Содержание железа составляло 81%, кальция - 2,8% и так далее вплоть до следов рубидия. Эти данные поставили нас в тупик: столь высокий процент содержания железа был нетипичен для шлаков железоплавильных производств (сейчас ясно, что анализу подвергся кусок крицы). Заключены были и некоторые предварительные договоренности с лабораториями институтов о возможности обеспечения экспедиции приборами, но время шло а приборов не было. Установили и связь с археологами. Владимир Праздников, заведующий сектором археологии Научно производственного центра по охране памятников истории и культуры выразил желание помочь в столь необычном деле.
      Зимой пришлось пережить неприятнейший момент - Сергей Смирнов, зайдя как-то вечером, обмолвился в беседе:
      - Урявин что-то у нас скуксился.
      - Что, заболел? - спросил я, не подозревая ничего особенного.
      - Да. Как бы и плохо не было.
      - А что такое?
      - Так что после "кратера" скрутило его.
      - То есть. - Я не находил что сказать. - Ты думаешь.
      - А что тут думать? - Сергей за словами в карман не лез. Бледный как тень. И с каждым днем все бледней. Ни он сам, ни его друзья врачи причины болезни найти не могут. Он хочет встретиться с тобой.
      Меня бросило в озноб. Мысли прыгали, в голове путались. И среди них крутилась одна: зазвал парня, заманил, что теперь?
      - Но послушай, я ведь в этом кратере крутился в целом шесть дней. Я наконец-то начал соображать - Затем Колотиев был там четыре дня. Да и ты столько же, сколько и Урявин - два, и ни с кем ничего.
      Созвонившись с Владимиром, мы договорились с ним встретиться в баре, чтобы разговором не привлекать внимания домашних.
      Необычайно бледный, выглядел он действительно плохо. Никаких претензий ко мне у него, конечно, не было. Но он не исключал возможной связи между сорокаминутным пребыванием в "столбе" и ухудшением самочувствия. Это было мнение врача, и к нему следовало прислушаться.
      - Но в последнюю экспедицию мы в "кратере" никаких свечении не видели, да и пленки остались чистыми, - заметил я - Исходя из этого следует допустить, что свечения, если они есть, по каким-то причинам возникают и исчезают. Следовательно, мы не можем точно утверждать, что если в тот раз свечение наблюдалось ночью, то оно непременно было и днем.
      - Согласен.
      - Потом, у меня есть и соображения иного характера. Если тебе интересно.
      - Давай - Владимир расправлялся с курицей.
      - Ты заболел. Чем-то непонятным. Допустим, причина - не "кратер". Что это может быть за причина? Чтобы ответить на этот вопрос нужно спросить: чем ты отличаешься от нас? Ты знаешь, чем ты лечишь: руками. Не надо объяснять, что нахвататься чужих болячек таким образом можно легко.
      - Не исключено. Но это моя работа, и я заинтересован в том, чтобы следить за собой.
      - Затем, при таком способе лечения можно быстро "сесть", потеряв собственную энергию, что и происходит со многими сенсами.
      - Это тоже не исключено.
      - В зоне было шесть человек, но плохо тебе одному. Возможно, ты просто вымотался со своей работой, и тебе нужно как следует отдохнуть.
      - Да, отдохнуть бы не мешало. Может, ты и прав. Здесь, конечно же, пока ничего нельзя утверждать наверняка - мы слишком мало знаем. Но на людей зона влияет: наше самочувствие изменилось при входе в нее. У Козлова давление упало так, что он не смог выполнять тяжелую работу. Пока нельзя отрицать двух вещей: первое - мне стало плохо в "кратере", и второе - общее ухудшение самочувствия наступило после экспедиции. Возможно это - следствие того о чем говоришь ты, случайное совпадение. Но нельзя исключать и наличия прямой связи. А место это очень интересное, и заниматься им стоит.
