- Что это?
      - На водчонку. Это там твой старик лежит? Я видел ты стоял рядом с ним.
      - Мой отец.
      - Тогда тебе стоит раскошелиться.
      Я даю ему пятерку.
      - Уважил. Я здесь работаю, мою, одеваю мертвяков. А твоего старика пытали. На его теле следы от утюга...
      - Врешь...
      - Я говорю тебе, я здесь работаю и поэтому все знаю. Ни в какой аварии он не был. Просто замучили, сердце не выдержало.
      - Можешь показать?
      - Дашь еще на полбанки, покажу.
      - Дам, даже на две.
      Теперь протягиваю ему десятку.
      - Пошли.
      Он подводит опять меня к телу отца и откидывает сбоку простынь. На груди ровный матовый след подошвы утюга. Теперь я замечаю распухшие, совершенно синие от кровоподтеков, нелепо торчащие пальцы.
      - А это что?
      - Пальцы были сломаны и вывернуты на изнанку, мне пришлось их вправлять.
      - Когда его привезли?
      - Вчера вечером. Ты парень, давай, уходи быстрей. Врач придет, мне попадет.
      - Кто же это его?
      - Иди, иди.
      - Если вы мне сообщите все полностью и подробно, Константин Ильич, то я действительно продам вам орден Победы.
      - А вы вообще знали, что вашего отца убили?
      - Знал.
      - Хорошо. Я расскажу вам одну историю. Когда ваш отец продал мне палаш и кортик адмирала Бутягина, я сумел заинтересовать этими вещами одного человека. Он сразу вцепился в оружие и пытался узнать, как оно попало ко мне. Обычно мы все, коллекционеры, сохраняем в тайне своих клиентов, поставщиков антиквариата, но... своих конкурентов мы знаем и нескрываем этого. Тем более у нас есть свой клуб, где всегда можно сделать обмен или выгодную сделку. Кстати, почему вы там не бываете, Василь Денисович?
      - Некогда.
      - А жаль. Так вот, человек, который заинтересовался оружием, заинтересовался вашим отцом. Он, через меня, предложил ему продать орден подвязки, да не тот, каким в дальнейшем награждали государи Англии своих подданных, а именно первый, врученный королем Генрихом Четвертым своему любимцу, графу Глостеру.
      - Откуда вы знаете об этом?
      - Отец ваш не скрывал, что имеет этот орден. На этом ордене несколько драгоценных камней и ее стоимость может быть оценена 100 тысяч долларов, но это только по моим предположениям. Может она стоит и больше.
      - Отец же отказал ему?
      - Да.
      - И тогда, этот гад, приказал своим подручным вытащить эту вещь силой?
      - Все правильно.
      - Кто этот человек? Я согласен на сделку...
      - Второй секретарь обкома партии Мельников Сергей Павлович, а выполнял его задание собственный шофер, он же охранник, по кличке Сорняк.
      Орден подвязки мы покупали вместе. Полковник милиции, Сергей Иванович, был старым другом отца. Однажды он пригласил его в свое управление. Отец решил взять меня с собой, чтобы, как он говорил, не терять прежних связей. Полковник принял нас в своем кабинете.
      - Ну ты, Василий, и вырос. Смотри, какой уже громила. Чем ты его кормишь, Денис?
      - Манкой.
      - А моих манкой или чем другим, корми не корми, все тощая порода. Любка вышла замуж, даже не знаю как. Когда на свадьбе муж ее обнимал, кости трещали, до чего худая грымза.
      - Этот в мать.
      - Понятно. Тоже обучаешь коллекционированию?
      - Он должен принять все наследство.
      - Правильно делаешь. Денис, я пригласил тебя как эксперта. У нас такая история. Поездом Берлин - Чита, с пересадкой в Шанхай, ехал господин Китава, подданный Гонконга. В Москве кто то подсел к нему в купе и через километров пятьдесят, проводник обнаружил господина Китаву мертвым. Чемоданы вывернуты, а неизвестный исчез.
      - Убили?
      - Кинжалом. Мы также все перебрали, багаж, одежду и вот в поясном карманчике у мертвеца обнаружили вот эту вещь.
