые офицеры!
      – На меня намекаете, товарищ генерал? – усмехнулся Роман, выпрямляясь.
      – А тут и намекать нечего! На кого вы похожи?! Вы одним своим видом позорите звание офицера! А ваш образ жизни вообще возмутителен. Вы полагаете, нам неизвестно о ваших аферах с акциями? Или о ваших отношениях с некоторыми теневыми представителями шоу-бизнеса? Или о ваших амурных похождениях?
      – Полагаю, вам известно все, – отчеканил Роман. – Или почти все. Но мне на это наплевать, товарищ генерал. Если вы меня в чем-то обвиняете, говорите конкретно – в чем? Если же лично я вам не нравлюсь, то позвольте напомнить: не по своей воле я к вам попал и за ваш отдел отнюдь не держусь. Я готов хоть завтра перевестись в любое другое ведомство. Кстати, Чечней меня не пугайте. В отличие от вас, на войне я был и от долга своего не бегу…
      Его прервал сильный хлопок ладони по столу. Жалобно звякнула пепельница, пустив облачко пепла.
      – Товарищ капитан, как вы разговариваете со старшим по званию! – начал приподниматься со своего кресла Слепцов.
      – Вы правы, – улыбнулся Роман, – я что-то излишне горячусь. Это от недосыпа. Виноват, товарищ генерал, исправлюсь.
      Некоторое время Слепцов мерил его разъяренным взглядом, затем тяжело осел в кресле.
      – Вы много себе позволяете, капитан Морозов, – сказал он через минуту. – Нарветесь…
      Роман промолчал, понимая, что лучше ему сейчас рта не открывать и дать возможность начальству сохранить лицо. Все-таки им еще вместе работать, по крайней мере, пока он находится в подчинении Слепцова. А плевать в колодец, даже пересохший, не стоит.
      – Ну а почему вы думаете, что это именно ограбление? – ворчливо спросил Слепцов, порывшись для чего-то в столе. – В прессе, которую вы столь внимательно изучаете, ведь и другие версии выдвигаются. Например, что убийство Байкова было связано с его профессиональной деятельностью?
      – Чепуха, – ответил Роман. – Слишком много усилий для ликвидации одного человека. Имели бы целью убийство банкира – устроили бы банальную засаду на дороге с автоматчиками и хорошим снайпером. Ну, усилили бы ее для верности парочкой фугасов. Просто, но очень надежно. Тут была поставлена другая задача. Им нужен был человек, прилетевший к банкиру на вертолете. Вернее, то, что привез этот человек. Вертолет – не машина, по дороге не перехватишь. Могли бы, конечно, и вертолет в воздухе сбить, но тогда пропало бы то, что вез ювелир. А именно это налетчиков и интересовало. Так что профессиональная деятельность тут ни при чем, – покачал головой Роман. – Банкир нужен был налетчикам в последнюю очередь. Можно сказать, что ему просто не повезло.
      – Д-да, – пожевал губами Слепцов. – Выводы делать вы не разучились.
      Роман снова помолчал, предоставляя генералу самому оценивать степень его профпригодности.
      – В общем, почти все, что вы сказали, – верно, – кивнул Слепцов. – Действительно, ювелир доставил на вертолете… одно из изделий Фаберже. И действительно это было так называемое пасхальное яйцо, один из подлинных раритетов, принадлежавших некогда дому Романовых. Байков был известным коллекционером и хотел приобрести эту драгоценность для своей личной коллекции. Он нашел продавца за рубежом, тоже частного коллекционера, захиревшего отпрыска одной королевской семьи, который решил продажей яйца поправить свое материальное положение.
      – Я еще не слышал о донорстве половых органов, – заметил Роман.
      – Не смешно, – буркнул Слепцов. – Яичко это было оценено в пятнадцать миллионов евро. Посредником сделки выступила московская страховая компания «Ювелир-Трест». Пайкин, известный эксперт-оценщик, должен был доставить яйцо на дачу Байкова и дать гарантии от лица фирмы, что изделие подлинное. В общем, обычная сделка подобного сорта.
      – Если бы не вмешательство третьего игрока.
      – Именно, – кивнул Слепцов. – Вот этот третий игрок нас и интересует. Дело это, на первый взгляд уголовное, может касаться государственной без– опасности. Яйцо в данном случае выступает не просто как эквивалент пятнадцати миллионов евро, тут другое. Ведь невзирая на то, что после налета яйцо нельзя будет никому показать, заказчик не остановился перед тем, чтобы его заполучить. А это уже совсем иная сфера интересов. Это – не просто покупка, а какая-то тайная сделка. И нам необходимо как можно быстрее узнать детали этой сделки. Следовательно, надо выяснить: кому могло понадобиться яйцо?
      Он вопросительно посмотрел на Романа.
      – Ну… – поднапрягся тот. – Точно – не заграничному заказчику.
      – Почему?
      – Слишком много крови. Богатые люди за рубежом не хотят больших проблем. Они лучше заплатят больше, но будут жить спокойно. Это нашим все равно, скольких человек угробили. Наши крови не боятся. Так что заказчика надо искать здесь.
      – Именно так мы и думали. И первым делом начали проверять всех известных российских коллекционеров.
      – Ну, к известным-то соваться вряд ли стоит…
      – Согласен. Поэтому основной акцент мы сделали на так называемых подпольных коллекционерах. То есть на тех людях, которые содержат коллекции, но по ряду причин предпочитают не распространяться широко про их существование. В частности, нас интересуют те, кто собирает ювелирные изделия Фаберже. Таковых немало, но по-настоящему страстных коллекционеров, готовых пойти на что угодно, только бы заполучить еще один экспонат, всего десяток. Сейчас мы вплотную занимаемся ими. Но, как вы понимаете, подобраться к некоторым из них по ряду причин весьма сложно.
      «Вот и добрались до сути», – понял Роман.
      – Один из них некто Зимянин Александр Иванович. Крупный промышленник, владелец нескольких фабрик и химического комбината. Вот этот химический комбинат и внушает нам некоторые опасения.
      – Там производятся отравляющие вещества?
      – Конечно, нет. Отравляющие вещества производятся на государственных предприятиях, за этим установлен жесткий контроль. Но дело в том, и, я думаю, вам это хорошо известно, что в состав многих отравляющих веществ входят различные компоненты, в том числе и вполне безобидные. Комбинат Зимянина производит, помимо ядохимикатов, стиральных порошков и моющих средств, серную кислоту. А на основе серной кислоты можно изготовить различные хлористые соединения, которые дают газ высокой токсичной концентрации. И вообще, – махнул рукой Слепцов, – нынешние химические технологии достигли такого уровня, что изготовить отраву можно из чего угодно, лишь бы это наличествовало в нужном объеме. Возможно, Зимянин совершенно ни при чем. По нашим данным, это вполне законопослушный бизнесмен. Ни в каких контактах с террористическими организациями замечен не был. В криминале не замешан. Но проверить содержимое его персонального компьютера, как вы сами понимаете, не мешало бы. Для страховки, так сказать…
      – А разве нельзя проверить по накладным, кому он поставляет ту же кислоту, и установить наблюдение за наиболее подозрительными получателями?
      – Уже проверяем, – кивнул Слепцов. – На комбинате в составе ревизионной комиссии работает наш человек. Но чтобы отследить все поставки комбината, нужна целая армия агентов. Комбинат огромен, каждый день из него в различных направлениях выезжают десятки машин. Поди за всеми уследи. Кабы мы имели более весомые подозрения, тогда можно было бы проводить операцию на федеральном уровне. Но пока это лишь проверка, не более, и мы ограничены силами нашего отдела.
      – Понятно, – сказал Роман. – Надо либо что-то срочно нарыть на Зимянина, либо отпустить его с миром.
      – Вот именно.
      Слепцов выжидательно уставился на Романа. Тот понял, что тут скрывается какой-то подвох.
      – Честно говоря, – начал Слепцов, – этот господин не вызывает больших подозрений. Он ведет образ жизни… э-э, как бы это лучше сказать… в общем, далекий от образа жизни кровожадного человека. Есть гораздо более подозрительные субъекты, в том числе связанные тем или иным способом с криминальным миром, и они уже активно разрабатываются. Зимянин нас интересует лишь как владелец химкомбината. Вероятно, в другом случае мы удовлетворились бы проверкой заводской документации. Но в деле безопасности страны, как вы понимаете, мелочей нет, поэтому не мешало бы копнуть чуть глубже официальных документов. Вы понимаете?
      – Я вас прекрасно понимаю. Но, мне кажется, здесь нужен не мужчина, а женщина. Это специфика агентов-женщин – влезать в доверие к субъекту и потрошить его компьютер, разве не так?
      – Так-то оно так, – криво усмехнулся Слепцов. – Вот только существует одна загвоздка… Дело в том, что у господина Зимянина… э-э… нетрадиционная сексуальная ориентация, как принято нынче говорить…
      – Голубой, – уточнил Роман, мрачнея.
      – Ну, на уличном жаргоне это называется так…
      – Но, товарищ генерал, от меня-то вам что надо? Я еще, слава богу, нормальным мужиком быть не перестал и в постель к Зимянину лезть не собираюсь…
      – Вас никто к нему в постель не толкает, – как-то даже смущенно пробормотал Слепцов. – Но нам известно, что у вас есть связи в различных кругах, в том числе и в тех, где нетрадиционная ориентация только приветствуется. Так что вы могли бы подыскать человека, который… э-э… вошел бы в доверие к Зимянину и… э-э…
      «Вот теперь все встало на свои места! А я-то чуть было не купился, – подумал Роман, – чуть было не подумал, что наконец-то Слепцов доверит мне серьезное дело. Какое там! На серьезные дела он уже отправил своих молодцов, получать лавры и звания. А меня, как обычно, туда, где пованивает, запихнул. И даже без церемоний, мол, могли и обойтись, сто лет нам не нужен этот педик, но раз уж ты такой на свете есть, капитан Морозов, то надо тебя хоть в чем-то использовать, вот и занимайся тем, на что других ребят посылать вроде как не пристало. Там ты, конечно, ни черта не найдешь, но все-таки посуетись для порядка и для отчетности. Заодно и зарплатку свою отработай…»
      – Ясно, товарищ генерал, – оборвал Слепцова Роман. – Как я догадываюсь, отказаться от этого задания я все равно не смогу?
      – Я понимаю, вам не нравится подобное поручение, – отвел взгляд Слепцов. – Но вы прославились в нашем ведомстве как специалист по разрешению различных непредвиденных ситуаций, и именно поэтому я остановил свой выбор на вашей кандидатуре…
      – Товарищ генерал, вот только не надо на кривой козе меня объезжать, – усмехнулся Роман. – Почему вы остановили свой выбор на моей кандидатуре, нам обоим хорошо известно. Где данные на Зимянина?
      Слепцов дернул щекой, но промолчал и перебросил Роману тонкую папочку, лежавшую наготове в верхнем ящике стола.
      – Здесь все, что мы на него имеем.
      – Негусто, – сказал Роман, увидев, что в папке всего два листочка и не слишком четкая фотография. – Обо мне, например, вам известно куда как больше.
      – Возьмите с собой, изучите и действуйте, – будто не заметив подковырки, деловито отозвался Слепцов. – Я вас не тороплю, но работать нужно в темпе.
      – Мне предстоят некоторые расходы, – сказал Роман, твердо глядя в глаза генералу. – Дело в том, что вход в некоторые клубные заведения стоит весьма недешево. А я, как назло, поиздержался в последнее время. Так что если вы хотите, чтобы я нашел нужного человека, приоткройте закрома родины…
      – Ну да, поиздержались, – ехидно улыбнулся Слепцов. – Нам известно, где именно… Кстати, вы декларируете то, что зарабатываете игрой на бирже?
      – Чтобы играть на бирже, товарищ генерал, нужно иметь хотя бы миллион долларов. Я же имею только то, что имею, то есть родительскую квартиру-хрущевку, развалюху на колесах и более чем скромную зарплату в нашем уважаемом ведомстве, и ни о какой игре на бирже и речи идти не может, – невинно глядя в глаза Слепцову, заявил Роман.
      – Н-да… – кивнул Слепцов недоверчиво. – Вы расскажете. Вот, держите…
      Он выложил на стол пачку сторублевых купюр. Жест его при этом был воистину достоин Цезаря.
      – Надеюсь, этого хватит?
      – Как вам сказать, – ответил Роман. – Если ничего не пить и не есть, то – хватит, а если…
      – Вот не пейте и не ешьте! Больше нет, и за это скажите спасибо.
      – Спасибо… – пробормотал Роман, запихивая пачку в карман пиджака.
      – Через три дня жду от вас первых результатов. Докладывайте мне лично.
      – Вас понял. Разрешите идти?
      – Идите. Домой вас доставят на служебной машине.
      – А вот за это благодарю от души, – искренне сказал Роман.
      Он захватил папочку с данными на Зимянина и вышел из кабинета. Майор Дубинин, опершись щекой на ладонь, дремал за своим столом.
      – Рота, подъем! – громко шепнул Роман ему в самое ухо.
      Дубинин подскочил было, но, увидев, что начальства рядом нет, облегченно выдохнул:
      – Шутки у тебя, капитан…
      – Что за новые порядки, майор? – спросил Роман. – Сейчас что, все по ночам работать стали?
      Дубинин потер глаза, устало махнул рукой, подавил сладкий зевок.
      – Да была проверка недавно оттуда… – он поднял глаза кверху. – Всем досталось. Приказали, чтобы отныне дежурство велось круглые сутки на уровне начальников отделов. Вот, теперь не спим по очереди. То мы тут сидим, кого-то дублируем, то нас кто-то.
      – Толк-то хоть есть?
      – Какое там, – сморщился Дубинин. – Маета одна, вот и весь толк.
      – Попали… – посочувствовал Роман и поехал домой – спать.

      Честно проспав до трех часов дня, Роман проснулся почти в хорошем настроении. Если бы не вчерашний проигрыш, то было бы совсем неплохо. А так на душе, конечно, кошки поскребывали. Но Роман решил унынию не поддаваться и для начала старательно выполнил свой обычный тренировочный комплекс. Первым делом – самомассаж, затем упражнения на дыхание, потом гимнастика ушу, плавно переходящая в быструю отработку ударов и имитацию бросков.
      Его первым учителем боевых искусств был китаец Ли, служивший дворником в китайском посольстве. Роман, насмотревшись видиков про Брюса Ли, горел желанием постичь грозные школы Тигра или Дракона, или, на худой конец, Аиста и пришел к знаменитому в узких кругах китайцу вместе со своим однокласс– ником, чей отец подвизался на дипломатическом поприще. Но Ли сообщил, довольно сносно изъясняясь на русском, что таких школ, увы, он не изучал. На вопрос Романа, какую школу он знает, Ли ответил, что ему ведома лишь школа Ветра. Роман о такой школе не слыхал, и, по правде говоря, название его не вдохновило. Уж как-то больно мирно оно звучало. На его вежливый вопрос, как быстро он научится в школе Ветра бить противника и в чем заключается ее преимущество перед другими школами, Ли пояснил, что в бою не главное – бить противника, а главное – не позволять бить себя. Ветер невозможно настичь, как ты за ним ни гоняйся. Он всегда свободен, и никто не властен над ним. Научиться бить – нетрудно. Главное – научиться быть неуязвимым.
      Это Роману, хрупкому, мечтательному подростку, понравилось. Ему было тогда двенадцать лет. Через год обучения в школе Ли, где занимались дети китайских дипломатов и несколько русских мальчишек, Роман мог без труда уворачиваться от удара палкой, когда его пытался ударить один человек. Через два года он уже с легкостью уходил от двух человек. Еще через два года его нельзя было «достать» ни кулаком, ни ножом, ни шестом. Даже если на него в закрытом, тесном помещении набрасывались одновременно три человека, вооруженные ножами и дубинками, он все равно умудрялся не получить ни одного серьезного повреждения.
      Когда ему исполнилось шестнадцать и он стал гибким и прыгучим, как китайский гимнаст, Ли начал обучать его тем самым жестоким ударам, за которыми Роман пришел к нему четыре года назад. За три последующих года Роман научился бить всеми ударными частями тела, да так, что перед ним не мог устоять даже мускулистый горилла-боксер или борец, весящий вдвое больше его. А еще позже, в Афганистане, Роман научился и убивать…
      К концу тренировки тело Романа, худощавое, но все перевитое сухими, рельефными мускулами, лоснилось от пота. Он немного остыл, подышав особым способом, затем полез под душ. Стоя то под горячей, то под холодной, почти ледяной водой, он анализировал свой ночной разговор с генералом Слепцовым.
      Собственно, анализировать тут было особо нечего. Закрыли им дырку, не слишком благородно пахнущую, и все дела. Ладно, перетерпим. Спасибо и на этом. Как говорил генерал Антонов, в нашем деле мелочей не бывает. В ГРУ не все сплошь дураки и ежели кого-то подозревают, то это имеет свой резон.
      Роман перебрался в кухню и, готовя омлет, начал изучать досье на Зимянина Александра Ивановича. Ого, улыбнулся Роман, разглядывая фотографию, да это живчик. Пухлые щечки, сладкие глазки, румяные губки. Знаем мы таких оптимистов, встречали. Они для ублажения себя, любимых, на все готовы. Не верится, правда, что сей пухлый добряк мог пойти на столь страшное преступление. Тут Слепцов прав. Роман вполне доверял своему чутью и видел, что Зимянин никак не мог стоять за убийцами на даче Байкова. Но изделия Фаберже он собирал, это факт, и собирал рьяно. Значит, кто-то мог «достать» для него яйцо, взяв на себя организацию налета и похищения. Дорогая во всех отношениях услуга. Если действительно Зимянин получил похищенное яйцо, то либо заплатил огромную сумму, либо… Кому-то понадобилась продукция его комбината. И в немалом количестве. Причем так, чтобы нельзя было этот заказ отследить. То есть чтобы по накладным товар ушел к реально существующему заказчику, а на самом деле попал совсем в другие руки. Если подобная махинация имела место с допущения Зимянина, ее, конечно же, обнаружить по документации невозможно. Тут существует немало хитроумных ходов, и никакая самая тщательная проверка не подкопается. Отсюда верный вывод: искать «концы» на комбинате бесполезно. Надо заняться непосредственно Зимяниным. Влезть в его ПК, в записную книжку, в ящик стола – тот, что заперт на ключ. Без этого какие-либо секреты узнать трудненько. Разве только тогда, когда дадут о себе знать реактивы, изготовленные на базе химикатов Зимянина? Но тогда уже будет слишком поздно.
      Роман позавтракал, вымыл посуду, сварил кофе и перешел с подносом в гостиную. Там он сел в любимое кресло, закурил и, потягивая кофе, еще раз внимательно изучил досье. Так, у Александра Ивановича квартира на Ленинградском шоссе (двенадцатый этаж высотки) и особняк в поселке Лосиный, в двадцати километрах от Кольцевой дороги. Именно в этот особняк он и привозит своих новых «знакомых». Квартирой на Ленинградском шоссе пользуется редко, в основном селит там деловых партнеров, прибывших с визитом. Ценное замечание, спасибо, коллеги, сэкономили мне время. Значит, в Лосином у нас не только любовное гнездышко, но и основная резиденция. Хорошо. В дом залезть все же легче, чем в квартиру на двенадцатом этаже. Так, привычки: это, это, ерунда, не то… Ага: наведывается почти каждый вечер в элитный клуб «Эгейское море». Веселенькое название. Впрочем, и заведение тоже. Роман в нем не бывал, но много слышал. Вот тут мы тебя, Александр ибн Иваныч, и попробуем словить на живца. И не далее, как… завтра.
      А сегодня надо провести некоторую, так сказать, подготовку. Роман включил телефоны, домашний и мобильный, – до этого оба были отключены, чтобы дали выспаться и не мешали подумать, – и для начала набрал с домашнего один заветный номерок.
      – Алло, – бодро отозвался Леня Пригов.
      Леня работал брокером на фондовой бирже. Когда-то Роман «отмазал» его от большого срока, и в знак признательности Леня помог заработать ему на бирже весьма приличную сумму. Роман был ошарашен: из полунищего босяка он превратился в состоятельного человека. По крайней мере, сделал ремонт в старой квартире, доставшейся ему от покойных родителей, обставил ее современной мебелью, оделся прилично, купил машину и стал обедать в ресторане. Такой способ заработка был ему тогда в новинку. Он и сейчас мало что в нем смыслил, а года четыре назад вообще – темный лес. Роман, чьи дела, служебные и финансовые, к тому времени весьма захирели, вдруг сообразил, что Леня открыл для него золотую жилу. Он начал следить за биржевыми ставками и регулярно играть на бирже. Имея своим агентом такого специалиста, каким был Леня, он порой жил припеваючи. Правда, иногда, при неудачной игре, приходилось смиряться с потерей почти всех денег и некоторое время дуть в кулак, живя на свое нищенское жалованье, пока на бирже опять не подворачивалось стопроцентное дельце…
      Все это требовало немалого напряжения сил. К тому же Леня не любил рисковать напрасно и требовал поставки информации, чем Роман и занимался большую часть своего времени, свободного от основной работы.
      Как следствие, он завел знакомства среди деловых людей и начал вести соответствующий его новому статусу образ жизни. И, надо сказать, этот образ жизни пришелся ему по душе. А кому, скажите на милость, не придется? Дорогие рестораны, элитные клубы, казино, необременительные связи с красивыми женщинами… Последнего, к слову, у него хватало и раньше, из-за чего десять лет назад распался его первый и последний брачный союз (детей не нажили, и слава богу, а его бывшая процветала, по слухам, где-то в Америке). Но зато сейчас он не задумывался, на какие шиши сводить свою новую пассию в ресторан или купить ей подарок. Конечно, настоящих – больших – денег он не заработал. Для того чтобы сколотить состояние, требовалось либо иметь деловую жилку, либо упорно копить, отказывая себе во всем. Жилки деловой у Романа не было, а копить он не умел в силу легкомысленности и широты натуры. Что удавалось заработать – тратил, не раздумывая, и его чванные знакомцы по клубной жизни были бы сильно удивлены, если бы узнали, что порой ему не на что купить себе буханку хлеба и кусок колбасы.
      Сегодня как раз так бы оно и было, если бы не родная контора. Вот ведь молодцы, в самый критический момент подкинули денежку. Роман, проснувшись, с улыбкой посмотрел на пачку сотенных купюр, склеенную банковской бумажкой. Десять тысяч рублей. Грубо говоря, триста сорок пять долларов. В ночном клубе, который Роман собирался навестить нынешней ночью, столько стоит бутылка вина. Причем далеко не самого дорогого. Хорошо генералу Слепцову, живет себе по уставу – и никаких забот. Ладно, что возьмешь с убогого старца? Выкрутимся как-нибудь.
      – Привет, Лёнечка, – проворковал Роман. – Как дела?
      – Ты что, дрых до этих пор? – возмущенно налетел на него Леня. – Я тебе целый день барабаню.
      – Не дрых, а набирался сил, – добродушно ответил Роман. – Кстати, Леньчик, у меня новость: проигрался вчера дочиста, ни копейки ни осталось. Последние семь тысяч спустил, жить не на что…
      – Тоже мне – новость! – фыркнул Леня. – На прошлой неделе ты проиграл, э-э…двенадцать с половиной тысяч?
      – У тебя феноменальная память на цифры, – улыбнулся Роман. – Даже половину не забыл…
      – У меня на все феноменальная память, – отрезал Леня. – Ты мне вот что скажи: что удалось разведать по «Нефтехиму»? Тут что-то назревает очень и очень серьезное, биржу лихорадит, все на стреме, ждут, но вот что – никто толком не может пока узнать. Сплошная тайна. Ты нарыл чего?
      – Пока нет… – сокрушенно признался Роман.
      – Плохо, Рома, очень плохо. Имей в виду, я тебе пенсию платить не буду. А с твоими запросами твоя контора тебя на сухой корке хлеба держать будет.
      – И так держит…
      – Во-во. Так что надо шевелиться, Рома, надо очень активно шевелиться. Если мы добудем верняк, то сумеем заработать… В общем, очень даже неплохо сумеем заработать. Я нюхом чую большие деньги, а нюх меня никогда не подводит. Ты меня понимаешь?
      – Очень хорошо понимаю, Ленечка. Но вот беда: за душой-то ничего не осталось. На какие, прости, средства мне в деле участвовать?
      – Ох, ты мой бедный Буратино. Ладно, договоримся просто: если ты находишь верную информацию, я рискну своими деньгами и одолжу тебе… тридцать тысяч долларов.
      – Что-то не пойму я, – заметил Роман, – то ты говоришь о больших деньгах, то мелочишься не по чину… Сколько я заработаю на тридцати тысячах? Ты-то небось миллиончик вложишь? Или два?
      – Кое-чему ты все же научился, – засмеялся Леня. – Тебе бы еще научиться казино стороной обходить – цены бы тебе не было. Хорошо: сто тысяч тебя устроит?
      – Устроит, – не стал кобызиться Роман.
      – Тогда с нетерпением жду самых точных сведений, разведка.
      – Да… – замялся Роман. – Насчет разведки. Тут контора работенку срочную подкинула. Думаю, дней пять уйдет, пока все выясню, максимум неделя…
      – Ты с ума сошел! – ужаснулся Леня. – Неделя?! Да за неделю чего только не произойдет. Я же тебе толкую: тут все на мази, вот-вот акции либо обрушатся, либо прыгнут вверх. Если не попадем в десятку, будем последними дураками. Такого шанса больше может не представиться. Это ты понимаешь?
      – Понимаю… Но не разорваться же мне пополам.
      – Разорвись, – серьезно посоветовал Леня. – А еще лучше: бросай ты это свое дурацкое хобби. Ни славы, ни денег, одни пинки от начальства. Да и пристрелят еще, не дай, конечно, бог…
      – Тьфу, тьфу, тьфу…
      – Ну, извини, это я так, к слову. Но, Рома, шутки в сторону. Промедление смерти подобно, вот о чем ты должен думать в первую очередь.
      – Уже подумал. И сделаю все, что в моих силах.
      – Сделай, очень тебя прошу. Сделай. И не отключай телефон днем, что за сибаритские замашки.
      – Не буду, Леня, ни за что не буду.
      – Ладно, не пропадай только.
      – Куда я теперь без тебя, нищий сиротинка?
      – Пока, сиротинка.
      – Целую, папочка.
      – Пошел ты…
      Только Роман положил трубку, запиликал мобильный. Он глянул на определитель, – о-о, это надолго.
      – Ромочка, наконец-то, – послышался низкий, с томной хрипотцой, голос Вероники. – Ты где? От меня прятался, негодник?
      С Вероникой он познакомился недавно на банкете, устроенном в честь одной стареющей кинозвезды. Муж Вероники, двадцатипятилетней красотки, бывшей Мисс не то Иркутска, не то Якутска, был старый, безобразно богатый бизнесмен, который купить-то ее купил, но вот обхаживать как следует, увы, не мог. Молодое и весьма здоровое тело, попавшее в сказочную роскошь, жаждало соответствующих развлечений, и в первую очередь конечно же, сексуальных, ибо какой интерес покупать одежду в самых дорогих магазинах, но никого этой одеждой не соблазнять? Убедившись, что муж, человек в принципе хороший, но почти утративший мужские способности, в этом плане дать ничего путного ей не может, бывшая Мисс, недолго думая, пустилась во все тяжкие и стала клеить кавалеров при всех удобных случаях. Роман ее натиску не особенно сопротивлялся, поскольку Вероника была не только чертовски хороша, но и могла оказаться полезной, в силу своего замужества, для добывания деловой информации. Пока, правда, от нее толку было мало, ибо муж, человек, безусловно, мудрый, на пушечный выстрел не подпускал ее к своим делам. Но все-таки терять надежду не следовало.
      – Как можно? – возразил Роман. – Я дома и думаю только о тебе.
      – Врешь небось, – недавняя лимитчица не отличалась тонкостью воспитания.
      – Таким красивым женщинам, как ты, я никогда не вру.
      – Ну тогда… – еще больше понизила голос Вероника, – я к тебе заскочу на часок-другой?
      Роман, почесывая живот, быстро соображал. В самом деле, до вечера он ничем не занят. Надо лишь сделать пару-тройку звонков, – это он и так успеет. А разрядиться не мешало бы, после проигрыша и вообще… Мало ли как там дела пойдут дальше? Еще пристрелят, как Леня тут напророчил, так хоть напоследок подержать в руках красивую женщину.
      – Ну, если только на часок… – промурлыкал Роман лениво.
      – Обожаю тебя! – восторженно завопила Вероника. – Ты милый, милый, милый!
      – Ты скоро? – осведомился Роман, чуть отстраняя трубку от уха.
      – Через пятнадцать минут, – ответила Вероника, лихо колесившая по Москве, от магазина к магазину, на лимонном «Рено» последней модели.
      – Жду, – улыбнулся Роман, давая отбой.
      Не успел он сделать все нужные звонки – запищал нетерпеливо домофон. Вероника примчалась даже раньше обещанного времени. Роман впустил ее в подъезд и остался стоять у дверей, с улыбкой слушая быстрый, приближающийся цокот каблучков на лестнице. Едва он открыл дверь, Вероника упала ему в объятия и стала душить поцелуями, не скрывая жгучего желания. Роман, любовный пыл которого был еще не столь горяч, предложил ей для начала чего-нибудь выпить, но она и слышать ни о чем не хотела и гибкими движениями, не прекращая целоваться, прямо в прихожей начала освобождаться от своего обтягивающего шелкового платья. Ощутив под ладонью бархатную, упругую кожу крутого женского бедра и увидев розовое кружево белья, сквозь которое соблазнительно и бесстыдно просвечивались большие темные соски, Роман почувствовал, что кровь жарко ударила ему в голову. Забыв обо всем на свете, он подхватил призывно стонущую Веронику на руки и понес в спальню…

      Около восьми часов вечера Роман медленно ехал на своем темно-синем «БМВ» по главной улице поселка Лосиный, высматривая дом под номером двадцать семь. Таковым оказался роскошный, но без излишней помпезности, весьма симпатичный двухэтажный теремок из красного кирпича, старательно спрятанный от посторонних глаз за высокий каменный забор.
      Не обнаружив при осмотре из окна машины ни одной щели в заборе – все было сделано на редкость добротно, – Роман решил, что надо действовать по плану «Б». Он проехал вперед метров на сто, свернул в узкую улочку, где его никто не мог видеть, развернулся и, сокрушаясь в душе по поводу такого жесткого решения, проколол заднее колесо своей машины. Затем, подождав минут двадцать, на спущенном баллоне подъехал к железным воротам дома номер двадцать семь и остановился в виду «глазка» видеокамеры, озирающего с высоты верхнего косяка калитки все подходы к дому.
      Теперь следовало играть очень убедительно. Он вышел из машины, озабоченно обошел ее два раза кругом, недоуменно оглядел колеса, затем «обнаружил» прокол и досадливо хлопнул себя по ляжкам. Ругаясь вполголоса, он присел на корточки, потыкал рукой в колесо, о чем-то подумал и полез в багажник. Запаска там была, но не было домкрата. Роман перекопал весь багажник, но домкрата так и не нашел (на всякий случай он припрятал его под заднее сиденье, чтобы игра вышла как можно более правдивой).
      С сердцем пнув ногой пробитую покрышку, Роман начал озирать улицу в поисках возможной помощи. Улица была пустынна, как ни крутил он головой. Делать нечего, надо обращаться к жильцам.
      Он подошел к воротам дома, стоящего напротив дворца Зимянина (этот дом был попроще и не имел видеонаблюдения), и сделал вид, что нажимает кнопку звонка. Те, кто наблюдает за ним из дома двадцать семь, ничего не должны заподозрить. Подождав минуты три и сокрушенно покачав головой, Роман перешел улицу и позвонил в ворота двадцать седьмого дома. А что ему оставалось делать, позвольте спросить?
      – Что нужно? – послышалось из динамика.
      Ага, раз уже отвечают грубо, то, значит, видели все метания горе-водителя и на приманку клюнули.
      – Извините, – вежливо, но спокойно сказал Роман, – у меня тут небольшая авария. Пробил колесо, а домкрата нет. Может, выручите?
      – Че у нас тут, автосервис? – спросил грубиян.
      – Да нет, я же не прошу поменять мне колесо. Я сам могу это сделать. Может, вы одолжите домкрат на полчаса? Если, конечно, он у вас есть…
      – Домкрат-то есть. Только не наше это дело.
      – Да я заплачу, – взмолился Роман. – Только выручите, прошу вас.
      – А ты кто такой? Чего тут делаешь? Что-то я тебя ни разу не видел.
      – Да я из риелторской фирмы, из Москвы. Осматривал участок под продажу тут неподалеку. Ну и на что-то напоролся задним колесом. Запаска-то у меня есть, а домкрата не оказалось…
      – Сколько платишь?
      – Сто рублей…
      – Ты че, мужик? – засмеялся невидимый охранник. – Да я за стольник с места не встану, не то что домкраты всем подряд носить буду.
      – Ну, двести.
      – Вызывай автосервис и не дури голову. К утру приедут, поменяют тебе колесо…
      – Хорошо, дам пятьсот!
      – Ладно, счас выйдет человек.
      Роман покорно застыл под воротами, вслушиваясь в каждый шорох за ними. Вот хлопнула дверь, зазвенела собачья цепь. Ага, значит, собака на цепи, не в вольере. Это хорошо. По всей вероятности, она и ночью сидит на цепи. Содержится не столько для охраны как таковой, сколько для поднятия шума. Уже лучше…
      Послышались чьи-то тяжелые шаги по бетонной дорожке. Звякнули запоры, калитка открылась. Перед Романом стоял огромный парняга с наплечной кобурой поверх клетчатой байковой рубахи. Из кобуры демонстративно торчала рукоять пистолета.
      – Гони бабки, – удивительно тонким голосом сказал громила, неприязненно глядя на Романа.
      Это был не тот охранник, который разговаривал по домофону, у того голос был погуще. Значит, их тут не меньше двух. Хотя это неважно. Роман уже оценил их подготовку. Видно, Зимянин подбирал их под себя. Несмотря на грозный вид, это скорее сторожа, а не телохранители. Вот, выставил пушку, болван, напоказ, вместе со своим необъятным брюхом. Бойтесь меня, я ведь такой страшный! А самому невдомек, что Роман может выхватить у него эту пушку в долю секунды…
      Ладно, сейчас, как говорится, не об этом. Роман кивнул, поковырялся в бумажнике и вручил вымогателю пятьсот рублей. Тот не поленился пересчитать и только после этого протянул ему через порог плохонький, заржавелый домкрат. Вот же жлобы!
      – Только порезче, понятно? – пропищал добряк заплывшим горлом.
      – Конечно, конечно, я понимаю…
      Роман, «обрадовавшись», взял домкрат и направился к машине. Калитка позади него с грохотом закрылась. Ах, бдительный ты мой.
      Стараясь не показывать слишком большой ловкости, но и не затягивая процесс, чтоб не раздражать сторожей без лишней надобности, Роман заменил колесо и, подхватив домкрат, вернулся к калитке. Наблюдавший за ним через «глазок» охранник заранее открыл калитку и протянул руку за домкратом. Но тут случился небольшой конфуз. Торопясь вернуть инструмент, Роман оступился, споткнулся и полетел через порог, едва не сбив охранника с ног.
      – Ты че делаешь, твою мать! – заверещал тот, хватаясь за ногу.
      Выроненный Романом при падении домкрат чувствительно треснул его по голени.
      Сидевший на цепи пес, раскормленный, лохматый кобель неясной породы, взлаял было при виде влетевшего в ворота чужака, но тут же и замолчал, лениво помахивая хвостом.
      – Простите, ради бога, я споткнулся, – поднимаясь с земли, начал извиняться Роман. – Вы ударились?
      – Под ноги смотреть надо! – потирая ногу, шипел охранник.
      – Да я нечаянно, извините… – вертелся Роман вокруг благодетеля, отыскивая возможное ранение на его могучем торсе и крупе. – Вроде все обошлось…
      – А ногу мне кто побил?! – запищал охранник. – У-у, черт!
      – Простите, я не хотел… – лебезил Роман. – Так получилось…
      – Ладно, все, давай отсюда, – начал выталкивать его охранник за ворота. – Достал ты меня…
      Роман что-то пробормотал напоследок невнятное и вышел на улицу. Отлично. Все, что требовалось, он успел рассмотреть. Больше тут делать нечего. По крайней мере, сегодня.
      Он сел в машину и, весело насвистывая «Гори, гори, моя звезда», поехал на встречу с одним очень важным для него человеком.
      Человек этот был некто Жорик. Просто Жорик, без фамилии и без отчества. Вся московская богема, не исключая зеленых, только-только получивших известность, юнцов, фамильярно звала его Жориком, и он охотно откликался, хотя лет ему было далеко за шестьдесят, а может, и за семьдесят.
      Это был элегантно одетый, высокий, лысый, дряблый, с отвислыми плотоядными губами и громадным носом жизнелюб, имевший небрежные и обаятельные манеры человека, выросшего в самом что ни на есть высшем обществе. Род его занятий определить одним словом было трудно. Но если требовалось узнать о подводных течениях светской жизни столицы, или достать билет на громкую премьеру знаменитого театра, или получить доступ в элитный клуб, или быть представленным известному продюсеру, обращались к Жорику, и всегда он – разумеется, за определенную таксу – оказывал быстрое и результативное содействие.
      В половине десятого Роман вошел в ресторан «Орхидея». Жорик сидел за своим столиком, в дальнем углу у окна. Завидев Романа, он приветственно махнул рукой. Метрдотель почтительно проводил Романа к нему, вручил меню и на цыпочках удалился. Жорик был здесь завсегдатаем, к тому же весьма щедрым на чаевые, так что к нему и к его гостям относились с большим пиететом.
      – Прости, дорогой, чуть задержался, – сказал Роман, пожимая мягкую, вздутую, как бы лишенную костей руку Жорика.
      – Ничего, ничего, молодым простительно, – ощерив в улыбке белоснежный ряд металлокерамики, возразил Жорик. – Присаживайся.
      – Благодарю.
      Роман уселся за стол, небрежно отложив меню в сторону.
      – Торопишься? – спросил Жорик, от выцветших глаз которого ничего не укрывалось.
      – Не очень.
      – Может, коньячку для начала? – Жорик приподнял бутылку «Хеннесси». – Давно не виделись.
      – Спасибо, не могу, – мягко улыбнулся Роман. – За рулем…
      – А, да, да… – покивал Жорик. – Правила нарушать нельзя. Ну, тогда бокальчик белого? Ты вообще ужинать будешь? Сегодня отличный лосось. Я нынче богат, так что угощаю.
      – Ну, от бокальчика белого не откажусь, – сдался Роман. – И от лосося. Тем более если угощают…
      Жорик удовлетворенно кивнул, сделал знак метрдотелю. Тот поспешил на кухню распорядиться, чтобы готовили и гостю.
      Роман сел свободнее, огляделся. Зал был заполнен наполовину. На маленькой эстраде небольшой оркестр играл мягкую, южную музыку. Звуки медленно, тягуче текли в зал, заставляя забыть о суете за дверями. Под эту музыку хотелось всю жизнь просидеть за уютным ресторанным столиком, ни о чем не думая, никуда не торопясь, ничего не желая.
      – Ну, за встречу? – сказал Жорик, поднимая рюмку с коньяком.
      – За встречу, – кивнул Роман, поднимая бокал с вином.
      Они церемонно чокнулись и выпили. Жорик лишь пригубил.
      – Прекрасное вино, – похвалил Роман, доставая сигареты.
      – Рад, что тебе понравилось.
      – Ты сегодня один, – заметил Роман, закуривая. – Я удивлен.
      – Сейчас придут мои друзья. Через полчаса, – уточнил Жорик, глянув на часы. – Так что и на лосося, и на разговор у нас время будет. Кстати, ты слышал новость? Григорьев опять ушел от своей благоверной.
      – Да ну?
      – Точно, сведения самые верные…
      И Жорик неторопливо пустился пересказывать последние – и довольно невинные – московские сплетни. О деле – ни слова. Еще бы! Это было бы дурным тоном, говорить о делах в начале встречи. О пустяках – долго и увлеченно, о важном – вскользь и как бы между прочим, – это и был настоящий шик высшего общества, которым Жорик владел в совершенстве.
      Принесли лосося. За неторопливой, приятной беседой Роман с аппетитом поужинал, выпил еще один бокал вина. Жорик промокнул салфеткой углы отвислых губ, сделал глоток вина, прополоскал рот, осведомился у Романа, как ему понравился лосось, и только после этого, будто случайно вспомнив, спросил:
      – Так что ты говорил об «Эгейском море?»
      – Мне нужен билет туда.
      – Для кого? Для тебя?
      – Нет. Для одного человека.
      – Человек надежный?
      – Надежный.
      – Хорошо, – кивнул Жорик. – Мне пришлось поручиться…
      – Я понимаю. Проблем не будет.
      – Вот билет, на одного человека. С завтрашнего дня. На месяц.
      Он положил на стол перед Романом яркую глянцевую картонку.
      – Что я тебе должен? – спросил Роман, не трогая билет.
      – Это я тебе был должен, – сказал Жорик, доставая из портсигара длинную коричневую сигарету. – Так что теперь мы квиты.
      – Тогда – спасибо.
      – Рад был помочь. А вот, кстати, и мои друзья! Привет, привет!
      К столу, весело переговариваясь и громко смеясь, подходили двое молодых мужчин в умопомрачительных костюмах и юная полуодетая – или полураздетая – красотка – восходящая звездочка поп-музыки. Все они шумно полезли к Жорику целоваться, точно щенята к старому, добродушному псу. Ребятки явно нюхнули порошочка. С кем из них Жорик будет сегодня спать? Вероятно, со всеми сразу. Старичок любил сладенькое на десерт. Роман раскланялся, сунул билет в карман и удалился. Пожалуй, лучше, если эта вечеринка продолжится без него.
      Впрочем, вечер был еще далеко не закончен. Вернее, он только начинался.
      Сидя в машине, Роман тщательнее рассмотрел билет в «Эгейское море». Солидная картонка. С голограммой, с неоновой печатью. На улице не найдешь. Все-таки Жорик свое дело знал. Только позвонил ему, сегодня днем, – и вот пожалуйста, билет в кармане. А ведь простым смертным такие картонки не раздают. Люди там собираются очень непростые и лишь бы кого видеть в своем клубе не хотят. Так что Жорику, несмотря на равнодушный вид, пришлось напрячься. А что денег не взял – так это объяснялось просто. С полгода назад Роман помог ему, используя свои служебные связи, найти одного очень важного человечка, – и Жорик услуги не забыл, как не забывал, несмотря на возраст, вообще ничего.
      Оставив Жорика, Роман поехал на другой конец Москвы, в ночной клуб «Лео». Туда можно было не торопиться. Жизнь там начинает кипеть не раньше полуночи, и нужный ему человек должен явиться примерно к этому времени.
      В «Лео» Роман сел подальше от танцевального пятачка, гремевшего супермодной музыкой. Услужливый официант устроил его на удобный кожаный диванчик за одним из свободных столиков. Диванчик стоял на небольшом возвышении, и Роман отлично видел с него вход в клуб и пространство перед барной стойкой.
      Потягивая свой любимый коктейль из числа слабоалкогольных – капля джина и ананасовый сок, – он рассматривал посетителей, гадая, будет ли сегодня тот человек, который ему столь необходим.
      С некоторыми из гостей он здоровался, хотя знакомых встречалось немного. Это было по преимуществу молодежное заведение, и люди под сорок заходили сюда нечасто.
      Зато юноши и девушки – все далеко не из бедных семей – чувствовали себя здесь как у себя дома. Нравы в клубе царили самые свободные, в духе времени, так сказать, и даже привычный ко всему Роман диву давался, наблюдая, с какой легкостью сплетаются в объятиях и взасос целуются парень с парнем или же девушка с девушкой. Порой даже и понять было трудно, из-за причесок и одежды «унисекс», какого пола тот или иной молодой человек. Привести бы сюда на экскурсию генерала Слепцова, думал Роман, пусть бы тот хоть раз увидел своими глазами, как проводит время поколение «пепси». То-то бы глаза на лоб полезли!
      Официант подсадил к нему за столик двух спелых девиц лет двадцати. Те, оценив бежевый костюм Романа, шелковую лиловую сорочку и часы от Кортье, начали было его усердно клеить, но Роман, посмеиваясь, вежливо дал им понять, что у него тут деловая встреча. Девицы, ничуть не расстроившись, выпили по большому стакану крепчайшего коктейля, заказали еще и деловито стали искать другого клиента.
      Наконец, уже около двенадцати, Роман увидел того, за кем он пришел. Высокий стройный брюнет со смазливой, капризной мордочкой всеобщего любимца вошел в зал, небрежно со всеми здороваясь. Длинные блестящие волосы падали на плечи, расстегнутый ворот рубашки открывал загорелую мускулистую шею и грудь. Эдакий тип неотразимого красавца, одинаково привлекательный для стареющих богатых дам и мужчин.
      Звали этого красавца Люсьен, и он в самом деле был неотразим, особенно для пожилых гомосексуалистов, чем, собственно, и представлял интерес для Романа, как приманка, на которую должен клюнуть Зимянин.
      Люсьен – это, конечно, была клубная кличка, настоящего его имени никто не знал. Зато хорошо знал его Роман, и ему также было известно, что Люсьен промышлял не только торговлей своим холеным телом, но и распространением «экстази» среди молодежи. И вот здесь-то он был у Романа в руках.
      Некоторое время Роман наблюдал за передвижениями Люсьена по залу. Тот уверенно плавал в танцующей толпе и среди столиков, здороваясь с одними, перешучиваясь с другими, иногда на несколько минут задерживаясь то здесь, то там, производя быстрые расчеты, затем неторопливо двигался дальше.
      Вот он оказался возле стола Романа. Знакомы они не были, но видели друг друга не раз, и Люсьен приветственно кивнул Роману.
      – Задержись на секунду, – дружелюбно сказал ему Роман.
      – Что такое? – улыбнулся сахарными зубами Люсьен, останавливаясь у стола.
      – Дело есть, поговорить надо.
      – Я весь внимание, дорогой, – садясь на диван, пригнулся к нему Люсьен.
      Он готов был решать дела где угодно и с кем угодно, лишь бы это отозвалось быстрым и существенным наваром. Как и многие его собратья по образу жизни, Люсьен до дрожи любил деньги и сильно бы посмеялся, если бы кто-нибудь попытался упрекнуть его в аморальности. Плевать он на все хотел. Только деньги дают человеку возможность жить так, как ему хочется, и совершенно неважно, каким способом эти деньги добываются.
      – Нет, тут мы не поговорим, – покачал головой Роман. – Слишком громко. Да и людей много. А дело серьезное, надо все обсудить подробно. Пойдем в туалет.
      – Пойдем, – сразу согласился Люсьен, не чуя никакой опасности от этого красивого, несколько изнеженного на вид мужчины.
      Он вскочил с места и первым направился в сторону туалета. Роман шел за ним, невольно любуясь его легкой танцующей походкой и стройной, широкоплечей фигурой. Экземпляр был хорош, ничего не скажешь. Такому бы жениться, нарожать кучу чудных детишек, ходить на работу, любить жену…
      Так нет, с юных лет испорченный желанием «выбиться в люди», он считает свое полупреступное и развратное существование чем-то само собой разумеющимся и даже не помышляет о так называемой «нормальной» жизни, считая ее уделом работяг и простаков. Гримасы большого города. Сколько тут таких дурачков с намертво искривленной психологией? Сотни, тысячи, и никогда они не переведутся, как не переводятся соблазны, их порождающие.
      Оказавшись в туалете, Роман убедился, что в обеих кабинках никого нет, и плотно прикрыл входную дверь. В принципе лучше было бы вывести Люсьена на улицу, но тот может заартачиться, почуяв неладное, а Роману не хотелось раньше времени начинать боевые действия. Может, удастся договориться тихо-мирно, без лишнего шума и хватания за ворот.
      – Ну, что там у тебя? – кокетливо пропел Люсьен, любуясь на себя в зеркало и подправляя пальцем локоны у щеки.
      – Есть одно интересное дельце… – убедившись, что кабинки пусты, сказал Роман.
      – Ну, говори, что за тайна? Время – деньги.
      – Согласен, – кивнул Роман. – Короче: мне нужна твоя помощь.
      – Да-а? – протянул Люсьен. – Любопытно. Вообще-то, дорогуша, я по туалетам давно на работаю. Но для тебя – все, что хочешь… И денег не возьму. Как ты хочешь, сзади или спереди?
      – Сбоку!
      Роман почувствовал, что кое к чему в этой своей новой жизни он так никогда и не привыкнет, и едва сумел справиться с приступом гадливости. Ну, товарищ генерал, спасибо, удружил с заданьицем.
      – Что такое? – совсем по-женски захлопал ресницами Люсьен. – Я не совсем понимаю…
      – Сейчас поймешь.
      Роман достал из кармана пиджака билет в «Эгейское море», показал Люсьену:
      – Этот клуб знаешь?
      – Знаю…
      – Завтра ты пойдешь туда. Там ты увидишь этого человека, – Роман достал фотографию Зимянина, вручил недоумевающему Люсьену. – Его зовут Зимянин Александр Иванович. Познакомься с ним, понравься ему. Если ты ему понравишься – а ты ему обязательно понравишься, – вы поедете к нему домой. Ночью ты откроешь окно и впустишь меня внутрь. Через час-полтора я уйду, никто меня не заметит. Вот и все. Тебе ничто не грозит. Просто, верно?
      – Что это за свинья? – разглядывая фото Зимянина, скривился Люсьен. – И с какой стати я должен с ним знакомиться?
      – Потому что я тебя об этом прошу.
      – А кто ты такой, чтобы я тебя слушал?
      – Неважно, кто я такой. Важно, чтобы ты все сделал правильно.
      – А если не сделаю?
      – Если не сделаешь, – поскучнел Роман, – то тогда, гражданин Булавкин Вячеслав Васильевич, на тебя будет заведено уголовное дело за незаконную торговлю наркотиками. Оперативная съемка и показания свидетелей имеются… Так что минимальный срок в три года тебе обеспечен. Вот ведь какая ерунда…
      – Господи, так ты мент?! – с ужасом и отвращением прошипел Люсьен.
      – Я не мент. Иначе разговаривал бы с тобой в другом месте. Но специфика моей работы требует иногда некоторой грубости. Если не понимают по-хорошему, приходится прибегать к запрещенным приемам, в том числе и таким…
      Дверь туалета распахнулась. Вошли двое крепких парней, неприязненно глядя на Романа.
      – Что такое, Люсьен? – спросил один из них, бритый наголо качок с кувалдами вместо кулаков.
      – Он тебя обижает? – спросил второй, подпирая мощным плечом первого.
      Люсьен молчал, красноречиво глядя на них. Это были охранники клуба, подзарабатывающие на том, что «крышевали» здесь торговлю Люсьена.
      – Эй, дядя, – первый амбал расценил взгляд Люсьена как просьбу о помощи и тронул Романа за рукав. – Ты чего пристал к нашему другу?
      – Парни, – миролюбиво заговорил Роман, чуть меняя позицию, – сейчас мы договорим – и больше мне ваш друг не нужен. Вышли бы вы отсюда, а?
      – Ты че, мент? – на всякий случай осведомился второй охранник.
      – Да не мент он! – не выдержал Люсьен. – Так пристал, ненормальный какой-то… Угрожает!
      Похоже, он решил любым способом вырваться из туалета и податься в бега. Обычная тактика всего этого гнилого племени. Не слишком эффективная, надо сказать, тактика.
      – Ну, если не мент…
      Первый костолом обманчиво медленно шагнул к Роману – и вдруг стремительно схватил его за кисть. Наверное, он намеревался как минимум оторвать обидчику Люсьена руку.
      Роман легчайшим движением избежал захвата и с лету, подавшись вперед, ткнул согнутыми костяшками пальцев нападавшему под нос. Тот вскрикнул от боли и, зажимая лицо, отшатнулся в сторону.
      Второй охранник с руганью кинулся на Романа, занеся кулак для убийственного удара. Роман пригнулся, пропуская кулак над собой, скользнул в сторону и с разворота, вдогонку ударил налетавшего пяткой по затылку. Тот воткнулся головой в стену и со стоном сполз на пол.
      Люсьен, вжимаясь спиной в угол, со страхом – но уже и с некоторым восхищением – смотрел на совершенно спокойного Романа, который с видом постороннего ожидал дальнейших действий своих противников.
      Первый охранник, шмыгая окровавленным носом, стоял перед Романом, в нерешительности кидая взгляды на своего напарника. Тот сидел на полу и щупал разбитую макушку. Крови было немного, но глаза его были бессмысленны, как у сумасшедшего. Кое-как он поднялся, придерживаясь за умывальник.
      – Парни, – сказал Роман участливо. – Я же вас просил: дайте поговорить – и мы мирно разойдемся. Зачем из пустяка делать большую проблему?
      Парни явно не понимали, что происходит. Как этот худосочный мужичок с такой легкостью расшвырял двух накачанных тяжеловесов? В чем подвох? И что будет с ними, если они попробуют напасть на него снова?
      Но больше всего их озадачивало спокойствие Романа. Как известно, оно подавляюще действует на агрессивных собак и туповатых, мускулистых субъектов. Особенно если этих субъектов хорошенько приложили головой о что-нибудь твердое.
      – Ну что, разойдемся по-доброму? – предложил Роман еще раз.
      Охранники переглянулись. Они уже смекнули, что Роман не совсем тот, за кого себя выдает. А если так, то лучше уносить ноги, а то можно на такое нарваться, что потом не вылечишься за всю оставшуюся жизнь.
      – Люсьен, ты тут, короче, сам… – прохрипел первый витязь, подаваясь задом к двери.
      Второй торопливо последовал за ним. Все-таки здравый смысл им пока не изменил.
      – Да, да… Ладно, – пролепетал Люсьен. – Я сам…
      – Ребята! – окликнул уползавших в дверь охранников Роман, и те невольно вздрогнули. – Вы там постойте пару минут снаружи, чтобы нам не мешали. Хорошо? Только шум не надо поднимать, вам же хуже потом будет.
      – Угу, – пробурчал кто-то из них, и дверь осторожно закрылась.
      – Ну вот, – улыбнулся Роман, шагнув ближе к Люсьену, – все, оказывается, можно объяснить и на словах. Ты со мной согласен?
      – Конечно… – торопливо закивал Люсьен.
      – Отлично. Тогда внимательно слушай дальше. Значит, завтра ты едешь в «Эгейское море». Так?
      – Да, да…
      – Там ты знакомишься с Зимяниным. Постарайся сделать все, чтобы он тобой заинтересовался.
      Люсьен, потихоньку смелея, кокетливо улыбнулся:
      – Да куда этот пузырь от меня денется?
      – Ну вот, я знал, что не ошибусь в тебе. Дальше просто: вы едете к нему в загородный дом. В два часа ночи ты откроешь мне любое окно в нижнем этаже справа от фасада. Если завтра клиента в «Эгейском море» не будет, переносим операцию на послезавтра. И так до тех пор, пока он не появится. Хотя там он бывает каждый день, и, скорее всего, завтра вы обретете друг друга… Вот, собственно, и вся услуга. Зато сколько пользы! Заведешь связи в «Эгейском море», – а просто так туда не попадешь, думаю, это тебе известно. Кстати, билет действителен в течение месяца. И все бесплатно. Клиент, опять же, не бедный, так что внакладе не останешься. Я буду помнить твою услугу, что автоматически защищает тебя от ареста. Моего человека милиция не тронет, ясно?
      – Ясно.
      – Так что после всего можешь дышать спокойно и жить, как жил. Хотя, конечно, с наркотой завязывай. Рано или поздно попадешь под раздачу, свои же где-нибудь и пришьют.
      – О господи, вы тоже скажете…
      – Ладно, сам взрослый, тебе решать, как жить. Значит, мы договорились?
      – Договорились.
      – Вот и умница. Кажется, мы станем с тобой большими друзьями.
      – Я не против, – игриво повел плечом Люсьен. – Но как вы этих отделали! Просто класс! Как в кино. Вы из какой-то спецслужбы, да?
      – Из какой-то… Теперь самое главное: держи язык за зубами. Никому ничего о нашем договоре. Если эти начнут спрашивать, наври что-нибудь про новый товар, который я тебе якобы предлагал.
      – Да этого вы мне могли и не говорить. Что я, дурак, сам не понимаю?
      – Надеюсь, что не дурак. Все, до завтра… И еще, – Роман придвинулся к лицу Люсьена, пронзительно глянул ему в глаза, – не вздумай играть со мной. Под землей найду!
      – Ну что вы! – затряс Люсьен своими кудрями. – Зачем мне делать себе хуже? Лучше уж с вами, чем против вас.
      – Вот это мудро. Продиктуй-ка мне номер своего мобильного. Связь не помешает.
      Люсьен назвал номер, почтительно подождал, пока Роман внесет его в память своего телефона.
      – Ну все, пока, до завтра. Не забудь: в два часа ночи, в нижнем этаже, справа от фасада.
      – Я помню, вы только не опаздывайте…
      – На первое свидание? Как можно!
      Роман махнул рукой и вышел из туалета. На входе смирно дежурили охранники, собрав очередь из трех недоумевающих человек.
      – Благодарю за службу, ребята, – кивнул им Роман. – Все нормально, можете отдыхать.
      На сегодня все его дела были сделаны. Он вышел на улицу, с удовольствием вдохнул свежий ночной воздух. А теплеет уже заметно – хорошо. Скоро май, а за ним лето – самая любимая пора. Заработать деньжат – и куда-нибудь к южным морям месяца на два. Вот только надо сначала заработать.
      Так, «Нефтехим». Черт, необходимо что-то срочно предпринять, а то, чего доброго, дело сорвется, и Леня, осерчав, бросит его за ненадобностью. А этого очень не хотелось бы. Кому он еще, кроме Лени-то, нужен? Ровным счетом никому. Без Лени он бездарный нищий, и это еще самое легкое определение. Значит, надо работать, и работать усердно. Хоть разорвись, как было сказано, но нужную информацию добудь. И точка.
      А пока, ввиду завтрашнего дня и беспокойной ночи, нужно было воспользоваться возможностью и, как это делалось в армии, хорошенько выспаться наперед. Никогда не помешает.

      Почти весь день Роман провел в самых разнообразных хлопотах. Не слишком рано проснувшись, он для начала влез в компьютер и выписал номера телефонов офиса Зимянина. Затем, представляясь секретаршам фермером из-под Тамбова, интересующимся крупными поставками ядохимикатов, он подробно разузнал, каковы планы их босса на ближайшие дни.
      Оказалось, что срочных командировок пока не предвидится. Александр Иванович до конца недели будет находиться в Москве. Так что милости просим, приезжайте из вашего Тамбова, он всегда готов заключить с клиентом самый выгодный для него – то есть для клиента – контракт. Ну и замечательно, ну и славно, непременно приедем. Итак, положив трубку, решил Роман, все идет по плану. Коль Зимянин не в отъезде, то не сегодня завтра он обязательно появится в клубе. А там его будет поджидать томный красавчик Люсьен, который свое дело знает.
      Пообедав дома, Роман пару часов провел в разъездах по магазинам.
      Сначала он навестил магазинчик спецснаряжения. Тут он приобрел удобный черный комбинезон из легчайшего синтетического материала и шапочку-спецназовку. Заодно уж захватил черные кроссовки на легкой, резинистой подошве и кожаные перчатки.
      Потом он заехал в магазин компьютерной техники, купил пару новейших дисков. Небольшие, словно брелоки для ключей, они обладали колоссальным объемом памяти. Для скачивания личной документации вполне достаточно.
      В магазине электротоваров Роман купил маленький мощный фонарик.
      Возвращаясь домой, он зашел в гастроном и в мясном отделе взял громадный кусок свежей говяжьей вырезки. Пустобрех в поселке Лосиный будет просто счастлив такому довеску к хозяйскому пайку.
      В итоге от выданной Слепцовым суммы осталось меньше трети. И как тут сражаться с негодяями? Вообще, все, что Роман покупал в магазинах – кроме мяса, разумеется, – он мог бы получить в родной конторе. Шпионских прибамбасов там хватало. Но для того, чтобы все это получить, требовалось заполнить кучу бумаг и заверить эти бумаги кучей подписей, что для любого нормального человека было пыткой. Но и это еще не все. После «дела» казенное имущество нужно было вернуть обратно в целости и сохранности, поскольку за его порчу безжалостно высчитывали из зарплаты. И где справедливость?
      Зная всю эту волокиту, Роман предпочитал обходиться своими силами и, если не возникала необходимость в тяжелой технике, никогда не связывался с бюрократами в погонах. Чем меньше с ними имеешь дел, тем свободней себя чувствуешь во время операции. По крайней мере, при составлении рапортов не надо сверяться с отчетностью по использованию инвентаря.
      Дома он сокрушенно подумал, что поручение Лени им пока не выполняется. Вот напасть с этим заданием. До чего ж некстати. Надо было Слепцову вспомнить о капитане Морозове? И добро бы, дело государственной важности. А то просто курам на смех. Люсьены какие-то, гей-клубы… Тьфу. Действительно, послушать Леню – а он плохого не посоветует – и бросить все это к ядрене фене. Все равно спасибо не скажут.
      Запищал мобильный. Роман глянул на табло. Опять Вероника. Экая неуемная бабенка. Сказаться занятым и от встречи увильнуть, решил Роман твердо. Столько дел впереди, плюс «Нефтехим» покоя не дает, надо с ним срочно как-то разбираться, искать нужных людей, договариваться о встрече, проводить комбинации, одним словом, не до любовных схваток…
      Но когда услышал хрипловатый, мурлыкающий голос Вероники, почувствовал, что не хватит сил отказать ей. Да ну их, эти дела! Все дела, как ни упирайся, все равно не переделаешь. А тут такое «боди», живое, нежное, отзывчивое на малейшее прикосновение. Наступать самому себе на горло? Зачем тогда жить…
      – Жду… – сказал Роман и отправился в ванную – освежиться перед приездом любовницы.

      Время близилось к десяти часам, а Зимянин еще в клубе не появлялся.
      Роман, отправив часов в семь Веронику, начал названивать Люсьену, выясняя, где он находится и как скоро собирается в «Эгейское море».
      Люсьен от принятых обязательств не уворачивался и четко доложил, что сейчас находится у стилиста, чтобы часов в восемь, в полном блеске, пойти в клуб. Роман его от души похвалил и пожелал удачи. Ну, коль Люсьен настроен столь решительно, клиент не уйдет.
      Однако время шло, а Зимянина в клубе все не было. Что ж, решил Роман, значит, не сегодня. Ладно, нам не впервой, подождем до завтра. Мясо в холодильнике, не испортится. А Люсьен проведет разведку, будет себя в другой раз уверенней чувствовать. Он, бедный, сейчас отбивал атаки жаждущих познакомиться с ним. Надо думать, он произвел там впечатление. Жалко все же, что его настрой будет несколько подпорчен. Ну да ничего, он парень закаленный, перетерпит.
      Роман совсем уж было прилег к телевизору и даже налил себе коньяку из последних запасов, чтобы по всей науке расслабиться и, после изрядно умотавшей его Вероники, завалиться к чертовой бабушке спать, раз ночной выезд отменяется, когда раздался неожиданный звонок от Люсьена.
      – Алло… Простите, вы не разрешали мне вам звонить. Но дело срочное, а ваш номер у меня в памяти…
      – Да, говори, что случилось? – вскочил Роман.
      – Десять минут назад тут появился Александр… Ну, ваш этот толстяк. Он сразу запал на меня – и теперь мы едем к нему. Так быстро все произошло, я сам не понял. Он только меня увидел – и все…
      – Наверное, это любовь с первого взгляда. Куда вы едете, он тебе сказал?
      – Нет, адреса не называл. Но сказал, к нему домой.
      – Ладно, я понял. Дальше как договорились.
      – Хорошо, я помню. Все, мне пора, он ждет…
      – Давай…
      Роман перелил коньяк из фужера обратно в бутылку, быстро собрался. Пока что он оделся в обычную одежду. Все, что требовалось для операции, уложил в сумку и бросил ее на заднее сиденье автомобиля.
      Сейчас главное было – не ошибиться. Если Зимянин повез Люсьена за город – это замечательно. Ну, а если влюбленные поехали на Ленинградский проспект? Что, если Зимянину не терпится и он в порыве страсти рванул куда поближе?
      Хорошо бы, думал Роман, Люсьен умудрился позвонить ему еще раз. Конечно, это рискованно, за ним могут следить телохранители Зимянина. И сам Люсьен наверняка это понимает.
      Но, может, как-нибудь извернется? Конечно, надо было дежурить у клуба, но Роман поленился сидеть в машине несколько часов кряду. Не тот случай, чтобы утруждаться до такой степени. Да к тому же, если бы Зимянин не пришел сегодня, пришлось бы караулить и завтра, а вполне возможно, еще и послезавтра. А столько вечеров торчать в машине – это уже перебор. Для такого задания слишком много усилий, а Роман не любил изводить себя понапрасну черной работой. Все одно генерал Слепцов не оценит его жертв, так почему бы не подождать клиента в более комфортных условиях?
      В конце концов, уже подъезжая к Кольцевой, Роман решил, что Зимянин от него никуда не денется. В самом деле, он поехал пораньше домой с новым любовником именно потому, что им учитывалась дорога до особняка. Именно поэтому он не стал засиживаться в клубе и сразу отбыл. До Ленинградки пять минут езды, туда он не стал бы торопиться. Значит, он едет за город.
      Хотя, конечно, не мешало бы знать более точно. Вот почему иногда плохо работать в одиночку. Вся надежда только на себя. Некому провести наружное наблюдение, некому позвонить из конечной точки. Все сам и только сам. С одной стороны, свобода, никто тебе не мешает, лети куда хочешь. С другой – вечный риск взять неверный след и потерять уйму времени.
      Но Роман верил в свою интуицию. Она его подводила редко, это еще в свое время генерал Антонов отмечал не без доброй зависти.
      И предварительный анализ был им проведен довольно тщательно, так что пока для особых волнений серьезных причин не было.
      Он выбрался на шоссе и не слишком шибко, чтобы не нарываться на душевный разговор с гаишником, покатил в сторону Лосиного. Торопиться ему нет резона. Сейчас только без четверти одиннадцать. Пускай там мальчишки развлекаются. Надо думать, до двух ночи Зимянин натешится и смежит усталые вежды. Эти порывистые толстяки быстро устают. Главное, чтобы он Люсьена не заездил вусмерть. А то если и тот заодно смежит, то конец всей операции…
      Но эту мысль Роман немедленно отогнал. Люсьен – жеребчик молодой, крепкий, на таком всю ночь гарцевать можно. Ну, и соображать опять-таки должен: выспаться не поздно в другой раз, а сегодня надо силенки для дела оставить.
      Вот и Лосиный. Хорошо помня расположение всех поворотов и дома Зимянина, Роман не поехал по главной улице. Вдруг охрана узнает его машину? Конечно, в темноте и на скорости это маловероятно, но лучше все же зря не рисковать. Роман знал, что неприятные вещи случаются именно в тот момент, когда их вероятность понижена практически до нуля.
      Он свернул в один отдаленный тупичок и заглушил мотор. Что ж, надо подождать каких-то два часа – мелочь. Несколько раз он порывался звякнуть Люсьену на мобильный, но так и не стал этого делать. Как знать, насколько бдительна охрана? Раз Люсьен не звонит, то, вероятно, присмотр за ним осуществляется плотный. И самому подставлять своего агента не стоит.
      Не теряя надежды все-таки дождаться звонка от Люсьена и прокручивая в уме детали предстоящей вылазки, Роман досидел в машине до половины второго ночи. Люсьен так и не объявился.

