* * *

Только на улице немного пришел в себя. Сегодня у Гоши, моего друга, была большая пьянка, обмывали его дополнительную звездочку на погонах. И вот, уже самым последним из гостей, я убрался из его квартиры около часу ночи, когда на улицах города ни души, только фонари, от порывистого ветра, противно скрипят и мечут круги света в разные стороны. От Гоши до моего дома всего квартал и я иду тихонечко, пытаясь выровнять качающуюся улицу, путем колебания собственного тела.

– Эй, товарищ…, товарищ, – умоляющий голос женщины, донесся где-то справа.

Я сосредоточился и увидел старенькую легковушку «Победу» почти наехавшую на тротуар. Из спущенного окна торчала головка молодой женщины. Может мне мерещится – женщина за рулем. Тряхнул головой, сгинь… Нет, действительно она, да еще симпатичная.

– Вы… ко мне?

– Да, к вам. Вы в машинах разбираетесь?

– Во всех…

– У меня что то с двигателем, не могли бы посмотреть?

– Это… запросто. Открывайте капот…

Она сообразила дернуть за рычаг внутри машины, сразу же взвизгнул зацеп капота и он чуть дернулся. Я храбро добрался до носа машины и приподнял крышку. Теперь только собраться и не показать незнакомке, что пьян и что в глазах иногда, предметы, начинают расплываться. Мне удается на минуту прийти в себя и тут я все же разглядел, что с машиной мне ничего не сделать. Помповый насос вырвался с болтов, вдребезги разнес вентилятор и пробил в нескольких местах радиатор, вода уже лужицей разлилась под машиной. Опустил капот и треснул по нему кулаком, вогнав в зацеп.

– Мадам, ничего… сделать нельзя… Вызывайте скорую…

– Чего, чего? Что там?

– Пробит радиатор и нет насоса.

– Что же делать?

– Идти пешком.

– Но у меня… дом на конце города, а транспорт уже не ходит…

– Я вам сочувствую, мадам.

Уже собрался двигаться дальше, как дверца машины открылась и молодая женщина, в шинели, с погонами старшего лейтенанта, возникла передо мной.

– Товарищ старший лейтенант, – это она ко мне, да каким голосом, почти голосом министра обороны, – прошу оказать мне помощь.

Разбежалась. Сейчас… понесусь за трактором или грузовиком. Опять собираюсь с мыслями.

– Я могу вам только представить ночлег в моем доме, вон там за углом, – махнул рукой вперед, – ваше корыто…, можете оставить здесь, думаю не украдут…, а завтра отвезите машину в ремонт.

Она задумалась и пока размышляла над этим предложением, я потихоньку тронулся вперед.

– Постойте, я согласна. Сейчас закрою машину.

Женщина торопливо залезает в машину, выдергивает небольшой чемодан, поднимает стекла в дверце и закрывает ее на ключ. Черт, теперь мне надо вести себя прилично. Как бы сбавить эту качку улицы. Мы неторопливо идем по улице, заворачиваем за угол и входим в мрачную парадную.

– Простите, здесь немного темновато, а нам надо подниматься на третий этаж. Лучше держитесь за перила.

Сам я давно вцепился в поручень и подтягиваясь, почти ползу по ступенькам. На третьем этаже скупо горит только одна лампочка, но это для меня почти везение, я попал сразу же ключом в скважину.

В квартире холостяцкий могильник, кругом запущение, разбросанная одежда, а в кухне немытая посуда забила до верху раковину.

– Вы, извините, у меня прислуги нет, так что не обращайте внимание на эту нераз… бериху. Ванна и туалет вот за этой дверью, ваша кровать будет здесь на диване, белье я сейчас принесу.

Пока она растеряно оглядывается, я свою шинель вешаю в прихожей. В спальне из шкафа достаю чистое белье и подойдя к дивану, бросаю его на подушку.

– Вы разобрать его можете?

– Не… знаю.

– Хорошо.

Поддеваю лежанку дивана и, рванув ее к верху, делаю широкую кровать.

– Все, меня теперь не беспокойте, я пошел спать. Мне завтра на службу.

Ноги понесли меня в спальню, где я еле-еле стащил ботинки, завел будильник, прямо в одежде рухнул на кровать и тут же отключился.

Проснулся от звонка будильника. С трудом поднялся, голова тяжелая и вся разламывается от боли. Сразу же поплелся в туалет. Что это? Я не узнаю свою квартиру. Все прибрано, подметено, на кухне порядок, чистотой сияют тарелки и блюдца в карманах сушилки. И тут я кое что вспомнил. Я же кого то сюда привел. Выскакиваю в гостиную и каменею. На диване спит с распущенными светлыми волосами красавица, ну просто не виданной красоты. Правда спит она в моей белой рубашке. Тихонечко выбрался на кухню и задумался. Что же мне делать? Впрочем, мне надо торопится на службу. Быстро отпарил себе брюки, побрился, приготовил кофе и снял им частично головную боль. Нашел комплект вторых запасных ключей от двери, положил на кухонном столике и к ним приложил записку.

"Мадам!

Я не знаю как вас звать, поэтому извините за невежливое обращение. Спасибо вам за тот порядок, который вы навели в моей квартире. Когда будете уходить, бросьте ключи в почтовый ящик.

С уважением, к вам, Сергей."

Все, теперь быстрей к автобусной остановке, машина ходит точно по расписанию.

На корабле, как всегда, утренняя суматоха, все готовятся к построению. Я с мичманом Григоренко пытаюсь разобраться, что сделано за вчерашний день.

– Товарищ старший лейтенант, да все в порядке. Завтра подшипники закончим, а с герметичностью танков займемся сегодня.

– Почему вчера не занялись?

– Так, раздергали людей совсем. Старпом на вахту отправил двух человек, двух отдал боцману на покраску, наши оставшиеся механики уже спят у вала.

– Ладно, я поговорю со старпомом, чтобы дал время на подготовку…

Ударила рында и запела труба, сзывая всех на верх.

После построения, всех офицеров собирают в кают компании. Здесь я встречаюсь с Гошей, он уже с новой дополнительной звездочкой на погонах.

– Как ты себя чувствуешь? – заботливо спрашивает он.

– Все нормально.

– А у меня еще башку ломит. Зачем нас собрали, не знаешь?

– Нет.

– Неужели опять в поход? Только три дня и отдохнули.

– А мои ребята, отдохнуть не могут. Все эти дни вкалывают, как черти.

– Тебе положено. Ты же «дед», а у него десять тысяч забот.

В кают компанию входит командир корабля, капитан третьего ранга Ягодин, он не один, рядом с ним адмирал Носков, начальник штаба нашей базы.

– Товарищи офицеры, – командует старпом.

Мы дружно поднимаемся со своих мест.

– Вольно, – отвечает адмирал, – садитесь.

Все дружно опускаются на свои места и тревожно смотрят на Носкова. Не часто высшее командование балует нас своим присутствием на корабле. Тем временем высшее начальство усаживается во главе стола.

– Товарищи офицеры, – начинает адмирал, – партия и правительство поручило нам одно из ответственных заданий. Для выполнения его, нужно переоборудовать эсминец в кратчайшие сроки. Я прибыл сюда для того чтобы узнать в каком состоянии находится сейчас корабль и что срочно нужно сделать. И так начнем. Старший механик…

– Я, – пришлось подняться и рапортовать дальше, – командир БЧ5 старший лейтенант Гаврилов.