      Тут то полковник и выложил на стол орден подвязки. Мой отец как увидел, так и онемел.
      - Знаешь, что это?
      - Пусть скажет он, - сипит от волнения отец, кивая на меня.
      - Это английский орден подвязки, - говорю я.
      - Какова его ценность? - спрашивает полковник у меня.
      - Трудно сказать. Сейчас много подделок. Похоже это тоже.
      - Почему так думаешь?
      - В обычных орденах нет таких больших камней.
      - Ишь ты как. Мой эксперт тоже так предполагал, - говорит полковник, одно его смущало, подлинность камней. Но все же мы думаем, что цель убийства не этот орден. При господине были кой-какие документы, так некоторые из них исчезли.
      - Продай мне орден, - говорит отец, - все равно в архив положишь, а в моей коллекции польза будет, я все собираю.
      Полковник колеблется.
      - Надо бы приобщить его к делу...
      - А ты не приобщай.
      - Ладно, что ради старой дружбы не сделаешь. Сколько дашь?
      - Тысяч пять.
      - Бери.
      Отец передает деньги и, быстро схватив орден, запихивает его в карман.
      Дома отец сразу достает каталоги.
      - Смотри, Василий.
      Я смотрю на картинку и отец, чуть не заикаясь от волнения, зачитывает под ней текст, переводя с английского на русский.
      - Первый орден подвязки, врученный королем Генрихом Четвертым своему фавориту графу Глостеру. На нем три больших брильянта и золотая наколка. Находился в музее в Бирменгенсткого дворца и похищен неизвестными в 1978 году. Ты понимаешь, что мы достали. Потом короли стали жадными и уже награждали своих подданных не алмазными камнями. Этому ордену цены нет.
      - Я тоже обратил внимание на странные камни. На наших орденах подвязки в коллекции этого нет.
      - Где же теперь гражданин Мельников и этот... типчик Сорняк?
      - Мельников умер, а Сорняк, сейчас является крупнейшим владельцем коллекции оружия и орденов и теперь звать его уважительно, Сергей Филиппович...
      - Объясните мне еще, Константин Ильич, зачем вы мне продали Сорняка? Здесь ведь не только орден Победы, а что то еще...
      - Последнее время он мне много мешает.
      - Вы хотите убрать его моими руками?
      - Если вы это сделаете, я вам буду благодарен и даже, за орден Победы предложу Неаполитанский орден Орла. Это очень уникальный орден, в России он только у меня и это весьма равноценная сделка. Если вы в курсе дела, всего в мире 11 орденов Орла. Два года назад его хозяином стал я.
      - И не жаль расставаться?
      - Жаль. Но слишком много тянется за ним...
      Я понимаю о чем он говорит. За всеми уникальными орденами тянется кровавый след. Теперь я знаю, что моего отца тоже убили из-за ордена подвязки.
      - Значит Сорняк за орден Орла...
      - Все правильно. А мои сведения за орден Победы.
      Наверно Сорняк пристает к Константину Ильичу очень серьезно, раз тот решил пожертвовать самой дорогой для него вещью.
      - Я проверю, что вы мне сказали и если все так, через неделю мы делаем сделку.
      - Пойдет. Я заодно позабочусь, что бы вас в течении недели не выперли с работы.
      - Неужели к этому идет?
      - Перед дирекцией стоит вопрос, с формулировкой: "спаивание коллектива". Вы уже приехали. До свидания, Василий Денисович.
      Толя сидит передо мной и канючит.
      - Ну пойдем Вася, сегодня. Вещь то необычная. Кладбище в восемь закрывается, мы после закрытия, за два часа успеем.
      - Там же не ордена, мне не интересно.
      - Да ты понимаешь, какая там ценность. В руки девушки, 20 лет, положили старинную библию в металлическом переплете с драгоценными камнями.
      - Подделка все это. Не могут нормальные люди положить уникальные вещи с покойниками.
      - Богом клянусь, не подделка. Вспомни, генералу Орлову накололи все ордена.
      - От куда у тебя такие сведения?
      - Сегодня у нас хоронили. Два часа тому назад. Я участвовал.