      Роман вышел из машины, прислушался. Его окружала сплошная темень. Луна, изредка выглядывая из-за облаков, слабо освещала силуэты домов и далекие кроны деревьев. В поселке было совершенно тихо, народ давно улегся почивать. За все время, что Роман здесь был, никто не обеспокоился его присутствием. Поскольку он сюда приехал уже затемно, то, скорее всего, его вообще никто не видел. Тем лучше.
      В пять минут он натянул поверх джинсов и майки комбинезон, надел кроссовки, крепко зашнуровал. Все нужные предметы были им заранее разложены по карманам. Надев шапочку и откатав вниз края, он стал практически невидим. Экипировку завершили тонкие кожаные перчатки.
      До назначенной встречи оставалось двадцать минут. Роман захватил бумажный сверток с мясом и быстрым шагом направился к дому Зимянина.
      Главная улица была освещена фонарями. Это мало смутило Романа. Фонари горели вполсилы и стояли довольно далеко друг от друга. Обитатели поселка не хотели, чтобы ночью им в окна бил яркий свет. Скользя быстрой тенью, Роман мгновенно проскакивал освещенные пятачки и затем, двигаясь вдоль темных заборов, невидимкой двигался дальше.
      Вот и каменный забор Зимянина. Роман посмотрел на часы. Без десяти два. Самое время.
      Он подпрыгнул, ухватился за гребень забора и через три секунды был наверху.
      Пес, как ни тихо двигался Роман, услыхал шорох и, ворча, вылез из будки.
      Но тут у самого его носа шлепнулся сочный кусище говядины. Это было странно и вызывало подозрение, но от мяса шел такой запах, что верный страж вильнул хвостом, опустил морду и, забыв о долге, жадно запустил зубы в подачку. В самом деле, разве плохой человек будет угощать его таким роскошным блюдом?
      Роман соскользнул с забора и, прижимаясь к нему плечом, двинулся по периметру к правой стороне дома. Вчера он успел заметить, что здесь установлена всего одна камера наблюдения. В ее поле зрения попадал почти весь двор перед фасадом дома, но забор она не контролировала. Пес был поглощен мясом и к Роману, от которого исходил тот же божественный запах, что и от лежащего перед ним куска, вражды не выказывал. Что он, дурак, что ли? Дали один раз – дадут и второй.
      Роман, прячась в тени забора, обогнул дом спереди и в несколько стремительных прыжков преодолел расстояние от забора до боковой стены дома.
      Тут он сразу припал к земле, сливаясь с фундаментом, и, затаив дыхание, прислушался. Тишина мертвая. Слышно только, как пес расправляется с мясом – и больше ни звука.
      Что ж, теперь вся надежда на Люсьена. Все окна в доме были оборудованы сигнализацией, причем весьма чувствительной. О том, чтобы по старинке вырезать снаружи кусок стекла и, просунув руку, открыть запор, не могло быть и речи. Эти новейшие системы реагировали на малейшую вибрацию. Только начни вести стеклорезом – сразу зазвенит. Да и весьма вероятно, что сами стекла пуленепробиваемы, такие никаким стеклорезом не возьмешь.
      Так что единственная возможность проникнуть в дом – открыть окно изнутри. Но это, конечно, если хочешь все сделать тихо. Вот ребята на даче банкира не стали засылать агента и прятаться под покровом ночи. Днем, в открытую, положили всех, кого только можно, вошли в дом, там перебили всех подчистую, взяли, что нужно, и гордо улетели на чужом вертолете. Вот это размах!
      Интересно, на кого работают такие молодцы? С ними ведь дело иметь опасно, Роман хорошо знал подобный народ. Эти спецы высшей категории цену себе знают. Они хоть и продают свои услуги, но ставят себя высоко и, ежели что не по ним, могут обратить оружие и против нанимателя. Такие случаи не раз бывали.
      Надо думать, в этот раз наниматель понимал, с кем дело имеет? Группа диверсантов – немалая сила. Она может таких дел натворить – армия не расхлебает.
      А что, если, мелькнула у Романа странная мысль, и сам наниматель был из «этих»? Из армейских то бишь? И на даче у банкира действовали не наемники – вольные стрелки, а реальные бойцы, посланные на конкретное боевое задание? Ведь может такое быть, что кто-то из генералов, обиженных на власть (а таких, кстати, всегда хватает), захотел сорвать большой куш и использовал вверенные ему силы? Может.
      А почему нет? Преступники разве только среди гражданских существуют? Наряди любого генерала в цивильный костюм и усади в плетеное кресло ресторана на Минорке – вот он уже и не генерал вовсе, а солидный и уважаемый бизнесмен…
      В этот миг послышался тихий стук в одном из окон над головой Романа, и он отвлекся от своих побочных размышлений.
      На корточках он прокрался вперед, посматривая снизу на окна. Вот одно из них, отразив на мгновение мутно-серый край облака, бесшумно подалось вглубь. Из темноты дома высунулось бледное пятно лица.
      – Где вы? – послышался дрожащий шепот Люсьена.
      – Здесь, – выдохнул Роман, выпрямляясь.
      – Ой! – выдохнул Люсьен, по-девичьи зажимая себе рот обеими руками.
      – Тихо… – прошептал Роман, проскальзывая в щель. – Все нормально.
      Он отстранил Люсьена и закрыл окно. В доме было тихо, лишь явственно слышался чей-то богатырский храп. От Люсьена пахло сладковатым одеколоном.
      – Что это за комната? – шепотом спросил Роман.
      – Бильярдная… – едва сдерживая дрожь в голосе, ответил из темноты Люсьен.
      – А кто храпит? Охранник?
      – Да…
      – Где находится кабинет? Не выяснил?
      – На втором этаже. Возле спальни.
      – Молодец. Как настроение?
      – Ничего…
      – Что-то случилось? Чего ты боишься?
      – Не по мне это, – признался Люсьен. – Страшно… Я хотел попросить: можно я больше таких поручений выполнять не буду? Я как-нибудь по-другому вам отработаю…
      – Ладно, – прошептал Роман, – проводи меня до кабинета и иди спать. Больше я тебя трогать не буду.
      – Вообще? – с надеждой спросил Люсьен. – Или только на время?
      – Вообще.
      – Обещаете?
      – Да обещаю, – разозлился Роман. – Слово тебе даю. Все: ты мне помог – я тебя забыл. Идет?
      – Идет! – повеселел Люсьен.
      – Ну, тогда показывай дорогу, – приказал Роман. – Времени мало.
      – Пойдемте…
      Роман положил руку на голое плечо Люсьена – и тут же отдернул, подумав, что тот, верно, целиком обнаженный, стоит перед ним в темноте. Ладно, кое-что видно – для того, чтобы не потерять Люсьена из виду, достаточно. Обойдемся без тактильных контактов.
      Следуя за едва различимым силуэтом, Роман вышел из бильярдной, пересек какое-то пространство, наверное, коридор, и начал подниматься по лестнице.
      На втором этаже горел слабый неоновый свет, освещал просторную лестничную площадку и двери в обоих крыльях коридора.
      Роман, вжимаясь в тень, ткнул пальцем Люсьену в спину над круглой ягодицей (красавец и в самом деле был полностью обнажен).
      – Где кабинет?
      Люсьен обернулся и чуть не вскрикнул, увидев перед собой черную маску Романа. Нервишки у парня и в самом деле были слабоваты.
      – Вон там… – указал он вытянутой рукой на одну из дверей.
      – Все, пока, – сказал Роман, тенью метнувшись по коридору.
      – Люсьен! – послышался в этот миг громкий мужской голос из спальни. – Ты где?
      Роман прилип к стене, сливаясь с ней, замирая, как бабочка на дереве.
      – Иду… – отозвался Люсьен, входя в спальню.
      – Ты где был? – спросил его тот же голос – явно хозяйский.
      – Ходил в туалет. Что нельзя, да? Нельзя? – жеманничал Люсьен.
      – Так здесь же туалет, в спальне. Вон дверь, я тебе показывал.
      – Да я забыл, ходил по дому, искал, еле нашел, – с чисто женской обидой пожаловался Люсьен.
      – Ну, иди ко мне, пупсик, я соскучился… Иди ко мне, милый…
      Заскрипела кровать, раздались томные звуки. В тишине ночного дома все было слышно отчетливо, как в наушниках.
      Роман придвинулся к двери кабинета, осторожно тронул ручку. Дверь была не заперта. Отлично. У него хоть и имелся при себе набор отмычек, но все-таки лучше обойтись без лишней возни.
      Он проскользнул в кабинет, закрыл за собой дверь. Некоторое время стоял, вслушиваясь. Пока все шло без шума. Правда, любвеобильный хозяин не вовремя затеял любовные игрища. Ну, да они Роману не помеха.
      Он включил фонарик и от порога пробежался узким, четко сфокусированным лучом по комнате, старательно обходя окно.
      Так, все понятно. Рабочий стол с компьютером в дальнем углу у окна, напротив книжный шкаф. На стенах картины, какая-то антикварная штуковина за стеклом. Добротная кожаная мебель, мягкий ковер на полу. Зря все это, подумал мимоходом Роман. Зимянин слишком прост и слишком беспечен, чтобы иметь дело с налетчиками на дачу банкира. Тот, кто с ними связан, должен быть более осторожен и строг. Во всяком случае, приводить в дом первого встречного без серьезной проверки он не станет. И окружит себя такой системой защиты, что мышь не проскользнет незамеченной, не то что человек. Нет, Зимянин и рядом не стоит с этим делом, не стоило им и заниматься.
      Но работа есть работа, и Роман старательно принялся выполнять то, за чем сюда пришел. Надо же генералу Слепцову дать отчет.
      Он тщательно прикрутил на окне жалюзи, чтобы не осталось ни одной щели, и включил компьютер. Все было очень просто – Зимянин действительно никого не опасался. В его компьютере не стоял даже элементарный защитный код. Роман записал на свой мини-диск папку «Мои документы», но затем, подумав, начал методично переписывать все содержимое твердых дисков. А чего мелочиться? Пускай аналитики в конторе разбирают все по косточкам. Авось что-нибудь любопытное и откопают.
      Когда первый диск загрузился под завязку, Роман вставил второй и подождал, пока загрузится и он. Так, все компьютерные залежи теперь у нас. Роман выключил компьютер, уложил диски в карман. Дальше займемся делами бумажными и прочими.
      Аккуратненько исследовав ящики стола, Роман нашел – из более-менее ценного – записную книжку с именами и номерами телефонов и стопку визиток. Самый верхний ящик был заперт на ключ. Роман, улыбнувшись, даже не стал доставать отмычки. Оттянув кверху столешницу, он освободил язычок замка и выдвинул ящик. Древнейший прием воров-домушников.
      Но и в верхнем ящике не обнаружилось ничего особо интересного. Лежал маленький блокнотик, в котором была пара десятков имен да какая-то скучная деловая документация.
      Роман не поленился и слазил в мусорную корзину под столом. Она была почти пуста. Его внимание привлек скомканный листок бумаги. Он распрямил его, прочел торопливые каракули: «За цыпочку Родику еще две ц.». Черт его знает, что сие означает. На всякий случай сунул записку в карман.
      Достав из нагрудного кармана комбинезона плоский портативный сканер, Роман принялся сканировать страницу за страницей записную книжку Зимянина и заодно уж все визитки. На это ушло с полчаса, но зато список всех контактеров был теперь в одном месте, и не пришлось уворовывать записную книжку и визитки, что, несомненно, вызвало бы большой переполох.
      Далее Роман занялся книжным шкафом, но ничего, кроме книг и безделушек, в нем не обнаружил. Это его не удивило. Зимянин не слишком заботился о своей охране, но, надо полагать, как истинный коллекционер, он держал свою драгоценную коллекцию в отдельном, тщательно охраняемом и законспирированном месте. Не хватало, чтобы похищенное яйцо Фаберже лежало в его кабинете на видном месте: смотрите, мол, вот оно – я. Возможно, в доме существует отдельная комната, отведенная под коллекцию, но у Романа не было ни времени, ни возможности разыскивать эту комнату.
      Он вернулся к столу и проверил, все ли им положено на свое место. Кажется, порядок. Да, маленький блокнот, как с ним быть? Может, стоит отсканировать и его?
      Роман полистал странички, ухмыльнулся. Похоже, это интимные знакомые господина Зимянина. Имена исключительно мужские и большей частью уменьшительно-ласкательные.
      Он открыл блокнотик на букве «Р». Ага, вот и Родик имеется. Любопытно…
      В этот миг со стороны коридора донесся какой-то отрывистый, довольно громкий звук. Роман замер. Что это могло быть? Дом уже давно был погружен в крепкий сон. Любовнички угомонились и мирно спали. Охрана вообще дрыхла без памяти, как медведи в берлоге.
      И вдруг опять тот же звук… Теперь у Романа отпали все сомнения. В доме находился посторонний. И этот посторонний, не особенно таясь, вел стрельбу из огнестрельного бесшумного оружия.
      Роман соображал быстро. Пистолет он оставил в машине – как-то не предполагал, что он ему здесь понадобится. Из оружия при нем был только складной нож. Нож этот хоть и был из хорошей стали и имел стопор, что весьма существенно при рукопашном бое, но все-таки противостоять с ним профессионалу с огнестрельным оружием в руках вряд ли бы удалось.
      А в том, что в доме работает профессионал и, возможно, не один, Роман не сомневался.
      Последние хлопки выстрелов прозвучали совсем рядом. В спальне. И снова гнетущая тишина, ни вскрика, ни стона. Похоже, господин Зимянин и бедняга Люсьен мертвы. Пора уносить ноги, пока незваные гости не добрались до кабинета.
      Роман сунул блокнотик с интимными именами себе в один из кармашков. Зимянина нет, а кроме него, никто этого блокнота не хватится. Затем, напряженно слушая каждый звук за дверью, пару секунд раздумывал.
      В каком направлении лучше прорываться? Разбить стулом окно и выпрыгнуть во двор? Вариант, конечно, быстрый и эффективный. Но не в данных обстоятельствах. Во-первых, чтобы разбить стекло, нужно было сначала раздвинуть жалюзи. Это только в американских фильмах чудо-герой лихо сигает в окно и вырывается из окружения вместе с двойной рамой и жалюзи на шее. В жизни все несколько сложнее. Основа жалюзи сделана из капроновой бечевки, и в ней, скорее всего, запутаешься, как рыба в сети. А пока будешь дергать нужные веревочки, которыми раздвигаются жалюзи, в комнату на шум могут ворваться налетчики и превратить тебя в решето. Во-вторых, во дворе вполне может оказаться стрелок или стрелки, следящие за окнами, и в этом случае тоже нарываешься на пулю. В-третьих, если стекло пуленепробиваемое, разбить его даже тяжелым стулом невозможно.
      Нет, решил Роман, надо использовать фактор внезапности и прорываться через дом. Или затаиться, переждать налет и спокойно выйти из дома после ухода визитеров.
      Он бесшумно подобрался под самую дверь и весь превратился в слух.
      Теперь самое главное – точно определить, где находятся сейчас налетчики и что они собираются предпринять дальше.
      Возможно, убрав Зимянина и таким образом выполнив заказ, они уже ретировались.
      Хуже, если им нужно что-то помимо жизни Зимянина. Например, содержимое его компьютера или ящиков стола. Или, возможно, им нужна эта антикварная каракатица за стеклом. В таком случае они вот-вот пожалуют в кабинет, и тогда…
      Роман не успел додумать. Дверь в кабинет открылась, и внутрь шагнул рослый человек. Сзади слабо вливался рассеянный свет из коридора, и Роман хорошо увидел черный комбинезон, маску на голове и толстую сосиску глушителя на пистолете, который рослый человек держал перед собой в вытянутой руке.
      Человек не увидел Романа, распластанного вдоль темной стены, и сделал еще один шаг вперед.
      В следующее мгновение Роман перехватил одной рукой пистолет, другой – кисть вошедшего, сделал резкий залом и, вывернув ствол в направлении его груди, дважды нажал на спусковой крючок.
      «Пф-пф», – глухо послышалось в тишине.
      Человек дернулся и, закидывая голову, осел на пол. Роман, придержав, отпустил его и, забрав из руки пистолет, выглянул в коридор.
      – Чего стрелял? – спросил его второй человек, точно так же одетый в черный комбинезон и черную маску.
      Он стоял в двух шагах и держал оружие – автомат «АС» – наготове.
      Роман понял, что благодаря черной маске его приняли за своего.
      – Все нормально, – прошептал он, поднимая к поясу пистолет и нажимая на спуск.
      Но этот второй был начеку, и реакция у него была, как у змеи.
      Среагировав на движение ствола в его сторону, он прянул вбок и вниз и незамедлительно дал длинную очередь по Роману.
      Тот едва успел отдернуть голову. В косяк двери ударил рой пуль, на Романа посыпались щепки и отбитая краска. Он понял, что нарвался на серьезного противника.
      – В доме чужой! – громко крикнул тот, не теряя времени.
      Значит, понял Роман, налетчиков несколько. Совсем худо.
      Бросив взгляд на лежащего у его ног покойника, Роман склонился к нему, перевернул на спину и увидел, что один из карманов его комбинезона оттопырен каким-то яйцеобразным предметом.
      Роман открыл «липучку» кармана и извлек из него светозвуковую гранату «Заря». Хорошая штучка. И как нельзя кстати в эту минуту. Спасибо, брат.
      Из соседнего с гранатой кармашка он достал запасную обойму, вставил в пистолет взамен старой, уже полупустой, тихонько передернул затвор. Сейчас будет важен каждый патрон.
      По короткому шуму передвижений и по отрывистым восклицаниям Роман понял, что снаружи собираются остальные члены группы. Что ж, повеселимся. Он выдернул чеку и накатиком пустил гранату по полу в сторону своих невидимых врагов.
      Они услыхали шум катящейся гранаты и наверняка приняли меры защиты. Но все-таки последовавшие друг за другом оглушительный взрыв и ярчайшая вспышка на какое-то время заставили их потерять контроль над ситуацией.
      Роман выпрыгнул из кабинета сразу после взрыва, едва не ослепнув от затухающей вспышки.
      Увидев чью-то черную тень у стены слева, он на бегу дважды выстрелил в нее из пистолета. Кто-то бросился ему в ноги справа. Для прицельного выстрела времени уже не оставалось. Роман на ходу высоко подпрыгнул, толкнулся одной ногой о стену и в перекате, держа пистолет перед грудью, улетел за спину нападавшего. Не прекращая ни на миг спасительного движения вперед, он бросился к лестнице.
      Сзади торопливыми очередями захлопали автоматы «АС». От стен веером полетели кирпичные брызги, зазвенело разбитое зеркало. Роман, спасаясь от шквального огня, кубарем покатился по полу, стремясь добраться до лестницы. Но и на лестнице его ждал неласковый прием.
      Завернув за угол, Роман оставил яростно плюющий пулями ему в спину коридор позади. Но тут же краем глаза он уловил в тени, отбрасываемой балясинами и перилами, какое-то угрожающее движение.
      Едва он успел в отчаянном прыжке изменить направление, как в то место, где он только что находился, ударила автоматная очередь.
      Роман взлетел в воздух, ухватился за перила и махнул на нижний лестничный марш, рискуя переломать себе ноги при приземлении на ступеньки вслепую. Стрелявший на секунду упустил его из виду.
      Роман шлепнулся на ступеньки, ничего, слава богу, не повредив, два раза пальнул для острастки в сторону стрелка – судя по звуку, пули бездарно попали в стену и в лестницу – и, не дожидаясь, пока подоспеет подкрепление, со всех ног кинулся к выходу.
      Он хотя и не был ни разу в доме, но четко представлял по внешнему осмотру его планировку и в особенности местонахождение выхода.
      В последнем очень не хотелось ошибиться, ибо налетчики, соединившись, в минуту расстреляют его из своих автоматов. Парни воевать умели, и он с одной пукалкой против их грозных «АС» ничего ровным счетом не стоил. Пока ему просто везло, но лишь пока…
      Сзади слышны были громкие крики и топот. Не приведи бог сейчас застрять в этом проклятом доме – выбраться наружу не дадут.
      Он перескочил холл внизу, свернул в коридор и увидел серую щель приоткрытой двери. Кажется, выход никто не преграждал. Роман выскочил на улицу и сколько было мочи припустился к забору.
      На бегу он заметил большое тело собаки, неподвижно распростертое у будки. На этот раз бедолагу вместо вырезки угостили пулей в лоб.
      Роман отшвырнул ненужный пистолет с глушителем и, подскочив, ухватился за гребень забора. Возиться с калиткой он не имел ни секунды времени, тут только задержись на мгновение – и конец.
      Едва он перемахнул через забор, послышались голоса преследователей. Но Роман уже был недосягаем для них. Птицей пролетев улицу, он ушел в темные переулки и скоро стоял в отдаленном тупичке у своего «БМВ».
      Переводя дыхание, он какое-то время слушал, нет ли погони.
      Нет, никто за ним не бежал. Скорее всего, его потеряли из виду, как только он перепрыгнул забор. Налетчики были люди опытные и понимали, что бегать в темноте по поселку за прытким незнакомцем бессмысленно. Было бы их человек двадцать, они бы попытались организовать преследование, но втроем они, конечно, такой ерундой заниматься не будут. Тем более у них на руках как минимум один убитый и один раненый. Им самим надо уходить как можно скорее, какие уж там поиски? Каждая минута на счету.
      Роман сел в машину и, на всякий случай пригибаясь, чтобы издали не заметили светящуюся панель телефона, позвонил генералу Слепцову.
      Тот поднял трубку сразу же, будто ждал звонка:
      – Я слушаю.
      Роман кратко доложил о случившемся, сообщил адрес Зимянина.
      – Вы можете сесть на «хвост» налетчикам? – спросил Слепцов.
      – Вряд ли получится, они люди опытные, сразу меня засекут.
      – Тогда не рискуйте напрасно. Дождитесь на месте следственную группу. Им потребуются некоторые ваши разъяснения.
      – Есть дождаться группу…
      – Утром, в десять, ко мне на доклад.
      – Есть на доклад.
      – Все, отбой. С вами свяжутся.
      Хорошо, что не сказал в восемь, подумал Роман, глянув на часы. Уже три. Пока приедет группа, пока произведет осмотр – будет все пять. А еще до дома надо доехать… Когда спать, спрашивается? Ладно, это мелочь. Что делать с налетчиками, вот в чем вопрос?
      Интересно, на чем они приехали? Как ни торопился Роман умчаться подальше от дома Зимянина, он успел отметить, перепрыгивая забор, что на улице ни одной машины нет. Значит, свой транспорт они тоже оставили где-то в отдалении. Из чего следовало, что к машине они вернутся пешком. Или вынуждены будут подогнать машину к дому, чтобы забрать труп и раненого. Попытаться издали проследить за этим процессом? Заманчиво.
      Роман захватил пистолет и, прислушиваясь на каждом шагу, вернулся к главной улице. Присев под чей-то забор, в глухую тень кустарника, он издали попытался разглядеть, что происходит у ворот дома Зимянина. Но ни машины, ни людей там не увидел. Он прождал в своем укрытии минут десять – никто не появился. Интересно. От его лихого прыжка через забор и уличного спринта до возвращения на эту позицию прошло не больше пяти минут. Неужели они успели за это время забрать убитого и уйти? Но им ведь что-то еще нужно было в кабинете Зимянина. Как они успели так быстро справиться? Или они до сих пор в доме? Нет, это исключено. Они слишком опытны, чтобы не понимать, что задержка будет пагубна для них. По поведению Романа они могли сделать вывод, что он не обычный воришка, а человек, имеющий спецподготовку. Стало быть, этот человек пришел сюда от какой-то серьезной конторы и, убежав, поспешит с этой конторой связаться. И сейчас к дому на всех парах мчатся следователи, эксперты и группа захвата.
      А что, если они тоже из какой-нибудь конторы? – подумал Роман. По ухваткам, по снаряжению – спецназ чистой воды. Выполняли конкретное задание. Точно так же, как на даче банкира.
      Стоп! А не те ли самые спецы явились и сюда? Правда, те работали днем, а эти ночью, но общий характер нападения весьма схож. Проникновение небольшой группой на территорию и быстрое уничтожение всех подряд. Вот так сюрпризик.
      Но если та же группа, что побывала на даче банкира, явилась в дом Зимянина, то какого черта ей нужно было тут? Яйцо они похитили на даче банкира, значит, сюда они пришли уже не за яйцом. Или они как-то не поделили это злополучное яйцо и решили забрать его у Зимянина обратно? И снова устроили кровавое месиво? Уж как-то больно тупо получается.
      Нет, думал Роман, наблюдая за улицей. На этот раз они – если это те самые люди – пришли не за яйцом. На этот раз им дали задание убрать Зимянина. Почему? Очень просто. Зимянин знает того, кто пообещал добыть для его коллекции вожделенный раритет. И, стало быть, он представляет опасность как свидетель. А что делают во все времена с неугодными свидетелями? Правильно – убивают.
      Зазвонил телефон. Группа была на подъезде к поселку. Роман, на время оставив свои догадки, объяснил, как найти дом Зимянина.
      Люди, напавшие на дом Зимянина, так и не показались на улице. Скоро стало ясно, куда они девались.
      После того как группа захвата прочесала дом и установила, что там, кроме трупов, никого нет, в доме начали работать эксперты. Роман по мере сил помогал им, попутно проводя собственное расследование.
      Выяснилось, что убийцы, профессионально отключив сигнализацию, проникли в дом и затем ушли из него через заднюю калитку, о существовании которой Роман не подозревал. Проводник с собакой прошли по следу метров сто и уткнулись в проселочную дорогу, где след обрывался.
      Здесь налетчики сели в большую машину типа джипа и укатили в сторону шоссе. Эксперты сделали гипсовые отпечатки протекторов и следов ботинок. Но Роман знал, что это мало поможет. Уж больно преступники были опытны и слишком нахально действовали. Таких по косвенным уликам не найдешь, а и нашедши к ответу не припрешь.
      Роман вернулся в дом и неторопливо обошел нижний этаж. На нем нашли четыре трупа крепких молодых людей. Одного из них Роман узнал. Это был тот самый толстяк с тонким голосом, который выносил ему домкрат. Аккуратное отверстие во лбу, окаймленное уже засохшей кровью, – трудно было поверить, что оно и было причиной смерти этого по-детски пухлого, розового крепыша. Остальные тоже были застрелены чрезвычайно аккуратно. Один, максимум два выстрела. В голову либо точно в сердце. У убийц была очень хорошая школа.
      Только один из телохранителей, видимо, услышав глухой, направленный взрыв, которым налетчики выломали замок во входной двери, попытался оказать сопротивление. Он даже успел достать свой пистолет, но открыть огонь, увы, не смог. Ворвавшиеся в дом люди действовали безошибочно и очень быстро.
      Роман, подивившись в душе, как это ему удалось вырваться невредимым от таких головорезов, поднялся на второй этаж.
      В спальне, под ярко горевшей люстрой, ему открылось печальное зрелище.
      Красавец Люсьен, спавший обнаженным поверх шелковых простыней – в спальне было очень натоплено, – получил пулю в правый глаз, отчего его смазливое личико стало отвратительно-жутким.
      «Бедный дурачок, – с неожиданно сильным чувством вины подумал Роман. – Если бы ты не понадобился мне в этой грязной игре, остался бы жив… Прости, но такой участи я тебе не желал».
      Лежавший рядом с Люсьеном животом кверху толстый, белотелый мужчина, видимо, в силу своей массивности, получил сразу три пули: две в жирную, по-женски большую грудь, и одну точно в висок, отчего кровью была залита вся верхняя часть постели. Господин Зимянин был весьма дородный мужчина, и кровь из пробитой на виске артерии лилась толстой струей, как из крупного копытного животного.
      – Повезло тебе, Рома, – сказал Илья Ильич Строгин, один из самых старых экспертов управления, работавший еще при генсеке Хрущеве.
      – Не говорите, Илья Ильич, – покачал головой Роман. – Зайду сегодня в церковь, поставлю свечку.
      – Не помешает, – серьезно заметил Строгин.
      – Как думаете, Илья Ильич, зачем эти ребятки сюда приходили? Хозяина убрать?
      – Может, и хозяина, – сказал Строгин, никогда не торопившийся с выводами. – А может – так чего…
      – Вы о чем?
      – Ты в кабинет покойного заглядывал?
      – Еще нет…
      – Ну так загляни.
      Роман вышел в коридор, где эксперты дотошно искали улики и производили съемку каждого метра площади, изрешеченного пулями, и зашел в кабинет.
      Там работал Боря Васин, специалист по компьютерной технике.
      – Ну, что тут у нас интересненького? – спросил Роман.
      – Да вот, полюбуйся, – сказал Боря, указывая рукой на изуродованную коробку компьютера. – Видал такое?
      – Только в кино, – признался Роман. – Чем это ее так обработали?
      – Сильнодействующая кислота, – пояснил Боря. – Они не стали ломать винчестер или уносить компьютер с собой. Просто облили его хорошенько кислотой – и все дела. Теперь это обычный металлический хлам. Вся информация пропала.
      – Ну, это ты зря, – сказал Роман, вытаскивая из кармана диски. – Здесь записано практически все, что было на винчестере.
      – Да ну? – обрадовался Боря. – Рома, ты гений.
      – Скажи это по случаю Слепцову, – хмыкнул Роман.
      – Никак не притретесь? – посочувствовал Боря.
      – Какое там! – скривился Роман.
      – Ладно, не горюй… Будет и на твоей улице праздник.
      – Угу… Когда рак на горе свистнет. Смотри-ка, они все бумаги хозяина из стола тоже обдали кислотой.
      – Точно так, – кивнул Боря. – Обычно устраивают пожар, а эти – продвинутые.
      – Умно. После пожара кое-что может уцелеть, а тут – одна сажа.
      – Похоже, это было записной книжкой хозяина, – сказал Боря, поднимая пинцетом оплавленный уголок коричневой кожи.
      – Похоже, – согласился Роман. – Но перед тем как эту книжицу сожгли, я успел отсканировать ее. Равно как и стопку визиток…
      – Ну… Не нахожу слов, – развел руками Боря. – Где сканер?
      – Держи, – передал ему сканер Роман. – Но только до завтра. Скачаешь записи – и я заберу машинку обратно. Мало ли – пригодится.
      – Не вопрос, Рома! Да тебе цены нет!
      – Есть, – усмехнулся Роман. – Только я сам ее точно не знаю. Ну, пока.
      Он ответил еще на несколько вопросов старшего следователя, перехватившего его в коридоре, и, наконец, поехал домой.
      Шел шестой час утра. Для того чтобы приехать домой и хоть немного вздремнуть перед очередным нелегким днем, у него оставалось всего ничего. В том, что день будет нелегким, Роман не сомневался.

      Олег Андреевич Маслов торопливо вошел в гостиную большой квартиры, точное количество комнат в которой трудно было подсчитать на ходу из-за многочисленных изгибов просторного коридора.
      Квартира эта, несмотря на тяжеловесный комфорт, придаваемый ей добротной мебелью, бархатными гардинами и хрустальными люстрами, имела нежилой вид и казалась чьим-то заброшенным музеем. Но пыль повсюду была тщательно вытерта, все должные коммуникации содержались в идеальном порядке и в холодильнике было полно свежих продуктов.
      – Что за спешка, Петр Петрович? – не скрывая болезненной одышки, спросил Маслов у одного из трех человек, дожидавшихся его в гостиной.
      Петр Петрович повел своей сухой головой, указал Маслову на стул:
      – Присядьте, Олег Андреевич. Не нервничайте.
      Маслов с неудовольствием огляделся, но на стул сел, прижимая к себе портфель. Дел – невпроворот, а тут его для чего-то срочно вызывают на конспиративную квартиру, которую использовали для городских встреч только в крайних случаях. Было от чего занервничать.
      – Кажется, у нас небольшие неприятности, – сказал Петр Петрович. – Возможно, произошла некоторая утечка информации…
      Он посмотрел на второго человека, пожилого, но еще свежего, плечистого мужчину в сером штатском костюме, сидевшем на нем, как военный мундир – угловато и плотно. Это был полковник Стародубцев, командир элитного гарнизона в ближнем Подмосковье.
      Третьим в гостиной был Павел Сергеевич Сысоев, бывший маршал. Он пока молчал, сидя несколько в профиль к присутствующим, и на его мощном лице, покрытом красивыми, скульптурными морщинами, не было написано ни малейших признаков волнения.
      – Сегодня ночью в доме Зимянина случился… э-э… небольшой прокол, – сказал полковник, покосившись на старого маршала.
      – Что такое? – насторожился Маслов. – Вас ждала засада?
      – Нет… Не совсем… Мои люди упустили человека…
      – Постороннего человека, – въедливо вставил Петр Петрович.
      – Да, постороннего человека, – послушно повторил Стародубцев. – Кто-то проник в дом до того, как туда вошли мои люди, и, наверное, завладел личными бумагами Зимянина.
      – Что вы говорите? – воскликнул Маслов. – Ведь это может иметь самые катастрофические последствия!
      Он глянул на Воронина, на литой профиль Сысоева – и усилием воли взял себя в руки. Нельзя терять лицо на виду этих старых истуканов. Выдержка у них, конечно, железная, только позавидовать. Ну да оно и понятно, пройдя школу выживания в террариуме, именуемом ЦК КПСС, – не тому еще научишься. Но неужели они не понимают, что вмешательство, даже ничтожное, постороннего лица в тончайший процесс организации переворота может поставить все под удар и в один миг разрушить то, что создавалось годами и на что затрачены титанические усилия?
      Олег Андреевич уже спокойнее глянул в глаза Петру Петровичу – и на этот раз уловил в них искру тревоги. Да и маршал, обычно более благодушный, держался уж больно строго. Волнуются, понял Олег Андреевич, конечно, волнуются, ибо понимают все прекрасно. Но хотели посмотреть, как поведет себя в этой ситуации он, человек, претендующий на один из лидирующих постов в будущем правительстве, – если не на первый пост! – вот и устроили эту игру в азиатскую невозмутимость. Ну и хитры же они, комсомольцы-добровольцы, на один шаг у них по десять прыжков в сторону имеется. Школа, вот это школа… Учиться да учиться.
      – Что известно об этом человеке? – деловито и почти спокойно спросил Олег Андреевич Стародубцева.
      – Почти ничего, – развел тот руками. – Он был одет в черный комбинезон и маску. Ни лица его, ни хотя бы глаз моим людям разглядеть не удалось. Он первым напал на них в кабинете Зимянина, а затем сумел прорваться сквозь огонь к выходу и уйти из дома.
      – Как он смог справиться с группой ваших людей? – резко спросил Олег Андреевич. – Вы что, послали на столь важное задание курсантов?
      – Я послал туда своих лучших бойцов, – чувствуя вину, угрюмо возразил полковник. – Эта группа действовала на даче банкира и, насколько вы помните, провела операцию безукоризненно…
      – А девицу-то в живых оставили, – хмыкнул Петр Петрович, – лучшие-то бойцы…
      На полковника было жалко смотреть, и Олег Андреевич счел своих долгом заступиться за него. Стародубцев, опытный служака, был человеком преданным и исполнительным, и заклевывать его по мелочам не стоило. В будущем Олег Андреевич намеревался сделать его начальником своей охраны.
      – Убивать горничную не было крайней нужны, – сказал Маслов. – Все равно она никого не запомнила, да и по существу почти ничего не сказала. Но упускать этого человека мы не имели права.
      Стародубцев с благодарностью глянул на него за это «мы». Петр Петрович слегка усмехнулся сухими губами, но спорить не стал. Маршал тоже смотрел в целом одобрительно.
      – Конечно, не имели, – сказал Стародубцев. – Но в том-то все и дело, что он сам – профессионал. Одного моего человека уложил из его собственного пистолета, другого ранил и ушел из-под шквального огня. Двигался так быстро, что мои люди не успевали навести на него оружие.
      – А почему решили, что его интересовала именно информация? – спросил Маслов. – Может, он был послан ликвидировать Зимянина?
      – Верхний ящик стола, тот, что закрывается на ключ, был выдвинут. Компьютер, хоть и выключенный, был еще горячим. Из этого сделали вывод, что ночного гостя интересовали личные бумаги Зимянина. Сам же Зимянин со своим любовником спал в соседней комнате, но человек этот, несмотря на то что пробыл в доме не менее полчаса, не тронул его.
      – Интересно, на кого работает этот человек? – словно сам у себя задумчиво спросил Маслов. – Может, его послали конкуренты Зимянина за какой-нибудь важной документацией, относящейся к бизнесу?
      – Нет, – покачал головой Стародубцев. – Ему нужны были личные бумаги. Записная книжка, какие-то записи, что-то еще…
      – Зачем?
      – Возможно, чтобы отследить личные связи…
      – Его послали ФСБ, ГРУ либо МВД, – уверенно сказал Петр Петрович. – Произошло то, чего мы опасались, и нечего играть в кошки-мышки. Они взялись за тех, кто коллекционирует изделия Фаберже. И, естественно, вышли на Зимянина. Мы предполагали такой вариант и послали в дом ликвидаторов. Но трудно было ожидать, что спецслужбы, добывая нужную им информацию, будут действовать столь неординарным способом и тайно зашлют к Зимянину своего человека. Отсюда и проблема. Они нас переиграли. Но лишь на полхода. Сейчас нам нужно срочно действовать в двух направлениях. Первое: установить, кем именно был послан человек к Зимянину, выйти на этого человека, узнать, что ему известно, и нейтрализовать его. Второе: как можно быстрее ликвидировать Родиона Полякова. Ниточка от Зимянина идет к нему и на нем обрывается. Не будет Полякова – не будет проблемы. Товарищ Стародубцев, когда будет решен вопрос с Поляковым?
      «Вот кто будет первым человеком в государстве, – понял Маслов, слушая ясную, точную речь Воронина. – Старичок хоть и хил, но умен и властен. Года два-три протянет. Ладно, подожду, у меня еще есть время. Пусть потешится, заслужил».
      – У Полякова очень сильная охрана, – снова с осознанием собственной вины доложил Стародубцев. – Он нанял профессионалов из бывших гэбэшников, а те свою работу хорошо знают. Дом, по сути, превращен в крепость. По дороге их тоже не перехватить, они каждый раз меняют маршруты и автомобили. Мы ведем наблюдение, но пока безрезультатно…
      – И что, полковник, ты со своими орлами не возьмешь этого старого педераста? – подал голос Павел Сергеевич Сысоев. – Не узнаю тебя. Помнишь, как в Кандагаре ты разгромил целый аул душманов за полчаса?
      – Ну так там была война… – заикнулся Стародубцев.
      – И здесь война, полковник, – жестко сказал Сысоев. – И это – самая главная война нашей жизни. Если мы ее проиграем – потомки нам не простят. У нас уже почти нет Родины. Еще несколько лет – и все кончено, Россию будет не вернуть. Ее продадут по частям, как нарезанную колбасу. А патриотов поселят в гетто и очень быстро уничтожат как класс…
      – Нужно действовать очень решительно, – перехватил инициативу Олег Андреевич Маслов, когда старый маршал на секунду замолчал, чтобы перевести дыхание. – Если нужно, то применяйте все имеющиеся в вашем распоряжении средства. Случайные жертвы будут оправданы конечной целью. Но наше промедление либо слабодушие ничем нельзя будет оправдать.
      Стародубцев под градом обрушившихся на него слов выпрямился до хруста в позвоночнике и, согласно мигая, торопливо кивал головой:
      – Я понял. Есть. Будет исполнено. Сегодня же ночью мы предпримем штурм. Поляков будет ликвидирован.
      – Мы надеемся на вас и на ваших людей, – величаво кивнул Маслов, ощущая себя диктатором с абсолютной властью. – Медлить нельзя, ибо есть реальная опасность провала. Я же со своей стороны задействую все свои каналы и уже к обеду буду точно знать, какое ведомство взялось проверять Зимянина и кто побывал у него в кабинете. Я думаю, человек этот будет нейтрализован очень быстро.
      Петр Петрович одобрительно кивнул. Маслов понял, что от него ожидали именно таких слов. Он расправил свои круглые плечи и твердо посмотрел в глаза Петру Петровичу и маршалу. Ну что, старички, довольны своим выбором? Хотя на вас, как ни старайся, все равно не угодишь – Олег Андреевич это давно понял. Ладно, дойдем до финала вместе, а там посмотрим, «ху из ху». У нас тоже свои козыри в рукаве имеются.
      – Будем считать, что решение по текущей проблеме принято, – привычно подытожил Петр Петрович.
      Сысоев согласно кивнул. Стародубцев исполнительно вытянулся на своем стуле. Олег Андреевич сунул под мышку портфель, собираясь первым покинуть квартиру. И так засиделись, а дел просто гора. Тут еще эта вводная – когда все успеть?
      – Как здоровье Семена Игнатьевича? – спросил его Петр Петрович, задерживая взглядом.
      Семен Игнатьевич Трофимов, могущественный тесть Маслова и главный вдохновитель заговора, уже с неделю хворал – одолело что-то стариковское – и не мог принимать участия в общих собраниях. Но от зятя требовал едва ли не ежедневных, подробнейших докладов о ходе подготовки – и это была едва ли не самая тяжелая повинность Маслова.
      – Да ничего, поправляется помаленьку, – бодро сказал Олег Андреевич, стараясь, чтобы в его тоне не прозвучало неприязни к старику. – Вчера был у него – весел и почти здоров. Передавал всем поклон.
      – Также передавайте, – сказал, слабо улыбнувшись, Воронин. – Нам его не хватает.
      – Непременно, – улыбнулся и Маслов. – Всего хорошего, товарищи… Кстати, с праздником вас!
      В ответ лишь кисло кивнул Петр Петрович. 1 Мая – праздник всех трудящихся, давно перестал быть тем событием, каким он был раньше, с митингами, речами и пышными демонстрациями. Нынешние власти, продавшиеся капиталу, этот пролетарский праздник не жаловали и даже не объявили нынче выходной день. Так что – какие уж там поздравления?

      Перед докладом Роман успел забежать к экспертам, кое-что порасспросить. Естественно, за столь короткий срок они ничего сделать не успели, но наверняка могли сказать, что пули, найденные в трупах и стенах дома, выпущены из автоматов «АС» и пистолета «Гюрза», которые использует для своих тайных операций спецназ. В общем-то, Роман и сам это успел установить еще ночью, но все-таки услыхать подтверждение от опытных баллистиков было делом нелишним.
      Генерал Слепцов ждал его, и майор Дубинин без лишних докладов ввел Романа в кабинет.
      – Вы тоже останьтесь, – сказал ему Слепцов, и майор присел на углу длинного совещательного стола, раскрыл блокнот, приготовил ручку.
      – Вы неплохо поработали, – едва кивнув в ответ на приветствие Романа, перешел сразу к делу генерал. – Мне доложили из компьютерного отдела, что вам удалось снять из компьютера Зимянина значительную часть имевшейся там информации. К тому же вам удалось целиком отсканировать записную книжку Зимянина и более сотни визиток, что, несомненно, поможет следствию. Теперь я хотел бы услышать лично от вас подробный отчет обо всем, что случилось до и во время вашего проникновения в дом Зимянина.
      Роман приступил к докладу и в двадцать минут, не упуская ни одной детали, отчитался о проделанной работе, пропуская сущую мелочь – например, то, что у него побывала Вероника накануне операции или что к дому Зимянина он поехал, в сущности, наобум, поскольку поленился сидеть в машине перед клубом. О Веронике, как о лице сугубо постороннем, вообще упоминать не стоило, а по поводу второго Роман пару раз вскользь отметил, что Люсьен, то бишь гражданин Булавкин, с помощью мобильного телефона все время держал его в курсе своих перемещений, – и у генерала, кажется, не возникло подозрений насчет того, не слишком ли прохладно отнесся капитан Морозов к столь важной операции.
      – Как вы полагаете, нападавшие не могли следить за вами до того, как вы проникли в дом? – немного помолчав, спросил Слепцов.
      – Я думал над этим, – сказал Роман. – И мне кажется, что они не знали о моем присутствии в доме.
      – Почему? – немедленно спросил Слепцов. – Прошу обосновать.
      – Потому что в этом случае они бы поняли – по моему комбинезону, по маске, по манере работать, что я обладаю специфической подготовкой, и в доме они первым делом постарались бы нейтрализовать меня. Они же явно не знали о моем присутствии. Один из них крикнул сообщникам: «В доме чужой», что также говорит о том, что они заранее не знали обо мне. Да и возле моей машины они не появились.
      – Ясно, – кивнул Слепцов. – Остается удивляться, как вам удалось проскользнуть мимо них в дом.
      – Вряд ли я «проскальзывал», – возразил Роман. – Скорее всего, эти люди не вели наблюдение за домом минувшей ночью. Они провели разведку заранее, как это сделал я. И ночью действовали сразу, «с колес».
      – Возможно, и так, – согласился Слепцов. – И что вы думаете по поводу этих ночных гастролеров?
      – Я думаю… – Роман чуть помедлил, словно размышляя, стоит или не стоит говорить то, что он намеревался сказать, – я думаю, что это наши старые знакомые. Вернее, не совсем знакомые, но некоторым образом уже известные нам люди…
      – Что? – поморщился Слепцов. – Если можно, точнее, товарищ капитан. Что за невразумительные аллегории?!
      – Я думаю, товарищ генерал, что это были те же люди, которые напали на дачу банкира неделю назад.
      – Хм, – сморщил нос Слепцов. – Вот как? И откуда же сие наблюдение проистекает, позвольте узнать?
      – Из явной схожести общей картины нападения, – отрубил Роман.
      – Подробнее, прошу вас.
      – Есть. Первое: и там, и здесь действует группа специально обученных людей в составе четырех-пяти человек. Второе: характер нападения и там, и здесь характеризуется высокой согласованностью действий и профессионализмом исполнителей. Третье: баллистики уверены, что спецоружие, примененное этой ночью, было таким же, что и на даче Байкова. Четвертое: Зимянин был у нас на подозрении в связи с похищением яйца Фаберже. Пятое: он являлся нежелательным свидетелем и подлежал ликвидации. Шестое…
      – Довольно, – поднял руку Слепцов, – я вас понял. Все это хорошо, но звучит не слишком убедительно. Я понимаю, что в запасе у вас есть и седьмой, и, наверное, десятый аргумент, но все они являются лишь вашими догадками, не более. Точное количество нападавших, и в первом, и во втором случае, нам неизвестно. Высокая подготовка налетчиков на дом Зимянина лично у меня вызывает сомнение, – сумели же вы уйти от них, будучи безоружным. Что касается спецоружия, то и здесь – явная натяжка. Из Чечни и других горячих точек по нелегальным каналам его доставляют сюда едва ли не эшелонами, и завладеть им может кто угодно, были бы деньги. Зимянин – неугодный свидетель? Пожалуй, это могло бы иметь место. Но у меня вопрос: зачем совершать столь громкое преступление, добывая для него яйцо Фаберже, а затем самим же убивать его? Что-то здесь не сходится, не правда ли?
      – Возможно, явной связи пока не обнаружено, но мне кажется, если провести тщательное расследование… – неуступчиво начал Роман.
      – Естественно, расследование, и самое тщательное, будет проведено, – тут же перебил его Слепцов. – Но для начала надо дождаться результатов сравнительной баллистической, дактилоскопической, патолого-анатомической и прочих экспертиз. Кроме того, над информацией, добытой вами в доме Зимянина, должны поработать наши аналитики и дать свое заключение, что также потребует некоторых временных затрат.
      – Значит, я снова не нужен, – усмехнулся Роман, привычно подавляя разочарование. – Мавр сделал свое дело, мавр может уходить…
      – Ну, почему, – возразил Слепцов. – Как только начнут поступать первые данные от экспертов, вы будете извещены и по необходимости подключены к основной работе. Так что вам еще работать и работать. А пока поделитесь своими соображениями с майором Дубининым. Он ведет это дело и внимательно выслушает все ваши замечания.
      Генерал кивнул, дав понять, что прием окончен, и опустил голову к бумагам на столе.
      Роман вслед за Дубининым вышел из кабинета, едва сдерживаясь, чтобы не выругаться. Старый бюрократ. Подготовка налетчиков у него вызывает сомнение! Да побывал бы ты там этой ночью, посмотрел бы я, что бы они от тебя оставили! А, да что говорить. Это бревно не переубедишь. Экспертизы, заключения… Пока всего этого дождешься, может случиться неизвестно что. И кто будет виноват? Да уж точно не генерал Слепцов. Он все делает по правилам, по закону, с него взятки гладки. А крайним, как это не раз бывало, сделают капитана Морозова, мол, не доглядел, не разгадал, не сообщил и проч. Кстати, насчет «не сообщил». Роман на всякий случай не стал докладывать Слепцову о блокнотике со списком интимных знакомых Зимянина. И о записке, найденной в мусорной корзине, тоже. А зачем? Чтобы все это бесплодно пропало в кабинетах аналитиков? Скорее всего, ничего полезного они из этих бумажек не извлекут, но Романа преимущества лишат наверняка. А вот преимущества он как раз терять и не хотел. Как учил его генерал Антонов, если с тобой начальство не согласно, действуй самостоятельно и докажи свою правоту, даже если это будет стоить тебе погон. Именно так Роман и намеревался поступить, а для этого ему необходимо было знать чуть больше, чем знает начальство.
      Он сел за стол, хмуро посмотрел на майора. Дубинин стал помощником Слепцова недавно, и Роман еще не успел составить о нем определенного мнения. Вроде парень не вредный, по крайней мере, зануду-служаку из себя не строил. Хотя если Слепцов подбирал помощника по себе, то лучше держаться от него на расстоянии, по крайней мере, лишнего не говорить и карт своих не раскрывать.
      – Досталось тебе этой ночью? – спросил Дубинин, садясь напротив.
      – Бывало и похуже…
      – Думаешь, это они были на даче банкира?
      – Толку, что я думаю, – огрызнулся Роман.
      – Злишься? Напрасно, – не обиделся Дубинин. – Как раз перед твоим приходом был звоночек сверху. Важный такой звоночек, соображаешь? Приказано было дело Зимянина попридержать, с расследованием не спешить. Мол, есть заботы поважнее. Товарищ генерал – человек казенный, обязан подчиняться.
      – Мог бы сразу сказать, – буркнул Роман.
      – Считай, что сказал, – усмехнулся Дубинин. – А ты выводы сам делай. Чем займешься теперь?
      – Спать домой поеду. Больше я ни на что не годен.
      Дубинин усмехнулся, покачал головой:
      – Начнешь работать по своему плану?
      Роман недоверчиво покосился на него. Чего в душу лезет, выведывает?
      – Я читал твое личное дело, поэтому мне знаком твой «почерк», – пояснил Дубинин. – В принципе я не буду против, если ты начнешь работать самостоятельно.
      Роман удивленно поднял брови.
      – Да, я тоже считаю, что Байкова и Зимянина убили одни и те же люди, – спокойно сказал Дубинин. – Но доказательств маловато, тут товарищ генерал прав. Так что постарайся их найти, и как можно быстрее. Если понадобится срочная помощь – обращайся прямо ко мне. Вот номера моих телефонов. Окажу все возможное содействие. Но палку, конечно, не перегибай. Ты сам знаешь, как Слепцов не любит лишнего шума. Так что действуй аккуратно. Желательно обо всем докладывать мне лично. Ну и… – Дубинин улыбнулся, – береги себя, ты нам нужен живой и невредимый.
      – Хоть кому-то я еще нужен, – проворчал Роман, все-таки приятно удивленный речью Дубинина.
      – Да ладно, работа у нас такая. Ну, все, свободны, товарищ капитан. Надеюсь, вам все ясно?
      – Так точно, товарищ майор.
      – Тогда всего…
      Они обменялись рукопожатиями, и Роман покинул приемную. На ходу он глянул в визитную карточку, накрепко запоминая телефоны. Ну вот, кажется, нашелся и у него союзник. Правда, пока неизвестно, как далеко он готов зайти, поддерживая Романа вопреки воле Слепцова, но хоть выразил сочувствие – и то неплохо.
      План своих первых действий Роман наметил еще ночью, по дороге домой, перечитывая записку из корзины для мусора.
      Из записки следовало, что кто-то, скорее всего сам Зимянин, должен какому-то Родику за какую-то цыпочку какие-то две «ц».
      Сначала Роман подумал, что «цыпочка» – это какой-то субъект мужского пола, с которым Родик свел Зимянина для любовных утех. И в знак благодарности Зимянин должен ему два загадочных «ц».
      Но затем Романа осенило. А уж не яйцо ли Фаберже Зимянин назвал в записке «цыпочкой»? Роман помнил из описания, что внутри яйца находится золотой цыпленок, клюющий зерна из драгоценных камней. Вполне вероятно, что Зимянин, как все гомосексуалисты склонный к игриво-ласковым названиям, имел в виду именно яйцо Фаберже.
      Что из этого следовало? А то, что некто Родик достал для Зимянина это самое яйцо, а за это Зимянин должен Родику два «ц».
      На том, что скрывается под буквой «ц», Роман поначалу застрял, и надолго. И только утром, вскочив на истошный писк будильника, подумал, что «ц», учитывая специфику химического бизнеса Зимянина, означает, вероятно, «цистерну». В самом деле, чего еще можно было требовать от Зимянина, кроме денег? Но деньги были не главной целью налетчиков и тех, кто за ними стоял, это Роман понимал отчетливо. А вот цистерны с кислотой или еще какими-нибудь химикатами вполне могли быть ставкой в этой опасной, кровавой игре.
      Теперь все становилось более-менее ясно. Родик организовал похищение яйца – «цыпочки» и в качестве оплаты затребовал продукцию химкомбината. И, видимо, в изрядных количествах, ибо слово «еще» говорило о том, что Родик уже получил большую часть цистерн. Интересно, сколько тонн кислоты Зимянин заплатил за драгоценное яичко? А ведь по бумагам все должно остаться шито-крыто, чтоб комар носа не подточил. А коль записка-памятка лежала в ведре, то Родик уже получил эти две «ц». И, значит, искать его по следам из химкомбината уже бессмысленно. Остался только номер мобильного телефона в блокнотике. Если же от этого мобильника избавились, то найти Родика почти невозможно. Тем более что Зимянин, как неугодный свидетель, уже устранен.
      Из всего этого следовало, что выходить на Родика – значит, совать голову прямо в пасть льва. Веселенькая перспектива. Хорошо, если все эти выкладки – лишь бурная фантазия, как полагает генерал Слепцов. А если нет? Ни за понюшку табака пропадешь.
      Роман медленно подошел к уличному таксофону, скромно дожидаясь, пока освободится кабинка. Сегодня на нем была одежда в стиле ГТО, как он называл ее в шутку, то есть «Готов к труду и обороне»: просторные джинсы с карманами на бедрах, прочные ботинки на ребристой подошве, легкий свитер, черная кожаная куртка. Волосы он пригладил на прямой манер, часы от Кортье сменил на обычный китайский ширпотреб из киоска. Такой обычный парень с улицы, не то водитель, не то мелкий предприниматель. Никакого эпатажа, пройдешь мимо – не обратишь внимания.
      Кабинка освободилась. Роман зашел внутрь, плотно прикрыл дверцу. Достав заветный блокнотик, раскрыл на страничке, где значилось имя Родик. Кто же ты, Родик, есть такой? В управлении Роман попытался «пробить» этот номер на базовом компьютере, но ничего путного, как и следовало ожидать, из этого не вышло.
      Номер значился за человеком, умершим в прошлом году, и связать концы было невозможно. Понятно лишь было, что человек, пользующийся этим номером, очень печется о том, чтобы оставаться инкогнито.
      Взяв носовым платком трубку, Роман согнутым пальцем потыкал в кнопки циферблата, набирая номер, и, услышав, что линия не занята, начал считать гудки.
      После третьего гудка трубку сняли.
      – Я слушаю, – послышался хрипловатый, старческий, как показалось Роману, голос.
      – Это Родик? – спросил Роман, вслушиваясь в каждый шум в трубке.
      – Кто говорит? – недовольно и чуть испуганно спросили на том конце.
      – Неважно. У меня есть информация о Зимянине. Вас она интересует?
      – Допустим, – сделав долгую паузу, сказал Родик.
      – Давайте встретимся через час в кафе «Весна» у Павелецкого вокзала. Приходите один.
      – Как я вас узнаю? – недовольно посопев, спросил Родик.
      – У меня будет газета «Советский спорт». Я буду сидеть за столиком.
      – Хорошо. Я приду. Через час в кафе «Весна» у Павелецкого вокзала.
      – Именно так. И будьте один, иначе разговор не состоится.
      Роман повесил трубку и вышел из будки, пряча платок в карман. Разговор был краток, вряд ли его успели засечь. Кем бы ни оказался этот Родик, следовало быть как можно более осторожным.

      До встречи оставалось пятнадцать минут. Роман зашел в кафе «Весна», сел за стойку, заказал стакан колы. Народу было не очень много, большая часть столиков пустовала. Оно и понятно, время завтрака давно прошло, а до обеда еще добрый час. Так даже лучше, легче вести наблюдение.
      Равнодушно поглядывая по сторонам, Роман принялся намечать подходящий объект. Таковых оказалось двое.
      В глубине зала сидел полный лысоватый мужчина. Перед ним стояла тарелка с грудой чебуреков, и он неторопливо, с удовольствием их поедал, запивая большими глотками кока-колы.
      У окна сидел невзрачный парень лет двадцати трех, тощий, узкоплечий, в брезентовой «репортерской» жилетке поверх толстого свитера. Он взял себе две бутылки пива и две пачки соленого арахиса и только-только начал первую бутылку. Время от времени он поглядывал за окно, точно кого-то поджидая.
      Больше одиноких мужчин в кафе не наблюдалось, да других и не требовалось. Тот, кто придет на встречу, должен сразу обнаружить человека с газетой «Советский спорт», которому, судя по голосу в телефонной трубке, – от двадцати до пятидесяти лет.
      Роман некоторое время оценивал своих кандидатов. Полный мужчина, конечно, подходит больше, ибо сразу видно, что это – серьезный человек и с ним можно разговаривать о серьезных вещах. «Студент», как окрестил Роман парня у окна, выглядит как-то уж больно легковесно. Но у него было важное преимущество перед первым. Тот явно пришел плотно поесть, – а кто, идя на деловую и, возможно, опасную встречу, будет набирать полное блюдо чебуреков? Пиво Студента тоже, правда, не слишком годилось для соответствующего антуража. Тут идеально подошла бы чашечка кофе и сигареты. Такой классический шпионский вариант.
      Но в данном случае сойдет и пиво с орешками. Возможно, благодаря жилетке Студента примут за журналиста, сующего нос куда не следует. К тому же он сидел возле окна, и следить за ним снаружи было гораздо удобнее, чем за толстяком с чебуреками.
      Выбрав Студента, Роман купил в баре точно такую же бутылку пива и неторопливо прошел к окну.
      – Свободно? – спросил он Студента.
      Тот крутнул головой на тонкой шее, согласно мигнул:
      – Да, да, свободно…
      Роман кивнул и уселся за столик. Бутылку с пивом он поставил как бы случайно на середину стола, так, чтобы со стороны могло показаться, будто все три бутылки принадлежат Студенту.
      Из внутреннего кармана он достал газету «Советский спорт» и начал ее неторопливо разворачивать.
      Но, не закончив своего занятия, положил газету – названием вверх – на край стола, между собой и Студентом, и с легкой улыбкой поднялся.
      – Я отлучусь на пару минут, – сказал он. – Если нетрудно, скажите, пожалуйста, что тут занято…
      – Да, да, конечно, – торопливо закивал тот.
      – Благодарю…
      Роман поднялся, вышел из кафе и, описав круг, чтобы Студент, который пялился в окно, его не заметил, сел в свою машину, стоящую метрах в семидесяти от кафе, на противоположной стороне улицы.
      До встречи оставалось пять минут – или около того, учитывая, что точное время не оговаривалось. Роман достал из «бардачка» маленький, но сильный бинокль и навел его на окно кафе, за которым сидел Студент.
      Видимость была отличной. Окно находилось в тени, и Роман разглядел даже свежий прыщ на подбородке Студента, когда тот жадно тянул пиво из бутылки. Острый кадык поршнем ходил вверх-вниз под цыплячьей кожей.
      «Как в последний раз», – пришло в голову Роману.
      Не хотелось думать, что с этим парнем может произойти то же, что и с Люсьеном. Все-таки здесь центр города, довольно многолюдно. До стрельбы дело не дойдет – по крайней мере, пока не выяснится, что хотел сказать Родику человек, назначивший встречу. Ему же интересно, какая информация имеется по поводу убиенного минувшей ночью в собственном доме Зимянина, так что стрелять повременят. Ну, а по ходу событий Роман намеревался вмешаться в ситуацию и тем или иным способом выручить беднягу, который на свою беду оказался не в то время, не в том месте.
      Возле кафе остановился черный пуленепробиваемый джип «Мерседес».
      Роман, сползая вниз и прячась за приборную панель, опустил бинокль и уставился на джип. Машина солидная, интересно, кого она привезла?
      Из «Мерседеса» один за другим вышли трое крепких мужчин и прямиком, не задерживаясь, направились к кафе. Держались они весьма уверенно. Под свободно скроенными пиджаками наверняка имелось оружие.
      У Романа пересохло во рту. Кажется, паренек попал в очень неприятную переделку. Никто из этих троих не подходил под образ одышливого старца, возникший у Романа во время переговоров с Родиком.
      Когда все три крепыша скрылись за дверями кафе, Роман снова направил бинокль на Студента. Того как раз заинтересовала какая-то статья в газете. Он подтянул к себе «Советский спорт» и, склонив над столом голову, увлеченно читал, шевеля губами.
      «Разве тебя не учили, дурашка, что чужое брать нехорошо?» – с невольной жалостью подумал Роман.
      Переводя бинокль то туда, то сюда, Роман следил за действиями вошедшей в кафе троицы.
      Работали они профессионально. Мгновенно вычислив Студента по злосчастной газете, которую тот, ничего не подозревая, невинно почитывал, слегка своротив голову набок, они обступили его с трех сторон, и один из них, обладатель пышных усов, произнес короткую фразу. Пытаясь прочесть по губам, Роман различил только «… за вами…».
      Студент недоуменно посмотрел на стоящего перед ним человека и, наверное, тоже что-то сказал. Роман не видел его лицо, оно было повернуто в сторону зала, но по затылку понял, что Студент сильно растерян.
      Усатый натренированным жестом сунул руку за борт пиджака – у Романа остановилось сердце, – достал какое-то красное удостоверение и показал Студенту.
      Тот протестующе затряс головенкой. Усатый надвинулся на него, говоря при этом что-то очень суровое. Студент закрутил головой еще отчаяннее, оттолкнул от себя газету так, что та слетела на пол, и попытался отодвинуться от стола.
      Двое других тут же подхватили его под руки, легко сорвали со стула и потащили к выходу. Усатый поднял газету, издали властно показал удостоверение бармену, видимо, приказывая никуда не звонить, и поспешил к выходу за своими.
      Роман бросил бинокль на соседнее сиденье, завел двигатель и помчался к вокзалу, уже на ходу продолжая вести наблюдение.
      Студента выволокли из кафе, бесцеремонно запихали в джип и поехали по Дубининской улице в сторону Варшавского шоссе.
      Лавируя в густом потоке не хуже водителя Формулы-1 и нарушая все правила движения сразу, Роман долетел до привокзальной площади, развернулся и помчался обратно, уже почти не надеясь догнать черный джип.
      На весь маневр ушло три минуты – это очень много, учитывая насыщенность автомобильного потока и невозможность отслеживать нужную машину по датчикам и компьютерам.
      Все же, не теряя надежды, Роман продвигался вперед, азартно бросаясь вдогонку за каждым джипом черного цвета, идущим впереди него. Таких было немало, и, если бы он не запомнил номер, то отыскать нужную машину было бы труднее, чем иголку в стоге сена.
      Но номер он запомнил хорошо, и это был единственно верный для него указатель.
      Джип далеко не ушел. Роман догнал его через десять минут, уже на Варшавском шоссе. Ребята там явно не торопились и ехали на своем бронетранспортере очень спокойно, в первую очередь имея целью не привлечь внимание гаишников. Оно и понятно, зачем им лишние неприятности с пленником на борту?
      Роман, то отпуская от себя джип далеко вперед, то приближаясь к нему на расстояние двух-трех машин, висел на «хвосте» и попутно соображал, кем могли быть эти трое.
      Очень похоже на спецслужбу. Но не совсем. У джипа нет проблескового маячка, да и сам джип «Мерседес» для казенных людей – уж больно роскошная машина. Но действовали они профессионально. Значит, бывшие, определил Роман. У Родика на службе. Приехали по его поручению и сейчас везут назначившего «стрелку» наглеца к себе в логово, чтобы без помех вытрясти из него душу. Держись, Студент! Помощь рядом.
      Джип между тем, изрядно прокатившись по Варшавке, свернул вправо и начал забираться в гущу района Зюзино. Роман, соблюдая меры предосторожности, ехал следом, боясь, чтобы опытные служаки в джипе его не засекли. Иначе Студенту несдобровать.
      На какой-то пустынной улице Роман отстал очень далеко. Риск, что его обнаружат, был здесь очень велик. Пришлось подождать, пока джип не уйдет за поворот, и только потом мчаться вдогонку.
      Выскочив на какой-то двухполосный переулок, Роман с ужасом увидел, что впереди, там, где должен был маячить квадратный тыл джипа, пусто. Проклятая машина как сквозь землю провалилась.
      Скорее всего, заехала в какой-то двор, соображал Роман, вертя головой во все стороны в надежде отыскать пропавший автомобиль.
      Слева тянулось какое-то приземистое, закопченное строение фабричного типа. Судя по всему, это был старый, давно переставший функционировать, завод.
      Проезжая мимо железного, сплошь изъеденного ржавчиной забора, Роман успел заметить, как впереди закрылись створки ворот. Ну-ка, не туда ли, на фабричный двор, юркнул джип?
      Похоже, что так, больше ему тут деваться некуда. Дворы справа неглубоки и с дороги просматриваются насквозь. Да и зачем тем, кто в джипе, ехать в жилые кварталы, если им требуется укромное, безлюдное местечко?
      Роман миновал фабричный забор, проехал еще метров двести, оставил машину на обочине и, используя для прикрытия густой сквер, вернулся к фабрике.
      Забор, хоть и ржавый, был довольно прочен, и в нем не обнаружилось ни одной дыры. Зайдя сбоку, за густой кустарник, чтобы его не было видно с дороги, Роман примерился и в два приема перелез через забор.
      Прячась за какие-то строения – все пустые, с выбитыми окнами и облезлыми стенами, – он двинулся вперед, прислушиваясь и внимательно осматриваясь.
      Самым большим зданием на территории фабрики был длинный кирпичный барак с большими, наглухо запертыми воротами. Видимо, когда-то это был главный цех предприятия. Джипа нигде не наблюдалось.
      Сделав спринтерский рывок, Роман добежал до барака и заглянул в щель двери, вырезанной прямо в воротах.
      Там, в глубине, что-то происходило и слышались какие-то звуки. Присмотревшись, Роман различил далеко в полутьме блестящий бок джипа. Ага, значит, все соколики здесь.
      Но нужно было как-то попасть внутрь, да так, чтобы не раскрыть себя раньше времени и не подставиться под пулю. В том, что эти ребятки начнут стрелять, как только обнаружат чужака, Роман не сомневался.
      Он двинулся вдоль боковой стены цеха и почти сразу нашел то, что ему сейчас требовалось. Нижний угол грязного до черноты стекла в одном из окон был выбит так, что худощавый человек, хорошенько постаравшись, смог бы пролезть внутрь. Роман попытался, прежде чем лезть, рассмотреть, что там делается внутри.
      Тщетно. Обзор ему загораживали какие-то огромные механизмы, да и темно было в цеху, как в могиле.
      Он головой вперед протиснулся в дыру, опасаясь, что старое, треснувшее стекло может разбиться и наделать шума. Но со стеклом все обошлось.
      Оказавшись внутри, Роман попытался определить, где стоит джип и где находятся его пассажиры.
      Цех изнутри был разделен бетонными перегородками. Повсюду в хаотическом порядке стояли огромные станки и тянулись железные линии конвейеров.
      Услышав невдалеке музыку, Роман выглянул из-за станка и увидел стоящий метрах в пятнадцати от него джип. С другой стороны слышались глухие голоса, но Роман сначала решил обезопасить тыл. Он вытащил пистолет, взвел затвор и, прячась то за станки, то за перегородки, подкрался к джипу.
      В машине никого не было, передняя дверь со стороны водителя была широко распахнута, из приемника лилась негромкая музыка.
      Роман подобрался к джипу вплотную, заглянул в салон. Пусто. Видимо, люди Родика чувствовали себя здесь в полной безопасности, если не сочли нужным оставить кого-нибудь для присмотра за машиной.
      Роман заглянул в заднюю часть салона, провел рукой по полу и по сиденьям. Было темновато, но он определил, что крови нет. И то хорошо, хоть не били пленника в машине. Надо торопиться, а то эти костоломы измордуют парня до неузнаваемости. Роман хорошо знал специфику «частных» допросов.
      Ориентируясь на голоса, Роман быстро скользил вперед между станками. Вот он уже начал отчетливо различать некоторые слова. Держа пистолет перед собой, он присел на корточки, продвинулся еще немного вперед и остановился, когда до спины ближайшего к нему человека оставалось метров пять.
      Сидя за облупленным основанием фрезерного станка, он видел сквозь щели все, что происходило на бетонном пятачке перед ним.
      Студента усадили на высокую железную тележку, руки за спиной приковали наручниками так, что он не мог подняться.
      Под носом у него виднелся тонкий кровавый ручеек, но больших повреждений Роман не обнаружил. Видимо, люди Родика не торопились и до поры не хотели причинять пленнику тяжелые увечья.
      Все три похитителя находились здесь же. Усатый, который исполнял роль старшего, стоял перед Студентом в грозной позе и вел допрос.
      – Еще раз повторяю: откуда ты узнал номер телефона?
      – Я не знаю никакого номера! – высоким, дрожащим от страха голосом выкрикнул Студент. – Я уже вам говорил… Вы меня с кем-то спутали… Это ошибка!
      – Тихо! – властно сказал усатый. – Советую не орать, а отвечать на мои вопросы. На кого ты работаешь?
      – Я?.. Я работаю на газету «Рынки столицы». Я разносчик. Разношу тираж по подъездам и учреждениям. Другого рабочего места у меня нет! Сегодня закончил работу и зашел в кафе, отдохнуть, пива, значит, попить. Знакомый мой, Сашка Приветов, должен был подойти. Я ждал его как раз, а тут вы…
      – Издевается, сволочь, – беззлобно сказал один из похитителей, самый мощный из всех. – Дай-ка, Николай, я его малость обработаю… Он у меня быстро заговорит – соловьем заливаться будет.
      Студент бросил на него затравленный взгляд, вжал голову в узкие плечи.
      – Погоди, Степан, может, он сам поймет, – сказал усатый. – Вроде не идиот, какой ему резон здоровья лишаться? Ну, будем говорить нормально?
      – Да я нормально говорю, – взмолился Студент. – Я только не понимаю, о чем вы меня спрашиваете.
      – Да все о том же. Хорошо, если ты не звонил, то скажи, кто послал тебя в кафе?
      – Никто меня не посылал. Я же говорю: закончил работу и зашел попить пива…
      Николай, подавшись чуть вперед, ударил беднягу тяжелой рукой по щеке. От удара тот описал дугу всем своим хилым телом, крик ужаса застрял у него в горле.
      – Хватит морочить мне голову! – рявкнул Николай. – Откуда у тебя эта газета?
      Он достал из кармана «Советский спорт» и сунул под нос Студенту.
      – Это… не моя газета… – ожидая удара и невольно отклоняясь от руки Николая, ответил тот.
      – А чья же?
      – Моя! – сказал Роман, выходя из-за станка и поднимая пистолет. – Никому не двигаться! Руки вверх.
      Его появление встретили по-разному. Николай, Степан и третий их товарищ, до сих пор не издавший ни звука, в одно мгновение оценили, что пистолет стоит на боевом взводе, и послушно подняли руки. Если они и были озадачены появлением вооруженного незнакомца, то старались не показывать вида, и на их невозмутимых физиономиях трудно было что-либо разобрать.
      Другое дело – Студент. Увидев Романа, он задрал брови и по-птичьи забился на тележке, силясь подняться, впрочем, абсолютно безуспешно.
      – Вот он, тот самый человек! – закричал он, обращаясь к Николаю. – Это он оставил газету и пиво… Еще попросил меня, чтобы я присмотрел… Я же вам говорил, что ни при чем!
      Его никто не слушал, и он, поняв, что теперь вектор интереса далеко отклонился от его персоны, примолк, снова проникаясь испугом и стараясь сообразить, чем грозит ему появление незнакомца.
      – Давайте поговорим со мной, – предложил Роман, движением ствола приказывая всем троим встать рядом, чтобы он мог хорошо их видеть.
      Тем дважды не надо было объяснять, и они медленно сошлись в шести шагах от Романа.
      – Значит, Родик сам на встречу решил не ехать? – спросил Роман Николая.
      – Не барское это дело… – усмехнулся тот.
      – Что так? Ведь я мог вообще скрыться, увидев вашу веселую команду.
      – Возможно, – пожал плечами Николай. – Но, раз ты позвонил, у тебя свой интерес имелся.
      – Логично…
      – Вы меня освободите? – подал голос Студент.
      – Освобожу, – не поворачивая головы, пообещал Роман. – Но чуть позже. Потерпи…
      – Теперь я хочу узнать, – снова обратился Роман к Николаю, периферийным зрением следя за его подельниками, – кто такой Родик? И давайте без дураков, у меня мало времени.
      – А ты сам у него спроси, – предложил Николай.
      – Каким же образом?
      – Обыкновенным, как все спрашивают. Только сначала отдай мне свою пушку…
      – Что? – не понял Роман.
      И вдруг сразу с трех сторон из дальних углов выступили вооруженные люди, и все они держали Романа на прицеле автоматов «Ингрем».
      – Не балуй… – усмехнулся Николай, опуская руки. – А то будешь покойником через секунду.
      Роман понял, оглянувшись и увидев еще двух вооруженных человек за спиной, что его заманили в западню. В самом деле, как он мог рассчитывать, что профессионалы не почуют слежки и не предпримут соответствующие меры? Конечно, они его вели за собой, возможно, от самого кафе. Поэтому и не торопились на Варшавке, ждали, чтобы он поглубже заглотнул крючок. А затем дали ему возможность проникнуть на территорию фабрики, предварительно убрав с нее всех своих людей. Для чего поднимать лишний шум? Они понимали, что Роман в городе не даст себя взять без активного сопротивления, вот и применили испытанный и надежный способ – ловушку. А почему нет? Он так был увлечен преследованием, что сам поспешно в нее полез. И мышеловка захлопнулась. Студент не мог его предупредить, поскольку сам не видел спрятавшихся по углам автоматчиков. Все было сделано идеально.
      – Молодцы, – сказал Роман, опуская пистолет. – Пять баллов.
      – Стараемся, – ответил Николай.
      Вооруженные люди подошли ближе, держа Романа на прицеле. Один из них забрал его пистолет, другой привычно приступил к обыску. Все, что находилось в карманах, передавалось Николаю.
      Увидев удостоверение офицера ГРУ, Николай глянул на Романа внимательнее, но от комментариев пока воздержался. Руки Романа завели за спину и сомкнули наручниками. Студента подняли с тележки, однако освобождать не спешили. От постигших его потрясений бедняга начал икать, содрогаясь всем телом.
      – Парня-то отпустите, – сказал Роман. – Он случайно попал, вы же это понимаете…
      – Понимаю, – кивнул Николай. – Но отпустить пока не могу, уж не взыщи. До выяснения обстоятельств.
      – Что с нами будет дальше?
      – Ты же хотел поговорить с Родиком? – улыбнулся Николай. – Вот и поговоришь…
      – Имейте в виду: если я не выйду на связь через десять минут, весь район будет оцеплен, – пригрозил Роман на всякий случай, хотя понятно было, что на этих людей его угрозы вряд ли подействуют. – И все вы будете арестованы за вооруженное нападение на офицера ГРУ и за похищение человека…
      – И за неправильную парковку, – улыбнулся Николай почти дружелюбно. – Чего мелочиться, верно?
      Он сделал знак человеку, стоящему за спиной Романа. Роман хотел что-то сказать, но в это мгновение сзади его ударили по голове чем-то тяжелым – и он без чувств осел на бетонный пол.