– В каком состоянии ваше хозяйство?

– Во время последнего похода возникли неполадки в подшипнике правого вала. Сейчас происходит его переборка. Думаю, через день все будет готово. Заодно занимаемся профилактикой топливной системы. В мазут каким то образом попала морская вода, пытаемся устранить все недостатки. Остальные механизмы в норме.

– Хорошо. Сегодня займитесь еще одной работой. К вам привезут с завода новые фильтры и вентиляторы, старые со своих мест снять и сдать на склад,. Срок вам все на все работы – три дня. Следующий…

Следующим попался Гоша.

– А вам, капитан– лейтенант, – наставляет его адмирал, – все аппараты разрядить. Все торпеды и мины с верхней палубы убрать и тоже сдать на склад.

Странный будет поход. Мы же почти разоружаемся. Идет дальнейшая инструкция офицеров, в конце совещания Носков подводит итог.

– Итак, ваш эсминец, будем считать, через три дня почти готов к плаванию. С завтрашнего дня на корабле появятся гражданские люди со своей аппаратурой и будут устанавливать ее по утвержденному перечню дополнительных работ. Прошу оказывать им содействие и разместить в экипаж. Все эти люди пойдут с вами в плавание.

С завода привезли тяжелые странные люки, это скомпонованные фильтры с вентиляторами. Старпом и я разбираем их на палубе.

– Я подкину тебе электриков с минной команды и сварщиков с берега. Придется тебе покрутится с этим дерьмом, – старпом устало кивает на люки.

– Не понимаю, почему по разметке, здесь идут очистители воздуха только для машинных отсеков, разве в других БЧ не надо менять воздух?

Старпом машинально считает количество вентиляторов, потом кивает головой.

– Правильно заметили. Я кое что слышал и предполагаю, что в новом походе герметичность сделают только для вас, механиков, остальные, в случае чего, могут обойтись и в противогазах.

– Значит будет имитация газовых атак?

– Похоже. Давайте, товарищ старший лейтенант, – старпом заторопился, – растаскивайте эти железки по вентиляционным шахтам, срезайте старые и ставьте новые люки.

– А людей, вы же обещали людей, мне в три дня не справиться…

– Сейчас организую.

На палубе корабля творится черт знает что, десятки кабелей разбросаны по настилу, дуги электросварки мечутся почти по всему эсминцу. Здесь же, краны поднимают длинные тела торпед и над головами работающих моряков переносят их на пирс, где несколько грузовиков уже ждут своей поклажи. Я матерюсь на заводчан, которые неточно сделали свои изделия, они люки подогнали к шахтам тютелька в тютельку, а новую начинку под ним удлинили на тридцать сантиметров, в результате, некоторые вентиляторы стали упираться в изгибы каналов. Тут еще сварщики повредили резину, обеспечивающую герметичность на одном из люков. Черт знает что.

Освободился поздно вечером и с последним автобусом укатил домой. В квартире немая чистота. На кухонном столе лежит записка.

"Уважаемый, Сережа!

Спасибо за гостеприимство.

Рита."

Стукнул себя по башке. Вот дьявол, я же забыл вынуть ключ из почтового ящика. Ладно, сделаю это завтра. Выпил кофе, похрустел галетами и завалился спать.

Утром, как всегда, будильник разбудил во время. Иду в туалет и тут на кухне вижу записку на столе, прижатую кружкой. Я кажется же ее выкинул вчера. Подхожу и… обалдеваю.

"Уважаемый, Сережа!

Извини за надоедливость, но случилось так, что мою машину еще не отремонтировали, а так как я работаю в госпитале и кончаю поздно, то до дома опять добраться не могла. Заночевала у тебя.

Рита."

Срываюсь и бегу в гостиную. Осторожно открываю дверь и вижу на диване опять ту же красивую женщину. Она опять в моей рубашке и к тому же счастливо посапывает на подушке.

Ну и девицы пошли. Не стал ее будить, а осторожно прикрыл дверь и пошел доделывать свои дела.

В моей каюте на койке сидит Гоша.

– Как ты сюда попал?

– Так, вестовой открыл, у него запасные ключи есть. Меня вытурили из своей каюты, старпом приказал освободить ее. На корабль приехало несколько ученых, вот нас и уплотнили. Меня приписали к тебе.

– Хорошенькое начало. Ты знаешь, дикое совпадение. Точно также в моей квартире поселилась какая то девица. Я ее пожалел, не оставил на улице, привел домой, а она теперь, уже не спрашивая меня, второй день спит на диване.

Гоша смеется.

– Старик, ты ее того…

– Да иди ты.

– Ничего, это можно и не говорить. Тут я свой чемодан запихнул под койку. В походе будем спать по переменно через день, один день кто-то на полу, другой – на койке. Надеюсь, ты согласен? Матрац сюда скоро принесут. И еще, не наступи на меня, когда будешь вскакивать с койки.

– Ишь ты, раскомандовался.

Гошка опять смеется.

Прибыл главный инженер завода, я ему доходчиво, с матюгами объясняю почему не могу поставить некоторые люки в шахты. Этот тип сразу все понял.

– Не волнуйся, старлей. Сейчас придут сюда проектировщики и все переделают.

– Что? Наше судно? Вы будете спрямлять шахты?

– Зачем, мы будем поднимать люки. Сделаем сюда дополнительные металлические кольца и на сорок сантиметров поднимем люки над поверхностью.

– Но ведь…, – я чуть не задохнулся, – это же нарушение документации… Это же боевой корабль, где каждая деталь имеет свое назначение.

– Вот именно, вы правы в одном. Важно, чтобы кораблю был боевой единицей, а то что там больше или меньше будет выступов это чушь собачья.

– Но я… это же… Погодите я сейчас вызову старпома.

– Давайте.

Старпом выслушал обе стороны и вдруг мне сказал.

– Товарищ старший лейтенант, все огрехи я беру на себя. Пусть заводские делают, как считают нужным.

– Хорошо, они пока вызовут проектировщиков, сделают кольца, еще какие то делали… время то идет. Не успеем в три дня…

– Я вам в этом помогу, – вдруг сказал главный инженер. – Я пришлю сюда две бригады, они ночью будут работать и постараются сами поставить эти люки на место.

– Ну вот и договорились, – подвел итог старпом. – Я пойду по своим делам, а вы уж тут сами…

Во истину, это какие-то бешенные дни.

В почтовом ящике ключей нет, зато в квартире на столе новая записка.

"Уважаемый Сережа!

Потерпите меня еще один день. Я неделю работаю вечером, неделю днем. Завтра кончается вечерняя неделя и, наверно, мои неудачи с машиной.

Рита."

Да ведь сегодня же суббота. С этими дурацкими авралами счет дней потеряешь. Постой, значит, если она работает по вечерам, то днем она болтается здесь. Ну, стерва…

Я хотел ее дождаться, высказать этой пресловутой Рите все, но… усталость взяла свое. Только прилег на кровать, как тут же провалился в глубокий сон.

Точно, она опять спит на диване. Записок от нее, на столе больше нет, да и я не стал с ней прощаться. Так же тихо привел себя в порядок и уехал на корабль.

Главный инженер сдержал обещание, высокие тумбы с люками уже стоят на своих местах, электрики подсоединили их к пультам и теперь гоняют вентиляторы, проверяя герметичность стыков и швов. К обеду, мы досрочно выполнили все работы. Старпом проверил, что мы наворотили и разрешил часть моих матросов и старшин отпустить на берег.