      - До чего не хочется.
      - Вася, все будет в порядке. Я даже согласен меньше взять, а если подделка, то рубля с тебя не возьму.
      - Хорошо. Пошли.
      - Ну тогда я побег готовиться.
      Мы на моей машине подъезжаем к кладбищу. Толя ведет меня не через главные ворота, а через дыру. Еще не совсем темно и я озадаченно оглядываюсь в шумящую от птиц листву деревьев.
      - Сюда.
      Между двух могил насыпан холмик песка с цветами. Чудный деревянный крест чуть скошен на бок. Блестящая табличка содержит витиеватую надпись: "Сонечка Воробьева. 18 лет". Толя одним рывком его откидывает в сторону.
      - Вася, скинь цветы.
      Я собираю цветы и оттаскиваю в проход. Мы начинаем копать и очень скоро достигаем крышки гроба. Толя крутится на крышке, щупает на нем защелки и, вдруг, одним рывком, отдирает крышку. Тело покрыто саваном и усыпано живыми цветами, но к моему удивлению, лицо свободно. Оно красиво, прямо потрясает удивительной женской красотой и густые каштановые волосы рассыпаны по бокам. Действительно, под саваном в руках девушки большая библия, корочки сделаны из темного металла, с выбитыми рисунками святых, по всей обложке раскиданы камни разного окраса.
      - Уходим, - командует Толя.
      - Стой.
      Я не могу оторваться от красивого лица. Мне кажется, что в правой глазнице светится капелька слезы. Я не верю своим глазам и спрыгиваю на борта гроба. Обычной вони мертвечины нет. Провожу по щеке пальцем и белый след от ногтя затягивается чуть матовой краской кожи. Что за черт, да она жива.
      - Толя, она жива.
      - Хрен с ней, давай быстрей засыплем и все.
      Странно, в морге ее должны были изрезать и охладить. Поднимаю ее руку, она вялая, холодная, но совсем не одеревеневшая. Вот, сволочи. Я вытягиваю ее тело из ящика гроба.
      - Что ты делаешь? Брось ее, - шипит Толя.
      - Она живая.
      - Не может этого быть. Вася, не сходи с ума...
      Но я выбрасываю легкое тело из могилы и вылезаю сам. Толя смотрит на меня как на зачумленного.
      - Засыпай могилу, я понесу ее в машину.
      - Мать твою, - рычит Толя и остервенело начинает закидывает землей могилу, даже не прикрыв гроб как следует крышкой.
      Я протискиваюсь со своей ношей в ограду, добегаю до машины и запихиваю тело девушки на переднее сидение. Длинная шея вытянулась и голова откинулась назад, рассыпав везде чудные волосы. Щупаю у нее пульс и не могу его найти. Включаю двигатель и открываю печку. Тепло медленно набирается в кабину. Я растираю ей руки и ноги.
      Приходит Толя. Он закидывает на пол машины лопаты, сумку и садиться сзади.
      - Что мы теперь с ней будем делать? - кивает он на девушку.
      - Ее надо привести в себя. Как она там не задохлась. Столько времени без свежего воздуха.
      - Немного, почти пять часов. Цветов было много..., если действительно жива, то они ее спасли. Ох и намаемся мы с ней. Поехали.
      Толя помогает мне занести девушку в квартиру. Он зашвыривает библию на стол и расстроенный уходит в свою квартиру. Дома я сразу же наливаю ванну почти горячей воды и, раздев девушку, запихиваю ее в воду. Два часа вымачиваю и потом, перенеся на кровать, растираю полотенцем. Красивое тело приобрело розовую окраску. Закидываю ее одеялами и иду на кухню. Где-то у меня там завалялся куриный кубик.
      Бульон получился не очень удачный, я бухнул много воды. Эту бурду я принес в стакане к кровати и, присев рядом с девушкой, пальцами раскрыл ей рот, потом начал по капельке вливать бульон. Мне показалась, что она сделала глоток, еще несколько капель - опять глоток. Значит жива. Щупаю руку. Она теплая и теперь еле-еле прощупывается пульс.
