Евгений Кукаркин
      Маленький кусочек большой жизни
      Декабль 2002 - февраль 2003
      Мастер цеха Марина Ивановна сидит напротив меня и смотрит в стену. Этой ершистой девушке недавно исполнилось 24 года и она возненавидела меня сразу, как пришла из института в цех.
      - Я вас спрашиваю, Марина Ивановна, почему Клавдия Яковлевна нарушила технику безопасности? Почему нарушает технологию прессования? Еще бы немного и был пожар.
      - Не было же пожара. Клавдия работает здесь уже более двадцати лет и прекрасно знает, что делает, - огрызается мастер.
      Прессовщицу Клавдию Яковлевну, я поймал на месте преступления, когда она отбивала облой на только что отпрессованой порошине, огромной, размером с саму работницу. Она так яростно лупила молотком по торцу порошины, что не заметила, как с рукоятки свалилась плохо закрепленная стальная болванка молотка и та, пролетев дугой, случайно задела за металлический угол верстака... от искры загорелись куски пороха, разбросанные на нем. Я закрыл глаза от ужаса, а Клавдия Яковлевна спокойно мокрой тряпочкой, которая лежала здесь же на столе, прихлопнула огонь и стала искать на полу потерянную болванку. Потом насадила молоток на деревянную ручку и спокойно продолжала дальше отбивать тонкие куски облоя, как будь-то ничего не было.
      - Клавдия Яковлевна, что вы делаете? - спросил я ее тогда.
      - А... Это вы, Юрий Андреевич? Не заметила вас... Да вот лишние наросты сбиваю. Порошина то вон какая, только тросом и поднять, а этот облой очень мешает, из-за этого она в лоток крана не помещается.
      - Прекратите, вы же разнесете бокс.
      - Да что с ним будет. Вспыхнет эта дура и погаснет. Я первый год что ли. Уже при мне три раза горели порошины и ничего, главное вовремя прикрыть глаза. Она же взорвется, когда газу идти некуда, а такие случаи могут быть только тогда, когда порох горит в пресс-форме. Помню в позапрошлом году уже это было..., крыша бокса вместе с пресс-формой улетали несколько раз.
      - Если вы сейчас не прекратите это делать, я вас сниму с работы.
      - Подумаешь, - ворчит прессовщица, - наприсылали всяких умников..., но все же прекратила бить молотком.
      Она идет к управлению краном и начинает манипулировать пульном, подводя лоток под порошину.
      Вот за эти нарушения, я и накручиваю мастера, непосредственно отвечающего за этот участок.
      - Знаете что, - говорю Марине Ивановне, - на первый раз, за нарушение техники безопасности, я объявлю вам замечание, а Клавдии Яковлевне выговор.
      - Мне можно идти? - сжала она губы.
      - Идите.
      Все так же, не глядя на меня, она поднимается со стула и идет к двери.
      Где то в конце рабочего дня, в дверь кабинета постучали. Входит профсоюзный деятель нашего цеха Анатолий Григорьевич. Это на вид добродушный толстяк, а на самом деле, подлей мужика еще не видел.
      - Привет, Юрий Андреевич.
      - Здравствуй, Анатолий Григорьевич.
      Толстяк с кряхтением садится на стул.
      - Что же ты, Юрий Андреевич цех подводишь?
      - Это как?
      - Клавдюше выговор вкатил, да еще за нарушение техники безопасности. Это же удар по всему цеху. Премия всем сразу накрывается, все хорошие результаты по соц соревнованию сразу превращаются в ничто и слава то, слава какая пойдет, теперь надо целый квартал отмываться, доказывать, что ты белый, а не черный.
      - Наверно придется отмываться. Не могу я отменить приказ, сегодня вышло удачно, мы еще не взорвались, но завтра этого не должно повториться.
      - О чем ты говоришь, Юрий Андреевич, порошина не взрывается, она медленно горит, сам наверно знаешь, да и в ракете она не должна сразу вспыхивать, иначе ее разнесет...
      - Знаю, но еще знаю одну вещь, что при горении пороха, могут сгореть и люди, не говоря об имуществе. Приказа отменять не буду.
      - Упрямый ты человек, Юрий Андреевич. Разреши, я с твоего телефончика позвоню.
      Толстяк, не дожидаясь моего ответа, тянется к столу и придвинув к себе телефон, набирает номер.
      - Василий, привет... Как здоровье?... Это не плохо. Знаешь, у меня к тебе просьбочка. Твой зам, привязался к Клавочке, ну ты ее знаешь, прессовщица и влепил ей выговор за нарушение техники безопасности. Теперь начнется... Тут полетят премии, зачастят комиссии и пойдет... пойдет... Говорил конечно..., упрям, ой как упрям... Передаю. На, - он протягивает мне трубочку, - поговори со своим начальником.
      Василий Герасимович, действительно мой начальник. Пока он болеет, его замещаю я. Сюда меня перевели недавно, после того, как директор предприятия решил объединить изоляционный участок и сборочный в единое целое. Я оказался при этой реорганизации не удел и меня решили перевести зам нач цеха по изготовлению пороховых зарядов.
      - Юрий Андреевич, привет, - слышу рокотание в трубке.
      - Здравствуй, Василий Герасимович.
      - Все там порядки наводишь?
      - Приходится.
      - Не привязывайся к Клавке, баба она хорошая, после этого случая все поймет и больше делать ничего такого предосудительного не будет. Отмени приказ.
      - Я не привязываюсь. Может она и замечательная женщина, но она нарушила технику безопасности, а на таком производстве этого пропускать нельзя.
      На той стороне, трубка тяжело задышала.
      - Значит отказываешься?
      - Отказываюсь.
      - Ты меня заставляешь делать весьма неприятные вещи. Я больной, но из-за тебя должен подняться и выйти на работу, чтобы навести порядок. Завтра буду в цехе.
      И все. Трубка замолчала. Я положил ее на место.
      - Ну, что? - кривится в улыбке Анатолий Григорьевич
      - Ничего. Завтра выходит на работу Василий Герасимович.
      - Слава богу, теперь не будет нервотрепки в цеху, будет порядок.
      Это он умышленно мне подкинул последнюю фразу, гад да и только. Профсоюзный деятель медленно поднимается с кресла и не попрощавшись идет к двери.
      Сегодня вечером я приглашен на свадьбу сына моего товарища. Лешка настойчиво приглашал на это мероприятие, уверяя, что подберет по этому случаю, девушку моей мечты. Сам то я уже полтора года холостой, узнал тогда, что жена крутит любовь с одним типчиком и выпер ее из дома. Говорят, что она теперь счастлива, вышла за муж, правда не за того с кем трахалась, а за другого... талантливого конструктора, родила ему дочь и полностью забыла о прошлой жизни.
      Алексей встретил радостно. В прихожей квартиры, он лупил и трепал меня за плечо.
      - Юрка, чертов сын, уже все за столом, а тебя все где-то носит...
      - Занят был очень. Не вовремя ты закатил свадьбу, нет чтобы в субботу или в воскресение, а ты все устроил в рабочий день.
      - Это не я, это молодые. Идем быстрей, пока только все выпили по первой.
      В гостиной, за длиннющим столом полно гостей, я с ними поздоровался, и под гул еще не пьяных возгласов, Алешка подвел меня к свободному стулу.
      - Вот твое место. Аллочка, возьми под свое шефство хорошего мужика, обратился он к соседке. - Звать его, Юрий.
      Моя соседка не так красива, но в лице что то есть захватывающее, чуть выступающий прямой длинноватый нос, большой рот, оформленный пухлым валом губ, очень выделялась длинная шея, выбрасывающая головку под наклоном вперед и все это было прикрыто густыми вьющимися каштановыми волосами, разбросанными по плечам.
      - Возьму, Лешенька, возьму, - улыбалась она открытым ртом, показывая белые-белые зубы.
      Я осмотрел остальных гостей и вздрогнул. Напротив меня сидела мой мастер, Марина Ивановна. Она смотрела на меня в упор ни чего не выражающими глазами.
      - Вы чего хотите, - тихо говорила мне под ухо Алла, - мясной салат, овощной, рыбу в томате...?
      - Можно мне лучше селедочку и... любой салатик.
      Моя соседка с готовностью начала накладывать в тарелку яства. Кто то из гостей начал речь...
      - Дорогие Наталья и Андрей, хочу вас поздравить с вступлением в новую жизнь... - и пошло, и пошло... и пошло.
      После четвертой рюмки, Аллочка зашептала мне на ухо.
      - Моя подружка, Мариночка, что сидит напротив, по моему, от вас без ума. Все время смотрит на вас.
      - К сожалению, я с ней знаком.
      - Вот как? А почему к сожалению?
      - Она работает вместе со мной и у нас как то не сложились отношения...
      - Ну что вы, на Мариночку это не похоже, она самая компанейская девочка.
      Между тем, компанейская девочка, хлестала водку полными рюмками, как заправская пьяница, почти совсем не закусывая.
      - Ваша подружка сегодня чего то молчит...
      - Сама удивляюсь, чего это с ней.
      Свадьба катилась уже сама по себе, по хорошо смазанным алкоголем рельсам. Аллочка обслуживала не только меня, но и своих соседей, рекламируя перед ними блюда и безжалостно вываливая их содержимое в тарелки. Гости пили, кричали, я почувствовал, что тоже почти окосеваю, но пока держусь в рамках. Моя энергичная соседка вдруг зашептала.
      - Юра, мне надо уйти. Я тихо отвалю...
      - Чего так... рано?
      - У меня собака...
      - Чего? - с удивлением посмотрел на нее.
      - Ну, собака, ее надо вывести. Я очень далеко живу, почти в пригороде, так что приеду домой через час, это будет уже так поздно.
      Аллочка, судя по всему, не так пьяна.
      - Вас проводить?
      - Ни в коем случае. Даже не вставайте со стула, иначе Алексей прицепится, устроит шум и мне уже придется уйти с большими трудностями. А так все подумают, что я иду попудрить носик и не среагируют, когда я исчезну.
      - Хорошо. До свидания.
      - Пока. Может еще увидимся.
      Аллочка потихоньку убралась в прихожую. Прошло немного времени и тут на пустеющий рядом со мной стул плюхнулась... Марина Ивановна.
      - Юрий Андреевич..., - она потрясла головой, пытаясь привести в порядок мысли, - зачем... вы меня прес... преследуете?
      - Извините, я даже не знал, что вы тоже приглашены на эту свадьбу.
      - А я говорю..., что вы за мной... ходите.
      Бесполезно доказывать что то пьяной женщине.
      - Чего вы бросили своего соседа и пришли сюда?
      - Это Ваньку то...? Это не мой..., он не знаю чей... но гад... ой, гад..., все мою коленку жал... Во... смотрите, вся красная...
      Марина чуть отодвинулась и стала задирать платье, чтобы показать свою коленку, вызвав тем любопытство не трезвых соседей.
      - Не надо показывать, - говорю ей и обратно одергиваю платье.
      - Вам даже... мои ноги не... не нравятся. Чем вы тогда... интересуетесь...?
      Тут начался очередной всплеск поздравления и все потянулись к рюмкам. Я поднял свою.
      - А где моя? Ванька... дай мою рюмку..., - требует соседка и протягивает над столом руку.
      - Мариночка, иди сюда.
      Холеный парень, с пьяными глазами, сидящий напротив, кивал головой на пустеющий с ним рядом стул. Марина махнула на него рукой.
      - Не хочешь..., как хочешь... Это чья? - она схватила пустую рюмку Аллы, - Юрий Андреевич, - вдруг четко сказала компанейская девушка, налейте мне сюда.
      - Не много ли?
      - Не много.
      Я налил ей водки и Марина вдруг ловко, в два глотка, ее выпила. Потом потрясла головой...
      - Ты бы закусила, - предлагаю ей.
      - Не лезьте... ко мне. Все лезете... и лезете...
      По всей видимости, она все же переборщила.
      - А чего... вы мне не гладите... ноги...? Вон, Ванька гладит.., а вы... нет.
      К нам подошел Алексей
      - Юра, у вас все в порядке?
      - Марина малость перепила. Может мне ее отвезти домой?
      - Если сможешь, отвези. Марина, пойдем я тебя провожу.
      Леша стал тянуть ее со стула.
      - Я не хочу... Куда... меня тянешь?
      - Пойдем, сполоснешь лицо.
      - А... в туалет... Я хочу в туалет...
      Леша ведет Марину в коридор, я плетусь за ними. Девушку заталкиваем в туалет. Лешка закуривает в коридоре.
      - У тебя все в порядке, старик? - спрашивает он меня.
      - Все нормально. Не знаешь ее адрес?
      - Нет. Спроси ее, она скажет.