      При таком положении дел нечего было и думать о привлечении Владимира в новую экспедицию для продолжения программы медицинских исследований. Но, ввиду создавшейся ситуации, именно эту программу и следовало делать в первую очередь. Как?
      Экспедиция, с величайшим надрывом подготовлявшаяся вот уже десятый месяц, все больше и больше шла к срыву. В мае в институтах началась ежегодная горячка, разговор о возможности предоставления приборов вежливо сводился к просьбам "войти в положение" и "подождать до осени". Сотрудники киностудии, куда мы обратились с предложением заснять совместный фильм о нашей работе, назвали астрономическую для нас цифру стоимости одной минуты фильма, их не интересовала возможность снять "живьем" материал который не исключено, мог быть и сенсационным. Приближалось лето. Люди готовились к отпускам. Сроки поджимали. В июле косари снова должны были занять домик. Все рушилось.
      Но самой большой неожиданностью было то, что на очередном собрании нашей Группы по организации экспедиции № 5 ожидавшейся мною битвы за право участвовать в экспедиции не состоялось. Люди выслушали рассказ о трудностях, одобрили задуманные программы и записываться в участники не стали. Это был удар. Позднее я понял, что причин для этого могло быть три. Первая - из ста человек, состоявших в Группе, исследователей было мало, основная часть людей была не прочь послушать о приключениях - и всего лишь другая часть была не прочь съездить куда-нибудь на выходные, чтобы совершить пару-другую научных открытий, но когда речь шла о необходимости трудиться в поте лица, возможно - годами... Вторая причина - люди были напуганы сообщениями о предполагаемых АЯ, зарывшись в решение чисто практических вопросов, я не мог представить, в какие дебри страхов могут уходить в одиночку и мелкими группами люди, имеющие прорву свободного времени, которое они заполняли фантазиями, почерпнутыми из наводнившего печатный рынок бреда фанатиков от уфологии, отталкиваясь от "фактов" - виденного нами "корабля пришельцев" и наличия мощного, отклонявшего своим электромагнитным полем стрелки компасов "радиопередатчика на подземной базе гуманоидов".
      Третья причина - безмерно распухшие слухи о "каком-то враче, который после экспедиции чуть не умер этой зимой".
      Все мы шли к одному и тому же с разной степенью накала. Конечно, имелись люди, на которых можно было положиться, но по объективным причинам часть из них в указанный срок работать в зоне действительно не могла.
      Выношенный в течение десяти месяцев детальнейший план проведения экспедиции в июне месяце рухнул. Недруги торжествующе переглядывались.
      3
      Работа могла продолжаться лишь при одном условии: не опускать руки. Помощи со стороны ждать было неоткуда, и, чтобы хоть что-то успеть за второй полевой сезон, нужно было жать. Из последних сил. Каждый день был подчинен этой мысли. Встав на дорогу, следовало идти по ней до конца.
      14 июля, как только появилась возможность, несмотря на неблагоприятное время, небольшая экспедиция из трех человек отправилась в дорогу. Моими спутниками были археолог Владимир Праздников и физик Олег Рукавишников. Задачи экспедиция имела скромные и потому - выполнимые. Их насчитывалось всего три. Первая - определение археологической ценности места будущих раскопок. Вторая - продолжение переговоров с руководством зоны о возможности проведения раскопок. Третья - проверка сохранности оставленного на чердаке избушки оборудования.
      Размеры шлаковой кучи произвели на археолога впечатление - такого видеть ему еще не доводилось. Массу кучи можно было оценить в 4000 тонн. Причем рядом находилась еще одна такая же.
      Впервые в жизни я увидел операцию вскрытия тела Земли археологом. Отличие от хирургического вскрытия состояло лишь в том, что вместо скальпеля была лопата. Возможность "смертельного исхода" для "пациента" - исторической истины - не исключалась и здесь.
      - Сопла, безусловно, поздние, - сказал Владимир. - Вероятно, это XVIII век. Но сколько лет куче - трудно определить. Ее могли начать наваливать и на рубеже первого и второго тысячелетий. Более точную датировку можно будет сделать по фрагментам керамики, которые здесь должны быть, особенно - по горлышкам сосудов.
