Кукаркин Евгений
Корпус А блок 4
Евгений Кукаркин
Корпус А блок 4
Написана в 2001 г. Триллер о людях не имеющих иммунитета к болезням.
Мы не больны раком или СПИДом, не больны страшными заразными или не заразными болезнями, у нас нет сумасшедших и наркоманов, мы даже не больны насморком или гриппом. В корпусе А. блок 4 находятся здоровые люди, которых замуровали в эти крепкие бетонные стены и охраняют от окружающего мира.
МЫ СТЕРИЛЬНЫЕ. Это значит, что любой вирус, микроб, любая бацилла, пришедшая с той стороны уложила бы нас в койку и может приблизила к смерти. Наши иммунные системы ни к черту не годятся для вполне нормальной жизни. Мы - это четырнадцать человек, десять женщин и четыре мужчины.
На стене заиграло радио и голос диктора забубнил.
- Подъем, подъем. Через тридцать минут завтрак.
Дурацкий мотивчик с боем барабанов саданул по ушам. Я поднялся и с ненавистью посмотрел на замурованную в стену решетку динамика. Надо вставать, иначе, действительно, если опоздаешь, не получишь даже корки хлеба. Теплая вода душа, отсчитывается нервным тиком хронометра. Здесь на каждого полагается не более 40 литров утром и вечером. Как объясняла наша врачиха, это очень дорогое удовольствие тратить воду, чтобы ее приготовить, сначала водичку долго прогоняют через фильтры, кипятят и только потом после всех анализов, разрешают пользоваться нам. Едва успел надеть рубашку и штаны, как раздался стук в дверь.
- Борька, к тебе можно.
Это Ирочка, одна из пациенток этого заведения. Ей всего 18 лет, но вид потрясающий. Худенькая, высокая девушка, с белой-белой кожей, без единого пятнышка и все это на фоне черных волос и темно-коричневых глаз.
- Заходи.
- О... А я думала ты не встал, будить придется.
- Я не только встал, но уже потратил свою норму воды.
- Да ты счастливый, - смеется она, - а мне Пантелеймоновна не позволила споласкиваться по утрам, сказала чтобы только вечером мылась.
Пантелеймоновна, врачиха нашего отделения.
- Это почему же?
- Они мне в воду какие то смягчающие добавки дают, чтобы она не влияла на кожу. Наверно утром то им лень это делать, зато вечером я получаю воды две нормы.
- Зубы то небось чистишь?
- А как же, в дез. растворе, - смеется она.
Ира подходит к моему столу заваленному книгами.
- Какой ты умный, Борька, вон сколько книг... Неужели все прочел?
- Нет еще.
- Здесь, по моему все технические на английском языке, немецком, даже... постой, постой... это арабский что ли, или другой?
- Арабский.
- Вот здорово. А я целый день, ношусь как дура по отделению, ничего себе найти не могу. К книгам не тянет, вышивать или писать не хочется. Пробовала рисовать, так эта мазня наскучила, ужас. Одно удовольствиетелевизор. Там такая бешенная жизнь...
В дверь опять стучат. В щель просовывается курносое личико с прилизанной темной прической. Это мальчик Федя, тоже страдалец, как и мы.
- Здравствуйте, дядя Боря, тетя Ира, доброе утро. Дядя Боря, вас после завтрака просит подойти врач. Она будет ждать в своем кабинете.
- Хорошо, Федя. Я приду.
Мальчик уходит, а Ира тревожно смотрит на меня.
- Чего это вдруг так рано? Пантелеймоновна обычно в девять приходит, а тут к восьми. Может ты чего-нибудь подцепил?
- Если бы подцепил, то давно попал бы в изолятор.
- Не дай бог.
В это время захрипел динамик.
- Всем на завтрак. Повторяю, завтрак через пять минут.
В столовую медленно собираются обитатели отделения. Вокруг распределительного лифта толпятся самые нетерпеливые: это две неразлучные лесбиянки, Вера и Мария, пожилая и нервная Галина Васильевна и вечно голодные, девочка Сара и, уже знакомый нам, мальчик Федя. Невдалеке стоит и коршуном смотрит за всеми, наш староста, старуха Нина Ивановна, рядом ее подпевала, начесанная мымра Варвара, неопределенного возраста. Самый крупный пожилой мужчина, Сергей Сергеевич, вместе с полненькой Анечкой ведут в углу серьезный разговор. Рядом со мной Ира, ее подруга с очень большим бюстом и тонкой талией, Наташа и эффектная Таня, вечно заводная и хулиганистая девушка. Татьяна подтрунивает над Натальей и они мирно и лениво переругиваются, разминаясь перед завтраком.
Послышался характерный звонок. Дверца лифта открылась и первая порция подносов, обработанных паром, выползла наружу. Сначала разбирают подносы и сматываются к столикам самые нетерпеливые, потом подходят Сергей Сергеевич с Анечкой и на этом первая часть раздачи кончилась. Дверцы лифта захлопнулись, чтобы раскрыться через две минуты опять с новой порцией подносов. В этот раз, разбираем часть их, мы, то есть я и девушки, что меня окружают. На тарелках что то на подобии подогретого свекольного винегрета с кусочком тощей курочки и рядом традиционный полусладкий чай. Наша четверка имеет собственный стол и как только мы за него расселись, Ира сообщила всем новость.
- Сегодня Бориса после завтрака вызывает Пантелеймониха.
- Пантелеймониха, - удивилась Таня. - чего это она вдруг так рано?
- Сама удивляюсь.
- Наверно что-нибудь произошло, - предполагает Наталья
Словно в подтверждении ее слов мы услышали каркающие слова старостихи, Нины Ивановны.
- Чей поднос остался?
Все оглядываются. В лифте торчит одинокий, дымящийся поднос.
- Николай не пришел, - раздается голос Варвары.
- Где он? Федя, оторвись, сбегай в комнату Николая.
- Не надо бежать, - знакомый голос оторвал все головы от столиков.
В дверях, с копной седых волос, стояла моложавая врачиха нашего отделения Пантелеймоновна. Она в белом халате и в шапочке, я знаю, на ней больше ничего нет. Ее тело стерилизуется дважды, когда она приходит на работу и когда уходит, поэтому лишние одежды, это лишняя обуза при стерилизации.
- Николай заболел и находится в дез. камере, - объявляет врачиха.
- Что с ним? - спрашивает Сергей Сергеевич.
- Ничего особенного, он малость перетренировался.
У нас в отделении есть маленький спортивный зал. Правда там кроме шведских стенок, матов и гантелей ничего нет. Николай частенько сидел там, накачивая свои мышцы.
Обитатели столовой успокаиваются и продолжают уничтожать завтрак.
- А вы знаете, - вдруг склонила голову к центру стола Таня. - Ходят слухи, что к нам скоро прибудут новые пациенты.
- Откуда такие слухи? - недоверчиво спрашивает Наталья. - К нам уже десять лет никто не поступал.
- Галина Васильевна подслушала телефонный разговор Пантелеймоновны с кем то. Та говорила в трубку, что коек в отделении достаточно... и прием будет обеспечен...
Ирочка открыла от удивления рот.
- Неужели от туда... кто то придет?
- К нам бы может приходили и почаще, да в стране вон что делается. Разве кому то до нас, - Таня презрительно скривила красивые полные губы.
Вообще то мне она нравится, но Таня больше тянется к Николаю и я отношусь по этому к ней вполне лояльно.
- Я смотрю телек, - продолжает Таня, - страшно становится, денег ни на что нет, медицина в запустении, люди мрут как мухи. Какое там, определять способность иммунных систем к сопротивлению, до об этом даже мыслить никто не хочет. Если бы с рождения в роддомах, в поликлиниках, занимались этой проблемой, то наше бы отделение ломилось от пациентов. Мы просто счастливчики, что попались сюда.
- Неужели нас не могут вылечить? - с тоской спрашивает Ира.
- А мы не больны. Кто тебе сказал, что мы больны? Это болен тот мир, который там, за стенками этого здания. Вот смотрите, СПИД, тоже связан с иммунной системой, однако такое заведение как наше не поможет им вылечится никогда. Мы же здесь можем жить до сотни лет...
- Брось, Танечка, - прерываю ее я, - в нашем отделении было, как мне помнится, 57 человек, а осталось 14. Чего то мы не доживаем до ста лет.
- А кто в этом виноват, мы сами. Когда десять лет тому назад, идиот Лешка разбил окно в лютый мороз, мы не предполагали, что это трагедия. Вспыхнувшая эпидемия ОРЗ, как говорили врачи, сразу унесла два десятка жизней. Другой пример, вон старостиха, живет здесь с 50 года, ей уже больше восемьдесят лет и если ничего не случиться, еще столько же проживет.