Гоша поджидал в каюте.

– Ну, бедолага, кончил крутится?

– Я бы сейчас спустил пары…

– Так пойдем и спустил. Я возьму свою Машку и сходим на концерт.

– Там пары не спустишь.

– Потом на танцы.

– Нет, такая программа не для меня. Лучше я сначала в кабак, потом на танцы.

– Старик, ты губишь себя. Надо культурно развлекаться.

В каюту постучали и на пороге появился старпом.

– Товарищи офицеры, хорошо, что вы здесь. Звонил адмирал, просил выделить несколько достойных офицеров с каждого корабля для встречи иностранных делегаций, сегодня в 19.00. Вот вы двое и пойдете, форма парадная…

– Почему мы? Других нет что ли? Я сегодня с женой…, – заныл было Гоша.

– Отставить, всех приглашают с женами.

– Значит, я не пойду, – обрадовался я, – у меня жены нет.

– Чему радуешься? Моряк без жены, что трава без поля. Пойдешь так, покажешь иностранцам, что и у нас есть еще балбесы.

– Где встреча? – мрачно спрашивает Гоша.

– В доме офицеров, где ж еще быть то. Не теряйте время, товарищи офицеры, готовьтесь, я жду вас там тоже.

Старпом уходит, а мы разочаровано смотрим друг на друга.

– Паров не будет, – говорю я.

– Концерта тоже, – вторит мне Гоша.

Наконец то ключи в почтовом ящике. Забираю их и иду вверх по лестнице. Дома по прежнему идеальный порядок. Стопка выстиранных и выглаженных простыней и рубашек, аккуратно сложена мне на кровать. Мне некогда разбираться с ними, я поспешно вытаскиваю из шкафа парадный китель, кортик, рубашку и начинаю переодеваться. До чего же это муторно, то появится складочка на одежде, то нет блеска на кортике, то потерялся глянец обуви, то… в общем вылетел из дома в половине седьмого и к моему счастью, сразу же попал на автобус.

Перед домом офицеров полно машин и людей. Поражает блеск орденов, мундиров и оружия, дамы щеголяют в бальных платьях, чуть прикрывая свои прелести складками ткани. У входа несколько дежурных офицеров, они проверяют по спискам приглашенных людей. Прохожу их и в переполненном фойе клуба сразу нахожу знакомых. Питер Шнайдер морской атташе ГДР распростер свои объятья.

– Сергей, вот так встреча. Привет, бродяга.

С Питером у меня старые счеты. Еще на Балтике я проходил стажировку на крейсере «Киров» и там встретил настырного иностранного моряка, пытающегося пролезть в машинное отделение. Тогда этот самый лучший крейсер, флагман Балтийского флота, проводил ученья и на него были приглашены представители дружественных государств посмотреть военный спектакль. Нет, я не ударил Шнайдера, просто опрокинул на его белую форму масленку, чем вызвал международный скандал. Потом замполит корабля брызгал слюной в своей каюте называя меня «балбесом», «тупицей» и «идиотом». Только заступничество самого Питера спасло меня от многих неприятностей.

Вторая встреча была уже здесь, в этом городе. Зимой, почти под тридцать градусов мороза, в забегаловке «У причала», мы со Шнайдером обмывали Новый Год. Я напоил этого здорового мужика до бесчувствия и отвез отсыпаться в свою только что полученную квартиру. Два дня несчастный немец отходил от русского шнапса и ушел из моего дома, пообещав «отплатить»… Тогда замполит дивизиона только хмыкал слушая мой рапорт и, попросив все записать на бумаге, отпустил с миром. Вот теперь третья встреча.

– Какого дьявола, ты здесь? – спрашиваю его.

– Это… Вызвали на показ.

– Чего?

– А ты что не знаешь?

– Нет.

– Бомбу будут рвать.

– Какую бомбу? Неужели эту? – вдруг дошло до меня.

– Эту, эту, – кивает головой хитрый немец.

– Теперь мне все понятно.

– Что понятно?

– Почему нас привезли сюда. Командир приказал, чтобы все иностранцы, прибывшие на это учение, плохо видели и не соображали, поэтому, спаивать их несколько дней пока не одуреют. Раз ты мне попался, значит начну с тебя.

– Шутишь, Сергей.

– Ни в коем случае, я получу за это орден, если ты будешь пьян в стельку, да еще несколько дней. Сейчас, дорогой Питер, идем в кабак. Помнишь, как мы с тобой нажрались «У причала», гарантирую тебе, в этот раз неделю отходить будешь.

Для острастки я схватил его за рукав мундира. У моего собеседника сразу пропала улыбка.

– Сергей, я с тобой обязательно выпью, но мне сейчас надо в туалет. Подожди меня.

Он ловко вывернулся и умчался в толпу.

– И о чем вы с ним говорили?

Рядом со мной вдруг неожиданно оказался адмирал Носков.

– О разном. Например о том, что его пригласили посмотреть взрыв бомбы…

– Так, – адмирал нахмурил брови, – еще о чем?

– Я пригласил его в кабак.

– А он что?

– Испугался.

Адмирал усмехнулся.

– Видно не мог забыть вашу последнюю встречу.

– Так наверно и было.

– Я прошу вас товарищ старший лейтенант, о том что сказал, этот коварный тип, никому не слова. Не зря он это ляпнул вам, наверно знал, что доложите по команде. Интересно, зачем это он сделал? – Адмирал задумался, машинально оглядел зал и вдруг встрепенулся. – Вон идет моя прелесть. Хочу познакомить вас с моей дочерь. Умница девочка, только что окончила медицинский в Ленинграде и теперь вернулась домой. Риточка, иди сюда.

Она подошла не одна, а с молодым человеком в гражданской одежде. Я узнал мою незнакомку, что дрыхла в моей квартире три дня. Правда, на ней нет военной формы, зато обтягивающее сверху платье подчеркивает все изгибы тела. Так вот кого мне послал бог, дочь адмирала. Увидев меня, эта мадам не удивилась, не изменила лица, только поменяла цвет глаз, они из серых превратились в тревожные, темные.

– Риточка, хочу тебя познакомить, – адмирал галантно представляет меня, – с самым блестящим офицером нашей базы, старшим лейтенантом Сергеем Гавриловым.

Девушка сделала искусственную улыбку.

– Очень приятно. Я тоже хочу вас познакомить с моим другом, Колей Далматовым. Он приехал сюда в командировку.

Коля серьезен и видно здорово волнуется, он протягивает свою волосатую руку для рукопожатия. Я жму ее.

– Давно вы здесь? – спрашиваю я его, чтобы поддержать разговор.

– Уже два дня.

– Николай будет работать у вас, – подсказывает адмирал.

– Это хорошо, когда будете на работе, заходите ко мне гости. Спросите, где Гаврилов и вам каждый покажет мое хозяйство.

– Зайду.

– Риточка, – адмиралу видно надоело слушать этот треп, – сейчас будет концерт, ты пойди, займи место для нас.

– Хорошо, пап.

– На меня не надо, – я стараюсь отстоять свое право на независимость, – мне придется подождать друзей, а я им первый обещал свое присутствие.

– Хорошо, оставайтесь с друзьями. Риточка, иди, – многозначительно говорит ей папаша..

Девушка и Николай уходят. Адмирал берет меня под локоть и отводит к окну.