      - Представляет ли это место для вас как археолога ценность?
      - Ценны, конечно, любые места, где жил человек. Но мы не будем здесь работать. Осарки - ваши.
      - Если мы и будем здесь что-либо вскрывать, то лишь ямы, где и до нас уже все перерыли. Тем не менее мы обещаем работать осторожно, и, поверьте, если встретится что-нибудь интересное для вас... А что вы можете сказать об этой яме? - я показал на "кратер".
      - Определенно - ничего. Она может быть чем угодно. Если здесь стояла какая-нибудь постройка, то это - остатки подполья, канава могла служить для отвода воды из-под постройки. Можно допустить, что здесь стояла большая домница и канава - остатки канала для шлаковыпуска. Возможно, домницы располагались вокруг ямы.
      - На небольшой глубине под дном "кратера" прощупывается как бы слой дерева. Можно ли допустить, что яма - остатки домницы земляночного типа?
      - Может быть. Но ответы на все вопросы вы получите, лишь проведя раскопки...
      Ночной визит
      Он смотрел в сторону шоссе. Прожекторы больше не метались по кустам, они замерли, скрестившись на том самом мраморном обелиске, и в ярком голубом тумане Рэдрик отчетливо увидел согнутую черную фигуру, бредущую среди крестов. Фигура эта двигалась как бы вслепую... вытянув вперед длинные руки с растопыренными пальцами. А. и Б. Стругацкие. "Пикник на обочине".
      1
      Лето кончилось. Наступила осень - время наших атак на институты. Получалось далеко не все, но получалось: упорство и время делали свое дело.
      Большую роль сыграла и проведенная нашей Группой в Ярославле Рыбинске и Костроме выставка по проблемам АЯ. В Группе было уже 300 человек, соответственно выросло и количество специалистов, в том числе - и желающих работать на существующих условиях. Мы активно выступали в местной и центральной печати, на радио и телевидении. Отношение к нам менялось. Не все ученые поддерживали наши идеи и подходы, но то, чем мы занимались, было интересно почти всем.
      Специалисты зональной межведомственной лаборатории физики твердого тела кафедры физики Политехнического института начали работу с образцами шлака, заинтересовавшего их до такой степени, что по их просьбе мы в качестве аналогов предоставили им образцы разных шлаков, включая и шлак с Череповецких металлургических заводов; археологами был предоставлен шлак XIV века. На выставке я познакомился с гидрогеологом Виктором Малышевым, который активно включился в нашу работу. Для экспедиций он предложил дозиметры и буссоль. Председатель астросекции Анатолий Огнев предоставил в наше распоряжение армейский миноискатель, спальники и надувную лодку. Владимир Гаврилов, главный геодезист Верхне-Волжского треста инженерно-строительных изысканий - организации, входящей в состав ЯроВАГО и фактически содержащей его на свои средства, - передал нам для работы в экспедиции металлоискатель и любопытный прибор ТПК-1 - трассоискатель подземных коммуникаций; этот прибор заменял собою два, поскольку мог работать как в пассивном режиме, пеленгуя источники радиоизлучения, так и в активном - позволяя обнаруживать и пеленговать под землей металлические предметы.
      Для проведения программы по определению качества прохождения в зоне радиоволн мы подготовили приемники, для ночного фотографирования фотоаппаратуру, вспышки и термитные шашки, вновь шла подготовка к бурению, готовилась масса "мелочей", без которых никак не обойтись: хронометры, секундомеры, биорамки, компасы, бинокли. Все это добро свозилось ко мне, и в углу комнаты вырастала куча, глядя на которую я начинал сомневаться, утащим ли мы ее... Ведь мы готовились ехать не менее чем на неделю и осенью, а это означало, что нужно было брать с собой большое количество продуктов и теплую одежду.