      Роман уже несколько часов слушал икание Студента – и конца этой пытке не предвиделось. Он уже и хлопал Студента по спине, и заставлял задерживать дыхание, и ноги ему задирал, и пальцы рук соединял особым способом – все впустую. Каждые десять секунд тот издавал судорожное «И-гк!», которое звучно прорывалось наружу сквозь сомкнутые челюсти.
      Они находились в крошечной комнатушке полтора на три метра. Сидеть пришлось на старых автомобильных покрышках, сваленных в углу, ибо из мебели здесь был только прикрытый листом фанеры жестяной бачок для параши. Стены из толстого бетона, дверь, хоть и деревянная, каменной прочности, над дверью – тусклая лампочка под решетчатым колпаком. Ни оконца, ни щели, сквозь которые можно было бы составить хоть какое представление о внешнем мире. Только под самым потолком пробита дыра величиной с кулак, но она вела в соседнее, темное и глухое помещение, отдающее плесенью, и служила чем-то вроде вентиляции.
      Роман давно пришел в чувство после полученного удара по голове. Ударили его профессионально, – не с целью нанести увечье, а лишь желая отключить на какое-то время. Под волосами на затылке осталось небольшое вздутие – не шишка даже, а так, мелочь, завтра пройдет. Похоже, били чем-то наподобие мешка с песком. Весьма убедительная штучка в умелых руках, ни с каким электрошокером не сравнить. Голова еще немного побаливала но не настолько, чтобы мешать думать о том жалком положении, в котором он очутился вместе с этим чемпионом по иканию.
      Ох, уж лучше бы он лежал в отключке. Ибо ничего утешительного на ум не приходило.
      Примерно час назад дверь приоткрыли и бросили воду в пластиковой бутылке и полбуханки хлеба. Воду Роман почти всю споил Студенту, пытаясь перебить икоту, но тот, набравшись сил, лишь начал икать еще звонче.
      – Тебя как зовут? – заговорил было с ним Роман, думая разговором отвлечь его и успокоить.
      – Сла-ик-ва… – выдавил тот.
      – Ты, Слава, не бойся. Ничего с нами плохого не случится. Поговорят и отпустят домой.
      – Да, поговорят… ик… – мигнул Слава. – Я не дурак, я все понимаю… ик… Если они нас сюда привезли, то отпускать не собираются…ик!
      – Ты видел, куда нас везли? – сменил тему Роман.
      – Нет… ик… Мне на голову мешок надели, и всю дорогу везли в багажнике… ик. Ничего не видел.
      – Ну хоть по времени сколько добирались досюда?
      – Не знаю…ик… Долго. Может, час или больше. Я чуть не задохнулся в этом мешке…ик…
      – Ладно, ты только духом не падай. Все обойдется. Я офицер военной разведки, они не посмеют меня тронуть. А я не дам в обиду тебя…
      На этот раз Слава промолчал, сотрясаясь от своей икоты. Не верит, понял Роман. Не верит. И, кажется, правильно делает. Что он, не видит, что я точно в таком же положении, что и он? И выхода из этого каменного мешка нет никакого, кроме как на тот свет.
      Внезапно Роман услыхал, что Слава всхлипывает. Это было уже совсем невыносимо.
      – Ну что ты, Славик? Не надо… Раз нам дали попить и поесть, то убивать не собираются. Потерпи…
      – Я жениться хотел… – одновременно всхлипывая и икая, тоненьким голосом проскулил Студент. – Танька, соседка, бухгалтером работает… ик… Все хотел ей предложение сделать, да боялся, что откажет… Теперь уж не сделаю… Убьют нас тут… ик… у-у…
      Плечи его затряслись от рыданий. Роман уже сам был не рад, что затеял этот разговор. Мало что втравил парня в историю, так еще и душу ему разбередил. Пусть бы уж сидел тихонько, икал без помех да вспоминал свою Таньку. Жалко мальчишку. Похоже, их и вправду выпускать отсюда живыми не собираются.
      Роман вскочил, начал бить руками и ногами в дверь, надеясь услышать хоть какое-нибудь движение снаружи. Но снаружи было тихо, как в подземелье.
      – Откройте! – крикнул Роман изо всех сил.
      Он ударил в дверь еще несколько раз – тщетно. Никто не спешил открывать или хотя бы спросить, в чем дело. Казалось, что пленников навсегда оставили в этом каменном мешке.
      Роман сел на покрышку, подтянул колени, уткнулся головой в руки и попытался задремать. Выходить из себя было бессмысленно, только руки отобьешь и голос сорвешь. Нужно ждать, пока тот, кто управлял Николаем и его командой, не соизволит лично поговорить с пленниками. А когда это произойдет, неизвестно. Может, сегодня, а может, и через неделю.
      В конце концов Роману удалось задремать, несмотря на непрекращающуюся икоту Славы. Он даже увидел обрывок какого-то цветистого южного сна, когда до него донесся звук открываемой двери.
      Роман, не меняя положения, поднял глаза на дверь. В нее вошел незнакомый ему человек в костюме, за ним двое вооруженных автоматами охранников.
      – Ты, давай на выход, – сказал человек Роману, даже не глянув на его товарища по несчастью.
      Роман неохотно поднялся, подмигнул тоскливо глядящему на него Славе – дескать, не унывай – и вышел из камеры. Охранники слегка отступили, держа его в клещах нацеленных автоматов. Вышколены они были образцово.
      Дверь закрылась, Роман вслед за человеком в костюме и в сопровождении охраны прошел коротким коридором вперед, поднялся по ступенькам наверх и оказался в большом гараже, где стояло шесть автомобилей самых престижных марок, включая тот самый бронированный «Мерседес», за которым Роман гонялся по городу с тупым упорством гончего пса. Нетрудно было предположить, что владелец всего этого автохозяйства очень небедный человек.
      Не выходя из гаража, они вошли в длинный узкий коридор, ведущий в жилой дом. То тут, то там Роман видел крепких мужчин, многие из которых были при оружии. Создавалось впечатление, что дом охраняется небольшой армией.
      За окнами уже стемнело, но сколько точно было времени, Роман не мог определить. Зато он установил – поскольку вокруг не было видно ни светящихся уличных фонарей, ни окон соседних домов, – что дом стоит где-то на отшибе.
      Внутреннее убранство дома, сколько мог судить Роман по тем фрагментам, что попадались ему по пути, отличалось дороговизной отделки и широтой архитектурного размаха. Чувствовалось, что хозяин вообще не думал о деньгах и при строительстве дома руководствовался лишь желанием воплотить в жизнь все свои самые смелые амбиции.
      По лестничным переходам Романа ввели на второй этаж, открыли одну из дверей, и он оказался в огромном помещении. Что это было – гостиная, личный кабинет или библиотека, или сразу все вместе, он затруднился определить, ибо пышный декор – драгоценная мебель, паркет, книжные шкафы едва ли не до потолка, картины, скульптуры, бронза, хрусталь, парча и бархат – сбивал с толку и наводил на мысль о царских апартаментах.
      В глубине кабинета, в большом кресле, обитом кремовым бархатом, сидел жирный старик в мягкой домашней куртке, розовой сорочке и выглаженных брюках. Лицо старика с толстыми морщинистыми губами, широким носом и маленькими, внимательными глазками показалось Роману отдаленно знакомым. Напрягшись, он вспомнил, что видел этого человека то ли в казино, то ли на каком-то важном приеме. Как его зовут, он не помнил, но зато хорошо помнил ту атмосферу почтительности, которая его окружала.
      В кабинете находился и Николай, он молча стоял в двух шагах в стороне и чуть позади от старика. Двое охранников, которые привели Романа, остались, по молчаливому приказу Николая, при нем. Человек в костюме удалился.
      – Проходите, молодой человек, присаживайтесь, – надтреснутым голосом сказал старик, пришлепывая своими толстыми губами.
      Он указал Роману на стул напротив себя.
      Роман сел на стул, охранники, не отводя от него стволов автоматов, встали по бокам.
      – Нельзя куда-нибудь убрать этих киборгов? – спросил Роман, глядя в прозрачные глазки хозяина.
      – Увы, – приподнял старик серовато-лиловые руки с колен. – Нельзя. Есть сведения, что вы довольно опасны, поэтому мне пришлось прибегнуть к усиленной охране.
      – Какие еще у вас есть сведения на мой счет?
      – Не все сразу, мой милый, не все сразу.
      Старик со странной улыбкой разглядывал лицо Романа. Роман вдруг подумал, что точно с такой же улыбкой он смотрит обычно на понравившуюся ему женщину. От этого вывода ему стало как-то не по себе, даже анус инстинктивно поджался.
      – Желаете кофе?
      – Желаю, – кивнул Роман, на самом деле желая лишь затянуть подольше время и попытаться найти хоть какую-нибудь возможность выбраться отсюда. Большие часы-башня, стоявшие в углу, показывали десять минут двенадцатого. Долго же ему пришлось сидеть в подвале. – И, если можно, сигарет. Я курю «Лаки Страйк».
      – Кофе сейчас принесут, а вот от сигарет придется отказаться, – словно извиняясь, сказал старик. – Я не выношу табачного дыма и сразу начинаю задыхаться.
      – А я не выношу, когда меня бьют по голове и держат в грязном подвале, – запальчиво возразил Роман.
      – Ну, ты ведь сам рвался в этот подвал, не так ли? – улыбнулся старик, с неуловимой легкостью переходя то на «ты», то опять на «вы». – Так что пенять на кого-то, кроме себя, не следует.
      Он позвонил в серебряный колокольчик. Сейчас же открылась дверь, и вошел красивый юноша в белой курточке и обтягивающих стройные ноги голубых бриджах. Старик ласково попросил его принести кофе и снова обратился к Роману:
      – Итак, поговорим о деле. Я сегодня задержался в городе, дела, сами понимаете. Поэтому наша встреча несколько припозднилась. Но, как говорили древние, лучше поздно, чем никогда. Вы согласны?
      – А это имеет значение?
      – Действительно, не имеет, – улыбнулся хозяин. – Итак, что вы хотели сообщить мне по поводу Зимянина?
      – А вы и есть тот самый Родик?
      – Тот самый. Только для вас я Родион Алексеевич – видимо, учитывая разницу в возрасте, такое обращение будет более уместным.
      – А фамилию вашу можно узнать?
      – Отчего же… Поляков Родион Алексеевич.
      – Тот самый Поляков? – вспомнил Роман статью из какого-то журнала. – Владелец половины столичной недвижимости и четверти всех казино в России?
      – Наверное, тот самый. Но вы изрядно преувеличиваете размеры моего скромного имущества.
      – Только из лучших побуждений, поверьте. Очень рад знакомству. Мое имя вам, кажется, известно?
      – Безусловно. Мы навели о вас справки и, можете поверить, знаем о вас не меньше, чем ваше родное управление. Так что давайте говорить начистоту.
      – Давайте… При условии, что мы вместе с тем парнем, которого ваши идиоты по ошибке притащили сюда, выйдем отсюда целыми и невредимыми.
      – Давайте пока обойдемся без ваших условий, – поморщился Поляков. – Вы не в том положении, чтобы их диктовать.
      – Ошибаетесь. Да будет вам известно…
      – Не ошибаюсь, – перебил его Поляков. – Николай, объясните молодому человеку…
      Николай взглянул на Романа и сделал полшага вперед, но в этот момент вошел официант, принес кофе в полупрозрачном белом кофейнике.
      – Оставьте на столе, – приказал Поляков. – Спасибо.
      Когда официант вышел, играя выпуклыми ягодицами, Николай негромко заговорил:
      – Морозов Роман Евгеньевич, капитан ГРУ. Вам тридцать шесть лет. Учились на филфаке МГУ, но за драку с иностранцами были отчислены и ушли на срочную службу. Служили в Афганистане рядовым, в роте разведки. Там познакомились с полковником Антоновым, благодаря которому после срочной службы поступили в Высшую школу разведки. Выполнили ряд особо важных заданий. Имеете правительственные награды. Специалист по разрешению разного рода щепетильных ситуаций. Превосходный стрелок, мастер рукопашного боя, отличный аналитик. После смерти генерала Антонова попали в немилость. Известны своим непокорным нравом. Сейчас служите в отделе генерала Слепцова, с которым состоите в крайне натянутых отношениях. Играете на бирже, часто посещаете казино, где проигрываете большие – по вашему денежному состоянию – суммы. Прошлой ночью проникли в дом Зимянина с целью похищения информации личного свойства. Успешно выполнили задание. Но на дом напала группа неизвестных. Ушли из-под обстрела, сумев убить одного нападавшего и ранить другого. Сегодня генерал Слепцов запретил вам работать по делу Зимянина. Вы начали действовать самостоятельно. В данный момент никому не известно, где вы находитесь. Какие-то попытки разыскать вас не предпринимаются.
      Закончив доклад, Николай скромно отступил назад.
      – Что скажете теперь? – усмехнулся Поляков, глядя на онемевшего Романа. – Не такие уж мои люди идиоты, верно? Или мы в чем-то ошиблись?
      Роман молчал, переваривая услышанное. Была, конечно, в их работе утечка информации, и не раз, но чтобы столько сразу!
      – Пейте кофе, – напомнил Поляков. – Остынет – потеряет вкус. Сами нальете или вас обслужить?
      Роман механически налил кофе в тонкую фарфоровую чашечку, сделал глоток, не чувствуя вкуса. Вот так Коля-Николай, распотешил веселым рассказом. Закурить бы сейчас, освежить мозги, да и того нельзя.
      – И откуда же вы столько обо мне узнали? – спросил Роман. – Генерал Слепцов поделился?
      – У нас много друзей, – уклончиво сказал Поляков.
      – Зимянин тоже был вашим другом?
      – Безусловно.
      – Зачем вы решили убрать его? Перестал нравиться? – усмехнулся Роман, пытаясь разозлить Родика. – Джентльмены предпочитают стройных…
      Ему любой ценой нужно было вызвать старика на откровенный диалог, а для этого годились все средства.
      – Не хамите, молодой человек, – сузил глазки Поляков. – Я этого очень не люблю.
      – Тогда по какой причине вы решили убить его?
      – Я? Убить? С чего вы взяли?!
      – А разве не ваши люди были прошлой ночью в его доме? Судя по подготовке, они вполне на это способны.
      – Не говорите чепухи. Мои люди не имеют к этому никакого отношения. Бедный Сашенька был моим старым другом, а я друзей не убиваю.
      – Кому же тогда не угодил «бедный Сашенька»? Тем, кто похитил яйцо Фаберже на даче Байкова?
      Поляков сделал нетерпеливое движение.
      – Что вам об этом известно? – просипел он, отбрасывая светский тон.
      – Наверное, гораздо меньше, чем вам. Ведь это вы добыли яичко для Зимянина, не так ли?
      – Откуда вы знаете?
      Роман усмехнулся, медленно отпил из чашки. Значит, он попал в десятку со своей догадкой.
      – Кофе неплох, но, на мой вкус, заварен слабовато…
      – Отвечайте, – с угрозой сказал Поляков. – О кофе мы поговорим в другой раз.
      – Хорошо, я отвечу. Случайно заглянув в мусорную корзину Сашеньки, я нашел одну любопытную записку, которую он по своей беспечности не уничтожил. Он ведь был довольно беспечен, ваш бедный друг?
      – Продолжайте, – потребовал Поляков.
      – В записке было не много слов, но из них я понял, что Зимянин должен Родику еще две цистерны за яйцо Фаберже. В ящике стола я нашел маленький блокнотик, где среди прочих имен стояло имя Родик…
      Николай протянул хозяину интимный блокнотик Зимянина, отобранный при обыске у Романа. Тот полистал странички, глянул на Романа:
      – Этот?
      – Именно, – кивнул Роман. – Ну, а дальше вам все известно.
      – И это все, на чем вы построили вашу версию?
      – Все.
      – Негусто, – заметил Поляков, покосившись на Николая.
      – А я вам что говорю? Можно, я пойду домой? А то я загостился у вас, а у меня дома рыбки не кормлены…
      – Стало быть, не найди вы этой записки, вы бы на меня не вышли? – спросил Поляков, словно не услышав последних слов Романа.
      – Я – да. Но те, кто убрал Зимянина, знают о вашем существовании без всякой записки и, надо полагать, уже готовят на вас нападение.
      – Что вы несете? Зачем им нападать на меня?
      – А затем же, зачем и на Зимянина. Вы тоже являетесь нежелательным свидетелем и, стало быть, подлежите ликвидации. И, я думаю, с этим тянуть не будут.
      Поляков снова переглянулся с Николаем. По его жирному лицу пробежала тень тревоги.
      – Меня не так-то легко достать. Я хорошо защищен, и мои люди готовы к любому нападению.
      – Да, я видел. У вас здесь целый гарнизон. Именно поэтому вы пока живы. Но, поверьте мне, это очень скоро будет исправлено. Я видел, как работают те люди. Их было немного, но если их число утроить, они без труда перебьют всю вашу охрану и доберутся до вас.
      – Не знаю, с какой целью вы пытаетесь напугать меня, – проворчал Поляков. – Но здесь мне опасаться некого.
      – Возможно, я сгущаю краски, – согласился Роман. – Натерпелся прошлой ночью страху, знаете ли, вот и мерещится сейчас всякая жуть. Трупы все да трупы… Давайте лучше поговорим о другом.
      – О чем же?
      – О том о сем. Например, мне бы очень хотелось узнать, кому понадобились цистерны с кислотой? Ведь это именно вы имели дело с заказчиком, не так ли?
      Поляков снова недовольно шевельнулся в своем кресле, отводя взгляд.
      – Я на ваши вопросы ответил, – кротко заметил Роман. – Давайте играть по-честному.
      – Что вам это даст? – возразил Поляков. – Отсюда вам уже не выйти, так какой прок в том, что вы узнаете?
      – Профессиональный интерес, – улыбнулся Роман, не подавая виду, что у него внутри все похолодело после заявления Полякова. – Мне будет намного легче умереть, зная истинные обстоятельства дела.
      – Как хотите, – подумав, дернул плечом Поляков. – Мне все равно не спится, так почему не поговорить с милым молодым человеком еще немного?
      Он полностью овладел собой и опять взял легкий тон светского человека. Если слова Романа поначалу лишили его привычного спокойствия, то он снова очень быстро уверовал в свою защищенность. Старый хитрец понял, что со стороны Романа ему ничего не грозит, и решил развлечься напоследок.
      – Кому же понадобились цистерны с кислотой? Или с чем-то другим? – спросил Роман.
      Он напустил на себя невинный и немного блаженный вид, словно его будущая судьба была ему безразлична. А сам мысленно намечал сценарий своих действий. Сейчас усыпить, насколько это возможно, бдительность охраны и, улучив момент, наброситься на одного из охранников, завладеть его автоматом и попытаться пробиться к выходу. Понятно, что осуществить этот план почти невозможно. Охранники стояли не слишком близко и держали пальцы на спусковых крючках. Только сделай одно угрожающее движение – и они мгновенно откроют огонь. Да и Николай, стоя напротив, не дремал, стерег каждый жест. Он выхватит пистолет из кобуры в секунду. Пока что он не демонстрировал свои навыки обращения с оружием – не было как-то случая, но, надо думать, как только этот случай представится, он им воспользуется с удовольствием.
      – Именно с серной кислотой, мой молодой друг, – подтвердил Поляков. – Было заказано шесть десятитонных цистерн с серной кислотой.
      – Кем было заказано?
      – Вы понимаете, что, услыхав ответ на этот вопрос, вы окончательно подписываете себе смертный приговор?
      – А разве он и так не подписан?
      – Да, вы правы, – нахмурился Поляков. – Видит бог, я не кровожадный монстр, но вы, Роман, зашли слишком далеко в своем усердии. Теперь я, хотя бы ради своей безопасности, не могу оставить вас в живых. Ибо вы, насколько я разбираюсь в людях, из тех, что не продаются. Даже за очень большие деньги. Я прав?
      – Я еще не слышал цену, – заметил Роман.
      – Ха-ха-ха, – задрал обвислое горло Поляков. – Вы пытаетесь торговаться? Напрасно. Даже если мы с вами сойдемся в цене, я все равно не смогу спать спокойно, отпустив вас с миром. Но возможен другой вариант…
      Роман вопросительно глянул на старика – к чему тот ведет? Глаза Полякова сузились, губы сложились в пухлую сладкую улыбочку.
      – Вы, Рома, красивый мужчина, – прошамкал старый развратник. – Если бы мы смогли стать близкими друзьями, может быть, я изменил бы решение…
      Его замаслившиеся глазки так огладили Романа, что того передернуло. Что теперь, дать согласие и уединиться в спальне с этим мерзким гнусом? И всю ночь ублажать его, как бедный Люсьен ублажал минувшей ночью «Сашеньку»? Хорошая возможность сохранить себе жизнь. Вот только существом какого пола себя после этого считать?
      Роман покосился на Николая. Тот смотрел как ни в чем не бывало, видно, ко всему здесь привык. Немало, надо полагать, платит ему Родик за труды.
      – Наверное, мне поздно искать новых друзей, – сказал Роман. – Характер у меня сложный, знаете ли…
      – Я так и знал… – поскучнел Поляков. – Жаль, но вы не оставляете мне выбора.
      – Так кто же все-таки заказал кислоту? – упрямо спросил Роман. – Вы мне так и не ответили.
      – А ты зануда, – разозлился Поляков. – Ладно, слушай, если тебе станет хоть на секунду легче…
      Николай сделал предупреждающее движение, но старик небрежно отмахнулся:
      – Да ничего, пусть узнает. Ведь он для этого искал меня, старался. Блокнотик вот Сашенькин добыл, мне принес. Конторе своей меня не выдал. Заслужил… Итак, вот вам, товарищ капитан, весь расклад. Еще осенью мне предложили купить территорию бывшей воинской части. За смешные деньги, почти даром. Два гектара земли с кирпичными постройками. Часть эта расположена чуть ли не в центре Петербурга. Если сделать там развлекательный центр на европейский манер – это золотое дно. Естественно, я не мог отказаться от этого приобретения. Но мне поставили одно условие: взамен я должен достать такое-то количество кислоты. Здесь проблем не было, и деньги на это тратились несерьезные, но им нужно было, чтобы этот товар нельзя было проследить ни по одному документу. Я обратился к Сашеньке Зимянину, моему старому другу, с просьбой продать мне требуемую партию кислоты. Ведь у него свой химкомбинат. Но он наотрез отказался продавать кислоту на таких условиях. Он, видите ли, не хочет снова очутиться на тюремных нарах (в молодости он отбывал срок за какой-то пустяк). Тогда меня спросили, чем можно заинтересовать Сашеньку? Я знал, что Сашенька – страстный коллекционер изделий Фаберже. Но у него не было ни одного яйца, и он был готов на все, чтобы его заполучить. Я сказал об это тому человеку, с которым вел переговоры, и он согласился достать яйцо для Сашеньки. Тот не устоял и пообещал отпустить кислоту на предложенных условиях… Честно говоря, я не думал, что это выльется в такую мясорубку, но, в конце концов, почему я должен брать на себя ответственность за чужие грехи? Я лишь был передаточным звеном, не более…
      – А вы не спрашивали себя, для чего могло тайно потребоваться такое количество кислоты? Ведь на ее основе можно сделать отравляющий газ и убить тысячи людей… – с негодованием начал Роман.
      – Я вас умоляю… – поднял руки Поляков. – Не надо мне рассказывать на ночь эти страшные истории. У меня очень чуткий сон. И потом, кислоту покупал человек русский, генерал, а такие людей не травят. Скорее всего, тут какая-то хозяйственная афера.
      – Слишком сложно для хозяйственной аферы. Вместо того чтобы сразу обратиться к Зимянину за кислотой, решили действовать через посредника и обратились к вам, зная о ваших дружеских отношениях. Вам не кажется, что здесь все кем-то очень хорошо рассчитано? И рассчитано с очень ясной целью – получше замести следы. А чтобы их замести окончательно, не остановились даже перед убийством Зимянина. И пока вы живы, они будут вести охоту за вами.
      Поляков покосился на Николая, словно прося его защитить себя от слов Романа.
      – Все это звучит довольно логично, молодой человек, но не убедительно. За мной охотились столько людей, что я давно потерял им счет. Как видите, я до сих пор жив. Поэтому перестаньте меня запугивать.
      – Воля ваша, перестану. Но назовите хотя бы фамилию этого генерала? Род войск…
      – Вы меня утомили, – пожаловался Поляков. – Эдак я всю ночь буду вам рассказывать. Пожалуй, нам пора расставаться.
      Он красноречиво глянул на Николая.
      – Но что будет с тем парнем? – спросил Роман, уже наметив, как он будет действовать.
      Завладеть автоматом не удастся, охранники по обе стороны стояли слишком далеко. Роман видел по их реакции на каждое его движение, что они предполагают нападение на них и готовы к нему. Но если направление атаки резко изменить, пожалуй, они ничего не успеют сделать. Надо лишь немного потянуть время…
      – Каким парнем? – простонал Поляков.
      – Которого по ошибке взяли в кафе.
      – А, этот… Ну, ошибки надо исправлять, не так ли? Вас проводят.
      – Но мальчишка ни в чем не виноват, – запротестовал Роман. – Он ничего не знает. Не видел ни дороги, ни дома, ни вас, в конце концов. Если его припугнуть, он будет молчать до конца жизни.
      – Это верно, – улыбнулся Поляков.
      – Вы чудовище, – сказал Роман.
      – Возможно. Но и вы – не ангел. И потом, зачем вы перекладываете на меня ответственность? Ведь это вы втянули постороннего человека в вашу игру, а я всего лишь от вас защищаюсь. Так кто из нас хуже?
      Роман, как бы смирившись с его доводами, обреченно повесил голову.
      – Позвольте хотя бы кофе допить, если покурить нельзя, – промямлил он.
      – Ради бога, пейте… Вы же в гостях. Хотя какое удовольствие пить остывший кофе?
      – Не скажите…
      Роман поднял левой рукой блюдечко с чашкой, сделал неторопливый глоток, показывая всем своим видом, что ему страшно, но что он всячески старается это скрыть и оттягивает момент расправы. Ведь его могли пристрелить прямо здесь, и все присутствующие это хорошо знали. Но как-то неудобно стрелять в человека, пока он допивает чашку кофе. Пусть уж перед смертью порадуется.
      – А где моя машина, позвольте узнать? – глянул он на Николая.
      – Зачем она вам? – вместо Николая спросил Поляков.
      – Вдруг наследники объявятся? Все ж – имущество.
      – Поставили на стоянку возле Павелецкого вокзала, – без выражения сообщил Николай.
      – Умеете работать, – «жалко» улыбнувшись, похвалил Роман.
      – А то…
      Главное, не переиграть, чтобы не испортить все раньше времени. Еще один глоток – а затем разбить блюдце о стол, одновременно броситься к Полякову и приставить ему осколок блюдца к шее. Едва ли охранники откроют огонь в сторону хозяина, ведь пули могут срикошетить и попасть в него… У этого тонкого фарфора скол острее, чем стальное лезвие, и Николай не может этого не знать. Одним движением можно перехватить горло от уха до уха. Взять старика в заложники, для пущего эффекта порезать слегка ему шкурку – пустить немного крови, затем продиктовать свои условия. Выполнят как миленькие, эта развалина трясется за свою жизнь, и, увидев собственную кровь, Поляков будет согласен на все, лишь бы остаться в живых.
      Роман лениво сдвинул ноги (на самом деле готовясь к броску), сделал последний глоток, зажал покрепче край блюдца – и в этот миг грохнул страшный взрыв. В помещение вместе с осколками пуленепробиваемого окна и огненной вспышкой ворвалась взрывная волна, сметая все на своем пути.
      Роман вместе с остальными упал на пол, но быстро откатился в сторону, под прикрытие тяжелого дивана. Не успел он спрятаться за диван, в пролом окна один за другим стали запрыгивать люди в уже знакомой Роману черной униформе и масках.
      Один из охранников и Николай не растерялись и открыли дружный огонь по нападающим. Второй охранник лежал в луже крови – острый, как штык, осколок стекла насквозь пропорол ему грудь.
      Двое из нападавших были убиты на месте, еще трое рассыпались по комнате, прячась за мебелью. Во всем доме слышалась яростная стрельба и взрывы гранат. Роман понял, что худшие его предсказания сбылись. Дом-крепость Полякова был атакован большими силами.
      Николай с охранником с одной стороны и трое нападавших с другой вели перестрелку. О Романе на время забыли.
      Он поискал глазами Полякова. Тот лежал гнилой колодой на полу, вытаращив глаза и задыхаясь. Было похоже, что его ранили.
      Роман перекатился по полу, схватил автомат убитого охранника и подобрался к Полякову:
      – Что с вами?!
      – Спасите меня, умоляю, спасите… – захрипел тот.
      Роман увидел боковым зрением черную тень, метнувшуюся в его сторону, и дал по ней длинную очередь, выпустив за раз едва не половину рожка. Нападавший, разбрызгивая кровь из головы, отлетел к стене. Его товарищи на время затаились.
      – Вы ранены? – спросил Роман, отыскивая возможные ранения на теле Полякова.
      – Не знаю… Не могу встать. Помогите мне! Вытащите отсюда! Я вам заплачу…
      Старик не был ранен, но при падении получил контузию и не мог передвигаться самостоятельно.
      – Я помогу вам, – пообещал Роман, – но вы сначала назовете мне имя того человека…
      Снова загремели выстрелы. За их шумом Поляков не расслышал, о чем его спрашивали, и Роману пришлось повторить вопрос, крича в самое ухо:
      – Как зовут того человека, который заказал кислоту?!
      – Беляев… Генерал-майор Беляев, – торопливо зашептал старик, теряя силы.
      – Какие войска? Какой округ? Как его найти?
      – Не знаю… У него в петлицах были крылья… И шрам на шее, возле челюсти. Ах, вытащите меня отсюда!
      «Куда? – подумал Роман. – Они пришли за тобой и не уйдут, пока не прикончат тебя. Старый дуралей, не поверил мне. Думал, деньги защитят от всех…»
      В комнату из коридора подоспела подмога в лице двух охранников и здоровяка Степана. Степан, зыркнув на Романа, бросился на помощь к Полякову, но был тут же убит засевшим возле окна бойцом.
      Метким выстрелом Николай сразил стрелка. Присев за шкаф и перезарядив пистолет, он глянул на Романа. Роман понял, что Николаю пришли в голову те же мысли, что и ему. Спасти Полякова было невозможно. Нужно было срочно спасаться самим.
      В этот миг в комнату сквозь пролом влетела граната, за ней еще несколько. Из них с противным шипением густо повалил слезоточивый газ. Нападавшие, видя, что их атака захлебнулась, запросили помощи снаружи.
      Вслед за гранатами запрыгнули еще три бойца в черном. На них уже были надеты противогазы. Теперь все решали секунды.
      Роман сдернул покрывало с кресла, закрыл нижнюю часть лица. Газ уже заполнил всю комнату.
      – Спасите меня… – побурев до синевы, захрипел Поляков, хватая Романа за рукав. – Спасите… Генерал Беляев! Я говорю вам правду! Спасите меня…
      Роман метнулся к выходу, чувствуя, что у него начинают чесаться глаза. Нет, дорогой, теперь спасайся кто как может, уж не взыщи.
      – Я с тобой, капитан! – крикнул Николай, тоже закрыв лицо какой-то тряпкой. Он яростно отстреливался от напавших, которые настойчиво продвигались все ближе и ближе к середине комнаты.
      Поляков выгнулся в мучительном кашле, испуская дух. Ветхое его тело, поддерживаемое диетой и лекарствами, быстро растеряло остатки жизненных сил. Он и так был не жилец, а заглотнув убийственную порцию газа, сломался окончательно.
      Николай лишь на долю секунды задержался возле хозяина, убеждаясь, что ему уже ничем нельзя помочь, и вслед за Романом выскочил в дверь.
      – Надо пробиваться к гаражу! – крикнул он Роману.
      Роман кивнул и побежал к лестнице. Повсюду кипела перестрелка. То тут, то там завязывались яростные стычки. Как долго продлится бой, сказать было трудно. Возможно, нападавшие, узнав о смерти хозяина дома, поспешат ретироваться. Возможно, они не успокоятся, пока не перебьют всех, – ведь им нужно эвакуировать своих убитых и раненых. А также убрать всех свидетелей нападения.
      В любом случае задерживаться здесь не стоило. Роман знал, что его уж точно не выпустят живым отсюда. Не те, так эти прикончат. Он теперь для всех неугодный свидетель. Если люди Полякова сумели раскопать о нем столько сведений, то и нападавшие уже наверняка знают о нем всё. Вряд ли им было известно, что он находится здесь в качестве пленника Полякова. Но как только они это узнают, шлепнут без всяких церемоний. Еще и порадуются, что одним выстрелом сразу двух зайцев укокошили. Так что надо уносить ноги под шумок, а там – как бог даст.
      Роман выскочил на лестницу и тут же отпрянул назад, увидев внизу черные силуэты. Чтобы пробраться к гаражу, нужно было ввязаться в тяжелый, неравный бой. Один он ничего не сможет сделать.
      У стены, метрах в трех, лежал труп мальчишки-официанта. Белая его курточка и голубые бриджи были залиты кровью, детское еще лицо искривлено гримасой жестокой боли.
      У Романа сжалось сердце. Чуть было не забыл – надо ж вызволить того недотепу в подвале, застрелят ведь, как куропатку!
      Засев на втором этаже, под прикрытием дубовых балясин и перил, защитники дома отстреливались от нападавших. Человека три лежали неподвижно, истекая кровью. Остальные упорно сопротивлялись. Но Роман понимал, что шансов выжить у них немного.
      Николай, вооружившись на бегу автоматом, взятым у одного из покойников, подобрался к Роману и дал очередь вниз. Нападавшие, потеряв одного человека, залегли кто куда, открыв ответный огонь.
      Роман присоединился к Николаю, хотя патроны у него были на исходе. Он поставил переключатель на одиночный огонь и прицельно бил одной, двумя пулями.
      – Пошли! – крикнул Николай, бросаясь по лестнице вниз в момент затишья.
      Роман ринулся за ним. Вокруг густо застучали пули, но он вслед за Николаем скатился на первый этаж и свернул в коридор, ведущий к гаражу.
      Но едва они сделали несколько шагов, со стороны гаража прогремела очередь – и Николай, бежавший первым, нелепо покатился по полу, выронив автомат. Вся его широкая грудь была разворочена пулями.
      Роман сгоряча выпустил все патроны в направлении засады и, подхватив автомат Николая, отбросив за ненадобностью свой, помчался вперед.
      Ему повезло – сидевший в засаде «черный» боец был убит его отчаянной очередью.
      Роман вырвал из его руки автомат, забросил за плечо. В этой катавасии чем больше оружия, тем лучше.
      Он выскочил в гараж и побежал к подвалу. В гараже пока никого не было, но каждую минуту сюда могли ворваться либо нападавшие, либо осажденные. Ни с кем из них встречаться Роману не хотелось.
      Спустившись в подвал-острог, он открыл запертую на толстую задвижку дверь камеры.
      Внутри никого не было. Вот это номер. Куда же он девался?
      – Слава, ты где?!
      Тишина.
      Роман, ничего не понимая и боясь потерять драгоценное время, хотел уже бежать обратно, когда вдруг услышал знакомый звук.
      – И-гк! – звонко донеслось из глубины камеры.
      – Слава, ты куда залез?! – крикнул Роман.
      Покрышки в углу зашевелились, из-за них показалась голова Студента. Роман не мог сдержать улыбки. Ну, проныра, хорошее укрытие нашел.
      – Там что, война… ик?.. – спросил Слава, увидев обвешанного автоматами Романа.
      – Маскарадный вечер. Давай на выход!
      – А может, я лучше… ик… останусь тут?
      – Жить хочешь?
      – Х-хочу… игк!
      – Тогда давай за мной. И шевелись веселей!
      Они выскочили из подвала, и Роман подбежал к одному из трех бронированных джипов, стоявших в гараже. Громко икая, Слава поспешал за ним.
      – Открой ворота! – приказал ему Роман. – Я заведу двигатель.
      Слава кивнул, икнул и взглядом начал искать ворота.
      Роман рванул дверцу. Слава богу, открыта. Да и кому нужно было в этой крепости запирать машину?
      – Давай к воротам! – рявкнул он на Славу.
      В этот миг в гараж со стороны дома вбежали трое человек в черных комбинезонах.
      – Это он! – громко крикнул один из них, увидев Романа, стоявшего у машины.
      Роман незамедлительно дал по ним очередь из автомата. Этой очередью он опустошил предпоследний магазин, но налетчики попрятались за колонны, что дало ему несколько секунд форы.
      – Прыгай в машину! – рявкнул он на Славу, который при виде ворвавшихся в гараж автоматчиков оцепенел от ужаса. Грохот выстрелов вообще парализовал его.
      Роман схватил его за шиворот и закинул в салон, не особенно заботясь о том, как он там приземлится. Едва он, отпихнув ноги Славика, вскочил следом и захлопнул дверцу, по машине ударил целый сноп пуль.
      Пули были не страшны броне и стеклам джипа, но гранаты могли лишить его возможности передвигаться, и, понимая это, Роман торопливо заводил двигатель, благо ключ торчал в замке зажигания.
      Мотор завелся моментально и успокоительно заревел своим могучим нутром, заглушая грохот выстрелов.
      Двери гаража были закрыты, и, чтобы пробить их, требовалось идти на хорошей скорости. Но набрать нужную скорость на расстоянии в шесть метров было весьма проблематично. Роман до упора дал газу на нейтральной передаче, чуть выждал, чувствуя, как яростно трясется машина, и врубил скорость. Он сильно рисковал: двигатель от такого обращения мог заглохнуть, а их уже окружали и наверняка собирались забросать гранатами…
      Но джип не подвел и, едва не встав на дыбы, рванул вперед. Ударив стальным бампером в ворота, он вышиб их вместе с петлями и выскочил во двор, напоминая громадного разъяренного быка. Кто-то шарахнулся из-под колес, еще кого-то, менее проворного, мягко переехали обоими мостами. Роману было все равно, кто попал под колеса, здесь сплошь все были его враги, и сейчас он бился только за самого себя.
      Расположение построек и дорожек ему было неизвестно. Рванув из гаража вперед в надежде натолкнуться на выездные ворота, он увидел перед собой глухой кирпичный забор, который джип не смог бы протаранить и на максимальной скорости.
      Роман включил фары и, вертясь по двору, пытался понять, где находятся ворота. В задние и боковые стекла стучали железным градом пули. Слава сполз на пол, под сиденье, и лежал там, прикрывая голову обеими руками. Роману было не до него. Если срочно не отыскать ворота, можно заехать в какой-нибудь тупик и застрять там к чертовой бабушке.
      Сбоку рванула граната, отчего джип хорошенько подкинуло на ходу. Но больших повреждений он не получил, и Роман, увидев какой-то поворот за кустами, направился на полной скорости туда…
      Дорога, плавно сворачивая, шла под небольшой уклон. На спидометре было сто двадцать. Если впереди река или пруд-купальня – пиши пропало.
      Но фары высветили толстые ребра ворот и будку КПП при них! Наконец-то. Ну, газу!
      Джип всем весом ударил в трехметровые ворота из кованого железа. От удара ворота с грохотом упали на землю, – дорога была свободна. Джип сильно занесло, он едва не перевернулся, но Роман совладал с рвущейся из рук баранкой и, выправившись, помчался вперед.
      Дорога сначала шла по открытой местности, но примерно через триста метров начался густой лес по обе стороны. Роман все набирал скорость, зная, что за ними может начаться погоня, и у кого больше шансов в этой погоне победить, сказать трудно. Скорее всего, у тех, кто будет сидеть на «хвосте». Ибо на их стороне численный перевес, и, кроме того, неизвестно, какими техническими возможностями они обладают. Вообще, запросто можно было предположить у них наличие вертолетов. А если так, на машине от них далеко не уйдешь. Знать бы свое местоположение, так хоть можно было бы попытаться доехать до поста ГИБДД. Но дорога была пустынной, ни одного указателя, один лес стеной стоит пообочь, и куда тут ехать, бес его знает.
      А тут еще стрелка топливного прибора подползла к нулю. Все как нарочно. Не хватало только встать посреди дороги прямо перед носом погони. Нате, берите нас тепленькими.
      Чертыхаясь про себя, Роман замедлил ход, осторожно съехал с дороги, чтобы не оставить следов на обочине, и, лавируя среди деревьев, поехал в глубину леса.
      Продравшись вперед метров на двести и уткнувшись в заваленную буреломом канаву, он заглушил двигатель и открыл дверцу, прислушиваясь.
      Сначала было тихо, но потом он услыхал рев моторов. По дороге одна за другой промчались несколько машин. Все ясно. За ними шли большие силы. Покамест эти силы пролетели мимо. Но как знать, не вернутся ли они скоро назад, заметив ошибку, и не станут ли прочесывать лес в поисках пропавшего джипа.
      – Ты как там? – спросил Роман Славика, так и сидевшего на полу под сиденьем.
      – Кажется, нормально… – отозвался тот.
      – Подымайся, приехали.
      – Мы что, останемся здесь? – спросил Славик, глянув на черноту обступившего их леса.
      Роман сначала не понял, чего не хватает у его лихого напарничка. Потом сообразил: да он же перестал икать! Так, бедный, перепугался в гараже, а затем во время дикой гонки по двору, что икоту как рукой сняло.
      – Нет, здесь останется машина. А мы пойдем дальше.
      – Куда?
      – Куда глаза глядят.
      – А куда они глядят? – поинтересовался Слава. – Я лично ничего не вижу.
      – Эти парни скоро вернутся, – сказал Роман. – Если они найдут машину, то пойдут за нами и очень быстро нас догонят. Они этому обучены и дело свое знают. Так что если ты не хочешь снова превратиться в пленника, раскрывай глаза пошире и – вперед. Ясно?
      – Ясно, – отозвался невесело Слава, вылезая за Романом из джипа.
      Роман заглянул в «бардачок» и нашел там фонарик. Очень нужная вещь, особенно в ночном лесу. Луна спрятана за облаками, кругом ни зги не видать. Без фонаря можно либо глаза лишиться, наткнувшись на сучок, либо ногу подвернуть на скользком корне.
      – Кто это такие? – спросил Слава.
      – Ты о ком?
      – Ну, эти люди? В черном?
      – Эти? – переспросил Роман, торопливо заваливая крышу и капот джипа ветками. – Не слишком хорошие это люди, Слава.
      – Вы думаете, я этого не понял?
      Слава все более обнаруживал некоторую ироничность ума, что не совсем понравилось Роману. Паренек явно не догоняет, что худшее еще только начинается.
      – Слушай меня внимательно, Слава, – сказал Роман, закончив работу и решив, что увидеть джип с воздуха, да еще на скорости, будет трудно. – Чем меньше ты знаешь, тем для тебя спокойнее. Самое лучшее, что лично ты можешь для себя сделать, – это навсегда забыть все, что ты видел и даже слышал. Этого не было, ты меня понимаешь? Это был сон, а рассказывать свои сны вовсе не обязательно. Понимаешь?
      – Понимаю, – слушая во враждебной темноте отрывистые, жесткие фразы Романа, притих Слава.
      – Никому ни слова, ни полслова. Твоя жизнь сейчас ничего не стоит, и сохранить ее можно только при условии полного молчания. Хочу, чтобы ты это понимал очень хорошо, потому что твое спасение в твоих руках. А теперь иди за мной и постарайся ничего себе не повредить, ибо один я далеко тебя не унесу.
      Посвечивая фонариком себе под ноги и вперед, Роман полез через канаву. Она была неглубока, но набита сухими сучьями, и пришлось изрядно попотеть, вылезая из нее. Слава попискивал сзади, и Роман то и дело протягивал ему руку, помогая вытаскивать ноги.
      После канавы идти стало легче. Лес был сосновый, местами с березовым подлеском. Иногда из-за облаков выглядывала луна, разливая вокруг белый призрачный свет. Тогда Роман выключал фонарик, экономя питание, и шел в полумраке, ориентируясь на Полярную звезду.
      Но куда они идут, он не представлял. Можно было зайти в такие дали, что погоня уже будет не самым большим злом. Одно утешало: если Слава говорит, что ехали час или немного больше, то очень далеко заехать не могли и находились где-то в Подмосковье. Леса там серьезные кое-где еще сохранились, можно заблудиться, и надолго. Но все-таки Подмосковье – это не тайга, и рано или поздно либо к шоссе, либо к населенному пункту выйти все же можно.
      Время от времени делали короткие привалы. Ослабевший Слава сразу падал на землю, тяжело дыша. Роман сидел, прислонившись спиной к стволу дерева, и внимательно прислушивался к звукам.
      До сих пор в тихом лесном шуме, кроме редких криков ночных птиц, он не слышел ничего подозрительного. Вертолета тоже не было слышно, что внушало легкий оптимизм. Без вертолета преследователи вряд ли обнаружат джип, а не найдя джип, они не будут знать, в каком месте потеряли след беглецов.
      Вообще, не догнав джип по дороге, они могут решить, что он попросту ушел он них далеко в отрыв, и на этом прекратят погоню, как потерявшую всякий смысл.
      Прошло часа три. Звуков погони Роман так пока и не уловил. Теперь он делал привалы минут по двадцать, жалея своего напарника. Слава совсем выбился из сил и готов был уснуть прямо на холодной, влажной земле. Он даже предложил – довольно робко – разжечь костер и дождаться возле него утра. Но Роман это предложение сурово отклонил, и Слава больше о костре и ночевке не заикался. Плелся послушно сзади, трясясь от холода, да торопливо валился на землю, как только Роман делал очередную остановку.
      Так они добрались до неширокой просеки. Просека – это уже вполне определенный след человеческой деятельности. Для заблудившихся грибников это что-то вроде лесной дороги. Правда, концы у этой дороги бывают разные. Не туда пойдешь – будешь тащиться через весь лес, а порой это не один десяток километров.
      Но беглецам повезло. В левом конце просеки Роман заметил какое-то слабое мерцание. Он выключил на всякий случай фонарик и двинулся на источник света. Слава, чуя скорый отдых, прибавил ходу.
      Через четверть часа они вышли на опушку леса и увидели невдалеке белые прямоугольники колхозной фермы. Над одним из коровников горела лампочка под жестяным абажуром, ее-то рассеянный свет и вывел путников из леса.
      Избегая освещенных мест, Роман обошел коровник с другой стороны и вошел в его раскрытые, перекошенные ворота. Внутри горела единственная на все помещение тусклая керосиновая лампа. Печальные, тощие коровы, медленно двигая челюстями, смотрели на вошедших без любопытства, как смотрят тяжело больные люди. Крепко воняло навозом. Лениво шуршали в кормушках крысы.
      Никого, кроме коров, не найдя, Роман вышел из коровника и, подумав, направился к домику конторского типа, стоящему метрах в двадцати. Автомат, «АКС-74У», который он забрал возле гаража у застреленного им «черного» и захватил с собой, Роман укутал в свою куртку, чтобы не пугать без надобности местных жителей.
      Окна в конторе не горели, но у Романа были свои соображения. И недаром.
      Едва они вместе со Славиком, который рвался залечь до утра в коровнике, подошли к конторе, из-за закрытых дверей послышался визгливый собачий лай. Роман стукнул в дверь – пес затявкал пуще, явно стараясь не испугать пришельцев, а разбудить кого-то в доме.
      – Тиш-ша, твою дивизию… – прикрикнул кто-то на собаку. – К-какого ты хрена брешешь середь ночи?
      Человек тяжело закашлялся, монотонно матерясь между приступами. Роман снова стукнул в дверь.
      – Да иду, иду… – проворчал сторож. – Счас… Кому там не спится, полуночники?
      В окне зажегся свет, послышались тяжелые шаги, и дверь открылась. На пороге стоял пожилой человек в телогрейке и кирзовых сапогах, высокий, костлявый, чем-то напоминающий коров, которых он сторожил. К его ноге жалась ворчащая на незнакомцев собачонка.
      – А вы кто такие? – сильно удивился сторож, увидев незнакомые лица.
      – Мы из города, заблудились в лесу, – вежливо сказал Роман. – Не пустите нас до утра?
      Сторож что-то усиленно соображал, не предпринимая, впрочем, никаких действий. Из домика несло перегаром, чесноком и махоркой. Запашок был еще тот.
      «Может, в коровнике спать было бы и посвежее?» – подумал Роман.
      – А че вы заблудились-то? – спросил наконец сторож.
      – Отдыхали с друзьями. На шашлыки ездили. Пошли в лес погулять с другом, выпившие, ну и заплутали. Леса-то у вас знатные, трудно не заблудиться.
      – Леса-то? – снова задумался сторож. – Да тут лесу того три сосенки да два пенька осталось. Вы бы раньше посмотрели, какие тут были леса. О-о! Для самого Петра Первого сосны корабельные отсюда возили…
      – Так что, пустите? – напомнил Роман, глянув на Славу, едва стоявшего на ногах.
      – Да заходите, люди добрые, – спохватился сторож. – Че мне, халупы этой жалко? Во, давай сюда, на лежак. Парнишка-то, смотрю, совсем сморился. Чайку, может, попить? У меня тут в чайнике заварено. Хлебушко вот есть, свежий, только сегодня купила старуха…
      – Не отказались бы, – сказал Роман, в изнеможении садясь на широкий лежак, заваленный тряпьем.
      Автомат, завернутый в куртку, положил под рукой. Как знать, в какой момент он может пригодиться.
      Роман тоже устал и продрог. В каморке хоть и воняло, но было тепло и уютно благодаря натопленной печурке в углу. Слава так и растянулся на лежаке. Но когда сторож налил в старые железные кружки чаю и выложил на стол полкаравая хлеба, вскочил и жадно налег на нехитрое угощение. Потом как мертвый рухнул на лежак и тут же уснул, наплевав на все опасности сразу.
      Роман тоже попил чайку, пожевал хлебца, отвечая на расспросы сторожа. Тот особо не пытал, видя, что люди устали, и тем охотнее отвечал на вопросы Романа. Он и выпить предложил «для сугреву», но Роман вежливо отказался, выкурив лишь «козью ножку», набитую забористым самосадом.
      Выяснилось, что их занесло в деревеньку Борок, сидевшую среди лесов в пятнадцати верстах от города Белоусово Калужской области (далеконько от Москвы выстроил Родик свою крепость – да все равно не сумел спрятаться от убийц). До города, то есть до Белоусова, можно добраться утром на рейсовом автобусе, а там уж чем-нибудь и до Москвы.
      Задерживаться на ферме Роман не хотел. Мало ли куда зайдет погоня в своих поисках? Вдруг и сюда доберется. Так что долго рассыпаться не резон. Часика два соснуть – и дальше.
      Он прилег возле Славы, попросил сторожа разбудить его, как только начнет светать, и моментально уснул. Сторож поместился на широкой лавке и тоже задремал, привычный ко всякого рода ночным беспокойствам.
      Через полтора часа Роман, словно увидев дурной сон, подхватился и начал будить слабо отбивающегося Славика. Тот не хотел вставать ни в какую, даже пробовал ругаться, но Роман кое-как его растолкал.
      – Пусть бы парень еще подремал, на улице совсем темно, – сказал, проснувшись на шум, сердобольный сторож, глядя на шатающегося Славика, который, не открывая склеенных глаз, так и норовил завалиться обратно на теплый лежак.
      – Когда первый автобус до города? – спросил Роман, удерживая Славу в вертикальном положении.
      – Да не скоро еще… Спали бы, чего спешить?
      – Надо, отец. Спасибо за прием, всего хорошего.
      Роман сунул под мышку сверток с автоматом, вытащил Славика из дому и, узнав напоследок у сторожа, где находится шоссе, направился туда. Время дорого. Сейчас «черными» людьми организовываются масштабные поиски капитана Морозова. Если не добраться до надежного убежища в ближайшие часы, можно считать себя покойником. После того как его узнали в гараже Полякова, за ним будут охотиться денно и нощно. Эти люди не успокоятся, пока не доберутся до него. Был только один вариант одержать над ними верх – первым разыскать их и обезвредить. Но для этого нужно было как минимум остаться в живых.
      Пока шли лесной тропой к шоссе, от которого по временам доносился гул машин, Роман подробно инструктировал Славу, широко зевающего на свежем воздухе.
      – Тебе сейчас в Москву нельзя.
      – А как моя работа? Мне на работу нужно…
      – О работе забудь. Найдешь новую. Хочешь жить – туда даже на заглядывай.
      – А квартира? Я же снимаю квартиру…
      – Квартира подождет.
      – А трудовая книжка?
      – После заберешь. Никуда она не денется. Работа – это ловушка. Там тебя могут ждать.
      – Да кому я нужен?
      – Ты им не нужен. Им нужен я. Но для начала они вырвут из тебя кишки, пытаясь что-либо узнать обо мне. И даже если ты ничего им не скажешь, они все равно тебя убьют, потому что ты их видел. Свидетелей в живых не оставляют, это аксиома.
      Слава перестал зевать и заметно приуныл. Будущее рисовалось ему все более мрачными красками.
      Роман приметил на ходу густой кустарник в стороне от тропинки. Размотав куртку, он вытащил автомат и тщательно запрятал его под кучу гнилого валежника. Кажется, в ближайшее время он не понадобится, а тащить его за собой дальше слишком опасно.
      – У тебя есть место, где ты можешь пожить подальше от Москвы? – спросил Роман тупо молчавшего Славика, когда они продолжили путь к шоссе.
      – Есть… – уныло отозвался тот. – К родителям могу поехать… Это в Смоленской области.
      – Исключено. Там тебя сразу найдут. Есть какой-нибудь приятель, о котором никто не знает?
      – Есть… Лешка Втулкин, вместе служили. Он во Владимире живет…
      – Вот к Лешке и езжай. Сразу, и минуя Москву.
      – Что, все так плохо?
      – Неважно. Тебя случайно не фотографировали вчера?
      – Нет…
      – Уже легче. Но все равно, им может быть известно место твоей работы, а там есть фото в анкете. И хотя те, кто нас вчера захватил, почти все на том свете, а те, кто их туда отправил, ничего о тебе не знают, рисковать не стоит. Они тебя видели – а это уже много.
      – У меня от этого всего голова идет кругом, – пожаловался Славик.
      – У меня тоже, – заметил Роман. – Ничего, выберемся. Ты понял, как будешь действовать?
      – Да, понял.
      – Отлично. Лешке также ничего не рассказывай. Придумай что-нибудь попроще. Мол, работу ищешь или просто соскучился, решил навестить. Ну, сообразишь, время у тебя будет.
      – А долго мне у него жить?
      – Не долго. Недели две, от силы, три…
      У Славика вытянулось лицо. Роман понял, о чем он подумал.
      – Боишься, что невеста не дождется? Ничего, жив останешься – другую найдешь.
      – Мне другой не надо… – пробормотал Славик.
      – Ну, может, и с этой сладится. Ты, главное, духом не падай. И все будет хорошо.
      – А как я узнаю, когда все закончится? Ну… когда я смогу вернуться в Москву?
      – Когда? – Роман на минуту задумался. – Ладно, все равно это долго не может тянуться. Либо они меня достанут, либо… В общем, через десять дней можешь возвращаться. Но не раньше. Договорились?
      – Договорились, – повеселел Славик.
      – Ну и отлично. Вот тебе деньги. На дорогу и на первое время хватит…
      Они вышли к шоссе и через десять минут сели в «ЛАЗик» с рабочими, который довез их до Белоусова. Там они стали «голосовать» на довольно оживленной трассе, и первый же грузовик, остановленный Романом, держал путь на Владимир.
      Отправив, наконец, Славика в целости и сохранности к армейскому другу, Роман вздохнул с облегчением и начал ловить машину на Москву. Как ни странно, только в столице он мог найти надежное укрытие от тех, кто открыл на него охоту.

      Черная «Волга» въехала на территорию воинской части. Ворота за ней наглухо закрылись; вооруженные боевым оружием бойцы сурово осматривали окрестности в поисках возможного наблюдателя.
      «Волга» проехала дальше и остановилась у штаба части. Полковник Стародубцев, поджидавший «Волгу» вместе с тремя своими офицерами (все были одеты в защитные комбинезоны), вытянулся в струнку, ожидая выхода высокого гостя.
      С переднего сиденья выпрыгнул молодой плечистый мужчина в стального цвета плаще, открыл заднюю дверцу и почтительно помог выбраться наружу Павлу Сергеевичу Сысоеву.
      Бывший маршал, словно не замечая услужливых рук телохранителя, выпрямился, по военному выпячивая грудь, хмуро оглядел застывших офицеров и, ничего не говоря, сделал жест головой, приказывая следовать за ним в штаб части. Его авторитет был столь неоспорим, что ни его гражданская одежда, ни преклонный возраст, ни приставка «бывший» к званию ни на секунду не вызывали в присутствующих сомнения в необходимости подчиняться ему беспрекословно.
      Твердо ставя ноги на ступеньки, Павел Сергеевич поднялся на крыльцо. Полковник Стародубцев, шедший за ним, распахнул дверь.
      – Смирно! – гаркнул стоявший внутри дневальный.
      Сысоев махнул рукой – дескать, «вольно» – и задержал взгляд на дневальном – рослом, могучем парне.
      – И с такими-то молодцами… – пробормотал он, не докончив фразу.
      Но Стародубцев прекрасно понял, о чем речь, и виновато потупился, пропуская Сысоева в свой кабинет.
      Старый маршал сел за его стол, жестом разрешая сесть всем остальным. Своего «стального» телохранителя одним движением глаз отправил за дверь. Некоторое время он молчал, поглядывая за окно, на пустынный плац. Присутствующие, не дыша, смотрели на него.
      – Ну, слушаю вас, – обратился Сысоев к полковнику. – Только покороче, самое важное.
      Минут пять он внимательно слушал доклад, затем начал хмуриться все больше и больше.
      – Сколько убитых? – оборвал он Стародубцева.
      – Четверо.
      – Раненых?
      – Семь человек. Из них двое тяжело…
      – И это при штурме одного объекта! Гражданского объекта, полковник! У вас здесь что, детский сад?
      – Объект был хорошо подготовлен к обороне. Люди, защищавшие его, имели специальную подготовку. Я докладывал от этом. Кроме того, у нас не было сведений о том, что на объекте находится капитан Морозов. По нашим данным, он убил двух человек и ранил троих…
      При упоминании о капитане Морозове один из офицеров, громадный капитан с рябоватым лицом и усами скобкой, тяжело шевельнулся на стуле.
      – Что у вас, капитан Быков? – спросил его Сысоев, помнивший всех офицеров по именам.
      – Морозов убил напарника капитана Быкова в доме Зимянина, – сказал Стародубцев.
      Капитан Быков – позывная кличка Сом – сжал огромный кулак, гирей лежавший на бедре. Если бы у него была возможность, он бы этого тощего заморыша из ГРУ разорвал бы надвое. Или содрал бы с него шкуру живьем, а раны присыпал солью…
      Спрятавшись в темной комнате, этот негодяй напал из засады и застрелил Сашку Ляхова из его же собственного пистолета. Кого?! Сашку Ляхова, Зону, который в одиночку мог расписать под орех своим «катраном» пятерых таких Морозовых. Они вместе работали в Чечне и на таджикской границе, столько сложнейших заданий выполнили. И откуда этот гаденыш взялся? Кто дал ему право убивать таких парней, как Зона, или тех, что штурмовали дворец Полякова?
      Быков уже все знал из биографии Морозова. Честный и храбрый боец в начале пути, – чего стоят «афганские» награды! – он превратился потом в какую-то падаль, – не лучше, чем все эти банкиры или так называемые «бизнесмены». Голубые, розовые, зеленые… Казино, клубы, биржа – дармовые деньги… Как его только в ГРУ держат? Хотя чему удивляться, они все там продались за бабки, равно как и МВД, и ФСБ. Изображают какую-то занятость и под этой маркой обделывают свои грязные делишки. Одна надежда на армию, только она, как во все смутные времена российской истории, сможет спасти Россию от всей этой нечисти.
      А до этого слизняка он, капитан Быков, все равно доберется. И лично, своими руками, вырвет ему глотку. На предателей и негодяев пулю тратить не принято. Их, как всякую ползучую мразь, просто давят каблуком.
      – Насколько я понимаю, Морозову снова удалось уйти? – спросил Сысоев.
      – Так точно, – подтвердил Стародубцев. – Он завладел одной из машин, бронированным джипом, и благодаря этому вырвался за территорию поместья.
      – Почему не догоняли?
      – Догоняли, товарищ маршал. Но он располагал некоторым запасом времени и сумел уйти от нас. Поиск следов пока ничего не дал…
      – Умеет работать этот капитан, ничего не скажешь, – заметил Сысоев. – Неплохо было бы, чтобы он служил на нашей стороне. У нас таких спецов, похоже, нет.
      При этих словах лицо Быкова потемнело и кулак на бедре сжался до хруста.
      – Зачем обижаете, товарищ маршал? – сказал он, глядя исподлобья, как загнанный в угол волк.
      – Я вас не обижаю, капитан, а всего лишь констатирую факт, – отрубил Сысоев. – Теперь Морозов понял, что за ним будет вестись охота, и начнет работать автономно. Он обучен этому, и поймать его будет непросто. А теперь подумайте, куда он может зайти в своих поисках? Судя по его прыти, далеко. И если он раскопает, где хранится кислота, вы понимаете, что произойдет? Все, что нами задумано и подготовлено, будет уничтожено одним махом. И я не берусь обещать, что мы сможем это когда-нибудь восстановить!
      Сысоев замолчал, и все опустили головы, удрученные роковым промахом.
      – Разрешите… – подал голос один из офицеров, до сих пор молчавший за спиной Стародубцева.
      – Говорите, майор, – кивнул Сысоев. – Сидите…
      – Если Морозов будет копать дальше, – начал, подаваясь вперед, майор Жарков, начальник штаба, – то, продолжая цепочку Зимянин – Поляков, он рано или поздно выйдет на того, кто непосредственно занимался заготовкой кислоты. И там мы должны его взять. Сыграть на опережение. Вопрос лишь в том, как быстро Морозов найдет заготовителя…
      – Вы имеет в виду генерала Беляева? Но как Морозов о нем узнает, если и Зимянин, и Поляков мертвы? Ах да, Поляков… Вы полагаете, Поляков выдал Морозову Беляева? Но с какой стати? Вообще, как Морозов оказался в доме Полякова? Ему было приказано не заниматься этим делом… Что показали пленные?
      – Морозов действовал самостоятельно, – сказал Жарков. – Его никто не прикрывал, он ни с кем не держал связь. Люди Полякова это знали наверняка, поэтому заманили его в ловушку, оглушили и увезли к себе. Там, скорее всего, Морозова ждала смерть после допроса, но вмешательство наших людей сыграло ему на руку, и он сумел сбежать.
      – Поляков сказал ему что-нибудь о Беляеве?
      – Фамилию не назвал. Охранник, которого мы захватили в кабинете Полякова, присутствовал при их разговоре с Морозовым. Поляков лишь сказал, что он имел дело с генералом, русским, но фамилии не назвал. Но, возможно, он назвал ее чуть позже, во время перестрелки, когда Морозов пытался помочь Полякову подняться.
      – Возможно, назвал, возможно, не назвал… Никакой конкретики! Что еще показали пленные?
      – Ничего существенного у Морозова против нас нет. Слабые зацепки, не более. Он и на Полякова вышел случайно, лишь по какой-то записке из мусорного ведра в кабинете Зимянина…
      – Как бы там ни было, Полякова он все же нашел, – раздраженно сказал Сысоев. – И теперь пойдет дальше. Полковник Стародубцев, вы упоминали в докладе, что с Морозовым был еще один человек. Кто он? Выяснили?
      – Он – лицо постороннее, – тщательно подбирая слова, чтобы не нарваться на гнев старого маршала, заговорил Стародубцев. – Морозов назначил Полякову встречу в кафе, но вместо себя подставил случайно оказавшегося там человека. Его забрали люди Полякова, заманили в засаду Морозова, а затем вместе с Морозовым доставили в усадьбу Полякова. Во время штурма Морозов освободил его из подвала, где они просидели целый день, и вывез на джипе. Сейчас сложно сказать, где он находится. Скорее всего, Морозов отправил его в безопасное место куда-нибудь подальше от Москвы.
      – Раз он человек случайный, то ничего интересного он нам о Морозове сообщить не сможет, – решил Сысоев. – И тратить время на его поиски бессмысленно. Нужно вплотную заняться Морозовым. Там, где он может объявиться, его должны ждать наши люди.
      – Так точно, товарищ маршал…
      – Лучшие люди, полковник, самые лучшие! Надеюсь, вы понимаете, что упустив Морозова на следующем этапе его расследования, мы окончательно упустим инициативу. Поэтому я требую, чтобы с Морозовым было покончено раз и навсегда!
      – Так точно, товарищ маршал…
      Быков нетерпеливо шевельнулся на своем стуле, и Сысоев повел взглядом на него:
      – Вы что-то хотите сказать, капитан?
      – Товарищ маршал! – вытянулся Сом. – Я обещаю, что Морозов от нас не уйдет. Я лично берусь нейтрализовать его. Даю слово офицера.
      – Хорошо, капитан. Вольно, – проворчал Сысоев. – Я не сомневаюсь в вашем служебном рвении. Но пока мы имеем то, что имеем. Кстати, полковник, как вы поступили с пленными?
      Полковник Стародубцев посмотрел на третьего офицера, сухого, невысокого капитана с хищным взглядом узких желтоватых глаз.
      – Капитан Торбасов…
      Торбасов легко поднялся, привычно оправил форму на ладном, поджаром торсе.
      – После допроса все пленные были ликвидированы, товарищ маршал, – сухо отчеканил он.
      – Все? – уточнил Сысоев. – И женщины?
      – Женщин на объекте не было, товарищ маршал, – едва приметно улыбнувшись, доложил Торбасов.
      – Ориентация господина Полякова сильно облегчила работу вашим людям, не так ли? – улыбнулся Сысоев.
      Стародубцев и Жарков поспешили поддержать шутку начальства широкими улыбками. Гроза миновала…
      Один Быков был мрачен. Он думал о Морозове.
      – Итак, следует немедленно отправить людей к генералу Беляеву, – отрывисто сказал Сысоев, и улыбки мгновенно исчезли. – Капитан Быков, вы возглавите эту группу.
      – Есть! – просиял Сом.
      – Только не надо выставлять мускулы и бряцать оружием раньше времени. Вас никто не должен видеть – вот на что вы должны сделать упор. Морозов умеет работать, он уже это доказал. И на рожон не полезет, жизнь ему дорога. Значит, надо ждать, когда он покажется, и брать его только тогда, когда ему уже будет некуда деваться. Это понятно?
      – Так точно, товарищ маршал. Разрешите вопрос?
      – Да, капитан.
      – Его обязательно брать живым?
      – Очень желательно. Мы не знаем, что ему известно, и не мешало бы, прежде чем пускать его в расход, вытрясти из него все сведения и узнать, не передал ли он их кому-нибудь. Но если он будет оказывать слишком упорное сопротивление и при этом пытаться уйти, работайте на поражение.
      – Вас понял, товарищ маршал.
      – Хотя, конечно, не мешало бы с ним поговорить по душам, – задумчиво добавил Сысоев. – Я знал его шефа, генерала Антонова, – это был человек-кремень. Возможно, Морозов просто потерялся, как и многие из его поколения. Спас же он этого парня, хотя мог бы и должен был бросить его как ненужную обузу… Как знать, вдруг, узнав наши истинные цели, он встал бы на нашу сторону? Имейте в виду, капитан: я хочу лично поговорить с ним.
      «Вот этого, дорогой маршал, вы никогда не дождетесь», – мрачно подумал Сом, выкрикнув туповатое: «Есть».
      – Хорошо. Также нужно послать людей на усиление охраны тайника с цистернами. Требование то же: никто со стороны не должен видеть ваших бойцов. Пока не появится объект, то есть Морозов, ваши люди должны сидеть, как мыши в норе.
      – А бухгалтер, товарищ маршал? – напомнил Жарков. – К нему тоже направить группу?
      – Само собой, – кивнул Сысоев. – Там Морозов тоже может появиться, – мы же не знаем точно, какой информацией он владеет. Ч-черт, сколько хлопот из-за одного недобитого шпиона! Ладно, будем считать, что теперь он от нас не уйдет.
      – Товарищи из Москвы помогут? – спросил несмело Стародубцев. – Их помощь была бы весьма кстати…
      – Помогут, – заверил Сысоев. – Они со своей стороны будут отслеживать Морозова и немедленно сообщат нам, как только он где-то объявится. Хотя… Если он пустился в «одиночное плавание», это даже им непросто будет сделать. Так что, как всегда, вся надежда на вас, армия!