      ПЯТНИЦА, 16 АВГУСТА
      Утром я встаю рано. Подтащил к кровати табуретку. Поставил на нее стакан воды, пол стакана бульона и, одевшись, пошел к Толе. Сонная Ира открыла дверь.
      - Ирочка, ты не посмотришь за моей сестрой.
      - Сестрой?
      У Иры от изумления глаза чуть не вылезли на лоб. Сзади нее в трусах стоит Толя и ухмыляется.
      - Почти ночью приехала и тут же свалилась без памяти. Заболела простудой видно. Ты присмотри за ней. Вот ключи.
      - Хорошо, Вася. Может врача вызвать?
      - Не надо. Она сейчас спит, потом решим, что надо делать.
      На работе меня сразу же вызывают к начальнику цеха.
      - Василий Денисович, вот приказ. Вас за организацию пьянки в нашем цехе лишили премии за квартал.
      - Вы хотите, что бы я его подписал?
      - Дело твое. Можешь подписывать, а можешь сунуть в одно место.
      - Тогда зачем эта филькина грамота?
      - Ты кому то на хвост наступил. Комсомол к тому же против тебя прет.
      - А...
      Я собирался уходить.
      - Постой. Разбери свою установку, что ты соорудил в сварочной. Что бы через час ее не было.
      - Хорошо.
      Иду к Дубку. Он на своем рабочем месте у станка и тупо смотрит на чертеж, от моего удара по плечу подскакивает.
      - Денисыч...
      - Слушай, сволочь, зачем ты меня так разрекламировал, теперь мне грозит увольнение.
      - Денисыч, я ничего...
      - Если ты сейчас не разберешь установку, я ее разнесу на мелкие части.
      - Сделаем, сейчас сделаем.
      Дубок поспешно бросил чертеж и заковылял вдоль токарного участка. Через пол часа в цех въехала электрокара, куда рабочие бережно уложили установку и увезли...
      К концу рабочего дня Дубок и часть рабочих были опять пьяны. Дубок шатаясь пришел ко мне.
      - Денисыч, выпить хочешь?
      - Откуда набрались?
      - Так мы...это... установку в вальцовочный цех... А там какую то синюю гадость попробовали гнать... У меня на стакан есть...
      В его руке бутылка мутноватой жидкости.
      - Ну нет. Спасибо за угощение.
      В квартире хозяйничает Ирка.
      - Ну и грязи у тебя...
      - Как она?
      - А никак, спит все. Я ее пыталась растолкать, так без толку.
      - Я здесь пожрать купил...
      - Ты не беспокойся. Я вам тут суп сделала, гречу сварила, даже молока достала.
      - Спасибо, Ирочка. Ты иди домой, Толька придет голодный и злой...
      - Да уж это точно и еще пьяный.
      Ирка ушла. Я подогрел бульоны и как в тот раз, разжал девушке рот, по каплям начал заливать жидкость в глотку. Слава богу, глотает. Ресницы начали необычный танец. Длинные волосики затрепетали и стали подергиваться. Верхнее веко поплыло наверх, раскрывая глубину черных татарских глаз. Они уставились на меня. Я вытащил изо рта пальцы.
      - Ты меня видишь?
      Веки дернулись.
      - А слышишь?
      И тут губы раздвинулись и слабый голос выдохнул: "Да".
      - Тебя звать, Соня?
      Она не ответила. Ее глаза оторвались от меня и начали изучать углы комнаты.
      - Где я?
      - У меня в квартире.
      - А где мама?
      - У себя дома.
      - А Сережа?
      - Наверно у себя тоже.
      Эти вопросы совсем ее обессилели и по ее подергиванию глаз, я понял, что она опять заснет.
      - Э... Нет. Сначала выпей. Поешь хоть немного.
      Я бесцеремонно хватаю ее за плечи, чуть приподнимаю и облокотив на себя, подношу стакан с бульоном к губам. Она пьет машинально, почти засыпая. Потом сменяю стакан на баночку виноградного сока, только что купленного в магазине, и почти вливаю в нее все содержимое. Последний вялый глоток и она опять спит. Теперь пульс прощупывается. Укладываю ее на подушки и иду на кухню, надо подкрепиться самому.