– Я ведь так до конца и не поговорил с вами. То, что вам ляпнул атташе, до сих пор сидит в моей голове. Вам наверно придется покинуть это заведение, поехать в штаб и выловить там капитана первого ранга Смирнитского. Доложить ему все, что услыхали от Шнайдера.

– Есть, доложить.

– Не надо так рьяно, для виду поболтайтесь здесь немного и тихо смойтесь.

Адмирал уходит, я осматриваю фойе и вижу Гошу с женой. Подхожу к ним.

– Машенька, привет.

– Ой, Сережка, ты такой симпатичный в этой форме.

– Машенька, это все сверху, наносное. Ты зато изумительна.

– Ну ладно тебе петь дифирамбы моей жене. Лучше пошли в зал, – одергивает меня Гошка.

– Увы не могу. Только что адмирал предложил мне прогуляться на свежем воздухе.

Гошка нюхает воздух.

– С чего бы это, вроде не пьян? Выгнать не за что.

– Я не понравился его дочке.

– Дочке? У адмирала дочка?

– Ну да, ты что не знал?

– Нет. Ты ее оскорбил, чем ты ей насолил?

– Это я расскажу тебе потом. Сейчас лучше идите в зал займите хорошие места.

– Ладно, старик, я тебе завидую, опять повезло.

Гошка уводит Машу в зал. Я уже собирался идти в гардеробную, как меня окликнули.

– Сергей.

Рядом со мной неожиданно появилась Рита.

– Что вы здесь делаете, вы же пошли занимать место…?

– Уже заняла и ушла. Сказала папе, что в туалет… Я хотела увидеть вас, отблагодарить, за то, что вы предоставили мне свое жилье. И еще, не говорите никому, что я у вас ночевала. Дома лишь знают, что была у подруги.

– Хорошо.

– Вы разве не пойдете на концерт?

– Нет. Мне не нравится местная самодеятельность, особенно национальные пляски.

– А куда вы сейчас?

– Сначала в штаб, а потом… свободен. Слушайте, а не пойти ли нам в один уютный ресторанчик, я знаю одно местечко, где сегодня поет Максимова. Она сама из Ленинграда, пела там, имела колоссальный успех, а потом вышла за муж за моряка и обосновалась здесь. Голос… чудесный, будете потрясены…

– Не знаю… Папа там и… Коля…

– Коля ваш жених?

– Нет, друг.

– Тогда тем более, удирайте. Сегодня Максимова поет, завтра – может быть нет. Но такой голос должен остаться в вашей памяти.

– Хорошо, я еду. – Она храбро тряхнула головкой. – Ждите меня здесь.

У штаба, я оставил Риту на улице, а сам поплелся по кабинетам искать Смирнитского. Капитан первого ранга сам наткнулся на меня в коридоре.

– Товарищ старший лейтенант, это вы меня ищете?

– Так точно. Меня сюда прислал адмирал Носков, я только что из клуба офицеров.

– Ага. Ну-ка зайдемте сюда, – он меня заталкивает в какую то пустую комнату. – Что там у вас произошло?

Я кратко рассказываю о Шнайдере, как я познакомился с ним и что он мне сообщил.

– Значит так и сказал, что приглашен смотреть на взрыв бомбы?

– Так и сказал.

– Вот, сволочь, мы же им официальное уведомление прислали посмотреть учения…, а они уже все знают. Ладно, идите старший лейтенант, мы уж теперь будем еще думать над одной загадкой.

Максимова пела хорошо. Мы прослушали ее репертуар и, по моему, Рите понравилось.

– А вы в каком отделении работаете в госпитале? – спрашиваю ее.

– В хирургическом.

– Так вы хирург?

– Нет. Анестезиолог. Сережа, прости за некорректный вопрос…, ты женат?

– Ничего, тебе стоило его задать. Мужчина, да еще один в квартире, когда так трудно с жильем, сам по себе возникает такой вопрос. Да, я был женат. Когда меня направили на эту базу, мы с Сашей договорились, что я ее вызову, как только решу квартирный вопрос. Ты сама знаешь, молодым офицерам дают только койки в общежитии. Вот и старался, выбить хоть какой-нибудь угол для семьи. Мой командир корабля Ягодин попросил твоего отца помочь в этом деле и тот сумел каким то образом пробить мне эту квартиру, где ты ночевала. А дальше… Два года назад жена и сын полетели сюда на самолете и… произошла авария на подлете к городу. Никто не выжил…

– Это был рейс 1211?

– Да.

– Я на нем должна была лететь тоже. У меня были каникулы и решила махнуть домой. Уже купила билеты, а тут Коля Долматов, с которым ты сегодня познакомился, уговорил меня поехать с делегацией за границу, в порядке студенческого обмена. Я и соблазнилась, сдала билеты, а потом узнала, что этот самолет разбился…

В это время на крохотной сцене ресторана появился небритый мужик с гитарой и, постучав по микрофону, заявил.

– Граждане, позвольте вам спеть. После уважаемой Кати Максимовой, я конечно буду выглядеть неважно, но душа просит.

– Кто это? – шепотом спрашивает меня Рита.

– Бывший капитан первого ранга Семенов. Немного мужик спился, но душевный человек.

– Значит он не первый раз здесь на сцене?

– Не первый.

А бывший капитан уже запел. Это был красивый баритон с чуть приглаженной хрипотцой…

– Ямщик, не гони лошадей… – тянул голос и непроизвольная слеза катилась по щетине лица.

Рита слушала внимательно, машинально прокручивая пальцами ножку бокала с вином. Когда Семенов кончил петь, она взглянула на меня влажными глазами.

– Знаешь, наверно это лучше, чем там, сейчас в доме офицеров.

– Наверно.

– А почему он бывший капитан?

– Его подводная лодка утонула у берегов Норвегии, погибли люди. Виноват, в любом случае, капитан, вот за это и выкинули его из флота.

Меду тем, опальный капитан, запел еще один романс, про горе горькое, что по свету шлялось, мы опять замолчали.

Аплодисменты встряхнули тишину зала, Семенов раскланялся и сошел со сцены. Когда он проходил мимо нашего столика я его позвал.

– Михал Михайлович, присядь к нам.

– А… Сережка, здорово дружище, – его рука дружески вцепилась в мою, – давненько я тебя здесь не видел. Простите, – он галантно повернулся к Рите, – Михаил Семенов, почетный житель этого сумасшедшего города.

– Рита, одна из новых жительниц этого города.

– О…, – бывший капитан ловко подцепил руку моей соседки и поцеловал тыльную сторону ладони. – Этот бирюк, – ткнул он на меня пальцем, – умеет выбирать брильянты, вы мне поверьте.

– Миша, не мельтеши, садись, выпей с нами, – предлагаю ему.

Бывший капитан кивнул головой и присел. Я налил ему в бокал из под вина водки. Мужик взял аккуратно бокал, глубоко вздохнул и… одним махом все выпил. Его взгляд заблуждал по столу и я подвинул к нему нарезанные соленые огурцы. Семенов сразу же втолкнул в рот дольку огурца.

– Ух, здорово. Где ты пропадал, Сережка?

– Где? Конечно, в плавании. Сам знаешь, наш эсминец все время мотается по морям…

– А мне говорили, что ты собирался в морскую академию. Я думал ты уже…

– Ягодин задержал рапорт, говорит нет замены…

– Темнит Ягода, не хочет расставаться с толковыми ребятами. Ну да ладно, я ему еще мозги промою. А вы, Рита, как оказались жительницей этого города?