- Лешка не был идиотом, - сказал я, - он просто считал это заведение тюрьмой и хотел вырваться от сюда.
- А кто его здесь держал? - ответила мне Таня. - Мог бы уйти, у нас все таки не тюрьма.
- Конечно мог бы, но с чем он вошел бы в тот мир, ни образования, ни денег.
- К тому же, он бы там умер. - воскликнула Ирочка.
- Наверно. Я был тогда еще маленький, лет десять было, а помню, как Лешка приходил к нам в комнату, со своим другом Витькой и вот начинали они спорить. Я не могу точно припомнить их диалог, но это было примерно так. Лешка говорил: "...да пронимаешь ли ты, там все наши страсти, любовь, работа. Ты был когда-нибудь в зале на большой танц площадке, вот где бешенный ритм, жизнь, а в театрах, кино... Эх... Даже выпить бутылочку вина, водочки в компании, потискать девочек, этого всего мы лишены..." Витька же спорил, что не в этом счастье.
- А, интересно, Лешка с род дома сюда попал? - спросила Наталья.
- Нет. Его врачи откачали и прислали к нам..., когда ему было около двенадцати.
- Значит он попробовал выходит той жизни?
- Попробовал немножко.
- А я с род дома здесь...
- Борька, тебе же надо к врачихе, - вдруг вспомнила Ира. - Ты иди, мы за тобой уберем поднос.
- Чего запоздал? - спросила Пантелеймониха, когда я вошел в ее кабинет.
- Заговорился о проблемах...
- Хорошее занятие. Да ты садись, чего как пень застыл.
Удобно устраиваюсь напротив ее в кресле.
- Я то тебя вызвала, - продолжает врачиха, - тоже поговорить о проблемах. Ведь Николай тебе друг?
- Друг. Мы с ним здесь давно...
- Знаю. Но то, что он большой дурак тоже знаю.
- Да что с ним? Неужели он заболел?
- Нет, но я положила его на профилактику. И все из-за какой то женщины.
Я таращу на нее от изумления глаза.
- Из-за женщины? - как эхо повторяю я.
- Да, Николай молчит и не желает об этом говорить. Дело все в том, что он спал с одной из них и от этого получил осложнение...
Я оглушен, Колька спал с женщиной. Черт возьми, неужели это Танька.
- Простите, что перебиваю, но разве среди нас есть больные женщины?
- Больных нет, но... стерильность даже в половых отношениях нужна. Я не хочу читать тебе лекцию о гормонах и прочих выделениях у женщин, но Николай стерильностью пренебрег, это сразу отразилось на кожных покрытиях, началось раздражение и теперь все наши усилия сводятся к тому, чтобы заглушить этот процесс. Это для него не длительное лечение, после уничтожения очагов химическими препаратами, восстановление кожных покровов пойдет нормально. Слава богу, что он еще хорошо отделался и действие защитной системы организма не потребуется.
Я ошарашен от услышанного, но мне хочется защитить Кольку.
- Но Николай может быть и не пренебрег бы стерильностью, если бы он знал как защищаться и чем защищаться.
- Вот я поэтому тебя и вызвала. На возьми.
На стол высыпались пакетики.
- Что это?
- Презервативы... Но хочу тебя предупредить. Самый тяжелый у нас пациент Ира, ее надо беречь, у нее такая чувствительная кожа, что она может заболеть, даже почесав ее своими ногтями. А вот из остальных женщин..., не знаю кто был с Николаем, но для тебя они все здоровы Откровенно говоря, мне даже было бы интересно, если ты заведешь здесь свою семью.
- Почему интересно?
- Это научный факт, Борис. Вопрос весь в том. Будут ли у родителей с такой иммунной системой, здоровые дети.
- Мне это совсем не интересно. Зачем плодить пленников для этого заведения.
- Значит ты еще не вырос... Еще, хочу предупредить. К нам сегодня прибудет новая пациентка.
- Прибудет, так прибудет.
Я пожал плечами.
- Надо ей помочь. Она привезет с собой много вещей, после дез. обработки их необходимо собрать в комнате 17.
- Хорошо, поможем.
- Тогда иди и возьми эти.
Она кивает на презервативы на столе. Я их собираю и расталкиваю по карманам. В голове мечется сумасшедшая мысль - неужели Татьяна спала с Колькой.
В моей комнате на кровати сидят девчонки: Ира, Наталья, Таня и тревожно смотрят на меня.
- Ну что там? - первой не выдерживает Ира.
- К нам сегодня переводят новую пациентку, я должен помочь ей перенести вещи.
- А про Николая что-нибудь известно?
- Только одно, что он в дез камере.
- А я думала, что тебя тоже... в камеру...
- Ирка, ну что ты несешь, - напала на нее Наталья. - Борька даже близко к гантелям не подходит. Колька же ненормальный, каждый час отжимается. Конечно перенапрягся.
- Если даже перенапрягся, это не значит, что не заболел. Раз в дез камере, значит заболел.
Я вижу как девочки напряглись от этой мысли, от одного слова "болезнь" и вопросительно уставились на меня.
- Знаете что, я попытаюсь узнать все, попрошу у Пантелеймонихи разрешения поговорить с Николаем, - сказал им.
- Борь, если тебе надо позаниматься, мы тебе не будем мешать, мы тихонечко сыграем здесь на кровати в картишки..., - умоляюще просит Ира. Там, в холле наши бабки все время приставать будут... сделай это, сбегай туда, а тут все знают, что ты занимаешься и к тебе никто не лезет.
- Давайте. Вы даже можете пошуметь, я отключаюсь, когда что-то читаю.
- Борь, можно еще один последний вопрос, - это Татьяна, сейчас что-нибудь выдаст. - Скажи, зачем ты занимаешься? Ведь твои знания, твоя подготовка в иностранном языке здесь не пригодятся, они просто никому не нужны.
- Наверно я хочу чувствовать себя полноценным человеком и не думаю, что знания могут кому то не пригодится или повредить. Конечно, и здесь можно писать книги, что то творить... В Шлисенбургской крепости сидел в одиночке один царский узник по фамилии Морозов. Его посадили туда пожизненно, за покушение на его величество. Просидел он пятьдесят лет, пока его не освободила революция и вышел в полном здравии и со множеством статей в научных журналах и даже книгами, написанными в неволе, а за те знания что он приобрел в тюрьме, вскоре стал академиком...
- К сожалению революция здесь скоро не предвидится, нас освободят только катаклизмы... А если и освободят, то мы сдохнем в той жизни через день от обыкновенного ОРЗ или блохи... Ну ладно, занимайся.
Я действительно ушел в себя и не слышал азартных игроков на своей кровати. Очнулся от стука в дверь. Она приоткрылась и в комнату заглянуло расстроенное лицо Ани.
- Вот вы где? К вам можно.
Полноватая девушка не дождавшись ответа прошла к моей кровати и втиснулась между Таней и Натальей.
- Девочки... Я совсем..., - она чуть не разрыдалась. - Понимаете, Семена вызвала к себе врачиха и напихала ему это...
Она вытащила из кармана пакетик презерватива. Татьяна первая с любопытством схватила его.
- Но это же..., - она взглянула на меня и замолчала.
- Презерватив, - подсказала без стеснения Аня, - ему, Семену, предложила презервативы. С чего бы это, что я больна или он?
- Можно им и не пользоваться, - неуверенно говорит Таня.
- Конечно. Если бы не одно но... Когда Семен стал отказываться, она сказала, что всем мужикам выдала их, ради их же безопасности.
Теперь все головы повернулись ко мне.
- Это так? - спросила меня Таня.
- Да. Вот они.
Я выбросил из кармана несколько пакетиков на книги.
- Но зачем, о какой безопасности говорит Пантелеймониха?
- Я знаю, - опять кривится Аня. - К нам сегодня прибывает новая пациентка, по всей видимости, молодая стерва. Врачиха хочет обезопасить наших мужиков от нее.
Наступило молчание.
- Не доживем мы до революции, девочки, это точно, - тоскливо сказала Татьяна, прервав молчание.
Я упросил Пантелеймоновну разрешить мне встречу с Николаем. Угрюмый санитар с респиратором на лице повел меня в реаниматорскую. В большой, на половину стеклянной ампуле лежало красивое мужское тело чуть прикрытое белой простынею. Грудные мышцы, бицепсы, мощная шея, отчетливо выступали на ружу, создавая величие гармонии. Я подошел поближе и поднял со щитка микрофон на витом проводе.
- Николай, это я, Борис.
Тело зашевелилось, глаза открылись.