      СУББОТА, 17 АВГУСТА
      Сегодня суббота. На работу идти не надо. Я встаю с дивана и иду в спальную комнату, подхожу к кровати. Большие черные глаза Сони смотрят на меня.
      - Давно проснулась?
      - Мне хочется в туалет.
      - Это мы запросто.
      Я беру ее в охапку и вместе с одеялом несу в туалет. Там прислонив к бачку, спрашиваю.
      - Усидишь?
      - Усижу.
      Тогда выхожу и жду у двери. Через три минуты голос.
      - Унеси меня от сюда.
      Я подхватываю ее и несу опять на кровать. Там, приподняв подушки, помещаю в полу сидячее положение. На куне разогреваю завтрак и несу поднос в комнату.
      - Тебя как звать? - спрашивает она.
      - Василий. Сейчас немного поешь, тебе надо восстанавливать силы.
      - А что со мной было? Почему я здесь?
      Что же ей сказать?
      - Ты заболела... Твоя мама и родственники подумали...
      Я споткнулся и мучительно искал умную фразу, что бы сразу не ошарашить Соню.
      - Со мной произошло что то ужасное?
      - И да, и нет. Ты заболела..., во общем заснула и все посчитали, что ты умерла...
      - Умерла???
      - Да, умерла.
      - Что же было потом?
      - Ничего. Что может быть хорошего в этом случае. Тебя похоронили.
      Ужас искривил ее милое личико. Я испугался. Только бы не тронулась умом.
      - Ты меня откопал?
      У нее что, стальные нервы. Я считал, что идеальные нервы только у Толи, а тут еще у этой женщины... есть.
      - Да. Давай поедим. Я тебе здесь сделал кашку.
      Теперь надо заткнуть ей рот. Беру ложечку и подношу к ее губам.
      - Я сама.
      Ее рука медленно поднимается и перехватывает ложку. Я смотрю, как она делает первый глоток и успокаиваюсь. Будет есть. Подношу тарелку поближе. Соня машинально съедает все. Теперь стакан чая. Все в порядке. Бесцеремонно вытираю ей рот уголком простыни. Она с изумлением глядит на меня.
      Я занимаюсь своим делом, разбираю каталоги, ища Неаполитанский орден Орла.
      - Включи телевизор, - раздается голос с кровати.
      Иду к бельевому шкафу. Достаю свою футболку, рубашку и трусы, потом подхожу к Соне. Сажаю ее, скидываю одеяла и простыни, оголив полностью, одеваю одежду. Она не произнесла ни слова, только расширив глаза, сверлила меня ошеломленным взглядом. Закутываю ее одеялом и переношу на диван, там поудобней разместив на подушки, подключаю первую программу телевиденья. И опять у каталогов, где же здесь орден Орла?
      Я его нашел и ахнул. На картинке, на золотом фоне восьмигранной лучевой звезды, эмалевый орел сидел под короной. Мелкие алмазные камешки создавали правильный круг, в центре которого сидел орел, самый большой камень блистал в короне. Игра стоит свеч, этого подонка надо убрать. А орден Победы... В стране еще много таких орденов и когда-нибудь я его обязательно приобрету.
      Классическую операцию, как украсть орден Победы, разработал мой отец. По нашим дурацким законам, алмазные ордена после смерти владельца сдаются в Гохран. Буквально на следующий день, после похорон известного маршала, мы с отцом явились к вдове. Я был одет милиционером и держал для фасона кожаный портфель со специальным устройством для опечатывания. Отец наклеил усы, натянул парик и в блюдечках очках, предъявил жене маршала документ, что он работник Гохрана.
      - Что вам надо? - спросила безутешная вдова.
      - Я принес постановление правительства, о передаче ордена Победы вашего мужа в Гохран.
      Тут отец вытащил где то перепечатанное постановление.
      - Леша, Леша, - завыла вдова, - здесь пришли за орденом.
      Из соседней комнаты в пижаме вышел холеный молодой человек. Он небрежно взглянул на постановление.
      - Ну если надо, так и отдай.
      - Господи, за что же нам такие несчастья, - завыла женщина.