– Меня после учебы прислали работать в госпиталь.

– О… великое дело. Вы очень подходите друг другу ребята, поверьте слову, старого морского волка. У меня нюх на хороших людей.

– Миша, кончай нас хвалить, лучше давай еще выпьем…

Я выливаю ему в бокал остатки водки и Семенов опять мгновенно выпивает его.

– Я… за ваш новый поход…, чтобы была удача…, – он с хрустом уничтожает огурец.

– От куда ты знаешь, что будет поход?

– Я все знаю. Через два дня весь флот покинет порт. Будут ученья большого масштаба и мне так хочется, чтобы вы были живы…

– Не каркай, Миша.

– Я не каркаю, я просто за вас переживаю.

Капитан доедает огурец и поднимается.

– Спасибо, ребята, душу утешили.

Недалеко от ресторана, мы с Ритой поймали такси.

– Куда сейчас? – спрашиваю ее.

– Как куда? Домой.

– Хорошо.

Я не стал переспрашивать в какой дом ее везти, шоферу сразу же сказал адрес своей улицы.

Вот она знакомая лестница. Мы поднимаемся на третий этаж, открываю двери и пропускаю Риту вперед.

– Я еще не убрал простыни. Тебе застелить на диване.

– Нет. Мы будем… в спальне.

И тут она повернулась ко мне и поцеловала таким обещающим поцелуем, что я уже поплыл…

Старпом с утра цепляется ко мне.

– Где вы вчера были, товарищ старший лейтенант. Я вам сказал, чтобы вы были в доме офицеров, однако там вас не видел.

– Выполнял задание адмирала Носкова, он приказал мне явится в штаб.

– Что-нибудь стряслось?

– Никак нет, просто нужно было передать капитану первого ранга Смирнитскому сообщение.

Услышав фамилию Смирнитского, старпом как то сразу увял.

– Жаль, что вы не были на концерте. Хороший был концерт.

– В следующий раз обязательно буду.

– Ну ладно, у вас все готово к походу.

– Так точно, докрашиваем очистительные люки и последний раз проверяем всю энергетическую часть.

– Топливо, смазку получили?

– Так точно.

– Я проверю, если все в порядке, сойдете пораньше на берег.

В дверь каюты вежливо постучали. Я ее открываю и вижу Колю Долматова с огромным чемоданом.

– Это я, здравствуйте, вот нашел вас.

– Здравствуй, Николай, – я протягиваю ему руку. – Заходи. Чего это ты с таким большим чемоданом? Разве тебе не нашли койку?

Он входит в каюту и оглядывает ее, я закрываю двери.

– Да нет, с койкой все нормально. Это я волоку приборы. Мне сказали, что два комплекта должны остаться у вас, у механиков.

– Это еще что? Мне никто ничего не говорил. Что за приборы?

– Счетчики Гейгера.

– Вот оно что. Значит мои догадки подтверждаются.

– Меня попросили, чтобы вы не говорили никому о том, что я принес к вам счетчики.

– Кто попросил?

– Там в штабе, как его… Смирницкий, кажется. Он сказал, что команда не должна знать о приборах, иначе все догадаются зачем мы поплывем и до похода об этом узнают в городе…

– Я все понял. Оставь чемодан здесь.

Коля ставит чемодан к стенке, потом вопросительно смотрит на меня.

– Вы вчера с Ритой были вдвоем?

– Был.

– Она замечательная девушка.

– Конечно.

– Я хочу пожелать вам счастья.

– Пожелай.

– Я пошел.

– Иди.

Вот еще, конкурент выискался. Слава богу, что еще не разнылся в моей каюте.

Рита уже хозяйничает в моей квартире. Я пришел с цветами и преподнес их ей прямо у входа.

– Это тебе, моя дорогая.

Она приняла их и поцеловала меня в губы.

– Спасибо. Давай раздевайся, у меня все готово.

Вот это подарок, последний раз такие слова, я слышал от Саши три года назад.

Мы ужинаем вместе и веселимся от души, рассказывая друг другу забавные истории из нашего прошлого.

– А мне Долматов однажды подсунул ежа…

– Я с Колей сегодня встречался.

Рита опустила вилку.

– Где?

– На корабле, он нашел меня. Похоже его определили во время похода к нам, в боевую часть.

– Ты только его не очень. Коля очень чувствительный парень.

– Постараюсь.

В это время зазвонил телефон. Я взял трубку и сразу узнал голос адмирала.

– Гаврилов…., это, извини конечно, Рита у вас?

– У меня.

– Дай ей трубку.

Я закрываю микрофон рукой.

– Рита, тебя просит отец.

Она закивала головой и осторожно взяла трубку.

– Але… Да, папа… Нет, я сегодня не приеду… Конечно, папочка, не сердись. У нас все хорошо… Да… Да… Ничего, скажи ему, что я счастлива… Я тебя тоже…

Она опускает трубку на рычаг.

– Папа волнуется за меня. Это Коля сказал ему, что я, наверно, у тебя…

– Ну и что?

– Похоже он очень доволен, что я с тобой.

– Больше всего доволен я.

И тут я не сдержался, обхватил ее и долго целовал это милое, прекрасное лицо, потом поднял н руки и понес в спальню…

В шесть утра зазвонил телефон. Подпрыгиваю с кровати и несусь в гостиную, там хватаю трубку.

– Але…

– Товарищ старший лейтенант, это мичман Григоренко, тревога. Приказано срочно явится на корабль. Машина за вами уже выехала.

– Я понял. Сейчас, выезжаю.

Зажигаю свет и начинаю одеваться. В дверях спальни появилась, замотанная простыней, Рита.

– Тебя вызывают? – спросила она. – Это поход?

– Да.

– Я буду ждать тебя.

– А я, любить до конца жизни.

И тут она присела на стул и заплакала.

– Ты чего?

– Я просто хотела этих слов, ждала и вот дождалась.

Подошел к ней, встал на корточки и положил голову ей на колени.

– У нас будет самая замечательная любовь.

На улице загудела машина.

– Мне пора.

Вскакиваю и торопливо привожу себя в порядок. Потом за плечи приподнимаю Риту.

– Я люблю тебя. До свидания.

Вот он поцелуй. Я заметил, что каждый поцелуй, как разговор, один прощальный, другой, как радость встречи, а третий – любви. Видно есть еще много других поцелуев, дружеских, покойницких, а иногда просто скоротать время, а у меня со значением. Сегодня прощальный.

На пирсе командующий базы и другие официальные лица. Среди толпы свиты адмирала, я вижу голову Питера Шнайдера. Хоть он и ГДРовец, с дружественной нам страны, но все-таки подлец. Ягодин рапортует о готовности эсминца к походу и адмирал важно кивает головой.

– Все по местам, – раздается команда и я опускаюсь в чрево корабля. Теперь мое место только здесь.

В машинном отделении, у пультов и своих мест застыли младшие офицеры, старшины и матросы. Ко мне со всех сторон доносятся команды.

– Первый котел в норме…

– Второй котел в норме…

– Турбины работают исправно

– Генераторы в норме.

И тут звякнул сигнал и стрелка управления, дернувшись, встала в положение «малый вперед».

– Малый вперед, – командую я.

Провернулись винты и эсминец ожил, задрожал и зашумел обычным, рабочим гулом. Поход начался.

Коля и Гоша сдружились. В моей каюте они гоняют в шахматы и без конца спорят о будущем флота.