- Борька, привет. Во вляпался то. Тебе Пантелеймониха чего-нибудь говорила о моей болезни?
- Сказала, что ты дурак.
И вдруг губы Николая раздвинулись в улыбке.
- Так и сказала?
- Сказала. Чему ты радуешься?
- Да ничего.
- У тебя действительно что то серьезное?
- Пустяк. Натер на одном месте кожу.
- Был бы пустяк, тебя бы в эту капсулу не засунули бы.
- Ну брось ты, это излечимо. У других может быть и не прошло бы, а у меня все в порядке. Вот у Ирочки действительно кожная проблема, береги ее.
Чего это они, и Пантелеймониха, и Николай мне все жужжат про Ирку? Николай между тем, продолжал.
- Эта девочка самое хрупкое создание в отделении..., - он потянулся в капсуле и уперся ладонями в стекло. - Эх... на волю бы, вот там бы нагуляться и потом со спокойной совестью можно было бы загреметь...
- Дурак ты, действительно Пантелеймониха права.
- Борька, - он смеется, - тебе надо влюбиться по уши, тогда я тебя тоже дураком назову.
- Колька, если ты надолго здесь, тебе чего-нибудь надо? Может кому-нибудь, что-нибудь передать...
- Ничего не надо. Мне включают радио и я кайфую от музыки и политической трескотни.
Однажды он так же заболел, у него была потничка после тренировки, пошла под мышками такими красными пятнами. Мы все так за него переживали, но Пантелеймониха быстро справилась, промывая кожу слабыми щелочными растворами и подсушивая феном. Его также засунули в капсулу, но тогда он ныл, что больше дня не выдержит..., а теперь..., как меняются люди.
Вдруг Колька перестал улыбаться.
- Борис, послушай меня, если сможешь, беги от сюда. Здесь проживешь всю жизнь бездарно, там хоть мир познаешь... и отдать концы будет легче. Я сейчас много думаю... и почему здесь...
Он не успел закончить, ко мне подходит Пантелеймониха.
- Боря, все, уходи. Его сейчас сестра обрабатывать будет...
- Николай, я пошел, - кричу в микрофон. - До встречи.
Мы выходим с врачихой за дверь.
- Это действительно, безопасно, - спрашиваю ее.
Она поняла мой нелепый вопрос.
- Да, с ним будет все в порядке. Но на будущее, я все же плохо вас воспитывала, даже такой вопрос полового воспитания не дала по полной программе. Вы выросли и теперь я пожинаю первые плоды.
И тут я спросил.
- А у меня мама жива?
Она останавливается и пристально глядит мне в глаза.
- Наверно жива. Я этим не интересовалась. Когда тебя привезли сюда трехмесячного после родов, мне было абсолютно безразлично есть ли у тебя мама или нет. Меня больше интересовало другое, выживешь ли ты. Ты выжил и эти палаты стали для тебя родными.
- Скажите..., а вы мне презервативы дали..., чтобы поберечься от... этой которая прибывает...
- Может быть и от нее. Ты сегодня задаешь мне много вопросов и я тебе хочу посоветовать одно. Боря, ты уже вырос и многие вопросы можешь решить сам. С кем ты хочешь познакомиться, с кем дружить, это уже чисто твои проблемы. Я же просто хочу помочь в одном, обезопасить вас от всяких болезней...
После обеда в отделении бедлам. Из дезактивационных камер я, Семен Семенович, Федя и два санитара таскаем обработанное паром и дез растворами разнообразное имущество в 17 палату, здесь диваны, огромная кровать, шкафы, столы, стулья, чемоданы, белье. Но больше всего поразило обилие электроники, ее приносили из другой, вакуумной камеры, это шесть телевизионных установок, пульты, видеомагнитофоны, две стойки набитые блоками с многочисленными лампочками и проводами и конечно компьютер. Из дезинфекционного приемника прибыло два парня в халатах и респираторах, этих Пантелеймониха затолкала в соседнюю с палатой 17 комнату, где ребята принялись ставить электронные стойки, крепить аппаратуру на стеллажах и подсоединять компьютер...
- Это нам в подарок или как? - спросила меня Наталья, кивая на дверь, где идет монтаж оборудования.
- Это все для новенькой, что прибудет сюда.
- Богато живет, теперь, я чувствую, мы не соскучаемся.
К нам подошла Ира.
- Ребята, у нее такой диван, кровать, я не вытерпела и покачалась в них.
- Уши тебе надо надрать за это, - сурово сказал я, - там небось грубая ткань, а ты ищешь приключений.
- Но я немножечко. Вы только Пантелеймонихе не проговоритесь, а то назначит курс обследований.
Ирочке нельзя прикасаться к шерстяным и грубым тканям, чтобы не вызвать раздражение кожи. Это знает все отделение и пытается оберечь ее от непроизвольных встреч с этими тряпками.
- Как ты проникла к ней в комнату?
- Очень просто, под шкафом, что проносили санитары.
Теперь и Наташка крутит пальцем у виска.
- Дурочка, ты Ирка.
- Все, девчонки, - говорю им, - здесь мне больше делать нечего, таскать закончили, иду к себе. Мне еще надо перевести абзац из арабской поэзии
- Ой, и я пойду с тобой, Боренька, можно. Почитай мне в слух, - чуть ли не стонет Ирка, - мне так нравиться...
- И я пойду , - заявляет Наталья.
Пришлось вести всех к себе.
Перевожу и читаю Навои, девочки слушают внимательно. Ирка лежит на моей кровати и неподвижно смотрит в потолок. Наталья сидит у нее в ногах и неотрывно смотрит на меня.
- Это замечательно, - говорит она, когда я кончил переводить первые десять четверостиший. - А вы знаете, ребята, только ни кому, я тоже пишу стихи.
От этих слов Ирка подпрыгивает. Она садится и обнимает подружку.
- Наташка, это правда? Чего же ты тихоришь? Почитай чего-нибудь.
- Хорошо, - соглашается та, - слушай.
Хоть и бросила на счастье я монетку,
На полет парящий нет надежд,
Сердце, опрокидывая клетку,
Вылетело в цирковой манеж...
- Это же здорово, - Ирка прижимается к подруге, - какая ты у меня...
В дверь стучат. Просовывается головка девочки Сары.
- Дядя Боря, ой, и вы здесь, - замечает она девушек, - там Вера Пантелеймоновна зовет всех, новенькую встречать.
- Пошли, девчата, посмотрим, что за диво явилось к нам.
Диво действительно потрясающее. Высокая девица, лет тридцать, с фигурой, если сравнивать с Наташкиной, то в подметки ей, конечно, не годится, хотя имеет претензии на грудь и попку. Волосы выбелены от перекиси и свисают на плечи, зато огромные карие глаза, остренький, длинный нос и большой губастый рот, гармонично расположились на овальном лице. Одета она в махровый синий халат и небрежно расстегнула верх, от чего грудь до сосков выползла наружу.
- Внимание, - это начинает речь Пантелеймониха, - я вас собрала всех сюда, чтобы вы познакомились с новым пациентом нашего отделения, Аллой Васильевной. У нас не часто приходят новички и поэтому прошу принять ее в свою семью и быть к ней доброжелательными.
Все пациенты отделения молча изучают новичка.
- Может у вас будут вопросы к Алле Васильевне, - спросила врачиха.
- Можно мне, - это нервная Галина Васильевна.
- Конечно, Галина Васильевна.
- А... как же вы... до такого возраста прожили там... и не заразились? Вы где-нибудь лечились, стояли на учете?
- Нет, - весело ответила Алла Васильевна, - я здорова, абсолютно здорова и в отличии от вас мне не страшны некоторые заболевания, которых вы боитесь...
Мы онемели. И тут Пантелеймониха дала нам разъяснение.
- Алла Васильевна, действительно ничем не больна и ее иммунная система в порядке. Алла Васильевна добровольно решила пойти в наше отделение, чтобы обезопасить себя в будущем и продлить долгую жизнь. Она пожелала жить в стерильной обстановке, вот почему она здесь.
- Как миллиардер Генри Харт, - вдруг ляпнул я.
- Точно, - большие глаза новенькой обратили на меня внимание. - У вас здесь оказывается есть мужчины, это весьма приятно. Еще приятно то, что вы знаете о таких людях, как Харт. Да, я тоже богата и чтобы уберечь себя от всяких искушений и болезней решилась на этот шаг, то есть изолировать себя от общества. Но порывать с тем миром я не буду, установленные здесь компьютеры и мониторы помогут мне руководить моими предприятиями и офисами...
Все в шоке. Одна лишь Пантелеймониха, задрала голову к верху и равнодушно глядит в потолок. Вдруг нервная Галина Васильевна спросила.