      - Вы извините, я сейчас.
      Молодой человек ушел в комнаты и вскоре явился с коробочкой ордена и лентой. Отец не торопясь взял, открыл коробочку, посмотрел номер.
      - Да, он. Вот распишитесь на квитанциях, что сдали орден под таким номером.
      - Мама, распишись ты, - просит молодой человек.
      Вдова расписывается.
      - Один экземпляр квитанции вам, другой в дело. Сержант, - обращается отец ко мне, - примите ценности.
      Он передает мне коробочку с лентой. Я запихиваю все в портфель. Потом вдавливаю две нитки в пластилин и, вытащив из кармана печать, выдавливаю на пластилиновой поверхности герб Советского Союза.
      - Вы уж извините нас, - говорит отец. - Сами понимаете...
      - Ничего, ничего, - говорит Леша, провожая нас до двери.
      - Мне хочется есть, - раздается с дивана.
      - Сейчас поедим.
      Складываю каталоги и иду на кухню. Хорошо хоть Инка все приготовила и не надо ничего делать. Я подогреваю кастрюли, раскидываю на столе тарелки.
      - Ты сидеть можешь? - кричу через коридор.
      - Наверно могу.
      Возвращаюсь в комнату, подбираю с дивана еще вялое тело и тащу на кухню. Там усаживаю на стул и подвигаю к столу. Она ест аккуратно, не торопясь.
      - Ты всегда такой?
      - Какой?
      - Молчаливый.
      - Тебе скучно?
      - Мне хочется услышать человеческий голос.
      - Ты только что слышала его по телевизору.
      Она опять миниатюрно пережевывает пищу.
      - Значит я спала неделю?
      - Не знаю, может и неделю. В институте Бехтерева есть человек, который спит несколько лет.
      - Я хочу видеть маму.
      Наверно у ее матери будет шок, когда она увидит дочь, а потом, как дочь объяснит матери, почему она жива и кто ее вытащил из могилы? Милиция копать начнет и нам с Толей будет крышка.
      - Через день ты на нее можешь взглянуть.
      - Разве ты не отвезешь меня к ней совсем?
      - Нет.
      - Почему?
      - Здесь две причины. Первая, как твоя мать вторично переживет шок и неизвестно, что из этого получится. Вторая, как я объясню милиции, почему выкопал тебя из земли.
      Она пьет молоко и руки ее чуть дрожат.
      - Ты сказал, что я могу взглянуть на нее. Объясни мне, как ты это представляешь?
      - Через два дня, девять дней после твоей...., во общем, мы приедем на кладбище и ты увидишь маму и всех родственников у своей могилы.
      Молоко расплескалось у нее в руках.
      - Отнеси меня на диван.
      Я опять отношу ее в комнату.
      Соня спит на диване. Теперь надо продумать, как расправиться с Сорняком.
      Когда она проснулась, я только что вернулся из магазина.
      - Ты куда ходил?
      - На улицу. Хлеб купил.
      Я занялся уборкой квартиры и только приблизился к дивану, как Соня спросила.
      - Можно мне тебе задать вопрос?
      - Пожалуйста.
      - Я все думаю, почему ты выкопал меня? Ты знал, что я живая?
      - Нет, не знал. Я даже сначала не хотел ехать на кладбище, но мой друг уговорил. Сказал, что видел как хоронят молодую девушку, а в руках у нее необыкновенная старая библия. Эта библия тебя и спасла.
      - Где она?
      Я достаю из полки железное чудо с камнями, кладу ей на колени. Она даже не раскрывает ее, а гладит руками. Слезы пробегают по щеке. Мне надо ее отвлечь.
      - А кто такой Сережа?
      - Сережа? Это мой парень. Мама все хотела, что бы я вышла замуж за него.
      - Ты его любила?
      - Не знаю. Так нравился, что то в нем хорошее есть. Может быть и люблю.
      - Отец есть?
      - Да, но папа с нами не живет. У него другая семья.
      - Ты училась?
      - В университете, окончила второй курс, - она сделала паузу. - Скажи, а почему ты один живешь?