– Ну вы, спорщики, – я вваливаюсь в каюту, – дайте отдохнуть человеку.

– Ложись, – небрежно кивает за свою спину Гоша.

Это мерзавец ловко устроился на моей постели и теперь оставляет мне узкую площадку у стены. Я втискиваюсь в эту щель и прошу.

– Гошка, я тебя побью, если ты будешь мешать мне спать.

– Ни каких проблем, я нем, как рыба.

Вроде тихо, эти шалопаи обдумывают ходы и молчат, я засыпаю.

Просыпаюсь от криков.

– Это безумие, отправлять хорошо оснащенные корабли в самое пекло, – захлебывается от возмущения Коля.

– Мы будем первые, еще никто, ни один иностранный военный корабль не подходил к той черте, когда можно определить жизнеспособность корабля, – срывается Гоша.

– Значит для этого надо ухлопать пол флота и тысячи живых людей, а зачем. Я рассчитал примерное действие радиоактивного излучения на корабли, учитывая толщину брони и расположения самого корабля по отношению к эпицентру взрыва и пришел к выводу, что оптимальный вариант для нас, два –три километра.

– Вот видишь, примерно. Но это же первый в мире взрыв на море с участием флота. Кто скажет точно, как не мы.

– О чем спор, мальчики? – подал я голос.

– Понимаешь, Сережа, – отвечает Гоша, – я был у Григорьянца. На мостике вскрыли пакет и он мне рассказал кое что о его содержимом. Мы должны быть на несколько кабельтовых впереди всего флота, то есть почти под самым взрывом бомбы. Все корабли флота размещают цепочкой, примерно, на равном расстоянии, так что действие взрыва отразится на каждом по разному. Мы первые, мы и получим больше шишек и банок от этого учения.

– А я говорю, – шумит Коля, – лучше бы поставили на якорь старые гниющие корабли без людей и долбанули бы по ним.

– Ну и что тогда? Кто тебе опишет все то, что происходит при взрыве и о чем надо в дальнейшем знать людям.

– Для этого надо напихать в корабли датчики, чувствительные приборы и по ним потом определить, что с ними было.

– Ну определишь, температура поднялась, а что дальше. Как практически выйти из этого положения? Датчик тебе скажет то, что чувствует, а мы тебе скажем то, как бороться против побочных явлений.

Похоже они опять сцепились, уже не спрашивая меня. Теперь мне не заснуть.

– Гоша, ты когда выходишь на мостик?

Мой друг посмотрел на свои часы.

– Через двадцать две минуты.

– Я пойду к механикам.

– Давай.

Я закрываю дверь каюты и опять слышу обрывки спора.

– Мне, кажется, – это голос Коли, – офицеры флота – консерваторы…

Гоша влетает в каюту.

– Сережа, через два часа будет…

– Рванут эту штуку?

– Ну, да.

– Я это предполагал, мы замедлили ход.

– Я буду у минеров, о том, что узнаю тебе все расскажу.

Гоша уходит и через десять минут появился Долматов.

– Я к вам за чемоданом. Мне старпом сказал, чтобы я теперь был с вами.

– Хорошо. Посидим пять минут и пойдем в машинное отделение.

Пять минут мы молчали, как на похоронах.

В машинном отделении Коля занял мой стол, открыл чемодан и вытащил неуклюжий ящик-пульт с датчиком. Он переключил несколько тумблеров на пульте и тут же в микрофоне послышалось редкое пощелкивание.

– Порядок. Товарищ старший лейтенант, мне надо отнести его ближе к корме…

– Мичман Гавриленко, помогите инженеру…

– Но мне еще надо, чтобы кто то был все время у счетчика и по времени записывал его показания.

– Мичман Гавриленко, вам инженер покажет, как надо работать с прибором. Возьмите чистый журнал и все, что он требует, заносите в него. Вам доверяю важную научную работу.

– Есть, – ответил бравый мичман.

Они уходят с прибором. Через двадцать минут Долматов приходит опять ко мне.

– Все в порядке? – спрашиваю его.

– Да… Мы установили прибор.

Коля вытаскивает из чемодана второй пульт и настраивает его на столе.

– Вы не против, если я буду теперь все время здесь?

– Не против.

Звякнул сигнал. Стрелка управления переместилась в положение «Стоп машина».

– Стоп машина, – как эхо командую я.

Затихла вибрация, только гул турбин и генераторов, привычной музыкой разносится в зале. Мои матросы и старшины застыли на своих рабочих местах. Мучительно начало тикать время. Долматов тревожно поглядывает на свои часы и, открыв журнал, зависает над ним ручкой.

Мы сначала не поняли, что произошло. Просто эсминец качнуло и потрескивание и шипение вихрем пронеслось по кораблю. Тут же взвыл счетчик Гейгера и барабанный треск, переходящий в вой, забился в ушах. Коля Долматов, ахнул. Вдруг… корабль резко взмыл носом вверх и начал подниматься, будь-то нас неведомая сила пыталась вышвырнуть к облакам, потом резкий рывок вниз, словно несемся на оборванном лифте и… удар с жутким грохотом, да такой, что мне показалось, нас расплющили о наковальню. Эсминец резко положило на бок. Коля со счетчиком Гейгера улетел под электрощит. Все люди в машинном отсеке, незакрепленные приборы, инструменты и всякие прочие вещи, попадали на палубу и покатились по ней. Я вцепился в стол и почти повис над пропастью, болтая ногами.

«Крен», мы же перевернемся, – стучало в мозгу. Перевалим сорок градусов и все… Словно услышав мой вопль, эсминец стал выпрямляться, резко подскочил и запрыгал покачиваясь во все стороны. Но погас свет и где-то засвистел пар. Я подтянулся за стол, неуверенно встал на ноги и заорал.

– Включить аварийные генераторы…

Где-то что то шуршит, но света нет.

– Где электрики? – ору в темноту.

Вдруг вспыхнули лампочки и вид разорения потряс меня. Мы как после хорошей битвы. Несколько окровавленных фигур пытаются встать, другие уже на своих рабочих местах, но в каком ужасном состоянии. Неподвижные тела троих матросов видны на палубе у генераторов. У левой турбины лопнул отводной коллектор, пар стремительно заполняет помещение.

– Перекрыть первую турбину. Аварийной команде срочно исправить поломки. Вызвать санитаров, проверить команду.

Почему молчит мостик. Я хватаю микрофон.

– Первый, ответьте… Первый…

Динамики подозрительно молчат. Вдруг опять эсминец задергался и… опять мы получили сильнейший удар, от которого несколько человек свалило на решетчатый настил. Корабль медленно отклонился в другую сторону примерно на двадцать градусов. Он продержался так секунд тридцать потом подпрыгнул к верху и закачался.

– Первый, первый… ответьте, – бубню в микрофон.

Вой вырывающего пара прекратился, вокруг аварийной турбины замельтешили фигуры матросов.

– Всем старшинам и матросам, – командую я, – осмотреть основные агрегаты, доложить их состояние.

Послышались отчеты людей, оказывается кроме турбины, у нас сдохли семь новых вентиляторов и вдруг тревожный голос сообщил.

– Первый танк дал трещину, вдоль стенки левого борта. Мазут начал вытекать…

– Старшина Гичков, срочно команду на танк. Посмотрите, что можно сделать. В случае чего, перекачайте часть топлива из поврежденного танка в другие.