      В туалете раздается шум воды и, шатающаяся девушка, вцепившись за косяк, выползает из дверей.
      - Ой..., мальчики, я пере... пила...
      - Юра, тебя проводит домой, - говорит Лешка ей.
      - А разве уже все...? Они уже по...женились... Ну тогда пошли...
      - Пока, Юрка, - услужливо открывает двери на лестницу хозяин квартиры.
      - Пока.
      На улице мне удалось поймать такси. Я запихнул Марину на заднее сидение и сел рядом.
      - Вам куда? - спросил шофер.
      - Марина, тебе куда? - спрашиваю ее.
      - Вези... куда хочешь...
      Она откинулась на спинку и закрыла глаза.
      - Тогда поехали на Морскую, - я называю свой домашний адрес.
      С трудом притащил совсем отключившуюся женщину в свою квартиру, запихнул на диван и пошел мыться в душ. Когда вернулся из ванны, то пожалел красивое платье, почти замотанное вокруг талии похрапывающей девушки. Я ее, ничего не соображающую, еле-еле посадил, сдернул платье через голову, снял бусы, клипсы, часы, стащил с ног туфли и свалил на валики опять. Оказалось, что на ней только трусики, нет бюстгальтера и упругая грудь гордо стояла колом. Пришлось сходить в спальню, достать одеяло и накинуть его на голое тело Марины. Платье аккуратно развесил на стуле, а бижутерию положил на край стола.
      Утром меня разбудил будильник. Моя гостья все также дрыхнет на диване. Я не стал ее будить, помылся, пожевал холостятскую пищу и стал размышлять, что с ней делать. Из шкафчика достал запасные ключи от квартиры. Написал записку: "М.Н. Когда будете уходить, закройте двери на ключ." Все это положил туда же, где была ее бижутерия.
      Сегодня мой начальник на месте. Я сижу перед ним на стуле.
      - Юрий Андреевич, - медленно говорит он, - мне в цехе нужен дружный сплоченный коллектив. Много лет я потратил, чтобы собрать разных людей и постараться сделать из них дружную семью. Стоит ли вам, новичку, разрушать то, что уже налажено и сделано.
      - Разве я что-нибудь разрушаю? Действительно, хороший коллектив, но давайте вернемся к статистике. В позапрошлом году, были взрывы в боксах 6 и 2, хорошо без жертв, комиссия определила нарушение технологии прессования. В прошлом году...
      - Вы что, будете читать мне лекцию о том, что было в прошлом или позапрошлом году? Я это знаю. Все эти взрывы, пожары произошли по вине технологического отдела. Нам высылают технологию, мы по ней все работаем. Да, нас тоже иногда наказывали, но наказывали не за чрезвычайные происшествия. Вы же трясете цех за всякую ерунду...
      - Пожар это не ерунда.
      - А разве был пожар?
      - Почти.
      - Ну вот видите, значит не был. А раз не был, отмените приказ.
      - Я не могу.
      - Хорошо. Приказ отменю я, но вот каково будет вам... Очень трудно будет работать и со мной, и с людьми. Испачкаться можно всегда, а вот отмыться иногда приходится годами, а может и всю жизнь.
      - Я все понял, Василий Герасимович. Могу лишь вам сказать одно, пока не чувствую себя испачканным...
      - Слушайте, Юрий Андреевич, вы что, всегда такой... прямолинейный, что ли?
      - Может быть.
      - Ладно, идите, работайте дальше. Меня завтра, а может всю неделю опять не будет, здоровье все пошаливает. Так что руководите цехом дальше, но прошу уже без всяких таких... эксцессов, людей надо уважать.
      - Хорошо.
      Я встал и пошел к двери и тут услышал в спину.
      - Еще одна просьба, к концу дня вызовите мне всех мастеров и сами явитесь на совещание.
      - Хорошо, вызову.
      Марина Ивановна пришла на работу после обеда. Я ее увидел в большом центральном коридоре цеха. В джинсах, мужской рубахе и кедах большого размера, она стояла у дверей пультовой бокса 12 и разговаривала с операторами.
      - Здравствуйте, Марина Ивановна, - сказал я ей и пошел дальше.
      - Здравствуйте, - слышу ее ответ, но уже мне в спину.
      Весь остаток дня переругался со снабженцами, не поленился сходил к ним на склады и проверил на наличие материала. Не врут, мерзавцы, остаток каустика совсем мал, азотки только бочек пять, а перхлората всего на неделю. Вернулся в цех к концу смены. Кабинет начальника заперт. Секретарша передала мне записку от Василия Герасимовича, он уведомлял, что совещание отменил, ему нездоровится и он уехал домой в два часа.
      Дома прибрано, но к моему великому удивлению, платье Марины по-прежнему висит на стуле, зато в моем гардеробе нет рубашки и джинсов. То-то, я видел на ней что то знакомое. Позвонил Лешка.
      - Юрка, ну как ты там?
      - Нормально.
      - Марину довез?
      - Довез.
      - Тебе Аллочка понравилась?
      - В общем не красавица, но в ней что то есть.
      - Зря ты так, старик, Аллочка девочка что надо и хозяйственная, и умница. К стати, ты ей понравился.
      - Это приятно слышать.
      - Юрка, а что если ты ее на концерт пригласишь...
      - Лешка, что ты задумал?
      Слышен гнусный смешок.
      - Я уже билеты тебе достал на завтра. Правда, мы с женой на концерте тоже будем, но зато сидеть нам и вам придется на разных местах.
      - Лешка, никогда не думал, что ты порядочная... сваха.
      Трубка хохочет.
      - Значит так. Я дозвонюсь до Аллочки сам, а завтра явись ко входу в консерваторию без десяти семь. Договорились?
      - Договорились.
      Весь вечер ждал Марину, думал придет за платьем. Не пришла.
      В моем кабинете с утра ребята из конструкторского отдела.
      - Юрий Андреевич, - настойчиво басил начальник проекта, - выдели один пресс. Вот так нужен. Деньги спустим, пресс-форму привезем, снабженцев накрутим, все что тебе нужно достанем.
      Я размышляю, конечно это заманчиво, но проклятый план по порошинам, сидит колом в горле... Конечно, если задействовать выходные дни, то пресс можно выделить.
      - Я найду пресс, если..., - они как перед бегом застыли, сверля меня глазами, - если снабженцы помогут выполнить план этого месяца.
      - Они все достанут, все что ты закажешь, - бьет себя в грудь главный.
      - Тогда вопросов нет. Мой заказ у снабженцев давно, осталось вам получить пресс.
      - Ребята, вперед, - командует начальник проекта своим мальчикам.
      Вся компания дружно выметается из кабинета.
      Она пришла в мой кабинет перед обедом.
      - Юрий Андреевич, я у вас дома платье оставила. Спешила на работу, пришлось воспользоваться вашим гардеробом.
      - Я это заметил.
      Марина смущенно мнется передо мной.
      - Юрий Андреевич, вы извините, кто меня раздевал?
      - Я.
      - А у нас... в общем... я не помню... мы вместе ничего...
      - Все было нормально. Ты сразу же заснула и никто тебя не тревожил.
      - Спасибо. Можно я сегодня вечером приду за платьем?
      - Конечно. Только я сегодня вечером дома не буду, поэтому все сделай сама. У тебя же ключ есть?
      - Да.
      - Вот и действуй.
      Она уходит. Странные эти женщины, еще вчера волком смотрела, а сегодня теплый взгляд.
      Алла одета безвкусно, бадлонка до шеи и длинное шинельное платье до пят. Она фамильярно меня хватает за локоть и прижимается грудью.
      - Я уже взяла билеты у Алексея.
      - Тогда пошли.
      - Юра, а может не пойдем на концерт.
      С удивлением смотрю на нее, что еще придумала эта мадам.
      - А куда же мы тогда пойдем?
      - Поехали ко мне, у меня сегодня праздник. Моей собачке исполнилось четыре года.
      Она дура что ли?
      - Каждый год у вас такое торжество?
      - Конечно. Всего то три праздника хороших в году, это ее день рождения, мой и Новый Год.
      - Алла, - я освобождаюсь от ее рук, - я не люблю праздники, от них всегда много хлопот. Давай лучше спокойно разойдемся, ты к своей собачке, а я по своим делам.
      - Юра, - чуть не плачет женщина, - ну не хочешь ко мне, пошли на концерт.
      - Я уже никуда не хочу.
      Отваливаю от нее в сторону главного проспекта.
      В моей квартире свет, во всю работает телевизор и занудная речь сурд переводчика наполнила комнату. На диване, согнув коленки, в моей рубашке, сидит Марина и неотрывно смотрит на экран.
      - Юрий Андреевич, извините, - она даже не пошевелила головой, вся поглощена жизнью очередного сериала, - я тут засмотрелась...
      Я поплелся в ванну переодеться, потом отправился на кухню. Холодильник совсем пустой, несколько банок пива, вино и с десяток сарделек. Мысленно выругался и решил сходить в магазин, хотя бы за хлебом. Тихонечко выбрался из квартиры и вызвал лифт.
      В магазинах накупил продуктов на месяц, с двумя сумками приперся домой. По прежнему в квартире работает телевизор, но уже другая музыкальная передача обрушила свои эмоции на моего нежданного гостя. Марина, приоткрыв рот, пристально следит за действием.
      На кухне занялся приготовлением чего-нибудь поесть, сварил макароны быстрого приготовления и пару сарделек. Все это разложил по двум тарелкам и залил кетчупом, потом принес в комнату.
      - На, поешь, - протягиваю ей тарелку.
      Марина машинально берет тарелку, ложку и так же, неотрывно глядя в телевизор, начинает есть. Иногда она замирает над какой-нибудь сценой, при этом макароны витой змейкой свисают с ее губ, а ложка застывает где то в воздухе. Я неторопливо доел пищу и поплелся на кухню приготовить чай.
      - Ой, Юрий Андреевич, я вам принесла столько хлопот, - слышу за спиной голос.
      Оборачиваюсь и вижу, как Марина торопливо кладет пустую тарелку в раковину и как пуля несется обратно в комнату.
      - Сейчас передача кончится, - слышу напоследок ее голос.
      Она похоже ненормальная. В чужом доме и так себя ведет.
      Шоу закончилось через пятнадцать минут, довольная Марина откинулась на валик и потянулась.
      - А чего вы так рано пришли, ведь говорили, что куда то пойдете?
      - Сорвалась вечеринка.
      - А... А я тут задержалась у вас, думала отдохну немного. У нас дома бедлам, на один телевизор пять человек и каждый желает увидеть свою программу..., поэтому не всегда удается посмотреть, что хочу.
      - Я не часто смотрю телевизор, в основном только программу новостей.
      - Ой, сейчас же уже девять часов, я ее вам включу.
      Она щелкает переключателем и на экране под музыку закрутился земной шарик.
      - Выпить пива или чего-нибудь другого хотите?
      - Нет, не сейчас. Мне уже надо домой, я тут у вас загостилась.
      Марина аккуратно складывает в полиэтиленовый мешок свое платье, туфли и направляется к двери.
      - До свидания, Юрий Андреевич.
      В цехе опять ЧП. Молодая прессовщица Надя, грохнула только что изготовленную порошину на пол. Вернее, она сорвалась с лотка, когда ее поднимали краном. На полу лежат крупные желтовато оранжевые куски пороха. Я, Марина и цеховой технолог Миша разглядываем это безобразие.
      - В чем дело, Надежда? - спрашиваю я чуть не плачущую девушку.
      - Так ведь облой... Я ее протолкнула на лоток, а облой не позволил ровно улечься..., ну и... качнулся трос, она и упала.
      - Миша, нельзя ли чего-нибудь придумать? У тебя же голова для этого есть...
      Для справки, Миша умнейший парень - я считаю, самый лучший технолог завода.
      - Уже думал, Юрий Андреевич. Составил все бумаги, так нормировщики опять взбрызнулись, снять облой с порошины у пресса, это лишняя операция для прессовщицы, значит ей платить надо.
      - Пусть платят. Я сам с этим разберусь, а сейчас оформите эту порошину как брак и уничтожьте.
      - Хорошо, Юрий Андреевич.
      - Марина Ивановна, все затраты по изготовлению этого изделия отнесите по статье расходов на испытание.
      Они недоуменно смотрят на меня.
      - Как на испытания? У нас деньги на эту статью сняты еще в прошлом году.
      - Сегодня уже перевели на наш цех первый взнос, с завтрашнего дня мы начинаем испытывать новое изделие. Поэтому, Миша, подготовь второй бокс, там мощней пресс, свяжись ребятам с конструкторского по поводу технологии на новое изделие.
      - А пресс-форма готова?
      - Сегодня ее привезут сюда. Марина Ивановна, выделите для этой работы самую лучшую прессовщицу.