      - Отец с матерью умерли, а женщина, которую я любил, ушла к другому.
      - Вася, а ты кем работаешь?
      - Токарем.
      - Токарем? Не вериться.
      - Почему?
      - У тебя столько книг и потом я видела, как ты с ними работаешь.
      - Значит есть токаря с отклонением. Сейчас пойдем мыться.
      - Не хочу.
      - Что значит, не хочу?
      Я стягиваю с нее одеяло и начинаю ее раздевать. Сил сопротивляться у Сони нет, но она визжит и ругается.
      - Насильник..., бандит..., гробокопатель...
      Взваливаю ее голое тело на руки и несу в ванну. Там сполоснув как следует, приношу обратно в комнату на кровать. Она уже не кричит, даже когда растираю полотенцем, закрыла глаза и сжала губы. Натягиваю на нее свою рубашку.
      - Когда поднаберусь сил, - вдруг сказала она, - я тебе глаза выцарапаю.
      - Замечательно. А если ты еще будешь ругаться, отшлепаю по одному месту.
      ВОСКРЕСЕНИЕ, 18 АВГУСТА
      В воскресение Соня пыталась встать. Слабые ноги подкашивались.
      - Чего смотришь? Помоги мне дойти до туалета.
      Я опять беру в охапку и несу туда. После завтрака она долго дулась, потом не выдержала.
      - Дай что-нибудь почитать.
      - Что ты хочешь?
      - Все равно.
      Я даю ей книгу Томаса Манна о Генрихе Четвертом.
      Меня увлекает история некоторых великих исторических личностей. Не с точки зрения знаний, а с точки зрения наживы. Я интересуюсь, где они захоронены, разорены ли могилы, хоронили при параде или нет, что за награды они заработали в своей жизни? Вот и сейчас изучаю знаменитого палача времен Анны Иоановны, его превосходительство генерала Ушакова, "великого инквизитора", начальника тайной канцелярии. С ним еще начинал заниматься мой отец, но трагические обстоятельства не позволили ему закончить это дело. Похоронен генерал в Александро-Невской Лавре. Из воспоминаний статс секретаря Леонтьева, служившего у графа Кайзерлинга, сохранилась интересная запись.
      "... С приходом к власти Елизаветы, ненависть дворян и их челяди обратилась против прислужников Бирона. Даже их могилы топтали, а каменные плиты разбивали и разбрасывали во все стороны. Особенно пострадали: генерал Ушаков, генерал Собинов, дворяне -прислужники Зубовы, а также много немцев. Только через год разрешили родственникам восстановить памятники, но могильными плитами прикрыли предполагаемые места, так как уже трудно было установить места настоящих захоронений. Да и кладбище уже разрослось, а старых планов не сохранилось..."
      Ушаков, весьма интересная личность. Много наград, много подлости и зверств против своих соплеменников. Прошлым летом я облазил всю Лавру, нашел плиту генерала, поднял кладбищенские архивы и... только мог предположить, что тело его лежит где то рядом, может быть в полутора метрах от плиты, почти вплотную с могилой графа Свиридова. Ушаков, по свидетельству его современников, похоронен при полном параде, имеет много наград - немецких и российских орденов. Его гроб помещен в узком каменном подземном склепе на двоих, но второго гроба нет, так как ни один из родственников не захотел быть похоронен с ненавистным в России генералом, да и могилу тогда уже не могли найти.
      В этом году я хотел все таки добраться до Ушакова.
      - Ты что изучаешь? - спрашивает Соня.
      - Читаю про дворян времен Анны Иоановны.
      - Ого. Расскажи мне чего-нибудь.
      - Хорошо. Слушай... У фаворита императрицы, Бирона, был верный слуга из русских дворян, генерал Ушаков... Это не тот знаменитый флотоводец адмирал Федор Федорович, а начальник пыточных камер и страшных застенков...
      Я рассказываю ей три часа о том времени, о пытках, убийствах и заслугах начальника тайной канцелярии. Когда кончил говорить, она спросила.
      - Это все ты нашел сам?
      - Сам.
      - Зачем мне врешь, что ты токарь?
      - Действительно, я работаю в цехе токарем.