      Еще летом мы получили разрешение на проведение раскопок от землепользователя, а это означало, что, имея разрешение от руководства зоны и археологов, мы могли начинать раскопки - в кучу складывались и лопаты. Туда же шли топоры, пилы, гвозди, веревки, фонари.
      Работать планировалось двумя группами, одна из них должна была сменить другую. Количество участников экспедиции было достаточным. На собраниях обговаривались последние детали. Вопросы решались быстро. Мы все были захвачены этим вихрем приготовлений, удачи, атмосферы деловитости. Долгое ожидание подходило к концу. Задуманное и вымученное сбывалось.
      Впрочем, нравилось это далеко не всем. Рассказывая о наших успехах в деле подготовки экспедиции одному из деятелей ВАГО, любившему дозировать меру своего к нам благоволения и заботившемуся о том, чтобы содеянное им для нас было у всех на виду, я заметил, что лицо его медленно мрачнело, теряя отпускной кайф. Вероятно, наша бурная деятельность в то время, когда всем положено отдыхать, расценивалась как антизаконная, ведь мы обходились без благодетелей.
      Но размышлять над этим было некогда: куча вещей в углу комнаты таяла - их развозили и растаскивали по Ярославлю, увязывали, упаковывали, рассовывали по рюкзакам.
      2
      21 сентября первая группа выехала для работы Не все шло гладко: вместо пятерых нас было трое - Игорь Мельников, Олег Рукавишников и я.
      По прибытии на место мне пришлось приложить усилия, чтобы раздобыть трактор с тележкой: нечего было и думать протащить втроем имущество через последние восемь километров по залитой дождями дороге.
      Впрочем, трактору тоже было нелегкою Дорога местами напоминала реку, ухабы были страшные. Несколько раз трактор застревал в грязи. Время шло, короткий осенний день близился к концу, а мы все тащились и тащились. Наконец, к вечеру телега увязла так, что вытащить ее уж никак было невозможно. До избушки оставалось меньше километра. Телегу отцепили, трактор проехал вперед и тоже застрял. Намертво. Нужно было помогать трактористу. Уже в темноте постоянно увязающая и сползающая с дороги в болото машина кое-как развернулась и, с грехом пополам пройдя рядом с телегой, отправилась в обратный путь. Вскоре грохот мотора и свет фар скрылись в лесу.
      Мы принялись перетаскивать вещи. Около двенадцати ночи, грязные, мокрые и голодные, мы разместились в избушке, растопив печь остатками дров. Дорога заняла семнадцать часов.
      3
      Проклятый шлак глушил все. Приборы безнадежно фонили. Нечего было и надеяться среди этих шлаковых завалов с высоким содержанием железа определить местонахождение трубы или "каленых стрел", даже если они были металлическими. Промучившись с этим до обеда, мы решили поработать приборами на Северном и Восточном озерах - где-то там, по легенде, лежал "неисправный корабль". В избушке остался Олег, а мы с Игорем, нагрузившись, двинулись в путь.
      Шел дождь. Разубедить Игоря не удалось, и мы, соблазнившись коротким путем, стояли перед знаменитой канавкой, не зная, как одолеть ее. Зря потеряв время, отправились в обход. Беседа шла неспешная. Я пересказывал истории Гусева, привязывая их к местности, мой спутник говорил о себе. Человек он был очень интересный. Еще до службы в армии он знал, что получит там тяжелейшую травму головы. Так все и случилось. Скончавшись на операционном столе, Игорь, а точнее то, что принято называть душой, в этом новом своем качестве разглядывал со стороны свое мертвое тело, слушая разговоры хирургов. Боли исчезли. Его новое, "эфирное" тело парило, с легкостью подчиняясь мысли. Смерти не было, а он стал свободен как никогда, хотелось улететь из этого тягостного, болезненного материального мира. Он уже отправился туда, куда манил его таинственный зов, но вспомнил о матери и решил не огорчать ее своей смертью. К ужасу и удивлению врачей труп зашевелился - душа Игоря вернулась в истерзанное тело. С той поры много раз Игорь поражал друзей и близких своими новыми, экстрасенсорными способностями, приобретенными в экспедиции "на тот свет".