      - Выделю, Юрий Андреевич, но рискованно все это. В смысле, весь наш брак перекидывать на конструкторов.
      - Они сами согласились оплачивать все наши издержки, но за это потребовали пресс на длительное время. Так что мы вполне законно снимем с них деньги.
      - Ну... если так...
      - Потом наведите здесь порядок..., - махнул рукой на пол.
      Мне здесь больше делать нечего, ребята сами с остальным справятся. Я отправился к себе в кабинет.
      Все же сегодня явно неудачный день. Позвонили в одиннадцать и сообщили, что дома умер Василий Герасимович, мой начальник. Пришлось попросить к себе Анатолия Григорьевича. Толстяк вошел в мой кабинет, как хозяин, небрежно плюхнулся в кресло и спросил.
      - Вы что то хотели Юрий Андреевич?
      - Да, хотел. Вы знаете, что скончался Василий Герасимович?
      - Знаю.
      - Мне бы хотелось, чтобы профсоюз занялся его похоронами.
      - Зачем, родственники сами похоронят его, без нашего вмешательства.
      - Но наверно надо им помочь деньгами или хотя бы сделать оградку.
      - Если им нужна помощь, пусть обратятся к нам в профсоюз и мы поможем. Зачем нам бежать впереди паровоза.
      - Но это же наш работник, более тридцати лет отдавший производству...
      - Слушайте, Юрий Андреевич, только не надо мне это рассказывать, я все прекрасно знаю. Но я знаю и другое, иногда можно получить по зубам залезая по своей инициативе в такие деликатные дела. Лучше подождем дальнейших событий, если позовут - поможем, нет, тогда без нас справились.
      - Тогда у меня с вами разговор закончен.
      - Я тоже так думаю, - Анатолий Григорьевич поднялся и поплелся на выход. - Не пойму, зачем меня приглашали по пустякам...
      И эта последняя фраза опять в дверях.
      В обед в столовой ко мне подошла Марина.
      - Можно к вам, Юрий Андреевич.
      - Садись.
      Она ставит свой поднос напротив меня и садится.
      - Оказывается у нас с вами есть общие знакомые, - начинает она разговор.
      - Первый раз слышу.
      - Разве вы с Аллой не знакомы?
      - А с этой то, собачницей?
      - Зря вы так на нее...
      - Осуждаете, что так назвал?
      - Да нет, просто не в собаке дело. Аллочка замечательный человек.
      - Может быть, но мне она не понравилась.
      - А она от вас в восторге.
      - Меня это совсем не колышет.
      - Ладно, не понравилась, так не понравилась. Вы не забыли, что ключ от вашей квартиры у меня?
      - Не забыл.
      - Можно мне его пока вам не возвращать?
      Я с недоумением гляжу на нее, что это, нахальство или что то другое.
      - Вы мне объясните в чем дело?
      Она замялась.
      - Видите- ли, к нам приезжают родственники из Сибири и им надо немного пожить у нас. В нашей квартире и так тесно, по всей видимости мне придется пожить в другом месте. Не подумайте, я не хочу осложнять вам жизнь и поэтому перееду ночевать к подруге, но мне нужно кое какие вещи вывести из дома и где то оставить их на хранение. У подруги только раскладушка для меня, тоже в комнатке мало места. Я подумала, может быть вы мне разрешите оставить у вас два чемодана.
      Настырная девушка, ничего не скажешь.
      - Хорошо, привози.
      - Вот и ладненько, а то мне так неудобно, вас утруждать.
      Я уже кончил обедать и встал.
      - Сегодня я говорил с нашим профсоюзным деятелем по поводу Василия Герасимовича. Он отказался участвовать в похоронах, поэтому я попрошу вас, свяжитесь с родственниками Василия Герасимовича, узнайте, можем мы чем-нибудь им помочь.
      Она кивает головой.
      - Я поговорю с ними.
      К концу дня позвонил Лешка.
      - Юрка, ну ты и... крутанул.
      - О чем ты?
      - Я по поводу Алки. Ловко ты ее отшил у консерватории, девушка вся в трансе Тебе что, она не очень?
      - Не очень.
      - Ладно, старик, раз не пошло, так не пошло. Слушай, мне звонили из комитета, предлагают устроить сбойчик, собрать всех бывших афганцев нашего полка.
      - И когда?
      - В пятницу в семь вечера в клубе текстильщиков.
      - Почему вы все празднества совершаете в рабочие дни? Почему бы не собраться в субботу, организовались бы в этот день.
      - Старик, по выходным дням надо отдыхать. Так идешь?
      - Приду.
      - Можешь взять с собой... подругу, если не можешь, я тебе организую.
      - Обойдусь в этот раз без тебя. Пока.
      Бросаю трубку и тревожно думаю, кого бы пригласить на этот вечер.
      С Сашей я знаком еще по институту. Она мне тогда очень нравилась и все бы шло к хорошей любви, но судьба решила по своему. После учебы меня взяли в армию и послали в Афганистан, а Саша не дождалась, вышла за муж. Когда вернулся на гражданку, то попытался встретится с ней, но эта встреча ни к чему не привела. Саша не захотела менять свою судьбу. После этого прошло уже четыре года, Сашин муж сбежал к другой женщине, оставив ее с пяти-годовалым ребенком. И вот после звонка Алеши, я решил все же связаться с ней.
      Мы сидим в кафе и уплетаем бифштексы. Саша очень изменилась, стала крупнее, лицо округлилось и короткие обесцвеченные волосы делают ее очень молодой.
      - Как Светочка? - спрашиваю ее.
      - Да ничего, хорошо когда есть бабушка и дедушка, эти души в ней не чают.
      - А в личной жизни есть изменения?
      Она смеется.
      - Все тебе так и расскажи. Но все же, я честно с тобой поделюсь, есть у меня на примете один молодой человек, умный, сильный и... застенчивый. Один раз в год приглашает в кафе.
      - И кто же это, я его знаю?
      - Знаешь, но... имени тебе не скажу.
      - Хорошо. Помнишь, когда мы учились, с нами в потоке был Коля Румянцев, Гриша Шмелев...
      - Помню.
      - Ты не хочешь с ними встретится? После завтра собираются афганцы, я хочу пригласить на этот вечер тебя.
      Она задумчиво смотрит на меня.
      - Знаешь, мне очень хочется увидеть этих ребят и как то неприятно... Эта война вылила столько крови и все воспоминания на вашем сборище будут о ней. Но все же если ты очень хочешь, я приду.
      - Конечно, даже очень желаю, чтобы ты пришла.
      - Договорились. Мама после завтра посидит со Светочкой. Давай теперь поговорим о тебе. А у тебя как с личной жизнью, есть девушки?
      - Нет. Так и не обзавелся. Чувствую, становлюсь очень старым и от этого придирчивым в выборе.
      - Да уж, совсем старик, - улыбается она. - Работаешь все на том же заводе?
      - Все там же.
      - Я тебе завидую. Сама поменяла уже пятую кантору и все не нравится. Если бы не Светка, послала бы все к черту, укатила на край света и жарилась под пальмами на солнце.
      - Жуткая перспектива. Там со скуки сдохнешь.
      - Ну взяла бы мужичка. Поехал бы ты со мной?
      - Нет. Работы много и очень хорошо, что у тебя есть Светка.
      - Это конечно. Ты домой меня проводишь?
      - А может ко мне поехали, я тебе хороший ужин сварганю.
      - Нет, я лучше домой.
      Опять дурной день. Сегодня шли испытания с новой пресс-формой, представленной проектным отделом. После прессования необычайно толстой порошины, она не захотела выйти из пресс-формы. Когда стали отдирать пуансон от матрицы, то порошина настолько прилипла к металлу, что просто разорвалась на части. Вся конструкторская команда и инженеры нашего цеха собрались в боксе.
      - Юрий Андреевич, надо как можно быстрее отдирать порох от пресс-формы, - говорит мне главный конструктор.
      - Легко сказать, а как это сделать, чтобы не повредить хромированную поверхность?
      - Подумай, у тебя на это технологи есть. У нас теперь другие появились заботы, как в следующий раз вытащить изделие из пресс-формы и чтобы оно не прилипло.
      - Вы знаете от чего порох пристал к металлу?
      - Конечно, нужно искать поверхностно активные вещества или их называют еще ПАВами. При прессовании они должны прикрыть поверхность порошины тонким слоем своего состава и при этом только, изделие легко отделится от матрицы и пуансона.
      - И долго будете искать?
      - Долго, ПАВов очень много, а вот подобрать их для данного режима, чтобы не испортить свойства пороха, трудно. Я запросил лабораторию, получил некоторые рекомендации, но... сам знаешь, там испытания идут на миллиграммах, а у тебя на десятки килограмм..., совсем другие условия.
      - Миша, - кричу я своему технологу.
      - Да, Юрий Андреевич.
      - Подумай как отодрать порох от поверхности пресс-формы не повредив ее.
      - Я уже подумал. Сейчас возьму двух слесарей, будем аккуратно снимать...
      - Только, пожалуйста, без ЧП.
      - Не беспокойтесь, Юрий Андреевич, все будет нормально.
      Первый опыт изготовления новой порошины провалился.
      Дома тихо, у меня свое хобби. Сижу за рабочим столом и по книге, об истории самолетов, из отходов пластмасс изготавливаю их макеты. Уже десятки самолетиков от самых первобытных братьев Рай и Фарманов до современных боевых истребителей и бомбардировщиков красуются на полках стеллажей. Работа трудная, ручная, особенно где требуется изготовить мельчайшие детали и даже без лупы не обойтись.
      Хлопнула входная дверь.
      - Кто там? - кричу, даже не сдвинувшись с места.
      - Это я, - слышу голос Марины и тут же ее требовательные нотки к кому то. - Ставьте сюда. Спасибо. Вот вам деньги, как договорились.
      - Спасибо, хозяйка, - раздается сиплый голос и тут же хлопнула дверь.
      Поспешно выскакиваю из-за стола и бегу в прихожую. Марина стоит у двух здоровых чемоданов.
      - Вот, Юрий Андреевич, привезла.
      - Вижу. Чемоданы будут мешать на проходе, если ты не против, я сброшу их во встроенный шкафчик.
      - Нет, не против.
      Я схватился за ручку чемодана.
      - Ого, уж не кирпичи ли там?
      - Нет, книги...
      - Хороший вес.
      Дотаскиваю вещи до шкафчика и прячу там.
      - Ну я пошла, Юрий Андреевич.
      - Иди.
      Второй день неудача. Порошина не получилась. Когда развели пресс-форму, куски пороха опять прилипли к металлу, окончательно развалив заготовку. Главный конструктор сомнительно трясет головой.
      - Чего то не то..., - кривит губы он.
      - Но мы же сейчас прессуем изделия для ракет, - говорю ему, - там схожий состав, почему же не получается.
      - Состав другой, эта штука будет помощней той и не всякие опробованные добавки уже подойдут сюда. Видишь, старый ПАВ уже не подходит, да и толщина порошины другая, поэтому режим прессования изменен. Здесь можно считать все новое.
      Я качаю головой.
      - Видно у нас с вами будет очень длительная работа.
      - Что поделаешь. Пока дают деньги, будем делать.
      К пресс-форме подходит Миша и два слесаря с пластмассовыми скребками.
      - Просьба, всем покинуть бокс, - просит мой технолог.
      Саша в темно-синем платье и выглядит привлекательно. Я довез ее до клуба текстильщиков и у входа сразу же увидел Лешку со своей женой.
      - Ба... Да это же Александра, - Лешка сразу потянул к ней руку. Здравствуй Сашенька. Ты выглядишь еще лучше, чем тогда на вокзале, когда провожали нас.
      - Леша, здравствуй. Ты тоже здорово изменился, стал солидней...
      - Познакомься, моя жена, Лена.
      Они. разглядывая друг друга, пожимают руки.
      - А я думал, с кем придет Юрка, - продолжает Лешка, - и не ожидал увидеть тебя. Надо же, как быстро летит время.
      - Ты прав.
      - Пойдемте в клуб. Сегодня будем гулять.
      У входа в зал стоит наш бывший командир полка подполковник Сергей Павлович.
      - Ребята, вы... Юрий, Леша, вот так встреча.
      Он обхватывает нас за плечи и прижимает к себе.
      - Сегодня радостный день встреч и горечь воспоминаний. Все же не следует нам забывать те годы, когда мы были связаны сильной дружбой и надеждой выжить. Идите, ребята, там много собралось наших... - подполковник подталкивает нас к залу.
      Здесь полно знакомых лиц, но как изменились ребята, кто потолстел, кто похудел, кто выглядит безобразно, кто моложаво. Несколько инвалидов сидят в креслах с большими букетами цветов. К нам подошло несколько парней, эти учились вместе со мной в институте. Ко мне и Саше тянутся руки.