      Соня не верит, но стала относиться ко мне более уважительно. Вечером уже не ругалась, а дала себя спокойно вымыть и легла спать.
      ПОНЕДЕЛЬНИК, 19 АВГУСТА
      Я ухожу на работу. Соня проснулась и следит за мной.
      - К тебе придет соседка Ира, - говорю я ей, - покормит тебя, поможет во всем. Я тебя перетащу на диван. Чтобы не скучала, подвину телевизор и дам книги.
      - Принеси книги про Ушакова, того, о ком говорил вчера.
      - Хорошо. Я Ире сказал, что ты моя сестра, пожалуйста, не рассказывай ей, как ты мне досталась. Просто, приехала к брату и почувствовала себя плохо.
      Она кивает головой.
      Начало недели. Рабочие как не доспаны. Пришел трясущийся Кардан.
      - Денисыч, душа горит...
      - Я то причем здесь.
      - Мы там нашли какую то банку с жидкостью. Посмотри, можно к ней приложиться.
      - Где твоя банка?
      - Я сейчас.
      Через пять минут он приносит полиэтиленовую канистрочку, я выплескиваю часть пойла в стакан и рассматриваю эту жидкость на свет. Пахнет как спирт, чуть отдает сивухой.
      - Вода есть?
      - Сейчас принесу. У тебя есть еще стакан?
      Кардан услужливо бежит в туалет за водой. Смешиваю жидкости и вижу, что мутной взвеси нет. Это наверняка метиловый. Этиловый с сивушными маслами сразу белеет как молоко.
      - Кардан, это метиловый спирт. Яд. Его пить нельзя.
      - Да что ты говоришь? Ребята пробовали, говорят нормальный спирт.
      - Кто пробовал?
      - Да, Дубок, но он немного, только на язык.
      - Пусть твой Дубок, сейчас выпьет два литра воды, иначе ему будет плохо.
      - Иду.
      Кардан подхватил канистрочку и побежал в темные закоулки цеха, где собирались пьянчужки.
      - Да вылей всю эту гадость, пока какой-нибудь идиот все таки не выпил, - кричу ему вслед.
      В конце дня захожу к начальнику цеха.
      - Мне нужно взять завтра день за свой счет...
      - Что так?
      - Девять дней надо справить, одной родственницы.
      - Чего то я не помню, чтобы ты на похороны не ходил?
      - Тогда забыли пригласить, а сейчас спохватились.
      - Хорошо, иди. Скажи табельщице, что я разрешил.
      В кабинет врывается дядя Федя.
      - Начальник, беда, там четверо помирают.
      Мы бежим на сварочный участок, там уже полно народа. Четверо мужиков нелепо скорчились на полу, пятый, схватившись за глаза, сидит и стонет в углу.
      - Скорую вызвали? - орет начальник.
      - Уже едут.
      Я обращаю внимание на знакомую полиэтиленовую канистрочку. Эх, Кардан, Кардан, что ты наделал? Кстати, а где он сам? В одной из скорчившихся жалких фигурок, вижу его. Значит мне не поверил.
      Соня уже выглядит веселее.
      - Знаешь, я уже могу переставлять ноги.
      - Давно пора.
      - Ты бесчувственный...
      - Наоборот. Я понимаю, как тебе неприятно, когда тебя таскают в туалет, теперь это будешь делать сама.
      Она сжимает губы от негодования.
      - Я прочла кое что про Ушакова. Почему ты им заинтересовался?
      - Не могу тебе сказать...
      - А я с удовольствием проглотила книгу о дворе Анны Иоановны.
      - Я тоже. Ты не забыла, завтра мы едем на кладбище.
      Соня сжалась на диване.
      - Не забыла.
      Она затихает.
      ВТОРНИК, 20 АВГУСТА
      С раннего утра, я помогаю Соне одеться. Нашел старые узкие брюки, одел ей свою рубашку. На пару носков натянул кеды.
      - Ну как? - тревожно спрашивает она.
      - Плохо. Брюки короткие.
      Достаю расческу, причесываю ей волосы, потом стягиваю их в кичку назад и заматываю резинкой.