      Дорога была сильно затоплена. Когда мы подошли к озерам, пробраться к ним оказалось тяжело: тысячи тонн воды, упавшей с неба на болото, буквально задавили его, торчали лишь верхушки кочек, мох оказался не в состоянии всплыть. Идти приходилось осторожно, так как легко можно было попасть в "окно".
      Дождь, холод, сырость, хмарь и тишина. Ничего не изменилось здесь за год, даже погода. А может, ничего и не менялось? Может, в этом забытом Богом уголке с самого сотворения мира все длится и длится этот серый, безрадостный денек? Как там в Библии? "Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою". Не совсем то, но близко.
      И здесь приборы - "по нулям". Конечно, мы делали эти замеры больше для очистки совести, честно пытаясь в толстенном слое органики нащупать массивный "корабль" (если он был металлическим). "Корабля", вероятней всего, не было. Но мы имели и результат: если допустить, что "корабль" все-таки находился где-то под нами, то данные приборы для его обнаружения были непригодны.
      Озера плоско простирались на плоском пейзаже. Все было гладко как на ладони. От картины веяло какой-то вымученной простотой - так пишут художники с бедной фантазией.
      Озера предстояло обойти. Ходить по болотам в одиночку нельзя, и уговор об этом был серьезнейший. Но в нашей группе не хватало двоих, день шел к концу, время нужно было экономить, а случиться здесь ничего не могло - все находилось на расстоянии прямой видимости. Воспользовавшись красноречием и правами начальника экспедиции, я уговорил Игоря провести две работы одновременно и поодиночке: ему - закончить работу с приборами, а мне обойти озера. Тот с неохотой согласился.
      Я отправился в путь с коленами щупа в руках. Мох колыхался под ногами, они вязли, словно в тесте. Уже через триста метров идти стало как-то утомительно. Холод не чувствовался, наоборот, стало жарко. Жару прибавилось, когда я подошел к северной оконечности Северного озера: здесь было много "окон". Нащупывая дорогу, приходилось постоянно возвращаться. Наконец я прошел на место предполагаемого вывала леса. Подо мхом лежали деревья, но нельзя было сказать, что их здесь лежало больше, чем в других местах. Имелась ли система в их ориентации - неизвестно, это можно было определить, лишь измерив ориентацию сотен стволов, но в мои задачи это сейчас не входило - мне достаточно было составить общее представление о районе работы.
      Время от времени я свинчивал колена щупа и с легкостью протыкал им мох, нанося глубины на карту. Работа шла, на холод, несмотря на шедший временами снег, жаловаться не приходилось, а жажду я утолял клюквой, в изобилии красневшей на кочках. Пройдя по северному берегу, я повернул на западный, начав приближаться к Игорю, но уже по другой стороне озера. Здесь было все то же самое: расстояние до дна 4,5 метра, пружинистый полузатопленный мох и кислая клюква. Встречались экскременты лосей, а в одном месте потрудился и "дядя Миша".
      Южный берег озера, где, как рассказывал Гусев, после образования этого озера "в одну ночь" был когда-то песчаный вал, выглядел так же плоско, как и остальные.
      Ярославская, Вологодская и Тверская области с послевоенных лет поражены одним страшным рукодельным недугом: безмерно поднявшимся уровнем грунтовых вод после затопления Рыбинского водохранилища. В Ярославле, отстоящем от водохранилища на 80 километров, по этой причине разрушаются фундаменты старинных построек.
      Здесь, где мы находились, был поднят и уровень воды вообще. Поэтому, не исключено, песчаный вал мог скрываться подо мхом, всплывшим над старыми берегами озера при увеличении его глубины. Действительно, в том самом месте, на которое указывал нам Гусев, дно начало приближаться к поверхности! Вот вместо четырех с половиной метров - четыре... три с половиной... три! И это - после обильных осенних дождей.