      - Сашенька, какая ты..., - восхищенно глядит на нее Коля Румянцев.
      - Мальчики, девочки, неужели это вы, - Гриша Шмелев нагло целует Сашу в щеку, а меня небрежно похлопывает по плечу.
      - Ребята, как рада вас видеть..., - Саша по очереди обнимает их.
      - Пойдемте, я там столик сообразил, - Гриша тащит Сашу за собой, вся наша группа идет за ним.
      Это не столик, это стол. За ним две молодые женщины, которым нас сначала представляют, потом к ним подсаживается Гриша и Коля, это их примадонны. Еще двое бывших бойцов нашего взвода, толи со своими женами, толи подругами. Одного из них я знаю, это Володя Паршин, пулеметчик, демобилизовался из Афгана, раньше меня на год.
      - Юрка, привет, - он тянет мне руку через стол.
      - Привет.
      - Хотел Машку, мою сестру, привести сюда, а она как узнала, что ты придешь, сразу отказалась. Чем это ты ее напугал?
      - Машку?
      И тут мне словно стукнуло по голове. Машка, это Марина Паршина, мастер цеха. Черт, никуда не деться от нее.
      - Слушай, я даже не представлял, что она твоя сестра.
      - Маша, твоя хорошая знакомая? - невинно спрашивает меня Саша.
      - Она работает со мной в цеху.
      - А...
      - Ничего, ты Машку держи в ежовых рукавицах, - продолжает мысль Володя, - она жалуется, что ты несносный, въедливый тип...
      - Это точно, - кивает головой Саша.
      И тут они рассмеялись. Мы уселись за стол и приготовились пировать. Разговоры и воспоминания витали в воздухе...
      Здесь сильно не разгуляешься, на столе только шампанское и фрукты, но находчивые афганцы уже выдернули припрятанные в складках одежды бутылки с водкой и шум встречи стал охватывать всех присутствующих. Выступил с данью к павшим командир полка, с здравицами - замполит и начальник штаба, орали перегретые спиртным сослуживцы, Саша пила небольшими порциями шампанское и похоже одна была более менее трезвой среди всех приглашенных. Заиграла музыка, это нанятый небольшой ансамбль пытался встряхнуть бывших сослуживцев. К Саше подлетел Гриша Шмелев.
      - Александра, нечего рассиживать со своим бирюком, пойдем встряхнемся.
      - Ты танцевать то можешь? - усмехается она.
      - Я все могу. Пошли.
      - Ты не против? - оборачивается ко мне Саша.
      - Иди... иди.
      Они уходят в другую половину зала, где уже организовалось что то на подобии - сбойчика. Хмельные пары пытаются двигаться в такт музыке. Мои друзья за столом шумят, вспоминая выжженную землю Афгана. Володя Паршин через стол рассказывает мне о себе.
      - Я ведь из дома после войны ушел. Тошно было смотреть на родню, все там на меня смотрели, как на лишний рот. У меня тогда с работой было туго. В доме теснота. Нашел девчонку, вот она моя Ниночка, - он нежно кивает на свою подругу, - с нормальными родителями, женился на ней и ушел из дома. Осталась у родителей Машка, жалко мне ее, славная девчонка, но вот задавлена мамашей и глупостей много делает из-за нее.
      - А мне она казалась очень ершистой.
      - Конечно так и будет, вы же там как кошка с собакой. Она мне рассказывала все о тебе.
      - Часто встречаешься с семьей?
      - Помогаю... Как никак вырос то там.
      Вечер вступает в последнюю фазу, когда надравшиеся афганцы чувствуют, что пора выпустить пары. Уже организовалась компания двинуть на ночь в баню и опробовать там сауну. Во главе с замполитом эти парни шумно уходят, утаскивая своих подружек. Володя примыкает к ним и за столом осталось несколько редких пар. Саша спрашивает меня.
      - Юра, нам не пора?
      - Да, поехали.
      - Ты меня проводишь до дома? - спрашивает меня Александра.
      - Конечно.
      В такси я прижимаюсь к Саше.
      - Поехали лучше ко мне.
      - Юра, уже поздно. Меня ждет мама, Светка. Давай в следующий раз.
      Теперь ее не уговоришь, я это знаю. Расслаблено откинулся на спинку.
      - Не расстраивайся, - улыбается Саша.
      - Я не расстраиваюсь, я злюсь.
      Сашу проводил до дома и поехал к себе. Поднимаюсь по лестнице до своего этажа и вижу на подоконнике знакомый силуэт.
      - Марина Ивановна? Что вы здесь делаете?
      - Я... пришла к тебе..., но ключ... забыла, оставила дома...
      Да она пьяная в стельку. От нее несет перегаром за версту.
      - Марина Ивановна, вам надо домой или где вы там спите...
      - Я... хочу спать с тобой..
      И тут она икнула и стала подниматься с подоконника. Я понял, что никуда она уже добраться не может. Девушка вцепилась в стенку и медленно стала перебираться ко мне. Не дойдя шаг она, повалилась и мне пришлось ее подхватить.
      - Надо же, нажраться как свинья.
      - А вы тоже... нажрались...
      Тут Марина отключилась, пришлось затаскивать ее в мою квартиру.
      Пьяную куклу опять свалил на диван. Немного пришел в себя, окунулся под душем и вернулся в комнату. Как и в тот раз, раздел ее до гола и накрыл одеялом. Вот навязалась на мою голову. И так что у нас завтра... суббота, выходной день. Для кого- нибудь может быть и выходной, а у меня завтра похороны Василия Герасимовича. Все же немного высплюсь, хоть до одиннадцати.
      Утром проснулся и вышел в гостиную.
      - Эй...
      Но что это? На диване Марины нет, как нет на стуле ее платья и одежды. Обошел всю квартиру... пусто. Ну и хорошо, меньше нервотрепки.
      На кладбище мало народу. От цеха почти несколько человек, хотя приглашали всех. Прессовщица Клавдия Яковлевна встретила как родного.
      - Юрий Андреевич, вот хорошо, что пришли. Представляете от завода вы из начальства, почти один...
      - Каждый приходит по своей совести...
      - Вот именно, мужик столько лет заводу отдал, а эти, никакого почтения... Да что с них взять, все молодые..., начальство, считай, пять раз менялось, пока Василий был начальником цеха.
      - А где же наш профорг?
      - Не пришел. Ему сейчас не до этого. Анатолий кляпает очередной пасквиль...
      - Что это значит?
      - А вы не догадываетесь? Он теперь метит на место Василия Григорьевича, вот и пишет тысячи бумаг, доказывая, что без него цех не пойдет в гору.
      - А пасквиль то на кого?
      - На вас, на кого же. Пока вы ему один дорогу перекрываете.
      Настроение у меня окончательно испортилось. Подъехали машины с гробом и родственниками. Начался ритуал прощания. Кто то толкнул меня в плечо.
      - Это я, Юрий Андреевич, - шепчет голос сзади.
      Да это же Марина.
      - Где ты была?
      - Пораньше встала, ездила в морг к Василию Григорьевичу, а от туда сюда.
      - Тихо, давай простимся до конца.
      Я не поехал на поминки, а отправился к себе домой.
      В воскресение отоспаться не дают. Бесконечные звонки в дверь поднимают с кровати. Сонный подхожу к двери.
      - Кто там?
      - Милиция.
      - Чего?
      - Милиция. Откройте дверь.
      - Сейчас, оденусь.
      Натягиваю штаны и рубаху, осторожно открываю дверь. Действительно на пороге два милиционера, четверо человек в штатском и одна женщина.
      - У нас ордер, на обыск.
      Милиционер протягивает мне бумагу, а один из штатских нахально отталкивает меня и проходит в квартиру, за ним послушно входят остальные. Я растерянно гляжу на них. Что еще произошло?
      Обыск проходит быстро, мебели у меня мало, зато в прихожей находят два Марининых чемодана и подзывают меня к ним.
      - Ваши чемоданы? - спрашивает меня милиционер.
      - Нет. Мне их принесла знакомая на хранение.
      - Вы знаете их содержимое?
      - Нет.
      - Гриша, помоги мне положить их на стол, - командует милиционер своему напарнику.
      Они с трудом подтаскивают чемоданы к столу. Один затаскивают на него. Старший из гражданских тоже стал помогать, он копошится с замками и вот наконец крышка открылась.
      - Граждане, понятые, - говорит милиционер, - подойдите поближе.
      Женщина и мужик в косоворотке послушно подходят ближе. Из чемодана извлекаю небольшой мешочек, развязывают перевязь и высыпают на стол желтоватый песок.
      - Смотрите, этот песок по внешнему виду похож на золото.
      - Золото?
      Я ошеломлен.
      - Здесь около двадцати мешочков. Мы предполагаем, что в каждом мешочке почти килограмм, а это значит в чемодане около двадцати килограмм золота. Все что вы видите, составим протокол, а потом содержимое проверим в лаборатории управления и там же точно все взвесим, а сейчас откроем второй чемодан.
      Сволочь Марина, в какую пакость меня затянула. Во втором чемодане тоже самое, те же мешочки с песком.
      В управлении милиции меня долго держали, составляли массу бумаг, задавали десятки вопросов и, к моему великому удивлению, отпустили домой. Напоследок, капитан, что меня допрашивал, сказал.
      - Вас спас ключ.
      - Какой ключ?
      - Тот, что вы дали своей сожительнице, любовнице или как там... Марии Паршиной. У нее нашли ключ от вашей квартиры. Она сначала отпиралась от всего, даже от вас, а после такой находки раскололась.
      - И что она рассказала?
      - А вот это вам знать не положено. Лучше отправляйтесь домой.
      Воскресение пропало.
      Мастер цеха, Марина Ивановна на работу не пришла. Мне пришлось срочно сделать перестановку кадров. Я вызвал Клавдию Яковлевну.
      - Зачем вызывали, Юрий Андреевич, - спросила она, едва переступив порог кабинета.
      - Марина Ивановна не вышла на работу. У меня к вам просьба, возьмите ее участок, а вместо себя для работы в боксе, вызовите со второй смены Наталью.
      - А что с Машей такое?
      - Пока не знаю. Буду выяснять.
      - Хорошо, Юрий Андреевич, я возьму ее участок.
      Как только прессовщица ушла, я стал звонить Марии домой. Трубка отозвалась мне хриплым голосом.
      - Алле...
      - Здравствуйте. Можно мне позвать Марину Ивановну.
      - А кто это говорит?
      - Это звонят с ее работы. Маша сегодня не вышла на работу. Я начальник цеха и очень волнуюсь за нее.
      - Она видно долго не придет. Маша сидит в тюрьме.
      - Вы ее отец?
      - Да.
      - За что ее посадили, можете сказать?
      - Могу. Это мой идиот, родственничек, приехал из Сибири и привез ненужный товар, а потом впутал в свои дела бедную девочку...
      - А Володя где, он знает что произошло с сестрой?
      - Знает, мы звонили ему.
      - Вы извините, что вас потревожил, у вас такие неприятности...
      - Ничего, ничего. Машку только жалко.
      Трубку бросили. Ну вот, я так и думал, что ее посадят.
      Опять с опытной порошиной неудача. Не хочет чертова штука выходить из пресс-формы. Технологи из бюро и конструктора разочаровано смотрят на изуродованные куски от огромного бруска.
      - Не знаю, что и делать? - говорит мне главный конструктор проекта, лаборатория дала рекомендации, не одна не подходит. Придется идти на ухудшение свойств, вставлять ПАВы, влияющие на структуру.
      - Юрий Андреевич, - это меня окрикивает наш технолог Миша, - разрешите мне в следующий раз отпрессовать порошину. У меня есть одна мыслишка.
      Руководитель проекта резко поворачивается к нему.
      - Что за идея?
      - Это пока мой секрет.
      - Юра, разреши ему, пусть попробует. Если загубит еще порошину, все простим. А вдруг... выйдет, - умоляюще смотрит на меня главный конструктор.
      - Ладно, пусть пробует.
      Все таки Мишка умница и может что-то придумать.
      В середине рабочего дня позвонил Володя, брат Марины.
      - Юрка, привет.
      - Здорово, Володя. Я сегодня звонил к вам домой, все знаю.
      - Юрка, надо Машку спасать вытащить ее из тюряги.
      - Как?
      - Возьми ее на поруки. Напиши ходатайство от завода, что мол добросовестный работник, на хорошем счету, порядочный человек и так далее.
      - Ладно, попробую.
      - Как сделаешь, мы с тобой к прокурору пойдем, поговорим с ним. Только сделай бумагу побыстрей.
      - Хорошо.