      Роман вышел из подвозившего его «КамАЗа» в районе Бутово. Дальше он не рискнул продвигаться. Если на трассе гаишники не интересовались теми, кто сидит в кабине возле водителя, то уже на подъезде к Москве можно было нарваться на серьезную проверку и попасть в большую неприятность.
      Документов у него при себе не было никаких, стало быть, его могли с полным основанием забрать в часть до выяснения личности. А там он практически беззащитен.
      К тому же он не знал, с какими масштабами велись его поиски. Если его ищут тайно – это еще не беда. Но если у тех людей связи на самом высоком уровне и они для поисков задействуют всю Систему? Тогда на него объявят федеральный розыск, и каждый уличный милиционер будет высматривать его физиономию среди прохожих, сверяясь с фотографией в руке.
      А в том, что связи у «черных» большие, Роман не сомневался. Ведь крикнул же кто-то из них в гараже «Это он!». Короткая фраза – но смысла за ней стоит бездна.
      Прошлой ночью, в доме Зимянина, он был в маске, и во время столкновения налетчики никак не могли его разглядеть. Тогда как они его узнали в гараже? Ответ: по наводке сверху.
      Люди Полякова действовали иначе. Они сначала взяли его, а затем по удостоверению навели справки. Уровень их осведомленности был тоже – о-го-го, сначала Роман в буквальном смысле опешил, слушая о себе данные, известные лишь ограниченному кругу людей. Потом-то, уже ночью бредя по лесу, он решил, что ничего необыкновенного не произошло. Скорее всего, кто-то из работников отдела кадров, «стоящих на довольствии» у Полякова, «заглянул» в его личное досье и передал всю информацию Николаю. Обычное дело, облегченное еще и тем, что практически вся информации хранится в памяти компьютера. Лохматые хакеры давно потрошат архивы спецслужб, и никого это уже не удивляет. Людям Полякова было также известно, что Романа отстранили от дела Зимянина. Но и это нетрудно было объяснить: стукачей и желающих подработать «налево» в управлении всегда хватало. Кто-то из руководства внутри управления «состоит в дружбе» с Николаем и время от времени сливает ему ту или иную информацию внутреннего характера.
      Но «черные» люди, в отличие от людей Полякова, в лицо его не видели и удостоверения в руках не держали, и, следовательно, они наводили справки о нем заочно. А это сделать уже намного сложнее. Здесь совсем другая система поиска – идущая сверху. Кто-то из правительственной инстанции, курирующей ГРУ и сопредельные ведомства, поинтересовался – оч-чень требовательно поинтересовался – у начальства, кто именно побывал в доме Зимянина (и точно так же «интересовались» в ФСБ и в МВД) и какое задание выполнял? А затем все сведения переправил «черным». Вот поэтому капитан Морозов и стал, сам того не ведая и не желая, узнаваемым «объектом».
      О чем это говорит? О том, что у «черных» имеются покровители в самых высших эшелонах власти и им не составит труда напустить на капитана Морозова все силы, имеющиеся в распоряжении государства.
      Оказавшись на улице, Роман неторопливо двинулся вперед, ничем не выделяясь среди прохожих.
      Еще в дороге он совершил полезный обмен. Свою кожаную куртку он сменял на потрепанную джинсовку и кепку-бейсболку водителя. Тот, ко всему привыкший за долгие годы шоферства, даже не спросил, зачем Роману это понадобилось. Надо человеку – ну, значит, надо, иначе не предлагал бы. Лишь проверил на ощупь качество кожи, кивнул и перебросил Роману свое тряпье.
      Из денег у Романа осталось всего ничего. При обыске люди Николая нашли в заднем кармане брюк несколько сотен (остаток от слепцовских щедрот), но Николай приказал эти деньги положить обратно – не мелочный был человек. Так они при Романе и оставались во время плена, допроса и бегства. Большую их часть он отдал Славе, иначе парень просто не добрался бы до своего армейского дружка. Еще две сотни ушли водителю «КамАЗа» – несмотря на удачно смененную дорогую вещь, тот от «живой» наличности не отказался.
      Итого на жизнь и свершение различного рода подвигов оставалось сто с небольшим рубликов. Поди, Джеймс Бонд от такого бюджета взвыл бы и, по здравом размышлении, подал бы в отставку.
      Но в том-то и дело, что в отставку сейчас никак нельзя. Причины на то две, и обе весьма значительны. Во-первых, теперь он столько знает, что его отставка кое-кого устроит лишь в том случае, если он отбудет в нее лежа в крепком дубовом ящике, и, желательно, очень мертвый. Во-вторых, Роман чувствовал, что вокруг пропавших цистерн с кислотой идет какая-то сложная и весьма опасная игра, и, случайно сунув в нее нос, он, по роду своей работы и складу характера, уже не мог из нее выйти, не добравшись до финала.
      Сейчас ему нужно было найти надежное убежище и наладить связь с майором Дубининым.
      Насчет убежища Роман надеялся на Веронику. Она – человек совершенно чуждый Системе, и даже не подозревает, что Роман из какой-то там спецслужбы. Скорее всего, она считает его менеджером или брокером, работающим в сфере финансов, – или чем-то вроде того. Вычислить ее никак не смогут, ни одни, ни другие. Познакомились они совсем недавно, виделись урывками. Перед тем как ехать на задание в поселок Лосиный, старую SIM-карту из своего мобильника Роман тщательно спрятал в надежный тайничок в подъезде и в дальнейшем пользовался запасным и совершенно другим номером, не известным никому из его знакомых. Так что хотя люди Николая и изъяли «трубу» в его машине, они ровным счетом ничего не смогли узнать с ее помощью о круге знакомств Романа (кроме телефона бедняги Люсьена, который все равно уже ничего никому не мог сказать). Домашний его номер Вероника не знала – Роман не давал его вообще никому, и даже если «черные» люди устроили у него в квартире засаду, Вероника на них не нарвется. Если только, не дозвонившись по мобильному, она не вздумает нагрянуть в гости без звонка. Но все же Роман рассчитывал, что, несмотря на всю свою сумасбродность и горячность, Вероника – достаточно опытный человек и без предупреждения в дом холостого мужчины не сунется.
      Майор Дубинин был необходим Роману не меньше, чем Вероника. Без связи с Большой землей трудно партизанить успешно. А в случае Романа практически невозможно. Чтобы добраться до генерала Беляева, заказчика кислоты, он должен хотя бы установить, где сей генерал находится. А в его нынешнем положении это попросту неосуществимо. Он лишен доступа ко всякого рода секретной информации, и вообще, ему лучше не высовываться на поверхность. Погоня рядом, и если она пока не дышит в затылок, это не значит, что можно расслабиться. Напротив, стоит ему всплыть – и его сразу потопят. Поэтому нужно зарыться поглубже и ограничить все внешние контакты только телефонными звонками. И те должны быть коротки и тщательно законспирированы. Сейчас Роман вынужден был подозревать в предательстве абсолютно всех – и майор Дубинин не был исключением. Но, отказавшись от контактов любого рода, он оказывался в вакууме и не мог продолжать поиск в прежнем темпе. А потеря темпа автоматически равнялась проигрышу. Так что в любом случае нужно было рисковать и выходить на связь.
      Он купил пару жетонов и из уличного автомата набрал номер мобильного телефона Вероники. Телефон долго не отвечал, и Роман начал опасаться, что она завела себе новый аппарат, соблазнившись, например, новейшей моделью с немыслимыми наворотами или какой-нибудь «прикольной» раскраской. Ну и номер заодно сменила для разнообразия. Дама довольно взбалмошная, всего можно ожидать.
      – Кто?! – послышался наконец Вероникин капризный голосок.
      – Здравствуй, солнышко, – проворковал Роман. – Не разбудил?
      – Разбудил… – не совсем еще проснувшись, сказала она. – Ой, Ромочка, это ты?
      Роман с облегчением отметил, что ее тон изменился в благоприятную для него сторону.
      – Я, милая, я.
      – А где ты пропадал? Я тебе столько звонила! Вчера весь день барабанила… И почему ты так рано? У тебя что-то случилось? Вообще, откуда ты звонишь? У меня не сработал определитель. Ты из автомата? – чисто по-женски засыпала она его вопросами, демонстрируя, впрочем, способность соображать довольно быстро для только что проснувшейся после ночных развлечений красотки.
      – Из автомата. Вероника, нет времени, потом все объясню. Ты можешь за мной приехать? Прямо сейчас.
      – Я? Конечно, могу! – вскричала Вероника. – Куда?
      – Запомни адрес. Бутово – это за Кольцевой…
      – Да знаю, я там шесть месяцев на квартире жила, пока к Юдашкину не пробилась. Такой желтый барак на отшибе. Ужасная дыра, кругом одни алкоголики, и все удобства на улице. Но зато дешево сдавали, всего тридцать зеленых в месяц, почти даром. Так я подружку к себе взяла, чтобы веселей было, да и от алкашей легче было отбиваться…
      – Я не на отшибе, – с трудом вклинился Роман в этот поток сознания. – Улица Светлая, кафе «Ромашка». Буду ждать тебя в нем. Запомнила?
      – Кафе «Ромашка», улица Светлая, – повторила без запинки Вероника.
      – Ты моя умница. Когда сможешь выехать?
      – Через пятнадцать минут. Надо же собраться. А что вообще-то случилось?
      – Все объясню при встрече. Жду тебя с нетерпением.
      Он повесил трубку и, отходя от таксофона, незаметно огляделся. Кажется, ничего подозрительного. По крайней мере, встречные милиционеры никак на него не реагировали. Да и кто мог обратить внимание на уставшего работягу в заношенной одежде?
      Роман вошел в кафе «Ромашка», взял порцию сосисок, хлеба, бутылку пива и устроился за одним из столиков возле окна. Отсюда было удобно наблюдать за улицей. Кроме того, поблизости был черный ход, и в случае чего Роман мог воспользоваться им для отступления. Хотя все эти предосторожности – пустое. Если его обложат по всей науке, то никуда он из этой западни не вырвется.
      С аппетитом позавтракав, он медленно попивал пиво, курил и, посматривая за окно, ждал свою спасительницу. Хотя сомнения его слегка и терзали: ну как раздумает ехать в какое-то Бутово, к черту на кулички, и решит, что ей, даме известной и респектабельной, лучше не влезать в темные дела своего любовника?
      Когда через час с четвертью у кафе остановился знакомый лимонный «Рено», осветивший всю улицу Светлую, довольно-таки на самом деле серую, Роман не сдержал улыбки. Быстро приехала – наверное, гнала во всю мочь.
      Вероника быстро вошла в кафе – и немногочисленные посетители замерли, разглядывая ее. Высокая, стройная, холеная, с длинными иссиня-черными кудрями, в ярко-салатовой куртке из лакированной кожи, в черных сапожках на высоченных шпильках, она была инородным явлением в этой занюханной кафешке.
      – Вероника, – негромко окликнул ее Роман.
      Она повела своими огромными глазами – и невольно расширила их еще больше, узнав Романа.
      – Ты?
      В поношенной «джинсе», в грязной бейсболке, помятый и небритый, он выглядел старожилом этого района. Мужики в кафе с завистью и недоумением смотрели на него. Мол, вот же повезло доходяге, такую бабу отхватил, мы, чай, не хуже будем…
      Вероника казалась, мягко говоря, растерянной.
      – Пойдем отсюда, – повел Роман ее на выход. – Я тебе сейчас все объясню.
      Она, несколько напряженно посматривая на него, села в машину, Роман устроился рядом.
      – Ну что, поехали? – усмехнулся он.
      – Поехали… – не сразу ответила Вероника.
      Некоторое время она молчала, сосредоточившись на дороге и – Роман это видел – на мыслях о нем. Хоть она и примчалась по первому его зову, но к такому готова не была. Несколько лет роскошной жизни навсегда внушили ей отвращение к нищете, из которой она сумела вылезти, и теперь она не знала, что и думать.
      – Что случилось, Рома? – спросила она наконец.
      – Ровным счетом ничего, – улыбнулся он, усаживаясь поудобнее. – Просто мы с друзьями решили сыграть в игру: кто дольше продержится без денег и знакомых.
      – А, я что-то такое слыхала… – начала оживать Вероника. – Собираются богатые ребята и придумывают себе всякие развлечения на спор, так?
      – Вот-вот, – кивнул Роман. – Все так и было. Правила простые: игроков без денег, документов, телефонов и кредитных карточек завозят кого куда и оставляют там в одиночестве. Кто продержится больше всех и нигде не засветится, тот и выиграл.
      – А сколько нужно продержаться?
      – Чем больше – тем лучше. Но, думаю, максимум дня три. На большее многих не хватит.
      – А какой выигрыш?
      – Десять тысяч евро.
      – Ух ты! А как ты мне позвонил без денег?
      – Обменял свою одежду на эти лохмотья у бомжей, и они мне дали три сотни сверху. Вот поел, тебе позвонил.
      – Класс! – восхитилась Вероника, падкая, как все «высшее» общество, до развлечений, особенно до самых низменных. – С бомжами ты круто придумал. А это ничего, что ты мне позвонил? Ну, к знакомым же обращаться нельзя.
      – А кто знает, что мы с тобой знакомы? Если только ты сама никому не рассказала.
      – Что я, дура, что ли?
      – Тогда и волноваться нечего. Скажу потом, что подцепил на улице богатую женщину, она и взяла меня к себе домой. Так даже круче… Кстати: у тебя есть место, где я мог бы пожить пару дней?
      – Ну, конечно! А моя личная квартира на Чистых прудах? Живи в ней хоть месяц.
      – А муж?
      – Да он там никогда не бывает. Он специально купил мне ее для того, чтобы я могла от всех отдохнуть.
      – Так ты позволишь погостить у тебя?
      – Смеешься? Да я об этом всю жизнь мечтала, – блеснула загоревшимся глазом Вероника.
      – Я знал, что ты меня не подведешь.
      Они как раз проезжали мимо густой лесополосы. Вероника покосилась на лес, прикусила верхнюю губу, глубоко вздохнула.
      – Рома, давай свернем с дороги на полчасика? – изменившимся голосом предложила она, замедляя ход.
      Роман ее понимал и был совсем не против приятного развлечения на природе, но, во-первых, по лесу могли курсировать наряды милиции, а любая милицейская проверка была бы сейчас губительна для него; во-вторых, он и так потерял много времени, хотя давно должен был связаться с Дубининым.
      – Я бы с удовольствием, – сказал он, – но после ночи, проведенной среди бомжей, я не очень свеж, как ты понимаешь. Да еще эта одежда… Мне бы в душ для начала сходить, привести себя в порядок.
      – А-а… – с легким разочарованием протянула она. – Ну да, понимаю. Тогда поехали быстрей.
      – Ничего не имею против.
      Квартира Вероники размещалась в старом кирпичном доме и была переоборудована в духе времени. То есть из двух однокомнатных квартирок на втором и третьем этажах сделали одну, двухэтажную, весьма и весьма комфортабельную. Внизу – гостиная, кухня, столовая, вверху – спальня, гардероб. На обоих этажах – ванная и туалет. Все отделано с большим вкусом и за большие деньги. В таком гнездышке даже мировая знаменитость не чувствовала бы себя ущемленной.
      Роман, действуя в режиме повышенной осторожности, настоял на том, чтобы в дом они вошли по отдельности. Он узнал код квартиры и три квартала шел до дома пешком, удостоверяясь, что за ним нет «хвоста».
      – Ну вот, располагайся… – сказала Вероника, легким жестом обводя свои хоромы. – Можешь принимать душ здесь или на втором этаже, где спальня…
      Она едва сдерживалась – Роман видел это по ее немного косящим, совсем черным глазам.
      – Если позволишь, наверху, – улыбнулся он. – Только мне нужен телефон на несколько минут. Игра игрой, а дела не ждут. Нужно срочно сделать один важный звонок, иначе без меня все запутается.
      – Да там второй телефон стоит. На комоде…
      – С домашнего не могу. Есть некоторые нюансы… Да и квартиру твою не хочу выдавать. Лучше с мобильного.
      – Да звони, в чем проблема? – вручила Вероника ему свой золотисто-розовый мобильник.
      – Благодарю, дорогая. Я быстро…
      Роман поднялся наверх по изящной лесенке из красного дерева, одним взглядом оценил спальню: все самое лучшее, дорогое, изысканное, словно сошедшее со страниц глянцевых журналов, – и, найдя ванную комнату, заперся в ней на задвижку.
      Пустив воду, он сел на край ванны и набрал номер телефона Дубинина. Делать нечего, другого выхода у него нет. Если Дубинин предатель, это выяснится очень быстро и нет смысля тянуть волынку.
      – Я слушаю, – послышался спокойный голос майора.
      Надо же, никакой реакции на то, что высветился незнакомый номер. Еще не поздно дать отбой. Хотя, если Дубинин работает на «черных», этот звонок будет наверняка отслежен. В таких делах мелочей не бывает, и детские игры в кошки-мышки не пройдут.
      – Это Морозов, – после небольшой паузы сказал Роман. – Что новенького?
      – Давай без выпендрежа, капитан, – так же спокойно отозвался Дубинин. – Докладывай.
      Под ровный шум воды Роман четко пересказал Дубинину все, что с ним произошло за минувшие сутки. Тот слушал молча, не перебивая и не переспрашивая, лишь редким «угу» давая понять, что он на связи.
      – Ты где сейчас находишься? – спросил Дубинин по окончании доклада.
      – Прости, майор, точно сказать не могу. Но где-то в районе Москвы.
      – Понятно. Сиди, не высовывайся. Если все обстоит так, как ты говоришь, искать тебя будут крепко. И я не поручусь, что ты сможешь чувствовать себя в безопасности на наших конспиративных квартирах.
      – Вот-вот, и я об этом.
      – Товарищу генералу я пока ничего о твоем звонке докладывать не буду. Только не стоит думать, что он имеет какое-то отношение к тем людям. Ты ведь и его подозреваешь?
      – Я всех подозреваю, – пробурчал Роман.
      – Брось. Я уверен, что Слепцов чист. Просто не будем раньше времени пугать его твоими предположениями, уж больно нервно он к ним относится. На самом деле может идти обычная криминальная война, а ты лишь оказался в ее середине.
      – В криминальных войнах армия не участвует. У нас, слава богу, не Колумбия.
      – У нас может быть почище, чем Колумбия, – спокойно возразил Дубинин. – И потом, откуда ты знаешь, что в доме Полякова действовали армейские? На них что, написано?
      – Да по всему было видать! Форма, выучка, вооружение…
      – Все это – лишь атрибутика, но не более. И почему ты думаешь, что люди, напавшие на дом Зимянина, и люди, напавшие на дом Полякова, из одной команды? Там было лишь четверо человек, и вооружены они были спецоружием. Здесь же, как я понял, не меньше взвода, и вооружены, по твоим словам, автоматами Калашникова. Так что явной связи между ними не вижу.
      – Как это – не видишь, если все замыкается на яйце Фаберже с одной стороны и цистернами с кислотой – с другой? – запальчиво спросил Роман. – Что еще нужно, чтобы увидеть четкую связь?
      – Я с тобой не спорю, капитан. Связь, безусловно, есть. Но выводы могут быть ошибочны. Возможность теракта я не отрицаю, но это лишь предположение. Мы бродим в тумане, но ничего конкретно не знаем. Версия криминальной войны кажется не менее убедительной, чем версия готовящегося теракта. Нужны более существенные доказательства, чтобы остановиться на последней. Ты меня понимаешь?
      – Понимаю. Поэтому и звоню тебе. Нужно срочно установить, где находится генерал-майор Беляев. Род войск – предположительно авиация или ПВО.
      – Предположительно, – хмыкнул Дубинин. – Снова – предположительно. Этих генералов Беляевых по России наверняка не один десяток. И которого будем искать?
      – У него шрам на шее возле челюсти. Это – точная примета. И еще… он, возможно, имел или имеет отношение к Ленинградскому военному округу. Если я смогу с ним встретиться – я точно узнаю, кому и зачем понадобилась кислота в таком количестве.
      – Так он тебе и сказал.
      – Если я доберусь до него – скажет. Я умею говорить с людьми. Особенно с помощью пенатола натрия.
      – Ну, этим я тебя обеспечу. Ладно, я позвоню, как только что-то станет известно.
      – Не надо мне звонить. Это… не мой телефон. Я сам позвоню тебе через несколько часов.
      – Договорились. Все, до связи. Отдыхай пока.
      Удалив на всякий случай из памяти мобильника номер телефона Дубинина, чтобы Вероника «случайно» не поинтересовалась, кому это он звонил, Роман выбросил телефон из ванной на кровать, закрыл дверь и полез под душ.
      Но не успел смыть мыльную пену, как в ванную крадущейся поступью вошла Вероника.
      – Я принесла тебе халат и полотенце… – сказала она из-за полупрозрачной занавески.
      – Спасибо, – откликнулся Роман, улыбаясь.
      Она отогнула занавеску, просунула к нему голову.
      – Тебе здесь не скучно одному? – спросила она, оглядывая его и разве что не облизываясь.
      – Вдвоем было бы веселей, – сжалился Роман.
      – Я тоже так думаю, – хрипло сказала она и, сбросив шелковый халатик, под которым уже ничего не было, кроме темного, легкомысленно подстриженного кустика в низу живота, полезла к нему.
      Как Роман ни был измочален после двух почти бессонных ночей, как его ни терзали мысли о том, что с ним будет дальше и сумеет ли он найти ключ к разгадке пропавших цистерн, едва он ощутил возле себя роскошное, бархатистое тело Вероники, почувствовал ее нетерпеливые прикосновения, прижался губами к ее губам – и он забыл обо всем на свете, подхваченный волной неземного наслаждения.
      Потом, после душа, закутавшись в махровый халат, он спустился вместе с Вероникой вниз, в столовую, где она долго и нежно кормила его всякими вкусными штучками из морепродуктов, мясных деликатесов, овощей, фруктов и шоколада.
      Болтая и дурачась, они выпили бутылку сухого мартини, затем поднялись наверх и, расположившись на широкой, удобной постели, неторопливо предались изысканным прелестям любви, стараясь доставить друг другу максимальное удовольствие и даже немного будто в этом соревнуясь.
      В конце концов, после третьего оргазма, Роман почувствовал, что попросту начинает выпадать из времени и событий.
      – Тебе надо отдохнуть, – ласково сказала Вероника.
      Она накрыла его невесомым одеялом из стеганого шелка и оставила одного, сказав, что ей кое-куда надо съездить по своим женским делишкам. Роман лишь успел ответить, что в жизни у него не было женщины лучше, чем она, и тут же провалился в каменный сон.
      Проснулся он через несколько часов. Часы показывали без десяти пять. Надев джинсы и свитер, Роман сошел вниз. Вероники еще не было. Как видно, «женские делишки» закрутили ее надолго. Но стол в столовой был убран и вся посуда вымыта – Вероника демонстрировала все больше разносторонних талантов.
      Роман сварил себе большую чашку кофе, включил телевизор в гостиной и, усевшись в кресло, начал смотреть пятичасовые новости.
      Сегодня посмотреть было чего. Ведущий новостей, пуча глаза, сразу начал рассказывать об очередном налете на загородный дом и убийстве одного из самых известных предпринимателей России. Журналист, делавший репортаж с места событий, буквально захлебывался от репортерской жадности, описывая, сколько трупов обнаружилось на этот раз.
      За ворота посторонних не впускали. Дом стоял далеко от ворот, на холме за деревьями. Видна была только покатая крыша и окна верхнего этажа.
      Вокруг сновало много машин, суетились люди в форме и в штатском.
      По словам репортера выходило, что здесь разгорелось настоящее сражение. Погибло не то пятнадцать, не то двадцать человек, включая хозяина дома, Полякова Родиона Алексеевича. Было похищено несколько дорогих автомобилей. Установить, кто напал на дом, пока не удалось. Ведется следствие.
      Ведущий новостей, сделав многозначительное лицо после репортажа, выдвинул версию о начале очередного передела собственности в России. По его туманным намекам выходило, что это – только начало, а скоро начнутся события похлеще, чем в кошмарные девяностые, когда в стране чуть не каждый день гибли люди от рук наемных убийц. Но если раньше убийцы действовали в одиночку, то теперь они стали нападать большими и хорошо организованными группами (вот они, последствия Чечни и малопонятной реорганизации армии). А значит, трупов скоро будет не счесть.
      «Если в стране нет твердой власти, в ней неминуемо происходят события, очевидцами которых мы имеем несчастье быть», – витиевато и с явной угрозой закончил ведущий.
      На другом канале речь шла о том же.
      – Сначала – чудовищное убийство банкира Байкова в его собственном доме, затем промышленника Зимянина, теперь владельца недвижимости и игорных заведений Полякова! Кто дальше? Что творится в стране? Идет отстрел богатых людей, неугодных правительству? Одни сидят в тюрьмах, другие уничтожаются? До каких пор мы будем терпеть этот беспредел? – вопрошал какой-то раскормленный думский депутат на модном ток-шоу.
      На третьем канале намекали на «голубую» окраску убитых и выдвигали предположение, что какая-то группа свихнувшихся боевиков-патриотов пытается очистить Россию от «разлагающих элементов». На четвертом откровенно заявляли об уже подготовленных для приема арестантов колымских лагерях.
      «Большая заварилась каша, – невесело думал Роман, слушая всю эту бредятину. – А правды никто не знает. Похоже, кто-то хорошо постарался, чтобы эту самую правду запрятать как можно дальше. Сейчас пошумят-пошумят и затихнут. "Черным" только того и надобно. Они свое дело сделают, а весь этот шум им только на руку. И никто ничего не узнает до самого последнего момента. А когда наступит этот момент, будет слишком поздно что-либо исправлять…»
      Загремел замок – вернулась Вероника. Роман выключил телевизор, не надеясь больше услышать из него хоть что-то, имеющее смысл, и вышел в коридор встречать хозяйку.
      – Привет, – улыбнулась пунцовыми губами Вероника. – Давно проснулся? Я по тебе уже соскучилась.
      – Я тоже, – сказал Роман, целуя ее в горячую щеку.
      – Я тебе кое-что купила. Только ты не отказывайся, это просто подарки.
      Она достала из сумки мобильный телефон «Siemens» последнего поколения и вручила его Роману:
      – Держи. Взяла специально для тебя, роуминг, кредит на триста евро, звони сколько угодно и куда угодно.
      – Но зачем… – запротестовал было Роман.
      – Так удобнее нам двоим, – деловито пояснила Вероника. – Тебе же еще нужно будет звонить?
      – Вообще-то да, – согласился Роман.
      – Ну вот. А зачем тебе все время у меня телефон просить? Мы же не студенты в общежитии.
      – Резонно.
      – И вот еще куртку тебе захватила по дороге, – из объемистого пакета Вероника достала черную куртку из супермодной микропоры. – Не знаю только, угадала ли с размером? Примерь, если нетрудно…
      – Но, Вероника, это уже лишнее…
      – Ромочка, пожалуйста, сделай мне приятное. Я никогда не покупала одежду для мужчины. Это так сексуально… Ну, примерь, прошу тебя! Я ведь все равно твое рванье уже выкинула в мусорный бак, так что в чем-то ты должен ходить?
      – Выкинула? Ловко, – усмехнулся Роман, надевая куртку. – Кажется, в самый раз.
      Куртка села точно по размеру. Она была легкой, прочной и не бросалась в глаза. Вероника, сама того не зная, сделала идеальную покупку.
      – Здорово! – обрадовалась Вероника. – Там, в бутике, был продавец… Такой симпатичный мальчик с такой же фигурой, как у тебя. Так я заставила его несколько курток померить, чтобы не ошибиться с размером.
      – Как мне тебя отблагодарить?
      – Как-нибудь сочтемся, – блеснула черным глазом Вероника. – Здесь я тебе еще кое-что из белья…
      – Ну, тебе просто нет цены, – обнял ее Роман.
      Она с готовностью приникла к нему всем телом, жарко целуя его в шею и покусывая мочку уха. Роман понял, что на этот раз он легко не отделается.
      – Подожди немного, – не без труда отстранился он от пылающей Вероники. – Мне нужно сделать пару звонков. Срочно…
      – Прямо сейчас?
      – Да, именно. Пока рабочий день не закончился.
      – Понятно, – вздохнула Вероника, выпуская его из своих ласковых, но очень цепких ручек. – Ладно, звони. Телефон у тебя есть…
      – Я наверх, если ты позволишь?
      – Военные тайны?
      – Почти, – поднимаясь по лестнице, улыбнулся Роман.
      – Ладно, секретничай. Я пока приготовлю покушать. Ты любишь жареную курицу в горчичном соусе?
      – Обожаю. Подожди немного, я тебе помогу. Я старый кулинар, и жарка кур – мой любимый конек.
      Роман поднялся на второй этаж, закрылся в ванной, пустил воду и набрал номер Дубинина.
      – Я слушаю, – отозвался тот, но уже не так вальяжно, как утром.
      – Это Морозов. Какие новости?
      – Ты что, воруешь каждый раз эти мобильники? – как-то неожиданно раздраженно выпалил обычно сдержанный Дубинин. Голос его был сдавлен.
      – Ворую, – хладнокровно ответил Роман. – Новости есть?
      – Море. И все хреновые. Перезвони через три минуты, я выйду в безопасное место. Тут кругом – «уши», слово не скажешь, чтоб не стуканули…
      «А я тебе что говорил?» – подумал Роман, выжидая три минуты с небольшим и набирая тот же номер.
      – Что, совсем все плохо? – спросил он, уже примерно догадываясь, о чем будет говорить Дубинин.
      – Совсем. Тебя ищут так, будто ты государственный преступник. Откуда-то стало известно, что ты был в доме Полякова прошлой ночью. На Слепцова идет такое давление сверху – он уже не знает, что делать. Приказал всем найти тебя в кратчайшие сроки. Сказал, если не выйдешь на связь по истечении этих суток, пойдешь под трибунал. А уж что с погонами расстанешься, так это он раз пять пообещал.
      – И ты по-прежнему считаешь, что речь идет о криминальной войне?
      – Я уже ничего не считаю, – огрызнулся Дубинин. – Но знаю точно: влез ты куда-то по-крупному. Если капитаном разведки интересуются большие люди из правительства, это не есть хорошо.
      – И что будем делать? Сдаваться?
      – Ни в коем случае, – решительно сказал Дубинин. – Они только этого и ждут… Кстати, Слепцов тоже понял, что ты идешь по следу какой-то опасной группировки. Он тут тебя разносит при всех, а сам мне так невзначай намекнул, чтобы ты работал в прежнем направлении.
      – Это радует. Но что толку, если он не может помочь мне официально?
      – Тебе пока никто не может помочь официально. Ты – персона нон грата, и тебе веры нет. Если ты объявишься, сразу же будешь задержан, посажен в одиночную камеру и подвергнут жесткому допросу. И у меня есть серьезное подозрение, что ты там неожиданно умрешь от нарыва или простуды.
      – Умеешь ты душевно утешить, майор.
      – Утешать – не моя работа.
      – Согласен. Тогда о работе. Ты пробил Беляева?
      – Пробил. Кажется, твой клиент. Беляев Николай Федорович, генерал-майор ВВС, Ленинградский военный округ. На шее старый шрам.
      – Установлено, откуда шрам?
      – Был летчиком во Вьетнаме. Сбили, еле выжил.
      – Ясно. Богатая биография. Где он сейчас?
      – В том-то и штука, что добраться до него непросто.
      – В космос, что ли, улетел?
      – Почти. Инспектирует дальние объекты. Сейчас он за Выборгом, на финской границе.
      – Ого! – присвистнул Роман. – Неблизко.
      – А я тебе о чем?
      – И долго он там пробудет?
      – До конца праздников.
      – Плохо. Мы не можем ждать целую неделю. Здесь каждый день на счету.
      – Полностью с тобой согласен.
      – Надо организовать воздушного извозчика. Ты же сам понимаешь, что Беляев – наша единственная ниточка.
      – Понимаю. И уже начал хлопотать о рейсе. Но есть проблемы. Рейс должен быть хорошо законспирирован, а для этого нужно время. Жди.
      – Жду, а что мне остается делать? Только как бы не было поздно?
      – Не будет. Этой ночью улетишь. С парашютом прыгать не разучился?
      – Да я никогда и не умел, все больше на пятую точку надеюсь…
      – Шутничок, твою бабашку… – ругнулся Дубинин. – Ладно, скоро перезвоню. На эту-то «трубу» звонить можно?
      – Нужно, – улыбнулся Роман.
      Послышался нетерпеливый стук в дверь. Роман нажал на отбой и сунул телефон в карман. Вот же до чего горячая женщина! Пять минут потерпеть не может.
      – Рома, открой! – прижимая губы к дверной щели, крикнула Вероника.
      Роман отрыл дверь, широко развел руки для объятий:
      – Что за шум?
      – Рома, мой муж приехал! – тараща на него глаза, в неподдельном ужасе выпалила Вероника.
      – Чем дальше в лес… Я успею выйти из квартиры?
      – Не-ет, – простонала она. – Он уже поднимается. Свалился как снег на голову…
      – Куда он никогда не заглядывает?
      – Куда? – закусила пальцы Вероника. – В гардероб…
      – Ну, так я туда. Спрячь мои ботинки и вещи, которые купила для меня. Забрось в шкаф, поглубже. И постарайся выпроводить его поскорее. Он ничего не знает и не узнает, если ты не дашь повод. Поняла?
      Вероника выдохнула, стала глядеть более осмысленно.
      – Да-да, я поняла. Он никогда долго не задерживается. Ой, уже звонит в дверь. Я побежала.
      Роман закрутил кран, вышел из ванной и на цыпочках подкрался к лестнице. Вероника торопливо затолкала в шкаф улики и открыла входную дверь.
      – Ну, что долго не открываешь? – послышался голос немолодого мужчины. – Прячешь любовника?
      – Конечно. Футбольную команду, – храбро ответила Вероника. – Что-то случилось?
      – Нет, слава богу, все в порядке. Просто ехал мимо, дай, думаю, загляну. Соскучился…
      Роман не видел, что происходит внизу, но по звукам понял, что соскучившийся муж приобнял женушку – и приобнял довольно страстно.
      – Что это ты, Михаил Петрович, устриц наелся? – пыталась отшутиться Вероника.
      Но Михаил Петрович шутить был не намерен.
      – Я тебя и без устриц всегда хочу, – не без удивления услышал Роман (Вероника-то жаловалась, что у мужа все начисто в этом смысле усохло). – Пойдем наверх…
      Вероника пыталась слабо возражать, но напор был силен, и она вынуждена была подчиниться. Ступеньки тяжело заскрипели – Михаил Петрович весил немало. Роман на цыпочках метнулся к гардеробу.
      Гардероб был целиком устроен из бывшей кухни, в нем стояло несколько длинных стоек с одеждой и высились стеллажи с обувью. Такой мини-магазин. С непривычки здесь можно было заблудиться.
      Роман пролез в дальний угол, присел на какую-то коробку и замер, гадая, сколько ему тут предстоит просидеть. На всякий случай отключил мобильник, чтобы ненароком позвонивший Дубинин не усугубил и без того анекдотической ситуации. Теперь вся надежда была только на Веронику.
      Меж тем на супружеском ложе развернулись вполне определенные и серьезные действия. Роман хоть и далеко сидел от двери, но слышал каждый скрип и каждый вздох. И, судя по скрипам и вздохам, у Михаила Петровича с «этим делом» был полный порядок.
      Ну, а Вероника, как существо подневольное, тоже должна была стараться не за страх, а за совесть. Слушая ее томительные, протяжные, такие знакомые «а-ахи», Роман то сочувственно посмеивался, то, при особо громких вскриках, испытывал несколько не– приятные чувства, отдаленно напоминающие ревность и даже злобу к более счастливому сопернику.
      Впрочем, вскоре он «выключился», вернувшись мыслями к тому, сколько шансов у него имелось, чтобы добраться живым до истины. Если быть честным с собой и не надеяться на какое-то невероятное везение, то процентов пять, не больше. Ситуация – хуже худшего. Даже если Дубинин будет его поддерживать, а Слепцов тайно сочувствовать, этого слишком мало. «Черные» люди уже сжали кольцо, сквозь которое ему не пролезть. Невольно закрадывалось искушение остаться у Вероники недельки на две и, при необходимости коротая время в гардеробной (сюда запросто можно поставить кресло и маленький телевизор), спокойно пересидеть смертельную опасность. Ведь после того, как случится «это», он уже никому не будет интересен. Во всяком случае, настолько, чтобы его убивать. Погоны снимут? Да ну и пускай себе снимают на здоровье, давно пора. Зато живым останешься, жи-вым. А это – очень хороший результат в сложившихся обстоятельствах…
      Роман уловил, что в спальне стало тише. Похоже, любовная схватка супругов закончилась. Ему стало любопытно увидеть того, кого он порой замещает. Он подкрался к двери и сквозь щель заглянул в спальню.
      На постели, по-хозяйски разметав гениталии, поросшие седой шерстью, лежал слегка на боку толстый, старый, но еще крепкий дяденька. Вероника, голая и прекрасная, как нимфа, лежала рядом, расправляя кончиками пальцев густую поросль на его груди. Картинка была самая идиллическая и семейная.
      – Какая ты красивая, – с гордостью говорил Михаил Петрович, поглаживая ее ладонью по крутому изгибу бедра. – Ни у кого такой нет.
      – Ты тоже мужчина хоть куда, – нежно улыбнулась Вероника, целуя его в шею.
      – Молодые, чай, получше…
      – Да ну их, – равнодушно отмахнулась Вероника. – Все они одинаковые. Стрекозлы… А я люблю пожилых, солидных, умных, когда сразу видно, что это – настоящий мужчина.
      – Умница, – поцеловал ее по-отечески в лоб Михаил Петрович. – Сходи, котик, вниз, принеси по– пить. Что-то, хе-хе, в горле пересохло.
      – Тебе минералочки? Или чего покрепче?
      – Да нет, давай пока минералки. Только похолодней.
      – Конечно, милый, – пропела Вероника и, накинув халатик, побежала вниз, даже не глянув на гардероб, в котором парился незадачливый любовник.
      «Мата Хари ты моя, – с досадой ругнулся Роман. – Я бы тоже попил холодненькой минералки».
      Гадая, относится он к нелестной категории «стрекозлов» или все же нет, Роман от нечего делать наблюдал за Михаил Петровичем.
      Тот времени даром не терял. Бодро поднявшись и натянув трусы и майку – все-таки понимал, что не Адонис и при нимфе-жене лучше старческими телесами не трясти, – он достал из пиджака мобильный и набрал номер, шевеля губами и что-то соображая.
      – Привет, – сказал он своему абоненту. – Ну, как там наш договор?
      Он некоторое время слушал ответ, удовлетворенно кивая головой. Похоже, с договором все было в порядке.
      – Ну, тогда пускай Джон этим и занимается, – сказал он твердо. – Нам своих дел хватает. Да, так ему и заяви. Сами, мол, предложили, сами и раскручивайте. Мы даем зеленый свет и свою долю. Но у нас и своих забот полон рот, чтобы водить их на помочах. Инвестиции – дело хорошее, но мы сами можем кого хочешь инвестировать. Другое дело – поднять целину…
      Разговор продолжался в том же духе, и Роман снова начал «выключаться», когда знакомое слово заставило его встрепенуться и навострить уши.
      – А что по «Нефтехиму»? – переспросил Михаил Петрович. – С «Нефтехимом» уже все ясно. Да, решено окончательно. Никодимов будет его хозяином. Аукцион назначен на пятое мая, но это только для протокола. Да, совершенно точно. Нет, так все думают. О Никодимове даже не подозревают. В этом вся и штука. Только никому ни слова, слышишь? Я сам случайно узнал. Да, оттуда… Так что – молчок. Иначе накроют нас медным тазом, не вылезем. Такие деньги на кону стоят – подумать страшно. Да, да… Угу. Хорошо. Ну, по поводу Джона мы решили? Именно. А как он думал, тут все даром дается? Вот, вот… Все, до завтра. Будь здоров.
      Михаил Петрович улыбнулся поднявшейся Веронике, взял принесенный ею стакан с водой.
      – Кому звонил? – спросила Вероника, присаживаясь на кровать.
      – Да неважно… – отмахнулся Михаил Петрович, жадно глотая воду. – Дела все, дела. Ох, спасибо. Ты сегодня чем занималась-то?
      – Как обычно, бегала по магазинам. Еще зашла на массаж, на депиляцию, к парикмахеру. Скука! Ждала твоего звонка, а тут ты сам приехал. Может, поедем куда-нибудь, поужинаем?
      – Как прикажешь. Я всегда готов. Машина у подъезда.
      – Тогда давай сегодня махнем в «Метелицу».
      – Шумновато, – поморщился Михаил Петрович. – Может, выберешь, где потише?
      – Зато там всегда весело. Ну поехали… Там Коля Басков сегодня поет, ты же знаешь, как я его люблю. «Все так же рыдает шарманка…» Ну? Тебе ведь тоже нравится, сам говорил.
      – Ладно, поехали. Твое слово для меня закон.
      – Тогда подожди внизу, пока я оденусь, хорошо?
      – Могла бы одеваться при мне. Ты же знаешь, как я люблю смотреть за твоими сборами…
      – А я хочу сделать тебе сюрприз. Не лишай меня этого удовольствия. К тому же мне надо принять душ.
      – Ладно, уговорила.
      Михаил Петрович сходил на пару минут в ванную, оделся и спустился вниз, придерживаясь за перила.
      Вероника убедилась, что он на первом этаже, и открыла дверь гардероба.
      – Ты где? – прошептала она.
      – Тут, – просипел Роман, высовывая из-за стойки голову с натянутым на нее чулком.
      – А-а! – задохнулась немотным ужасом Вероника, прижимая руки к груди. – Кто это?
      – Тише, – сказал Роман, торопливо стаскивая чулок, – это я… А ты кого ожидала увидеть?
      – Ты что! – закричала шепотом Вероника. – Я чуть не описалась от страха. А если б закричала?
      – Ну, прости, – чувствуя себя вполне отомщенным, обнял ее Роман. – Хотел тебя повеселить…
      – Сейчас мы уедем, – сказала Вероника, нежась в его объятиях и прислушиваясь, не идет ли кто по лестнице. – Сюда уже не вернемся. Я постараюсь ночью приехать. Если не ночью, то утром точно. Так что хозяйничай без меня. Извини, что так вышло, я сама не ждала… Чего ему сегодня приперло? Обычно раз в полгода…
      Она так забавно прятала смущенные глаза, что Роман едва не расхохотался. Приступ немотивированной ревности давно прошел, и теперь ему была безразлична ее половая жизнь.
      – Ну что ты, – прошептал он. – Я все понимаю. Буду ждать тебя с нетерпением.
      Она благодарно ему улыбнулась, что-то быстро забрала с полок и плечиков и выскочила в ванную.
      Вообще же собиралась она немыслимо долго, и Роман начал злиться уже оттого, что теперь вынужден сидеть на коробке в гардеробе исключительно по ее милости. Ну, к венцу девушка идет, не иначе. Живо вспомнилось, как его бывшая жена по часу корпела перед зеркалом, что-то бесконечно поправляя в идеально наложенном – с точки зрения мужчины – макияже. Таки холостяцкая жизнь имеет свои большие плюсы. Выйти, поторопить ее, устроив небольшой скандал? Или спуститься вниз, выпить с мужем на брудершафт? Не чужие ведь люди…
      Наконец Вероника, пробарабанив ногтями по двери гардеробной в знак прощания, побежала вниз, стуча каблучками. Послышались звуки мужниных восторгов – сюрприз удался. Прошло еще несколько минут, и Роман начал опасаться, как бы Михаил Петрович не пошел на второй заход. Но вот входная дверь громко захлопнулась. Он был свободен.
      Роман вышел из своего узилища, подкрался к окну и сквозь пластинки жалюзи пронаблюдал отъезд счастливой и самодостаточной во всех отношениях четы. Автомобиль «Роллс-Ройс», телохранитель, почтительно открывший дверь, шофер. Все, как положено. Ну, за Веронику в этой жизни можно не волноваться. Она не пропадет ни при каких обстоятельствах.
      Роман спустился вниз, налил себе виски и набрал номер телефона Лени Пригова. Звонил он на запасной телефон, которым Леня пользовался только в самых конфиденциальных случаях и номер которого знали лишь люди, пользующиеся особым доверием.
      – Да… – едва слышно отозвался Леня, до неузнаваемости меняя голос.
      Он увидел незнакомый номер на табло и готов был при случае дать задний ход, то есть сделать вид, что ошиблись номером, и, по необходимости, избавиться от «засвеченного» мобильника.
      – Леня, это я, – сказал Роман. – Привет.
      – Ты все-таки свинья, Рома, – с чувством отозвался Леня. – И свинья очень больших размеров.
      – Ну и напрасно вы так, молодой человек. Я все узнал и горю желанием поделиться доброй вестью.
      – Это, типа, какой?
      – Это, типа, правильной. Мне тут удалось стать свидетелем одного любопытного разговора…
      – Чем же он так любопытен?
      – Да вот речь шла о некоем «Нефтехиме». Он тебя еще интересует?
      – Он нас интересует, Рома, нас, не забывай это. Или мы уже не партнеры?
      – Партнеры, Ленечка, конечно, партнеры.
      – То-то же. Ну, что ты там такого любопытного услыхал? Только имей в виду: халтура не пройдет…
      – Когда это я халтурил? – возмутился Роман.
      – Ну, ну, какой ты горячий! Это я так, к слову. Итак…
      – Итак, хозяином «Нефтехима» будет некто Никодимов. Тебе о чем-то говорит эта фамилия?
      – Что? – Голос Лени вдруг стал очень серьезным. – Никодимов? Это точно?
      – Совершенно точно. Аукцион назначен на пятое мая. И Никодимов станет хозяином «Нефтехима». Все уже договорено.
      – Ромочка, ты ничего не путаешь? Вспомни еще раз хорошенько. Ведь если Никодимов станет владельцем, то это означает… Вот, черт! А здесь пока никто и не догадывается. Я что-то такое чуял, но не был уверен… Рома, ты все точно запомнил?
      – Обижаешь, Леня! Запоминать информацию – моя профессия. Все именно так и есть.
      – Источник надежный?
      – Стопроцентный.
      – Ну, если ты окажешься прав… Ладно, начинаю работать. Пятого мая, ты говоришь?
      – Точно так.
      – Так, сегодня второе мая… Не слишком много… Но два дня в запасе есть. Как раз хватит. Рома, помни: если ты ошибся, мне конец. И, значит, тебе тоже. Мы пойдем по улице с протянутой рукой.
      – Каждый раз ты это говоришь, и каждый раз твое предсказание не сбывается.
      – Так и слава богу! Лучше я буду плохим предсказателем и хорошим брокером.
      – Лучше, – согласился Роман.
      – Как твои успехи на государевой службе? – спросил не без издевки Леня.
      – Как обычно: много шишек – мало пышек.
      – Не слушаешь ты старого, мудрого еврея… – вздохнул Леня.
      – Жив останусь – все по-твоему сделаю. А ты, если такой старый и мудрый, на всякий случай удали мой номерок из своего телефона. Целей будешь.
      – Как прикажешь, разведка. Спасибо за заботу.
      – Тебе спасибо, Леня. Все, желаю здравствовать.
      – Ну, и ты не хворай. Как только спасешь мир, звякни. Надеюсь, у меня будут хорошие новости.
      – Договорились.
      Роман машинально удалил из своего нового аппарата номер телефона Лени. Чем меньше связей с внешним миром, тем лучше. Он не знал, где сейчас враг и как далеко продвинулся в своих поисках. Вполне возможно, что сейчас он затаился где-то рядом и готовит захват подавляющими силами, чтоб уж наверняка. Ну, а после захвата начнут пытать «по-взрослому», и в запале дознания запросто могут добраться до знакомых. И судьба им может быть уготована плачевная.
      Хотя, подумал Роман, если «черные» рядом, то им ничего не стоит отследить этот звонок и засечь Леню, как бы он тщательно ни конспирировался. И там где-нибудь в тихом месте – а то и прямо на улице, это делается очень быстро, – взять его под белы рученьки, впихнуть в машину, отвезти в укромное место и неторопливо, со знанием дела, драть шкуру, пытая, не сообщил ли ему Роман кой-какие новости о кой-каких людях. А после, вытащив из него все до самого нутра, в том числе воспоминания детства, имена любовниц и банковский счет, тихо пристрелить за ненадобностью и припрятать так, что сам господь бог не отыщет…
      Роман потряс головой, отгоняя дурные мысли. Нет, пока он все делал с многократной страховкой, и найти его в этой квартире не так-то легко. Звонки в огромном городе тоже непросто отследить, тем более не зная абонентов. Если только майор Дубинин работает на них? Но тогда, по элементарным законам логики, Романа давно бы уже оприходовали, пока он безмятежно дрых в спальне Вероники, и уж точно не дали бы возможности вдосталь наговориться по телефону со всеми своими знакомыми, сливая им информацию различного рода. Он был здесь, как мышь в мышеловке, и при желании его бы взяли «без шума и пыли». Так что на Дубинина грешить было пока рано.
      На всякий случай Роман часа два вел наблюдение сквозь щели жалюзи за улицей. (Как можно было не раз убедиться, у «черных» людей – очень большие связи, и выйти на квартиру Вероники они могли и каким-то другим способом, без помощи стукачей в управлении. У города везде есть глаза и уши, порой совершенно незаметные, такие, например, как видеокамеры ГИБДД или тайные, еще в славные соцвремена установленные прослушки в самых неожиданных местах, в том числе в подвалах, курилках и сортирах, поэтому хоть на миг чувствовать себя в безопасности мог только очень наивный человек.)
      Сначала он осматривал стоящие вдоль дома машины.
      Место здесь было не слишком оживленное. С одной стороны улицы – тихий сквер, где чинно гуляли мамаши с колясками да сидели на лавочках подростки с пенсионерами. С другой – жилой дом, где в первом этаже был небольшой продуктовый магазин. Машины жителей дома парковались у бровки тротуара. Приезжие останавливались поближе к магазину, делали покупки и уезжали, освобождая место другим.
      Роман, автоматически отсеивая второй сорт машин, уделил пристальное внимание первым. Таких было – в секторе обозрения окон квартиры – около десятка. Около – потому что и их число тоже все время потихоньку менялось. Салоны этих машин были в основном пусты, но в трех из них за рулем сидели водители, а еще в одной, темном «Форде», возле водителя сидел широкоплечий мужчина.
      На этом-то «Форде» Роман и сосредоточил основное внимание. Если эти двое «пасут» подъезд, и пасут из-за него, то скоро это станет понятно наверняка. Быстро пробегая взглядом по другим авто, Роман некоторое время вел наблюдение исключительно за темным «Фордом». Но вскоре убедился, что вряд ли это «его» люди. Человек, сидевший рядом с водителем, на двери подъезда даже не смотрел. Когда из подъезда кто-то выходил, он никак на это не реагировал. Зевнув, достал из «бардачка» книжку и начал внимательно ее читать. Водитель же вообще тихо дремал, так что Роман примерно через полчаса пристальное наблюдение с этой парочки снял, не забывая, впрочем, время от времени проверять, что они там поделывают. Другие машины по ряду причин не годились на роль «наружки» и были им одна за одной отбракованы.
      Но один раз Роман напрягся всерьез, когда чуть дальше по улице, под острым к нему углом, остановился микроавтобус «Фольксваген» темно-синего цвета с наглухо затонированными стеклами. Это был уже серьезный транспорт. В нем могли разместиться не только наблюдатели с аппаратурой, но и группа захвата.
      Роман сунул в карман мобильник и мысленно прикинул путь своего отхода на случай, если сейчас из «Фольксвагена» выйдут крепкие ребята в робах сантехников или грузчиков и гуськом потянутся к подъезду. Вариант был один: запереть за собой входную дверь и, пока ее будут ломать, попытаться уйти через чердак и крышу. Дома здесь стояли впритык, это Роман установил еще перед тем, как входить в подъезд, замок люка вышибался одним ударом ноги (это он тоже проверил заранее), и при желании и должной прыти можно было через десять минут оказаться за три квартала отсюда.
      Но прошло пять минут, десять – и из «Фольксвагена» никто не выходил. Это тоже было само по себе странно, и Роман начал подумывать, что это и есть посланная по его душу «наружка». Однако «Фольксваген» постоял, постоял – и уехал себе восвояси. Роман выдохнул – все-таки скачка по крышам под пулями преследователей удовольствие не из лучших – и начал просматривать сквер напротив дома.
      Обитатели сквера подозрения не внушали. Народ там был либо озабоченный своими малолетними чадами, либо вовсе молодой, присевший попить пивка и покурить, либо совсем старый.
      Один пенсионер в плаще и шляпе все прохаживался мерной походкой туда-сюда и по виду напоминал отставного офицера. Но ни окна Викиной квартиры, ни ее подъезд не интересовали его нисколько, и, убедившись в этом, Роман подозрения с неутомимо шагающего старикана снял.
      Его внимание привлекла тетенька, выгуливающая здоровенного добермана. Она все как-то странно поглядывала на дом, пробегая время от времени взглядом и по окну, за которым прятался Роман. Чего ей нужно? Так ли просто смотрит, от скуки, или «по делу»? Некоторое время Роман, анализируя особенности поведения, тщательно «прокачивал», ее это пес или взяла на время? Наружные наблюдатели, работающие «в поле» – на жаргоне спецслужб «невидимки», – народ своеобразный. Специфика работы «невидимки» состоит в том, что ты его отлично видишь, но тебе и в голову не придет, что он тебя плотно «пасет». Это может быть и роющийся в мусорном баке бомж, и студент, лениво потягивающий пивко, и гуляющий пенсионер, и папаша с коляской, и дама с собачкой. Тут не угадаешь, откуда за тобой следят острые, ничего не пропускающие глаза.
      Нет, решил Роман, наблюдая за собакой и хозяйкой, эти двое хорошо знают друг друга и гуляют вместе очень давно. Но почему хозяйка так часто смотрит на окна? Что ее в них интересует? Другие ведь не смотрят. Для «невидимки», правда, уж больно открыто, но у каждого свои методы. Бывают такие чудаки – о-го-го.
      Вот тетенька, дожидаясь, пока доберман, чинно гуляющий на поводке, обнюхает и пометит очередное дерево, вытащила мобильник и набрала номер, все так же упорно поглядывая на окна. Судя по мимике, разговаривала она с кем-то весьма сурово. Было такое чувство, что она срочно требует к дому целый батальон спецназа. Но когда через пару минут, лихо перескочив забор сквера, к ней подбежал мальчик лет двенадцати и доберман радостно запрыгал возле него – Роман сообразил, что к чему. Это мамаша куда-то торопилась и ждала, глядя на окна своей квартиры, расположенные где-то совсем рядом с окнами Вики, когда из дома выйдет сын и заменит ее на выгуливании пса. Отсюда и нетерпеливые взгляды на окна, и грозное выражение лица при телефонном разговоре. Вручив поводок сыну, она торопливо умчалась прочь.
      Роман еще какое-то время наблюдал за улицей. В сквере больше никто не внушал ему опасений. Темный «Форд» уехал, других подозрительных машин Роман пока не обнаружил. Возможно, наблюдение, если оно ведется, осуществляется из глубины сквера при помощи специальной оптики? Но это установить он уж никак не мог, а посему следовало успокоиться и внушить себе простую, как яблоко, мысль, что в данный момент ему ничего не угрожает и, следовательно, излишнее беспокойство пойдет только себе во вред.
      Шел девятый час. Желудок урчал все громче. Еще бы. Курица в горчичном соусе была обещана три часа назад, но за всеми минувшими хлопотами так и осталась неприготовленной. Роман спустился вниз и начал осмотр холодильника.
      Горячее он решил не готовить. Хоть и было вполне понятное желание потешить себя хорошо прожаренным куском мяса, он все-таки решил не рисковать. Вдруг Михаил Петрович снова нагрянет? Как ни прячься в гардеробной, запах от приготовленной на огне пищи сразу наведет на мысль, что в доме кто-то есть или недавно был – и кухонная вытяжка не спасет. А если Вероника была с мужем, то кто же тогда готовил еду в ее отсутствие? Тут и дурак догадается, что дело нечисто. А Михаил Петрович дураком не был, это уж Роман знал наверняка.
      Он достал из холодильника банку консервированной кукурузы, нарезал помидоров и огурцов, настрогал ветчинки и так славно закусил, выпив предварительно стопку холодной водки, что ему едва хватило сил убрать за собой стол и добраться до дивана.
      Вечерние новости, все еще сладострастно жующие серию жестоких убийств в подмосковных особняках, ничего нового к услышанному Романом днем не добавили. Лишь еще больше напустили туману, пугая обывателя грядущими в скором времени ужасами. При этом у Романа резонно возникла мысль о том, что вся эта искусственно поднятая волна недобрых предсказаний определенно призвана сыграть в чью-то пользу. Вот только – в чью? Кто на самом деле стоит за армией безжалостных убийц? Версий много, но насколько они близки к истине, сказать сейчас трудно. Ясно лишь одно: пока он не доберется до генерала Беляева, сколько-нибудь внятного ответа на этот вопрос он не получит. А раз так, то и ломать голову на пустом месте не стоит.
      Поглядывая одним глазом на экран, Роман сладко задремал под монотонное бормотание телевизора. Спал он долго, поскольку телевизор ему не мешал, а на звонки домашнего телефона Роман попросту не реагировал. Он прекрасно понимал, что впереди его ждет немалое напряжение сил и следует накопить энергии впрок.
      Несколько раз он поднимался, то попить, то сходить в туалет, то покурить в кухонную вытяжку, включенную на всю мощь. Посматривая сквозь плотно сдвинутые пластинки жалюзи на улицу, он некоторое время следил за тем, что там происходит. Убедившись, что явных признаков слежки нет, он снова заваливался на диван и засыпал дальше, убивая время с пользой для здоровья испытаннейшим армейским способом.
      В половине двенадцатого зазвонил телефон. Роман, проснувшись после первого же сигнала, глянул на табло. Ага, вот и товарищ майор обозначился. Долго же он молчал. Любопытно, что он скажет на этот раз.
      – Ну что, капитан, выспался? – деловито, спокойно – что сразу, как добрую примету, отметил Роман, – спросил Дубинин.
      – Вообще-то только начал во вкус входить.
      – Напрасно. Пора на вылет.
      – Всегда готов.
      – Мой человек доставит тебя на аэродром. Укажи место и время, где он сможет тебя забрать.
      – Не надо меня забирать, я хороший…
      – Давай без шуток, капитан. Самолет уже готов к вылету. Время дорого.
      – Через полчаса на углу Мясницкой и Гусятникова переулка.
      – Понятно. Машина – темно-зеленый «Ауди-80». Моего человека зовут Филипп.
      – Киркоров?
      – Капитан!
      – Молчу, молчу…
      – До аэродрома вы доберетесь примерно за три часа. Инструкции относительно твоей высадки получишь у пилота. Оружие и снаряжение у Филиппа.
      – Проводника на месте не организовали?
      – Нет, – жестко ответил Дубинин. – Будешь добираться до части сам. Картой я тебя обеспечил.
      – Понял. Как насчет пенатола натрия?
      – Найдешь у себя в рюкзаке. Усовершенствованная разработка. Только осторожно с дозой.
      – Разберусь. Был бы объект, а дозу подберем. Опыт какой-никакой имеется.
      – Надеюсь. Все, капитан, пора закругляться. Как только будет возможность, выходи на связь. И постарайся все сделать по-тихому…
      – А пожелать удачи на дорожку?
      – Удачи.
      Трубка загудела отбоем. Как видно, Дубинину было не до лирики. Ну еще бы. Поди, непросто было, зная, что за тобой к тому же может кто-то следить, пробивать транспорт вне докладов и запросов разрешения у вышестоящего начальства. По сути, Дубинин брал всю ответственность на себя. Значит, сильно надеялся, что Роман идет по верному следу и чего-то добудет стоящего. Что же, постараемся не подвести.
      Роман удалил номер Дубинина из телефона, уложил чудо-трубку в карман подаренной Вероникой куртки и начал собираться. Собственно, собраться ему было – только подпоясаться. Все имущество – легко движимое и включает в себя лишь одежку да пару мелких предметов, таких, как телефон и зажигалка. Хотя шнурки на ботинках он затянул и завязал с особой тщательностью. Неизвестно, что ждет его на улицах ночной Москвы, и нужно быть готовым к броску в любую секунду и на любой отрезок времени. Тут мелочей не бывает, и развязавшийся на бегу шнурок может стоить жизни, ни много ни мало.
      Вероника так и не пришла. Видимо, все еще развлекается в «Метелице» под присмотром любимого мужа. Ну и правильно, веселись и радуйся, пока молода и пока есть такая возможность. Спасибо тебе, милая женщина, за безотказную помощь, за теплый прием и незабываемые минуты, проведенные в твоей гардеробной. Жизнь ценна ощущениями, в том числе и такими. Главное, чтобы при этом никто не пострадал.
      Перед тем как выйти из квартиры, Роман еще раз внимательно осмотрел улицу и темнеющий напротив дома сквер. Явственной опасности, кажется, оттуда не исходило, во всяком случае, пресловутый колокольчик внутри не звенел, подавая сигналы тревоги. Впрочем, иногда он, колокольчик то бишь, и ошибался.
      Роман вышел из подъезда и быстро двинулся в обратном от назначенного места встречи направлении. Если будет «хвост», то лучше сразу сбить его со следа. Зная прекрасно каждый переулок и каждый дом в этом районе, Роман начал петлять между домами, время от времени останавливаясь за углом и проверяя, не идет ли кто за ним следом.
      «Поиграв» таким образом минут десять, он убедился, что явной слежки за ним не было. Могла, конечно, где-то двигаться параллельным курсом машина, и не одна. Но он специально шел дворами, чтобы «автонаружка» не имела возможности держать его в поле зрения. Следом за ним на машине проехать было невозможно, он прошел насквозь несколько дворов, и если наблюдение еще велось, то уж точно не с колес.
      Укрывшись в арке недалеко от угла Мясницкой и Гусятникова переулка, Роман вел наблюдение за улицей и поджидал посланного Дубининым Филиппа. До встречи оставалось три минуты.