Ко мне, как призрак подходит Коля Долматов. Лицо измазано кровью, рубаха порвана и большой кровавый порез виден с левой стороны груди. В руках парня потрескивающий счетчик Гейгера.

– Как фон? – спрашиваю его.

– Чуть повыше, чем был, – шепелявит Коля.

– Что с тобой?

– Зубы. У меня выбиты передние…

– Работать можешь?

Он кивает головой.

– Докладывай мне, если фон изменится.

В машинном отделении стала подниматься температура, сказывается остановка вентиляторов в шахтах. Передо мной возник худощавый матрос.

– Товарищ старший лейтенант, там… вентиляторы поплавились, заменить невозможно, притока и вытяжки не будет.

– Ясно. Иди, раздрай люки, посмотри, что на верхних палубах.

Только откинули люки на верхние палубы, как поток горячего воздуха ворвался в машинное отделение. И тут в раскрытый люк по лесенке стала спускаться, шатающаяся черная фигура. Вид человека ужасен. Красное распухшее лицо, там где глаза белые обводы, волос почти нет, а китель весь обгорелый.

– Сережа, это я.

Человек рухнул на пустующее кресло мичмана Гавриленко.

– Гоша? Что с тобой, Гоша?

– Там… на верху, все… мертвы.

– Что ты говоришь?

– Ягодин, старпом… все…, кто был на мостике… Мостика тоже нет. Все оплавилось, мы потеряли связь…

Коля поднес счетчик к Гоше и тот заверещал будь-то недорезанный.

– Сергей, – не по военному сказал Долматов, – его надо срочно переодеть и вымыть.

Я подозвал оператора с поврежденной турбины.

– Товарищ старшина, капитан-лейтенанта в душевую, вымыть его и выдать новую одежду.

Гошу увели.

У нас появились новые лица. Спустился штурман, кап-два, обычно молчаливый Друян. Вид у него получше чем у Гоши, нет ожогов лица, зато нос залеплен липучкой и следы засохшей крови на половине головы.

– Как у вас дела, товарищ старший лейтенант?

– Стараемся исправить положение.. Поврежден коллектор турбины, один танк и сдохли почти все вентиляторы.

– Мы можем плыть?

– Наверно можем, сейчас запустим турбину и попытаемся провернуть винты.

– Я принял на себя корабль и хочу отвести его на базу. Сейчас справимся с пожарами в носовой части эсминца и можем двигаться. Так как внутренняя связь не работает, пришлю к вам связиста, пусть проложит кабель до верхней палубы. От туда будем по телефону управлять кораблем через вас. Рулевое управление повреждено и судя по всему, его восстановить не возможно, придется управлять эсминцем винтами.

– Я понял, товарищ капитан второго ранга.

– Тогда, давай. Вся надежда на тебя, Сережа.

И этот тоже по неуставному. Друян уходит на верх

Дали пар и запела вторая турбина. Я дал команду провернуть винты и тут судно начало трясти.

– Что это? – ко мне тревожно повернул голову Коля.

– Вал чуть погнут.

Связист, присланный Друяном, подал мне трубку.

– Вас…

– Але..

– Это я, – слышу голос кап-два. – Почему такая вибрация?

– Вал поврежден, видно чуть согнуло при такой встряске.

– Доплыть с таким дефектом можем?

– Можем.

– Тогда, давай разворот на сто восемьдесят. Я тебе буду командовать, когда надо остановится…

В машинном отделении сумасшедшая жара. Дышать почти нечем. Три вентилятора не могут дать притока свежего воздуха. Матросы поснимали робы, голые тела блестят от обильного пота и бедные ребята дышат как рыбы, открыв рот. Все люки на верхние палубы мы позакрывали, от туда несет жаром и гарью, но от этого легче не стало. Мазут все же частично вылился из танка, палуба стала черной, липкой и ходить по ней стало трудно. Повысился в зале радиоактивный фон, но Коля говорит, что это еще нормально, хотя тревога охватило его побитое лицо. Два матроса все же свалились от жары, их сунули на трубы холодильников, которые уже давно не охлаждали воду, но были только чуть теплые. Мы плывем в слепую, только по командам по телефону.

Опять он звякнул, вызывая меня.

– Товарищ старший лейтенант, – слышу голос Друяна, – останови машины.

– В чем дело?

– К нам идет помощь. Приближается миноносец «Стремительный».

– Я понял. Стоп, машины.

Только через минут сорок нас выводят через верхние палубы на самый верх. Матросы одурев от жары, валятся на настилы, стараясь отдышаться на свежем воздухе. Я огляделся и не узнал свой родной эсминец. Антен и мачт, торпедных аппаратов и других выступов на корабле не было, это был не эсминец, а оплавленная металлическая коробка. Входные двери и люки были открыты только в теневой от взрыва стороне, остальные было просто не открыть, они заварились. Выполз из люка ошалевший Коля Долматов со своим неразлучным счетчиком и противный визг сразу обрушился на нас. Теперь Коля с ужасом смотрит на прибор и прыгающими губами говорит.

– Сергей…, это ужас…

На эсминец прыгают матросы с миноносца «Стремительный», Друян дает им команду выносить всех живых из отсеков. И вскоре вся верхняя палуба заполняется ранеными или обоженными людьми. Вынесли Гошу. Он лежит на брезенте и двигает губами, стараясь надышатся прохладным воздухом. Я подхожу к нему.

– Гоша, ты как?

– Слабость какая то. Сейчас отдышусь…

И тут мой товарищ отключился.

– Санитара, – ору я, – врача.

Два моряка подбежали к нам и склонились над телом Гоши.

– Жив, – говорит один. – потерял сознание.

Ко мне подошел Друян.

– Сережа, бери своих людей и уводи на миноносец. Здесь находится опасно. Кроме того, я получил приказ. Нам приказали уничтожить все документы, все самое важное, а эсминец утопить.

– Как утопить?

– Так. Говорят, что наш корабль имеет очень высокий фон радиоактивного заражения и его просто нельзя вести на базу.

– Мне его утопить?

– Нет. Его потопят миноносцы, настоящими торпедами.

– Что делается? А как же ребята? – я показываю на лежащих матросов и офицеров на палубе.

– К нам идет два тральщика и еще несколько вспомогательных судов, их подберут.

Я созываю свою несчастную команду и мы торопливо перебираемся на миноносец. К эсминцу подплывает тральщик и матросы начинают переносить раненых на него. Мы же отходим. Оставшиеся в живых люди, с ужасом смотрят свой неузнаваемый корабль.

На пирсе полно санитарных и грузовых машин. Адмирал Носков хмуро выслушал рапорт командира миноносца, который снял нас с гибнущего корабля, и приказал всю команду эсминца отправить в госпиталь. Нас раскидывают по машинам и везут по городу.

В палате пять человек. Здесь Коля Долматов, мичман Гавриленко и еще два офицера. Пока с нас только снимают анализы, высасывают кровь и дают витаминные таблетки. Буквально на следующий день, после того как нас разместили в госпитале, в палату ворвалась Рита.

– Сережа.

Она прижалась ко мне и заплакала.

– Ты чего?… Все в порядке. Вон посмотри, Коля здесь.

– Я так испугалась… Говорили, что почти все погибли. – Она повернула голову к Долматову. – Здравствуй, Коля… Извини.

На глазах у девушки слезы.

– Все обойдется, Рита, – говорит Долматов. – Я знаю, нам здорово повезло. В машинное отделение через много палуб радиация почти не прошла, она была минимальная.