      Я находился уже в районе протоки, выходившей из Северного озера в Восточное. Продвигаясь в этом направлении, я продолжал мерить дно. Вот я прошел над наивысшей точкой подводного холма. Глубина вновь увеличивается: 3,5 - 4,0 5,0 - 5,5 - щупа больше не хватает. Что там дальше - уже известно, ведь мы бурили на Восточном озере в прошлом году, там до дна 9 метров. Резкий перепад уровней!
      Мы с Игорем стояли по разные стороны протоки, расстояние между нами было метра четыре. Мы поговорили, поделившись новостями. Ему, правда, ничего интересного намерить не удалось, но все-таки результаты есть!
      Перемахнуть бы через протоку да идти "домой". Но как? Было видно, что какой-то крупный зверь недавно переплывал в этом месте, да ведь я-то не зверь... Собственно, между нами и дорогой было совсем немного: достаточно было каждому по своей стороне пройти вдоль небольшого Восточного озера и одолеть какие-нибудь сто метров болота. Возвращаться обратно, в обход Северного озера, мне не хотелось - устал я уже изрядно.
      - Игорь, выходи осторожно на дорогу и жди меня там, я пройду этой стороной.
      Мы расстались, и как оказалось, довольно надолго.
      Я продвигался к дороге. Болото здесь было затоплено очень сильно. Вода вытекала из переполненных озер, двигаясь между ними и дорогой; этот поток, текший подо мхом и над ним, находился как раз на моем пути. Я прошел сколь было можно, но пришлось возвратиться - вода доходила почти до колен. Еще попытка, и вновь неудачно. Пройдя чуть правее, я снова пошел по качающимся кочкам. Слишком глубоко. Еще попытка. Пройти удается дальше, но там опять сплошная вода. Черт побери! Обхожу еще правее и вновь пытаюсь прорваться. Вода затекает в сапог. Назад!
      Усталость давала о себе знать. Хождение по мхам было чем-то сродни хождению по глубокой грязи: и там и здесь приходилось бороться не столько с расстоянием, сколько с самим собой: сначала ты проваливаешься под собственным весом, затем выдираешь ногу, чтобы ею же вновь провалиться, пока выдираешь другую... Но, в отличие от грязи, здесь можно было провалиться значительно глубже. Шел дождь. Капли как песок сыпались на промокшую фуфайку.
      - Игорь, ты где?
      - Здесь, на дороге...
      Голос сквозь лес доносился слабо. Я вновь принялся штурмовать болото. Проходил вперед, возвращался, продвигался чуть дальше, снова шел вперед и снова возвращался.
      - Игорь!..
      Молчание. Я свищу что есть силы, и до меня долетает слабый ответный свист. Направление верное. Должен же здесь быть проход. Вперед! Озер давно уже не видно. Кругом - кочки, вода и чахлые деревья. Вперед - назад, вперед назад. Как челнок. Сколько уже раз? И в каждой попытке рвусь из последних сил, думая, что пройду...
      - Игорь!..
      Снова молчание. Свищу и жду ответа. Его нет. Дождь падает на воду с тихим плотным шумом. Холодно. Руки замерзли от железа. Граненый наконечник щупа ослепительно блестит в сером воздухе. Надо идти. Вперед - назад - дальше, вперед - назад - дальше.
      - И-и-го-орь!
      Глухая тишина. Что-то не так, что-то безнадежно изменилось, но что? Спросить не у кого. Небо серое, по солнцу не сориентируешься. Но ничего, это все сейчас узнаем. Озера - к северу от избушки. Значит мне надо сейчас идти на юг. Вынимаю компас. Что за черт?! Может колена щупа виноваты? Бросаю их и отхожу дальше. Да, я вместо юга иду на север! Какое-то время мне кажется, что все это происходит во сне. Этого просто не может быть, ведь я всегда уверенно ориентировался даже в незнакомом лесу. Или и сейчас, как в первую экспедицию, стороны света здесь поменялись местами? Так куда же идти?