      Он издали увидел темно-зеленый «Ауди-80», идущий в первом ряду на средней скорости по Мясницкой со стороны Тургеневской площади. Роман вышел из арки и медленно двинулся к угловому бордюру. На ходу достал сигарету из пачки, прикурил – вовсе не потому, что от волнения захотелось глотнуть порцию никотина. Просто в случае засады можно швырнуть горящую сигарету в лицо противнику и выиграть драгоценные доли секунды для отступления. Мелочь, казалось бы, но подобные мелочи не раз спасали жизнь шпионам всего мира.
      «Ауди» замедлил ход и остановился возле Романа. Роман уже убедился, что в салоне, кроме водителя, никого нет.
      Он открыл переднюю дверцу и, держа сигарету так, чтобы ее можно было щелчком послать в лицо водителю, заглянул внутрь.
      За рулем сидел молодой человек лет двадцати пяти. Ничем не примечательное лицо, но глаза быстрые, цепкие, и руки на баранке узловатые, сильные.
      – Я Филипп, – сказал он глуховатым баритоном. – Садитесь на заднее сиденье.
      Роман кивнул, захлопнул переднюю дверцу, отбросил окурок за ненадобностью и сел на заднее сиденье. Кажется, пока все идет без неожиданностей.
      Филипп сразу тронулся с места, набирая скорость.
      – Где находится аэродром? – спросил Роман, на всякий случай убедившись, что непосредственно за ними никто не едет.
      – За Ярославлем, – поглядывая на Романа в зеркало заднего вида, сказал Филипп.
      – Ближе не нашлось?
      – Ближе не нашлось, – без выражения ответил тот. – Вас так ищут, что товарищ майор едва смог пробить и этот.
      – Понятно, – кивнул Роман. – Нелегко пришлось товарищу майору?
      – Нелегко, – отозвался Филипп.
      Кажется, неплохой парень, решил Роман. Он перевел взгляд на объемистый рюкзак из черной синтетической ткани, стоявший возле него на заднем сиденье.
      – Это ваше снаряжение, – сказал Филипп, увидев в зеркало, куда он смотрит. – Здесь все необходимое.
      – Посмотрим, – проворчал Роман, развязывая тесемки рюкзака и бесцеремонно вытряхивая все содержимое на сиденье. – Может, забыли чего, так не поздно будет вернуться.
      Краем глаза он видел смеющиеся в зеркале глаза Филиппа, которому явно понравилась его хулиганская выходка. Хороший парень. Не зануда. И то, что в этой ситуации он способен расслабляться, говорило о счастливой универсальности характера, столь необходимой разведчику.
      Изредка поглядывая вперед, чтобы все время держать под контролем маршрут следования, Роман начал перебирать «подарки» Дубинина.
      Что это за самый большой сверток? Ага, пятнистый, утепленный комбинезон для наблюдения. Хорошая вещь, и, главное, по погоде, которая еще ой как далека от курортной. Пара легких прочных ботинок – тоже из арсенала спецназа. Теплые носки, пятнистое кепи…Так, с экипировкой полный порядок.
      Затем он осмотрел лежавший в пластиковом футляре бинокль. Отличная вещь. Легкий, небольшой, и при этом увеличение – двадцать пять раз. Плюс автоматическое определение расстояния до выбранного объекта. Линзы не дают бликов, даже если в них отразился солнечный луч. Лучшего и желать нельзя.
      Так, три пачки галет, миниатюрные пластиковые баночки с мясным пюре, шоколад. Этого запаса хватит как минимум на двое суток. Но, надо полагать, более суток на все про все не потребуется. Хотя за шоколад спасибо, он, как известно, поднимает настроение даже в самых беспросветных ситуациях.
      А что в этой небольшой коробочке? Ну, слава богу, в спешке не забыли главное. Пять ампул с бесцветной жидкостью, без всякой маркировки, по два «кубика» каждая. Пенатол натрия, или «сыворотка правды», с помощью которой без ненужного кровопускания и, что самое ценное, без особых временных затрат можно развязать язык кому угодно. Здесь же в коробочке лежали пять одноразовых шприцев – радость наркомана. Все уложено плотно, не брякнет, не звякнет, и при любом способе передвижения ампулы не разобьются.
      Нож в чехле. Простой, без стреляющей рукоятки, без кусачек и зазубрин, но крепкий и острый. Компас. Карта местности. Упаковка кубиков сухого горючего. Фляга. Коробок туристических, не гаснущих на ветру, спичек. Пакетик с бинтом, ватой, йодом, антибиотиками.
      Пачке сторублевых купюр Роман невольно улыбнулся. Судя по банковской ленте, все те же десять тысяч – и ни копейкой больше.
      – А где пистолет? – спросил он Филиппа, который молча наблюдал за его действиями.
      – Держите.
      Филипп передал ему пистолет, затем кобуру. Роман понял, почему пистолета не было в рюкзаке. Парень по-своему был хитер – или выполнял установку Дубинина – и все это время «прокачивал» поведение Романа. Если бы тот стал вести себя неадекватно, то славный паренек Филипп хладнокровно всадил бы в него пару пуль, благо пистолет он держал наготове. А ведь как душевно улыбался при этом! Талантливый малый, далеко пойдет.
      Но, с другой стороны, раз он до сих пор не сделал попытки каким-то образом нейтрализовать Романа, имея в руках оружие, – а ведь иногда Роман, отвлекаясь на осмотр снаряжения, по несколько секунд за ним не присматривал и, следовательно, подставлялся под выстрел (по крайней мере, внешне это выглядело так), – это достаточно убедительно говорило о том, что Дубинин по-прежнему играет на его стороне.
      Роман быстро осмотрел пистолет. Стандартный «ПМ», не новый, побывший в употреблении не один год. Но вполне надежный, смазанный, досмотренный. Боевое оружие, одним словом. Две полные обоймы, одна в рукоятке, другая в кармашке на кобуре. Он оттянул для интереса затвор. Так и есть: патрон сидел в патроннике. Глянул в зеркало – на него смотрели смеющиеся глаза Филиппа. Ладно, проехали. У каждого своя работа.
      – Чего-то не хватает? – как ни в чем не бывало спросил Филипп.
      Роман посмотрел в окно. Кольцевую они проехали минут пять назад и теперь на хорошей скорости шли по Ярославскому шоссе.
      Филипп ждал ответа, поглядывая в зеркало.
      – Все в порядке, – сказал Роман, укладывая вещи, с каждой из которых он теперь был знаком лично, в рюкзак. – Хорошая работа.
      – Спасибо, – улыбнулся Филипп. – Я старался.
      Роман тоже улыбнулся. Этот парень нравился ему все больше.
      – Давно знаешь Дубинина?
      – Третий год. Я у него практику проходил еще на курсах. Потом он взял меня к себе стажером.
      – Ясно, – кивнул Роман. – Где срочную служил?
      – Рязанская воздушно-десантная…
      – Десантура, значит?
      – Так точно.
      – Повоевать довелось?
      – Пять с половиной месяцев в Чечне.
      – Почему пять с половиной?
      – Ранен был. В бедро… Пустяки. Но после госпиталя дослуживал дома.
      – Почему к нам решил?
      – Нескучно живете, товарищ капитан.
      – По мне судишь?
      – Нет… – заметно смутившись, пожал плечами Филипп. – Вообще, нравится мне это…
      – Романтика?
      – Да нет, не то чтобы романтика…
      – Рисковать любишь?
      – Ответственную работу люблю, – серьезно ответил Филипп. – Такую, чтобы, кроме меня, никто больше не мог ее сделать. Понимаете?
      – У-гу… – помолчав, кивнул Роман. – Понимаю. А то, что за эту ночную поездку тебя в случае чего по головке не погладят, тебе майор Дубинин сказал?
      – Сказал.
      – И что? Не боишься навсегда загубить карьеру?
      – Есть маленько, – улыбнулся Филипп.
      – Зачем же тебе все это? – улыбнулся и Роман.
      – А вам – зачем?
      На это Роман не нашелся что ответить. Да, наверное, оно и не нужно было, этот улыбчивый парень, похоже, сам все отлично понимал.
      В салоне на какое-то время наступило молчание. Ровно гудел мотор, навстречу неутомимо неслась темная лента шоссе. Вот она, наша смена, думал Роман, глядя на проплывающие дорожные знаки. Ничего, нормальные ребята. Ерунда это, что молодежь ныне мельчает и не та, что раньше. Стариковское брюзжание. Во все времена это говорится, и во все времена находятся те, кто не боится брать на себя ответственность любого уровня.
      – Притормози на пару минут, – сказал Роман.
      – Пи-пи захотели, товарищ капитан?
      – Что ж я, не человек?
      Филипп остановил машину у обочины, выключил фары. Роман вылез из машины, сделал несколько шагов в сторону, к темнеющему леску. Сзади открылась дверца – Филипп тоже вышел из машины. Судя по звуку шагов, пошел за ним следом.
      Последняя проверка, думал Роман, стоя спиной к нему, и лишь по неясной тени, которую напряженно ловил скошенным вниз и назад взглядом, отслеживал каждое его движение. Сейчас, когда обе руки заняты и поза самая беззащитная, он уязвим как никогда. Более удобного момента не придумать.
      Труднее всего было заставить себя исполнить то, для чего он попросил остановить машину. Но при некотором усилии Роману удалось сделать это. Поливая какое-то деревцо, он незаметно косился на Филиппа, но глаз на затылке не было, и когда тот зашел за спину, в темноту, Роман совсем потерял его из виду. Теперь вся надежда была только на слух, обострившийся до предела, и на рефлексы, наработанные годами тренировок и службы.
      Хрустнула ветка под ногой Филиппа. Рука Романа чуть дрогнула, струя прошуршала мимо дерева. Какое-то время Филипп не издавал ни звука. Так и мерещилось, что он достал из-за пазухи пистолет и целит ему в спину…
      До судороги в лопатках хотелось оглянуться, но Роман знал, что этого делать нельзя. Во-первых, резкое движение может испугать парня, и он дернет спусковую скобу неожиданно для себя. Во-вторых, искушенный слух Романа все же пока не уловил ни одного подозрительного звука, связанного с извлечением и изготовкой к стрельбе автоматического оружия.
      Хотя достать пистолет и снять с предохранителя можно было еще в машине, когда Роман шел к лесу. И незаметно держать его затем у бедра.
      С дороги надвигался гул приближающейся тяжелой машины. Идеальный момент для выстрела.
      Невыносимо хотелось оглянуться. Хотя бы на пол-оборота…
      Нельзя. Можно все испортить. Еще пару секунд выждать – потом…
      В свете озаривших придорожный лес мощных фар Роман на мгновение увидел падающую на деревья и стремительно укорачивающуюся тень Филиппа. И руки у него были опущены, опущены!
      Многотонный грузовик наскочил, прогудел – и снова установилась тишина. Тоже момент неплохой – на перепаде шумов трудно различать звуковые нюансы…
      И тут до слуха Романа донеслось довольно-таки громкое журчание. Филипп жизнерадостно рокотал и, скорее всего, не догадывался, какие мгновения пережил только что его многоопытный пассажир.
      «Чертова наша работа, – думал Роман, застегиваясь и медленно возвращаясь к машине, чтобы Филипп не торопился и сделал свои дела как следует. – Так сам себя скоро подозревать начнешь. Хотя шлепнуть он меня имел возможность стопроцентную… Значит, мы в самом деле едем на аэродром. Что и следовало доказать».
      – Ну что, поехали? – спросил он, когда Филипп вышел из леса, беззаботно ему улыбаясь.
      – Поехали, – кивнул тот, садясь за руль.
      Роман сел на переднее сиденье.
      – Тут удобнее, – сказал он Филиппу, когда тот вопросительно на него посмотрел. – Ноги можно вытянуть, откинуть спинку…
      – А я думал, вы поспите на заднем сиденье. Езды еще часа два. Вот и рюкзак под голову можно положить…
      – Да я уж выспался на сегодня. Посижу, подумаю.
      – Как знаете…
      Филипп дал газу, разгоняя машину до крейсерских ста двадцати. Роман устроился поудобнее.
      – Радио работает?
      – Да.
      – Включим?
      – Как хотите. Мне веселей будет.
      Роман включил радио, нашел волну «hard-rock» и вскоре с головой погрузился в грохочущие композиции «Deep Purple», «Metallica», «AC/DC» и прочих достойных представителей своего любимого музыкального жанра. Филипп чуть удивленно покосился на него, но ничего не сказал. Видимо, понимал, что у каждого свой способ релаксации.
      Так и покатили дальше, сопровождаемые неистовым ревом инструментов и мощными голосами лучших рок-исполнителей западного мира.
      Странно, наверное, это выглядело на ночной, ухабистой русской дороге, среди волнистых равнин и печальных рощиц. Но эта странность особым образом действовала на нервную систему, заряжая ее какой-то куражливой бодростью, столь необходимой перед выполнением сложного и тяжелого задания. Роман полузакрыл глаза и буквально пропитывался гремящими звуками, чувствуя, что прошлое будто уходит куда-то прочь и он снова становится молодым и легким, готовым к чему угодно, без оглядки и страха. Проверив Филиппа, он позволил себе расслабиться и будто впал в транс, достигая с помощью музыки полного отрешения. Кто знает, что ждет его впереди? А нервная система не прощает перегрузки, и если вовремя не спускать пар и не погружаться в спасительную бездумность, она может запросто и необратимо «крякнуть».
      Наверняка Филипп хорошо знал всю эту нехитрую премудрость, поскольку, хотя музыка и была явно не по нем, он ни жестом не выразил своего неприятия, понимая, что Роман сейчас не просто решил развеять дорожную скуку. Он лишь тихонько хмурился, когда из динамиков вырывался особо варварский грохот, но стоически терпел и молча гнал машину вперед.
      Впрочем, Роман его долго не мучил. Где-то через час, испытывая примерно такие же ощущения, как после бассейна, душа Шарко и массажа сразу, он выключил радио и дальше уже сидел тихо, изредка покуривая в приоткрытое окно.
      Когда переезжали Волгу, он увидел далеко внизу, на темной речной глади, идущий против течения пароходик. На корме дрожал будто от непомерных усилий слабый огонек, большая река стремилась снести пароходик вниз, но он упорно карабкался вперед. «Куда он идет на ночь глядя, зачем? Не так ли и мы, – подумал Роман, – бредем в темноте, не зная толком, куда и для чего?»
      Так, хватит, сказал он себе. Отдохнули – и будет. Не до философии. Куда прикажут – туда и пойдет, вот и весь сказ. Размягчаться сейчас не время. Скоро аэродром – самое время «подтянуть гайки».
      – Далеко еще? – спросил он Филиппа.
      – Тридцать верст, – мгновенно ответил тот, даже не глянув на реку.
      Километров через двадцать он свернул с трассы налево. Здесь уж дорога пошла совсем дрянная, и надо было все время быть начеку, чтобы не оставить в очередной яме всю подвеску, а заодно уж и самих себя.
      Филипп, привычный к этим ямам, как всякий русский водитель со стажем, ловко лавировал среди них, заслужив не одно одобрительное восклицание Романа.
      У деревни с пугающим названием «Погост» они свернули налево. Дорога была здесь не то что плохая – невозможная. Какая-то узенькая, разбитая донельзя грунтовка, по которой ехать можно было самое большее пятнадцать километров в час – как на велосипеде. Но Филипп невозмутимо вел машину дальше. Ни разу при этом он не посмотрел в карту, из чего Роман заключил, что он либо бывал здесь раньше, либо обладает хорошей памятью и держит весь маршрут в голове.
      Наконец они остановились.
      – Приехали? – спросил Роман, ничего не видя, кроме деревьев и кустов, освещенных тусклой луной.
      – Приехали, – подтвердил Филипп. – Здесь пройти пешком метров триста. Дороги нет, только тропинка.
      – Ну, пройти так пройти.
      Роман вышел из машины, вытащил рюкзак, надел на спину. А прохладно нынче на дворе. Он глянул в холодные точки звезд над головой. Черт, неужели придется прыгать? В эдакую холодрыгу?
      – Ну что, показывай дорогу, – обратился он к Филиппу, бодро попрыгав, чтобы утрясти рюкзак.
      – Дальше вы пойдете сами, – как бы виновато сказал Филипп. – Я поэтому заехал с другой стороны аэродрома, чтобы никто не увидел машину. И меня… Так приказал товарищ майор.
      – Ясно, – кивнул Роман. – Все правильно. Мы не должны рисковать напрасно. Куда идти?
      – А вот, – Филипп махнул рукой вдоль лежащего справа от дороги поля. – Видите, тропка?
      – Да, вижу.
      – Вы идите прямо по ней, до лесополосы. Пересечете лесополосу – и выйдете на аэродром. Идите к ангару, он там один, сразу найдете. Там вас будет ждать пилот, Юрий Васильевич. Скажите, что вы от Дубинина. Дальнейшие инструкции получите от него.
      – Все понятно, Филипп. Спасибо за доставку.
      – Да не за что… – смущенно улыбнулся Филипп.
      – Дай-ка мне номер своего мобильного.
      – Записывайте.
      – Да я уж лучше запомню. Диктуй.
      – Двести тридцать, восемьдесят, семьдесят пять.
      – Все, есть. Ладно, прощай.
      Они обменялись рукопожатием.
      – Может, еще увидимся, – сказал Роман.
      – Может… Я надеюсь! Удачи вам.
      – Спасибо.
      Роман махнул рукой и по указанной тропинке направился к лесополосе, с дороги казавшейся густым, непроходимым лесом.
      Сзади послышался гул мотора. Филипп развернулся и, не мешкая, покатил обратно. Хорошего помощника подобрал себе Дубинин, с теплым чувством подумал Роман. Возможно, еще поработаем вместе.
      Он неторопливо шел по тропинке, пересекающей по диагонали поле, покрытое нежными зеленями. Тропка была твердо утоптана, что говорило о ее частом использовании. Наверное, где-то неподалеку расположен поселок, откуда пилоты напрямки ходят на аэродром.
      Роман всматривался в темнеющую стену лесополосы и чутко прислушивался к ночным звукам. После того как затих вдали «Ауди» Филиппа, тишина установилась абсолютная. Ветра не было вообще, и звук шагов, как ни мягко ступал Роман, отчетливо разносился по полю.
      Никаких звуков, говоривших о наличии поблизости аэродрома, Роман пока не уловил. Но это его не пугало. Похоже, аэродром был совсем небольшим, и Дубинин специально остановил на нем свой выбор, чтобы максимально обезопасить вылет Романа. В самом деле, кому придет в голову проконтролировать все мелкие и частные аэродромы, удаленные от Москвы на три сотни километров? Во-первых, это проблематично, и даже у «черных», имеющих высоких покровителей в правительстве, вряд ли есть возможность перекрыть все транспортные капилляры (артерии-то перекрыты ими наверняка). Во-вторых, они «потеряли» Романа совсем в другой стороне и, скорее всего, ищут его сейчас где-то в районе столицы и в самой столице. Хотя, конечно, не стоило недооценивать их аналитический потенциал.
      Подходя к лесополосе, Роман чуть-чуть замедлил шаг. Не то чтобы он опасался подвоха. После устроенной Филиппу проверки он всецело доверился Дубинину. Но место было незнакомое, темное, удобное для засады, и он машинально приготовился к любой неожиданности, устроив пистолет так, чтобы иметь возможность без промедления выхватить его и открыть огонь.
      Тропинка подошла к лесополосе и, немного петляя, повела его дальше. Теперь Роман увидел, что это не лес, как до последнего момента он опасался, а действительно узкая, метров в сорок, полоска деревьев, какой обычно окружают поля, чтобы ветер не выдувал почву. Если бы дело было днем, он бы определил это издали. Но в темноте все сливалось в одну сплошную черную массу, и только сейчас, пройдя с десяток метров, он увидел впереди, совсем рядом, какой-то просвет.
      Просвет оказался, по выходе из лесополосы, большим ровным полем. Справа, метрах в семидесяти, Роман увидел приземистый и широкий деревянный сарай. Над ним горел небольшой прожектор. Наверное, это и был тот самый «ангар», о котором говорил Филипп.
      Роман двинулся к ангару, на ходу осматривая то, что довольно смело именовалось «аэродромом». Обычное поле, правда, с широкой, непривычно ровной после автодорог гравийной полосой посередине. Ни тебе «рулежек», ни проблесковых маячков, ни сложной разметки. Туда ли вообще обратился Дубинин?
      Сначала Роман не обнаружил ни одного самолета, но, подойдя ближе к «ангару», заметил стоящие за ним старенький, облупленный «АН-18» и кукурузник – легендарный «небесный тихоход».
      Похоже, это был аэродром так называемой сельской авиации, в обязанности которой входило обрызгивание полей ядохимикатами и разбрасывание удобрений. Роман, рассчитывавший хотя бы на аэроклуб, слегка растерялся от столь скудного выбора летных средств.
      «На чем же мы полетим? – подумал он. – Если на "АНе", то еще ничего, хотя, коли судить по внешнему виду, он вряд ли способен подняться в воздух. А если на кукурузнике? Это ж сколько мы телепаться-то будем?»
      Он подошел к ангару сбоку и некоторое время стоял в тени, под стеной, слушая, что происходит внутри.
      Но внутри было совершенно тихо. Если кто-то там и находился, то никак не давал о себе знать. А что, если там попросту никого нет? Нравы в провинции вольные, это тебе не капитализированная Москва. Дал пилот согласие Дубинину, а потом выпил по случаю да и забыл к такой-то бабушке все, что обещал днем…
      Роман толкнул дощатую дверь и вошел в ангар. Справа было просторно и пусто, видимо, место предназначалось для того, чтобы ставить на ремонт самолеты. Слева было что-то вроде конторки. Там громоздились какие-то ящики и бочки, на полу лежали детали и покрышки. У стены, возле окна, стоял длинный стол, напоминавший верстак. На нем ярко горела настольная лампа, освещая сваленные в кучу приборы и инструменты. Но ни одного человека поблизости не наблюдалось.
      – Есть кто живой? – спросил негромко Роман, всматриваясь в дальние, темные углы ангара.
      В углу, за столом, что-то заскрипело и заворочалось. Роман шагнул ближе, заглянул за стол. На широкой лавке – без малого диване – лежал какой-то человек и, судя по позе, крепко спал. Его невинно повернутая к Роману спина, обтянутая старенькой, но форменной летной тужуркой, мерно вздымалась и опадала.
      – Тук-тук-тук! – сказал Роман не без сожаления.
      Человек всхрапнул на вздохе, затих и медленно повернул к нему круглое, помятое со сна лицо.
      – Здравствуйте, – улыбнулся Роман.
      Тот что-то пробормотал, с трудом поднимаясь с лавки.
      – Юрий Васильевич? – спросил Роман.
      – Ну… – сонно мигая, ответит тот.
      – Я от Дубинина.
      Юрий Васильевич прочистил горло, потер ладонью красную лысину и вдруг милейшим образом улыбнулся.
      – Здравствуйте, – он поднялся и протянул Роману сильную руку. – А я вас ждал, ждал, да вот задремал маленько. Целый день поля облетал, – умаялся. Как добрались?
      – Спасибо, хорошо.
      – Чайку, может?
      – Спасибо, но нет времени. Хотелось бы сразу к делу.
      – Понимаю, – сгоняя с лица остатки сна, кивнул Юрий Васильевич. – Мне Дубинин все изложил. Так что, если не возражаете, вылет через пятнадцать минут.
      – Не возражаю, – повеселел Роман, усомнившийся было в том, что он вообще куда-либо полетит. – Маршрут вам известен?
      – Так точно, – четко уронил Юрий Васильевич, обнаруживая этой короткой, привычной фразой свою бывшую принадлежность к военной службе. – Я заранее проработал его по карте. Хотите посмотреть?
      – Обязательно.
      Юрий Васильевич открыл ключом один из ящиков стола и достал из него карту, испещренную линиями и значками. Он расстелил ее на столе, отрегулировал головку настольной лампы, чтобы свет ровно ложился на всю карту, и короткими жестами начал показывать Роману, где они находятся и куда предстоит лететь.
      – Насколько я понял, вас интересует вот этот объект? – указал он точку, которую Роман идентифицировал как интересующую его военную часть.
      – Этот.
      – Так, – кивнул Юрий Васильевич. – Понятно. Но должен вас предупредить: подлететь к нему вплотную я не смогу. Это полк ВВС ПВО стратегического назначения. В бытность свою военным летчиком мне доводилось летать в тех краях – и должен отметить, что аппаратура в этой части всегда новейшая и служат в ней лучшие офицеры. Оно и понятно – рядом граница, так что в случае военной угрозы подобные части призваны первыми обеспечить безопасность страны.
      – Значит, они засекут нас задолго до того, как мы приблизимся? – спросил Роман.
      – Точно так. Там такие пеленгаторы – пол-Европы под контролем держат.
      – Как же быть?
      – Да ничего, пускай видят, что мы летим. Кроме нас в воздухе различных объектов хватает, так что наше появление их не удивит.
      – Но до известных пределов?
      – Вот именно. Если мы приблизимся к части более чем на двадцать километров, естественно, мы попадем под подозрение и нам прикажут изменить курс.
      – А если курс не менять?
      – Пиши пропало, – добродушно улыбнулся Юрий Васильевич. – Выпустят на нас пару «МиГов» – и поминай как звали. Или заставят приземлиться на свой аэродром, что для вас, как я понимаю, нежелательно.
      – Совсем нежелательно, – подтвердил Роман.
      – Стало быть, надо держаться подальше.
      – А поблизости нигде нельзя приземлиться?
      – Ближайший от части аэродром вот здесь, – ткнул пальцем в карту Юрий Васильевич.
      – Далековато.
      – Километров восемьдесят. Лесом, по незнакомой местности вы будете добираться от него до части дня два. А как я понимаю, времени у вас и так мало.
      – Значит, парашют? – обреченно спросил Роман.
      – Именно. Мы полетим петлей, вот так, – палец Юрия Васильевича протянул по карте линию, которая сначала пошла чуть ниже Выборга, затем плавно завернула вверх и, пройдя недалеко от точки, означающей военную часть, повернула обратно. – Это – предел, дальше которого я продвинуться не могу без риска быть сбитым или принудительно посаженным на их аэродром.
      – Значит, примерно в этом месте мне придется прыгать? – уточнил Роман.
      – Да, вот здесь наиболее удобное место для десантирования. До части отсюда километров двадцать – двадцать пять – как приземлитесь. Я буду идти на небольшой высоте, не больше тысячи метров, и постараюсь «высадить» вас как можно более аккуратно.
      – Ясно. На каком самолете мы полетим?
      – На «Аннушке», конечно. А вы что думали? На кукурузнике вас в эдакую даль повезу? Вы не смотрите, что «Аннушка» с виду неказиста. Мотор только что из капремонта, тянет, как зверь. За два часа домчим.
      – Ну, домчим так домчим… Юрий Васильевич?
      – Да?
      – Надеюсь, майор Дубинин объяснил вам важность этой задачи? Я хочу сказать… Ваше появление в тех местах, то есть поблизости от интересующего меня объекта, может привлечь к вам внимание спец– служб. Вы подумали, как объясните им этот немного странный полет? Конечно, будем надеяться, что все обойдется, но могут прижать – и нешуточно…
      – Все понимаю и все продумал в подробностях, – очень серьезно сказал Юрий Васильевич. – Я ведь вас сброшу и приземлюсь на этом аэродроме, – он показал точку возле Питера. – Там у меня закадычный дружок работает, служили вместе в начале восьмидесятых на Дальнем Востоке. Он содержит на паях с компаньоном частный аэроклуб, учит богатеньких буратин самолеты водить. Ну, так я к нему в гости и слетаю. Я, кстати, ему звонил, он обещал поделиться подержанными деталями. Тут не докупишься, цены бешеные, а он подарит за ненадобностью – клиент у него богатый, денег на ремонт не жалеет. Чем не повод, чтоб слетать?
      – А почему ночью?
      – Так днем я здесь работать должен. Сейчас работы невпроворот, куда же днем отлучаться? Только ночью и есть время. И детали, опять же, срочно нужны…
      – А крюк здесь почему сделали? Почему не летели прямо к аэродрому? Ведь так намного ближе?
      – Так приборы барахлили, – прищурился Юрий Васильевич, – вот малость в сторону и взял. Хорошо, что вообще за кордон не улетел. Техника-то древняя, вот и приходится круги наматывать…
      – Верю! – засмеялся Роман. – Ну что, по коням?
      – По коням, – кивнул Юрий Васильевич, натягивая на голову форменную фуражку, правда, без кокарды.
      – Мне только водички набрать на дорожку, – сказал Роман, доставая флягу из рюкзака. – И переодеться. Пять минут.
      – Да вон вода в бачке, наливайте. У нас славная водица, родниковая, на весь район знаменитая. Я пока пойду к самолету, а вы тут готовьтесь…
      Он вышел, взмахом руки как бы предоставив к услугам Романа весь ангар со всем хранившимся в нем добром.
      Роман налил полную флягу воды, достал комбинезон и мигом переоделся. Форма пришлась как раз впору, не мала, не велика, то, что нужно. Ботинки сели идеально – хоть день в них иди без отдыха, ног не натрешь. Даже кепка была родного, пятьдесят седьмого размерчика. Похоже, Дубинин, прежде чем подбирать снаряжение, не поленился заглянуть в его личное дело, где, помимо других ценных сведений, указывались также все физические параметры агента, в том числе и размеры одежды, – как в военном билете, но только гораздо подробнее, со всеми нюансами телосложения.
      Или это Филипп по поручению Дубинина так постарался? В таком случае – низкий ему поклон.
      Роман уложил в рюкзак свою куртку – подарок Вероники – джинсы и ботинки. Гражданская одежда еще понадобится на обратном пути.
      Он уже собрался выходить из ангара, как вдруг совершенно неожиданно зазвонил телефон. Резкая трель пугающим эхом разнеслась по ангару.
      Роман впопыхах не сразу нашел трубку, – оставил ее в куртке, а куртку уже засунул в рюкзак, пришлось все спешно доставать, шепотом ругаясь на нетерпеливого абонента. Кому среди ночи приспичило? Дубинин не станет лишний раз выходить на связь. Это опасно, да и Филипп наверняка ему все подробно доложил. Понятно же, что в случае нестыковки на аэродроме Роман позвонил бы Дубинину сам.
      Или это Леня не удалил номер и по какой-то причине решил позвонить, не дожидаясь утра? Чушь. Леня был примерным семьянином и ночью предпочитал мирно спать под теплым боком своей жены. И от номерка опасного по совету Романа поспешил избавиться – он был еще тот перестраховщик. Но больше-то никто этот номер и не знает. Разве что ошиблись?
      Роман наконец вытащил мобильник и глянул на светящийся экран.
      Ну, конечно, как он сразу не догадался! Вероника-джан, собственной персоной. Естественно, раз она купила этот телефон, то не могла не знать его номер. За всеми этими делами он как-то совсем выпустил ее из виду. А зря. Так можно и засыпаться на ровном месте, – в нашем деле нужно помнить абсолютно все. Стыдно, стыдно, товарищ шпион…
      – Алло? Рома?! Это ты?! – закричала Вероника.
      – Я, я… – стараясь говорить потише, ответил Роман. – Что случилось?
      – Как это – что? – возмутилась Вероника. – Я с таким трудом отвязалась от своего муженька, примчалась домой – а тебя и след простыл. Даже записки не оставил. Ты где вообще? Погулять вышел? Или как?
      – Скорее – или как, – попытался отшутиться Роман.
      – Негодяй! – брякнула Вероника.
      Похоже, ей было не до шуток. Да к тому же девушка явно перебрала.
      – Перестань, солнышко, – Роман не хотел ее обижать – как-никак она очень ему помогла. – Просто возникло одно дело. Пришлось срочно ехать…
      – Среди ночи? Кому ты гонишь? Небось уже к какой-то бабе побежал!
      – Да какие бабы? Успокойся!
      – Ты обиделся, да? – вдруг всхлипнула Вероника. – Обиделся? Из-за мужа, Рома? Тебе было не– приятно?
      – Да не в том дело…
      – Хочешь, я его брошу? Ну, хочешь? Ты думаешь, я из-за денег с ним, да? Из-за денег? Да в гробу я их видела, эти его деньги! Если бы ты знал, как мне противно, когда он до меня дотрагивается… – она уже рыдала навзрыд. – Старая сволочь! Ты думаешь, он меня купил, да? Купил?! Так вот, я не продаюсь, чтоб ты знал. Ты только скажи – и я брошу его в тот же день!
      – Да не нужно никого бросать… – проклиная все на свете, и в частности мобильную связь, пытался успокоить ее Роман. – Ты перевозбудилась, вот и все… Ляг, поспи – утром станет легче…
      – А-а, ты все-таки обиделся… И решил отомстить мне. Ты думаешь, я глупая и ничего не понимаю? А я, между прочим, училище закончила, да! Между прочим, педагогическое, и кое-что в психологии просекаю.
      – Ну тем более… – мучился Роман. – У тебя нервный срыв, и тебе нужно отдохнуть…
      – Козел ты! – отрезала с ненавистью Вероника. – И все вы, мужики, – козлы!
      – Полностью с тобой согласен. Ты только не волнуйся и ляг в постель…
      – Но ты мне позвонишь? Завтра… – снова беспомощно всхлипнула она.
      – Прости, завтра не смогу. Много дел, правда…
      – А послезавтра?
      – Постараюсь. В общем, как смогу, так сразу…
      – Обещаешь?
      – Стопудово!
      – Я тебя люблю, чтоб ты знал! А ты меня не дождался.
      – Еще раз извини, не хотел тебя обидеть. Все, зайка, целую… Пока…
      Дверь ангара открылась, на пороге возник Юрий Васильевич. Судя по выражению лица, его несколько озадачили последние слова Романа.
      – Мой агент… – пояснил Роман, отключая мобильник и пряча глаза. – Были срочные новости, вот, позвонил…
      – Понятно, – кивнул Юрий Васильевич. – Хорошая штука, эти телефончики. С виду посмотреть – детская игрушка. А по сути – целая радиостанция. Прогресс!
      – Да уж… – кисло улыбнулся Роман. – Ну что, можем выдвигаться?
      – Так точно, у меня все готово.
      Роман вскинул рюкзак на плечи, вышел из ангара. Юрий Васильевич выключил настольную лампу и запер дверь на замок.
      – А сторожа нет, что ли, Юрий Васильевич? – спросил Роман удивленно.
      – На кой он? – отмахнулся тот. – Чем ему зарплату-то платить? Сигнализация есть – и хватит охраны. Да тут кого бояться? В округе все наперечет, сюда не полезут. А чужих у нас не ходит, больно далеко от города.
      Они подошли к самолету. Боковая дверца-люк была приглашающе открыта.
      – Прошу! – пропустил Романа вперед Юрий Васильевич. – Садитесь, где вам больше понравится. Хотя впереди трясет чуть меньше.
      Роман с сомнением посмотрел на изрядную вмятину в борту, вздохнул и полез в салон. Скудно горевшая лампочка освещала три ряда двухместных кресел. Вопреки некоторому скепсису Романа, внутри было довольно комфортно.
      – А у вас тут неплохо, – усевшись в ближнее к кабине пилота кресло, сказал он Юрию Васильевичу. – Даже очень уютно.
      – Да ничего, – закрывая за собой люк, отозвался тот. – Я начальство катаю когда, так они довольны. А как выпьют, так вообще песни начинают петь…
      Он достал из ящика объемистый брезентовый рюкзак и поставил возле Романа.
      – Ваш парашют. Не волнуйтесь, проверен не один раз. Я лично сегодня уложил. Модель классическая, «купол». Не «крыло», конечно, но для дела годится.
      – Да мне «крыло» и ни к чему, – заметил Роман. – Некогда будет птицей парить, скорей бы до земли добраться. А я вас не разорю? Вернуть ведь не смогу.
      – Бросьте, – махнул рукой Юрий Васильевич. – У меня этого добра – целый шкаф. Лет пять назад, еще до меня, тут был кружок парашютистов. Потом, конечно, зачах – где ж столько топлива наберешься? Но парашюты остались. Теперь иногда начальство, как раздухарится, прыгает. Они ж все пьяные – десантники. Ну что, летим?
      – Летим, – улыбнулся Роман.
      Он уж не стал расспрашивать старого летчика, откуда тот знаком с Дубининым и почему выполняет столь необычное поручение. Все-таки ночной выброс диверсанта близ стратегического объекта – не шутка, и как бывший военный Юрий Васильевич должен был хорошо это понимать. И тем не менее он готов сотрудничать и лишних вопросов, как отметил Роман, не задает. Даже имя у него не спросил, – «вы» да «вы». Какие-то старые делишки, ведомые только двум-трем человекам в управлении. Такие вот тайные сотрудники, вольные или невольные, существуют повсеместно под самыми различными личинами. И то, что Дубинин умеет их использовать максимально верно, лишний раз свидетельствовало, что Слепцов не случайно взял его к себе в помощники.
      – Вы пока можете поспать, – сказал Юрий Васильевич перед тем, как скрыться в кабине. – Тут добрых два часа лету. А потом я разбужу…
      – Хорошо, – отозвался Роман, пристегиваясь. – Как только наберем высоту, я сразу отключусь.
      Юрий Васильевич кивнул, ушел за переборку и сел в кресло пилота. Роман со своего места видел только край его седого затылка.
      Юрий Васильевич снял фуражку, потер лысину и надел наушники. Послышалось щелканье тумблеров – и почти сразу Роман ощутил мелкую вибрацию корпуса. Раздался постепенно нарастающий шум, самолет задрожал сильнее и вдруг резво покатил вперед.
      Поглядывая в иллюминатор, Роман проводил взглядом проплывающий по левому крылу ангар. Самолет бежал все быстрее и быстрее. Луч прожектора над ангаром остался позади. По бокам плотно сомкнулась ночь. Освещая дорогу мощной фарой, самолет разгонялся до взлетной скорости. Ощутимо потряхивало – гравийная полоса была довольно бугристой.
      Роман уже ничего не видел в иллюминатор, лишь по нарастающей скорости догадывался, что сейчас они взлетят. Вот его вдавило в кресло – «Аннушка», как ласково называл Юрий Васильевич свой «АН», успешно поднялась в воздух и начала плавно набирать высоту.
      Теперь Роман видел в окне какие-то редкие огни, быстро пропадавшие позади. «Аннушка» мерно гудела, забираясь все выше в холодное звездное небо.
      Роман отстегнул ремень и сел свободнее. Вскоре самолет выровнялся и пошел на одной высоте. Далеко внизу плыли неясные огни.
      Юрий Васильевич был, конечно, прав. Самое лучшее сейчас для Романа – погрузиться в сон. И дорога не так тянется, и сил не мешает набраться перед походом по лесу. Все равно тут ни рожна не видать. Куда летишь – туда? – не туда? – бог его знает. Если на земле есть возможность без труда контролировать направление движения, то здесь это делать гораздо сложнее. Можно, конечно, сесть в кабину, на место второго пилота, и, сверяясь по навигационным картам, худо-бедно получать представление о том, в какую сторону идет самолет. Но не хотелось висеть над душой у милейшего Юрия Васильевича, да и в ориентирах этих поди еще разберись среди ночи. К тому же Юрий Васильевич летун бывалый, захочет обмануть и завезти прямиком к врагу – завезет, и не заметишь, как ни пыжься. Так что самое лучшее сейчас – наплевать на сомнения и – баиньки. До сих пор не сдали, авось и дальше не сдадут.
      Под ровный гул самолета Роман прикрыл глаза и потихоньку начал дремать. Спать не очень хотелось. На квартире Вероники он отоспался неплохо – спасибо Михаилу Петровичу, свезшему ее из дома. Так бы вряд ли она дала ему валяться без дела на диване – мигом бы занятие нашла. Забавная девица. Слезы, обиды, какие-то пылкие заявления. Молодость, молодость… Роману скоро исполнялось тридцать семь лет – возраст вполне зрелый. Как говорится, давно не мальчик. Все эти страсти были уже для него далеки – остались где-то в прошлом, и тем более он был благодарен Веронике за то, что она считала его способным на эти студенческие чувства, вроде ревности или обиды, и таким образом позволяла ему причислять себя к людям молодым. Хотя что тут удивительного? По сравнению с Михаил Петровичем он еще – юноша, так что ее можно понять…
      Затем Роман начал вспоминать подробности своего побега из дома Полякова, подумал о том неуклюжем парне, Славе, разносчике газеты «Рынки столицы». Добрался ли он до своего друга? Вдруг где-то по дороге перехватили «черные»? Запытают ведь до смерти. И сказать он им ничего путного не скажет, и отпустить они его не отпустят. Хоть бы этот дурачок все сделал правильно, по инструкции. Не ровен час, поехал к себе на квартиру, за документами, не поверив угрозам Романа. Вот и сцапают, как кошка мышку. И шлепнут, не задумаются. Как шлепнули Люсьена…
      Самолет тряхнуло раз, другой. Роман повернул голову к проходу – и вдруг увидел, что из хвостовой части к нему идет Люсьен, живой, здоровый, только почему-то подстриженный наголо.
      – Привет, – удивленно сказал ему Роман. – А что это у тебя с прической?
      – Это? – ухмыльнулся Люсьен, и Роман с ужасом заметил, что у него нет ни одного зуба. – Да в морге подстригли, хотели делать трепанацию черепа. Потом посмотрели, что я живой, – выпустили.
      – Так ты живой?
      – А то!
      – А зубы где?
      – Черти вырвали… – прошептал Люсьен.
      – Какие черти? – холодея, спросил Роман.
      – Настоящие, с рогами. Как я на тот свет попал, они на меня скопом накинулись и давай зубы рвать.
      – Так ты ж говоришь, что ты живой!
      – Да ни черта я не живой… Ты что, не видишь?
      Люсьен приблизил к нему искривившееся лицо и вдруг заплакал так, что слезы потоком потекли по его лицу. И зубы у него полезли вперед острые, вурдалачьи.
      – Убил ты меня, вот что… Убил и бросил. А за это я тебя сейчас загрызу.
      «Ребром ладони по кадыку… Ребром ладони по кадыку…» – лихорадочно твердил себе Роман.
      Но руки окаменели и не хотели подниматься. А зубы Люсьена были все ближе, и Роман уже с омерзением увидел, как по ним сочится слюна и вместе со слезами течет по подбородку. И на месте глаза вдруг оказалась огромная кровавая дыра, сквозь которую видно было стену, почему-то ослепительно белую…
      Он попытался достать пистолет, но никак не мог найти его возле себя. Люсьен уже склонился над ним, обдавая тяжелым запахом, оскалился сильнее… Роман весь просто обмяк от ужаса, не в силах шевельнуть– ся, и лишь пытался что-то сказать в свое оправдание… Но Люсьен его не слушал. Он ухватил Романа за плечо, зарычал, брызгая слюной, Роман вскрикнул – и проснулся.
      – Приснилось что? – спросил Юрий Васильевич, снимая руку с его плеча.
      – Да… – потряс головой Роман. – Ерунда. Где мы?
      – Уже недалеко. Через двадцать минут будем на месте. Я подумал, вам нужно собраться.
      – Да, да, спасибо. Что-то я заспался не ко времени.
      – Так и хорошо, – улыбнулся Юрий Васильевич. – Хоть отдохнули. Ладно, я в кабину, а то у меня автопилот не очень надежный.
      – Угу…
      Роман потянулся, прогоняя остатки кошмара. Это к вопросу, что снится разведчикам? Да вот то и снится – вспомнить тошно. Ладно, за дело.
      Самолет был чуть наклонен вправо. Согласно плану, Юрий Васильевич заходил на большую петлю. Роман придвинул к себе парашютный рюкзак, быстро, но тщательно его осмотрел. Моделька, конечно, древняя, но вполне рабочая. По-своему она понадежней нынешних новомодных спортивных моделей, которые требуют немалых профессиональных навыков. А тут дернул за колечко – и лети себе вниз помаленьку, слегка регулируя полет стропами. Не открылся первый парашют – что в принципе большая редкость, – дергай второе кольцо, запасной уж точно не подведет.
      Он надел на себя парашют, затянул подвесные лямки. Нож закрепил на поясе, чтобы в случае зависания на ветках сразу перерезать стропы. В нагрудные карманы положил компас и карту. Все, готово.
      Из кабины вышел Юрий Васильевич, окинул взглядом Романа, удовлетворенно кивнул.
      – Тут лесок жидкий, – сказал он успокаивающе. – Деревца невысокие, так что на ветках висеть не будете. Но зато камней много, так что под ноги смотрите повнимательнее.
      – Хорошо, – кивал Роман, внимательно слушая советы Юрия Васильевича. – Понял…
      – Ну, еще пять минут. Присядьте на дорожку.
      – И то верно.
      Юрий Васильевич снова ушел в кабину. Самолет выровнялся. Роман понял, что они идут по отрезку, на котором ему предстоит десантироваться. Он сел на край кресла, упираясь в спинку парашютом, и тщательно прикинул свои действия. Прыгать с парашютом ему не доводилось уже года два, но все помнилось отлично. Да и как было забыть, если эти самые прыжки когда-то были отработаны до полного автоматизма. Курсантов Высшей школы ГРУ муштровали так, что порой начисто забывался страх высоты и думалось только о том, в какой миг надо потянуть кольцо, сверяясь со стрелкой высотомера, и как следует управлять стропами или – в обращении с «крылом» – клапанами, чтобы попасть точнехонько в такой-то квадрат. Отрабатывали и затяжные прыжки, и групповые, с приземлением и на лес, и на воду, и на горный рельеф, и на городской, летом, зимой, в дождь, в пургу, в туман, – и вдобавок все это дублировали в ночных условиях.
      Самая большая проблема ночных прыжков – это, конечно, полная слепота. В темноте сверху ничего не разобрать, точку соприкосновения с землей видишь лишь в последнюю секунду, и за это короткое время нужно успеть оценить уровень опасности и принять адекватные меры. Ведь даже чуть подвернутая нога может стать серьезным препятствием к выполнению задания. Не говоря уже о более тяжелой травме. Тогда уж забудь о задании и думай о том, как тебе вообще выйти из этого леса. Бывало, что и не выходили…
      Но Роман надеялся, что все пройдет благополучно. Уж больно необходимо ему было добраться до этого генерала Беляева. А затевалось что-то не просто нехорошее, а страшное – он чувствовал это всеми своими потрохами. Внутри аж звенело, когда он вспоминал «черных» людей и их безжалостную, методичную ярость. Здесь было что-то не так. Работающие за деньги наемники так себя не ведут. Они не лезут под огонь – у них задача выполнить заказ и остаться в живых. Иначе какой смысл зарабатывать деньги? А в действиях «черных» просматривался фанатизм. И какая-то необъяснимая, но хорошо прочувствованная Романом вседозволенность.
      Это говорило о том, что за ними стояла громадная и обладающая реальной властью структура, которая с легкостью брала на себя ответственность за действия убийц и готовилась пойти в своих деяниях дальше – много дальше.
      И ядром этой структуры были не чеченские сепаратисты, нет. И уж точно не западные спецслужбы. Тут было нечто совершенно другое, гораздо более масштабное и опасное. Тут чувствовался родной размах – тот самый, от которого не раз пылала Россия от края до края. И если это не остановить в зародыше, то последствия могут быть ужасны.
      Вот почему Роман верил в свое удачное приземление. Ведь коль существует на земле высшая справедливость, которая обязательно проявляется в исключительных случаях, то исключительнее случая не найти. Ну, а если он ошибается, то – не поминайте лихом и прими, господи, мою грешную душу. Аминь.
      – Готовы? – спросил Юрий Васильевич.
      – Готов, – кивнул Роман.
      – Мы идем на высоте девятьсот метров. Видимость хорошая. Советую сразу открывать парашют.
      – Понял вас. Так и сделаю.
      – Ну тогда – с богом.
      Юрий Васильевич открыл люк. В салон ударила тугая, холодная струя воздуха. Роман сунул кепку в карман. Сейчас бы не помешал теплый шлем. Ну да ничего, лететь недолго, выдержим.
      Он подошел к двери, уперся руками в борта.
      – Время! – прокричал Юрий Васильевич, с трудом преодолевая шум ревущего двигателя.
      Роман кивнул, сбросил вниз свой рюкзак и сразу же прыгнул сам.
      Лицо словно ожгло ледяной водой. Показалось, что бухнулся в полынью.
      Но вслед за тем ощутилось стремительное падение. Комбинезон рвало и трепало, как будто норовя содрать с тела. Скальп натянулся до рези в глазах. Роман нащупал на груди кольцо, но дергать его чуть повременил. Если открыть купол сразу, то может далеко отнести от рюкзака, который летит к земле намного быстрее парашютиста. Но и медлить нельзя. Высота небольшая, чуть замешкаешься – и будет поздно…
      Роман досчитал до пяти и рванул кольцо. За спиной захлопал куполок вытяжного парашюта, еще пара секунд – и его сильно дернуло вверх. Как будто на трамплине подбросило. На самом деле это раскрылся основной купол и резко остановил его пикирование.
      Роман разобрал стропы, одновременно осматриваясь по сторонам. Оп-па, вон черным шаром полетел вниз его рюкзак. Ладно, далеко не улетит, найдем.
      Глянул назад. Уже на изрядном удалении уплывали огоньки «Аннушки». Вот самолет, отчетливо видный на звездном небе, два раза качнул крыльями. Это Юрий Васильевич заметил раскрывшийся купол и пожелал удачи Роману. Удачи и вам, дорогой товарищ. Спасибо за доставку и доброе отношение.
      Роман отвел взгляд от уменьшающегося силуэта «Аннушки», подобрался и начал со всем вниманием вглядываться вниз. Теперь ни о чем постороннем думать нельзя – только о приземлении.
      Как и следовало ожидать, внизу была сплошная чернота. Что-то мелькало, но что именно – различить было трудно. По расчетам Романа, он должен достичь земли секунд через десять – пятнадцать. Самое время раскрыть глаза шире…
      Он не увидел, скорее почуял в стороне крупную темную массу. Это была крона дерева. Значит, земля рядом. Роман глянул вниз – на него надвигался какой-то большой серый предмет. Он инстинктивно поджал ноги. Громадный валун, на который он налетал, прошел под ним, задев вершиной подошву левой ноги. В следующий миг Роман неловко ударился обеими ногами о землю и упал на бок, перекатываясь через плечо.
      Сверху на него и на валун мягко опустился холодный купол парашюта. Пару секунд Роман лежал неподвижно, переводя дыхание и прислушиваясь, нет ли где в теле острой боли.
      Кажется, обошлось. А про камушки-то Юрий Васильевич был прав. Еще чуток – и налетел бы на валун. И как бы все было тогда – сказать трудно.
      Он выбрался из-под купола, окончательно убедившись, что приземлился благополучно, отстегнулся от лямок и начал собирать в кучку парашютную ткань и стропы. Задача-минимум выполнена: он на месте. Теперь надо было переходить к задаче-максимум.
      Роман положил собранный парашют на тот самый камень, о который едва не расшибся, и начал поиски рюкзака, отходя от парашюта, который хорошо был виден издалека благодаря белому цвету, все более расширяющимися кругами.
      Ночь была ясная, свежая, но не очень холодная. В своем комбинезоне Роман чувствовал себя вполне сносно. Часы показывали двадцать минут шестого. Наступало утро, небо уже светлело, и можно было сразу определить, где восток. Теперь он вполне отчетливо различал деревья вокруг и рассеянные повсеместно камни. Чего-чего, а этого добра тут хватало. Иные были величиной с легковой автомобиль – торчали из мшистой земли гранеными, хищными лбами, – и Роман невольно порадовался тому, что приземлился столь успешно.
      Примерно в сотне метров от валуна Роман нашел свой рюкзак. Тот упал на сосну, сбил несколько веток и завис на нижней развилке. Роман легко достал его и вернулся к валуну.
      Первым делом он проверил коробочку с ампулами. Хоть он и запаковал ее в сверток из своей одежды, все же имелось опасение, что при падении с километровой высоты хрупкие склянки могут разбиться.
      Все ампулы были целы. Поролоновая подушка с плотными гнездами надежно защищала их от внешних повреждений. Роман быстро проверил остальное содержимое рюкзака. Полный порядок, все долетело в целости и сохранности.
      Теперь следовало позаботиться о парашюте. После недолгих поисков Роман нашел естественное углубление под огромным камнем – настоящей скалой. Он запихал туда парашют и забросал его землей, мхом и мелкими камнями. Если не искать специально в этом месте, то пройдешь мимо – и ничего не заметишь.
      Затем он достал карту, компас и определился, в какую сторону ему следует идти.
      Если считать, что Юрий Васильевич высадил его именно там, где указывал изначально, то, придерживаясь направления строго на запад, скоро он должен добраться до речки. От речки до части – шестнадцать километров. Если река недалеко, то есть в пределах трех-четырех километров, то за полных четыре часа можно дотопать до объекта. Лес здесь негустой, рельеф больше пологий, проблем с передвижением не возникнет. Иди себе между сосенок и камней да покуривай в удовольствие. Прогулка, одним словом, а не задание.
      Становилось все светлее.
      Роман достал сухой паек, съел две галеты, баночку консервов и плитку шоколада, сунув пустые упаковки под соседний камень. Вряд ли его будут искать, но явные следы своего пребывания оставлять в любом случае не следует. Равно как и мусорить в лесу.
      Глотнув воды из фляжки, он затянул рюкзак и двинулся в путь, решив, что покурит на ходу. Чем скорее доберешься до объекта, тем больше соберешь сведений для планирования дальнейших действий.
      К реке он вышел даже быстрее, чем рассчитывал. Не прошел и двух километров – очутился на берегу каменистой быстрой речушки. Спасибо Юрию Васильевичу, высадил максимально близко к объекту.
      Роман достал карту, чтобы определить, где находится мостик через реку. Она была хоть и неширокой, метров семь шириной, но довольно глубокой, а лезть в воду без крайней нужды не хотелось.
      На карте, которой снабдил его Дубинин, было видно, что мост расположен за крутым поворотом, немного ниже того места, куда вышел Роман. Он прошел берегом вниз по течению метров пятьсот и за поворотом действительно увидел узенький бревенчатый мостик. Приятная и весьма значимая деталь. Значит, он в самом деле находится именно там, где предполагал. И если до реки у него еще оставались сомнения – чужая душа – потемки, а Дубинина он почти не знал, не говоря уж о Филиппе и Юрии Васильевиче, – то теперь они окончательно пропали.
      Переправившись на другой берег, Роман определил направление уже относительно этого мостика – то есть реального и точного ориентира – и не слишком быстро, но в хорошем походном темпе двинулся дальше.

      Делая каждый час десятиминутные привалы, Роман через четыре с половиной часа вышел к объекту.
      Все-таки возраст уже чувствовался, отметил он не без досады. Раньше пробежал бы это расстояние с грузом, втрое большим, и даже бы не заметил. А теперь вот заметил… Дорога его не то чтобы вымотала, но дала почувствовать, что курение в его годы и сугубо городская жизнь на физической форме отражаются не слишком благоприятно.
      За всю дорогу он так никого и не встретил. Лишь однажды, когда подошел к проселочной одноколейной дороге, послышался треск мотоцикла. Роман счел за лучшее на дорогу не выходить и мотоциклисту не показываться, даже издали. Он прилег в канавку под дерево, подождал, пока мотоцикл «Урал» с коляской, управляемый пожилым человеком в бушлате и ушанке, проедет мимо, и только потом продолжил путь. Встреча с местными жителями не входила в его планы. Неизвестно, в каких они отношениях с командирами части. Возможно, в обязанности лесника – а судя по внешнему виду, на «Урале» ехал представитель именно этой заслуженной профессии – входит оповещение военного начальства о появлении вблизи их части незнакомого и подозрительного человека. И бегай потом по лесу от высланной на поиски шпиона группы захвата.
      Последние сотни метров он шел с картой в руках. Где-то недалеко могли стоять часовые, и он должен был заблаговременно обнаружить дальние границы части, чтобы не нарваться на посты.
      Лес кончился, лишь небольшие островки деревьев гнездились там-сям на обширной холмистой равнине.
      Роман еще издали увидел белые столбики ограждения и натянутую на них тесными рядами колючую проволоку. Ну, здравствуйте, бойцы. Кажись, дошел.
      Теперь нужно было отыскать подходящую точку для наблюдательного пункта. Это было важно, поскольку от выбранного места зависел диапазон его наблюдений. И ошибиться с выбором не хотелось, потому что вряд ли ему позволят бегать туда-сюда, выбирая удобную позицию. Судя по новенькой, образцово натянутой «колючке», службу здесь «тянут» старательно, и караулы наверняка несут не для видимости, как в частях хиреющей и спивающейся российской глубинки.
      Он устроил себе большой привал с тем, чтобы отдохнуть после перехода, поесть и сделать тайник для рюкзака. Таскать рюкзак за собой дальше было не слишком удобно и рационально, почти все место в нем занимала «гражданка», поэтому Роман решил спрятать его в лесу, в укромном месте. Коробочку с пенатолом натрия он сунул за пазуху, компас и карту – в рюкзак. Пока они ему были не нужны, а на обратном пути понадобятся. Половину сухпайка он распихал по карманам, другую половину оставил в рюкзаке. Кобуру с пистолетом закрепил под мышкой. Бинокль повесил на шею, флягу с водой – на пояс.
      Мобильник тоже остался в рюкзаке. В разведке существует железное правило: при себе не иметь ничего, что могло бы позволить идентифицировать твою личность. А также выдать личность того, кто за тобой стоит.
      Сам по себе мобильник мало что мог сообщить врагу. Роман удалил из него номера телефонов Дубинина, Лени и Вероники, а больше никто ему не звонил и звонить не мог по причине незнания этого номера.
      Но все равно существовала возможность засечь абонента. Например, завладев мобильником, просто подождать, пока кто-нибудь на него позвонит. Надо полагать, Дубинин, не получив известий в ближайшие сутки, обязательно выйдет на связь. И если мобильник Романа окажется в руках «черных», они без труда его вычислят. А то еще Вероника, проснувшись после бурной вечеринки, начнет названивать! Она-то уж вовсе зазря пропадет. Поэтому Роман, еще раз убедившись, что в записной книжке мобильника нет ни одного номера, отключил его и сунул в рюкзак.
      Рядом с опушкой нашлось приземистое широкое дерево с толстыми, вздыбленными и вывернутыми у подножия корнями, под которыми Роман и спрятал рюкзак, привалив его сверху камнями, чтобы защитить от мелких лестных хищников, вроде лисы или барсука. От дождя, конечно, это укрытие не спасет, но рюкзак был из непромокаемой ткани, и при плотно затянутой горловине влага ему была не страшна. Роман запомнил приметы этого места. Даст бог, вернемся.
      Забравшись на одно из деревьев, стоявших на опушке леса, Роман начал в бинокль осматривать лежащую от него на расстоянии двух километров воинскую часть и примыкающий к ней аэродром.
      Сейчас он находился ближе к аэродрому. В бинокль он хорошо видел бетонку взлетной полосы, рулежки, вертящуюся антенну глиссады, командный пункт. Предполетной суеты не наблюдалось. Видимо, оттого, что небо быстро затягивалось плотными облаками. Но людей на территории аэродрома хватало. Сновали офицеры, техники, бегали солдатики.
      В стороне от аэродрома виднелись холмы капониров, где стояли истребители, «МиГи» и «сушки». Чуть дальше темнели крыши ангаров. Летное хозяйство было здесь весьма впечатляющим. Даже по внешним признакам можно было заключить, что боеготовность этой части находится на самом высоком уровне.
      Интересно, зачем генералу, который заключил с Поляковым сделку на поставку кислоты, понадобилось инспектировать эту приграничную часть? Какая между этими разнородными занятиями может быть связь?
      Роман переводил бинокль с командного пункта на глиссаду и просматривал территорию вдоль капониров. Если генерал находится в пределах части, то рано или поздно он должен появиться на аэродроме.
      И действительно, примерно через полчаса Роман увидел щеголеватый армейский «уазик», выехавший из-за ангаров на аэродром. «Уазик» проехал вперед и остановился возле одного из капониров. К нему тут же сбежались люди в темно-синих спецовках.
      Из «уазика» выскочил молодцеватый военный, открыл заднюю дверцу. Высокий осанистый человек в форме неторопливо вышел из машины. Роман с такого расстояния не мог разобрать количество звезд на погонах – не говоря уж о шраме на подбородке. Но погоны осанистого офицера при движении вспыхивали золотом, а все окружающие вели себя по отношению к нему столь почтительно, что Роман сделал однозначный вывод: это и есть генерал Беляев.
      Генерал выслушал доклад старшего офицера, кивнул, давая команду «вольно», и что-то кратко приказал.
      Через несколько минут из капонира выкатили горбоносый «МиГ-29», окрашенный в серебристый цвет. Генерал со знанием дела начал его осматривать, делясь по ходу осмотра своими впечатлениями с окружающими его офицерами. В принципе обстановка была самой мирной и рабочей. Дотошный начальник проверяет военную технику – собственно, за тем он и приехал с инспекцией в эту часть.
      «А что, если я вообще напрасно сюда приперся? – вдруг подумал с неприятным шевелением в желудке Роман. – Что, если все это время я "тяну пустышку"? Поляков был каверзным старичком и мог назвать имя любого знакомого ему генерала. А я купился и теперь иду по следу обычного вояки, делающего, довольно старательно, свою рутинную работу».
      Мысль была неприятна сразу по двум позициям. Во-первых, он бы терял время и силы, отвлекаясь на человека, который никакого отношения не имел к тем, кто заказал сто двадцать тонн серной кислоты. Во-вторых, истинные заказчики за это время могли закончить подготовку и перейти непосредственно к осуществлению своей акции.
      Генерал закончил осмотра «МиГа» и, похоже, остался доволен, судя по рукопожатиям, которыми он удостоил технический персонал самолета.
      Затем он сел в «уазик» и покатил к командному пункту. Что происходило внутри КП – двухэтажного приземистого строения, Роман видеть не мог. Линзы бинокля были бессильны перед зеркально-тонированными окнами обоих этажей. Теперь ему оставалось только дожидаться, когда генерал выйдет из КП и поедет в гарнизон на обед или ночлег.
      Нет, думал Роман, убеждая сам себя, напрасно он поддался панике – Поляков не мог мистифицировать его. Он хоть и не собирался первоначально называть ему имя заказчика, но перед лицом смерти вряд ли стал бы комбинировать. Ситуация была слишком серьезной. Когда вокруг свистят пули и рвутся гранаты, человек гражданский и к тому же весьма дряхлый не будет хитрить. Он будет думать только о том, чтобы спастись, и расскажет все, что ему известно, кому угодно, лишь бы его вынесли из-под обстрела.
      Получив контузию, Поляков не мог передвигаться самостоятельно, что в его положении означало скорую смерть. Его люди не имели возможности помочь ему, и единственный, на кого он мог рассчитывать в той ситуации, был Роман. И он отчетливо понимал это, и торопливо выложил все, о чем Роман его спрашивал, – только бы побыстрее тот начал спасать его.
      А разве был он способен лгать, когда смерть дохнула ему в лицо вонью удушающего газа? Да он обо всем на свете забыл и думал только о спасении. И фамилию Беляева прокричал уже в состоянии аффекта, то есть почти безотчетно, как на духу. Так что отставить пустые сомнения, товарищ капитан, и выполнять задание. «Момент истины» уже недалек – ночью все станет известно доподлинно.
      Генерал из КП не выходил. Возможно, он проведет на нем весь день. Это не страшно, пусть проводит день где ему хочется. Главное, чтобы на ночь он покинул расположение аэродрома, потому что проникнуть в одиночку на военный, хорошо охраняемый объект очень сложно. Если бы часть была так себе, шалтай-болтай, то Романа не смутила бы такая перспектива. Но в том-то и дело, что здесь служба неслась рьяно. Ночью аэродром будет оцеплен часовыми. Одного, ну двух еще можно пройти – но не всех. Одна ошибка – и тут же объявят тревогу, а поднимать шум в планы Романа не входило. Ему нужно было добраться до генерала, быстренько с ним переговорить и убраться восвояси до того, как тот очухается после «разговора».
      Надо менять позицию, решил Роман. Следить весь день за аэродромом бессмысленно. Генерал все равно вернется в военный городок, так что основное внимание следовало сосредоточить на нем.
      Роман слез с дерева, покурил в лесочке и, описывая большой полукруг вправо, начал обходить территорию части. Придерживаясь границ леса, где легче было укрываться от нежелательных глаз, он постепенно приближался к военному городку.
      Несмотря на кажущуюся безлюдность в округе, ухо все время нужно было держать востро. В этом Роман убедился, когда, в последний момент услышав чей-то голос неподалеку, едва успел присесть за дерево. Через минуту в десяти шагах от него прошли трое солдат и прапорщик. Они не были вооружены, но несли с собой ящики с инструментом и деталями. Видимо, шли проверять или ремонтировать удаленное от части оборудование. Еще бы чуть-чуть – и они бы заметили Романа. И что бы ему оставалось тогда делать в его положении? Отпустить их он не мог – это автоматически ставило крест на задании. Перестрелять? Пистолет был под рукой, на таком расстоянии он произвел бы не более четырех выстрелов. Но стрелять не хотелось по двум причинам. Во-первых, выстрелы могли бы услышать в части и прислать вооруженную команду. Во-вторых, откровенно не хотелось убивать ни в чем не повинных солдатиков. Скорее всего, пришлось бы разбираться с ними врукопашную. Хотя и тут возникли бы проблемы. В том, что он вырубил бы всех четверых, Роман не сомневался. Но тогда ему пришлось бы связать их всех и оставить в лесу как минимум до утра. Но если они не вернутся к вечеру в часть? Их наверняка хватятся и опять-таки поднимут тревогу. В общем, куда ни кинь – всюду клин. Так что лучше всего надеть шапку-невидимку – то есть утроить, удесятерить внимание – и всякую живую душу обходить далеко стороной…
      Еще раз ему пришлось затаиться – и надолго, когда он увидел вышедшую на дорогу группу солдат. Роман уже оставил лес и пробирался между островками деревьев, неуклонно приближаясь к военному городку. Но неожиданно появившиеся солдаты заставили его приостановить движение и залечь между деревьями, оценивая степень исходящей от них опасности.
      В бинокле не было нужды. Они находились от него на расстоянии в сотню метров. Шестеро солдат имели при себе штыковые лопаты, а один, державшийся особняком, был вооружен полным боевым комплектом – автомат «АК-47», два рожка с патронами и штык-нож на ремне.
      Шестерка с лопатами принялась окапывать дорогу, выравнивая скаты размытого недавними дождями кювета. Автоматчик важно похаживал в стороне, наблюдая за их работой. Все ясно, это арестантики с гауптвахты пришли отрабатывать повинность под присмотром выводящего.
      Роман сжевал несколько кусочков шоколада, попил водички, но покурить не решился. Сволочь-выводящий бдил службу истово и так смотрел по сторонам, что даже крошечные пичужки не оставались им не замеченными. Тут только пусти дымок – чего доброго, откроет пальбу на поражение.
      Но, надо думать, здесь не все такие ярые служаки. Если есть арестанты – стало быть, есть и раздолбаи, как во всякой нормальной армии. А уж как действовать в расположении «нормальной» армии, Романа не нужно было учить.
      Он какое-то время лежал в своем укрытии, надеясь, что бойцы скоро уйдут на обед. Арестованные они или нет – это неважно, пищу они должны получать вовремя. Чем армия хороша, так это своей предсказуемостью.
      Но на обед они не ушли. Приехали на мотоцикле с коляской прапорщик и ефрейтор, привезли термосы с пайкой. Арестованные разобрали тарелки, присели на край дороги и принялись торопливо есть. Выводящий все так же высился в отдалении, зорко глядя по сторонам. Роман плюнул и вполголоса выматерился. Сколько ему тут лежать? До вечера, пока арестанты не закончат работу? Вот попал так попал… Не ползти же на брюхе назад до леса.
      Прапорщик уехал и – о радость! – увез с собой бдительного выводящего. Его сменил ефрейтор, который сразу вызвал симпатию Романа тем, что угостил арестантов сигаретами и закурил с ними сам.
      Правда, завидев издали подъезжающий «МАЗ-66», он сигарету отбросил и приказал арестованным работать. Когда «МАЗ» проезжал мимо, он выпятил грудь и молодцевато отдал честь сидящему в кабине офицеру. Но потом снова расслабился и начал оживленно болтать с арестованными, время от времени лениво поглядывая на дорогу и совершенно не интересуясь окружающим его ландшафтом.
      Роману только того и надо было. Он припал к земле и быстро добежал до предпоследнего островка. От него, после короткой передышки и изучения обстановки за спиной – все было спокойно, ефрейтор сидел на корточках, боком к ветру, и в сторону Романа не смотрел, – он добрался до другого островка, от него – до следующего и таким образом вернулся к опушке леса.
      Здесь он взял еще правее и по большой дуге – с запасом, чтобы исключить всякий риск, – обогнул арестованных. На все эти вынужденные маневры ушло добрых два часа, но зато он, никем не замеченный, вышел, наконец, к намеченному издали бугорку, откуда открывался отличный вид на военный городок.
      На бугорке росло полтора десятка корявых, ветвистых сосенок. Облюбовав одну из них, имеющую метрах в семи от земли удобную развилку, Роман вскарабкался на нее и сразу убедился, что нашел идеальное место для наблюдения.
      В бинокль он отчетливо видел каждую улицу и каждое здание городка. Наблюдение сильно облегчалось еще и тем, что деревья стояли практически голые – набухшие почки не в счет – и их ветки не мешали обзору.
      Роман принялся неторопливо водить биноклем, изучая расположение улиц и улочек. В общем, все как везде. По окраинам городка стояли частные домишки с огородами и небольшими садиками. Здесь жили преимущественно старые, многосемейные офицеры и прапорщики. Ближе к центру «высились» двух– и трехэтажные блочные дома на один-два подъезда. Там же находились школа и рядом с ней магазин – единственный на весь городок. Группка женщин стояла возле магазина, что-то обсуждая между собой.
      Вся территория была обнесена бетонным забором, но серьезной преграды этот забор не представлял. Скорее он был предназначен лишь обозначать границы городка и отпугивать случайно забредших сюда путников.
      Аэродром – другое дело. Там колючая проволока и часовые – но аэродром Романа не интересовал. Ему нужно было выяснить, в котором из домов квартирует генерал, и разведать подходы к этому дому.
      Левее, ближе к аэродрому, располагались казармы, плацы, штабы, спортплощадки и столовые (солдатская и офицерская) – то есть непосредственно армия.
      Вдоль казарм со стороны аэродрома проходила асфальтовая дорога и тянулась дальше, через военный городок до контрольно-пропускного пункта. Если генерал будет возвращаться с аэродрома, то только этим путем – другого, годного для продвижения автотранспорта, просто не было. Изучая в подробностях гарнизон, Роман то и дело посматривал на дорогу, ожидая появления генеральского «уазика».
      Вскоре он помнил наизусть каждый поворот и каждое строение. К зарисовкам он не прибегал – не было такой нужды. Весь план находился у него в голове со всеми необходимыми ему подробностями. Он мог гулять по территории всей части так, будто прожил в ней не один месяц – и точно знал, на каком расстоянии от магазина находится КПП или где именно расположены главная улица и санчасть.
      Знакомый «уазик» с хромированной окантовкой окон и корпуса появился только в начале третьего. Выехав, как и ожидал Роман, со стороны аэродрома, он сразу же, не доезжая казарм, свернул на узкую дорожку и подъехал к офицерской столовой.
      Из него вышли четверо офицеров. Один из них был тот самый осанистый, державшийся чуть особняком, проверяющий, которого Роман видел на аэродроме.
      Сейчас Роман находился гораздо ближе к «уазику», чем когда следил за проверяющим на аэродроме. Он совершенно отчетливо разглядел зигзаги на его погонах и одну большую звезду. Генерал-майор, и сомнений нет. Под фуражкой – седые волосы. Шрама, правда, было отсюда не разобрать. Но в наличии шрама Роман надеялся убедиться во время личной встречи.
      Вместе с генералом в «уазике» приехали полковник и два подполковника. По-видимому, это были отцы-командиры части. Все они, держась на полшага позади генерала, вошли в столовую. Роман глянул на часы и слез на землю. Ему тоже пора было перекусить, полежать и покурить.
      Но затягивать обеденный перерыв он не рискнул. Еще нужно было установить, где квартирует генерал. Поэтому, в темпе поев и выкурив сигарету, он влез на сосну и навел бинокль на офицерскую столовую.
      Командирский «уазик» по-прежнему находился возле столовой. Значит, господа офицеры еще изволят кушать.
      Ладно, кушайте, приятного аппетита.
      Роман устроился как мог удобнее, положил руку с биноклем на сучок и терпеливо принялся ждать, когда генерал закончит трапезу.
      Генерал, похоже, не торопился. Наверное, кушает под рюмочку, подумал Роман беззлобно. Это ничего. Дело обычное, по времени займет час-полтора. Лишь бы высокое начальство, что называется, не понесло. Тогда обед плавно перейдет в ужин, и когда он закончится, сказать уже трудно. Может, сегодня, а может – и завтра. Тут ведь такое дело, что не угадаешь.
      Но генерал положением не злоупотреблял и норму свою знал. Через полчаса он неторопливо вышел из столовой, о чем-то беседуя с полковником. Тот согласно кивал и улыбался. На ходу полковник отдал какой-то приказ водителю «уазика».
      «Уазик» развернулся и уехал без пассажиров. Генерал закурил и в сопровождении свиты медленно направился в сторону военного городка.
      Решил прогуляться пешком, понял Роман. Что ж, это даже к лучшему. Если отпустили машину, то на объекты уже не поедут. А раз идут не в штаб и не в казармы, то, значит, генерал возвращается к себе на квартиру. Теперь надо смотреть внимательнее, чтобы он не пропал в одном из тех домов, которые были частично скрыты от обзора соседними зданиями.
      Генерал так же неторопливо, как вышел из столовой, шагал по дорожкам. Свита почтительно указывала ему направление, если он затруднялся на развилках. Проходящие мимо офицеры при виде генерала, окруженного высшим командным составом части, вытягивались в струнку и изо всех сил печатали шаг, лихо отдавая честь. Генерал машинально подносил руку к фуражке, не прерывая разговора с полковником. Как видно, это был командир части, и разговор шел о чем-то очень важном. Двое подполковников, шагая чуть позади, ловили каждое слово.
      Пройдя вдоль солдатского клуба, они вышли на жилую половину гарнизона, добрели, вгоняя в лунатизм встречных офицеров и прапорщиков, до двухэтажного домика в один подъезд и тут остановились.
      Роман отлично видел и дом, и подъезд.
      Домик был совсем небольшой, нетиповой, кустарной постройки. Похоже, в нем располагались всего две квартиры: одна в первом этаже, другая – во втором. Интересно, в какой из них живет генерал? Скорее всего, в квартире на первом этаже – чтобы не утруждаться подъемом по лестнице. А может, он занимает сразу весь дом? Почему нет? Для такого высокого гостя и хоромы должны быть соответствующие.
      Генерал входить в дом не торопился. Он присел на лавочку у подъезда, жестом пригласил командира части сесть рядом с собой. Его жест относился и к двум другим офицерам, но те не решились сесть и остались стоять возле скамейки.
      Разговор продолжался еще с четверть часа. Наконец генерал встал, кивком головы попрощался с офицерами и, самолично открыв дверь, скрылся в подъезде.
      Полковник призывно махнул рукой. Из-за угла соседнего дома вывернул «уазик» и мягко подкатил к подъезду. Офицеры сели в машину и поехали в сторону аэродрома. Генерал остался в доме.
      Если всех отпустил и остался дома, вряд ли уже куда-нибудь поедет, соображал Роман. Видимо, приустал старый воин и решил, что трудов на сегодня достаточно. Ну да, если во время американо-вьетнамской войны он был пилотом, то сейчас ему где-то под семьдесят. Возраст солидный, требующий щадящего режима.
      Роман принялся изучать все подходы к генеральской резиденции. Лучше всего пройти вон той тихой улочкой, между частными домами. Перелезть через забор и сразу, без долгих петляний, выходить к дому. А то можно наткнуться на патруль или бдительного старожила, знающего здесь в лицо каждую собаку. Объясняй потом, кто ты да куда идешь среди ночи. Так что минимум передвижений и – ближе к телу, как говорил великий Остап Бендер.
      Он снова навел бинокль на окна дома.
      Сначала осмотрел первый этаж – не мелькнет ли где седая генеральская голова? Нет, не видно. Хотя задние комнаты Роман видеть со своего места, к сожалению, не мог. Возможно, генерал находится где-то там? Ладно, до ночи хоть в одном окне с фасада да покажется. Не просидит же он все время в одной комнате.
      Роман начал осматривать второй этаж. И почти сразу обнаружил пропавшего было генерала.
      В первом слева окне шторы были неплотно запахнуты, форточка широко открыта, – и Роман ясно увидел уже хорошо ему знакомый профиль и седую, коротко остриженную голову. Похоже, это была спальня. Генерал, без кителя и без галстука, сидел в расстегнутой сорочке на стуле. Задастый рядовой – наверное, его ординарец – проворно расстилал широкую тахту. Ага, старичок захотел вздремнуть. Самое время.
      Роман пронаблюдал отход ко сну, автоматически посмотрел на часы. Начало четвертого. Ну, после трудов праведных, обеда и прогулки генерал должен и соснуть по-генеральски – эдак часа два, не меньше.
      Из дома выскочил ординарец, закурил и двинулся к магазину, независимо держа руки в карманах бриджей. Ну, конечно, генеральскому ординарцу можно и поборзеть, – кто же решится его одергивать?
      Роман вернулся к спальне. Генерал, прикрывшись одеялом, вытянулся на спине, как по стойке «смирно», сложил руки на груди и, похоже, уже мирно дремал. А чего бы и не подремать? Место тихое, возле дома никто не ходил, сапогами не стучал, солдатики-посыльные и офицеры на всякий случай – или по приказу командира – обходили дом стороной. Детей в городке было мало, да и держались они в другом месте, ближе к школе. Так что, кроме воробьев в кустах под окнами, никто генеральский сон не тревожил, а какая же помеха генералу – воробей? Только спится крепче.
      Роман еще раз полюбовался походкой ординарца. Хоро-ош! Руки в карманах, так что раскормленный зад обтянут до треска, плечи ходят взад-вперед, пилотка набекрень, сигарета в зубах. Славно себя паренек чувствует, даром что рядовой и, по мысли родных, терпит всяческие лишения. Сейчас закупит продуктов на выданные деньги – и себя не обидит, что-то да урвет от генеральских щедрот. Малина, не служба. Родные не узнают: вернется после «лишений» вдвое больше, чем уходил. А уж наглым будет – не дай бог.
      Интересно, кто-нибудь еще, кроме спящего генерала, есть в доме? – вдруг подумал Роман.
      Он оставил бравого ординарца на подходе к магазину и вернулся к изучению дома.
      Генерал крепко спал, не меняя позы. Роман проверил все комнаты, попадающие в поле зрения. Нигде ничего не шевельнется. Значит, кроме этого ординарца, при генерале больше никого нет. И дом он занимает, похоже, целиком, в нижнем этаже – ни души.
      А что, если приступить к выполнению задания прямо сейчас? У Романа аж во рту пересохло от этой мысли. Он начал быстро прикидывать шансы.
      Так, генерал один, в доме – никого. Ординарец только что зашел в магазин. Парень он вальяжный, торопиться не будет. Еще с продавщицей позубоскалит – типаж этот хорошо известен. Значит, пока он вернется, у Романа будет верных пятнадцать минут. За это время он как раз бы успел добраться до дома и заняться генералом. Если ординарец и вернется, он разговору не помешает. Роман хорошо умел отключать таких рыхлых молодцов…
      Попробовать, чтобы не сидеть на суку до ночи? А что, время весьма удобное. Офицеры-прапорщики пробудут на службе часов до пяти, так что сейчас опасаться в городке некого. Камуфляж у него почти солдатский, если кому из гражданских и попадется на глаза, то вряд ли они отличат его от посыльного. Погон, правда, нет и положенного по уставу ремня, но это мелочь…
      Хотя нет, не мелочь, – остывая, подумал Роман. Здесь любая домохозяйка знает, как должен выглядеть боец при исполнении обязанностей. К тому же ему не было известно, кто находится в доме напротив. Ну как бдительная офицерская жена, добровольно решившая присмотреть за генералом, узрит странного воина и позвонит мужу? А дверь ординарец захлопнул на английский замок, так что еще нужно потратить время, чтобы его вскрыть…
      Нет, не стоит пороть горячку. Если он никого не видит – это еще не значит, что кто-то не увидит его. И словно в подтверждение его слов, из-за дощатого барака вышли две женщины, которых до этого он не замечал (наверно, они что-то делали в самом бараке), и неторопливо двинулись по тому самому переулку, которым он намеревался пробираться к дому генерала.
      Остановившись возле одного из частных домиков, они принялись оживленно разговаривать. Ну и что бы я сейчас делал, перескочив с разгона забор? – подумал Роман. Стал бы извиняться, мол, кросс бежал да так разбежался, что занесло не в ту степь? Или прикинулся бы пьяным прапорщиком и с песней «Все выше, и выше, и выше…» побрел, типа, домой?
      Ладно, отставить импровизации. Мысль была заманчивой – но не более. Пока соваться на территорию городка опасно. Надо ждать ночи, как и было намечено ранее. И действовать наверняка.
      Роман слез с дерева и с наслаждением лег на сухую прошлогоднюю траву. Расшнуровал ботинки, закрыл глаза и после недолгой внутренней борьбы разрешил себе часок поспать. Никуда генерал не денется. Если он основательно залег под одеяло, то спешных дел у него нет и в ближайший час можно не волноваться, что он куда-нибудь исчезнет. А если так, то не мешает отдохнуть и самому, пока есть такая возможность.
      Проснувшись через час с небольшим, Роман быстро поел, экономя остатки продуктов. До вечера ему еще нужно было чем-то себя подпитывать – силы скоро понадобятся в полном объеме. А до рюкзака он доберется не раньше середины ночи, и еще неизвестно, будет ли у него пять минут на перекус. Возможно, ноги придется уносить столь поспешно, что и рюкзак недосуг будет искать. Так что половинка галеты, полбаночки пюре, кусочек шоколада, глоток воды – фляга почти опустела, воду тоже надо было экономить – и на дерево.
      Где там наш генерал? Ага, уже проснулся и оделся. И приглаживает, глядя в зеркало, которое держит перед ним ординарец, свою почтенную седину.
      Зачем же, тебе, дедушка, понадобилась эта чертова кислота? Судя по всему, достойный, честный офицер: воевал, был ранен, сбит, дослужился до генеральских погон, к службе относился ревностно – Роман сам был тому свидетелем. В какую же тебя аферу втянули на старости лет? Или для тебя это никакая не афера, а главное дело жизни?
      А может, это все же «пустышка»?
      Вопросы, вопросы. Хотелось бы уже получать и ответы…
      Генерал скрылся в глубине квартиры. Роман проверил подходы к дому, отмечая некоторые изменения в текущем распорядке дня.
      Людей на улице стало чуть больше. Это вернулись с работы служивые люди, и жизнь в городке стала бодрее. Но возле генеральского дома было по-прежнему безлюдно и тихо. Как видно, командир части постарался обеспечить старику полный покой. А скоро все и так разойдутся по домам, и в городке будет тишь да благодать. Еще несколько часов терпения.
      Вот генерал показался в окне первого этажа. Сквозь плотный тюль Роману плохо было видно, чем он там занимается. Ну да это и неважно. Главное, чтобы он далеко не отлучался.
      Генерал не долго пребывал в одиночестве. Через час после пробуждения – наверное, не без предварительного согласования по телефону – к дому подъехал все тот же «уазик». Из него вышел командир части и быстро вошел в дом. Через пять минут подошли еще несколько старших офицеров. Все они скрылись в доме. Похоже, там проводилось какое-то совещание.
      День был довольно хмурый, и быстро начало темнеть. В квартире зажгли свет. Совещание проходило в комнате, выходящей окнами на другую сторону дома, и Роман не мог видеть собравшихся. Но мог следить за их перемещениями сквозь открытые двери комнат.
      Совещание было недолгим. Минут через сорок все разошлись. Из гостей в доме остался только командир части. Его «уазик» стоял у подъезда, и вышедший на перекур ординарец затеял с водителем долгий разговор.
      Генерал и полковник устроились в одной из комнат на первом этаже. Судя по всему, это была кухня. Ее окна выходили в сторону подъезда, и теперь Роман хорошо видел обоих, тем более что их ярко освещал свет люстры. Они сидели за столом напротив друг друга. Курили. Но спиртного не было, во всяком случае, Роман не заметил характерных жестов, сопровождающих русское застолье. Значит, говорили о чем-то очень серьезном, если даже коньячком не стали баловаться. Послушать бы, о чем – на многие вопросы получил бы ответ.
      Но подобраться к вожделенному окну было весьма проблематично. Ординарец и водитель «уазика» сидели в пяти шагах от кухни, причем к ней лицом. То есть для того чтобы они не мешали, придется их отключать. Отключить-то нетрудно, но трудно и даже невозможно сделать все это втайне от посторонних глаз. Вокруг дома хоть и было тихо, но люди туда-сюда сновали и уж в сторону генеральского дома посматривали, хотя бы просто из любопытства. Да и пока будешь бежать через поле, полковник может покинуть дом. Раз не выпивали, то рассиживаться не собирались – русские мужики не любят долго разговаривать насухую.
      И точно, минут через десять полковник попрощался с его превосходительством и поехал к себе домой. Он жил в трехэтажном кирпичном доме – самом высоком здании в городке, – стоявшем метрах в трехстах от дома, где квартировал генерал.
      Ординарец вбежал в кухню, начал хлопотать у стола. Как видно, генерал решил поужинать. По-стариковски, в одиночку. Что ж, у каждого свои привычки.
      После короткого ужина генерал поднялся наверх, в комнату, где отдыхал днем. Ординарец затянул шторы, так что для обзора Роману осталась только узкая щель. Но и по ней он мог догадываться, чем занят сейчас генерал.
      Сначала тот просто лежал на тахте. Кажется, смотрел телевизор. Через какое-то время вошел ординарец, и генерал вслед за ним вышел из комнаты. Похоже, его позвали к телефону, который находился где-то в коридоре.
      Генерал долго не показывался. Наверное, разговор был очень важный. И не местный – с местными он уже наговорился. Значит, звонили из Центра. Ох, до чего порой тяжело работать в одиночку. Действовали бы группой – внедрились бы в телефонную сеть и сейчас слушали бы все входящие и исходящие разговоры.
      Но одному такую операцию не провернуть. Вот и приходится куковать на сосне, дожидаясь ночи. А как получится там – еще неизвестно. И в случае провала не то что не пожалеют – съедят заживо. И чужие, и свои, тут уж пощады не жди. Такая собачья работа.
      Вернувшись в спальню, генерал снова прилег на тахту. Становилось все темнее. Время близилось к девяти часам. Роман почувствовал, что он окостенел на своем насесте. Он с трудом слез на землю и принялся разминать затекшее тело. Да и замерзать уже начал, сидя неподвижно под довольно свежим ветерком. Хорошо, дождиком не сыпануло, а то пришлось бы совсем худо.
      Размявшись, Роман съел немного шоколада, допил воду и спрятал пустую флягу в кустах. Курить хотелось нестерпимо, но он превозмог это желание. Бугорок, на котором он засел, и так виден издалека. Уже сгущались сумерки, а в темноте даже крошечная искра заметна на очень большом расстоянии. Роман лишь понюхал сигарету и сунул ее обратно в пачку.
      Следующие три с половиной часа он провел то на сосне – три четверти часа, то внизу – четверть часа. Генерал практически не вылезал из постели. Разве что иногда заходил в туалет. Но спать – не спал. Роман не видел за шторой, что он там делает, но подозревал, что читает книжку. Ну еще бы, днем выспался, теперь попробуй усни, в его-то возрасте. Так он и до утра не сомкнет глаз. Придется ему помочь, – а что делать?