– Разве только в радиации дело, – это подает голос, подслушивающий нас на соседней койке, мичман Гавриленко, – да нас, помимо этого, чуть не расплющило волной, а еще…, мы едва не сдохли от жары, почти под семьдесят – восемдесят градусов было.

– Вот я и говорю, нам повезло. Вон посмотри на ребят, они были выше нас, – Коля кивает на койки, где неподвижно лежат два офицера.

У Риты опять потекли слезы.

– Как это ужасно, мальчики.

– Не разводи сырость, – прошу я. – Пойдем, я тебя провожу.

– А тебе можно ходить?

– Конечно. Пошли от сюда.

В коридоре мы устроились на скамеечке и потом рассказывали друг другу всякие пришедшие в голову истории из нашей жизни, пока меня не позвали на обед. Рита успокоилась и немного ожила. Мы договорились, что она зайдет в понедельник.

Меня, Колю и мичмана выписали через четыре дня. Прежде чем уйти из госпиталя, я пошел в палату, где лечился Гоша. Мой друг как то высох и неподвижно лежал на спине, сверля взглядом потолок.

– Гоша, привет.

– А, это ты?

– Как дела?

– Хреново, Сережа, аппетита нет, таю на глазах. Больше всего, конечно, Машку жалко. Как она теперь будет без меня?

– Да погоди ты себя хоронить. Еще поправишься. Врачи говорят, что не все потеряно.

– Я тоже так стараюсь думать. Вот здесь лежу и вспоминаю наш разговор с Колей… Прав он, понимаешь. Не к чему нас было бросать в такое пекло. Действительно, напихали бы корабль, идущий на слом, всякими приборами и сунули бы вместо нас.

– Офицеры, которые лежали с нами в палате, сказали, что здесь еще сказалась ошибка пилота самолета, он скинул бомбу почти на две мили ближе к нам.

– Ну вот, там ошибка, здесь ошибка, а страдаем мы.

– Так что же все таки произошло у вас в отсеке?

– Понимаешь, все как то непонятно. Как нам приказали, мы сидели на своих местах в противогазах и касках Сначала мы услыхали гул, потом вдруг все зашипело, стены и потолок начали дымится и неожиданно раскалились до красноты. Вонь краски и жара сразу же обрушились на нас, самопроизвольно загорелось все, что может гореть. Эсминец вдруг как подбросит, то вниз, то вверх и тут же огромная волна накрыла корабль. Стенки и потолок сразу же прекратили светится, а вот пожар… достал. Самое неприятное, отключилась вентиляция, к тому же люки и двери снаружи, от температуры приварились… Противогазы не помогли, все задыхались и некоторые, в том числе и я, сняли их. С трудом затушили пожар, выскочили в центральный коридор, а здесь жара, дыму…, ничего не видно. Часть матросов побежали в слепую все таки к корме. Им повезло, там двери на верхнюю палубу не заварило. Они были защищены тенью от пристроек корабля и поэтому нормально открылись. Я потом только узнал, вернее уже здесь, в госпитале, лучше бы они не выскакивали на верхнюю палубу, все они спаслись от пожаров и дыма, но схватили по такой дозе радиации, что выглядят хуже меня…

– А с тобой то все таки, как вышло?

– Да никак? Я по инструкции должен был проверить все минное хозяйство. Добрался до третьей палубы, жара жуткая, дыма зато поменьше. Вдруг почувствовал себя неважно и понял, что наверх мне не выбраться. А тут вы стали открывать броневые люки и я в надежде, что у вас есть воздух, спустился к вам.

– Мда… Меня выписывают, Гоша.

– Вот здорово. Я рад за тебя Сережа. Навещай моих… Зайди к Машеньке, успокой ее.

– Договорились. А я буду ждать тебя, мне же еще надо сыграть свадьбу, а кто как не ты, должен быть шафером…

– Ты? Свадьбу? Нет, это мир перевернулся точно. Придется мне действительно поправляться. Поздравляю, Сережа. Кстати, кто она, я ее знаю?

– Дочь адмирала Носкова, Рита.

– Далеко пойдешь, старик.

– Постараюсь. Ну, пока.

Рита на своей «Победе» привезла домой и тут же накормила до отвала. Потом мы с ней валялись на кровати и мечтали о будущем.

В штабе флота не до меня. Комиссия из столицы проводит расследование гибели эсминца. Зато меня нечаянно увидел в коридоре Смирницкий и тут же потащил к себе в кабинет.

– Это хорошо, что я вас увидел первым, – сказал каперанг, – расскажите мне все что вы увидели после взрыва бомбы, все что произошло на эсминце.

И я принялся рассказывать. Каперанг не прерывал, слушал внимательно и когда я дошел до госпиталя, только здесь остановил.

– В вашей команде потери есть?

– Почти нет. Есть раненые, угоревшие от жары, но их скоро выпишут…

– Отлично. Все что вы мне рассказали изложите на бумаге. Прямо здесь в кабинете. Вот вам ручка, вот стопка листов.

Смирницкий из выдвижного стола вытаскивает пачку бумаги и кладет передо мной.

Я писал рапорт два часа и когда протянул его Смирницкому, спросил.

– Товарищ капитан первого ранга, а куда теперь меня? Спишут в экипаж?

– Зачем. Командир вашего корабля, капитан второго ранга Ягодин, до операции на море, отправил в штаб ваш рапорт с просьбой направить учиться в академию. По моему командование базы с пониманием отнеслось к вашей просьбе.

– Так меня отправят учиться?

– Я так считаю.

Я и Рита сидим в ресторане, где обсуждаем нашу поездку в столицу. К столику подсел бывший каперанг Смирнов.

– Сережа привет. Здравствуйте глубокоуважаемая Риточка. Правильно я вас запомнил?

– Да, Михаил Михайлович. Здравствуйте.

– Приятно все же видеть вас здоровыми и счастливыми.

– Михаил Михайлович, выпейте с нами.

Я, как и тогда, наливаю ему в фужер водки. Старик осторожно берет его за ножку и говорит.

– Давайте. Давайте поднимем тост за тех, кто погиб на твоем эсминце, Сережа. За отличный боевой корабль, умерший там же.

Мы выпили и немного помолчали.

– Я вот иногда думаю, – первым заговорил бывший каперанг, – если будет новая война, сколько невинных жертв погибнет при этом. Представляете, в мирное время, гибнут современные корабли, то в военное время, наверняка – государства.

– Для того чтобы этого не было, мы должны быть сильные, могучие…, – осторожно вякнула Рита.

– Не надо песен, девочка. Кому нужно могущество, если не будет будущего.

ЭПИЛОГ

Из почти 140 человек служивших на эсминце, в катастрофе погибло сразу же 87. Из оставшихся живых, некоторые потом медленно умирали. Через шесть месяцев в страшных мучениях скончался Гоша, так и не дождавшись нашей свадьбы, еще раньше умер скромный штурман Друян. В этой трагедии, из 12 прикомандированных научных работников, в живых остался один, Коля Долматов.

На городском кладбище есть небольшой обелиск. На камне выбиты слова.

« Эсминцу „Сторожевому“ и его экипажу, погибших при исполнении своего воинского долга, посвящается…» и дата……

А далее столбики могил с однообразными надписями, где выбиты звание, фамилия, имя, год рождения и смерти.

Будущее, наверняка, так и не узнает, что за воинский долг исполнил корабль.