- Вы заплатили кому-нибудь, чтобы попасть сюда?
- Конечно, чего скрывать, 10000 долларов...
- Эти деньги, - поправляет ее ученическим голос Пантелеймониха, пойдут на ремонт нашего блока.
- Да на ремонт, я еще дам, чего мелочиться, и на столовую дам, я же должна жить в приличных условиях.
Врачиха взглянула на нее и замолчала.
- Я думаю, мы познакомились, - подводит итог Алла Васильевна, взглянув на золотые часы на руке, - теперь извините, мне надо поработать, сейчас время оперативной информации.
Она кивнула нам и направилась в комнатку, напиханную электронной аппаратурой и тут, за закрытыми дверями, мы услыхали ее истерический крик.
- Какого черта, вы мне ничего не подготовили, - это она орала на молодых парней, занимающихся монтажом стоек. - Да я вас сгною, мать вашу...
У меня в комнате набилось много народа, здесь Ира, Наташа, Таня, Семен Семенович, Аня, лесбияночка, симпатичные девушки - Вера и Мария. Молодежь плотно сидит на кровати. Семен Семенович сидит на единственном стуле, а Аня стоит рядом с ним. Я же оперся на стол, заваленный книгами.
- Лично я, ее боюсь, - это говорит лесбияночка Вера. - Чувствует мое сердце, что она пройдется ногами по нашим судьбам...
- Чего страшного то, - это Семен Семенович, - она одна, а нас много.
- Уж не убить же ты ее предлагаешь? - вмешивается Таня.
Все загалдели.
- Зачем, будет задираться, мы устроим бойкот.
- Да чихала она на твой бойкот, у нее сила - деньги. Эта богачка захочет, кивнет санитарам и те быстро тебя обработают.
- Не посмеют, у нас заведение специализированное. Нас трогать нельзя.
- Теперь будет можно.
Опять все шумят.
- Боря, ну скажи ты что-нибудь, - просит Наташа.
- Чего говорить то, я видел ее всего то пол часа и сделать скороспелых выводов не решаюсь. Надо посмотреть, что дальше будет.
- Правильно, - поддерживает меня Семен Семенович. - чего зря глотки драть, поживем - увидим.
- А мне кажется, Пантелеймониха не зря нас предупреждала, надо быть с ней осторожней и внимательней..., - заговорила Аня.
- Как предупреждала? - удивилась Вера. - Я ничего не знаю.
- Она раздала презервативы нашим мужчинам, как она выразилась на будущее...
Все женщины и те кто знал, что их нам выдали, и кто не знал, уставились на нас, мужиков.
- Девчонки, она их точно охмурит, - говорит Таня. - Вон как выпендрилась на первую встречу, чуть грудь не вывалила наружу.
- Не дадим, - запищала Ирочка, сидя на моей подушке, - все встанем грудью на защиту наших ребят.
И тут все рассмеялись. Напряжение как то спало и тут динамик над нашими головами, забубнил.
- Приготовиться к ужину. Всем собраться в столовой.
Первыми смылись вечно голодные лесбияночки, потом Семен Семенович с Аней, наша четверка дружно потопала позже всех.
Мы все получили по горячему подносу, где сиротливо выглядела тарелка с пюре и маленькой, с мизинец, сосиской. И вот тут то, новенькая еще раз показала себя.
- Чего это за дрянь? - громко спросила она. - Вы что, едите эту гадость? Вера Пантелеймоновна, - потребовала она к себе, еще не ушедшую домой, врачиху.
- В чем дело, Алла Васильевна?
- Это что, - поднесла та тарелку к ее лицу, - это что, жрать можно? Я не хочу это есть. У ваших поваров разве нет приличных продуктов: мяса, рыбы, овощей, фруктов..., даже чая... Вон смотрите какой чай, да это помои...
- Здесь пища калорийная, специально обработанная, чтобы ни вирусы, ни бациллы не могли попасть сюда.
- Знаю. Но питаться так не могу. Я спущу необходимую сумму вашим поварам, пусть закупают и готовят более существенные блюда и большего объема. Поверьте, обрабатываются они не хуже, чем вот эти.
Алла Васильевна бросает поднос с едой на стол и демонстративно направляется на выход из столовой. У двери останавливается и поворачивается к Пантелеймоновне.
- Скажите этим поварам, если завтра, на завтрак не будет хорошей пищи, я добьюсь, чтобы их уволили и нигде больше не брали на работу. Деньги на питание в больницу, будут перечислены рано утром. Все. Спокойной ночи.
Она уходит и мы все уставились на врачиху.
- Ну чего вы...? - вяло отмахивается она.
- Зачем вы ее взяли сюда? - спросил я.
- Я одна что ли. Всех купила, даже министерство.
- Алла Васильевна права, - заскрипел знакомый голос.
Наша старостиха Вера Ивановна наконец то отреагировала на прибытие новенькой.
- В чем? - сразу же спросила Таня.
- Порядок нужен везде, я уверена, повара на нас наживаются и теперь, наконец то их утихомирят.
Пантелеймониха вдруг встрепенулась.
- Все, работа моя закончилась, я иду домой. До свидания.
Мы не дружно с ней попрощались.
После душа, я прилег на кровать с книгой в руках и тут мне почудилось, что кто то скребется в дверь. Подошел к ней.
- Кто там?
- Боря, открой.
Это Натальин голос. Я отодвигаю задвижку. В одной длинной рубашке, она врывается а комнату.
- Ты чего?
Она подходит ко мне, обхватывает голову руками и прижимается всем телом. Ее всю колотит.
- Боренька, милый..., мне очень холодно..., согрей меня...
Она впилась в мои губы и я почувствовал, что под напором ее прекрасного бюста и животика... сдаюсь...
Эта была ночь неумех, но страсть, по моему, победила.
Проснулся рано, Наташка посапывает рядом.
- Наталья, проснись.
- Ну, что...
Она сладко потянулась и, открыв глаза, сразу же поцеловала меня в щеку.
- Тебе надо идти к себе. Сейчас будет подъем.
- Ой... правда... Дорогой мой, я люблю тебя.
Она опять потянулась ко мне красивым телом, но я вскочил с кровати.
- Наталья, давай быстрей.
Девушка лениво поднимается, показав мне свою изумительную фигуру и, позевывая, надевает рубаху.
- Поцелуй меня на прощание.
Я целую и опять чувствую, как завожусь...
- Все, иди, - толкаю ее к двери.
Наконец, Наталья исчезает. Опять падаю в кровать и... засыпаю.
Меня будит голос.
- Борька, ты проспал все. Вставай.
Рядом стоит Ира.
- Как проспал?
- Через пять минут на завтрак.
- Вот черт.
Я подскочил и заметался. Быстро оделся, побрызгал на лицо водой. Ира сидит на стуле и следит, как я ношусь.
- Бедненький, ты так по ночам занимаешься, что совсем не высыпаешься.
- Бывает.
- Но зачем на это тратить ночи?
- Так спокойней. Пошли, а то мы опоздаем.
В столовой собрались все. Наша компания, как всегда за отдельным столом. Алла Васильевна тоже сидит за отдельным столом, совсем одна. Гремит лифт с пищей и когда створки открываются, то возглас изумления проносится по помещению. Подносы не узнать, они просто ломятся от пищи. Отбивная с поджаренной картошечкой и свежим салатиком, тарелка с яблоками и виноградом, два бутерброда с сыром и ядреный компот. Я вижу, как одобрительно кивает головой старостиха, ее помощница, мымра, умильно глядит на это богатство. Задумчиво чешет голову Семен Семенович, Аня нервно стучит пальцами по столу, не отрываясь от лифта. Галина Васильевна глотает слюну и кадык смешно мечется по ее шее. Лесбияночки застыли, как будь то превратились в камень. Первыми схватили подносы дети, они умчались за столик и с жадностью принялись есть. Дошла очередь и до нас. На лицах моих друзей, я не вижу почему то радости.
- Интересно, что она с нас за это возьмет, - говорит Таня, разрезая ножом отбивную на кусочки.
- С нас брать нечего, - отвечает ей Ира.
- Э... нет, это так кажется, что мы ничего не имеем и не можем, погоди... она еще себя покажет.
- Надо ей спасибо сказать, а вы ее ругаете, - вклинивается в разговор Наталья, осторожно доедая салат.
- Вот ты и скажи ей это, - расстраивается Таня.
Дети первые умяли пищу и тут со своего столика поднимается Алла Васильевна.
- Внимание, у меня к вам несколько предложений, не могли вы не расходиться, а выслушать меня.
Все повернули в ее сторону головы.