      Ровно в двенадцать ночи свет в спальне погас. Роман как раз дожевывал последнюю галету. Он поводил биноклем по темным окнам дома. Так, свет горит только внизу, в коридоре. Но там никого нет. Ординарец уже давно кемарил где-то в комнате на втором этаже.
      Роман еще раз осмотрел подходы к дому.
      Городок уже давно угомонился, нигде ни души. Но перед домом генерала, такая досада, ярко горел уличный фонарь – заливал светом всю площадку и подъезд. Если ординарец заложил изнутри дверь на крючок или засов – будут проблемы.
      Ладно, в любом случае пора двигаться. Все текущие проблемы будем решать на месте.
      Роман соскользнул с дерева, сделал несколько легких разминочных движений, присел, подпрыгнул. Все функционировало вполне нормально, не хрустело, не трещало, – можно работать.
      Он уложил бинокль в один из нагрудных карманов – вещь хорошая, иногда жизненно необходимая. Жаль, приходится оставлять здесь фляжку, на обратном пути понадобится емкость для воды. Но тащить ее на себе он не мог. Стандартная, семисотграммовая армейская фляга была слишком громоздкой для тех действий, которые ему предстояло совершить.
      Ладно, что-нибудь придумается. Это пока дело третье.
      Уложившись, он тщательно закрыл все карманы и еще раз попрыгал напоследок. Кажется, ничего не звякает, не брякает. Вперед.
      Слегка пригибаясь, он двинулся через поле прямиком к бетонному забору, ограждавшему военный городок. Забор этот часовыми не охранялся. Солдатики несут караул только на военных объектах.
      Прислушиваясь, Роман дошел да забора и на минуту остановился. Поискал между бетонными плитами, из которых был сложен забор, щелку. Щелка нашлась – правда, в миллиметр шириной. Но Роман и в этот миллиметр углядел, что на той стороне, в облюбованном им переулке, никого нет.
      Только собрался лезть – послышался звук чьих-то шагов. Припал к щели. Какой-то воин торопливо шел по улице. Судя по фуражке, офицер или прапорщик. Где-то припозднился на объекте и возвращался домой.
      Роман переждал, пока шаги затихнут, и мягко влез на стену. Перекатом, не задерживаясь, перевалился через гребень и бесшумно спрыгнул на ту сторону.
      Теперь он был в расположении врага – ни много ни мало. Каждый его шаг был сопряжен с риском быть разоблаченным и задержанным. Поэтому двигался он максимально осторожно, практически паря над землей.
      Но собачий нос страшнее уха, даже собачьего. Как ни продуло Романа за день на сосне, но запах он все равно испускал – как всякое живое существо.
      Послышался звон цепи за деревянным заборчиком, и невидимый барбос свирепо зарычал на него, вот-вот собираясь поднять громкий лай.
      Роман быстро продвинулся метров на десять дальше, ступая на носки, чтобы не было слышно топота ног. Собака лает не оттого, что чует шпиона, а оттого, что чужой, – а в эту категорию, кроме хозяев, входят все окружающие – находится возле ее территории. Поэтому Роман поспешил убраться подальше, давая понять псу, что ему нечего опасаться.
      Тот все-таки взлаял для острастки, но по соседству собак не держали, и он быстро затих без поддержки сородичей. Роман услышал, как цепь загремела о край будки – пес счел за лучшее вернуться в теплое логово. Вот и умница, хороших тебе снов.
      Некоторое время Роман сидел в тени под забором частного дома, последнего в этом переулке. Улица, идущая перпендикулярно переулку, была безлюдна. За ней, в пятидесяти метрах от Романа, стоял нужный ему дом. Один короткий рывок – и он возле него.
      Но Роман медлил. Уж больно ярко освещен пятачок. Положим, если достичь кустов, растущих перед домом, то за ними можно вполне надежно спрятаться. Они хоть пока и без листьев, но достаточно густы и высоки.
      И все же Роман никак не мог решиться на рывок. Что-то его смущало. Какое-то тревожное чувство овладело им и принуждало не выходить из укрытия. С чего вдруг? – злился он, сидя, как привязанный, на месте. Все вокруг тише тихого. Можно встать в полный рост и идти – никакой угрозы…
      Он еще раз осмотрел подходы к дому. Ладно, это от усталости тревога подступила. Надо взять себя в руки и продолжить выполнение задания.
      Вдруг ему показалось, что в нижнем этаже, сбоку, там, куда свет не попадал и было довольно темно, приоткрылось окно. Что за черт? Галюники начались?
      Роман заслонил ладонью глаза от света и теперь уже хорошо увидел, что одна рама окна отворилась и из дома кто-то ногами вперед лезет наружу. Ну-ка, ну-ка…
      Из окна вылез бравый генеральский ординарец и тихонько прикрыл за собой окно. Оглянувшись, он воровато двинулся куда-то в глубь городка.
      Роману все стало ясно. Он даже беззвучно рассмеялся, отдавая должное ловкости ординарца.
      Парень времени даром не терял. Наверное, еще днем договорился с какой-нибудь молодкой – хоть бы с той же продавщицей в магазине – и теперь, приспав генерала, решил слетать на любовное свидание. И ведь какой хитрец, через дверь не стал выходить – тоже яркого света боится. Вдруг кто-нибудь заметит и стукнет генералу? За самовольную отлучку можно даже на «губу» загреметь. Вот он и решил, от греха подальше, через окошко, по-тихому, смотаться.
      Соображает, не зря генерал при себе держит.
      Роман на ходу изменил план. Зачем ему ломиться в дверь, коль окно открыто и никем не охраняется? К тому же находится оно с самой темной стороны. Лучше входа и придумать нельзя.
      Он подался немного назад, в темноту переулка, вышел на середину дороги, выпрямился во весь рост, немного надвинул козырек кепи на лицо и неторопливой, чуть уставшей походкой двинулся вперед.
      Выйдя на освещенную улицу, он свернул направо и так же неторопливо, не глядя по сторонам, пошел дальше. Если кто из тех, кому еще не спится, и увидит его издали, то подумает, что какой-то подвыпивший прапор или сверхсрочник бредет от приятеля домой.
      Роман миновал генеральский дом, оставшийся слева от него, и прошел еще метров шестьдесят вперед. Свет фонаря сюда не добивал, и здесь было уже довольно темно. Убедившись, что ни впереди, ни сзади никого нет, Роман шагнул с дороги в сторону, в густую тень кустарника, и, крадучись, вернулся к дому генерала.
      Здесь он пару минут постоял возле угла, сливаясь с чернотой стены и чутко прислушиваясь.
      Вокруг было совершенно тихо. Чувство тревоги, которое недавно возникло у него, чуть отступило. Но все равно колокольчик внутри тоненько подрагивал.
      Усилием воли Роман «придавил» колокольчику язычок и мягко переместился к окну, из которого десять минут назад вылез ординарец.
      Тихонько тронул ближнюю к себе раму. Она легко, без малейшего скрипа, открылась. Наверное, шустряк ординарец заранее смазал петли. Молодец, парень, далеко пойдет. Если, конечно, после сегодняшней ночи цел останется.
      Роман просунул голову в окно, прислушался. Тишина полнейшая.
      Он оглянулся, проверяя, как там обстановка на улице. Обстановка была подходящей – нигде никого. Роман бесшумно перелез через подоконник, тронул ногой пол, проверяя, не скрипят ли половицы.
      Пол был прочен и, по ощущению, покрыт по бетону линолеумом. Самое лучшее покрытие! Не то что паркет. Там как ни крадись – хоть где-то да взвизгнет, а визг этот в ночной тишине слышен на весь дом.
      А тут можно было смело ступать всей ногой.
      Роман прикрыл за собой раму – не совсем плотно, так, как оставил ее ординарец, – и двинулся через комнату к слабо освещенному коридору.
      Комната посередине была пуста, но вдоль стен стояли кровати или диваны – в темноте трудно было разобрать. В общем, какая-то спальная мебель.
      Похоже, этот домик был чем-то вроде гостиницы для командированных офицеров. Но поскольку сейчас на постой прибыл целый генерал, то сюда больше никого не подселили, дабы высокий гость мог полноценно отдыхать. А заодно иметь что-то вроде штаб-квартиры. Очень удобное решение.
      Будем надеяться, что для всех.
      Роман выглянул в коридор. Источник света находился за открытой дверью, где-то возле лестницы. Что ж, нам как раз туда.
      Роман на ходу заглянул в просторную кухню, в соседнюю комнату. Хоть и знал наверняка, что в доме, кроме генерала и ординарца, никого не должно быть, но по привычке предпочитал лишний раз убедиться в этом непосредственно на месте.
      Прежде чем выходить к лестнице, изучил обстановку, стоя за косяком двери. Освещенное место – всегда опасное место. Тут надо действовать с особенной осторожностью.
      Лестница была деревянной – стало быть, скрипучей. Но это ничего, как ходить по скрипучим лестницам, Роман знал еще в детстве, насмотревшись милицейских кинофильмов. Главное, чтобы не было какой-нибудь неожиданности, вроде камеры видеонаблюдения. Домишко хоть и древний, но мало ли до каких мер мог дойти командир части в стремлении обезопасить покой генерала? Народ наш известен своей выдумкой, а уж армейский народ – и подавно. Такое порой учудят – мама, не горюй! Покраска листьев и травы – детские забавы по сравнению с некоторыми перлами технической и творческой мысли. А часть радиотехническая, не хухры-мухры, всяких электронных штучек хватает, да и головы имеются светлые. Так что оборудовать домик системой наблюдения для местных технарей – раз плюнуть.
      Но ничего «такого» Роман пока не заметил. Ладно, будем надеяться, что командир обеспечил высокому гостю максимально комфортные условия проживания – и на том успокоимся.
      Роман пересек пространство от двери, за которой он прятался, до лестницы и по самому краю ступенек, там, где они были прибиты гвоздями, начал подниматься на второй этаж.
      В руках он не держал ни пистолета, ни ножа. Все-таки пока человек не держит в руках оружие, он внушает гораздо меньше опасения окружающим. И если сейчас он наткнется на кого-нибудь, о чьем присутствии не подозревает, – вдруг все-таки в доме есть вооруженная охрана? – то можно, отвлекая внимание, заявить, что полез в окно к Мане (Дусе, Кате), да, видно, с пьяных глаз перепутал дом. И лепетать что-то вроде «Извините, мужики, обознался, я лучше пойду…» А там, выиграв время, действовать по обстановке. Если же в руках будет оружие, то его намерения будут однозначно расценены как агрессивные, что автоматически спровоцирует охрану на самые решительные действия. А хуже ситуации, чем поднятая среди ночи стрельба, для Романа нельзя было придумать.
      Пройдя оба лестничных пролета без единого скрипа, Роман шагнул в коридор второго этажа. Генерал спал в комнате, расположенной в конце коридора. Держась очень близко к стене, Роман прошел коридор и заглянул в спальню, благо дверь была открыта.
      Свет фонаря падал косым прямоугольником на стену и пол, освещая всю комнату и спящего человека. Даже свет не требовалось зажигать, так ясно все было видно.
      Роман подошел к тахте, склонился над спящим генералом. Тот по привычке спал на спине, но, в отличие от людей его возраста, не храпел разинутым ртом. Напротив, он дышал носом, ровно и легко. Сразу видно, военный летчик – туда абы кого не берут. Жесткая комиссия отбирает только самые лучшие человеческие экземпляры. Ведь все они – потенциальные космонавты и должны иметь идеальное здоровье.
      Подбородок бывшего потенциального космонавта был поднят слегка кверху, и Роман отчетливо увидел чуть ниже челюсти узкий, с утолщением посередине, шрам сантиметров в семь длиной.
      Ну, теперь никаких сомнений.
      Роман тронул спящего за плечо. То сразу проснулся, слегка приподнял голову.
      – Что?.. – хрипловатым со сна голосом спросил он.
      Роман сильно надавил указательными пальцами на болевые точки за ушами генерала. Тот дернулся от резкой боли и тут же потерял сознание.
      В отключке он будет минут десять. Скидок на возраст Роман не делал, – не тот случай. Пенатол натрия начинает действовать через пять-семь минут после введения в кровь. Самое время уколоть им генерала. Когда очнется после «укуса скорпиона», будет как раз готов к разговору. Жестковато, конечно, не будучи уверенным на сто процентов в его связи с «черными», подвергать старого офицера такому способу дознания, но другого выхода у Романа не было. Он действовал один, без напарника, без элементарной подстраховки, и должен был в кратчайшее время узнать все, что было в голове и за душой у генерала. Тут уж, как говорится, не до сантиментов.
      Он положил на тумбочку коробочку с «сывороткой правды», достал из нее упаковку со шприцами, оторвал один. Ничего, товарищ генерал, все стерильно, никакой заразы не подцепите. Достав одну ампулу – для начала двух «кубиков» вполне достаточно, – Роман отбил тонкий носик и, направив ампулу и шприц в сторону светящегося в уличном фонаре окна, набрал жидкость в шприц. Положив «заряженный» шприц на тумбочку, Роман выпрямил руку генерала. В темноте в вену попасть довольно-таки трудно. Роман подумал было, что все равно придется зажечь свет. Но вены на руке генерала выделялись веревками, и Роман решил, что справится и так. Свет зажигать не очень хотелось – это может привлечь внимание. Конечно, товарищ генерал имеет право бодрствовать в любое время суток – кто ж ему указ? Но что, если ординарец, возвращаясь с гулянки, увидит свет у генерала в неурочный час и предпримет какие-нибудь непредсказуемые действия? Или дежурный офицер, горя служебным рвением, решит узнать у ординарца, почему у генерала горит свет, – не стало ли ему, не дай бог, плохо? – и, не обнаружив ординарца, поднимет шум?
      В общем, лучше пока не рисковать и, доколе возможно, действовать в потемках.
      Роман взял шприц, выпустил из него излишек воздуха и, наметив самую толстую вену, плавно вогнал в нее иглу. Генерал даже не дернулся – был еще без сознания. Роман аккуратно ввел препарат, вынул иголку. Все, пускай химия работает.
      Он начал подготовку к допросу. Подвинул кресло на освещенное место и усадил в него бесчувственного генерала, так, чтобы свет падал ему в лицо. На всякий случай связал ему ремнем, вынутым из его же брюк, руки. Вообще, воздействие «сыворотки правды» таково, что человек впадает в состояние прострации и не способен на какое бы то ни было сопротивление. Но все же не мешает чуточку человека «спеленать» – для общего спокойствия.
      Роман посмотрел в окно – пусто.
      Интересно, скоро ли вернется ординарец? Ладно, парень он крупный, хоть и будет стараться не шуметь, но слышно его будет издалека, особенно если станет подниматься по лестнице. Так что когда вернется, примем голубка по всей форме.
      Тем временем генерал начал проявлять признаки жизни. Он повел опущенной головой и издал какой-то невнятный звук.
      Роман поднял ему голову, открыл пальцами правый глаз. Зрачок был расширен почти до диаметра радужной оболочки. Препарат уже действовал.
      Роман взял табурет, сел напротив кресла, в котором полулежал генерал. Свет фонаря падал на него сзади. Вряд ли генерал способен запомнить в этом состоянии его лицо, даже если оно будет хорошо освещено. Но все же лучше не рисковать.
      Генерал что-то пробормотал.
      – Поднимите голову! – негромко, но очень внятно приказал Роман.
      Тот затих, не делая никаких движений.
      – Поднимите голову! – снова приказал Роман.
      Голова генерала медленно, точно преодолевая какое-то сопротивление, поднялась. Лицо, освещенное резким, сиреневым светом фонаря, казалось лицом покойника, причем уже с неделю пролежавшего в гробу. Глаза его были открыты и направлены на Романа, но взгляд их был рассеян и пуст.
      – Как вас зовут? – спросил Роман.
      Генерал молчал, тупо шевеля губами.
      – Как вас зовут?!
      – Беляев… Николай Федорович… – очень медленно, но внятно проговорил тот.
      Введенной дозы должно хватить минут на десять, не больше. Затем действие препарата начнет слабеть. Если не удастся все узнать за эти десять минут, придется делать еще один укол, что небезопасно для сердца, особенно немолодого.
      – Ваше звание?
      – Генерал-майор Военно-воздушных сил, – послушно отрапортовал Беляев.
      Действительно, хороший препарат, с удовлетворением подумал Роман. Не зря Дубинин что-то там говорил об усовершенствованной разработке.
      – Откуда у вам шрам на подбородке?
      Роман хоть и упускал немного времени, но хотел наверняка идентифицировать сидевшего перед ним человека.
      – Был ранен, – доложил тот.
      – Где?
      – Во Вьетнаме, – чуть поколебавшись, замороженным голосом ответил генерал.
      Отлично! Сведения о том, что русские воевали во Вьетнаме, до сих пор официально не признаются, и сейчас генерал открыл одну из государственных тайн. Обнадеживающее начало.
      – Кто доставал для вас серную кислоту? – перешел к основной части допроса Роман.
      На этот раз Беляев ответил не сразу. Его лицо исказилось, будто ему приходилось делать над собой страшное усилие. Внутренние блокираторы протестовали и вступали в конфликт с действием препарата.
      Роман по реакции генерала понял, что коснулся самой потаенной, тщательно охраняемой информации, которой тот не мог бы поделиться даже под самыми жестокими пытками. Теперь вся надежда была на то, что «сыворотка правды» сломает все внутренние блоки и заставит его нервную систему пойти на попятную.
      – Кто доставал вам серную кислоту?! – настойчиво повторил Роман.
      – П… По-ля-ков… – по слогам произнес Беляев.
      Есть! Вот это уже – верняк. Значит, не зря все-таки добирался до генерала, не зря… Роман почувствовал громадное облегчение. Словно гора спала с плеч. Ведь сомневался до последнего мига – не верил в искренность Полякова, хотя бы и оказавшегося перед лицом смерти.
      Но сейчас стало совершенно ясно, что перед ним – тот самый заказчик кислоты, из-за которой началась цепь кровавых и необъяснимых убийств. Теперь качать, качать его дальше, пока есть возможность…
      – Какое количество кислоты вы заказали?
      Генерал молчал, пялясь на Романа страшными, черными зрачками.
      Роман повторил вопрос, стараясь не сорваться на крик.
      – Сто двадцать тонн… – сказал наконец генерал.
      – Где хранится кислота?
      – Под Москвой… – выдавил генерал.
      – Где точно под Москвой? Как называется это место?
      – Под Москвой… – снова повторил генерал.
      – Это город? Поселок? – настаивал Роман.
      – Это город…
      – Как он называется?
      – Москва.
      Тьфу, твою мать, заладил, как попугай. Видно, здесь у него стоит кодировка – не пробить. Надо пока двигать дальше, а потом вернуться к этому вопросу.
      – Для чего нужна кислота? – спросил Роман.
      – Газ… – односложно ответил генерал.
      – Какой газ?
      Генерал снова надолго замолчал, шевеля губами.
      Роман терпеливо повторил вопрос.
      Снова молчание.
      Роман задал вопрос в третий раз, стараясь говорить монотонно, как робот.
      – Отравляющий… – ответил наконец генерал.
      – Для чего вам отравляющий газ?
      – Акция… – едва слышно проскрипел генерал.
      – Какая акция?
      Генерал замолчал. Роман повторил вопрос дважды. Теперь он должен узнать самое главное – когда и где состоится «акция» с применением ужасающего количества отравляющего вещества.
      Генерал на вопрос не отвечал, хотя Роман повторил его несколько раз подряд. Мощная нервная система генерала, помимо его сознания, оказывала ожесточенное сопротивление воздействию препарата.
      – Когда состоится акция? – сменил вопрос Роман, уже понимая, что придется вводить вторую дозу.
      – Девятого мая… – неожиданно покладисто ответил генерал.
      – Где? – торопливо спросил Роман.
      Генерал не ответил.
      – Где состоится акция? – заставляя говорить себя бесстрастно, отчеканил каждую букву Роман.
      У генерала затрепетали веки, он пошевелил губами – но ничего не сказал.
      – Кто хранит кислоту? – задал новый вопрос Роман.
      Генерал внезапно оскалил зубы и ругнулся.
      Роман, готовый к любой неожиданности, следил за каждым изменением его лица. Поведение генерала ему не нравилось. Почему он ругается? Приходит в себя? Рановато. Черт бы их драл, эти усовершенствованные разработки. Знаем, для чего их совершенствуют: «с гуманными соображениями», чтобы у человека после допроса не «съехала крыша». Гуманнее-то препарат, может, и стал, но зато и явно слабее. А на фига нам такая гуманность, если из допрашиваемого каждое слово клещами надо вытягивать?
      Роман повторил вопрос.
      – Дорохин… – вдруг опять послушно ответил генерал.
      Как-то странно действует этот препарат – скачками. Попробуй подстройся под них. Вот бы Дубинину самому так помучиться.
      – Кто такой Дорохин? Звание, должность?
      – Главный инженер, – сказал генерал.
      – Главный инженер чего?
      Но генерал снова замолчал.
      – Где он работает? – изменил вопрос Роман.
      Генерал молчал, тупо глядя сквозь него.
      – Где он работает?
      Молчание.
      Роман вскрыл вторую ампулу, набрал ее содержимое в шприц, ввел в темнеющую на белой руке генерала вену. Беляев слабо простонал и уронил голову на грудь. Теперь нужно ждать, пока он сможет говорить.
      Роман походил по комнате, посмотрел в окно. Кое-что он узнал, но этого было крайне мало для того, чтобы выйти на организаторов акции и нейтрализовать их.
      Понятно, что генерал лишь договаривался с Поляковым о поставке кислоты. Он просто выполнял поручение, или, как ему привычнее, приказ. И выполнил его с четкостью военного человека.
      И если его послали с проверкой в эту часть, причем до конца праздников – а он сказал, что акция состоится девятого мая, на День Победы, – то он автоматически исключается из числа организаторов. Он всего лишь исполнитель. Высокопоставленный, учитывая его звание, и, вероятно, приближенный к руководству, но – исполнитель. А нужно было во что бы то ни стало узнать имена главарей. Хотя бы одно имя! Одно! Но главное. А там потянется…
      А пока что мы имеем? Ерунда, по сути.
      Кислота где-то под Москвой, а где именно – вопрос вопросов.
      Акция состоится девятого мая, но в каком месте – опять же неизвестно.
      Кислота хранится у Дорохина, но кто он такой – загадка. Поди, Дорохиных на Руси – не одна тыща. И главных инженеров среди них найдется не один десяток. Попробуй найди нужного за такое короткое время. А если его уже ликвидировали? У «черных» с этим быстро.
      Получалось, что вопросов стало не меньше, а еще больше. А запас прочности генерала ограничен. Хорошо, если он нормально перенесет вторую дозу. А то ведь может и огорчить – прецедентов было немало.
      Роман походил по комнате, сел на табурет. Окликнул генерала по званию – никакой реакции.
      Еще несколько минут надо подождать.
      Роман снова начал перебирать клочки полученной информации.
      Какой-то главный инженер Дорохин… Звучит не слишком впечатляюще. Судя по запланированному размаху, за всем этим стоят фигуры покрупнее главного инженера. Но «расколоть» генерала чертовски трудно. «Гвозди бы делать из этих людей…»
      Генерал наконец зашевелился, что-то забормотал, словно в бреду. Роман попытался разобрать, о чем он говорит. Вдруг удастся выловить какое-нибудь важное словечко?
      Но ничего важного генерал не сказал. Упоминал все какой-то «фюзеляж» да ругался, правда, очень тихо, на каких-то «сволочей» в мягких креслах. Он без приказа поднял голову, но она все клонилась вниз, как будто мускулы шеи были парализованы и едва удерживали ее тяжесть.
      Роман со страхом заметил крупные капли пота на висках и на лбу Беляева. Черт, начинается самое худшее. Сердце не справлялось с побочным действием препарата. Как бы старик не загнулся раньше времени.
      Генерал наконец затих, словно давая согласие на разговор. Даже голова перестала клониться.
      – Назовите ваше звание и фамилию, – снова потребовал Роман, чтобы проверить действие препарата.
      – Генерал-майор Беляев, – сразу ответил тот.
      Так, хорошо, препарат действовал исправно. Можно работать дальше. Хотя Роман уже имел возможность убедиться, что, с легкостью представившись, генерал ни в какую не хотел отвечать на главные вопросы.
      – Где работает главный инженер Дорохин? – четко спросил Роман, едва сдерживая нетерпение.
      Генерал ответил не сразу. Он долго шевелил губами, словно выдавливая звуки из своей гортани, – и Роман уже стал сомневаться, что он вообще заговорит, – но все-таки с трудом произнес:
      – Допс…
      Роману показалось, что генерал не договорил какое-то слово, и он подождал, надеясь услышать это слово целиком. Но генерал снова замолчал.
      – Где работает главный инженер Дорохин? – еще раз потребовал Роман.
      И снова генерал выдавил из себя тот же странный «Допс».
      Возможно, это аббревиатура, соображал Роман. Что может начинаться на «Д» в названии должности или конторы? «Дежурный», например. «ДО» – дежурное отделение? Дежурный отряд? Дежурный оператор? Уже теплее. Ну «ПС» – это пока темный лес, тут вариантов может быть сколько угодно.
      Ладно, все это можно установить потом – время будет. А сейчас надо идти дальше.
      И тут Роман услышал громкий скрип ступенек. Кто-то поднимался на второй этаж.
      Роман оставил генерала сидеть в кресле и метнулся к двери. Выглянув в коридор, увидел в освещенном проеме двери плотную фигуру ординарца. Вернулся, красавец. Что-то быстро. Видно, контакт не наладился. Или уже все успел? Этот может, парень не промах.
      Почему он поднимается наверх? Ведь, насколько мог заключить из своих наблюдений Роман, ординарец спал внизу, на первом этаже. Наверное, услыхал голос генерала – слышимость в доме прекрасная, тем более что все двери были открыты, – и решил узнать, чего это он разговаривает среди ночи? Не его ли ищет, не дай бог? На воре шапка-то горит…
      Стараясь не стучать сапогами, ординарец потихонь– ку двинулся к спальне. Роман бесшумно закрыл дверь и затаился у стены.
      – Молчать! – внезапно сердито сказал генерал.
      Роман опешил, не зная, что ему делать. Неужели генерал пришел в чувство? Не может быть, препарат только-только начал действовать. Скорее всего, это его так «колбасит» и он бездумно произносит привычные слова. Ладно, пусть бормочет, от этого вреда немного. Лишь бы он оставался в кресле, пока Роман будет разбираться с ординарцем.
      Шаги в коридоре затихли. Услыхав «приказ» генерала, ординарец замер на месте, не понимая, что происходит. Дверь в спальню была закрыта, свет там не горел. Кому же тогда генерал сказал «молчать»?
      Постояв, ординарец двинулся дальше.
      – Товарищ генерал… – сказал он, остановившись за закрытой дверью.
      – Ты кто? – вдруг громко спросил генерал.
      Стоя у двери, Роман видел только его неподвижный затылок. Вопрос был вполне адекватный. Но генерал не двигался, и голос его был по-прежнему бесстрастен, как у робота. Наверное, подсознание реагирует на знакомый голос и механически задает «разумные» вопросы.
      – Это я, товарищ генерал… – не решаясь без приказа открыть дверь, пролепетал сбитый с толку ординарец. – Петя… Рядовой Сметанин.
      – Отставить… – тихо сказал генерал и умолк.
      – Товарищ генерал… – явно испугавшись нештатной ситуации, окликнул его через минуту рядовой Петя.
      Генерал не отвечал, снова погрузившись в состояние транса. Роман, начавший было волноваться, успокоился. Это ничего, бывает. Главное, чтобы «пациент» держался и не терял сознание.
      – Товарищ генерал… – снова подал голос ординарец.
      Не слыша никакого ответа, он, видимо, рассудил, что генералу нехорошо, и начал открывать дверь. Увидев стоящее посреди комнаты кресло и чей-то затылок в нем, он очумело подался всем телом вперед.
      – Товарищ генера-а…
      Роман сбоку рубанул его ребром ладони по шее, по сонной артерии. Рядовой Петя Сметанин закатил глаза и повис на заботливо подставленных руках Романа.
      Роман оттащил тяжеленное тело в соседнюю комнату – нагулял, однако, воин мясов. Пилоткой заткнул ординарцу рот, руки связал ремнем и приторочил их за спиной к щиколотке согнутой ноги. Ничего, парень здоровый, не задохнется. Главное, чтобы он не поднял шум и не сумел выползти из дома до того, как Роман закончит свои дела.
      Он вернулся к генералу. Тот оцепенело сидел в кресле и никак не прореагировал на появление Романа. Но дышал он тяжело и неровно, что очень Роману не понравилось. Надо торопиться.
      – Кто приказал вам достать серную кислоту? – спросил Роман.
      Молчание. Роман повторил вопрос. Тщетно.
      – Кто оплачивал расходы, связанные с покупкой кислоты? – попытался зайти с другой стороны Роман.
      – Бухгалтер, – могильным голосом ответил генерал.
      – Это должность или кличка?
      – Должность и кличка, – эхом отозвался генерал.
      – Как фамилия бухгалтера?
      Генерал вдруг как-то странно застонал, как будто ему сделали невыносимо больно.
      – Как фамилия бухгалтера?! – стремясь вырвать ответ на этот сверхважный вопрос, нажал Роман.
      – М-мас… – силился разжать губы генерал.
      – Назовите фамилию бухгалтера!
      – Мас… лов…
      Лицо у генерала было жуткое, словно разрывалось изнутри. Лоб, щеки, шея – все было мокрым от пота.
      – Где работает Маслов?! – понимая, что скоро генерал отключится, спросил Роман.
      Генерал молчал, дыша все тяжелее и тяжелее. Руки, ноги его были неподвижны, но грудная клетка сокращалась резкими толчками, и обильный пот покрывал уже все тело.
      – Где работает Маслов?! – наседал Роман.
      – Президент… – выдохнул генерал.
      – Президент чего? Отвечайте!
      – Фонд…
      – Какой фонд? Название фонда?
      – С-с… Спасение…
      – Он возглавляет акцию? – не отставал Роман.
      Генерал снова мучительно, протяжно застонал.
      – Маслов возглавляет акцию?!
      Генерал молчал, с хрипом хватая воздух.
      – Кто еще связан с Масловым? – в отчаянии спросил Роман.
      Снова ужасный стон.
      – Кто связан с Масловым?! Назовите фамилии! Я требую: назовите фамилии тех, кто связан с Масловым!
      Генерал вдруг вскочил с кресла и с криком бросился в окно. Рывок его был столь внезапен и стремителен, что Роман не успел ему помешать. Всем весом налетев на стекло, генерал насквозь пробил двойную раму головой и вывалился вместе с сорванными шторами наружу. Его неистовый крик, грохот разбитого окна, удар тела об асфальт и звон бьющихся осколков слились в сплошную серию оглушительных, ужасных звуков.
      Нельзя было терять ни секунды. Сейчас сюда сбежится весь гарнизон. Генерал наверняка погиб, а если даже остался жив, долгое время ничего не сможет вспомнить. Может быть, случившееся сочтут попыткой самоубийства. Надо хоть частично замести следы.
      Роман уложил использованный шприц и пустые ампулы обратно в коробочку, сунул ее за пазуху. Поставил кресло на место.
      И тут же вспомнил, что у генерала связаны руки. Те, кто его найдет, сразу догадаются, что дело нечисто – не сам же он себя связал. Бросятся наверх, найдут оглушенного, связанного ординарца… Тут уж и дурак поймет, что здесь побывал чужой. Все, к черту эту суету, толку с нее уже нет. Надо срочно уходить. В окно, затем в переулок, через забор и к лесу…
      Роман выскочил к лестнице и побежал вниз, надеясь, что успеет выбраться незамеченным через окно.
      И тут, не успел он одолеть последних ступеней, распахнулась входная дверь и на него бросились люди в черной спецформе, в масках, с автоматами на изготовку – те самые!
      – Стоять! – рявкнул один из них.
      Роман в прыжке ударил его ногой в грудь. Тот отлетел к стене, с грохотом отбросив автомат. Влетевший следом за ним боец направил на Романа ствол автомата, но тоже был отброшен назад ударом ноги.
      Все происходило очень быстро, Роман даже не успел достать пистолет.
      В дверь уже лезли другие бойцы, которым упавшие мешали войти. Роман видел, что уйти через первый этаж он не сможет. Надо попробовать через второй.
      Он кинулся назад, отчаянными прыжками взбегая по лестнице наверх и на бегу доставая пистолет. По сути, второй этаж – тупик. Но все же можно было попытаться выпрыгнуть в окно на теневой стороне и «огородами» добежать до забора. Там, в ночном поле, он будет иметь преимущество. Только бы вырваться из дома, который превратился в западню…
      Позади раздался какой-то хлопок, и Роман, уже достигший лестничной площадки, почувствовал, что его словно схватили за руки и за ноги. Он дернулся и вдруг упал помимо своей воли.
      И уже на полу увидел, что весь опутан прочной нейлоновой сетью.
      Он вслепую разрядил обойму в сторону входа, чтобы задержать преследователей, выпустил пистолет и потянулся к ножу. Сеть руками не разорвать, будь ты хоть сам Геркулес, но ножу она поддается хорошо… Но руки запутались в ячейках, и он никак не мог нащупать рукоятку ножа. А по лестнице уже бежали люди в черном. Роман еще лягнул кого-то в колено – и сбил с ног, – нашел наконец рукоятку и потянул было нож из ножен, но тут его ударили по голове чем-то тяжелым раз, другой, – и он потерял сознание.

      Роман с трудом открыл налитые кровью глаза.
      Сначала он ничего не мог разобрать – только какая-то черно-серая пелена со светлой полосой поперек.
      В голове тяжело шумело, лицо, виски, шея, уши были словно залиты свинцом.
      Он попробовал шевельнуть руками – и не почувствовал их. То же было и с ногами – будто их вообще не было. Боли, впрочем, он не ощущал. Только как-то нехорошо сдавливало горло.
      Понемногу он начал разбирать, что перед ним находится какая-то дверь и обшитые толстой доской стены. И щель над дверью, сквозь которую просачивался свет извне.
      Похоже, свет был естественного происхождения. Значит, уже утро. Долго же он был без сознания.
      Роман попытался осмотреть себя. Но голову на странно одеревеневшей шее не удавалось наклонить вниз. Что за черт? И почему он не ощущает рук и ног?
      Роман дернулся – и вдруг ему показалось, что он начал качаться вперед-назад. Дурацкое чувство. При этом в висках зашумело, будто от сильного прилива крови.
      Он дернулся еще раз. Снова такое же нелепое раскачивание. И гулкий шум в ушах, будто он погрузился на огромную глубину…
      И только изогнувшись и глянув, наконец, на свои ноги, Роман понял, что с ним происходит.
      Он висел головой вниз на железной балке. Все тело его было плотно обмотано сетью и поверх сети – прочным нейлоновым шнуром. Оттого-то он не мог даже слегка двинуть руками и ногами.
      Больше всего он напоминал сейчас гусеницу в коконе. Так же, как она, он был лишен возможности двигаться, и так же, как она, был совершенно беззащитен.
      Интересно, долго он так висит? У него не было опыта подобных ощущений, но по тяжести в щеках и носоглотке он мог догадаться, что болтается головой вниз не меньше часа.
      И как долго ему еще находиться в таком положении? Скоро он снова потеряет сознание – уже от прилива крови к голове, и по той же причине неизбежно умрет. Это что, такой способ казни?
      Непохоже.
      Те, кто пленил его, наверняка не желают пока его смерти. Если бы хотели убить – убили бы еще в доме. Не стали бы выстреливать в него сетью, а прошили бы очередью из автомата.
      Но ему сохранили жизнь. Пока. Значит, на то были основания. И скоро он узнает, какие.
      Послышался звук шагов. К двери подходили какие-то люди.
      Роман прикрыл глаза, решив сделать вид, что он все еще находится без сознания.
      Дверь распахнулась, в лицо ему ударил поток света, показавшийся ярко-красным сквозь набухшие кровью веки. Судя по звукам, его обступили три человека.
      – Еще не очухался? – спросил чей-то грубый голос.
      – Должен бы уже… – ответил другой.
      – Может, сдох? – предположил первый.
      Роман уловил нотку озабоченности. Ага, значит, смерть его им нежелательна.
      – Да нет, Сом, вряд ли… – отозвался второй. – Он висит-то всего минут сорок. Просто еще в отключке.
      – Смотри, Краб, мне пока эта гнида живой нужна, – сказал Сом. – Приведи-ка его в чувство…
      Интонация и терминология Сома Романа не утешили. Похоже, жить ему осталось недолго. Худо.
      – Э-э… – сказал Краб и несколько раз стукнул носком ботинка Романа по лбу. – Пора вставать.
      Удары гулким эхом отозвались в наполненном болью черепе. Роман почувствовал, что он снова беспомощно раскачивается взад-вперед. Ну, гад, доберусь я до тебя…
      – Тише ты, – пробасил Сом. – Совсем добьешь… Вон, морда вся кровью налилась. Как бы сосуды не полопались. Может, правда, сдох?
      – Зрачки ему проверь, – посоветовал третий голос.
      – Вот сам и проверь, – огрызнулся Краб.
      – Рыжий, проверь, – приказал Сом.
      Кто-то раскрыл веки Роману. Как Роман ни старался, но глаза машинально отреагировали на яркий свет.
      – Да он в порядке, – сказал Рыжий. – Вон, зрачки двигаются. Прикидывается, падла.
      – Открой глаза, будь мужиком, – сказал Сом, присев возле Романа на корточки. – Какого хрена прячешься?
      Роман отрыл глаза и увидел перед собой какую-то жуткую рожу с глазами на подбородке и толстыми губами на лбу.
      – Ну что, попался, шустрик? – спросил Сом.
      Роман молчал, решив сделать вид, что от прилива крови он не может говорить. Что бы там ни было дальше, ему нужно вести свою игру. Хотя бы столь жалкую, как эта. Но не идти у них на поводу. Им только того и надо – для того и подвесили, связав по рукам и ногам, чтобы он был перед ними совершенно беспомощен.
      – Тебя как зовут? – спросил Сом.
      Роман просипел что-то неразборчивое. Быстро же он оказался в шкуре генерала Беляева. Тот, правда, был накачан пенатолом натрия. Но ничего, если потребуется, то вколют и ему, ведь коробочка с ампулами наверняка теперь у них. Хотя такого добра достать – проще простого. И без всяких гуманных заморочек.
      – Ладно, – кивнул Сом. – Это мы и так знаем. Капитан Морозов, Главное разведывательное управление. Когда-то был человеком. Теперь самая обычная сволочь. Тварь продажная.
      – Ты, что ли, меня купил? – не выдержал Роман.
      Голос повиновался ему с трудом, но все-таки слова выходили еще свободно. Что ж, поговорим.
      Он уже понял, как надо вести себя с этим человеком, чтобы хоть на йоту изменить сложившуюся, практически безвыходную ситуацию в свою пользу. План, конечно, хлипкий, но надо попробовать, другого варианта все равно нет и не будет.
      – О, смотри-ка, заговорил, – ухмыльнулся Сом. – Да еще огрызается. Ты зачем генерала убил, гад? То, что допрашивал деда – ладно, у тебя работа такая, но в окно зачем было выбрасывать?
      – Он сам выбросился…
      – Ах, сам! Значит, невмоготу было терпеть. Ну ты садист. Невинного человека угробил…
      – А ты мало невинных убил? – глядя в перевернутое лицо Сома, прохрипел Роман. – Сколько людей вы на дачах положили ни за что…
      – Все эти люди заслужили смерти, – мрачно возразил Сом. – Это и не люди вовсе, а так, падаль, гниль, которая не заслуживает того, чтобы жить. А тебе что, жалко дружков твоих, ворюг-банкиров, педиков жирных, ободравших страну до нитки?
      – Они мне не дружки… Но ты не судья и не господь бог, чтобы приговаривать их к смерти. Да и кроме них вы убили не один десяток охранников. Они-то перед вами чем провинились?
      – Раз охраняли с оружием в руках своих хозяев, значит, знали, на что шли. А собакам – собачья смерть.
      – А ты разве не такая же собака, состоящая на службе у своих хозяев?
      – У меня нет хозяев! – прорычал Сом. – Я Родине своей служу.
      – Хорошо же ты служишь, убивая по приказу каких-то выродков невинных людей. Это служба палача. А палачу все равно, какая у него Родина.
      – Что! – заревел Сом. – Ты что несешь…
      – Да чего с ним говорить, Сом? – вмешался Краб. – Спроси, чего хотел – и кончай с ним.
      – Слишком много он болтает, – поддержал его Рыжий.
      Роман снизу не видел их лиц, только какие-то бледные пятна.
      – Отставить, – проворчал, остывая, Сом. – Я этой встречи долго ждал.
      Он взял Романа за волосы, приподнял его голову:
      – Слушай сюда. Я – капитан Быков. Три дня назад ты убил моего напарника и друга, старшего лейтенанта Негорелого, напав на него из-за угла. И этим вынес себе смертный приговор.
      – Я выполнял свое задание, – возразил Роман, чувствуя, как рука Быкова все сильнее сжимает его волосы. – Что бы ты сделал на моем месте?
      – Ты такой же, как мы. Если бы ты назвал себя, мы могли бы договориться…
      – Что-то я не заметил, что вы любите договариваться. Все, с кем вы имели дело, были убиты. И нападали вы тоже без всякого предупреждения.
      – Они – враги! С ними не о чем разговаривать.
      – А те, кого вы собираетесь убить газом, тоже все ваши враги?
      – А-а… – недобро протянул Сом, отпуская его. – Старик тебе кое-что порассказал, да? Ну еще бы, с двумя-то ампулами пенатола под кожей… Ну-ка, поделись с нами, что тебе удалось из него вытянуть.
      – Нечем делиться… Он был очень крепкий человек и не поддавался действию пенатола. Назвал только фамилию Полякова. А потом выбросился из окна.
      – Врешь, – спокойно заметил Сом. – Такая доза кому хочешь язык развяжет. Про газ откуда узнал?
      – Про газ и так нетрудно было догадаться. Уж больно за кислоту народу много погибло. И спрятали ее куда-то очень старательно.
      – Небось знаешь, куда?
      – Скажи – буду знать.
      – Да на кой тебе? Все равно ты не жилец.
      – Тем более – чего тебе бояться? А у меня профессиональный интерес. Шел, шел – да не дошел. Обидно. Хоть перед смертью узнать бы, что да как, все легче на тот свет уходить.
      Сом усмехнулся.
      – Ловок ты зубы заговаривать. Только не забывай, что здесь спрашиваю я. Что еще сказал тебе генерал?
      Роман попытался отрицательно мотнуть головой, но у него ничего не вышло. Голова не двигалась совершенно. Да и говорить ему становилось все труднее и труднее. В глазах расплывалось перевернутое лицо Сома.
      – Говорю же, что ничего… Только начали разговор – он и сиганул в окно.
      Сом достал нож, приставил отточенное лезвие к набухшему тяжелой кровью горлу Романа.
      – Одно движение – и хлынет, как из свиньи… Ну, будешь говорить?
      – Давай режь, – сказал Роман. – Тебе же не привыкать убивать беспомощных людей. Это ты умеешь делать хорошо… Хотел бы я посмотреть, чего ты стоишь в деле. Да, видно, кишка у тебя тонка. Палачи никогда воевать не умели…
      – Кто это не умеет?
      – А что? Если бы генерал не сиганул в окно – черта с два вы бы меня взяли.
      – Взяли бы, – усмехнулся Сом. – Просто тебе с бабником-ординарцем повезло – по-тихому влез в окошко. Но потом мы его засекли и о твоем пребывании в доме знали точно. Дом был окружен со всех сторон, так что никуда бы ты не делся.
      – Вот я и говорю: только и умеете толпой против одного. Ночью, втихую. А в бою вы ничего не стоите. Да и боя-то настоящего не видели, крысы тыловые…
      – Вот пес! – крикнул кто-то, Краб или Рыжий, Роман не смог разобрать.
      – Да что ты про меня знаешь? – прорычал Сом. – Да я воюю уже пятнадцать лет. Три огнестрельных ранения, два ножевых. А сейчас я и мои товарищи выполняем особое задание…
      – Ну да, видел я твое задание!
      – Заткнись! Ты ничего не знаешь! Мы призваны осуществить миссию по спасению России от гибели. Скоро – совсем скоро – произойдет событие, которое уничтожит нынешнее продажное правление и приведет к власти истинных патриотов. И Россия снова станет самым могучим государством в мире.
      – Но для этого нужно убить не одну сотню человек?
      – Да, мы готовы принести в жертву несколько сотен и даже тысяч человек – чтобы миллионы смогли жить гордо и счастливо.
      – Бурные аплодисменты, – усмехнулся Роман. – Очередной съезд КПСС можно считать открытым.
      – Да он издевается, Сом! – сказал Краб.
      – Ничего, – прошипел Сом. – Им немного осталось над нами издеваться. Десятого мая в стране восстановится власть народа, и вся нечисть будет уничтожена под корень.
      Он пружинисто поднялся, не хрустнув ни единым суставом. Хорошая была машина.
      – Черт с тобой, не хочешь говорить – не говори. Все равно все, что ты успел узнать, умрет вместе с тобой.
      – Пристрелить его, Сом? – спросил Рыжий.
      – Да на говно пулю еще тратить? – возмутился Краб. – За Зону его надо живьем кастрировать, а потом выпустить кишки – и пусть подыхает.
      – Кастрировать? – оживился Сом. – А это мысль.
      Он резко взмахнул ножом, перерезая веревку, – и Роман, не успев сгруппироваться, кулем повалился на пол, больно ударившись плечами и ногами.
      От удара и резкого перепада давления он потерял сознание. Но его привели в чувство сильные шлепки по щекам.
      – Ну, чего обмороки закатываешь? – донесся до него сквозь звон в ушах голос Сома.
      Роман открыл глаза. На языке чувствовался привкус соленого. Это из носа обильно потекла кровь. Он лежал на спине, не в силах шевельнуться, а над ним нависали трое вооруженных громил.
      – Слыхал рацпредложение? – спросил Сом, поигрывая многозначительно ножом. – Будешь на том свете главным евнухом.
      Рыжий и Краб громко захохотали.
      – Попались бы вы мне один на один… – закрывая глаза, сказал Роман. – Шакалы.
      – Еще гавкает! – возмутился Краб. – Дай мне его, Сом, я сам его на ремешки порежу.
      – Ладно, хорош трепаться, – отрезал Сом, склоняясь над Романом. – Ну, твое последнее слово.
      Роман почувствовал холодное острие ножа на своей шее. Он посмотрел в глаза Сому. Теперь он видел его лицо почти нормально. Значит, все закончится сейчас. Жаль, не доведется посчитаться с этим мясником и его подручными.
      – Трус, – презрительно бросил Роман, закрывая глаза в знак того, что он больше ничего не желает говорить.
      Сом оскалил зубы и занес руку с ножом…

      В гостиной громадной квартиры на улице Серафимовича, принадлежащей Семену Игнатьевичу Трофимову, собрались – под невинным предлогом навестить больного – самые доверенные лица.
      В широком кресле восседал сам Семен Игнатьевич. Он уже оправился после небольшого простудного недомогания и теперь снова занял почетное место старшего, подобающее ему по годам и занимаемому некогда рангу.
      На стульях у стола сидели Петр Петрович Воронин, казалось, еще больше похудевший от забот; Павел Сергеевич Сысоев, гордо державший свои прямые маршальские плечи; Олег Андреевич Маслов, уже разложивший перед собой свою папку. Все они были очень серьезны и деловиты.
      – Итак, Павел Сергеевич, слушаем ваше сообщение, – клюнул в сторону маршала своей узкой головкой Петр Петрович.
      Семен Игнатьевич согласно наклонил тяжелый череп.
      – Сегодня ночью моими людьми взят Морозов, – сказал не без легкой гордости Сысоев.
      – Ага! – воскликнул Петр Петрович. – Взяли?!
      – Так точно, взяли.
      – А кто это? – наморщился Семен Игнатьевич.
      – Да тот самый шпион… Я вам о нем говорил, Семен Игнатьич, – вмешался Маслов.
      – А, ну да, этот… – кивнул Семен Игнатьевич. – Я помню, не шуми… Значит, взяли молодца? Могли бы и раньше, из-за него наш план был поставлен под удар.
      – Где его перехватили? – спросил у Сысоева Петр Петрович, словно не замечая ворчания Трофимова.
      – Под Выборгом.
      – Значит, добрался до Беляева? Несмотря на то, что наши люди перекрыли все каналы?
      – Да, добрался. Кто-то ему хорошо помогал. Но теперь это неважно…
      – Он успел что-нибудь узнать у Беляева?
      – Неизвестно… – замялся Павел Сергеевич. – Он сумел проскользнуть под носом охраны в дом, в котором жил Беляев, и какое-то время… общался с ним.
      – Ловок, черт! – заметил Семен Игнатьевич.
      – Да уж… – согласился Павел Сергеевич. – Ловок. Едва не ушел. Но мои люди были начеку.
      – Я надеюсь, он ничего не успел передать своим сообщникам? – озабоченно спросил Петр Петрович.
      – Ничего, ручаюсь. При нем не было мобильной связи. Да и общение его с Беляевым было слишком коротким, чтобы он успел узнать что-то важное. К тому же Беляев, к сожалению, погиб…
      – Погиб?! – воскликнул Петр Петрович.
      Семен Игнатьевич раздраженно шевельнулся в своем кресле. Маслов сохранил внешнее спокойствие, хотя внутри у него что-то болезненно сократилось. Факт насильственной гибели одного из приближенных членов их организации был очень неприятен, особенно накануне решающей фазы подготовки.
      – Да, к сожалению, погиб, – повторил Сысоев. – Этот негодяй, не добившись своего, выбросил генерала Беляева из окна.
      – Что с ним сделали? – засопел Семен Игнатьевич. – С этим выродком, я имею в виду.
      – Он оказал ожесточенное сопротивление при задержании, применил огнестрельное оружие. Мои люди были и так злы на него… Я давал приказ взять Морозова живым – хотел сам побеседовать с ним. Но во время перестрелки он был убит.
      – Туда ему и дорога, – резюмировал Семен Игнатьевич, махнув своей распухшей ручищей.
      Все согласно наклонили головы.
      – Нужно срочно направить на место генерала Беляева нашего человека, – заметил Петр Петрович. – Столь важный участок воздушной границы должен быть взят под наш контроль как можно быстрее.
      – Я уже распорядился, – сказал Сысоев. – Достойной заменой генералу Беляеву будет генерал-майор Якушкин. Вы, Петр Петрович, имели возможность познакомиться с ним два месяца назад…
      – Да, это хорошая кандидатура, – кивнул Петр Петрович. – Я не возражаю. Когда он готов вылететь?
      – Немедленно.
      – Хорошо, пусть вылетает, – сказал Петр Петрович и глянул на Трофимова..
      Семен Игнатьевич согласно кивнул. Таким образом, кандидатура генерала Якушкина была утверждена.
      Маслов, согласия которого никто не спросил, ощутил укольчик ущемленного самолюбия. Здорово они спелись, эти бывшие товарищи из Политбюро ЦК КПСС. Думают, что снова встанут у руля, а молодежь будет плясать под их дудку, созревая для «великих дел». Ну, это бабка надвое сказала. Олег Андреевич не зря был директором Фонда «Спасение». Под сим довольно абстрактным названием – на ум приходило нечто гуманитарно-экологическое – скрывались, в бездонных офшорных зонах, громадные суммы в миллиарды фунтов стерлингов, которые были переведены с тайных счетов компартии СССР. Олег Андреевич, будучи таким образом Бухгалтером организации, держал в своих руках основной рычаг управления властью. Что там идеология и громкие доктрины? Это все хорошо для простого люда. А главным козырем всегда были и будут деньги. У кого касса – тот и диктует условия. И поэтому Олег Андреевич с полным основанием был уверен, что последнее слово в дележе руководящих постов останется за ним. Но пока он, понятное дело, помалкивал. Пускай себе тешатся – лишь бы дело делали. Еще не пробил его час – звездный час. Но осталось совсем недолго.
      – Олег Андреевич, когда на экраны телевидения выйдет ролик с заявлением террористов? – спросил его Петр Петрович.
      – Как запланировано – шестого мая, – деловито блеснул очками Маслов. – В вечернем эфире, на всех государственных каналах.
      – Ролик-то сам готов?
      – Почти. Остались чисто технические тонкости, связанные с монтажом…
      – Почти, – засопел Семен Игнатьевич. – Столько времени возишься, никак не сделаешь. Все до последнего момента надо дотянуть.
      – Все бы давно сделали, если бы не ваши бесконечные вводные, – возразил, стараясь не терять спокойствия, Олег Андреевич.
      – Какие такие вводные? – раздраженно проворчал Семен Игнатьевич.
      Он всегда раздражался, когда разговаривал с зятем.
      – Позвольте напомнить. Сначала вы захотели, чтобы террористы делали заявление на чеченском языке. Мы сняли. Потом вы решили, что все-таки лучше им говорить на русском. Мы сняли с русским текстом. Ролик был полностью готов, но вы придумали, чтобы у главаря была татуировка на руке…
      – Ну, а чем плохо придумал? Зато его сразу можно опознать. И миру удобнее предъявлять. Этим же дуракам подавай стопроцентные приметы. Вот и будет им примета – лучше не надо.
      – Согласен, – сказал Олег Андреевич. – Но пока наносили татуировку, пока она заживала, мы немного отстали по времени. Но теперь все готово. Шестого мая ролик выйдет в эфир.
      – Прекрасно, – сказал Петр Петрович, тактично выждав, пока спор между тестем и зятем несколько поутихнет. – Это будет очень сильный ход. Накануне Дня Победы такое заявление! Люди будут на взводе. Главное, чтобы не просочилось ни капли информации. Если кто-то что-то пронюхает…
      Он сжал сухие челюсти и строго осмотрел соратников, как бы призывая их утроить усилия по сохранению всех нюансов подготовки в глубочайшей тайне.
      – Павел Сергеевич, ваши люди надежно охраняют кандидатов в террористы? – обратился он к маршалу.
      – Надежней некуда, – уверенно заявил тот.
      – Где их содержат?
      – Под землей, недалеко от турбонаддувной установки. Чтобы сразу после того, как будет пущен газ, расстрелять прямо на месте.
      – Они не сбегут? – не отставал Петр Петрович.
      – Я же сказал: приняты повышенные меры, – чуть нахмурился Сысоев. – Да и бежать им некуда. Они находятся в изолированном отсеке глубоко под землей. Там несколько степеней защиты. Из него просто невозможно сбежать.
      – А может, их шлепнуть для страховки сейчас и положить пока в холодильник? – предложил Семен Игнатьевич. – А потом вынуть и разбросать… Вот и охранять не надо.
      – Рискованно, – возразил Петр Петрович. – Трупы, после того как оттают, начнут быстро разлагаться. Журналисты, которым мы предъявим убитых террористов, могут догадаться о подлоге.
      – Да, эти будут рассматривать каждую волосину в ноздре, – засопел Семен Игнатьевич. – А может, не пускать журналистов – и дело с концом?
      – Мы же договорились, Семен Игнатьевич, – мягко возразил Петр Петрович. – На первых порах все будем делать по мировым стандартам. Зачем без крайней нужды восстанавливать против себя Америку и Европу? Нет, пускай убедятся, что это чудовищное преступление совершили террористы, сделавшие накануне соответствующее заявление. Таким образом, мы получим законное право на защиту покоя наших граждан. И на этом основании проведем все первичные мероприятия: низложение президента и правительства, отмену существующей конституции, в корне своем ущемляющей интересы народа, назначение временного правительства из числа патриотов, ввод усиленного воинского контингента в Чечню, дезавуирование всех договоров начиная с Беловежской Пущи – и так далее в строгом соответствии с разработанным нами подробным планом спасения и восстановления страны в тех границах, в которых она находилась до 1991 года.
      «Репетирует программную речь, – подумал Маслов, глядя на худое, вдохновенное лицо Воронина. – Неплохо получается. Вот бы еще здоровья к этому чуток».
      Но лицо его, как и лица всех присутствующих, выражало полное согласие с тем, что говорил Петр Петрович.
      – Да, ты прав, Петр Петрович, – кивнул Семен Игнатьевич. – Мы должны выиграть время, хотя бы до тех пор, пока придавим контрреволюцию и выведем армию на боевые рубежи. Потом уж они ничего не смогут сделать. Крика, конечно, будет много – да плевать мы на них хотели. Ракеты наши им хорошо известны, так что дальше крика дело не дойдет. Пускай вопят себе на здоровье, мы это уже проходили.
      Он самодовольно ухмыльнулся, думая о том, какой шум поднимется на Западе. Да, такого господа из НАТО и Евросоюза от стоящей на коленях России не ждут. Поди, и думать забыли, что она способна еще напугать их до оторопи. То-то начнется паника… Хоть перед смертью потешить душу, посмотреть, как эти вонючие америкашки будут икру метать от страха.
      – Нужно успеть эвакуировать из Москвы всех наших сторонников, – перешел к следующему вопросу Петр Петрович. – Олег Андреевич, вы отвечаете за этот сектор. Все ли, чьи жизни мы считаем нужным сохранить, предупреждены о том, что девятого мая им лучше находиться подальше от Москвы?
      – Практически все, – доложил Олег Андреевич. – Мои люди лично предупреждают каждого человека. На сегодняшний день оповещены девяносто процентов от составленных списков. За последующие дни мы предупредим всех оставшихся.
      – Хорошо, будем надеяться, что здесь обойдется без случайных жертв. Но помните: малейшая ошибка – и все рухнет. Поэтому нужно действовать крайне осторожно.
      – Те ученые и деятели культуры, которых мы хотим уберечь от опасности отравления газом, получают от лица спецслужб конфиденциальную информацию о том, что исламские радикалы готовят девятого мая на территории Москвы масштабный теракт. Сообщается, что сведения очень точные, и настоятельно рекомендуется оставить город на период с восьмого по десятое мая. Никакой другой информации, имеющей хотя бы косвенное отношение к нашей акции, предупреждаемые особы не получают.
      – Хорошо, – кивнул Петр Петрович. – Больше ничего им и не нужно говорить. Кто умный – тот поймет.
      – А кто дурак – его проблемы, – вставил Семен Игнатьевич. – Каждого за руку не возьмешь, за город не вывезешь. Так что пусть соображают, не маленькие.
      – Когда начинается парад на Красной площади? – спросил Петр Петрович у Сысоева. – Уже известно точное время?
      – Известно, – кивнул Павел Сергеевич. – В девять тридцать – пятиминутная речь президента, затем шествие ветеранов и за ними – военный парад.
      – Значит, газ пускаем в девять тридцать пять, – сказал, не дрогнув ни единым мускулом лица, Петр Петрович.
      Семен Игнатьевич чуть помедлил, посмотрел на него и наклонил голову в знак согласия.
      – Может, пускай с площади уйдут ветераны – потом? – глуховато предложил Маслов.
      Петр Петрович перевел на него взгляд, поджал высохшие губы до того, что их вообще не стало видно.
      – Нет, Олег Андреевич, мы пустим газ именно в тот момент, когда ветераны начнут свое шествие, – отчеканил он каждое слово.
      – Но ведь тогда все они погибнут… – не спорил – пытался убедить Маслов.
      – Они и так погибнут, – отрезал Петр Петрович. – Все, кто будет находиться в радиусе километра от Красной площади, либо погибнут сразу, либо получат тяжелые поражения, в основном несовместимые с жизнью. Ветераны, даже если они и выйдут за пределы площади, все равно вдохнут смертельную порцию газа. Так что отсрочка их не спасет. Но, сознательно идя на этот шаг, мы тем самым вызовем громадную волну протеста по всей стране. Гибель ветеранов от рук террористов поднимет на ноги всех без исключения. Чаша народного терпения будет переполнена. А ведь именно эту цель мы и ставим перед собой. Поэтому надо смириться со столь тяжелыми, но необходимыми потерями. Наши потомки нас оправдают.
      Петр Петрович помолчал и негромко добавил:
      – Хотя лучше будет и для нас, и для них, если никто никогда ничего не узнает.
      Семен Игнатьевич тут же кивнул, одобряя и всю речь Петра Петровича в целом, и последнее предложение в частности.
      Павел Сергеевич Сысоев, слегка пригнув над столом свои прямые плечи, четко произнес:
      – Совершенно с вами согласен.
      Олег Андреевич, видя, что остался в абсолютном меньшинстве (а ведь ему казалось, что насчет ветеранов Сысоев его поддержит), неторопливо, но твердо, чтобы его предложение осталось в памяти «стариков» не малодушным воплем струсившего перед большой кровью человека, а одним из пунктов обсуждения общего порядка действий, сказал:
      – Я также согласен.
      Следивший за ним Петр Петрович кивнул, как бы давая понять, что он и не сомневался в его ответе.
      – Седьмого мая, как и было запланировано, мы проведем расширенное собрание будущего состава правительства, – продолжил он повестку дня. – Нужно обсудить текст обращения к нации. Это важнейший исторический документ, и каждое слово в нем должно быть продумано всесторонне. Кроме того, надо уточнить степень готовности всех подразделений и окончательно скоординировать наши действия, чтобы не возникло в самый ответственный момент преступных разногласий, от которых может пострадать наше святое дело. Олег Андреевич, будьте добры, еще раз напомните всем нашим, что собрание состоится седьмого мая, в десять часов утра на даче Павла Сергеевича Сысоева.
      – Обязательно, – кивнул Олег Андреевич, что-то пометив на листке бумаги.
      – Я вот думаю, – подал голос Семен Игнатьевич, – где мы все будем находиться во время… э-э… акции? За городом, на даче? Так ведь далековато. Может, надо кого-нибудь оставить в Москве? Тех, кто помоложе да покрепче? – Он посмотрел на Олега Андреевича с улыбкой, от которой того подернуло холодком.
      – Этот вопрос будет также обсуждаться на собрании, – с готовностью ответил Петр Петрович. – Но мы тут с Павлом Сергеевичем решили: наиболее рационально будет нам всем находиться в подземном бункере под Москвой. Чтобы сразу после того, как химвойска дадут сигнал, что опасность отравления газом миновала, мы могли подняться на поверхность и приступить к выполнению наших задач. Таким образом мы сэкономим время, которое в сложившейся ситуации будет без преувеличения бесценным.
      – Это, Петр Петрович, ты имеешь в виду тот правительственный бункер, который построили при Леониде Ильиче? – спросил Семен Игнатьевич. – Или старый, который еще Иосиф Виссарионович возводил?
      – Первый, Семен Игнатьевич. Там имеются все условия для нормального пребывания, а также пункт связи с любым объектом на территории страны.
      – Да знаю я хорошо эти катакомбы. Сам еще, помню, ходил по ним в семьдесят девятом, перед Олимпиадой, знакомился с расположением корпусов и системой коммуникаций. Добротное сооружение, ничего не скажешь. Там три года можно жить запросто, не то что сутки или двое пересидеть. Толковая мысль.
      – Я знал, что вы одобрите, Семен Игнатьевич, – слабо улыбнулся Петр Петрович. – Послезавтра мы согласуем очередность эвакуации в бункер. Сама по себе эта задача не из простых. Переправить под землю незаметно для посторонних глаз более трех десятков человек, многие из которых известны всей стране, не говоря уже о спецслужбах, довольно сложно. Но департамент обслуживания подземных сооружений практически целиком в нашем подчинении, и больших проблем возникнуть не должно. Все мы будем спускаться вниз небольшими группами, в разное время и в разных местах, так что, я думаю, процесс эвакуации пройдет оперативно и совершенно секретно.
      – Небось уже с полгода как этот фокус с бункером придумал, а, Петр Петрович? – беззлобно усмехнулся Семен Игнатьевич.
      Олег Андреевич, для которого сообщение о бункере было полной неожиданностью, тоже хотел бы задать этот вопрос, но вряд ли бы решился. Спасибо, тесть спросил – хоть раз что-то хорошее сделал.
      – Да, пожалуй, что и больше, – откликнулся Петр Петрович.
      – Чего ж раньше не говорил?
      – Раньше нельзя было, Семен Игнатьевич. Наше присутствие в бункере накануне или во время акции автоматически доказывает нашу прямую к ней причастность. Поэтому я не говорил о бункере до последнего – чтобы исключить малейшую утечку информации.
      – Но мне-то мог сказать? – прищурился Семен Игнатьевич.
      – Прости, Семен Игнатьевич, не мог, – вздохнул Петр Петрович. – Сам понимаешь, чем рискуем.
      – Понимаю, – кивнул Семен Игнатьевич. – И одобряю. Молодец, Петр Петрович. Молодец…
      Олег Андреевич не без зависти глянул на тонкий профиль Воронина. Ох, и умеют же они работать, эти старые партийцы. Одно слово – школа!