      Вдалеке сквозь редкие деревья просвечивало пустое пространство. Может, поле? Твердая земля. Необходимо пробраться к этой поляне. Вот деревья кончились, и я оказываюсь на берегу озера. На том месте откуда ушел час назад.
      - Игорь! - кричу я и слышу его ответ. Что теперь делать? Неужели тащиться в обход? Вымотался я уже основательно. До дороги - сто метров. Неужели не пройду? Если идти в обход - стемнеет. Надо попытаться одолеть эти проклятые сто метров. Пробиваться любым способом, и все тут!
      Вновь иду по кочкам и вновь возвращаюсь. Еще попытка, еще, еще. Нет, здесь не пройти. Еще попытка. По прямой идти не удается, но прохожу далеко. Вон в том месте пройти можно было бы дальше. Вновь возвращаюсь. И снова иду вперед. От кочки к кочке, цепляясь за деревья. Вода почти скрывает сапоги. Теперь между кочками я бросаю пучок полутораметровых колен щупа и, опираясь на колено с ручками и наконечником, переправляюсь все дальше, отклоняясь то вправо, то влево. Расстояние между кочками увеличилось настолько, что длины колен уже не хватает. Что делать? Идти напропалую, и пусть вода льется в сапоги? Нет, это не пойдет, сапоги лучше сохранить сухими, иначе и простудиться недолго. Подумав, я стащил сапоги и носки, подвернул повыше брюки и вошел в воду.
      В конце сентября купаться мне еще не доводилось. Держа в руках сапоги и колена щупа, я шел все дальше и дальше, при возможности выбираясь на кочки. Нужно было спешить - ноги немели от холода. Наконец они онемели до такой степени, что я, ничего не почувствовав, запнулся за что-то, едва не свалившись при этом. Пытаясь удержать равновесие, я, двигаясь, как на ходулях, отклонился в сторону и стал медленно проваливаться. Пучок колен выставленных мною для опоры тоже уходил во что-то мягкое. Назад! Где кочка? С грехом пополам я выбрался на мох. Нога была слегка рассечена, но боли не чувствовалось. Обувшись, я ощутил спасительное тепло.
      Усталость и постоянное ожидание опасности взяли свое - я присел на корточки и, держась за деревце, отдыхал. Смеркалось. Дождь продолжал сеять. Я был мокрый с головы до пят. На месте из которого я только что выбрался, булькали и лопались пузыри, вынося на поверхность какую-то грязь. Внезапно вода вздулась жирным мутным нарывом, и целый поток газа вырвался из недр болота, каскады его следовали один за другим, и я, сидя на кочке, чувствовал как она дрожала, отзываясь на какие то движения в болотной жиже. Наконец бормотание стихло.
      Этот небольшой спектакль и краткий отдых позволили мне очнуться от захватившего меня чада покорения болот и преодоления пространств и взглянуть на происходящее реалистически. Представившаяся картина была более чем странной: один одинешенек и в полной тишине я сидел под дождем на кочке посреди болота. Пути вперед не было. А возвращаться назад... И это ж надо взрослому человеку покинуть город, теплую комнату и уютное кресло и запороться в эту дичь и глушь.
      Дура-ак, ох дурак.
      - Игорь, ты где?
      - Здесь, - Голос звучал совсем рядом.
      - Я попытаюсь все-таки пройти через это место.
      Сняв с пояса топорик я срубил деревце и уронил его к следующей кочке. По стволу, опираясь на щуп, я прошел дальше и перетащил к себе дерево. Постепенно мне удалось приблизиться к дороге. Дальше пути действительно не было: семиметровый быстрый поток холодной и глубокой черно-коричневой воды сильно и бесшумно выходил из озер и болота, двигаясь вдоль дороги. Игорь стоял напротив меня.
      - Кидай топор, - крикнул он.