      Повесил трубку и задумался. В этой бумаги помимо подписей руководителей предприятия нужна еще одна, нашего подонка, профсоюзного деятеля, Анатолия Григорьевича. Этот даст повод покуражиться и еще наделает гадостей
      Анатолий Григорьевич кривит губы, читая подготовленное мною, ходатайство.
      - Это еще что такое? Мы начинаем спасать уголовников...
      - Она не уголовник, ее впутали в неприятную историю... К тому же Марина Ивановна наш человек, работает вместе с нами и ее судьба может быть в наших руках.
      - Нет, такие вещи должны завершаться правоохранительными органами, а не нами. Виновата, пусть отвечает по закону, не виновата..., там разберутся и извиняться. Подписывать не буду.
      Я понял, что от меня ждут покаяния и выдернув бумагу из рук проф бога, молча направился на выход.
      В коридоре наткнулся на Клавдию Яковлевну.
      - Юрий Андреевич, я вас ищу, - сразу же заговорила она, - как быть со сменой в вечер. Я же Наталью сюда выдернула... Может мне... У вас неприятности, - вдруг перевела разговор она. - Этот тип? - кивает на дверь Анатолия Григорьевича.
      - Он отказался подписать ходатайство. Оно очень нужно для меня.
      - Дайте посмотреть.
      Она берет у меня из рук бумагу внимательно ее читает.
      - Так вот, что произошло с Машей. Идите к себе Юрий Андреевич, я что-нибудь придумаю.
      Клавдия Яковлевна решительно входит в кабинет профсоюзного деятеля.
      К концу дня Клавдия Яковлевна зашла в мой кабинет.
      - Вот бумага, Юрий Андреевич. Я ее сама оформила.
      Я с удивлением вижу, что на ходатайстве стоят все подписи от директора до Анатолия Григорьевича и поставлена печать.
      - Как вам это удалось?
      - Пусть только попробуют мне что то отказать. Я ведь хай подниму до самого Владивостока.
      - Спасибо, Клавдия Яковлевна.
      - Ничего... Я ведь знаю, Машка хороший человек, а за таких надо побороться.
      Я и Володя сидим перед помощником главного прокурора района. У него закончился рабочий день, но настырный Володя добился, чтобы нас приняли.
      - Я в курсе дела Марии Паршиной, - говорит нам прокурор.
      - Так нельзя изменить меру пресечения? - говорю я. - Человек может случайно оказался в этой связке.
      - Я понимаю. Одно дело, когда человек не знал, что попал в переплет преступной организации. Это, например, касается вас. Мы поняли, что вы даже понятия не имели, что вам подсунули... Другое дело, когда человек знал и способствовал действиям преступников. Как участник преступления, он должен быть осужден. Так и Марина Ивановна Паршина, к сожалению, она участник...
      - Но каждый участник преступления имеет свою долю вины. Я не думаю, что Паршина, занималась воровством или сбытом, она просто перевезла чемоданы...
      - Да, но с корыстными целями. Ей за это обещали вознаграждение.
      - Но за это наверно необязательно лишать ее свободы, - вступил в разговор брат. - Неужели, если вина сестры только в том, что она перевезла чемоданы и за это посулили ей деньги, обязательно сажать ее в камеру с насильниками и убийцами. Ведь вы вправе оставить ее на свободе и вызывать на допрос, когда это будет необходимо.
      - Вы, кажется оба участники Афганской войны? - вдруг перевел тему прокурор.
      - Да.
      - Кто из вас звонил подполковнику Сергей Павловичу?
      - Я, - сказал Володя.
      - Вы серьезные ребята. Я уважаю афганцев. Такую трескотню подняли, вплоть до министерства юстиции и обороны.
      - Так помогите нам. Вот Юрий Андреевич привез ходатайство. Завод берет на поруки Марину.
      - Я сейчас не знаю, что делать. Дело Паршиной запросила районная прокуратура, это результат вашего давления на министерства. Что она решит, то и будет. Давайте я подколю ваше ходатайство и попрошу моего начальника нанести на ней свою резолюцию. Может это и поможет.
      Прошло два дня, а я не могу понять, откуда в цеху узнали об этой истории. Что то в отношении людей ко мне изменилось, все с любопытством глядят на меня, а за спиной перешептываются. Уже бесцеремонно в мой кабинет вламывается Анатолий Григорьевич и по хозяйски плюхается в кресло.
      - Как дела, Юрий Андреевич?
      - Нормально.
      - А что там у тебя было с милицией?
      - Ничего.
      - А мне сообщили, что ты замешан в контрабанде золота.
      - Кто сообщил?
      - Это неважно. Важно другое, ты, начальник цеха, непогрешимое лицо для своих подчиненных вляпался в это дело.
      - Что вы хотите от меня, Анатолий Григорьевич?
      - Только одного, вам надо подать заявление об уходе.
      - Я могу разочаровать вас, Анатолий Григорьевич, ни в какое дело я не вляпался, мне даже не предъявлено обвинение и отпущен я не под подписку и даже не свидетелем.
      - Это еще неизвестно. Мне сказали, что ваше дело еще могут пересмотреть. Тем более, что в нашем цеху у вас был соучастник, это мастер Мария Паршина, которая сейчас сидит в тюрьме и дает показания, весьма неприятные для вас.
      - Это тоже вас сказал неизвестный источник?
      - Какое вам дело, кто сказал. Важен факт.
      - Тогда я вам все отвечу. Никуда с этой должности я не уйду. А то что там несут про меня, собирайте в отдельную папочку, пригодиться.
      - Дело ваше. Так и так, придется с вами расставаться. Я желал вам добра, по собственному желанию уйти лучше, чем получить в трудовой книжке надпись, что вас выгнали... Это скажется и на вашем дальнейшем трудоустройстве.
      И тут в кабинет без стука врывается Миша.
      - Юрий Андреевич, я сделал. Порошина вышла из пресс-формы...
      - Пойдем посмотрим.
      Порошина лежит на лотке, сверкая глянцевостью стенок. Главный конструктор щупает ее руками.
      - Хорошо получилось, - говорит он. - Как ты это сделал? - спрашивает он Мишу.
      - Я добавил одну вещь, но сейчас не скажу какую. Порошину надо на анализ. Может я что-нибудь нарушил из ее свойств, - отвечает наш технолог. Если все в порядке, сразу сообщу свой секрет.
      - Сейчас все сделаем. Ребята повезут ее куда надо.
      Появились ребята, почему то в военной форме, закутали порошину одеялом и увезли на тачке в коридор.
      Главный шлепает Мишку по плечу.
      - Чего ты сидишь у этого бирюка в подручных? - кивает он на меня. - Иди к нам, будешь главным технологом проекта.
      - Нет уж. Не люблю копаться в бумагах, лучше иметь дело с живыми вещами.
      Когда все уходят, Миша доверчиво мне докладывает.
      - А ведь я, Юрий Андреевич, вместо ПАВа бросил в порошок с компонентами мыло...
      - Какое мыло? - недоумеваю я.
      - Обыкновенное, хозяйственное... Растворил его в воде до гелеобразного состояния и все туда...
      - Мда... Жди теперь результаты анализа.
      Сижу дома и тут звонок в дверь. Я открываю и вижу... Марину Ивановну.
      - Здравствуйте, Юрий Андреевич, - осторожно говорит она.
      - Здравствуй, заходи.
      Она входит в прихожую и мнется.
      - Я ненадолго, Юрий Андреевич.
      - Ненадолго, так ненадолго, иди в гостиную. Сядем, поговорим.
      Она по привычке подогнула колени и село в кресло. Я сел напротив.
      - Когда выпустили? - первый задал вопрос я.
      - Только что. Я из КПЗ прямо к вам.
      - Ну теперь все рассказывай...
      - Да в общем то все это грустная история. Привез родственник из Сибири ворованное с прииска золото. Хотел здесь по своим каналам его загнать, но просчитался. За ним следили до последнего момента...
      - Странно, но дождались бы, когда он это золото будет передавать, а не прятать по разным квартирам.
      - Все испортил нелепый случай, родственник гульнул и по пьянке, кого то там порезал и оказался в тюрьме. Вся операция милицейских сразу застопорилась, вот они и решились все прервать и вернуть золото. Юрий Андреевич, я виновата во всем этом деле, втянула вас, теперь может испортила не только себе, но и вам жизнь. Простите меня, Юрий Андреевич.
      - Мне в милиции сказали, что ты согласилась прятать чемоданы за деньги.
      - Было такое.
      - И что ты первоначально, пыталась все свалить на меня.
      - Этого не было, клянусь, я ни ничем не пыталась вас подвести. В милиции сначала стали давить на меня, требовать, чтобы подтвердила, что вы участвуете в сделке с моим родственником, но я сразу сказала, что все сделала сама.
      - А причем здесь ключ?
      - Какой ключ?
      - От моей квартиры, который нашли у тебя.
      - Ах, вон оно что? - Марина задумалась. - То-то в милиции все время пытались узнать, когда я получила этот ключ. Что то у них по срокам не сошлось. Как я думаю, если бы я получила этот ключ на две недели раньше, то может быть у вас были неприятности..
      - Как же ты доказала, что ключ тебе попался после свадьбы?
      - Это не надо было доказывать. Нас прослушивали. В милиции была запись всех моих телефонных разговоров с родственником. Я там проговорилась еще до его приезда, когда от вас получила ключ.
      - Понятно. Что теперь будем делать дальше?
      - Я не знаю. Мне прокурор показал ходатайство завода, где меня берут на поруки. Значит, придется быть с вами. Я же еще под следствием, отпущена до суда.
      - Тогда выходи завтра на работу.
      - Я выйду. А там все уже все знают?
      - Знают.
      - Ну что же, придется потерпеть. Я пойду, Юрий Андреевич. Еще раз прошу, простите меня.
      - Хорошо, иди.
      Меня вызывает директор. Я сижу против него и он с доброжелательной улыбкой начинает разговор.
      - Как в цеху дела, Юрий Андреевич?
      - Пока все в порядке, Алексей Иванович. План выполняем, эксперимент с порошиной вроде бы прошел удачно.
      Директор кивает головой.
      - А что там произошло с Марией Паршиной?
      - Запуталась девочка, но думаю, все с ней будет в порядке. Она уже выпущена на свободу и работает в цеху.
      - А у вас? Вы тоже оказались впутаны в эту историю.
      - Это ведь как посмотреть, Алексей Иванович. С одной стороны, вроде бы и прикоснулся, с другой - все обвинения с меня сняты.
      - Понятно. Сейчас стоит вопрос о назначении начальника цеха и дирекция в затруднении поставить вас или другого человека. Кроме нас, есть и другие силы, которые не хотят, что бы вы получили назначение на эту должность. Например, из министерства пришла рекомендация на одного неплохого специалиста. Против вас они имеют только один факт, это то, что вы, как сами говорите, прикоснулись к уголовному делу.
      - И кто же этот неплохой специалист?
      - Ваш профорг, Анатолий Григорьевич.
      - Да это уж классный специалист. Вуз он окончил двадцать лет назад. Но раз уж все решено, куда же тогда поставят меня?
      - Так и останетесь, заместителем.
      - Честно говоря, у меня аллергия на Анатолия Григорьевича и очень противоположное от министерства мнение. Во первых не считаю его специалистом, а во вторых, у нас с ним полное расхождение по всем производственным и бытовым вопросам.
      - Юрий Андреевич, я бы с радостью вас разделил, но пока других вакантных должностей у меня нет. Поработайте с Анатолием Григорьевичем, а через два месяца уйдет на пенсию Владимир Иванович, начальник технологического отдела, вот и займете его место. Это я вам твердо обещаю.
      - Значит у вас все уже решено?
      - Да.
      - Тогда отпустите меня в отпуск. Я уже второй год не отдыхал.
      - В отпуск?
      - Ну, да, за два года.
      - Многовато конечно, впрочем..., сдавайте цех новому начальнику и отправляйтесь. Может это даже правильно, придете через два месяца и мы вас переведем. Пишите прямо здесь заявление.
      Анатолий Григорьевич уже занял кабинет Василия Герасимовича.
      - Я очень рад вас видеть, Юрий Андреевич, - слащаво улыбается он.
      - Цех принимать, когда будете?
      - Сейчас. Прямо сейчас будем составлять акт. Что творится в цехе я знаю, уточним только в бухгалтерии, какие финансы у нас остались и вперед...
      - Хорошо. Вызовем секретаршу и начнем.
      Когда мы расписались в акте о приемке цеха и отправили документ в дирекцию, я решил выложить свои козыри.
      - Анатолий Григорьевич, я с завтрашнего числа иду в отпуск.
      - Как в отпуск? Я вас не отпускаю.
      - Приказ директором уже подписан, так что извините. Я уже два года не отдыхал и имею права...