      – Давай на выход, – подтолкнул Романа в плечо Рыжий.
      Роман, неловко наклоняясь вперед из-за скованных за спиной рук, вылез из вездехода на каменистую землю.
      Сом уже вышел из машины и стоял в двух шагах от Романа, посматривая на него презрительно и изучающе одновременно. Краб и Рыжий тоже были здесь. Одетые и вооруженные по полной боевой выкладке спецназа, они смотрелись довольно грозно. Грозно и органично, ибо и форма, и оружие так же подходили им, как тигру его клыки, когти и полосатая раскраска.
      Помимо этой троицы, из вездехода вышли еще четверо спецназовцев. Двое из них держали в руках снайперские винтовки. Группа капитана Быкова – Сома, посланная на поимку капитана Морозова, собралась в полном составе, и каждый из бойцов внимательно следил за пленником.
      Утром Сом, вместо того чтобы перерезать горло Роману, перерезал веревки, связывающие его, и размотал сеть, которой тот был укутан плотнее, чем младенец пеленкой. Роман, уже приготовившись к смерти, не знал, чем объяснить новую перемену в его судьбе.
      Его оставили в том же помещении, сковав руки за спиной наручниками. Но наручники были надеты не слишком туго, и вскоре он уже мог шевелить затекшими до бесчувствия руками, разгоняя потихоньку кровь. Нужно было активно двигаться, чтобы к тому же не замерзнуть. Ведь с него сняли ботинки и всю верхнюю одежду. Так что он остался лишь в одних носках, брюках и тонкой майке. До смерти он, конечно, не замерз бы, все же в камере было градусов пятнадцать, но от неподвижности и холодного пола по телу пробегал весьма чувствительный озноб.
      Вообще же более-менее нормально двигаться он смог не ранее чем через час после того, как его освободили от пут. Связывали его ночью, когда он был без сознания. Мышцы были расслаблены совершенно, поэтому веревки, затянутые очень профессионально, не давали шевельнуть даже пальцем. За несколько часов пребывания в таком состоянии он начисто утратил способность двигаться. Вдобавок его подвесили вниз головой, и вся кровь стекла к голове. После всего этого он запросто мог потерять конечности.
      Поэтому сначала он просто лежал, как бревно, едва-едва пошевеливая кончиками рук и ног и немножко шеей. Нужно было восстановить кровообращение, а затем помаленьку возвращать к жизни отмершие мышцы и суставы.
      Процесс происходил очень медленно. Если бы Роман и захотел его ускорить, то попросту не смог бы этого сделать, поскольку любое движение, по мере оживания конечностей, причиняло ему острейшую боль.
      Лишь очень медленно и крайне осторожно он смог начать двигать руками и ногами, не испытывая при этом такого чувства, будто его кожу пилят ножовкой.
      Если бы не связанные за спиной руки, он сделал бы себе легкий массаж и восстановился бы гораздо быстрее. Но, увы, полностью освободить его не рискнули. Знали, с кем имели дело.
      Поэтому ему пришлось ограничиться комплексом легких физических упражнений.
      Упражняться со связанными сзади руками было довольно трудно. Сначала Роман просто ворочался туда-сюда, лежа то на одном боку, то на другом. Затем он стал сгибать и разгибать ноги, то и дело прерываясь на отдых, – организм быстро уставал и отказывался от очередной экзекуции, которой сейчас была для него физическая разминка.
      Но Роман не сдавался и потихоньку заставлял тело двигаться со все более возрастающей нагрузкой.
      Вскоре он уже мог стоять на коленях. В этой позе он сделал серию наклонов вперед, стараясь доставать лбом пол, и в стороны, тщательно и глубоко растягивая мышцы спины и торса.
      Затем он долго вращал плечами, стараясь не обращать внимания на наручники. Руки при этом он тоже хорошенько размял, напрягая по очереди все плечевые мышцы и до боли сжимая в кулак кисти.
      Особенно долго он работал с шейным отделом, сделав, наверно, несколько сотен наклонов и вращений головой в разные стороны. Самое важное для успешного функционирования организма – здоровый позвоночник, и Роман уделил ему в своем восстановительном комплексе повышенное внимание.
      Затем он приседал, прыгал и делал махи ногами. Здесь он не слишком усердствовал, чтобы не тратить понапрасну силы. Просто удостоверился в том, что ноги, в случае чего, его не подведут – и на том упражнения закончил.
      Что имелось в виду под расплывчатой формулировкой «в случае чего», он и сам не имел точного представления. Возможно, для него приготовили какие-то сверхизощренные пытки, и он оказывает врагам большую услугу, возвращая себе физическую форму. Ведь здоровый человек способен продержаться под пытками больше, чем человек сильно ослабевший, и таким образом палачи будут иметь возможность наслаждаться его страданиями гораздо дольше.
      Но что-то подсказывало ему, что пытать его, скорее всего, не будут. То, что не отпустят восвояси – это понятно. Слишком он опасен для них всех, чтобы они могли допустить и мысль о его освобождении, пусть бы даже произошедшем и после девятого мая. Приговор ему вынесен окончательный и обжалованию не подлежит. Вопрос лишь в том, каким будет исполнение?
      Он некоторое время ходил по тесной камере, надеясь найти какую-нибудь щель и подсмотреть, что делается снаружи. Но стены были обшиты листовым железом, потолок обит толстой доской, и ни одной щелки Роман не нашел. Щель была лишь под дверью, и достаточно широкая, – благодаря ей Роман мог ориентироваться в своей камере. Но, лежа на боку, он сумел разглядеть в нее только какой-то земляной бугор – и все.
      Тогда он начал прислушиваться к звукам. Очень скоро он начал различать возникающий время от времени, слабо различимый гул самолетов. Видимо, сегодня был летный день и содержащиеся на аэродроме истребители выполняли учебное задание. Судя по звуку – иногда гул взлетающих самолетов был едва слышен, а то и вовсе пропадал, сносимый ветром, – аэродром размещался не близко. Значит, его содержали за пределами части, наверное, в каком-то гараже на одном из удаленных объектов. Эх, вылезти бы из этой железной будки!
      Но сие желание было из числа неисполнимых. Вылезти отсюда даже при свободных руках он не смог бы, настолько прочны были стены и потолок. А уж в наручниках за спиной – и подавно. В принципе он мог бы, свернувшись калачиком, протащить ноги через руки, так, чтобы наручники оказались впереди. Но большого смысла в этом не было – наручники все равно останутся на руках. Только киношные суперагенты умеют запросто выламывать суставы больших пальцев из суставных сумок и, сняв наручники, вставлять пальцы обратно. На самом деле для подобных трюков надо тренироваться с самого детства, едва ли не с пеленок, а на такое были способны только легендарные японские ниндзя. Все остальное – сказки для впечатлительных простаков. Так что пусть наручники остаются, как есть, зато люди Сома не заподозрят его в излишней активности.
      Самым лучшим сейчас для Романа было сохранить хоть какой-то запас сил. Он устроился на полу возле стены, закрыл глаза и, расслабив мышцы, попытался впасть в состояние полудремы. Гул истребителей хорошо помогал отвлекаться от тяжких мыслей и служил чем-то вроде шаманских завываний.
      Но едва он начал погружаться в сон, загремел дверной замок. Роман открыл глаза, внутренне напрягся, готовясь встретить врага с подобающим достоинством.
      Но никто не вошел. В щель просунулась дюжая рука и поставила на пол миску воды с размокшей в ней большой горбушкой хлеба. Роман ничего не успел спросить, как дверь захлопнулась.
      Называется, спасибо за заботу. Ну, и как теперь это есть? Хоть бы подсказали.
      Роман подобрался на коленках к миске, примерился и так, и этак… Получалось, что есть и пить он мог только с колен, сгибаясь к полу в три погибели. Хотя гибкости Роману хватало, чтобы принимать пищу таким манером – не зря добрых полтора часа посвятил гимнастике, – но было уж очень пакостно на душе. Более унизительного положения и придумать нельзя. Могли бы уж покормить, если руки освободить боятся.
      Но пища и вода были сейчас очень кстати. Последний раз он ел еще в начале ночи, да и едой его скудные перекусы трудно было назвать. Можно, конечно, продемонстрировать гордое презрение и не обратить внимания на подачку. Мол, я вам не свинья какая, чтобы с пола хлебать.
      Однако ситуация требовала не только физической, но и психологической гибкости. Силы никогда не помешают – даже для того, чтобы достойно встретить смерть, надо крепко стоять на ногах. А питаться воздухом человек, увы, пока не научился.
      Поэтому Роман, отбросив на время гордость, сел на коленях как можно ниже и подобно аисту начал клевать носом вниз, откусывая хлеб и втягивая губами воду. Совершенствуясь в навыках на ходу, он даже лег на пол рядом с миской и, опираясь на плечо, не без удобства допил до капли воду и доел до крошки всю горбушку.
      Потом снова занял прежнее положение у стены, надеясь, что на этот раз ему удастся вздремнуть.
      И снова ему помешали. Теперь он услышал рев двигателя, но уже не самолетного. Приближался какой-то мощный автомобиль, судя по звуку, армейский вездеход. Этот же автомобиль уехал после того, как Сом освободил его от пут. И вот он возвращается.
      Рев двигателя уже слышался совсем близко – и вдруг смолк. Роман понял: приехали по его душу.
      И точно, спустя минуту дверь камеры распахнулась.
      – Выходи, – приказал ему кто-то, невидимый на фоне слепящего дверного проема.
      Роман поднялся и, щурясь, медленно вышел наружу. Его сразу окружили плотной группой вооруженные парни, повели к стоящему поблизости вездеходу. Роман ступал неуверенно, заметно пошатываясь, словно все еще не совсем пришел в себя. Он не хотел, чтобы Сом и его люди догадались о его вполне восстановленной физической форме. Зачем? Пусть думают, что он все еще очень слаб. Ведь ночью его дважды огрели прикладом по голове, затем он долго был туго связан по рукам и ногам, да еще висел вниз головой… Кто же после всего этого будет хорошо себя чувствовать? Вот он и не чувствовал. Хотя, кроме незначительной боли в затылке – там, наверное, была изрядная шишка, – он никакого другого серьезного ущерба в себе не находил. А съеденный с водой хлебушек и вовсе бодрил приятной тяжестью в желудке.
      Как Роман и предполагал, содержали его в небольшом строении – не то гараж, не то сарай – на территории, обнесенной по квадратному периметру колючей проволокой. Это был полевой склад горюче-смазочных веществ.
      В отдалении виднелся лес. Где-то за этим лесом слышался гул взлетающих самолетов. Ага, значит, аэродром в той стороне. Роман машинально запомнил направление. Вряд ли это ему пригодится, но натуру, как говорится, не изменишь. Да и отвлекало такое наблюдение от муторных мыслей, не позволяло поддаваться панике и поддерживало психику в рабочем тонусе. Пока ты жив – ты еще не мертв, а потому надо думать и по возможности действовать.
      Сом стоял возле кабины вездехода, высокий, плечистый, ладный в своем камуфляже, усмехался в скобку усов, глядя на подходившего, едва волочившего ноги, Романа. Наверное, не понимал, как этот тощий доходяга мог справиться с его дружком-суперменом, да и впоследствии доставил им немало хлопот.
      Вот за это Роман и недолюбливал крутых парней из армейского спецназа. Подготовлены они были прекрасно, знали, помимо чисто воинских дисциплин, и психологию, и философию, и физику, и математику, и массу всяких других премудростей – в этом смысле их натаскивали идеально. Единственное, что из них не могли вытравить, как ни старались, это бьющего в глаза пренебрежения ко всем, кто был не спецназ. «Лучше нас – только мы», вот их главный лозунг, и как ни вбивали им в головы, что противника нельзя недооценивать, кем бы он ни был, – все равно в глубине души каждый из них считал, что спецназовец – верх воинского совершенства.
      Вот на этой туповатой самоуверенности Роман и решил сыграть, медленно приближаясь к Сому.
      Но тот, окинув Романа взглядом, приказал посадить его в вездеход и сел в кабину, так ничего ему и не сказав.
      Они ехали примерно с полчаса, сначала по полю, где не было даже намека на дорогу, затем лесом, сокрушая мелкие кусты и деревца. Роману не мешали поглядывать в окно и не завязывали глаза. Он понял, что вездеход идет туда, где произойдет развязка. Поэтому Сом не считает нужным скрывать от него дорогу. Он просто уверен, что Роману назад не вернуться…
      И вот они приехали и вышли из вездехода. Роман, босой, безоружный и совершенно одинокий, и свора крепких, обвешанных оружием парней, – профессиональных, отлично обученных убийц.
      Они находились на длинной поляне, плавно сходящей с небольшого взгорья, на котором рос густой сосновый лес. Внизу, с другой стороны поляны, начинался несколько другой лес, из деревьев помельче. И стояли там деревья довольно редко, так что далеко было видать скудную каменистую почву. По поляне гулял резкий ветерок, заставлял Романа ежиться от холода. Гул идущих на взлет самолетов здесь был почти не слышен. Лишь если они пролетали где-то поблизости, доносился звук их мощных турбин.
      Роман равнодушно стоял там, где вышел из вездехода. Не то чтобы сломленный окончательно человек, но, конечно, совсем не орел, которого можно опасаться. Тем не менее наручники с него снимать не торопились. Люди были опытные, толк в таких делах знали. А может, и снимать не собираются? Застрелят в этом глухом леске – да и вся недолга.
      – Ну, что молчишь? – спросил Сом. – Спроси что-нибудь, не стесняйся.
      – О чем? – медлительно произнес Роман.
      – О том, например, зачем мы тебя сюда привезли.
      Роман повел вокруг потухшим взглядом, слабо пожал плечами:
      – Привезли, значит, надо.
      – Резонно, – усмехнулся Сом.
      Роман отвел от него глаза и снова замолчал.
      – В игры любишь играть? – снова спросил Сом.
      – Смотря в какие, – заметил Роман. – Здесь все равно таких нет…
      – А может, найдем? – подмигнул Сом.
      Роман недоумевающе посмотрел на него.
      – Предлагаю тебе выбор: либо получаешь пулю в лоб сразу, либо – позже. Что выбираешь?
      – О чем ты, капитан? Не пойму что-то…
      – А я тебе объясню. Ты вот все вякал, что воевать, дескать, мы не умеем, только людей беззащитных из-за угла убивать. Говорил?
      – Не помню… – нахмурился Роман.
      – По-омнишь, – кивнул Сом. – Знаю, что на понт меня брал. Но за базар надо отвечать, верно?
      – Какая-то лексика у вас, капитан, не офицерская.
      – Нормальная лексика. Не строй из себя гимназиста. Ну так что, проверим, кто из нас воевать лучше умеет?
      – Разделимся на две команды и поиграем в пейнтбол? – спросил Роман, указывая на хмуро молчащих бойцов.
      – Да, разделимся… – кивнул Сом. – Только играть будем не в пейнтбол. Короче, слушай внимательно: там, – он указал своей огромной ручищей на чахлый лесок, идущий по нижней стороне поляны, – лежит как бы полуостров. С трех сторон – вода. Отсюда не видно, но если добежишь – увидишь. Территория – примерно полтора квадратных километра. Вот там мы с тобой и устроим игру.
      – Мы? – переспросил Роман. – То есть я и ты?
      – Дураком не прикидывайся.
      – Значит, вы все против меня одного?
      Сом весело оскалил зубы:
      – А что, слабо?
      – Да зачем мне такие игры? Лучше уж сразу кончай на месте. При таком раскладе и рыпаться нечего.
      – Я не договорил. Против тебя будем играть только мы трое: я, Краб и Рыжий. Зона, которого ты убил, был из нашей группы, и все хотят с тобой рассчитаться. Остальные расположатся поперек перешейка, чтобы ты, не ровен час, не сбежал.
      – Ну да, далеко я убегу… Как бы не упасть на ровном месте после вашей обработки.
      – Не гони, капитан, – спокойно возразил Сом. – Я видел, как ты по сторонам глазками стрелял – запоминал на всякий случай местность. Да и хлебушек весь скушал, и водички попил, не отказался. Так что бегать ты сейчас можешь не хуже, чем я.
      Роман понял, что его хитрость – прикинуться вконец ослабевшим – не удалась. Сом только по виду казался сонным увальнем, на самом деле от его взгляда мало что ускользало. Что ж, спасибо, что предупредил. Значит, охота будет вестись без всяких скидок. Учтем.
      – Значит, вы трое против меня?
      – Точно, – кивнул Сом.
      – Естественно, оружия вы мне не дадите?
      – Естественно.
      – Но сами будете вооружены?
      – Само собой. Но только пистолетами.
      – Спасибо, утешил, – усмехнулся Роман. – Руки-то хоть мне освободите?
      – Руки освободим.
      Роман помолчал, словно взвешивая шансы.
      – Какие правила?
      – Правила простые. Ты уходишь в глубь острова, через три минуты мы идем за тобой. Бегай как хочешь, только назад не выходи. Снайперы будут все время вести за тобой наблюдение. Если что не так – откроют предупредительный огонь. Не дойдет – огонь на поражение. Так что лучше играть по правилам.
      – Какие у меня шансы на то, чтобы остаться в живых?
      – Если уложишь нас троих, мои люди тебя отпустят.
      – То есть почти никаких.
      – Почти, – согласился Сом. – Но что так, что так их у тебя немного. Поэтому выбирай…
      Роман помолчал, глядя на людей, которые собирались загнать его и пристрелить, как зайца. Краб и Рыжий, стоя чуть в стороне от «группы прикрытия», не сдерживали злорадных ухмылок. Конечно, им ничего не грозит. Куча бесплатного развлечения – и только. Интересно, кто из них придумал эту забаву?
      – Обувь мне какую-нибудь дадите? – спросил Роман. – В носках по этим камням я много не набегаю.
      – Дадим, – широко ухмыльнулся Краб. – Что мы, звери какие?
      Он заглянул в вездеход и выбросил оттуда пару дырявых солдатских кирзачей сорок пятого размера.
      – Других нет, не взыщи… Зато нога не вспотеет.
      Они с Рыжим покатились со смеху.
      Роман перевернул сапоги ногой, глянул на подошвы – и понял, чего они ржут. К каблукам были прикручены массивные стальные подковки. На этой каменистой почве каждый шаг будет слышен за сотню метров. Сами же они были обуты в ботинки на упругой подошве, позволяющей бесшумно ступать по любому покрытию.
      – Спасибо, – кивнул Роман. – Пригодятся.
      Видя, что он не выказал и тени смущения, принимая их «подарок», Краб и Рыжий резко оборвали смех. Как видно, вспомнили, с кем имеют дело. Да и Сом глянул на них неодобрительно. Он-то отлично понимал, на что способен Роман, тем более загнанный в угол. Раз пошла такая игра – он будет биться до последнего. Так что смех его подчиненных был преждевременным.
      – Ну что, начинаем? – спросил Сом.
      – А чего тянуть? – отозвался Роман.
      Сом сделал знак снайперам, и те, подхватив «винторезы», легкой рысью разбежались в разные стороны занимать позиции на лесистом взгорке. Еще двое автоматчиков расположились между ними, но ближе к полуострову, чтобы патрулировать его границу. Как видно, все роли были распределены заранее. Даже место выбрали идеально удобное для подобной «игры». И, наверное, заранее рассчитали, что у жертвы, которой был сейчас Роман, нет ни единого шанса на спасение. С той возвышенности снайперы в свою оптику смогут просматривать весь полуостров. Если он даже сумеет подобраться хотя бы к одному из преследователей на расстояние удара, вряд ли ему позволят убивать членов группы. Все это были лишь красивые слова – чтобы он старательнее бегал по острову. Никто его отсюда не выпустит. И Роман ни секунды не питал на этот счет иллюзий.
      Однако согласиться с тем, чтобы его пристрелили прямо сейчас, со связанными за спиной руками, в то время, когда у него есть возможность хоть как-то, но побороться за свою жизнь, он, конечно, не мог. Еще генерал Антонов не раз говорил ему: не сдаваться ни в какой ситуации, даже самой тупиковой и заведомо проигрышной. Барахтаться до последнего вздоха, но все равно стремиться любой ценой найти выход!
      Выхода здесь не было. Сом был неглуп и осторожен. Наверняка он заранее все изучил и убедился, что пленнику дорога с трех сторон перекрыта водой. Время еще холодное, температура воды сейчас не более десяти градусов, а это – верная гибель.
      Позади – снайперы и автоматчики. Так что «финита ля комедия».
      Но и у Романа были свои резоны.
      Если продержаться на острове до ночи, то можно попытаться прорваться в темноте к большому лесу, а там – беги куда хочешь. Правда, сейчас примерно середина дня, и до ночи его сто раз догонят и пристрелят на ограниченном пространстве… Но это неважно, главное, что есть цель, к которой надо стремиться – и это уже хорошо, уже есть за что сражаться.
      Можно было попробовать взять одного из охотников в заложники – лучше, конечно, Сома – и потребовать в свое распоряжение вездеход. Это, разумеется, тоже нелегко осуществить, но – вариант.
      Был и третий вариант, самый, правда, отчаянный: завладеть как можно большим количеством оружия, залечь в хорошее укрытие, чтобы снайперы не могли достать его издали, и дать последний бой этим уродам. Шансов выжить в таком бою у него почти не было, с пистолетом в руках против автоматов и «винторезов» много не навоюешь, но зато можно было очень дорого продать свою жизнь. У охотников на разгрузочных жилетах висели по две гранаты «РГД-5», так что если разоружить хотя бы одного из них, – а лучше двоих! – то вышел бы очень неплохой фейерверк. Опять же появлялся лишний шанс продержаться до темноты, а там с боем пробиваться к лесу.
      В общем, Роман настроился повоевать всерьез.
      Тем временем Сом получил от снайперов сигнал готовности. Микрофоны и наушники были у всех бойцов, и это давало им еще одно преимущество перед пленником.
      Автоматчики, которые стояли с оружием на изготовку в пределах видимости, тоже доложили о готовности.
      – Давай руки, – сказал Сом Роману.
      Роман повернулся к нему спиной. Краб и Рыжий тут же направили на него стволы пистолетов.
      – Еще успеете, – усмехнулся Роман.
      Краб криво обнажил зубы, фиксируя стволом каждое его движение. Рыжий стоял с другой стороны, и его ствол был направлен в голову Романа. Вырваться из этих профессиональных клещей было невозможно.
      Сом приподнял его руки и снял наручники. При этом он тут же отступил назад. Понимал, что человек в таком положении способен на любую крайность, и не хотел напрасно рисковать.
      Роман с наслаждением помотал освобожденными кистями.
      – Обувайся, – приказал Сом.
      Роман натянул сапожищи, потоптался, примериваясь к несуразной обувке. Будучи на три размера больше, сапоги свободно болтались на ноге, больше мешая, нежели помогая ходить. Но на этих камнях любая обувь все же лучше, чем полное отсутствие таковой. Ничего, больше – не меньше. Когда обувь жмет, это гораздо хуже, чем когда она велика. Носки у него были хоть и тонкие, но шерстяные, что существенно уменьшит натирание ног. А насчет подковок у Романа имелось свое маленькое ноу-хау.
      – Снайперы будут вас координировать? – спросил он Сома.
      – Только в крайнем случае, – ответит тот, серьезно следя за тем, как Роман осваивает сапоги. – Ну что, готов?
      – Слышь, капитан, окажи любезность. Больше суток не курил… Может, дашь сигарету на дорожку. А то ведь потом времени не будет на добрые дела.
      – Ты еще водки попроси, – проворчал Краб, демонстративно не вкладывая пистолет в кобуру.
      Сом ничего не сказал, но достал из кармана пачку сигарет и перебросил Роману. Роман взял сигарету, бросил пачку обратно. Таким же образом он получил зажигалку, прикурил, вернул хозяину и присел на корточки, с жадностью глотая табачный дым. Сигареты были дрянные, какой-то дешевый отечественный табак, но Роман рад был и такому угощению…
      Он не стал ждать, когда его поторопят. Пусть не думают, что он из последних сил цепляется за жизнь. Затоптав недокуренную сигарету, выпрямился и глянул на своих врагов:
      – Я готов.
      Сом посмотрел на часы:
      – Значит, через три минуты мы идем следом.
      – Смотри, капитан, не обмани, – усмехнулся Роман.
      Сом снова глянул на часы, щелкнул кнопкой таймера, как на спортивных соревнованиях:
      – Пошел!
      Роман слегка пригнулся и неторопливой, экономной рысью побежал прямо в глубь островного редколесья. Подковы оглушительно грохотали о камни. Ноги едва не выскакивали из разношенных голенищ. Но он пока не обращал на это внимания, следя за ритмом дыхания и ведя в голове обратный отсчет времени.
      Оглянувшись на бегу метров через двести, он убедился, что преследователи его уже не видят. И резко прибавил в скорости, петляя среди деревьев, не таких уж и редких во время быстрого бега.
      Каблуки цокали так, словно по лесу мчался табун лошадей. Но все-таки в обуви он мог бежать раз в десять быстрее, чем в одних носках – камни попадались на каждом шагу, в основном мелкие и острые, – и это было сейчас для него гораздо важнее, чем возможность передвигаться бесшумно.
      Ему требовалось сразу установить между собой и преследователями изрядный дистанционный задел, чтобы получить фору по времени, превышающую мизерные три минуты, и составить представление о рельефе полуострова. Каждая деталь ландшафта имела для него огромное значение, и чем лучше он сумеет эти детали запомнить, тем легче ему будет искать очередное укрытие.
      Когда по его расчету три минуты прошли, Роман остановился и сел на землю. Усиленно дыша, он снял с себя майку и оторвал от нее рукава. Этими рукавами он обтянул снизу подковки и крепко связал концы рукавов на подъемах ног. Таким образом он снизил до минимума стук каблуков и закрепил сапоги. Заодно он подвернул голенища, отчего они стали меньше болтаться на голени. Поднявшись и сделав несколько шагов, он сразу отметил эффективность своих манипуляций. Подковки почти не стучали, сапоги держались намного прочнее. Правда, на камнях ткань быстро прорвется, особенно при интенсивном движении. Но хоть какое-то время Роман мог идти довольно тихо. Учитывая, что охотники будут в первую очередь ориентироваться на стук подковок, он получал дополнительное преимущество.
      Теперь следовало наметить тактику и стратегию своих действий.
      Первое – провести расширенную разведку территории вплоть до крайних границ. Черт его знает, правду ли сказал Сом. Своими глазами Роман никакой воды не видел. Может, где и есть выход?
      Второе: охотники наверняка разделятся и пойдут в разные стороны, естественно, поддерживая между собой связь. Ходить втроем, плечо к плечу, им нет резона: так можно до вечера искать добычу, которая будет бегать у них за спиной. Да и отличиться каждый наверняка жаждет: первым найти и уничтожить «цель». Значит, они разделятся и будут продвигаться каждый своим маршрутом, охватывая остров по всей ширине. Отсюда следовал простой вывод: надо сделать так, чтобы его не могли взять в клещи, и уходить круто в сторону.
      И третье. Попытаться найти надежное укрытие, которое охотники не смогут заметить. Датчика на него не навесили, так что если зарыться в какую-нибудь глубокую нору, скажем, под корнями дерева, то вдруг и повезет…
      Размышляя подобным образом, Роман быстро шел по лесу, стараясь не ступать на каблуки там, где было много камней. А так как камней везде было предостаточно, то большую часть дороги он шел как бы на цыпочках. Это было довольно утомительно, но зато он сохранял ткань, обтягивающую подковки, до более ответственного момента.
      От своего первоначального направления он взял резко влево. С левой стороны находилось солнце, и, таким образом, оно будет светить в глаза тому, кто пойдет за ним. А пока надо уходить в отрыв.
      Но не успел Роман разбежаться, как впереди блеснула водная гладь. Разочарованный тем, что вода оказалась намного ближе, чем он ожидал, Роман через сотню метров вышел на берег громадного водохранилища. Озеро это было или пойма какой-то разлившейся реки, он не мог определить. Но воды вокруг было очень много, и Роман, осмотревшись, окончательно понял, что долго пробегать ему не удастся.
      Направо берег тянулся метров на триста вдоль воды и, судя по всему, загибался назад.
      Слева он закруглялся широкой дугой к материку и был голый и гладкий, как лысина. Понятно, что пробраться берегом назад и там попробовать рывком добежать до леса не получится. Как только Роман приблизится к материку, снайпер возьмет его на мушку. И можно было не сомневаться, что тот сектор отлично простреливается. Его противники не были новичками, и как расположить снайперов они хорошо знали.
      То же самое ждало его на другой оконечности полуострова. Сом не соврал. Только все оказалось хуже, чем представлял себе Роман. Это была настоящая западня.
      Не поддаваясь отчаянию, он обследовал взглядом противоположный берег.
      Берег-то виден был хорошо – сплошная полоса леса, – но находился он очень далеко, не менее чем в полукилометре от полуострова. Чтобы добраться до него вплавь, нужно было плыть не меньше получаса. А вода еще ледяная, через четверть часа в ней превратишься в сосульку. Да и сам пловец – цель идеальная, снайпер всадит ему пулю в голову с любого расстояния. Так что плавание отставить категорически.
      Итак, на берегу делать нечего. Во-первых, это тупик, во-вторых, открытое пространство. Надо срочно уходить отсюда в глубь полуострова.
      Отойдя в лес метров на пятьдесят, Роман двинулся назад, держась параллельно левому берегу.
      Теперь он должен выяснить, кто именно идет за ним в этом направлении. И по-прежнему продолжать разведку местности.
      Судя по его расчетам, охотники уже должны достичь примерно середины полуострова. Бегом они вряд ли будут передвигаться. Ведь им неизвестно, куда направился пленник после того, как скрылся в лесу. Он может убежать вперед, но может и затаиться неподалеку с тем, чтобы напасть на одного из них.
      Поэтому идти они будут неторопливо, внимательно осматриваясь по сторонам и не забывая проверять вершины деревьев. Ведь на ветвях можно устроить неплохую засаду. Но этих воробьев на мякине не проведешь. Они натасканы по полной программе и на элементарных ошибках подловить себя не дадут.
      Поэтому Роман, не помышляя о верхолазании, тихо крался среди деревьев, высматривая силуэт охотника.
      Теперь нужно было двигаться с максимальной осторожностью. Одно неловкое движение – и его местоположение мгновенно засекут. Поэтому Роман ставил ногу столь же медленно, как львица ставит лапу, подбираясь к добыче. Если бы у него была нормальная обувь, а не эти подкованные железом колоды!
      Он испытывал сильнейшее искушение снять сапоги и передвигаться босиком. Но нельзя. В любую секунду ситуация могла заставить его сорваться в стремительный бег, а на этих камнях без сапог бежать, да еще быстро, невозможно. Поэтому приходилось терпеть и каждый шаг делать с отнимающими силы бесконечными предосторожностями.
      Что это? Хрустнула веточка или ему показалось?
      Роман присел за ствол толстой, кривоватой сосны, затаил дыхание. Похоже, кто-то идет. И идет совсем близко.
      Краем глаза выглядывая из-за сосны, Роман вскоре увидел крадущегося среди деревьев Краба. До него было метров пятьдесят. Держа перед грудью пистолет, он мягко огибал деревья, которые в этом месте росли совсем редко, и неустанно шарил взглядом вокруг себя, не забывая то и дело быстро оглядываться.
      Проанализировав его поведение, Роман понял, что не сможет подкрасться к нему незаметно. Парень свое дело знал и, судя по поведению, противника своего, то бишь Романа, отнюдь не недооценивал.
      Нужно не подкрадываться, а ждать на месте, решил Роман. Выдержки это потребует гораздо больше, но в данной ситуации ему лучше не менять позицию.
      Кстати, и вооружиться не мешает.
      Роман поднял с земли увесистый камень величиной со средних размеров яблоко. На большом расстоянии таким камнем в цель не попадешь, но метров с семи-десяти можно метнуть в цель довольно эффективно. Другое дело, будет ли у него такая возможность…
      Он по сантиметру выпрямился, тесно прижимаясь к стволу сосны левым плечом. Правая рука с зажатым в ней камнем была чуть отведена назад.
      Краб находился совсем рядом.
      Роман, не рискуя сейчас выглядывать из-за сосны, стоял неподвижно, как статуя, и ловил напряженным ухом малейший звук.
      Вот чуть-чуть стукнул камешек. В обычном состоянии он на это просто не обратил бы внимания.
      Но сейчас этот едва различимый звук пронзил Романа острым импульсом. Камешек стукнул позади него! Значит, Краб, пройдя совсем рядом, миновал сосну и шел дальше, к берегу.
      Двигаясь буквально по миллиметру, Роман медленно начал огибать сосну спереди, чтобы Краб, оглянувшись, не заметил его спины, торчащей из-за дерева.
      Теперь они двигались почти синхронно. Краб осторожно, по шагу, уходил к берегу, а Роман еще более осторожно огибал сосну, постепенно оказываясь у Краба за спиной. Главное, было не выступить вперед слишком быстро, потому что Краб, который не ленился лишний раз оглянуться, мог обнаружить его присутствие у себя в тылу и немедленно открыть огонь.
      Пару секунд Роман напряженно раздумывал, как ему поступить дальше. Можно было еще немного выждать и, когда Краб отойдет подальше, тихонько двинуться в другую сторону, к основанию полуострова. Это даст ему приличный выигрыш во времени. Ведь, дойдя до воды, Краб и другие охотники продолжат искать в обратном направлении, слегка изменив маршруты. На все это уйдет не меньше часа, а час – это немало. За это время можно будет отыскать другое подходящее укрытие.
      А если во второй раз не выйдет отстояться за деревом? Ведь сейчас ему очень сильно повезло. Зайди Краб чуть левее, и он бы вышел прямо на стоящего за сосной Романа. Дважды так повезти не может. И как там будет с укрытием – это еще вопрос. Пока Роману не попалось ничего, что годилось бы под это определение.
      Значит, нужно использовать свое выигрышное положение и атаковать охотника. Если атака закончится успешно, то охотников останется двое, а у Романа в руках будет боевое оружие и полная экипировка, включая защитную одежду и легкую, прочную обувь. Так что стоило рискнуть.
      Медленно-медленно Роман выглянул из-за дерева.
      Краб был от него метрах в восьми. Миновав сосну, он взял затем чуть левее, и теперь перед Романом маячила его широкая спина. Краб все так же осторожно крался вперед, держа наготове пистолет и обшаривая взглядом пространство перед собой.
      Почувствовав, что Краб сейчас обернется, Роман плавно отклонился назад. Выждав секунду, он снова выглянул из-за сосны.
      Краб был уже метрах в девяти. Далековато. Если бросать камень – то только сейчас, потому что через пару секунд будет слишком поздно.
      Давай!
      Роман мягко выставил вперед правую ногу, перенес на нее тяжесть тела и, выступив из-за ствола, размахнулся и что было силы швырнул камень в спину Краба.
      Тот успел почувствовать опасность и начал оборачиваться, но в это мгновение тяжелый, ребристый камень глухо ударил его сзади в правое плечо.
      Удар был настолько сильный и болезненный, что Краб, вскрикнув, выронил пистолет и пригнулся к земле, схватившись рукой за ушибленное место.
      А Роман уже мчался к нему, собираясь с разгона, пока он не оправился и не поднял пистолет, добить его серией безжалостных ударов.
      Но где-то на середине пути возле его уха просвистела пуля и с противным чмоканьем впилась в ствол дерева. Роман, не успев ни о чем подумать, прыгнул в сторону и покатился по земле, уходя от второго выстрела.
      До Краба ему было уже не добраться. Тот схватил пистолет левой рукой и уже направлял его в сторону Романа.
      Роман прыжком ушел теперь уже от пистолетного выстрела и, прячась за стволы, помчался назад с максимальной скоростью.
      Сзади подряд прогремели четыре выстрела, сбивая кору с деревьев. Роман, пригибаясь и петляя, убегал все дальше от Краба, туда, где деревья росли гуще и земля дыбилась каменистыми, обросшими мхом бугорками.
      Пробежав в бешеном темпе метров двести, он резко взял влево. Теперь он уже не бежал, а быстро шел, оглядываясь на ходу и с трудом переводя дыхание. Пока он от Краба оторвался. Тот, получив достаточно серьезную травму, быстро перемещаться пока не сможет. Да и стрелять левой рукой будет ему несподручно.
      Но на звуки выстрелов могли подоспеть двое других охотников, Сом и Рыжий, и устремиться в указанном Крабом направлении.
      Кроме того, снайпер мог указать им возможное направление Романа по рации, и тогда они, чтобы не терять времени, двинутся на перехват.
      Поэтому Роман повернул налево, надеясь таким образом разминуться с преследователями, которые, скорее всего, сейчас движутся по диагонали полуострова к его левой стороне.
      Теперь он пересекал полуостров поперек. Стараясь ступать как можно тише, он шел от дерева до дерева, временами замирая и вслушиваясь в малейшие шорохи. Где были охотники, он не имел ни малейшего понятия. Но каждый миг они могли появиться из ниоткуда и открыть прицельный огонь.
      Все-таки снайпер начал стрелять, думал Роман. Не дал ему расправиться с Крабом. Этого и следовало ожидать. Они по-честному воевать не умеют, достаточно вспомнить их ночные нападения на владельцев подмосковных особняков. Да они и не знают, что это такое – честный бой, диверсантов обучают совсем другому. Все средства хороши для того, чтобы нанести как можно больший урон врагу и остаться невредимым, – вот их основной постулат. Поэтому Сом преспокойно лгал, чтобы Роман не отказался от забавы – для них это была, конечно же, забава, ибо под прикрытием снайперов они абсолютно ничем не рисковали.
      В этот раз снайпер, по всей видимости, убивать Романа не хотел. Иначе запросто всадил бы ему пулю в спину. Он просто спас Краба от неминуемой расправы. И надо было полагать, что и впредь Роману не позволят вывести из строя кого-либо из охотников.
      Если так, то здесь ему ничего не светит. Еще немножко побегает, пока охотники не возьмут его в клещи, и на этом все закончится. Снайперы почти все время «ведут» его по лесу. Они сидят на возвышенности, а лес здесь – помимо того, что полуостров вообще расположен в низине, – очень редкий и просматривается в сильную оптику прицелов практически насквозь. Так что никуда ему не уйти, как ни напрягайся. А до темноты продержаться никак не получится. И сил на эту беготню скоро не хватит, и охотникам его резвость может надоесть. Спросят у снайперов, где точно он находится, окружат и прикончат без долгой возни.
      От этих мыслей Роману захотелось сесть и прекратить свое бессмысленное сопротивление. Чего, в самом деле, метаться туда-сюда, если все равно конец один? Сом ведь сразу сказал: выбирай, сейчас пулю получишь или позже. То есть какой-либо третий вариант отсутствовал изначально.
      Оставалась лишь слабая надежда отыскать подходящее укрытие в тех местах, где деревья росли погуще. Снайперы там не смогут за ним наблюдать, и у него появится возможность незаметно спрятаться и от них, и от самих преследователей. Конечно, квадрат, в котором они его потеряли, снайперы охотникам укажут. Но если те не найдут его в указанном месте, то снайперы решат, что Роман сумел обмануть их и ускользнуть прочь из данного квадрата. Поиски рассредоточатся и, возможно, закончатся ничем…
      Но эти надежды были весьма иллюзорны. Укрытие, которое мечтал найти Роман, существовало только в его воображении. Пока он ничего даже близко подходящего не заметил, и, похоже, не заметит.
      Ландшафт здесь был очень однообразен и, кроме мшистых холмиков, никаких других рельефных образований не имел.
      Стволы самых больших деревьев едва превосходили диаметром туловище Романа, а его трудно было назвать толстяком. Пару раз он видел ямки под корнями сосен, но они были слишком мелки и чересчур заметны, чтобы в них мог укрыться взрослый человек.
      А зарыться в землю, подобно кроту, при всем желании невозможно.
      Но все-таки Роман упорно продолжал движение, беззвучно ступая в своих уродливых кирзачах, обвязанных рукавами майки. Ткань после спринтерского рывка сильно протерлась, но пока «держала» подковки, приглушая до слабого стука звуки их соприкосновения с камнями. Роман внимательно прислушивался и еще более внимательно смотрел по сторонам. Не сдаваться, говорил он себе, до последнего мига – не сдаваться. Пока он дышит, ходит и владеет руками, он может сопротивляться. А если так, то бой еще продолжается.
      Заметив справа более густую делянку леса, Роман направился к ней.
      Он хотел было лечь на землю и добраться до делянки ползком, чтобы скрыть свой маневр от снайперов. Но почти сразу передумал. Если бы снайпер был один, то еще можно было бы попытаться его обмануть. Но снайперов двое, они держат всю территорию острова под перекрестным прицелом, и если Роман исчезнет из-под наблюдения одного, то за ним почти наверняка будет присматривать второй. Поэтому лучше раньше времени не вызывать у них подозрение. Если обнаружится укрытие, нужно сразу покинуть эту делянку, а потом попытаться незаметно к ней вернуться.
      А пока нужно было экономить время. Поэтому Роман быстро дошел до густого участка и начал его тщательное исследование.
      Но исследование ничего полезного ему не принесло.
      Были какие-то ямки в земле, было даже небольшое дупло в сухой сосне, но ничего более надежного Роман, как ни метался, не обнаружил.
      Ругаясь про себя крепким матом, он убедился, что его пока не держат на мушке охотники, – которые вполне могли быть совсем рядом, – и двинулся в прежнем направлении, то есть к правой стороне полуострова.
      Он прошел метров сто – и вдруг колокольчик внутри оглушительно зазвенел.
      Он не увидел и не услышал – шестым чувством ощутил смертельную опасность. Кто-то находился сбоку и немного позади него. Кто это был точно, Роман видеть не мог. Наверное, Сом, более опытный из всей троицы, разгадал примерное направление его движения, пошел наперерез и устроил засаду на возможном пересечении их дорог. И не ошибся.
      Посмотреть бы, действительно за спиной кто-то есть или ему все же начинает мерещиться от слишком большого напряжения?
      Но оборачиваться нельзя. Пока охотник думает, что Роман не подозревает о его близости, он повременит со стрельбой и постарается подкрасться на дистанцию точного выстрела. Если же сейчас на него посмотреть, то он может сразу открыть огонь.
      Роман продолжал путь в том же темпе и ритме. Так же внимательно глядел по сторонам, так же крался от дерева до дерева. Но туда он упорно не смотрел, что стоило ему огромных усилий – шею от напряжения аж сводило судорогой.
      Нельзя смотреть, нельзя. Пускай охотник крадется, это не страшно. Главное, не спровоцировать его на стрельбу раньше времени. Еще несколько секундочек потерпеть, таких важных секундочек…
      Роман враскачку дошел до длинного холма, осмотрелся – теперь самым краешком глаза он уловил за низким кустарником, метрах в шестидесяти, какое-то слабое шевеление – сделал вид, что совершенно спокоен, взобрался на холмик – и, используя его как ускоритель, сломя голову ринулся бежать.
      Бабахнул позади запоздалый выстрел, за ним еще один, но на таком расстоянии попасть из пистолета по движущейся мишени – очень быстро движущейся, надо сказать, – было нереально.
      Роман ураганом несся по лесу, стараясь при этом бежать на носочках. Ткань, обтягивающая каблук, вот-вот могла прорваться, и тогда грохот подков наполнит собой весь лес. Тяжелые подошвы и так бухали о землю довольно шумно, но все-таки пока не издавали страшный, предательский цокот.
      На бегу Роман пытался представить себе дальнейшие действия охотника.
      Побежит следом? Вероятно. Но если это был Сом, то он может снова попробовать выйти наперехват. Сом тяжеловат, чтобы носиться по лесу, и к тому же ему доставляет удовольствие «передумывать» беглеца.
      Значит, надо не дать на этот раз себя перехватить.
      А что для этого сделать? Куда бежать? Направо, налево? Черт, и там, и там его могла ждать засада.
      Прямо, во всяком случае, бежать бесполезно. Он уже почти достиг правой стороны полуострова. Впереди, за деревьями, блеснула знакомая, безнадежная гладь воды. Там он будет виден как на ладони.
      Куда повернуть? Направо? Налево?
      И тут Роман сообразил.
      Если охотники бросятся наперерез – причем они могли скоординировать действия и разделиться, – то ему, Роману, лучше всего бежать… назад. Этого они не ожидают, и если он правильно угадал их намерения, то позади него сейчас самая безопасная зона.
      Роман остановился, прижался спиной к сосне и, задыхаясь, прислушался.
      Кажется, следом за ним никто не бежит. Ну да, так и есть, будут они играть в догонялки! Они ведь на охоте и думают, как охотники. И двинулись наперерез «зверю».
      Роман немного постоял, унимая дыхание. Еще пара таких пробежек – и можно ложиться помирать. И пуля не потребуется.
      Он выглянул из-за дерева. Сзади действительно никого не было. Если бы охотник, от которого он только что сбежал – то-то злится, поди, зверь-то был уже в руках, – бежал следом за ним, он находился бы уже в пределах видимости.
      Значит, рванули наперерез. В добрый час.
      Роман, все еще тяжело дыша, прошел назад метров сто и повернул направо, в центр полуострова. Здесь он еще не был и надеялся продолжить поиски убежища.
      Но с убежищем ничего не выходило. Те же чахлые сосенки, те же мшистые холмики и небольшие взгорки – но ничего существенного.
      Роман понял, что финал близок.
      И, едва подумав об этом, увидел впереди, метрах в двухстах, массивный силуэт Сома.
      Так и есть, Сом побежал наперехват в сторону правого дальнего угла полуострова. И, не дождавшись там беглеца, повернул обратно.
      А возможно, снайперы дали ему координаты Романа. Эта игра начинала затягиваться и надоедать всем участникам – без исключения.
      Роман машинально спрятался за дерево, обнимая руками его корявые бока. Интересно, заметил уже его Сом или пока просто движется встречным курсом?
      Роман глянул было назад – и с мгновенным уколом в сердце увидел метрах в ста от себя крадущегося с пистолетом в руке Рыжего. Рыжий пока не заметил его, но был уже достаточно близок, чтобы вот-вот заметить.
      Отступить можно было только туда, где Роман пытался прикончить Краба.
      Он присел и на корточках начал пятиться от Рыжего в единственно возможном направлении.
      И тут же, обернувшись, увидел поднимающего руку с пистолетом Краба…
      Роман рыбкой бросился вперед, на долю секунды опередив выстрел. Пуля ударила ему под ноги, но он уже сделал кувырок, метнулся за дерево и бросился бежать – кажется, в последний раз.
      Вслед раздалось еще несколько выстрелов. Стреляли Краб и Рыжий. Пока оба они промахнулись. Крабу было неловко держать пистолет в левой руке, а Рыжий стоял еще далековато.
      Но скоро он приблизится. И остальные тоже. От троих преследователей, повисших на «хвосте», Роману не уйти.
      Он уже не думал, куда и как ему бежать. Просто несся вперед, петляя между деревьями, чтобы не дать возможность прицелиться в себя. Но усталость уже наливала свинцом ноги, дыхание прерывалось. Он начал спотыкаться, цепляя носками сапог за камни и корни.
      Сзади слышались голоса охотников. Они громко и, не скрываясь от него, вели переговоры, сообщая друг другу, куда он бежит.
      Все, хватит. Довольно этой унизительной агонии. Пусть кончают здесь, больше никакой беготни.
      Роман начал тормозить, набегая с разгона на какой-то неприметный холмик. Но на последнем шаге пятка вдруг соскользнула с холмика, сдирая с него мох, и Роман, хлопнувшись со всего маха на задницу, покатился вниз.
      Ну вот и все, приехали. Здесь их и подождем. И даже вставать не будем. Велика честь.
      Роман усмехнулся, покачал головой – и вдруг увидел на скате холмика, под содранным при падении мхом, какое-то черное, глубокое отверстие явно не природного происхождения.
      Он вскочил на колени, начал руками расширять дыру. Не слишком толстый слой земли и мха легко поддавался его усилиям.
      Роман лихорадочно раскидывал в стороны мох, старую полусгнившую хвою, землю и кирпичную крошку. Думать о том, что это за дыра, у него не было времени, он лишь изо всех сил раскапывал ее.
      Вот отверстие стало достаточно широким для того, чтобы он мог просунуть в него голову и плечи.
      Вслед за головой вошло неожиданно легко все туловище – и Роман мягко съехал на животе вниз.
      Свет, идущий из отверстия, позволил ему разглядеть неровные стены какого-то полуразрушенного узкого сооружения. Что это, объект обороны, оставшийся еще со времен Великой Отечественной, или какая-то давно заброшенная хозяйственная постройка?
      Роман услышал голоса преследователей. Они были совсем близко. Сейчас они найдут дыру, увидят свежеразбросанную землю и поймут, куда делся Роман. И расстреляют его прямо здесь. Очень удобно – готовая могила. И думать не нужно, куда девать труп.
      В задней стенке был какой-то темный провал. Роман, не думая, полез в него, забиваясь все глубже и глубже. Неважно, куда ведет этот провал, хоть на ту сторону земли, главное спрятаться поглубже.
      Это оказался не провал, а какой-то специально проделанный ход. Роман, уже совершенно ничего не видя, прополз на четвереньках еще немного вперед, протиснулся сквозь земляную осыпь, двинулся дальше – и вдруг кубарем покатился вниз.
      Катился он совсем недолго и приземлился на холодный сырой пол.
      Он не очень расшибся, хотя пол был очень твердый, но при падении ударился головой и на мгновение потерял сознание. Однако быстро пришел в себя и, поднявшись, начал вслушиваться в происходящее наверху. Где он находился – он не имел ни малейшего представления, но пока что это было и неважно. Важным сейчас было то, как поведут себя охотники. Полезут они сюда или нет – вот вопрос, который занимал Романа больше всего…
      Рыжий первым подоспел к дыре. Правда, он не сразу ее заметил и некоторое время стоял вблизи холма, озираясь и гадая, куда исчез пленник.
      – Ну что, видишь его? – спросил, подходя к нему, Сом.
      – Да куда-то пропал… – растерянно ответил Рыжий.
      Сом пошарил пристальным взглядом, заметил под основанием холма, у которого они стояли, на тусклом слое сосновых иголок подозрительные кучки земли. Как будто крот только что набросал.
      – Что за черт…
      Он спустился под холм и обнаружил разрытое только что отверстие.
      – Чего это такое, Сом? – спросил в недоумении Рыжий.
      – Да какое-то древнее сооружение… – в сердцах ответил Сом. – На карте этой хреновины нет. Видишь, землей уже занесло. То ли блиндаж, то ли еще что… Как мы его просмотрели? Сокол-один, Сокол-два, – запросил он снайперов, – где беглец?
      И первый, и второй снайперы доложили, что беглец пропал под холмом, у которого стояли Сом и Рыжий.
      – Так и есть, туда нырнул, – с досадой констатировал Сом. – Тьфу, ё…
      – Где он?! – закричал подоспевший Краб.
      Правая рука у него висела как плеть и доставляла ему боль при быстрых движениях. Но он сжимал пистолет в левой и, судя по виду, горел желанием сквитаться со своим обидчиком.
      – Там, – показал на отверстие Рыжий.
      Краб злобно ругнулся:
      – Нашел-таки щель, крыса помойная. Пробовали его оттуда вытащить?
      – Там идет какой-то лаз, – сказал Рыжий, уже заглянувший внутрь. – Он туда ушел.
      – Ну что, полезем за ним? – спросил Сом, впрочем, не слишком уверенно.
      – Была охота лазить, – проворчал Краб, сунувшийся было в дыру и сразу подавшийся назад. – Кто его знает, куда этот лаз ведет? Да и узкий он, не пролезть. Этому-то тощему хорошо, а нам куда?
      Рыжий тоже не выразил желания лезть под землю.
      – Ладно, – кивнул Сом, хорошо их понимая. – Но оставить его просто так в этой норе мы не можем. Он отсидится и вылезет обратно. А это недопустимо, он слишком много знает. Какие предложения?
      – Обрушить нору – и пускай там подыхает, – злобно сказал Краб.
      – Верно мыслишь, – согласился Сом. – Рыжий, у тебя твои цацки при себе?
      Рыжий улыбнулся и достал из одного кармана полоску пластиковой взрывчатки, а из другого радиодетонатор.
      – Снимайте гранаты, – приказал Сом.
      Всего оказалось шесть гранат. Подрывник группы Рыжий, всегда имеющий при себе нужное снаряжение хотя бы в минимальном количестве, связал гранаты скотчем, прилепил к связке пластит и вставил в него детонатор.
      – Готово.
      – Хватит, чтобы обрушить стены внутри?
      – Еще как.
      – Действуй.
      Рыжий кивнул и полез в дыру. Там он положил мину у входа в лаз, куда предположительно скрылся беглец, и выбрался наружу.
      – Все назад! – скомандовал он.
      Они отошли метров на тридцать, присели за деревья.
      Рыжий вытащил из кармана мини-пульт, вытянул антенну и глянул на Сома. Тот разрещающе кивнул, сидя за соседним деревом.
      Рыжий счастливо улыбнулся, направил антенну в сторону холма и нажал маленькую красную кнопочку.
      Под землей глухо и мощно грохнуло, с сосен посыпалась сухая хвоя.
      Охотники вернулись к отверстию. Но отверстия уже как такового не существовало. Пустота за ним была доверху забита землей. Вершина холма глубоко просела, наглухо замуровав беглеца.
      – Все, – злорадно сказал Краб. – Там ему и хана.
      – Да… – согласился Сом, убедившись, что раскопать обвал можно только бульдозером, и то снаружи. Прорыть же выход изнутри, да еще голыми руками, было абсолютно невозможно. – Страшная смерть.
      – Заслужил, – жестко бросил Краб.
      – Нечего было лезть куда не надо, – скаламбурил Рыжий, очень довольный результатом взрыва.
      – Ладно, пошли, – махнул рукой Сом, в отличие от своих подчиненных не совсем удовлетворенный общим итогом затеянной им охоты.
      …Голоса охотников слабо доносились сверху, и о чем они разговаривают, Роман мог лишь догадываться. Он ничего не видел вокруг и не мог понять, откуда он вывалился. Осторожно ощупывая пространство вокруг себя, он наткнулся рукой на холодную шершавую стену. Ведя по ней рукой дальше, вскоре уперся в другую стену. Да, не разгуляешься.
      Голоса наверху тем временем смолкли. Роман начал было прислушиваться, размышляя, что означает это молчание – как вдруг пол сильно вздрогнул под ногами и сверху тяжело обрушилась земля, трухлявое дерево…
      Роман упал, засыпанный землей, но тут же стал яростно разгребать ее руками и ногами, задыхаясь и отплевываясь. Засыпало его не сильно, поэтому он довольно быстро вылез из-под завала. Потолок над ним был довольно толстый и выдержал взрыв, обрушившись лишь частично. Но Роман уже понимал, что положение его – хуже не придумаешь.
      От взрыва он получил небольшую контузию, и теперь у него сильно звенело в ушах. Но это были пустяки по сравнению с той участью, которую уготовили ему охотники.
      Он предполагал, что они за ним не полезут, а лишь постреляют ему вслед и бросят пару гранат. При таком раскладе он мог бы еще кое-как выбраться наружу.
      Но организованный по всем правилам подрывной науки взрыв похоронил его здесь навсегда.
      Отряхнувшись от земли, Роман попытался найти лаз, через который проник в это помещение. Темнота стояла кромешная. Единственный пригодный орган чувств – руки. Все остальные сейчас были бесполезны. Он даже не мог слышать собственного дыхания из-за звона в ушах. Червяк – и тот чувствует себя уверенней.
      Поводив руками по стенам, Роман нашел узкую, засыпанную землей лесенку, по которой он скатился сюда. Он взобрался на четвереньках наверх, нащупал начало лаза и попытался вернуться по нему обратно, к выходу, к той дыре, которую он чудом обнаружил подо мхом.
      Но ему удалось продвинуться лишь на полметра. Дальше он наткнулся на сплошную стену из осевшей земли и раскрошенного кирпича. Весь проход завалило доверху. Если потолок в дальнем помещении, куда забрался Роман, выдержал и обвалился лишь частично, то лаз, в который заложили мину, стены которого и так разрушились от времени, и сам вход в бункер были уничтожены взрывом.
      Роман потряс головой, пытаясь избавиться от звона в ушах, и прислушался. Здесь еще охотники или уже ушли, решив, что с пленником покончено?
      Он вслушивался долго – но ничего уловить не смог. То ли контузия мешала, то ли наверху никого уже не было.
      Он на ощупь спустился вниз и начал скрупулезно изучать стены каземата, водя по ним обеими руками. Не забыл проверить и потолок, до которого едва доставал кончиками пальцев. Кое-где потолок остался целым, хотя деревянное перекрытие прогнило едва ли не насквозь, но в основном после взрыва он обвалился, покрыв пол неровным слоем земли и трухи.
      Роман топтался по этому рыхлому слою, спотыкаясь и трамбуя его, и все еще не верил, что выхода нет.
      Ориентируясь по лестнице, он несколько раз прошел по периметру, изучая каждый сантиметр стен. Они были сложены из кирпича и все еще довольно прочны. Нигде, ни возле пола, ни под потолком, никаких щелей Роман не обнаружил.
      Оставался только заваленный лаз. Роман передохнул, так как силы его уже были на исходе, вернулся по лестнице к лазу и приступил к раскопкам.
      Сначала ему показалось, что земля довольно рыхлая и он помаленьку сможет прокопать те несколько метров, которые перекрывали путь к свободе.
      Но очень скоро он убедился в полной тщетности своих усилий. Несколько горстей просыпавшейся с краю земли он захватил и отбросил вниз довольно легко. Но когда пошел спрессованный грунт, да еще смешанный с битым кирпичом, Роман понял, что много он голыми руками не накопает. Была бы еще саперная лопатка, он бы поверил в возможность успеха. Хотя и с лопаткой далеко не уйдешь. Крепежа нет никакого, и по мере углубления подкопа земля, только что стронутая взрывом, будет тут же осыпаться. А даже если и не будет, рыть нужно полсуток, не меньше. Если не полные сутки. Так это – лопатой. А голыми руками даже бесполезно пробовать. За месяц, может, пробился бы. Но от голода и жажды ноги протянешь в десять раз быстрее.
      Роман сел на ступеньки, положил руки на колени, а голову на руки.
      Вдруг его охватила такая дикая тоска, что захотелось разбить голову о стену.
      Всего ожидал: пули, ножа, удавки, утопления, – но только не такого конца. Зачем нужно было лезть в эту дыру? Если бы дело было в городе, то ладно. Под улицами и домами есть множество различных подвалов и ходов, там еще можно сигать под землю. А что он хотел найти в этом глухом углу? Куда он вообще попал?! Зачем полез, кретин, идиот безмозглый? В голове со страху помутилось? Лучше бы бежал до воды и бросился вплавь. Доплыл бы, не доплыл – но все-таки не оказался бы в этой яме, где ему суждено сдохнуть нелепо и страшно…
      Роман медленно выдохнул и попытался думать более спокойно. Нет смысла впадать в отчаяние и, проклиная себя, терять силы и время. Нужно попытаться как можно точнее выяснить обстановку. Вдруг да и появится спасительная мыслишка?
      Скорее всего, это старый дзот. Наверное, когда-то здесь проходил рубеж обороны. Во времена Великой Отечественной или Первой мировой. Скорее второе. Уж больно древним было сооружение. И устройство его было странным. Какая-то задняя комната с бревенчатым накатом. Склад боеприпасов, что ли? Но почему потолок деревянный? Ведь есть опасность возгорания. Да и спереди на огневую точку это сооружение не очень-то походило. Вместо узких бойниц какая-то довольно широкая дыра, скорее напоминающая дверь. Хотя кто его знает, какое назначение имела сия хижина? Может, это вовсе и не огневая точка, а что-то совсем другое?
      А-а, какая разница, чем это было раньше? Главное, что сейчас оно стало настоящей могилой для капитана ГРУ Романа Морозова, героя-одиночки, дурака, каких свет не видывал… Полез один против целой рати и хотел выскочить целым и невредимым, да еще на белом коне с шашкой наголо. Ах ты, жалкий хвастун…
      Он вскочил и попробовал ходить туда-сюда, чтобы отвлечься от разрушительных мыслей. Но ходить было неловко в полной темноте, да еще по рыхлой, кучами лежавшей земле. Он то и дело спотыкался, чувствуя себя от этого еще более беспомощным и жалким. То-то сейчас охотнички потешаются. Поди, лучшего конца для него и придумать не могли.
      Ощутив приступ злости при воспоминании о подонках, загнавших его в эту могилу, Роман забрался по лестнице к лазу и начал яростно раскапывать завал. Нет, сволочи, я так просто не сдамся. Зубами буду грызть эту землю, но наверх вылезу. И до вас всех доберусь, можете не сомневаться! Вы еще обо мне вспомните…
      Но вскоре он с чудовищным разочарованием должен был сказать себе, что все усилия тщетны. С тем же успехом он мог копать чайной ложечкой. Земля была сильно спрессована и едва поддавалась. К тому же обломки кирпича до крови сдирали кожу с пальцев. А всего-то удалось отвоевать несколько горстей.
      Роман сполз вниз, сел на холодную землю.
      Надо успокоиться и впасть в спасительное оцепенение. Это единственная возможность сохранить рассудок. И умереть относительно спокойно, не терзаясь острым чувством вины.
      Последнее мучило его особенно сильно. Ведь он точно знает, что девятого мая случится чудовищный тер– акт. Знает фамилии и места работы участников. Но знает только он один! Вот в чем весь ужас. Знает, но не может сообщить об этом ни Дубинину, ни генералу Слепцову. И то, что он скоро умрет, – не самое страшное в этой ситуации. Самое страшное, что погибнут сотни людей, а он ничем не может им помочь. Он переоценил свои силы и не смог донести бесценную информацию до своих кураторов. И значит, долг свой не выполнил. И генерал Антонов на том свете будет иметь полное право презрительно отвернуться от него…
      Роман долго сидел без движения. Сколько он так просидел, он уже не знал. Мысли все время бежали по кругу, терзая его немилосердно, и он в этой бесконечной борьбе с самим собой потерял счет времени.
      В конце концов он повалился на бок и уснул, дойдя до предела нервного и физического изнеможения.
      Проснувшись, он не мог определить, спал ли он минуту или несколько часов. Внутренний хронометр, в обычное время работающий с погрешностью в десять минут, здесь отказал начисто. Эта непроницаемая тьма действовала на психику убийственно. Все отмирало само собой, оставались только тошнотворный ужас и мрак.
      Роман поморгал, убеждаясь, что глаза у него открыты. Хотя разницы не было никакой. Что закрыты глаза, что они открыты – все та же чернота. И звон в ушах.
      Хотя звенеть стало как-то иначе. Не столько звенит, сколько журчит. Слуховые галлюцинации начались, что ли? Роман потряс головой, шлепнул себя ладонью по бедру. Шлепок прозвучал глуховато, но отчетливо. Значит, слух восстановился. Что же тогда журчит?
      Под полом! – осенило Романа. Он лежал головой на полу, уронив во сне голову с руки, и поэтому слышал это едва уловимое журчание.
      Он разгреб землю под собой, приложил ухо к каменному полу. И теперь уже явственно услыхал журчание воды. Под полом текла вода! Значит, где-то здесь должен находиться люк, идущий к этой воде.
      Роман начал ползать на коленях, раскапывая землю то тут, то там. И недалеко от лестницы его пальцы нащупали не ровный бетон, а решетчатую плиту.
      Он торопливо разбросал землю, освобождая плиту. Это был железный люк, и прямо под ним ровно журчала вода. Роман попробовал поднять решетку. Куда там, за столько лет она крепко приржавела к полу. Поддеть бы ее ломиком, да где его взять?
      Он просунул пальцы поглубже в щели и потянул изо всех сил. Спина трещала от напряжения, пальцы не выдерживали, срывались…
      Роман не видел ни самой решетки, ни того, что находилось под ней. Он ориентировался только на звук. Может, под решеткой тонкая водопроводная трубка, и незачем ему так надрываться? Только себя обманывать…
      Но он все-таки, отдышавшись, снова взялся за решетку. И на этот раз она поддалась его бешеным усилиям. Он оттянул ее в сторону и сунул для разведки руку вниз. Пусто. Поводил чуть ниже краев люка. Вниз уходили гладкие стенки колодца, но ступеней или железных скоб в стенах не было.
      Роман лег животом на край колодца и начал помаленьку опускать ноги вниз. И почти сразу почувствовал ногами дно. Если бы он провел рукой чуть ниже, он бы обнаружил, что колодец очень мелок. В дырки сапог уже хлынула ледяная вода. Похоже, под люком была не тонкая трубка, а что-то посерьезнее.
      Не обращая внимания на воду, Роман присел на корточки, начал ощупывать руками стенки. Они были холодные и осклизлые. Сама подземная труба, по которой стекала вода, достигала примерно полуметра в диаметре. Роман понял наконец, куда он попал, убегая от охотников. Никакой это не дзот, а часть мелиоративной системы. Наверное, та обширная поляна, на которой остановился вездеход, была когда-то болотом, и его осушили много-много лет назад, возможно, еще при царе-батюшке. Потом систему забросили и, скорее всего, вообще о ней забыли. Но подземный дренаж сохранился, и по нему все еще стекала вода.
      Теперь надо было решать, в какую сторону идти. Вниз, вверх? Если пойти вниз, то, скорее всего, труба выйдет к озеру и, возможно, оборвется где-то под водой. Сумеет он выплыть на поверхность? А если выход будет преграждать решетка?
      Надо двигаться наверх, решил Роман. Возможно, где-то там есть либо такая же надземная будка, построенная для профилактического ухода за дренажем, либо колодец. Во всяком случае, какой-то выход на поверхность должен существовать.
      Он встал на колени и на локти, ибо передвигаться можно было только таким первобытным способом, и пополз вперед. Он ничего не видел и не мог видеть, находясь метров на пять ниже уровня земли. Слышал только журчание воды и, увы, ощущал ее руками и ногами. Хорошо, что по дну тек только маленький ручей. А не то бы он насмерть закоченел. Ледяная вода бултыхалась в сапогах, текла под локтями и коленями. Сапоги, доверху налитые водой, мешали ползти, то и дело сползая с ног, но Роман не сбрасывал их и упорно волочил за собой, зная, что, если ему посчастливится выбраться наверх, они еще пригодятся.
      Скоро он начал понимать, что из одной могилы попал в другую, холодную и мокрую. Он полз очень медленно, потому что труба местами была разрушена и ему приходилось разбирать склизкие, тяжелые завалы, прежде чем появлялась возможность двигаться дальше. Сил оставалось все меньше, а сколько еще ползти, он не представлял даже приблизительно. Может, там, куда он ползет, его ждет непроходимый тупик, и тогда он сдохнет в этой тесной трубе…
      Понимая, что снова начинает поддаваться отчаянию, Роман попытался ползти быстрее. И снова уткнулся избитыми руками в завал. Пришлось опять, неловко двигаясь в узком пространстве, разбирать кусок за куском мокрый, осклизлый кирпич и отбрасывать его назад, пропихивая себе под руку и отгребая еще дальше ногами.
      От этой тупой, мучительной возни в кромешной темноте хотелось завыть волком. Но Роман, сжимая до боли зубы, очистил кое-как проход от кирпичного лома и комьев осыпавшейся земли и пополз дальше.
      Иногда он надолго останавливался, чувствуя, что сейчас ляжет в ручей и больше не сдвинется ни на шаг. Сил не было, надежды тоже. Им овладевала апатия. Он находился в этой проклятой трубе уже не один час, а все еще не нашел выхода наверх. Правда, прополз он едва ли больше пяти, ну, от силы, семи сотен метров. Но одолеть еще столько же он уже вряд ли сможет…
      Он прополз бы мимо этого места, если бы в последний миг не почувствовал спиной какой-то холодок. Отупев от усталости и уже помышляя о том, чтобы размозжить себе висок углом кирпича, он вяло, просто по инерции, полз по трубе, ни на что не обращая внимания. Восприимчивость притупилась до того, что он вообще перестал на что-либо реагировать. И этот холодный поток, идущий сверху, он сначала не заметил. Только продвинувшись дальше, отметил какую-то странную разницу температур.
      Пришлось пятиться по-рачьи назад.
      Он едва не пропустил колодец, выходящий наверх. Он-то настроился на что-нибудь наткнуться и не проверял руками потолок. Поэтому не заметил, что в нем был спасительный проем.
      Роман, не веря себе, поднялся на дрожащих ногах, с недоверием выпрямился во весь рост. Ощупал стены колодца. По одной стороне вверх шли небольшие, источенные ржавчиной скобы.
      Роман посмотрел вверх. Та же темень, что и внизу. Может, там – тупик?
      Он ухватился за скобу и осторожно начал подниматься. Если скобы не выдержат и обломятся, он может запросто себе что-нибудь сломать. Тогда лучше уж сразу шею, чтоб избавить себя от последних, самых тяжелых, мучений…
      Нет, скобы держали нормально. Роман поднимался все выше, крайне осторожно проверяя рукой каждую скобу, прежде чем за нее взяться, а потом поставить на нее ногу. Его страшно угнетала неведомая темнота вверху, но он все так же медленно продолжал подъем.
      И внезапно ощутил, что скобы нет, а вместо нее он держится за край колодца.
      И куда он вылез, если вокруг все так же темно? В другой подземный склеп, запечатанный тоннами земли?
      Он поднялся на одну скобу выше, пошарил рукой над колодцем. И наткнулся на что-то твердое. Вроде крыша. Над чем вот только?
      Подняв голову над краем колодца, Роман почувствовал, как в лицо ему тянет чистым, до одури свежим воздухом. Он протянул руку туда, откуда шел воздух. И рука его вдруг легко протолкнулась наружу…
      Роман лег грудью на край колодца, начал выталкивать землю вперед. Теперь он понял, в чем дело. Колодец был накрыт сверху крышкой, а крышка присыпана землей. Но присыпана она была не полностью, и сквозь изрядную щель под ней в колодец шел воздух извне.
      Роман выбрался из колодца и протиснулся под крышку.
      И оказался на траве. На самой настоящей траве. Стояла ночь, холодная, неприветливая ночь, небо было затянуто густыми облаками, дул холодный ветер – но счастливее Романа не было в этот миг человека на земле. Он лежал на спине, широко раскинув руки, и тихо смеялся.
      Он не знал, где он и куда ему идти, он был одет хуже и беднее любого бродяги и не имел ни копейки денег, он изнемогал от холода, голода и усталости – но он знал, что спасен.
      Спасен!
      Минут через десять он все-таки поднялся. Крышка колодца, почти целиком засыпанная землей, торчала куцым козырьком из бока крутого холма.
      Вокруг, судя по сильному ровному ветру, было открытое пространство, и задерживаться на нем Роману – даже ночью, даже в безлюдном месте – не стоило. Мало ли кто осматривает местность в бинокль, оснащенный прибором ночного видения? Островок-то, надо думать, отсюда недалеко. Вдруг Сом оставил на всякий случай наблюдателей?
      Роман замаскировал, как мог, щель, выведшую его на свободу, и двинулся в обход холма. Он почти ничего не видел в темноте, различал лишь неясные тени деревьев. Но все-таки упорно уходил подальше от этого места.
      Выскользнула на несколько секунд из-за тучи луна, и в ее тусклом свете Роман увидел лесной массив невдалеке. Не раздумывая, он направился туда. Сейчас его главный враг – открытое пространство. Только лес мог спрятать его от всех врагов.
      В лесу было почти так же темно, как под землей. Но Роман неторопливо пробирался между стволами и помимо своей воли улыбался. Ничего, здесь мы почти дома. Надо только немного потерпеть…