- У меня много работы и хорошо бы, если бы среди вас нашлись люди готовые мне помочь. Мне нужна секретарша... Не думайте, не просто так. Если она будет справляться со своей работой, я буду ей платить 500 долларов в месяц. Все честно, деньги будут откладываться на личный счет в банке. Кто-нибудь согласится?
Было тихо, пауза стала затягиваться и только Алла Васильевна хотела продолжить, как раздался робкий голос.
- А можно мне попробовать.
Это лесбияночка Марина.
- Почему же нельзя, конечно, я вам все покажу, расскажу ваши обязанности, вам только надо все аккуратно делать. Договор мы подпишем сейчас после завтрака, но вам все же придется пройти испытательный срок. Теперь дальше. Мне нужна грамотный человек, способный иногда замещать меня в пультовой. Он должен следить за котировками, собирать информацию о товарах, сырье и выполнять прочие работы, - она почему то повернула голову ко мне, но я не реагировал. - Здесь ставка побольше - 650 долларов. Кто желает?
- Я.
Я даже подскочил, это Семен Семенович.
- Хорошо. Так же заключим договор. Мне нужен еще человек. Убирать помещения и оказывать услуги... в смысле, готовить ванну, застилать кровати и прочие мелкие работы. Зарплата 100 долларов в месяц.
- Попробуйте меня, - это вторая лесбияночка Вера, согласилась на эту кабалу.
- Прекрасно. Я знала, что найду с вами контакт. После завтрака, всех новых работников, прошу ко мне.
Кто не доел пищу, стали насыщаться. Скептик Татьяна, тут же среагировала на последние события.
- Интересно, а зачем им деньги? Заработают они, ну пусть тысячи долларов, а потом что, корыто золотое себе купят и поставят в своих ваннах. Это значит только одно, что они не хотят выйти от сюда. С деньгами надо жить там, а не здесь.
- Зато в золоте купаться будут, - отвечает ей Ира, - все таки маленькое, но утешение.
- А Семен то, - вдруг зло говорит Таня, - как проститутка... поманила деньгой и сразу перебежал к ней, а вчера выламывался, бойкот..., убьем...
Ира при слове проститутка, опасливо оглянулась на меня.
- Он просто поменял свои убеждения, за это не надо никого ругать.
- Чего же ты не поменяла, побежала бы в служанки, стала бы мыть эту ведьму в ванной...
- Ну уж ты, скажешь, - обижается Ира.
Я отщипываю виноград и по ягодке отправляю в рот. Все же в первый день, Алла Васильевна победила отделение. А виноград все таки вкусный.
Сижу в своей комнатенке и учу непонятные арабские фразы. Наташка лежит в моей кровати и бессовестно дрыхнет, Ира стоит рядом облокотившись на стол.
- Борь, - прерывает она меня, - ты очень хочешь сбежать от сюда.
От неожиданности, я захлебываюсь.
- Я... бежать... Хочу.
- А ты не подумал, как же ты там выживешь?
- Думал об этом. Конечно панцирь не оденешь и в противогазе ходить не будешь, но ведь наверно есть на земле такие места, где круглый год тепло, где можно жить без респиратора, купаться в теплом море...
- Мне наверно там купаться нельзя, соленая вода плохо повлияет на мою кожу..., а потом солнце... Я знаю, лучи солнца, тоже вредны для меня.
- Может быть, тогда тебе нужна пресная чистая вода и прохлада леса.
- Неужели нас не могут вылечить? Почему есть везде лекарства, а у нас... Мы даже закалятся не можем.
- Врачи все время бьются над этой проблемой... Помнишь, лет семь назад, нас было много, а потом... врачи стали делать эксперименты, хотели восстановить иммунную систему и все же ничего не вышло. Люди очень жаждали вырваться от сюда и шли на самые рискованные операции, пили какие то идиотские лекарства, а в результате, все погибли.
Ирка подходит ко мне и доверчиво садится на колени, потом обвивает меня своими белыми ручонками.
- Какой ты все же... хороший, Борька.
- Наташку разбудишь.
- Я плохого ничего не делаю, просто мне хочется, чтобы был кто то, как родной, рядом...
- Тогда сиди и не шевелись.
Она затихла и мне показалось, что я слышу стук ее сердца.
Отпросился у Пантелеймоновны к Николаю. Этот тип нагло отсыпался в своей капсуле.
- Эй, - кричу в микрофон, - ты там долго будешь валятся?
- Борька, привет.
Сонная рожа послушно повернулась ко мне.
- Ты здесь дрыхнешь, а у нас такие перемены...
- Слышал. Татьяна приходила уже мне все рассказала.
- Ну и что ты об этом думаешь?
- Очень хорошо. Для людей с наших условиях, это последняя надежда почувствовать себя человеком. Представляешь, ты зарабатываешь деньги, покупаешь что хочешь, телевизор, компьютер, магнитофон, сладости, да вообще, черт знает что... Уже не мучаешься от тоски и от того, что сидишь в этой тюрьме и ни черта не делаешь.
- Ты же недавно предлагал мне бежать от сюда...
- Предлагал и сейчас предлагаю. Ты, Борька из другого теста и тебя богатство в этой тюрьме не задержит. Я завидую тебе, у тебя есть какая то цель, к чему то стремишься, а я только мечтаю. Знаю, что там наружи опасно, что в любую минуту мы можем схватить какую то пакость и умереть, но там жизнь, машины, поезда, самолеты, земной шарик, который можно обойти, наконец, девочки, водка, танцы, другие радости.
- Все же как же ты решил, остаться здесь или туда...?
- Конечно на волю, но сначала хочу посмотреть, что будет дальше здесь. Ведь на волю без денег не попрешь, а здесь есть, оказывается, возможность их заработать.
- Когда тебя выпустят к нам?
- Завтра наверно. Пантелеймониха сказала, что кожа подшелушилась и пошло заживление. Так что из этой капсулы выкинут и долечиваться буду там... в отделении.
В отделении деловая обстановка. У Аллы Васильевны, двери пультовой открыты настежь и слышно, как Семен Семенович, с кем то говорит по телефону. В столовой, серьезная Марина старательно выстукивает на пишущей машинке какое то письмо. В самой 17 палате гудит пылесос, трудолюбивая Вера наяривает комнату до блеска. Сама хозяйка в коридоре отчитывает старостиху, за беспорядок.
- Вы же не в конюшне живете, - рычит она на Веру Ивановну, - подайте мне обстоятельную записку, что надо. Включите туда живые цветы, занавески, где надо произвести ремонт, зеркала, картины...
- Картины, -ошеломленно говорит Вера Ивановна.
- Ну да, картины, только я не люблю не кубистов, ни абстракционистов, заказывайте классику или экспрессионистов...
Похоже от таких названий у Веры Ивановны пошла голова кругом и она, высунув язык, спешит записать эти названия в блокнотик.
- Еще, подумайте какую мебель стоит приобрести, не жадничайте, диваны, шкафы, люстры, унитазы, все пишите. А... вот и Борис, кажется, - она оторвалась от старостихи и подошла ко мне. - А что вы, Борис, хотели бы иметь в отделении?
- Пожалуй книги, художественные, технические...
- Правильно. Вера Ивановна, запишите - приобрести библиотеку около 20000 экземпляров книг.
Алла Васильевна вдруг подхватывает меня под руку и ведет по коридору.
- Вы сейчас к себе идете?
- Да.
- Можно мне зайти к вам, посмотреть как живет холостой мужчина.
- Зайдите.
На мое счастье, в моей комнатке никого. Алла Васильевна оглядывает помещение и с восторгом смотрит на стол.
- Боже мой, сколько у вас книг. Надо же, английские, немецкие, даже арабские. Вы все эти языки знаете?
- Знаю.
- Да в вас цены нет. Я вижу здесь много технических книг. Переведите мне, что это?
Она выдергивает из стопки синюю книгу
- Компьютерные системы и их эксплуатация, на немецком языке. Она зачаровано смотрит на меня.
- Хотите поработать на меня? Будете референтом, составлять письма и вести всю деловую часть с заграницей. У меня там огромные возможности...
- Нет.
Отказ ее ошарашил. Рот открылся от изумления.
- Я предлагаю работу, тысячу долларов в месяц, - видя мое покачивание головой, спешит добавить, - полторы тысячи. Это же хорошие деньги, особенно для вас, там в городе получают такие ставки самые высококвалифицированные специалисты. В этой больнице вы будете просто богаты и тем более... заняты, что для больного весьма существенно.
- В этой больнице я не болен. Я вполне здоровый парень, только при рождении получил подарок природы - отсутствие иммунной защиты.