      - Что за приказ? Я должен вас отпустить, а не директор.
      - Приказ подписан до вашего назначения. Так что я пойду...
      Вышел из кабинета и пошел в прессовочный участок.
      - Мария Ивановна, - остановился около нее, - с завтрашнего числа я в отпуске.
      - А кто вместо вас?
      - Начальником цеха назначен Анатолий Григорьевич.
      - Вот оно как все повернулось.
      - Все нормально.
      Я пошел дальше.
      Саша отказалась ехать со мной в Болгарию. Сослалась на новую интересную работу и сложившиеся семейные обстоятельства. Пришлось укатить в Варну одному. Пофлиртовал с девушками, попил вино и провалялся на пляже всего 21 день.
      Вторую половину отпуска решил поехал к родственникам в Сибирь, где бездарно потратил время на рыбалках и загулах с родней. Но за три дня до отлета домой, почтальон принес мне телеграмму, где меня просили срочно вернуться на завод.
      В приемной, секретарша, увидев меня, сразу заторопилась.
      - Юрий Андреевич, вас давно ждут.
      Директор встретил нахмуренно и сразу же резко задал вопрос.
      - Почему так поздно прибыл?
      - С трудом поменял билеты на самолет.
      - У нас здесь ЧП.
      - Что произошло?
      - Твой цех взорвался.
      - Как взорвался? Этого быть не может. Там предусмотрена система защиты.
      - Неудачно сработала твоя система защиты. Взорвался 6 бокс и крыша, вместо того чтобы отлететь в сторону, под действием ураганного ветра рухнула на правое крыло здания, где находились ваши склады. Пожар и мелкие взрывы разрушили здание. Есть погибшие и очень много раненых. Вчера прибыла государственная комиссия, я включил тебя в нее от завода.
      - Господи, что же произошло?
      - Вот и разберись. Ты же в конце концов специалист.
      - А как же Анатолий Григорьевич?
      - Никак. Сам определишься кто и как. Сейчас иди разбирайся.
      Председатель комиссии, седой мужик, торопливо пожал руку.
      - Мне уже говорили о вас. Так сказать, бывший обиженный начальник...
      - Я не бывший. Как был на должности зама, так и остался...
      - Знаю, всю документацию уже переворошил. В отпуск то укатил, чтобы не портить отношения с... Впрочем, сейчас это не будем разбирать. У нас в комиссии каждый занимается своим делом. Я бы попросил вас заняться технической стороной дела. Профессор Маликов тоже занимается этим вопросом, но я по опыту знаю, технарь от научных работников всегда отличается своим мнением. Поэтому подготовьте свое заключение о взрыве и ни в коем случае не согласовывайте его с мнением профессора.
      - Понятно.
      - Тогда приступайте.
      Вот и цех, вернее то, что от него осталось, нелепые бетонные коробки боксов, засыпаны битым кирпичом, рядом хаос перекрытий и строительного мусора бывшего одноэтажного здания. Недалеко от меня кран, двое работяг курят папиросы, сидя в его кабине. Я подхожу к ним.
      - Вы чего здесь делаете, ребята?
      - Да вот, прислали нас растаскивать плиты из завала..., а тут пришел какой-то тип и говорит, что комиссия еще не закончила работу и остановил нас. Бригадир пошел уточнять...
      - А не могли бы вы меня на тросе закинуть внутрь вон той коробки, - я пальцем показываю на 6 бокс.
      Все входы в боксы завалены кирпичом и есть только один способ очутиться внутри, перелететь через бетонные стенки, они одни и остались, ведь вырванную крышу унесло от взрыва.
      - А вы кто?
      - Я член комиссии...
      - Да в общем то можно, но трос грязный, все в масле будете.
      - Перчатки есть?
      - Есть. Я вам даже могу курточку подкинуть.
      - Тогда давайте их сюда и подкатывайте к стене.
      Трос медленно опускается и я пытаюсь разглядеть, что творится внутри бокса. Верхней плиты пресса нет, ее унесло вместе с крышей, кривые, толстые штанги от нижней плиты, нелепо уставились в стенки бокса. По размерам искореженной матрицы, я понял, что это взорвалась экспериментальная пресс-форма. Соскакиваю с крюка на пол. Солнечные лучи не могут проникнуть в этот куб, но еще светло и можно рассмотреть всю обстановку. Бетонную дверь в цех совсем не тронуло. Зато рядом, небольшое бронированное стекло в стене, все равно не выдержало давления и растрескавшись, вышло из пазов держателей и вползло наполовину в пультовую. Я подошел к этому окошку и заглянул внутрь. В крошечном помещении никого. Подтягиваюсь за держатели окна и стараюсь влезть в узкую щель между отошедшим стеклом и рамой. Прямо грудью свалился на маленький столик, здесь два рабочих журнала. Читать невозможно, так как почти совсем темно, да это и не надо. На стенах самописцы, я ощупью вскрываю крышки, снимаю круглые диаграммы , а также диаграммные ленты, сложенные гармошкой. Нащупал брезентовый мешок, в котором обычно операторы носят приборы и все бумаги и журналы запихиваю в них. Кажется все. Выползаю через окошко в бокс и подхожу к остаткам пресс-формы. Даже при слабом свете меня поразила краснота налета, пятнами покрывшую матрицу, особенно там, где прижимался пуансон. Лезу в сумку, достаю одну из диаграмм и ключами от квартиры пытаюсь соскрести налет на бумаги. Это с трудом удается. Закручиваю диаграмму в пакетик и кладу в сумку.
      - Эй, вы там, слышите меня, - ору вверх.
      - Слышим, - раздается глухой голос.
      - Поднимай.
      Хватаюсь за трос и встаю на крюк.
      Прежде всего в лабораторию. Анна Павловна заведующая отделом анализа встретила меня неприветливо.
      - Вот не ожидала увидеть вас, Юрий Андреевич.
      - Я был в отпуске.
      - А мне показалась, что вы нарочно бросили на произвол судьбы Анатолия Григорьевича. Он здесь, бедный, так крутился...
      - Ну что вы, Анна Павловна. Я без задней мысли поехал отдыхать, ведь два года не был в отпуске.
      - Слышала, что вас включили в комиссию по этому взрыву.
      - Да, директор вызвал меня с отпуска , чтобы я помог разобраться.
      - И есть уже какие то выводы?
      - Помилуйте, Анна Павловна, только сегодня приступил к работе. Какие выводы?
      - А зачем ко мне пришли?
      - Нужно провести анализ. На пресс-форме после взрыва остались налеты. Хорошо бы провести исследование, узнать, что это такое.
      - Где эти налеты?
      Я достаю сложенную диаграмму и осторожно раскручиваю ее. На белой поверхности бумаги немного красноватого порошка.
      - Не густо. Но попытаемся, что-нибудь сделать.
      Анна Павловна на селекторе нажимает кнопку.
      - Любочка, подойди ко мне, - просит она в микрофон и тут же захрипел динамик.
      - Иду.
      - Я только что приехал, много чего не знаю, не подскажите, Анна Павловна, кто пострадал в цеху.
      - Трое погибло, шесть человек ранено.
      - Кто погиб. Там на воротах, я не видел фотографий...
      - И уже не увидите. Вы слишком долго до нас добирались, их похоронили позавчера. Это были: прессовщица Клавдия Яковлевна, оператор Галя Сидорова и шофер Гриша.
      - Клавдия Яковлевна, Галя, боже мой, какой ужас. А кто ранен?
      - Прессовщицы Вера Кулибина, Марина Паршина...
      - Постойте, постойте, прессовщица Марина Паршина?
      - Ну да. Я забыла, вы же ничего не знаете. Анатолий Григорьевич перевел ее из мастеров в прессовщицы.
      В двери вошла худенькая девушка в белом халате.
      - Здрасте, - робко сказала она мне. - Что нужно, Анна Павловна?
      - Возьми на анализ этот порошок, - просит ее начальница, указывая на диаграмму. - Сделать нужно срочно.
      - Только верните мне диаграмку, - прошу я.
      - Я сейчас пересыплю и принесу вам.
      Девушка осторожно заворачивает остатки порошка и уходит из кабинета.
      - Так кто еще ранен?
      - Кладовщица Маша Пронина, грузчик Иван, вот его фамилии не помню и Сергей Трофимович.
      - А это кто? Я не знаю такого.
      - Это новый технолог. Анатолий Григорьевич взял его на работу сразу же, как стал начальником.
      - А как же Миша?
      - Это такой курчавый мальчик?
      - Да.
      - Кажется он после вашего отъезда в отпуск, перевелся в отдел главного технолога.
      - В какой больнице раненые, не подскажете?
      - Да в нашей, на Конногвардейской.
      - Мне когда придти за анализом?
      - У вас домашний телефон не изменился?
      - Нет.
      - Я его по старой памяти помню, позвоню вам или постараюсь поймать здесь...
      - Спасибо, Анна Павловна.
      - Ты, Юра, только без эмоций. Раз у тебя не все сошлось с Анатолием Григорьевичем, это не значит топить его до конца...
      - Я постараюсь, Анна Павловна.
      Марина Ивановна лежала в большой палате на шестерых, три койки справа, три слева. Палата полупуста, заняты только две кровати. Когда я подошел к одной из них и позвал: "Марина...", девушка замотанная в простынь, медленно открыла глаза. Боже мой, она совсем не похожа на того ершистого технолога в цеху, как-то повзрослела и глаза полны муки.
      - Юрий... Юрий Андреевич... Пришли значит.
      - Пришел... Как себя чувствуешь?
      - Ничего, врач сказал, что все в порядке, иду на поправку.
      Я подтаскиваю стул к ее койке и сажусь на него.
      - Ты можешь поговорить со мной?
      - Конечно.
      - Расскажи, что было после того, как я ушел в отпуск.
      - Все плохо. Видно бог карает меня за грешную жизнь. Новый начальник цеха предложил мне уволиться, когда я отказалась, придрался к беспорядку в боксах и за нарушение техники безопасности, сразу же перевел меня из мастеров в прессовщицы. Как я мучалась с этими пресс-формами, теоретически все знала, а на практике, все познала синяками и слабыми руками. Клавочка мне помогала, учила меня...
      - Кто в тот злополучный день прессовал в боксе номер шесть?
      - Наташа, я числилась на подмене, но в основном находилась во втором боксе.
      - Как же так получилось, что тебя задело...?
      - Сама не понимаю. Когда раздался взрыв в шестом боксе, я была в пультовой. Сразу же завыла сирена, по инструкции выскочила из пультовой в коридор, а где то сбоку, как ахнет. Тут меня и ударило в бок, сразу потеряла сознание. Девчата говорят, что было бы еще больше жертв, если бы, ребята всех раненых сразу не вытащили на улицу, наш цех медленно разрушался и это позволило спастись многим.
      - С какого бока тебя ударило?
      - Кажется с левого крыла цеха. Наташу жалко, говорят ее вытащили из бокса, уже мертвой, стекло не выдержало взрыва и давление сразу погубило девочку.
      - А кто ее вытаскивал?
      - Наш новый технолог, вроде ничего мужик, только забитый какой то. Каждый раз как увидит Анатолия Григорьевича, сразу трястись начинает. Кстати он тоже здесь, лечится, приходил ко мне. Сергей Трофимович повредил ногу, совсем нелепо, уже цех рухнул, ничего не угрожало, а он зачем то полез на кучу битого кирпича, оступился и упал на арматуру.
      - Клава где погибла?
      - В коридоре, ее бокс был рядом со складом. Она тоже выскочила из пультовой, а тут и взрыв...
      - Почему же взорвался склад?
      - Я... мне передали, что крыша шестого бокса, вместе с верхней частью пресса рухнули на него, а мы только что получили полторы тонны перхлората и всякой другой дряни.
      - Понятно. А теперь, можешь мне сказать, как твои дела с милицией?
      - Никак. После моего освобождения, следователи вызывали только один раз. Дело закрыто.
      - Не понял.
      - Я же не сказала самого главного. Моего родственника убили в тюрьме и сразу же все обвинение пропало...
      - Кто убил?
      - Думаю те, кто его сюда посылал.
      - Живем как на вулкане...
      - А вы хорошо выглядите, Юрий Андреевич...
      - Конечно, я же отдыхал.
      - Можно вам личный вопрос?
      - Давай?
      - Почему вы меня не трахнули, тогда... в своей квартире, ведь была же такая возможность и не раз...
      - Была. Я относился к тебе, как к противной, пьяной девчонке, все время нарывающейся на неприятности и не хотел связываться.
      - А сейчас?
      - Что сейчас?
      - Полюбили бы вы меня?
      - Слушай, давай не будем развивать эту тему, тем более ты больна... Выпишешься, поговорим...
      - Значит не хотите говорить.