      Роман медленно брел по лесу. Уже давно рассвело, и он ясно видел все вокруг.
      Ночь он провел в основном бодрствуя. Было очень холодно, к тому же и вся его одежда промокла в дренажной трубе насквозь. Зайдя поглубже в лес, он разделся, накрепко выжал носки, штаны и майку без рукавов, затем, клацая зубами, натянул это сырое тряпье на себя, чтобы просушить его хотя бы собственным телом. Костра не разведешь – могут заметить, да и спичек нет. Пришлось согреваться физическими упражнениями – единственный способ не дать дуба в этом черном, холодном лесу.
      Так и коротал время до утра: минут по сорок делал гимнастику, приседая и отжимаясь, и двадцать минут отдыхал, слегка подремывая, пока опять не начинал дрожать от холода.
      Тогда снова поднимался и принимался, как сумасшедший, махать руками и ногами…
      Когда стало достаточно светло, чтобы различать предметы на большом удалении, Роман вышел к опушке леса и попытался понять, где он находится.
      Он полагал, что должен быть где-то неподалеку от полуострова. Ведь если труба шла под землей к поляне, то есть к бывшему болоту, то и выход должен был находиться в пределах этой поляны.
      Но нет, не было ни поляны, ни полуострова. Вообще-то труба под землей не шла по прямой линии. Роман помнил, что она все время немного изгибалась в разные стороны. И в результате он оказался неизвестно где. Совершенно незнакомая местность. Какие-то холмы и разбросанный по холмам лес. Куда тут идти?
      Сейчас ему нужно было вернуться к своему тайнику. В рюкзаке, оставленном под корнями дерева, есть все необходимое для восстановления сил, приведения в порядок своего внешнего вида и возвращения к людям. И, главное, там лежит мобильный телефон!
      Но как до этого тайника добраться?
      Прежде всего необходимо было понять, где находится аэродром. Уж от него-то Роман знал, как выйти к тайнику. Он двинулся лесом вдоль опушки, надеясь таким образом рано или поздно обнаружить дорогу, ведущую к части. Он понимал, что этот поиск может затянуться на весь день, но у него не было другого выхода.
      Но, похоже, сегодня ему везло. Не прошел он и километра, как услыхал где-то далеко позади себя вой знакомых турбин.
      За ночь облака разошлись, и небо было довольно ясным. Наверное, полеты сегодня начались с самого утра. Какая радость!
      Теперь он мог смело двигаться на рев авиационных двигателей. Где самолеты – там и аэродром.
      Но чтобы выйти к аэродрому, Роману потребовался почти целый день. И весьма нелегкий день.
      Во-первых, он страшно устал. Измученное тело испытывало только одно неудержимое желание – лечь и больше не подниматься. Он ничего не ел целые сутки. Воды, правда, напился вдосталь в трубе, но водой, сколько ее ни пей, сыт не будешь. От недосыпания и холода его трясло и шатало, как пьяного. Все резервы организма были истощены, и держался он только остатками силы воли. Да еще стремлением исполнить до конца свой долг: дойти и сообщить.
      Во-вторых, он то и дело терял направление. Самолеты то начинали громко выть, идя на взлет, то вдруг вообще затихали. Или пролетали где-то высоко над головой, только путая направление. Опасаясь пойти по лесу не в ту сторону и напрасно потерять много сил, Роман вынужден был дожидаться, когда снова услышит рев самолетов, идущих на взлет, – это был единственный верный ориентир. Поэтому продвигался он очень медленно, большую часть времени проводя в ожидании.
      В-третьих, он не мог выйти на открытое пространство. У него была возможность сделать путь к аэродрому много короче, оставив лес и двинувшись через поле. Но тогда он стал бы заметен издалека, что почти наверняка привело бы к появлению поблизости вездехода с группой вооруженных головорезов. Поэтому он вынужден был идти в обход по лесу, делая огромный крюк, увеличивший его путь во много раз.
      Но, в конце концов, с большими предосторожностями, он добрался до того участка, где росла заветная сосна с вывернутыми корнями. Рухнув возле нее на колени, Роман дрожащими руками отбросил камни и достал свой рюкзак, слава богу, целехонький.
      Путаясь в тугом узле, он развязал горловину, вытащил сухой паек и тут же начал его поедать, едва успевая прожевывать твердые куски галет.
      Утолив первый острый голод, он не без труда заставил себя остановиться. Ему еще предстояло добраться до станции, а запас пищи был весьма ограничен. Поэтому он отложил остаток галет и консервов, отломил полплитки шоколада и медленно, с наслаждением впитывая каждый откушенный кусочек, вытащил из рюкзака мобильный телефон.
      Странно было видеть этот изящный предмет в своих грязных, исцарапанных руках, которые последние сутки только и делали, что гребли землю да растаскивали завалы. Пальцы все еще сильно тряслись, и Роман, чтобы успокоиться, сел на землю, оперся спиной о ствол сосны, закрыл глаза и несколько минут просто равномерно дышал, ни о чем не думая.
      Придя в норму, он глянул на мобильник спокойнее и, точно попадая пальцем в цифры, набрал номер мобильного телефона Филиппа. Дубинину он звонить пока не рисковал. И хотя Сом наверняка сообщил своему начальству о гибели капитана Морозова, все же еще не мешало какое-то время соблюдать меры безопасности.
      – Я слушаю, – послышался мужской голос.
      Роман узнал глуховатый баритон Филиппа.
      – Слушай внимательно и запоминай… – сказал без всяких эмоций Роман.
      – Вы?! – В голосе Филиппа прорвались радостные нотки, но он тут же взял себя в руки. – Да, я слушаю…
      – Фамилия: Маслов. Он президент Фонда «Спасение». Маслов – бухгалтер организации. Далее: Дорохин, главный инженер ДОПС. Запомни: ДОПС. Надо выяснить, что это такое. У Дорохина хранится кислота. Террористическая акция намечена на девятое мая. Она будет осуществлена посредством выброса где-то под Москвой большого количества отравляющего газа. Где точно, установить не удалось. Все сообщи Дубинину. Только ему, и никому больше. Лучше не по телефону. Повторять не надо?
      – Я все запомнил, – сказал Филипп. – Маслов – Фонд «Спасение», бухгалтер организации. Дорохин – главный инженер ДОПС, хранит кислоту. Акция девятого мая под Москвой. Сейчас все немедленно передам. Что еще?
      – Послезавтра я буду в Москве. Подготовьте мне чистую квартиру.
      – Понял вас, все сделаем.
      – Тогда желаю удачи. Работайте.
      Роман нажал кнопку отбоя, затем удалил номер Филиппа из памяти мобильника и отключил телефон.
      Вот и все. Он свое дело сделал. Дальше начнут работать другие люди и, надо полагать, имея эту информацию, сумеют найти кислоту и предотвратить задуманную акцию. Ему, капитану Морозову, можно сушить весла. До девятого мая он еще посидит на конспиративной квартире, чтобы крысы, узнав, что он жив, не разбежались в разные стороны. А в остальном его миссия окончена.
      Хотя… Есть один должок, который он просто обязан выплатить. Сом, капитан Быков, загнавший его, безоружного, под землю со своими псами – вот кто был его должник. Очень бы хотелось помериться с ним силами и умением воевать еще разок, только, конечно, на равных условиях.
      Роман достал из рюкзака одежду, сбросил бывшее на нем рванье и облачился в джинсы и теплую прочную куртку – подарок Вероники. (Собственно, как и телефон, позволивший ему только что сообщить информацию, не терпящую отлагательств.) С особенным удовольствием он сменил носки и надел свои собственные, легкие кожаные ботинки, которые после ужасных кирзачей – честно, надо сказать, сослуживших и дослуживших свою службу – не чувствовались на ноге.
      Затем он запихал камуфляжные штаны в голенище сапога, а сами сапоги схоронил под корнями сосны. Место проверенное, почему бы не воспользоваться им еще раз? Туда же он убрал и пластиковые упаковки от консервов, и целлофановые обертки от галет.
      Затем достал из рюкзака карту и компас и наметил свой дальнейший маршрут. Ему предстояло выйти на станцию Садовая, расположенную почти посередине между Выборгом и Каменногорском. Это была самая близкая к нему железнодорожная станция, от которой он мог доехать на электричке до Выборга. До нее по прямой – тридцать три километра. Плюс обход небольшого озерца. Путь неблизкий, учитывая, что идти назад он уже не мог так бодро, как шел сюда.
      Самолеты все еще поднимались с мощным ревом в небо. Часы на мобильнике показывали начало седьмого. Пора отправляться в дорогу. Неплохо бы до темноты пройти километров пять. А завтра, с утра, поспав на сосновых лапках в теплой куртке, с рюкзаком под головой, добежать легкими ногами часиков за шесть до Садовой – и перекладными катить дальше, до самой Москвы. Деньги на билет и пропитание есть, пользоваться транспортом он уже может вполне легально – кроме, конечно, воздушного, – так что теперь надо только спокойно дотопать до станции.
      Роман вскинул на плечи почти ничего не весящий рюкзак и, сопровождаемый гулом самолетов, скрылся в лесной чаще.

      – Ну давай посмотрим, чего вы там нахимичили, – сказал Семен Игнатьевич, с кряхтением усаживаясь в кресло перед телевизором.
      Олег Андреевич Маслов вставил в видеомагнитофон кассету, нажал кнопку воспроизведения записи и сел на соседнее кресло.
      Они находились в огромной пустынной квартире Семена Игнатьевича. Старик, лет десять назад схоронив супругу, жил в этих хоромах один – за исключением приходящей домохозяйки Ангелины Андреевны. Дети давно предлагали ему поменять эту громадину на что-нибудь поменьше и поуютнее, но Семен Игнатьевич и слышать не хотел о переезде. Привык – вот главный его аргумент, с которым спорить было бесполезно.
      Олег Андреевич, женатый на Людмиле, младшей дочери Семена Игнатьевича, сам был бы не прочь здесь поселиться. Не то чтобы его прельщал метраж – своих метров у него было в избытке. Но дом, в котором находилась квартира, – вот что вызывало его зависть. Это же не дом, а настоящий памятник историческим личностям. Какие люди здесь жили! Скалы. Весь мир знал их фамилии. В таком доме жить – уже чувствовать себя большо-ой фигурой. Но суровый тесть жить Олегу Андреевичу – как и кому бы то ни было другому – здесь не предлагал, а купить в этом доме квартиру Олег Андреевич из соображений конспирации не мог, поэтому свои заветные желания он предпочитал держать глубоко при себе.
      Изображение на экране дергалось и мельтешило. Ничего нельзя было разобрать.
      – Что за хреновина? – пробурчал Семен Игнатьевич.
      – Ну, у террористов же нет монтажной студии, запись подпольная. Вот изображение сначала и нечеткое, – торопливо пояснил Олег Андреевич.
      – А-а, верно, – кивнул Семен Игнатьевич, увидев теперь на экране вполне различимых людей. – Молодцы, сообразили…
      – Сейчас главарь начнет говорить… – прошептал почему-то Олег Андреевич, хотя звук был включен достаточно громко.
      На фоне развернутого зеленого знамени сидели за столом три человека. Лица их были открыты и хорошо различимы. Физиономии северокавказские, взгляды – колючие, беспощадные. Одеты они были в защитную форму, из отличительных знаков имели только зеленые ленты на рукавах.
      Главарь, сидевший в центре, был молодой плечистый мужчина лет тридцати пяти. Покатый лоб, сильные челюсти, наголо бритая голова, черная бородка. Как есть, «злой чеченец». Он положил обе мускулистые ручищи на стол перед собой. На правой руке отчетливо виднелась татуировка: полумесяц и два скрещенных кинжала под ним. Камера как бы случайно приблизила изображение, отчего татуировка стала видна крупным планом, затем поспешно отъехала назад, слегка смазав картинку. Любой мог бы понять, что съемку производил оператор-любитель, не умеющий профессионально работать с видеокамерой.
      – Хороший момент… – буркнул Семен Игнатьевич одобрительно.
      – К вам обращается полевой командир Ибрагимбек, – с легким акцентом заговорил главарь. – Я заявляю, что силами нашей организации «Воины ислама» мы проведем террористический акт во время вашего жалкого праздника Дня Победы. Погибнут тысячи человек. Кто хочет жить, бегите из городов. Этот день – девятое мая – станет днем победы наших воинов и днем вашего позора и траура. Ваша ФСБ бессильна против нас. Мы зальем кровью всю Россию! Смерть русским собакам!
      Потом он заговорил на чеченском языке.
      – Что он лопочет? – спросил Семен Игнатьевич.
      – Повторяет сказанное, – пояснил Олег Андреевич. – Как бы в подтверждение своей национальности и всего заявления в целом.
      – Угу… – кивнул Семен Игнатьевич, глядя на экран.
      Договорив, Ибрагимбек трижды прокричал вместе со своими абреками «Аллах акбар!». Глаза его сверкали, лицо было серьезное и оттого тем более страшное. Впечатление от увиденного оставалось жутковатое.
      Изображение прыгнуло, потемнело и оборвалось. Некоторое время в комнате царило молчание. Семен Игнатьевич переваривал увиденное, а Олег Андреевич ждал приговора.
      – Не маловато? – спросил, грузно поворачиваясь к Маслову, Семен Игнатьевич.
      – В самый раз, – поспешно отозвался тот. – Долгие заявления рассеивают внимание. А тут – только основное, ничего лишнего. Должно вызвать панику, страх и ответную ненависть… Все это будет к тому же многократно прокручено на телеканалах, так что каждое сказанное слово все запомнят наизусть.
      – Ну твоим психологам видней, – согласился Семен Игнатьевич. – Молодцы, хорошая работа.
      – Завтра это появится на всех телеканалах России, а затем, без сомнения, и всего мира, – скромно сообщил Олег Андреевич.
      – Пускай смотрят, – кивнул Семен Игнатьевич. – Чтоб потом не вякали, какие мы жестокие. Как покажем им после акции трупы этих бандитов, особенно главного, с татуировками – сразу засунут языки в ж… И только пускай потом нас в чем-нибудь упрекнут! Мы им сразу рты позатыкаем вот этим самым роликом…
      Олег Андреевич поднялся, скромно помалкивая, перемотал пленку назад.
      – Я заберу кассету? – спросил он тестя. – Или вы хотите потом еще раз посмотреть?
      – Забирай, – махнул рукой Семен Игнатьевич. – Я все равно эту штуку включать не умею… Да и все, что надо, уже видел. Одобряю. Запускайте в дело.
      Олег Андреевич кивнул, вытащил кассету.
      – Налей-ка мне чайку, – попросил Семен Игнатьевич.
      Олег Андреевич налил ему травяного отвара в большую фаянсовую кружку, сел бочком в кресло.
      – Людмила как там? – звучно прихлебывая чай, спросил Семен Игнатьевич.
      – Нормально. Звонила сегодня. Говорит, в Италии уже очень жарко, собирается лететь в Лондон, к детям. Вы же знаете, она на жаре задыхается…
      – Пускай летит, куда хочет, только сюда пока не возвращается, – сказал Семен Игнатьевич. – Сам понимаешь, тут может всяко случиться. Там все ж поспокойней будет…
      – Да– да, конечно, – закивал Олег Андреевич. – Ей пока лучше быть подальше…
      Семен Игнатьевич замолчал, большими глотками пил чай и о чем-то усиленно раздумывал.
      Молчал и Олег Андреевич, понимая, что старик хочет сказать ему что-то важное.
      – А ты ничего, Олег… – заговорил наконец тесть, отставив пустую кружку. – Я раньше думал, что ты жидковат. А ты – молодец, умеешь работать крепко. И делу нашему служишь верно. Я буду рекомендовать тебя на должность Председателя Президиума Верховного Совета. Думаю, Петр Петрович твою кандидатуру поддержит.
      «А Генеральным секретарем будет, конечно, Воронин, – подумал не без едкой обиды Олег Андреевич, хотя давно уже понял, что старики его к реальной власти не подпустят. – Или сам захотел перед смертью страной поруководить? Так ведь за пару лет, пока не повезут на лафете, таких дров наломаешь – тремя поколениями не разгребут…»
      Но вслух он начал почтительно и горячо – но не перегибая, ибо Семен Игнатьевич терпеть не мог лизоблюдства, – благодарить тестя «за высокую честь».
      Ничего, это еще не последнее слово. Скоро, дорогой тестюшка, вы узнаете, чего я стою на самом деле.

      Поезд Санкт-Петербург – Москва подходил к Ленинградскому вокзалу.
      Роман сидел у окна, смотрел на знакомые виды столицы. Наконец-то он до нее добрался. Впрочем, обратная дорога была хоть и долгой, но спокойной. Если не считать одного сообщения, которое вчера вечером он услышал по телевизору…
      Переночевав в лесу, он уже к одиннадцати часам вчерашнего дня вышел на станцию Садовая. Мобильник и деньги он положил в карманы, карту сжег дотла, а пустой рюкзак – в нем остались только негаснущие на ветру спички, компас и аптечка – спрятал в лесу.
      Потом сел на электричку и через полтора часа был уже в Выборге. Хорошенько поев на автовокзале, он купил в соседнем магазинчике майку, свитер и одноразовый станок. В туалете избавился, наконец, от чудовищно грязной майки с оторванными рукавами, оделся в чистое, побрился, не без труда сняв матерую щетину.
      Рейсовым автобусом доехал к вечеру до Питера, взял на Московском вокзале билет в купейный вагон и отправился в привокзальное кафе слегка оттянуться после всех лишений.
      Набрав полный стол еды и напитков – из спиртного, правда, взял только двести пятьдесят «смирновки», – он неторопливо предавался гастрономическим утехам, коротая время до отхода поезда и краем глаза посматривая телевизор, стоящий над стойкой бара.
      Как раз началась программа новостей. И сразу диктор встревоженно сообщил об угрозе, полученной сегодня от чеченских террористов. Вслед за тем прозвучало грозное заявление Ибрагимбека.
      В кафе разом все смолкли, испуганно глядя на экран. Этот мрачный чечен с горящим взором фанатика говорил очень убедительно. Роман видел по лицам присутствующих, что их невольно охватывает ужас. Потом, конечно, начали потихоньку отходить, обсуждая услышанное, но многие, особенно женщины, были сильно подавлены.
      Роман задумчиво доел жаркое, уже не получая никакого удовольствия – даже водку не допил, – сел в вагон… И хотя никак не мог найти явной связи между генералом Беляевым и Ибрагимбеком, все же был почти уверен, что оба эти человека накрепко связаны между собой ста двадцатью тоннами серной кислоты.
      Однако ответ он мог получить только в Москве, поэтому, не мучая напрасно мозг, залег на вторую полку и проснулся только перед прибытием поезда на конечную станцию…
      Выйдя из вагона, он неторопливо двинулся вдоль состава. На перроне просеивали пассажиров вооруженные автоматами милицейские патрули – как всегда, после заявления террористов резко усилили проверку всех кавказцев. На Романа глянули внимательно, но задерживать не стали. Уж больно вид у него был безобидный: эдакий постаревший студент, весельчак и балагур. Такие милиционеров не интересовали. Еще бы, Роман под руководством Антонова работал над этим образом не один год, доводя выражение лица и походку до совершенства.
      Он вошел в вокзал, достал на ходу мобильник, позвонил Филиппу.
      – Я слушаю вас, – сказал Филипп, уже, конечно, определив по номеру, кто звонит, но не подавая вида.
      – Куда мне ехать? – спросил Роман.
      – Зеленодольская, двенадцать, квартира сто девять. Ключ в почтовом ящике.
      – Понял. Указания?
      – Ждать.
      Роман отключил телефон и, благодушно посматривая по сторонам, направился к стоянке такси.
      Через час – пробки были просто кошмарные – он стоял у подъезда дома, в котором для него была приготовлена квартира. Дверь охранял кодовый замок, но Роман позвонил в одну из первых попавшихся квартир, представился какому-то хриплоголосому мужичку лифтовым мастером – и его тут же впустили. Беспечный у нас народ, подумал Роман, входя в подъезд. Грех его за эту беспечность не наказать.
      Дверца почтового ящика сто девятой квартиры была незаперта и погнута – как и во всех остальных ящиках. Роман пошарил внутри и под щелью, в которую опускают почту, нащупал приклеенный скотчем ключ. Поднялся на четвертый этаж, открыл дверь, постоял секунду на пороге и шагнул внутрь. Ну, здравствуй, тихая гавань.
      Квартирка была в две комнаты, скромно обставленная, в меру потертая, с телефоном, телевизором, небольшим холодильником – жить можно. Роман сразу полез в ванную – смывать с себя следы «командировки». Такого удовольствия от мытья он давно не получал.
      Затем добрался до холодильника – там было все необходимое, даже две бутылочки пива. Наверное, Филипп проявил заботу. Роман позавтракал, выпил пива, покурил и лег на диван, к телевизору. Теперь надо было дождаться звонка от Дубинина.
      Ждать пришлось до позднего вечера.
      Роман и подремал после завтрака, и пообедал, и выкурил полпачки сигарет, и снова подремал, и по– ужинал, и раз двадцать за день прослушал и просмотрел заявление Ибрагимбека, а также десятки комментариев политиков и силовиков по этому поводу (сплошная чепуха!), а телефон все молчал.
      Лишь в начале одиннадцатого послышалась тонкая трель. Роман сначала схватил трубку телефона в прихожей, затем понял, что звонят по домофону.
      – Кто? – спросил он.
      – Открывай, свои, – отозвался Дубинин.
      Через три минуты он вошел в квартиру, сунул Роману пакет с продуктами.
      – Тащи на кухню, вари сосиски. Жрать хочу со страшной силой. С утра маковой росины во рту не было.
      Роман, не удивляясь, пошел ставить воду для сосисок, пока Дубинин разувался и мыл руки. Раз хочет есть человек – значит, много работал. Раз много работал – значит, было над чем. Ничего, сейчас все расскажет. Иначе не приезжал бы сюда. Да еще с бутылкой водки в пакете.
      – Ну, здорово! – сказал Дубинин, заходя в кухню и пожимая Роману руку. – Рад видеть тебя живым.
      – Ты чего без звонка?
      – Все очень серьезно, капитан, – свел брови Дубинин, садясь на стул. – Лучше лишний раз не звонить.
      – Ясно, – кивнул Роман, садясь рядом.
      – Рассказывай, как там было, – приказал Дубинин. – Только занавесочки на окошке затяни…
      Роман, посматривая за сосисками, быстро, но подробно рассказал о своих приключениях. Дубинин напряженно кивал, но весь рассказ прослушал молча.
      – Да, – веско уронил он, когда Роман замолчал. – Не выберись ты из подземелья – тут могло бы сотвориться страшное…
      – Что, все так плохо?
      – Даже еще хуже, – покачал головой Дубинин. – Ну, кипят? Давай их сюда. Хлеб я порежу, мой помидоры. И рюмки доставай… Если не выпить – мозги расплавятся. После твоего сообщения поспал, может, часа два. Такие дела начались – не до сна. Ну, готово? Наливай. Сперва заморим червячка, потом все расскажу…
      Этого абрека видел по телевизору? – спросил он минут через пять, выпив три рюмки водки и проглотив три сосиски с жадностью изголодавшегося до полусмерти человека.
      – Только и делаю целый день, что его смотрю, – отозвался Роман, закуривая.
      – Это липа… Подставное лицо. Вообще, все они – пешки в игре. Заявление – лишь инсценировка. После акции их убьют и предъявят журналистам. Мол, вот они, эти чеченцы, убившие тысячи человек, в том числе и ветеранов на Красной площади.
      – На Красной площади? – поразился Роман.
      – Именно, – кивнул, закуривая, Дубинин.
      – Но я думал, акция произойдет где-то под Москвой. И кислота хранится там…
      – Капитан, ДОПСС – это Департамент обслуживания подземных сооружений столицы. Соображаешь?
      Роман соображал несколько секунд, затем хлопнул себя по лбу:
      – То есть… О господи! Значит, это все находится под поверхностью Москвы? И девятого мая газ пойдет на Красную площадь?
      – Точно так, – подтвердил Дубинин. – Наливай.
      Они чокнулись, глядя друг другу в глаза, молча выпили. Роман все больше постигал планируемые масштабы акции. Выходило нечто невиданное по жестокости и цинизму.
      – Кто за этим стоит? – спросил Роман. – Маслов?
      Он видел сегодня Маслова в программе новостей. Директор Института геополитических проблем и президент Фонда «Спасение» напористо говорил о том, что нынешнее правительство не справляется с ситуацией в стране. Держался он с большим достоинством и, в общем, выглядел очень представительно. Человек государственный, по всему видать.
      – Маслов – сопляк, – отмахнулся Дубинин. – Хотя, конечно, в верхушке заговора. Но главный там – не он. После твоего звонка мы установили за ним наблюдение и вышли на главарей. Ты не поверишь – почти все они были в прошлом первыми лицами страны. Ну, еще в том прошлом, брежневско-андроповском. Вот они-то и стоят за всем этим. Акция на Красной площади – лишь первая фаза их операции. Толчок, который вызовет волну народного гнева и позволит им совершить государственный переворот.
      – Ого!
      – Вот тебе и «ого». Нам удалось прилепить жучки кое-кому из них. Сегодня у них было последнее совещание. Такого наслушались – волосы дыбом встали. Полный возврат в прошлое. Коммунистическая партия – единственная правящая власть в стране. Отмена частной собственности. Железный занавес. Всех инакомыслящих – в лагеря или к стенке. Чеченцев насильно переселить в Сибирь с дальнейшим уничтожением этой нации как таковой. Возвращение границ СССР. И так далее в том же духе по десяткам пунктов…
      – Но ведь это требует огромной предварительной работы? Как они смогли все это организовать втайне от спецслужб?
      – Смогли. И организация у них – будь здоров. Треть армии на их стороне – самая боеспособная треть. Депутаты Госдумы, члены правительства, высшие чины МВД, ФСБ и ГРУ работают на них. Есть подробные отчеты по всей стране… И эти отчеты говорят в их пользу. Стоит высечь искру – такое взовьется пламя, никто не затушит. И наступят времена почище тридцать седьмого года…
      – А искра – теракт в Москве?
      – Именно.
      – Вы уже начали аресты? – тихо спросил Роман.
      – Пока нет, – досадливо поморщился Дубинин. – Рано этих душегубов еще брать. Надо по всем правилам, с поличным, чтоб не отвертелись. Сегодня у Слепцова мы несколько часов совещались, как действовать. Вот только час назад закончили… Решил заскочить к тебе, рассказать, что и как, чтоб ты был в курсе.
      – Спасибо.
      – Не за что. Заслужил. Товарищ генерал попросил меня объявить тебе благодарность.
      – Угу, – кивнул Роман, наливая водку. – Вот и повод.
      Они выпили, но уже без первоначального пыла. Лицо Дубинина отяжелело, и теперь Роман видел, что он сильно устал.
      – Значит, операция по задержанию будет проводиться завтра? – спросил Роман, имея при этом свои соображения.
      – Завтра, – подтвердил Дубинин. – Ночью. Вся верхушка заговора соберется в подземном бункере, построенном под Зубовским бульваром. Чтобы сразу по окончании химической атаки выйти наверх и объявить себя спасителями страны. Со всеми вытекающими последствиями. Вот там, в бункере, мы их и возьмем, всех сразу в одном логове.
      – А вдруг они успеют дать сигнал, и газ пойдет на спящий город?
      – Не успеют. Вся кислота находится в специальном подземном ангаре, который был построен на случай оккупации Москвы вражескими войсками. Этот ангар имеет турбонаддувное оборудование, которое позволяет по специальным выводящим каналам выпускать отравляющие вещества на поверхность в любом месте Москвы. Так сказать, оружие вынужденной обороны, – хмыкнул Дубинин. – Именно этим способом они хотели затопить удушающим газом, полученным путем смешения серной кислоты, хлора и других химических веществ, Красную площадь и весь прилегающий к ней район во время марша ветеранов. Представляешь: шагают наши старички, тут же – президент, все члены правительства, иностранные гости, музыка, телетрансляция, мирные люди, дети, – и вдруг из-под земли валит густой ядовитый дым… Это ж надо было до такого додуматься! Фашистам – и тем бы на ум не пришло. А тут свои, русские…
      Дубинин скрипнул зубами, сжал тяжелый кулак.
      – Может, стоит уже сегодня захватить ангар? – спросил Роман.
      – Тогда эти выродки разбегутся, – возразил Дубинин. – Тот же сукин сын Маслов – что ты ему скажешь? Да он же знать ничего не знает, и вообще у него за спиной – крылышки… Нет, завтра решено брать и ангар, и бункер с заговорщиками одновременно, чтобы никто никого не успел предупредить. Под землю пойдут сразу две группы. Первая захватывает ангар и освобождает заложников, чьи трупы должны изображать мертвых террористов. Вторая блокирует бункер под Зубовским бульваром. Накроем всех сразу и завершим операцию. Чтоб все было шито-крыто. Сам понимаешь, что это такой мусор, который лучше из избы не выносить.
      – Непросто все это будет сделать так, чтобы заговорщики не успели предпринять контрмеры, – заметил Роман.
      – Непросто, – кивнул Дубинин. – К бункеру тайком очень трудно подобраться. Он расположен на глубине в сто метров, и там куча степеней защиты и оповещения. Но, во-первых, есть чертежи, во-вторых, группы поведут лучшие диггеры Москвы, которые знают под землей все ходы и выходы. И эти подземные бункеры видели не раз и знают, как до них незаметно дойти.
      – Диггеры – хорошая мысль, – одобрил Роман.
      – Хорошая, – согласился Дубинин.
      – А если не получится подойти по-тихому? Если бой затянется на дальних подступах и возникнет опасность выброса газа на поверхность?
      – Если бой затянется или нас раньше времени засекут, принято решение открыть подземные шлюзы и затопить к чертовой матери ангар со всем хозяйством. Правда, при этом погибнут заложники и, возможно, наши бойцы, но зато химическая угроза будет ликвидирована стопроцентно.
      – Не хотелось бы до этого доводить, – сказал Роман.
      – Не хотелось бы… – вздохнул Дубинин. – Ну что, по рюмашке – и поеду я домой. Надо хоть немного поспать.
      – Спи здесь, места хватает.
      – Не могу. Надо домой показаться. Жена обидится – третью ночь дома не ночую.
      Они выпили по последней, закурили.
      – Слышь, майор, у меня к тебе просьба есть…
      – Ну?
      – Хочу завтра пойти под землю в той группе, которая будет захватывать бункер.
      Дубинин помолчал, потом понимающе усмехнулся.
      – Сквитаться хочешь?
      – Хочу, – не стал хитрить Роман.
      – Думаешь, там он?
      – Он наверняка состоит в ближнем окружении, потому что знал о готовящемся перевороте. Значит, был человеком, пользующимся доверием у руководителей заговора. Думаю, его группа будет нести охрану бункера, когда там соберутся все заговорщики.
      – Может быть…
      – Так как, ты не против? Я же обузой не буду…
      – Не налазился ты под землей? Ну, Филипп пойдет, понятно, он молодой, ему интересно повоевать. А тебе-то чего неймется? Ребята там без тебя управятся, они свое дело знают.
      – Раз прошу – значит, надо. И Филиппа заодно подстрахую.
      – Как хочешь, – устало пожал плечами Дубинин. – Я не возражаю. Спецподготовка у тебя – на уровне, допуск для подобных операций есть. Думаю, и Слепцов будет не против.
      – Значит, договорились?
      – Договорились, что с тобой сделаешь? Завтра сообщу тебе время и место сбора.
      – Понял…
      – Только там без самодеятельности, – разом отрезвев, твердо сказал Дубинин. – Понимаешь, о чем я?
      – Понимаю.
      – Тогда все, до завтра. Засиделся…
      Роман проводил Дубинина до дверей, прибрал на кухне и сразу лег спать.
      Но, вопреки умению засыпать по первому требованию, долго не мог уснуть. То ли за день отоспался, то ли мысли не давали покоя…

      Катер медленно пришвартовался к высокой бетонной стене набережной Москвы-реки. Уже было совсем темно, и желтые отражения фонарей змеились на черной, маслянистой поверхности воды.
      Катер встал под сточное отверстие в стене. Диаметр отверстия был около полутора метров, и оно надежно перекрывалось толстой решеткой. Однако запирающий решетку замок открыли ключом, и с борта катера в отверстие один за другим быстро проникли тридцать человек, одетых в черную униформу и вооруженных спецавтоматами «Зубр» и «Кипарис», а также бесшумным оружием «АС».
      Это была группа захвата, посланная к подземному бункеру под Зубовским бульваром. Правда, чтобы добраться до бункера, нужно было пройти несколько километров по подземным ходам и тоннелям, спускаясь все глубже и глубже вниз. На это предполагалось затратить полтора-два часа.
      Где-то в районе Чистых прудов ушла под землю вторая группа, в задачу которой входили захват ангара и освобождение заложников. Она должна была выйти к своему объекту примерно в двенадцать сорок, поэтому, чтобы штурм начался одновременно в двух местах, его назначили на час ночи.
      Были еще две группы, третья и четвертая. В них входило по десять человек, и они должны были выйти к подземным шлюзам. Шлюзы эти почти не охранялись – за исключением электронных средств, которые для бывалых диверсантов не являлись существенной преградой, – и добраться до них было гораздо проще, чем до бункера или ангара. Поэтому численность посланных к ним групп была намного меньше двух первых, и выдвигались они на полчаса позже.
      Роман шел в первой группе.
      Два часа назад они собрались в неприметном портовом доке: генерал Слепцов, два полковника из управления, майор Дубинин, восемьдесят закаленных, надежных бойцов и два диггера в своем экзотическом снаряжении. Были приняты строжайшие меры секретности. Никаких штабов, никаких согласующих звонков по начальству.
      Генерал Слепцов, лично руководивший операцией, разъяснил задачу и указал направления ударов. Затем к делу приступили диггеры и, легко ориентируясь в секретных картах, где были обозначены все подземные сооружения столицы, – в том числе и те, которые имели гриф сверхсекретности, – показали, какими маршрутами следует двигаться, чтобы незаметно подобраться к нужным объектам. Парни, одного из которых звали Тимофей, а другого Илья, в предмете разбирались превосходно и могли бы сильно удивить чиновников из Генштаба и Министерства обороны.
      После этого окончательно уточнили время и сигналы готовности наземным координаторам. Слепцов счел нужным сообщить бойцам, идущим штурмовать ангар, что в случае провала ангар будет затоплен водой.
      Парни спокойно выслушали предупреждение, но ни один из них не выказал и тени неуверенности. Их тренировали много лет для выполнения подобных задач, за плечами у каждого из них были десятки успешных операций, поэтому к сообщению Слепцова они отнеслись как к дополнительной информации, не более.
      После этого группы разделились и двинулись к своим исходным точкам.
      Роман держался в середине группы. Так же, как все, он был одет в черный комбинезон, бронежилет и вооружен спецавтоматом «Кипарис». Рядом с ним шел Филипп. Бывший десантник смотрелся опытным воином и по виду ничуть не уступал спецназовцам. На лице у него отразилась большая радость при виде Романа, но ограничился Филипп только молчаливым рукопожатием. Проявления чувств на глазах суровых спецназовцев и начальства были совершенно неуместны. Но Филипп в отличие от спецназовцев знал, чья прямая заслуга в том, что заговор раскрыт и скоро будет ликвидирован, поэтому он нет-нет да и бросал на Романа восхищенный взгляд.
      Слепцов Роману только сухо кивнул, ничем не выделяя его из числа остальных. Старый служака не видел (или не хотел видеть) особой заслуги в том, что профессиональный разведчик выполнил свое задание. За это, в конце концов, он получает зарплату и льготы в своем ведомстве. Хорошо, что вообще не прогнал его с глаз долой, разрешил участвовать в операции. Чего же еще, каких других благодарностей?
      К удивлению Романа, генерал Слепцов облачился в униформу и пошел под землю вместе с ними. Наверное, хотел принять личное участие в задержании заговорщиков, многие из которых имели высокие должности. Дело было слишком ответственным, и Слепцов все хотел проконтролировать лично.
      Оба полковника и майор Дубинин остались наверху – осуществлять общую координацию действий. В том случае, если штурм ангара провалится и появится опасность выброса газа, они должны отдать команду третьей и четвертой группам открыть подземные шлюзы и затопить ангар.
      Шагая следом за Филиппом, Роман думал о том, что операция должна завершиться успешно. Ведь Сом и его люди «похоронили» его под землей, а больше никто, по их сведениям, не знает об акции. Значит, заговорщики чувствуют себя в безопасности, а уж тем более в подземном бункере, где им вообще ничто не грозит.
      Сегодня днем – как и накануне – была проведена грандиозная работа оперативниками службы наружной разведки. За каждым из заговорщиков было еще вчера установлено круглосуточное наблюдение, и все они «уходили вниз» под внимательным присмотром «невидимок». Таким образом, было установлено, что в бункере должно сейчас находиться не менее тридцати человек – практически все, кто вчера присутствовал на совещании.
      Но это была только верхушка айсберга. Каково общее число сторонников заговора, можно было только догадываться. Уже завтра начнется обширная работа по нейтрализации наиболее активных из них. Кто-то будет арестован, разжалован и отдан под суд – это среди офицерского состава. Кто-то, из числа гражданских чиновников и служащих, лишится своего поста. Большая часть, конечно же, останется на свободе и при своих чинах, ибо имя им – легион, но сам заговор будет уничтожен раз и навсегда – повторно таких масштабов работу уже некому будет осуществить.
      Но сначала требовалось отрубить заговору голову и вырвать у этой головы ядовитое жало.
      Группа медленно забиралась все глубже и глубже в подземное чрево столицы. Скоро сточный тоннель остался позади и начались бесконечные лабиринты ходов, в которых простой смертный заблудился бы в десять минут и вряд ли без посторонней помощи смог бы выбраться обратно.
      Группу вел Тимофей, то и дело совещаясь с капитаном Климовым, командиром отряда спецназа. Все остальные, в том числе и идущий в хвосте группы генерал Слепцов, беспрекословно подчинялись их указаниям. Слепцов пока не хотел давить авторитетом на людей, чья компетенция в области путешествий под Москвой была неизмеримо выше его скромных познаний, и молча двигался вслед за остальными.
      Это была нелегкая прогулка. Чем глубже забиралась группа, тем становилось жарче и теснее. Иногда шли в полный рост по широкому тоннелю – заброшенной шахте метрополитена. Иногда протискивались в незаметную дыру и ползли едва ли не на корточках по узкому пыльному проходу, в котором нога человека – диггеры не в счет – ступала последний раз несколько десятилетий назад.
      Порой то с одной стороны, то с другой пролетали с лязгом и грохотом поезда метро. Один раз они шли даже по решетчатому потолку шахты, а под их ногами летела крыша электропоезда.
      Но постепенно они уходили все глубже вниз. То по каким-то неведомым лестницам, то даже посредством грузового лифта они спускались по мере продвижения к Зубовскому бульвару все ниже и ниже.
      Тимофей вел группу очень уверенно. Невысокий, но плотный, с модной бородкой и пижонским хвостиком на затылке, под землей он был настоящим суперменом. Кстати, у него имелись свои карты подземных путей и сооружений. И похоже, эти карты ничем не уступали картам Минобороны – если не превосходили их.
      Вот группа остановилась. Они только что вошли в узкий прямоугольный тоннель, освещенный красными мигающими лампочками. Начались различные заслоны, которые без знания расположения и действия устройств преодолеть было невозможно.
      В этом тоннеле из стен мгновенно выдвигались стальные переборки, грозя либо раздавить нарушителя, либо закупорить его в герметичном отсеке до прихода охраны из ДОПССа.
      Но Тимофей открыл какую-то незаметную панель в стене, что-то там нажал – и смело двинулся вперед.
      «А может, – подумал Роман, – все уже давно вышло из строя, и эти страшилки о подземных ловушках существуют только в воображении обывателя?»
      Но в следующем тоннеле ему пришлось убедиться, что все в этом подземном царстве работает исправно, и еще как. Они двигались по большому гулкому тоннелю, имеющему наклон вниз градусов в тридцать. Тут было жарко до того, что с худощавого Романа пот тек в три ручья. Генерал Слепцов, тяжело дыша открытым ртом, пока держался, но выглядел неважно.
      Капитан Климов поднял сжатый кулак – приказ по цепочке остановиться.
      – Что там? – выйдя вперед, спросил Слепцов.
      – Лазерные лучи, – весело сказал Тимофей. – Стоит пересечь вон ту линию, – он указал рукой немного впереди себя на самый обычный бетонный пол, – и сожжет в уголек.
      Видимо, на лице Слепцова отразилось недоверие. Тимофей скомкал бумажный шарик и бросил перед собой. Из потолка ударил вниз ослепительный малиновый луч. Через мгновение он исчез. На полу вместо бумажного шарика лежала кучка пепла.
      – Как это выключить? – спросил Слепцов, более чем убежденный такой демонстрацией.
      – Сейчас, – улыбнулся Тимофей.
      Он достал из своего рюкзака зеркало размером с книгу и сложенную автомобильную антенну. Положив зеркало на пол отражающей стороной вверх, он раздвинул антенну и стал подвигать ею зеркало вперед.
      Когда зеркало дошло до роковой линии, из потолка ударил тот же малиновый луч и ушел наверх, не причинив зеркалу ни малейшего вреда.
      – Быстро! – сказал Тимофей. – Пока лазер глючит, у нас есть пятнадцать секунд!
      Видя, что отряд колеблется, он первым пробежал вперед, за линию страшного луча.
      – Быстрее!
      Отряд быстро перебежал за ним.
      – А если лазер подаст сигнал тревоги? – спросил Слепцов.
      – Он его и подал, когда я бросил шарик, – сказал Тимофей. – Но это не страшно. Тут бегают крысы, они часто попадают под луч. И наши, бывает, заходят, туристов водят… Обычно проверка не торопится. Они знают про крыс и про нас, так что опасаться нечего. Если луч ударил на секунду – они не обращают внимания. Тут таких устройств много, за всеми не набегаешься. Главное, чтобы луч не начал жечь долго, – тогда быстро прибегут.
      – Понятно, – кивнул Слепцов.
      Спецназовцы слушали Тимофея с большим вниманием и смотрели на него со все более растущим уважением.
      Тимофей тем временем снова залез в потайную панель на стене и открыл дверь тоннеля. Отряд продолжил движение.
      Им пришлось преодолеть еще несколько тоннелей с ловушками – все они в той или иной степени повторяли те, которые уже встречались, – и дважды спускаться в черные провалы шахт на веревках. Роман не пытался запоминать дорогу – даже для его тренированной памяти это было бессмысленное занятие, – а лишь машинально следовал за остальными, страхуя соседа при спуске или замирая на месте по команде капитана Климова. Впереди их ждала жаркая схватка, и нужно было беречь силы.
      – А старик-то молодец, – сказал ему шепотом Филипп во время короткого отдыха после двадцатиметрового спуска, указав взглядом на Слепцова.
      – Угу, – кивнул Роман, который предпочел бы, чтобы Слепцов находился подальше от него…
      В двадцать три минуты первого группа вышла к началу территории, на которой размещалась система подземных правительственных сооружений, построенных некогда советским руководством на случай ядерной войны.
      Тимофей довел группу до железной лесенки, идущей глубоко вниз, и остановился.
      – Вот там находится нужный вам бункер, – указал он рукой в мерцающую непонятными огоньками темноту. – Насколько я понял, дальше мне с вами лучше не ходить?
      – Да, дальше мы будем продвигаться сами, – суховато сказал Слепцов. – Спасибо за помощь.
      Он пожал руку Тимофею и, похоже, тут же забыл о нем, считая, что человек просто исполнил свой гражданский долг. Достаточно того, что он вообще ходит на свободе, зная оборонные секреты страны. Раньше его так бы законопатили – забыли бы, что такой вообще когда-то был. А то бы – и скорее всего – попросту пристрелили втихаря и закрыли дело на веки вечные. Теперь демократия – сам генерал ГРУ тебе руку жмет, вместо того чтобы взять за воротник.
      Группа бойцов, хлопая в знак благодарности Тимофея по плечу, по одному спускалась вниз по железной лестнице.
      – Хорошая работа, – сказал негромко Роман. – Спасибо, друг.
      – А че вы тут будете делать? – спросил Тимофей.
      – А вот этого тебе лучше не знать, – серьезно ответил Роман. – Уходи и не возвращайся.
      – Понял, не дурак, – кивнул Тимофей. – Удачи вам…
      Он повернулся и исчез в лабиринтах подземелья, видимо, сообразив, что лучше ему поскорее удалиться на безопасное расстояние. Группа до зубов вооруженных людей полтора часа лезет под землю не развлечения ради.
      Спустившись вниз, группа медленно двинулась вперед. У капитана Климова был подробный план подземного городка, и он, подсвечивая фонариком, заглядывал в план и указывал, куда идти.
      Территория городка освещалась слабо тлеющими огоньками там-сям. Роман видел вокруг многоэтажные жилые дома, многие из которых достигали пяти этажей в высоту. Были здесь больницы, детские сады, школы и другие социально-культурные объекты. Между ними были проложены дорожки, повсюду ровно тянулись фонарные столбы. Здесь могло жить несколько тысяч человек, не ощущая большого дискомфорта. Миллиарды народных денег были вбуханы в это тайное строительство, и партийные вожди с семьями, челядью и охраной отсиживались бы здесь, пока народ наверху выигрывал бы для них очередную кровопролитную войну, развязанную по их же вине.
      Ступая по чистым асфальтовым дорожкам, бойцы медленно продвигались вперед. У всех было странное чувство нереальности увиденного, словно этот мертвенно-тихий, погруженный в вечную тьму город снился им в каком-то затянувшемся кошмаре.
      Через десять минут группа остановилась.
      Обмениваясь условными знаками, бойцы сообщили друг другу, что строение, в котором находятся сейчас все заговорщики, – за ближайшим поворотом.
      Вперед бесшумно выдвинулись разведчики. Через пять минут они вернулись. В двухэтажном строении, условно названном Домом Советов, в самой большой комнате наверху, где был совещательный зал, во всех окнах горел свет.
      У входа в Дом Советов стояли двое вооруженных охранников. По периметру снаружи находились еще десять человек. Но было неизвестно, есть ли охрана внутри. Поэтому решили, что половина группы займется наружной охраной, другая половина войдет в здание и блокирует заговорщиков в совещательном зале.
      Роман и Филипп попали во вторую группу. Генерал Слепцов и капитан Климов оставались в арьергарде.
      Через восемь минут начинался штурм.
      Роман присел на корточки, привалился спиной к стене здания, прикрыл глаза. Примерно так же дожидались сигнала к началу штурма и остальные бойцы.
      – Товарищ капитан, – прошептал едва слышно Филипп. – А вам повышение будет?
      – Ага, – отозвался Роман. – Два раза.
      – А я бы вам Героя России дал.
      – Станешь президентом – дашь.
      – Обязательно, – серьезно пообещал Филипп.
      Роман улыбнулся. Нравился ему этот парень.
      Истекли последние минуты. Первая группа бойцов беззвучно двинулась к Дому Советов, окружая его со всех сторон.
      Роман передернул затвор и приготовился. Он знал, что тот, за кем он пришел, будет где-то внутри Дома Советов.
      Первая группа, уничтожив наружную охрану из бесшумного оружия, дала сигнал, что путь свободен. Роман вскочил и вместе с другими подбежал к Дому Советов.
      Убитые охранники лежали у дверей. Спецназовцы первой группы оцепили дом по периметру.
      Вторая группа по одному проникала в двери. Роман заскочил в просторный холл первого этажа пятым по счету и бросился по высоким ступенькам за остальными, в глубь здания.
      И тут же услышал впереди треск автоматных очередей. Охрана, находящаяся внутри, обнаружила в здании чужих и незамедлительно открыла огонь.
      Роман метнулся за угол, дал короткую очередь по темной тени в конце коридора.
      Судя по интенсивности огня, охрана в Доме Советов была изрядная. Часть спецназовцев осталась на первом этаже, вступив в плотный бой с охраной, вторая часть по лестнице стала подниматься на второй этаж, где находился зал совещаний.
      Роман двинулся на второй этаж, возглавив группу из семи человек..
      Там их встретили огнем четверо охранников, но были быстро уничтожены.
      Перепрыгнув трупы охранников – в знакомых черных комбинезонах, почти таких же, как у нападавших, только у охраны не было бронежилетов, – Роман подвинулся к коридору второго этажа, в конце которого была дверь в зал совещаний. Он осторожно выглянул в коридор – и пуля тут же ударила в стену рядом с его головой.
      Он отпрянул назад. В глубине коридора засели серьезные воины. Стреляли они отлично. Один из бойцов его группы получил две пули в бронежилет и со стоном свалился на пол. Второй был ранен в бедро.
      – Бросайте оружие! – крикнул Роман.
      – А ты нам его давал? – послышался чей-то знакомый голос.
      Краб! Ну, значит, и остальные здесь.
      – Не давал, так заберу! – отозвался Роман. – Сдавайтесь, здание окружено, все выходы блокированы. Сом, ты меня слышишь? Сопротивление бесполезно.
      – Ты, что ли, капитан? – заревел басище Сома. – Вылез, змей подколодный? Ну, возьми меня, попробуй! А то еще раз за ноги подвешу, и уж яйца точно вырежу!
      Громко заржали Краб и Рыжий. Им вторил бухающий, издевательский смех Сома.
      – Готовьте гранаты, – сказал Роман, немея от ненависти. – Они не сдадутся, будут отбиваться до последнего. Пойдем на прорыв…
      Еще раз предлагаю сдаться! – крикнул он.
      – Пошел ты на…! – заорал Краб.
      – Бросайте! – приказал своим бойцам Роман.
      В коридор полетели свето-шумовые гранаты «Факел». Коридор наполнился страшным, режущим уши грохотом и ослепительными вспышками.
      Надев защитные очки, Роман бросился в коридор. За ним ринулись остальные. В свете «Факелов», невыносимых для незащищенных глаз, Роман увидел сидящего в дверной нише человека с автоматом в руках. Человек зажимал глаза ладонями. Роман побежал дальше, указав на него кому-то из бойцов.
      Но далеко убежать ему не удалось. Из-за другой ниши выдвинулось дуло автомата, и Роман едва успел укрыться за выступ стены. Стреляющий был в защитных очках, но Роман сразу узнал его. Это был Краб, оскаливший зубы при виде его. Роман припал на колено, снизу дал по нему ответную очередь. Краб вскинул руки и упал на спину.
      Роман выскочил из-за выступа, бросился дальше. Вокруг гремел бой, его бойцы добивали противника.
      В коридоре с охранниками было покончено. Видимо, последние из них разбежались по боковым комнатам. В том числе и Сом, ради которого Роман полез в это подземелье. Решил поиграть в кошки-мышки?
      Ну ничего, я до тебя доберусь. Роман ударил ногой в одну из дверей. Она была заперта. Ударил во вторую. Заперта. Он бросился к третьей – и почти сразу увидел направленный ему в лицо ствол автомата. Сом стоял в дверях и уже нажимал на спуск. На лице его было написано торжествующее удовольствие. Он выиграл свой последний бой.
      И в этот миг Романа сбил с ног один из его бойцов, и пули, адресованные Роману, полетели в него. Падая, Роман извернулся и выпустил весь остаток обоймы в грудь Сома, который медленно завалился назад с выражением крайнего разочарования на лице.
      Роман вскочил и бросился к спасшему ему жизнь бойцу. Это был Филипп. В него попала единственная пуля из всей очереди, но попала она точно в висок. Он был уже мертв, и кровь, быстро пульсируя, вытекала на ковер темной струей.
      Роман медленно выпрямился, оглядел коридор. С сопротивлением было покончено. Его бойцы связывали оставшихся в живых охранников и усаживали вдоль стены. На полу лежало несколько трупов. Четыре чужих. И один свой. Филиппа.
      Роман вставил новую обойму в автомат, подбежал к двери в конце коридора, ударом ноги распахнул ее и влетел внутрь.
      И остановился на пороге, потрясенный увиденным.
      За длинными столами плечом к плечу сидели люди. Старые люди. Синеватый неоновый свет освещал их серые лица и костлявые руки. Они не двигались и не разговаривали, молча глядя на Романа.
      Его охватил ужас. Казалось, что это мертвецы сидят и смотрят на него пустыми глазницами.
      Вдруг какой-то человек бросился к нему, нарушив зловещую неподвижность фигур. Громко стукнул об пол опрокинутый стул.
      – Я хочу сделать заявление! – закричал он, останавливаясь перед Романом.
      Это был Маслов, будущий Председатель Президиума Верховного Совета.
      – Я хочу сделать заявление! – кричал он, сверкая очками. – Я был против газа! Я не соглашался… Это все мой тесть… И Петр Петрович Воронин! Это они! Я вообще был против! Я готов сотрудничать со следствием!
      – Гнида! – прорычал один из мертвецов, занимавших место во главе совещательного стола.
      – Защитите меня от них! – взвизгнул Маслов. – Это страшные люди! Я все расскажу! Уведите меня отсюда! Я не могу здесь находиться! У меня клаустрофобия. Я дам письменные показания. Обо всём. Обо всех…
      Позади него зашевелились с нарастающим гулом сидящие старцы. Как будто мертвецы вдруг начали оживать и подниматься из своих могил.
      – Молчать! – рявкнул Роман, чувствуя, что ему становится не по себе.
      Он поднял автомат и дал длинную очередь поверх голов собравшихся. Зазвенели стекла, посыпалась штукатурка. Маслов ахнул и присел на пол, закрывая голову руками.
      – Сволочи! Мало вам крови было?! – закричал Роман, обводя притихших заговорщиков. – Еще захотели? Когда вы ею напьетесь, упыри поганые!
      – Прекратить, капитан! – послышался резкий окрик подоспевшего Слепцова. – Это не входит в ваши полномочия.
      Роман обернул к нему искаженное лицо, закричал, тыча рукой в зал:
      – Да какие полномочия? Филипп, мальчишка совсем, погиб по их вине. Они же нас за людей не считают. И вас, и меня – всех. Их надо прямо здесь…
      – Немедленно покиньте помещение! – отчеканил Слепцов.
      Капитан Климов стоял за его спиной, сочувственно смотрел на Романа.
      Роман замолчал, глядя в требовательные, ждущие глаза генерала. Затем махнул рукой и вышел в коридор.
      – Делайте что хотите…
      – Я готов сделать заявление! – бросился к Слепцову Маслов. – Я изначально был против…
      – Разберемся! – оборвал его Слепцов. – Прошу всех оставаться на своих местах!
      Роман присел возле лежащего навзничь Филиппа, закрыл ему широко распахнутые глаза. Вспомнил, как эти глаза смеялись, глядя на него в зеркало заднего вида. А как обрадовался Филипп, услышав в трубке его голос!
      Никогда теперь не стать тебе президентом.
      А мне – Героем России.

      Роман, недавно проснувшись, лежал на диване, смотрел по телевизору дневные новости. Показывали в записи утренний парад на Красной площади.
      Умилительны были лица ветеранов. Четко отбивали шаг рослые, мускулистые парни. Грозно шла боевая техника. Страна праздновала свой великий праздник. Страна радовалась. Страна жила.
      Зазвонил домашний телефон. Роман поднял трубку.
      – С праздником, капитан, – услышал он голос Дубинина.
      – И тебя, майор.
      – Считай, подполковник.
      – Тогда тем более.
      Дубинин помолчал.
      – Послезавтра похороны. Придешь?
      – Обязательно.
      – Ладно тогда, увидимся. Отдыхай, – неловко попрощался Дубинин и положил трубку.
      Роман, не опуская трубку на рычаг, набрал номер домашнего телефона Лени. Пора было возвращаться к своей обычной жизни.
      – Ну что, мир спасен? – спросил Леня, явно пребывавший в прекрасном расположении духа.
      Он по определителю номера узнал, что звонит Роман, и сам подошел к телефону.
      – А то! – улыбнулся Роман. – С праздником тебя, Ленечка!
      – И тебя, родной!
      – Чем занимаешься?
      – Да вот, только с парада вернулись.
      – Ты на параде был?
      – На самой Красной площади!
      – Что это тебя туда занесло? Детство вспомнил?
      – Да, дочки попросили, пришлось сводить… И, чтоб ты знал, мой дед всю войну прошел. В Москве начал, в Берлине закончил. И не каким-нибудь шлимазлом, а капитаном артбатальона. Так вот!
      – То-то ты такой боевой. Весь в деда.
      – Ладно, не подлизывайся. Слушай внимательно, дважды повторять не буду, – понизил голос Леня. – Все прошло отлично! Ты – просто умничка. Хвалю.
      – Ну, и сколько? – поторопил его Роман.
      – У тебя на счету ровно шестьдесят семь тысяч евро, – почти прошептал Леня.
      – Ух ты! – обрадовался Роман. – Вот это – хорошая новость. Спасибо, дружище.
      – Не за что. Заработал.
      – А ты сколько поимел?
      – Ну, этого даже моя жена не знает. Ладно, после праздников созвонимся. Не пропадай, разведка.
      – После таких новостей – ни за что.
      – Ну все, будь здоров.
      – И тебе не хворать.
      Роман походил по квартире, раздумывая, как бы с умом потратить заработанный Леней капитал. Надо бы, наверное, махнуть на месяцок куда-нибудь подальше, в Таиланд, например, или в Индонезию. А то вообще на Гавайи – давно хотел побывать. А сегодня вечерком закатиться в казино, отвести душу после всего, что было… На миг перед глазами встало мертвое лицо Филиппа, но Роман усилием воли заставил себя о нем не думать. Это потом, будет еще время и место. А сейчас надо думать о себе. И о тех, кто еще жив. Иначе жизнь превратится в сплошную скорбь – и какой тогда в ней смысл?
      Ожил мобильный, подарок Вероники. Роман только недавно включил его – и вот поди ж ты… Он глянул на определитель, усмехнулся.
      – Да?
      – Негодяй! – сказала с придыханием Вероника. – Какой же ты негодяй!
      – Здравствуй, солнышко. Рад тебя слышать.
      – Прятался от меня, да, прятался?
      – Что ты, милая, и не думал.
      – А почему все телефоны выключил?
      – Я не выключил, я просто забыл их включить.
      – За дуру меня держишь?
      – Как можно? Ты мне, можно сказать, жизнь спасла. Кстати, половина выигрыша – твоя. Ты как насчет того, чтобы вечером развлечься?
      – С тобой?
      – А ты против? Найдем местечко потише…
      – Заманчиво, – промурлыкала Вероника. – И муж на три дня укатил в командировку.
      – Ну вот…
      – А до вечера терпеть обязательно?
      Роман усмехнулся, почесал живот.
      – В общем, можно и не терпеть…
      – Тогда я приеду через часок?
      – Буду ждать с нетерпением.
      – Лечу!
      Роман подошел к окну, посмотрел на ясное небо, потянулся всем телом и отправился в ванную – освежиться перед приездом любовницы.