- Хорошо, хорошо, пусть будет так. И все же вы подумайте над моим предложением.
Она еще раз оглядывает мою комнату и, покачав головой, уходит. В дверь заглядывает Наташка.
- Чего эта... здесь делала?
- Предлагала мне работу.
Она зашла в комнату и облокотилась спиной на дверь.
- Да что ты говоришь и кем?
- Референтом с окладом 1500 долларов.
- Ты согласился?
- Нет.
- Такие деньги..., - она мотает головой. - закачаешься от такой суммы. Знаешь новости?
- Нет.
- Веру Ивановну, Алла Васильевна взяла к себе завхозом, а Анечку наняла бухгалтером.
- Да ведь для этого надо что то знать.
- Вот именно. Она выдала Ане несколько учебных пособий и сказала, что через неделю примет от нее экзамен.
- Так, так. В нашем закрытом отделении заработала настоящая фирма и охраны не надо, боятся бандюг не надо, да еще с пользой... на этой стерильности можно прожить еще сотню лет.
- Я как то об этом не подумала, - смущается Наташка.
Под потолком забубнил динамик, приглашая нас на обед. Я подошел к Наташке.
- Пошли...
Она вдруг обхватила меня руками и поцеловала.
- Я к тебе сегодня не приду... У меня там... еще не зажило...
Обед царский, я такой еще ни ел никогда. Густой красный борщ с куском мяса. На второе - печеная форель с салатом и горошком, на третье апельсиновый сок. Похоже, все это сломило пациентов отделения на сторону Аллы Васильевны, они доброжелательно смотрят на нее и заискивающе кивают головой.
- Вот и не узнать наших..., - говорит Таня, разбирая рыбу от костей, деньги и хорошая еда сломали их.
- Разве это плохо, - отвечает ей Наталья, - все отделение встрепенулось, как от зимней спячки, большинство получило работу и почувствовало свою кчемность в жизни.
- Значит ты бы тоже пошла к ней?
- И да, и нет. С одной стороны, бездельничать это тяжело, с другой стороны идти в кабалу совсем не хочу.
- Кабала то, за деньги...
- Ну и что.
- Не поймешь вас... Николай тоже говорит, что это неплохо. Борис, а ты чего то не летишь к Алочке в объятья.
- Она уже предлагала мне поработать, причем за весьма крупную сумму, но я ей отказал.
- Это почему же?
- Дело не в кабале и не в деньгах. Я хочу в ближайшее время уйти от сюда.
- Куда? - чуть ли не в один голос воскликнули Наталья и Татьяна.
Ира от удивления открыла рот.
- Туда на волю. Хочу уехать на юг и там попытаться просуществовать...
- Ты же умрешь? - сразу сказала Татьяна.
- Постараюсь протянуть. Кто то из великих сказал: "Если бояться, что на твою голову упадет кирпич на улице, то зачем на нее выходить, лучше сидеть дома." Я же не хочу бояться кирпича, хочу свободно бродить по улице.
- Ну ты, Борька, даешь, - с восхищением глядит на меня Татьяна, - и когда наметил?
- В ближайшие три- четыре дня.
- А как же я... то есть мы..., - поправилась Наталья, - ты бросишь нас.
- Если вы согласны со мной уйти, я не против. Одно прошу вас понять, это безумный риск. Один неверный шаг и с нами может случится непоправимое.
Девочки хмурые сидят напротив меня и молчат. В столовой раздается голос Аллы Васильевны.
- Внимание. Я осмотрела, как вы здесь живете и пришла в ужас. Так жить нельзя. Мой новый завхоз, Вера Ивановна уже составила список того, что необходимо для нашего блока. Однако, я считаю, что ваших комнат это не касается, а они должны быть пригодны для жилья и поэтому советую, заработанные деньги не копить, а тратить на свои бытовые условия. Сегодня ко мне обратился Семен Семенович с просьбой, выделить аванс для покупке в свою комнату телевизора и видеомагнитофона с кассетами. Я приветствую этот шаг и уже заказала аппаратуру, завтра она будет здесь. Тоже самое может сделать любой, имеющий деньги или работающий у меня. Не обязательно покупать телевизоры, учитесь жить нормально, приобретайте кровати, трельяжи, бижутерию, все что вы хотите. Вам понятно?
- Понятно, - за всех ответила Вера Ивановна.
Я заметил, что у входа в столовую стоит Пантелеймониха и смотрит на нас.
После обеда, бьется жизнь только в апартаментах Аллы Васильевны, остальные, неработающие у нее, разбрелись по своим комнатушкам. Сегодня что то необычное. Ко мне никто из моих девочек не пришел. Я спокойно занимаюсь за столом уже в течении трех часов. Вдруг дверь скрипнула. На пороге стояла Ира.
- Ты... ты... негодяй, ты бросаешь нас.
И тут она заплакала.
Я подошел, осторожно обнял ее и повел к кровати.
- Успокойся, ну что ты. Тебе нельзя плакать. Тебе даже нельзя протирать свои глаза... Вот я чистым полотенцем промокну твои щечки.
- Девочки возмущены твоим поступком...
- Знаю.
- Но почему ты не хочешь спокойно прожить здесь? Вроде у нас появляется какое то дело, оказывается мы можем еще кому то быть нужны..., а ты собираешься уйти.
- Не уговаривай, Ира.
- Я люблю тебя.
- Я тоже.
Осторожно поцеловал ее губы.
- Я решила, если ты уйдешь, я с тобой.
- Вот этого делать нельзя. Ты самое чувствительное создание на свете, твоей коже нельзя терпеть избытка холода, тепла, света, плохой воды и грязи. Всего этого там в избытке...
- Ну и пусть.
- Кроме этого, тебе нельзя даже заниматься любовью, рожать детей.
- Кто это тебе сказал?
- Пантелеймоновна.
- Значит, ты уже говорил с ней обо мне и об этом...
- Говорил.
И тут она опять заревела. Я ее успокаивал как мог, пока она всхлипывая не прижалась ко мне и застыла. Я ее чуть покачиваю в своих руках.
- У тебя так громко стучит сердце, - вдруг сказала Ира.
- А я думал это твое.
- И все же я пойду с тобой. А с Пантелеймонихой поговорю сама, не может быть, чтобы я не испытала счастья любви.
Ира ушла через час. Только за ней закрылась дверь, как раздался требовательный стук.
- Войдите.
На пороге Алла Васильевна.
- К тебе можно, Борис? Я сегодня уже была здесь и решила еще раз заглянуть.
Она по хозяйски села на мою кровать и закинула ногу на ногу, отчего подол ее платья приподнялся до бедер, оголив коричневатые ноги.
- Ну как ты, с работой решил?
- Нет.
- Я конечно не понимаю смысла твоего упорства, но, однако, уважаю личную позицию. У меня к тебе еще один деликатный разговор. Видишь ли я деловой человек и конечно ушла в эту добровольную ссылку сюда от того, что в моем роду, все прадеды, деды, бабки и даже моя мать и отец очень рано поумирали. Наверно гены их перешли ко мне и мне тоже суждено было бы умереть рано. Однако умные врачи посоветовали мне изолировать себя от общества в стерильную обстановку и таким образом гарантировали безопасность и продление жизни. Я очень рада, что попала сюда, по крайней мере, это не барокамера с кислородом, а вполне приличные помещения с воздухом высокой степени очистки. Кроме того здесь люди, которые могут быть моими помощниками. Но раз я себя заточила в эти стены, то соответственно хотела бы жить, как и все цивилизованные люди. Наслаждаться комфортом, едой, любовью наконец. Любовью... Вот я и пришла предложить тебе... Не мог бы ты придти ко мне сегодня ночью...
- То есть стать вашим любовником?
- Ну, да.
- А почему я?
- Семен Семенович, немножко староват, кроме того у него есть эта... толстушка Аня, не хотелось бы разрушать такую пару. Ваш, кажется друг, Николай лежит в капсуле... Я узнавала у врачихи, он попал туда из-за неудачных любовных похождений, я просто побоялась бы теперь затащить его в постель. Федя еще мальчик, с него брать нечего, остался только ты...
- Лихо, всех изучили. Но я не хочу быть вашим любовником.
- Подумай, Боря, это простая потребность мужчины и женщины. Ну если тебя что то гложет, чего то не хватает, я компенсирую.
- И сколько же вы мне предлагаете за ночь?
- 500 долларов.
- Приличная цена, но я не пойду...
- Ну и дурак, - вдруг обозлилась она, - потом сам попросишь, но я тебе меньше дам.
Алла Васильевна вскочила с кровати и быстро убралась из комнаты.
Только после ужина все мои подружки собрались у меня. Наташка и Таня завалились на койку, а Ира подошла ко мне и села на колени.