      - Не хочу. Я принес тебе несколько мандарин, - вытаскиваю из карманов четыре оранжевых плода и кладу ей на одеяло. - Поправляйся быстрее...
      - Юрий Андреевич, приходите ко мне почаще...
      - Хорошо.
      Сергей Трофимович болтался в коридоре. Лысый пожилой человек, ловко скакал на одной ноге, помогая себе костылем.
      - Так вот вы какой, Юрий Андреевич...
      - Не ожидали увидеть такого?
      - Мне Анатолий Григорьевич все говорил о вас не очень ласковые слова, поэтому я представлял вас таким крепышом, почти квадратным мужчиной.
      - Забавно. Я сейчас в комиссии по взрыву, поэтому попросил бы вас выделить мне несколько минут.
      - Пожалуйста. Здесь уже были следователи, какие-то профессора, я уже все им рассказал, что знал. Странно, что вы пришли ко мне.
      - Почему?
      - Мне кажется, вы один знаете почему произошел взрыв.
      - А вы разве не догадались?
      - Нет. Наталья мне доложила, что поползла вверх температура пресс-формы. Я понял, что случилось что то непоправимое, но процесс остановить уже было невозможно.
      - Это был какой опыт?
      - Да уже больше сорока сделали...
      - Вы отрабатывали ПАВ?
      - Да.
      - А Мишин опыт учли?
      - В принципе, я не знаю, что там придумал Миша, но когда начальником цеха стал Анатолий Григорьевич, а вы ушли в отпуск, ваш молодой технолог сразу подал заявление с просьбой об переводе в другой отдел. Его отпустили.
      - Какой ПАВ был последним?
      - Что то на основании фосфатов. Я точно не помню формулу, но он был анионным. Вы его название можете увидеть в технологической карте.
      - Понятно.
      - Я так ничего не понял. Вы считаете, что в этом подъеме температуры был виноват ПАВ?
      - Пока еще затрудняюсь точно сказать.
      По коридору передвигалась толстая сестра, она всем встречным говорила только одну фразу.
      - Всем в столовую, обед накрыт.
      - Я пойду..., - вопросительно смотрит на меня Сергей Трофимович.
      - Да... да... Пожалуйста.
      Комнатку мне выделили в спортивном комитете. Я разложил диаграммы, вытащенные из пультовой шестого цеха и пытался их расшифровать. В дверь постучали.
      - Войдите.
      В помещение вошел Анатолий Григорьевич.
      - Здравствуй, Юрий Андреевич. С трудом нашел тебя. Мне уже в дирекции объяснили, где ты прячешься.
      - У меня не было места для работы, вот администрация и предложили это помещение.
      - Можно, присесть?
      - Да, садитесь.
      Он присаживается на стул, напротив меня.
      - Чего-нибудь нашли по взрыву, Юрий Андреевич?
      - Пока еще, нет.
      - Можно я скажу свое мнение? Никто из членов комиссии со мной не пожелал говорить по этому поводу. Может вы соизволите выслушать?
      - Это их право, но если вы хотите, поделитесь со мной, Анатолий Григорьевич.
      - Во всем виновата прессовщица и отдел главного технолога. Во первых, технологический отдел подсунул нам неверную технологию, изменив режим прессования. Во вторых, нужно было при повышении температуры прессования, отключить обогрев пресс-формы и охладить ее обдувом воздуха. А эта работница заметалась и ничего не сделала.
      - Сделала. Она отключила пресс-форму.
      - С чего вы взяли?
      - Вот здесь по диаграммам видно, - я выкладываю перед ним ленту с записью. - Выключила она ее минут за пять до взрыва. График температуры еще по инерции поднимается вверх и вот начался выход на плато.
      - Откуда вы достали эти документы?
      - Из бокса номер шесть.
      - Так, так, так и от чего же тогда произошел взрыв?
      - Я разбираюсь, пока ничего не могу сказать.
      - Понятно. Ну ладно, не буду вам мешать. Разбирайтесь дальше Юрий Андреевич.
      Он кряхтя поднимается со стула и идет к двери. И..., прежде чем исчезнуть, как всегда по привычке, выкидывает гадость.
      - Если бы вы в бытность, когда исполняли обязанности начальника цеха, не дали согласия на проведение экспериментов, то в цехе не было бы взрыва.
      Вечером до меня дозвонилась Саша.
      - Как дела, бирюк? - услышал я ее милый голос.
      - Привет, вот не ожидал, что ты обо мне вспомнишь.
      - Еще бы, тебя забыть не возможно. Колоритная ты фигура, Юрочка.
      - Короче, Сашенька. Я ведь догадываюсь, что у тебя что то произошло. Так просто ты бы не позвонила.
      - Юрочка, ты провидец. Я выхожу за муж...
      - За меня?
      - Нет. За хорошего человека.
      - Так... Я значит плохой.
      - Нет. Ты замечательный, но я все же выбрала другого. Хочу пригласить тебя на свадьбу.
      Это был удар в под дых. То-то Сашка перед отпуском шарахалась от меня...
      - Я не пойду. Извини, но у меня много дел.
      Бросил трубку на рычаг и выдернул телефон из вилки. И тут я почувствовал тошноту одиночества. Пусть ты один, но когда есть надежда, она согревает. Сейчас меня не согревает ничего...
      Мишу нашел в курилке.
      - Юрий Андреевич..., - обрадовано кинулся он ко мне.
      - Привет, Михаил.
      - Здравствуйте, Юрий Андреевич.
      Мы долго трясем друг другу руки.
      - А ведь я к тебе по делу.
      - Я так и понял. Столько событий произошло за ваше отсутствие. Думал, обязательно придете ко мне.
      - Почему так думал?
      - Так говорят, вы в комиссии. Значит, наверняка появитесь здесь.
      - Правильно думал. Давай отойдем в сторону, поговорим.
      Вы выбираемся на лестничную площадку и останавливаемся у окна.
      - А теперь расскажи, что же все таки произошло с аварией в цеху, начал я.
      - Это все упрямство Анатолия Григорьевича. Вы знаете почему завалили мой вариант с мылом?
      - Нет, не знаю.
      - Потому что это все слишком просто и дешево. В тот раз при лабораторном анализе выяснилось, что мыло в таком ничтожном количестве практически не влияет на свойство пороха, значит по идее надо было кончить испытания и начать подготовку к производству новых порошин. Но не тут то было. Анатолию Григорьевичу было не выгодно бросать такой заказ. Помните, за него же давали бешеные деньги. Вы же сами все наши огрехи и лишние финансовые затраты сбрасывали на него. Новый начальник цеха сразу же понял, что финансовые потоки можно пустить и по другим каналам...
      - Не понял, что это значит?
      - Все просто, например повысить оклады и премии работникам.
      - Но что же здесь плохого?
      - Вроде бы и ничего, но... он сам себе платил такие суммы, что ойе-ей... А тут же стали прикармливаться такие лишние по отношению цеха люди, что мне даже стыдно назвать их фамилии.
      - И это все за два месяца моего отсутствия?
      - Разве этого мало?
      - Нет. Так что же дальше?
      - А дальше, Анатолий Григорьевич добился продолжения испытания, сославшись на то, что промышленность гонит не качественные соли жирных кислот, то есть мыла и естественно, в такое производство их пускать нельзя. Испытания продолжили, искали ПАВ дальше. Химическая лаборатория предложила фторпроизводный ПАВ, но с условием, что мы уменьшим температурный режим, но удлиним процесс прессования. Вот тут то Григорьевич взбрызнулся, как это так- удлинить процесс, два дня прессовать порошину, да за это время можно сделать две. Не важно, что брак, важно, что за каждую порошину, даже за бракованную, шли деньги. Надавил на своего технолога, уломал начальника нашего отдела и... А дальше произошло то, о чем и можно было предположить. Игнорировав низкотемпературный режим, они стазу стали прессовать при предельной температур. И тут у них реакция пошла самопроизвольно. Резко поднялась высокая температура, разрушила связи фторпроизводного ПАВ и образовалось подлое соединение аш-фтор. Эта гадость сразу вступила в реакцию с металлом пресс-формы, температура бешено поползла вверх, компоненты смеси стали разлагаться и... все. Это все таки порох.
      - Так, и ты все это знал?
      - Я потом, после взрыва разобрался.
      - Говорил кому нибудь об этом?
      - Меня никто не спрашивал. Я хотел было все же поговорить с главным технологом, но потом здраво рассудил, в последнюю получку техотдел от цеха получил хорошую премию и навряд ли нам надо самим себя убивать.
      - Хороши, нечего сказать.
      - Юрий Андреевич, в моей цепи умозаключений нет самого важного доказательства, злополучная порошина исчезла, она же взорвалась.
      - Пресс-форма то осталась.
      - Вы опоздали. Вчера вечером, по приказу дирекции, спешно стали разбирать развалины цеха. Начали разбирать с шестого бокса и тут же остатки пресс-формы с металлоломом вывезли на свалку.
      - Почему я не знал? А как же комиссия? Сначала надо было спросить ее.
      - Спросили. Вчера ваш председатель комиссии дал добро на разборку цеха.
      - Сволочь.
      - Поосторожней. Я вас не узнаю, Юрий Андреевич.
      - Извини, Миша. Мне надо все осмыслить, я пойду...
      - Да-да.
      Этот день я потратил в бухгалтерии и плановом отделе. Если бы не знакомые молодые женщины работающие там, навряд ли что получил. Копался в книгах, делал выписки, расчеты, набрал весьма добротный материал.
      В аналитической лаборатории я сразу же нарвался на Любочку.
      - Юрий Андреевич, я вас искала, - защебетала она, подскочив ко мне.
      - Здравствуй, Любочка.
      - Здрасте. Я провела анализ вашего порошка и знаете что нашла, следы фтористых соединений.
      - Акт составила?
      - А как же, все отдала на подпись Анне Павловне.
      - Спасибо тебе, Любочка. Я сейчас иду к ней.
      Начальница лаборатории не стала церемонится. Сразу передала мне акт.
      - Юра, не знаю, что ты там выведешь из нашего анализа, но судя по всему дело уже закрывается. Мне сообщили, что в два часа у директора собирается комиссия, чтобы подвести окончательный итог.
      - Я понял. Спасибо, Анна Павловна.
      За длинным столом сидит с десяток человек. Председатель комиссии предоставил слово профессору Малинину, который и читает заключение...
      - Таким образом, собранные факты подтверждают, что виной всему является человеческий фактор. Технолог цеха самопроизвольно изменил технологию прессования. Есть предположение, что ПАВ, при резком подъеме температуры, вступил в реакцию с компонентами пороха, разложился и стал активно действовать с металлом матрицы и пуансона...
      Черт, да он же почти все знает, только причем здесь технолог цеха.
      ... - Последствия взрыва были бы гораздо меньше, если бы непогода. Северо-западный ураганный ветер отнес крышу бокса и верхнюю часть пресса на склад цеха. В результате произошла дополнительная серия взрывов, погубившая трех человек и нанесшая ранение четверым работникам цеха. У меня все. Если какие нибудь замечания или предложения к акту.
      - Есть, - я поднял руку. - По поводу разложения ПАВ у меня нет замечаний, действительно выделившийся фтор вступил в реакцию с металлом, что вызвало резкий подскок температуры. Я не согласен с формулировкой о человеческом факторе. Историю с аварией надо рассматривать гораздо раньше, два месяца тому назад, с того момента, когда новый руководитель цеха добился продолжения испытания, после уже удачного получения образца. Да-да, когда Анатолий Григорьевич еще не был начальником цеха, был получен вполне приличный образец порошины. Казалось, тогда можно было бы начинать ее доводку и кончать испытания, но этого не произошло. Почему это было сделано? Я не поленился поднял бухгалтерские книги и сделал весьма интересные выписки. Вот они, - кладу перед собой несколько листков бумаги. - В течении двух месяцев цех сделал сорок одну порошину, потратив на изготовление сумасшедшие суммы денег, около ста пятидесяти тысяч рублей. Часть денег разошлись на премии и большие добавки посторонним людям, не имеющим к производству никакого отношения, некоторым сотрудникам завода, а также лично начальнику цеха. Вот копии документов, - опять складываю несколько листков. - Ни технолог цеха, ни прессовщица, не виноваты в том, что произошло. Технологический отдел выдал вполне нормальную технологию, но по приказу начальника цеха, ее изменил технолог цеха и сумев заручится поддержкой главного технолога, ее запустили в производство. Анатолия Григорьевича не интересовал конечный положительный результат, его интересовала дальнейшая денежная подпитка цеха и фактически из-за этого он загубил испытание и цех. У меня все. Документы можете взять
      Я толкнул стопочку к председателю комиссии. Все молчали. Директор насупился и смотрел в стол. Малинин чесал пальцем скулу и задумчиво смотрел на меня, наконец он сказал.