      Прицелившись, чтоб не задеть за редкие деревья, я метнул ему топорик. Выбрав подходящее дерево, Игорь принялся за работу. Честно говоря, меня очень сильно интересовал ее исход: если это высокое дерево упадет мимо, то как мне до него добраться? а если оно упадет прямо на меня. Кочка длиной и шириной в полметра с торчавшим из нее деревцем, прямо скажем, предоставляла не так уж много пространства для совершения спасительного маневра.
      Размышления были прерваны треском падавшего дерева. Игорь, упершись в него, пытался направить ствол как нужно. Ощерившаяся мокрыми прутьями вершина с шумом шла на меня. Занятый вычислением ее возможной траектории, я лишь краем глаза видел, как падавшее дерево, кажется, подцепило Игоря веткой и швырнуло его в черную воду.
      4
      "По сути дела, много ли человеку надо для счастья?" - размышлял я полтора часа спустя, лежа в домике на соломе. Здесь было относительно тепло. Печь горела, одежда была развешана для просушки. Мы переоделись во все сухое, поели горячей пищи, а перед тем - для профилактики - изволили откушать по сту граммчиков ее, родимой. Да-а, если бы я сейчас дома валялся на куче сена при десяти градусах тепла и свечном освещении, счастлив бы я не был.
      Темнота наступила быстро. Первый день работы подходил к концу. Отдохнув, мы долго беседовали, строя планы на завтрашний день. Заглянуть с помощью приборов под землю не удалось. Нас это не обескуражило. Всякая наука имеет свой предмет изучения и свой подход к изучению этого предмета, то есть теоретические и практические методы работы. В "устоявшихся" науках все это отработано вплоть до мелочей. Наука об аномальном имела и "предмет", и "подходы", но она оставалась молодой. Никто еще не мог нам точно сказать, как и чем работать, тем более - в таком месте, где оказались сваленными в одну кучу фольклор, археология, геофизика, медицина, геология, метеоритика, гидрогеология, аномальные атмосферные явления. Совсем этим надлежало разобраться. Что-то должно было отпасть, что-то - прибавиться И точно определить заранее природу аномалии, если она есть: назвать прибор для ее выявления было сложно. Здесь следовало действовать и методом проб Сейчас было ясно что заглянуть под землю с помощью приборов в принципе можно, но для этого необходимо убрать слой шлака. Этот вывод был важным для нас результатом.
      Желание начать раскопки было большим и разрешения на их проведение имелись, но мы решили отложить это до следующего года. До сих пор не был зарегистрирован рельеф осарков, не были сняты их физико-химические характеристики. К тому же народу было мало, а погода - дрянь. Но работы и без раскопок хватало.
      Время шло к полуночи, пора было спать. За окнами в сплошном мраке лил дождь. Заперев дверь на проволочный крючок, мы легли поближе к печке. Олег с Игорем на нарах, я - на кровати. День был тяжкий, и разговоры постепенно стихли. Дрема начала овладевать нами. Болотные приключения еще крутились в моей голове, но все медленней и медленней. "А Игорь-то молоде-е-ец, - гусеницей проползла мысль - Меня вытащил и хоть я виноват ничего не сказал. Да-а-а".
      Неожиданно мощный удар сотряс дом, обрушившись снаружи сверху на стену, у которой мы лежали. Мокрые бревна избушки будто бы сжались от этого удара и в следующее мгновение, спружинив, подбросили домик вверх вместе с нами и нашими кроватями.
      Что это?!
      Мы замерли. Медленные сполохи пламени в печи бросали тусклые красные отсветы на стены и окна. Времени было 23.45. А ведь нас с улицы может быть видно подумал я. Кто гам? Медведь? Если медведь пролезет через большой проем в срубе под пол и встанет на задние лапы, Доски пола не приколочены. Нам его не одолеть. Да и дверь едва держится. Минуты медленно текли. Не-ет, это не медведь -тому так сильно не вдарить. Но что это?