- Ого, - сказала Наталья, - Ирка, ты делаешь успехи.
Чтобы как то прервать смущение Иры, я быстро заговорил.
- У меня сегодня в комнате была Алочка.
- А... это до обеда, - сказала Наталья, - я видела.
- Нет, после обеда.
Девчонки внимательно смотрят на меня.
- Ну и что? - не выдерживает Таня.
- Она предложила мне за определенную плату спать с ней.
- Я так и знала, - восклицает Таня. - Эта, стерва, доберется до наших мужиков. Уверена, эта гадина, предложила тебе лечь в постель за деньги. И сколько дает?
- 500 долларов за ночь.
- Ого, ты высоко котируешься, Боря.
- Что ты ей ответил? - трясет меня Ира.
- Я ответил, что не буду спать с ней.
- А она?
- Ушла.
- Сволочь, задница, гадина, - поливает ненавистную Аллу, Татьяна. - Раз Боря ей отказал, то она возьмется либо за Николая, либо за Семена.
- Попали вы, мальчики, в неприятную историю, - заявляет Наталья. Алочка, так просто вас не оставит. Ей хочется, чтобы все обслуживали ее. Берет не мытьем, так катаньем. Боря не согласился с ней работать, решила купить другим путем.
- Денежки бешеные, - вторит ей Татьяна, - десять дней переспал - 10000 долларов, зарплата, как у валютной проститутки высшего класса.
- Не даром Пантелеймониха, давала им презервативы.
- Девушки, скажите, - пытаюсь остановить их гнев. - Кому нибудь из вас она чего-нибудь предлагала?
Они как споткнулись на полном скаку. Только Ира, прижавшись ко мне, сказала.
- Мне ничего не предлагала.
- Была у меня, - неохотно признается Наталья, - предложила выучиться работать на компьютере...
- А когда ко мне пришла, - это уже Татьяна, - я ее выгнала. Сказала, что не хочу ни о чем с ней говорить.
- Наталья, что ты ответила ей?
- Сказала, что подумаю.
Может Алла и права, подумал я, это же для них новая жизнь. Я ухожу, мне это уже и не надо, а им надо существовать.
- Ладно, девчонки, до отбоя двадцать минут. Давайте расходиться, мне еще надо принять душ.
Девчонки с кровати поднимаются как побитые собаки. Таня, что то буркнув, быстро исчезает. Наталья долго колеблется, потом подходит к нам с Ирой и со свободной стороны целует меня в щеку.
- Пока, Боренька.
Она виновато уходит.
- Ирочка, вставай, - говорю ей.
- Я остаюсь. Я никуда не уйду.
- Ты чего?
- Я сумела после нашего последнего разговора поймать Пантелеймониху. Поговорила с ней по душам. Она сказала, что я могу быть женщиной, но для этого надо быть очень осторожной. Она даже рассказала мне как это делать.
Боже мой, что же мне делать. Эта девочка, хочет нормально развиваться, хочет любви в этих замкнутых стенах. А я еще связался с Натальей. Этой ведь тоже надо ласки...
- Ира...
Она нежно затыкает мне рот ладонью.
- Молчи. Я ухожу, вымоюсь в своем универсальном душе и приду к тебе. Только прошу, не говори нет, иначе я сразу умру.
Она пришла через час, волосы схвачены сзади на резинку, халат плотно обтянул фигуру. От волнения лязгает зубами.
- Я пришла.
- Вижу.
- Поцелуй меня.
Осторожно целую губы, пытаясь не очень навредить ей.
- Пантелеймониха, сказала, что лучше всего это делать на столе, тогда тела не будут соприкасаться друг к другу.
Она оторвалась от меня и трясущимися руками стала складывать книги со стола на пол. Потом стащила с кровати мое одеяло и простыни и застелила ими стол, скинула халатик и села голенькая на край.
- Я... жду...
Худенькое, белое тело медленно повалилось на спину. Я торопливо стал раздеваться.
Ира ушла от меня ночью, ошеломленная тем, что произошло. Перед этим, я внимательно оглядел ее спину, опасался потертостей и слава богу, не увидел ни одного красного пятна.
В этот раз Ирина нарушила традицию, рано утром не пришла ко мне в комнату. Я помылся в душе, привел себя в порядок и пришел в столовую. Все уже там. Ирка, увидев меня, виновато заулыбалась, Татьяна кивнула головой, а Наталья протянула руку.
- Привет, Боренька.
Опять нам подают роскошный завтрак и только мы разбираем подносы, как вдруг раздается истерический крик.
- Сволочь, блядь, проститутка, чем я тебе не угодила, гадина... Хочешь здесь купить всех деньгами и дорогими завтраками... Я тебе, тебе, говорю, дрянь.
Это Анна, она вскочила со своего столика, гневно глядит на Аллу Васильевну и тычет в нее пальцем
- Это вы ко мне? - высокомерно говорит та.
- Да к тебе, сука, - сколько ты заплатила Семену, чтобы он отстал от меня и спал с тобой.
- Девочка, ты очень дешево стоишь, твой бывший любовник продал тебя за два десятка долларов... К сожалению, я не могу терпеть оскорблений и поэтому сообщаю... Вы уволены.
Семен Семенович покраснел до пят и уткнулся в тарелку. Женщины обалдело смотрят на эту сцену.
- Да кто ты такая..., думаешь я тебя боюсь...
- Заткнись, дура, иначе я тебя сгною...
- Разве так можно, - вскрикивает за нашим столом Ира.
- А ты, белая ворона, чего рот разинула, - обрушилась на нее Алла Васильевна, - сиди тихо и не каркай.
И тут во мне закипел гнев. Я встал и с вырвал свой поднос из под тарелок, кружка с кофе вылетела на пол и разбилась. В полной тишине подошел вплотную к столику, где сидела Алочка и сказал, по моему, весьма спокойно.
- Алла Васильевна, вы сейчас извинитесь перед этой девушкой, которую вы оскорбили и если этого не сделаете, я не поступлю как джентльмен, а заеду этим подносом в ваше милое личико, если я его не раскрою пополам, то по крайне мере постараюсь изуродовать.
Я вижу, как в глазах женщины появился страх.
- Я не хотела, ее так все называют... Конечно, Ирочка, извините, все так вышло непроизвольно. Я прошу у вас прощения.
Когда она кончила, я швырнул поднос на пол. Грохот железа разорвал тишину. Алла Васильевна дернулась и откинулась на спинку стула. Я пошел вон из столовой в свою комнату, так и не позавтракав.
Они прибежали в мою комнату, минут через десять и окружили мой стол.
- Ой, что было, - поспешно заговорила первой Наталья. - Как ты ушел, Алла Васильевна затихла, в рот крошки не взяла, сидела такая задумчивая и стучала пальцами по столу. Вдруг Вера Ивановна вскочила и давай подхалимничать: "Как он смеет, - кричит, - наносить такие оскорбления всеми уважаемой женщине. Я предлагаю собрать собрание и осудить поступок Бориса." И тут Алочка всех потрясла еще раз. Она встала и сказала: "Он смеет..." и ушла к себе. С Анькой тут же случилась истерика, она свой завтрак вывалила на голову Семена...
- А ты то как, отошла? - спросил я Иру.
- Страшно было. Я боялась, что она ляпнет что-нибудь без тебя, но вышло все тихо.
- А у меня сердце замерло, когда ты говорил, - вторит Наталья, - а когда поднос загремел на полу, я чуть не умерла...
- Что же теперь с тобой эта, стерва, сделает? - спрашивает всех Татьяна. - Слава богу, киллеров подослать нельзя, мы закрытое заведение, остается одно. Как сказала Вера Ивановна, заклеймить общественностью твое хамское поведение и объявить бойкот.
- Интересно, Аньку, за то, что она ее обзывала, почему то не хочет заклеймить, - кривится губами Наталья.
- Это личное, - усмехается Татьяна. - Семен то тоже хорош, совсем упал в моих глазах. Здесь орал, что окажет сопротивление..., потом пошел к ней в кабалу, а тут свалился до двух десятков долларов. Алочка правильно поступала, хотела всем показать, во первых, кто здесь хозяин, а во вторых, личные вопросы нечего выносить на публику.
- Слушайте, ребята, - вдруг тревожиться Наталья, - а не сорвет ли эта баба злость на нас, за то, что мы все время с Борькой вместе. Меня наверно тоже теперь выгонит, я ведь дала ей согласие работать на нее.
- Когда? - спросил я.
- Сегодня утром, в столовой, как раз перед завтраком.
- Значит решилась...