      - Я думаю, мы должны передать все эти дела в прокуратуру, пусть она разберется со всеми безобразиями в цеху. Свою техническую сторону мы добросовестно выполнили и ее результаты зафиксируем в актах и протоколах. Ваше заключение тоже оформим и вышлем во все инстанции. Кто за это предложение?
      Все, кроме директора подняли руки.
      На следующий день вызвали в дирекцию. Директор сидел с лицом сфинкс за своим столом.
      - Садитесь, Юрий Андреевич.
      Я поудобней уместился в кресле.
      - Вы сделали весьма нехорошее выступление на комиссии, - начал говорить директор.
      - Что-нибудь не так?
      - Все не так. Если бы вы пришли ко мне перед совещанием и поделились своими соображениями, может быть не было тяжелых последствий для завода. Сегодня сюда из-за вашего расследования прибыли представители прокуратуры и пожалуй еще более накалили обстановку.
      - Но почему?
      - Да потому, что премии получал не только цех, но и руководители завода. Значит теперь трясут и нас.
      - Это конечно, нехорошо. Может быть я действительно был не прав, но меня больше всего покоробило то, что виновным оказывается стрелочник. Ведь все свалили на технолога цеха. Конечно вы правы, надо было поговорить с вами, но события неслись с такой быстротой, что последнее заключение из лаборатории я получил за два часа до совещания.
      Сфинкс немного смягчился.
      - Мы здесь подумали и вот что хотим вам предложить. Цеха по прессовке пороха нет, построят его, ну... может быть через пол года или год. Значит держать на должности таких специалистов, как вы, пока не имеет смысла.
      - А как же технологический отдел завода? Вы обещали его мне.
      - Мы решили, что пока не сделаем новый цех, старого начальника отдела с его огромным опытом на пенсию не отпустим. Пусть налаживает новое более современное производство.
      - Значит меня увольняете?
      - Зачем? Нет. Мы хотим вам предложить место зам директора по производству на большом оборонном заводе под Кировом. С министерством мы уже согласовали, осталось только ваше согласие.
      - Под Кировым?
      - Да. Чего вас удивило?
      - Нет, ничего, только уж Киров то уж больно далеко... Можно подумать, хоть два дня.
      - Да хоть неделю.
      - Я через два дня вам скажу.
      - Поймите только одно, мы вам больше, ничего лучшего предложить не можем.
      - Я все понял.
      Здесь и дурак сообразит, значит катитесь за ворота.
      Марина Ивановна стояла в дверях моей квартиры.
      - Боже мой. Ты случайно не сбежала с больницы?
      - Ушла.
      - Но ты же еще не поправилась.
      - Я поправилась. Можно зайти?
      - Конечно.
      Она села в кресло и оглядела комнату.
      - У вас все по старому.
      - Да. Тебе чай заварить?
      - Не надо. Я пришла с вами поговорить по поводу взрыва. Хочу признаться, цех взорвала я.
      - О чем вы говорите Марина Ивановна? Мы провели анализы, все четко определили.
      - Не все. Я вам все выложу, как на духу. Когда Миша узнал, что Анатолий Григорьевич решил изменить технологию, он прибежал ко мне в панике. "Марина, - сказал он, - они же идиоты, не понимают, что повышение температуры может вызвать интенсивную реакцию и разложение ПАВ, а там дальше, я не могу даже предсказать, что будет."
      "Может произойти взрыв?"
      "Может."
      "Ты говорил с главным технологом?"
      "Говорил, но он не поверил, вытурил меня из кабинета."
      "Я не знаю, что делать."
      "Зато знаю я. Надо постараться незаметно подсоединить сзади потенциометра КСП-4 небольшое сопротивление. Третья клемма в колодке, чет-нечет. Сигнал с пресс формы сразу покажет высокую температуру, а на самом деле все будет нормально. Вот оно, сопротивление. "
      И тут Миша дает мне маленький красный цилиндр на жестких проводках.
      "Но, после прессования порошина может не получиться."
      "Господи, о чем ты заботишься. Черт с ней, с порошиной, хоть сотня браков, лишь бы не разнести цех."
      Я ему поверила и решила подсунуть сопротивление в потенциометр.
      - Стой, если ты все же подсоединила сопротивление, то почему температура все же поднялась?
      - Я ошиблась. Когда развернула КСП, то с ужасом увидела, что колодки с клеммами две. В какую залезть, я не знала, Миша мне не подсказал, к тому же времени было мало, Наталья вот- вот должна прийти и я решилась, открыла верхнюю колодку, отсчитала третью клемму и подсоединила сопротивление.
      - Так, но ведь верхняя колодка не подсоединяет термопары к пресс форме, она соединена с реле...
      - Это я потом узнала, после взрыва, когда ко мне пришел в палату Миша и все расспросил. Он же мне и объяснил, что произошло, ограничители температуры сработали и дали сигнал на реле, а то не могло отключить спирали пресс формы, так как сопротивление в системе, просто блокировала катушку реле.
      - И когда ты подсунула сопротивление в потенциометр? В какой момент?
      - Наталья захотела в туалет и попросила меня посидеть в пультовой за это время. Я же была на заменах... Вот тогда и подсунула..., все торопилась,
      Я задумался. Если это правда, что же делать? Исправить заключение комиссии, но для этого надо провести новое расследование. Заявить в прокуратуру на Марину и Мишку... Это подло, но с другой стороны погибли люди... И зачем она это мне сказала?
      - Господи, как мне хочется напиться, - взвыл я.
      - Ты не против, если я с тобой.
      Я пошел к холодильнику, вытащил бутылку водки и банку маринованных грибов, прихватил из буфета два стакана и пару вилок. Все это свалил на стол. Разлил водку по стаканам и сунул Марине.
      - На.
      - За что выпьем?
      Чтоб ты... сдохла, - мысленно послал ей рефлекс, но ответа не получил.
      - Чтобы все закончилось хорошо, - вместо этого комплимента сказал я.
      Марина ловко выдула стакан, подтянулась к столу и выхватив из банки грибок пальцами, сунула его в рот.
      - Что то очень крепковато, - буркнула она.
      Мне уже ничего не хотелось говорить. Я также пальцами вытащил гриб и заел горькое пойло. Бутылку мы выдули за двадцать минут. Так как водки больше в доме не было принялись за пиво. Я выпил пол банки и только тут почувствовал, что поплыл...
      Проснулся от жажды, в горле сухо и противно, башка раскалывается на тысячи кусочков. За окном темно, в комнате тоже. Я лежал на диване с пустой пивной банкой в руке и пытался вспомнить, что же произошло. С трудом поднялся и пошлепал в кухню. Напился холодного чаю и... почувствовал, что опять окосел. Решил пойти в спальню, отлежаться. Несмотря на прилив алкоголя, я застыл на пороге комнаты. В моей постели уютно уместилась Марина. Девушка бесцеремонно укрылась одеялом и посапывала в две ноздри.
      Позвонил брату Марины Володе и попросил срочно приехать ко мне домой.
      Володя появился через двадцать минут и мы с ним засели на кухне.
      - Привет, Юрка. Что произошло?
      - Плохо дело, Вовка, я запил.
      - Это на тебя не похоже. Хотя вонища...
      - Сейчас в моей спальне спит Марина.
      - Поздравляю.
      - Лучше не поздравляй. Я тебе расскажу историю, от которой запил.
      - Давай.
      И я ему рассказал, все рассказал, как у меня был конфликт с Мариной и Анатолием Григорьевичем, как меня скинули с должности и как произошел взрыв цеха. Володя внимательно выслушал и задал несколько вопросов.
      - Она тебе сама сказала, что поставила сопротивление?
      - Сама.
      - Может быть врет?
      - Не знаю. Комиссия сделала другое заключение. Сейчас нельзя установить, сунула Марина в потенциометр что-нибудь или нет. Бокс разобрали, а металлолом отправили на переплавку. Такое впечатление, что кто то специально торопился, чтобы прикрыть следствие.
      - Так что тебя волнует?
      - Погибли и ранены люди и теперь я мучаюсь, по чьей вине они страдали.
      - Ты прав, старик. Где эта кошка?
      - Какая, кошка?
      - Моя сестра, Марина?
      - В спальне.
      - Вот что, Юрка. Я ее родня, у нас кровь одна и я с ней разберусь сам. Ты посиди здесь, пойду поговорю с ней.
      Володя уходит. Прошел час и вдруг я услышал в прихожей голос.
      - Юра, мы уходим.
      Я вышел к ним. Марина вся заплакана, Володя красный от гнева.
      - Юрка, извини, мы торопимся, попрощайся с моей сестрой.
      - До свидания, Марина.
      - Прощайте, Юрий Андреевич.
      И отвернулась от меня.
      Вот так и кончилась эта история. Я никому не рассказал, что мне сообщила Марина. После того, как ее увез от меня Володя, девушка исчезла из города и как мне сообщил потом ее брат, она исчезла из города навсегда. С Мишей я разговаривал через три дня, после того как дал согласие на переезд в Киров. Вызвал его к себе в комнатку в спорткомитете и устроил допрос.
      - Почему ты мне сказал все сразу тогда...?
      Умненький парень все понял, он догадался, что я все знаю.
      - Я не хотел подводить Марину.
      - Но из-за тебя погибли люди. Наталья не знала, что реле не сработает, из-за этого температура в пресс-форме выросла в два раза.
      - Мои расчеты были верны, если бы Марина сделала все как надо, аварии бы не было.
      - Ладно, не будем больше ворошить прошлое, жаль, что все так получилось.
      - Юрий Андреевич, у меня к вам вопрос. А вы-то узнав всю историю, почему потом не донесли на нас с Мариной в прокуратуру?
      - Не знаю. На этот вопрос мне очень трудно что-то ответить. Ваш неудачный опыт подорвал мою веру в справедливость. Я понимаю, может вы хотели сделать лучше, но увы, все получилось, как всегда... То что я не отнес заявление в прокуратуру, повлияло многое: здесь и подлость Анатолия Григорьевича, и то, что я не нужен на этом заводе, и жалость к вам и... погибшим. Ты думаешь, я перенес все спокойно? Нет, эта история, вернее эта тайна, будет мучить меня всю жизнь. Она теперь, как заноза сидит в сердце и я собираюсь уехать от сюда буквально травмированный...
      - Вы знаете, где Марина?
      - Нет.
      - И совсем не интересуетесь, где она?
      - Нет.
      - А жаль. Выходит, ее вы все таки не простили.
      - Не надо меня жалеть. Прощай, Миша.
      Вот так, мы сухо простились.
      Уже перед отъездом в Киров, я все же решил позвонить Саше, поздравить ее со свадьбой и простится.
      - Кто это? - слышу ее тревожный голос в трубке.
      - Это я.
      - Юра?
      - Я.
      - Юрка, поганец, где ты был?
      - В основном, на работе.
      - Я не могла до тебя дозвонится. Приезжай немедленно ко мне.
      - Что-нибудь случилось?
      - Случилось. Я вся взвинчена и готова сделать с собой, что угодно. Мой жених оказался сволочью. Свадьбы не будет.
      И тут она зарыдала в трубку.
      - Хорошо еду.
      В доме у Саши бедлам, вещи разбросаны. Она сама, как фурия мечется по квартире, от страха дочка с матерью закрылись в комнате. Когда я вошел, Александра обхватила меня за шею и зарыдала.
      - Понимаешь... Юра..., он подлец, у него... оказывается есть ...
      - Успокойся. Надо ко всему относится философски.
      - Тебе легко сказать... Ты... бетонобойный..., сухарь...
      - Я самый ужасный, это знаю.
      - Нет, ты хороший, это я дрянь. Понимаешь, этот гад, подмазался к Светке, прямо, как ангел и я дура растаяла, а на самом деле... Сволочь, мерзавец...
      - Давай сядем, поговорим.
      Она неохотно отрывается от моей шеи.
      - Пойдем на кухню, - вдруг спокойно и устало говорит она. - Я тебя чаем попою.
      Сидя на табуретке, она успокаивается окончательно.
      - Так что же мне теперь делать, Юра?
      - Выходи лучше за муж за меня. Я тебе давно это предлагаю.
      - Ты думаешь, так будет лучше?
      - Конечно. Поедем со мной в Киров, я уже там договорился с работой, нам дадут квартирку и заживем, как нормальные люди.
      - В Киров? Так значит, ты из-за меня... решил убраться в другой город. Юрка, я не знаю..., - на ее глазах опять появились слезы, - Неужели из-за меня? Неужели не мог вынести мой отказ?
      Я не стал говорить про заводские неприятности и решил соврать.
      - Из-за тебя.
      - Господи, какая же я дура...