- Ну что вы, ребята, - смутилась она, - я же от вас ничего не скрывала, говорила, что Алочка меня приглашала, что я обещала ей подумать, а тут Борис меня расстроил, сказал, что уйдет. Я долго думала, Борьки не будет, а тут работа подворачивается, не ходить же мне при Алочке в побирушках, вот и решила.
Вот тебе и Наташка, значит она со мной никуда не пойдет, а шумела, что любит...
Без стука в комнату вваливается заплаканная Аня.
- Девчонки, - всхлипывает она у порога, - что же делать? Я теперь совсем одна.
Таня подходит к ней и обнимает.
- Успокойся. Иди посиди.
Она ведет бедную женщину на кровать и усаживает ее.
- Было у нас спокойно, - говорит Наталья, - и вдруг все смешалось. Анечка, прости, пожалуйста, за то что я скажу, но Семен тебя не достоин.
- Достоин... не достоин... Да понимаешь ли ты, как тяжело быть одной. Уже шесть лет мы спим в одной кровати, а сегодня, он не пришел... И тогда я поняла, как это ужасно, когда нет рядом близкого человека. Как будь то бы оторвали кусок плоти и на это место посыпали соли...
- Анька, не хнычь, вернется к тебе Семен, - успокаивает ее Таня. - Алка сегодня получила хороший урок.
- Это она получила урок за Иру, но не за меня. Кто я для нее, пешка... пылинка, которую можно небрежно скинуть или сдуть с пути, а вы другое дело, за вами девочки, хороший мужик, Борька, который вас в обиду не даст. Попробовала она сегодня на вас пасть разинуть и тут же получила оплеуху.
- Алка хитрая и умная, стерва, - замечает Таня, - так не получилось, значит будет брать нас штурмом с другого конца. Побыстрей бы приходил Колька.
- Николай сегодня выйдет, - сообщаю я.
- Знаю и боюсь... С одной стороны, он тоже Алке может дать сдачи, с другой стороны..., он не знает куда себя деть и поэтому возможно клюнет на любое деловое предложение с ее стороны.
В дверь стучат. Появляется девочка Сара.
- К вам можно. Тетя Наташа, вас тетя Алла просит подойти.
- А зачем, ты не знаешь?
- Она говорила, что сегодняшнего дня у вас начинается рабочий день...
Наталья замялась, оглядела нас.
- Так я пойду?
- Иди, иди, - снисходительно говорит Таня. - Я тоже пойду Кольку встречать. Аня, ты здесь посидишь?
- Нет, я пойду к себе, полежу немного.
Все уходят, осталась только Ира. Она подошла ко мне, положила руки на плечи, потом прижалась головой к груди.
- Ты понял, мне нельзя здесь оставаться, я должна уходить на волю с тобой.
Ира отдыхала на кровати, когда Колька с Таней вошли в комнату и он сразу заорал.
- Борька, что я слышал, ты чуть не изуродовал женщину. На тебя это не похоже.
- Чего кричишь?
Но этот громила уже хлопал меня по плечу и чуть притиснул к себе.
- Здорово, старик.
- Ты Иру разбудишь.
- Ирка, лапочка, - этот гигант уже у кровати и нежно целует ее в волосы, - ты за мое отсутствие стала еще краше. Видно мне чаще надо валятся в капсуле, чтобы ты расцветала как цветок. Ну что, вояки, - он насмешливо оглядел нас, - что дальше делать собираетесь?
- Я решил уйти с отделения, - говорю ему.
- Я пойду с ним, - в след за мной сказала Ира.
- Вы, оба? Ну, дела.
- Ирка, неужели и ты? - изумлена Татьяна. - Вот уж никогда не подумала бы. Да тебе нельзя этого делать.
- Мне много чего нельзя. Скажите мне одно, там на воле, провинившихся, убийц, насильников, воров, сажают в тюрьму и для них это хуже всего на свете. Этим наказывают людей. Почему же я добровольно должна себя наказывать, живя здесь? Почему я не должна видеть живую природу, букашек, коров, розы...? Вы скажете из-за того, что я больна необычной болезнью. Ну и что? Даже если я больна, разве не имею право на радости жизни, быть любимой...
- Это будет стоить тебе очень дорого...
- Пусть. Боря, кто там сказал: "...увидеть и умереть...". Лучше умереть свободным.
- Лучше не умирать, дурочка, - прерывает ее Николай, - всегда за жизнь надо бороться. Я конечно, не очень приветствую то, что ты задумала, но восхищаюсь тобой.
- Николай, а мы, когда мы с тобой уйдем? - спросила Таня.
- Мы с тобой еще подождем. Надо проверить себя, там ведь... спасательной аппаратуры нет... Слушай, ребята, мне же надо к Пантелеймонихе. Я же забыл, когда она вытащила меня из капсулы, то просила подойти к десяти для процедур, и еще... Ира, врачиха хотела тебя сегодня обследовать. Она ждет тебя в одиннадцать...
- Хорошо, я подойду, - кивает головой Ира.
- Ребята, я покидаю вас.
Николай ушел. Таня плюхается на кровать в ноги Иры.
- Как я тебе завидую...
Это уже не столовая, а офис. Марина за столиком шлепает по клавишам машинки, Наталья обложена книгами по бухгалтерскому учету и зубрит пункты дебета, кребета. Ее Алла Васильевна перевела на должность бухгалтера вместо Ани. Сергей Сергеевич, за отдельным столиком разбирает пачку факсов и готовит письма. Сама хозяйка сидит в своей пультовой за компьютером. Я зашел в туалет и через некоторое время услышал за дверью шум. Это голос Аллы Васильевны.
- Федя, найди Бориса и Николая, позови санитаров. Привезли вещи...
Прошло еще немного времени и вдруг за дверью, послышался разговор.
- Так вот вы какой, Николай. Вид у вас... великолепный...
- А вы наверно и есть Алла Васильевна?
- Да это я. Николай, не можешь ли ты мне помочь...? Приехала машина с вещами. Они пройдут через дез камеру и придут сюда. Здесь надо все растаскать.
- В чем дело, конечно. Сколько?
- Что, сколько?
- Платить сколько будете?
- Но это же для вас, мебель, книги...
- Какая разница, для нас..., для вас... Работать то буду я.
По моему за дверью замешательство.
- Хорошо, двести рублей...
- Триста.
- По моему, ты наглец.
- Бросьте, Алла Васильевна, мне нужны деньги. Так договорились, триста.
За дверью пауза.
- Ладно, триста. Только наличными не могу, деньги сюда, чтобы не подцепить заразу, тащить не могу.
- Так вы откройте на меня счет, думаю, что это не первые деньги, которые вы положите туда.
- Хм... Договорились. Вы мне нравитесь своим подходом к делам.
- Толи еще будет, Алла Васильевна. Я пошел.
За дверью тишина. Я тихонько приоткрыл ее в коридор. В самом конце, у лифтов столпотворение. Алла Васильевна стоит от меня метрах в пяти и смотрит в спину, удаляющемуся Николаю. Делаю несколько шагов в противоположную сторону и нарываюсь на мальчика Федю.
- Дядя Боря, а я вас искал. Тетя Алла, вот он.
Алла Васильевна повернулась ко мне.
- Иди Федя, посмотри, что привезли.
Она ждет, когда мальчик исчезнет.
- Борис, извини меня еще раз.
- Алла Васильевна, вы оскорбили не меня, а хорошую девушку, стоит ли по этому поводу извинятся передо мной.
- Ты какой то не такой, как все мужики, которых я встречала. Может поэтому тебя и уважаю. Терпеть не могу слизняков, которые за рубль подавятся. Честно признаюсь, первый раз встречаю парня, которому они не нужны.
- Не в этом дело, Алла Васильевна. Я не тот человек, который бы ломался и говорил, что деньги не нужны. Деньги нужны всем, однако есть человеческое достоинство, которое должно быть выше этого. Считайте, что вам просто не повезло, что вы встретили меня.
Она некоторое время обдумывает мои слова.
- Хорошо, я кое что поняла. А сейчас, ты не можешь мне помочь, притащить мебель, ее уже привезли, - она кивает в сторону лифтов.
- Я иду.
Я пошел в конец коридора.
До обеда мы работали как черти, привезли и расставили по коридорам и в столовой кожаные диваны, кресла, столы, шкафы, стулья, несколько пальм в кадках, множество живых цветов и растений в горшках, вешали картины на стены и расталкивали книги по полкам. Особые ящики были доставлены в комнату к Семен Семеновичу. Это купленный им телевизор и магнитофон с кассетами. Он на радостях, закрылся изнутри и даже припоздал на обед.
С приходом Николая, в столовой моя группа распалась. Татьяна откололась от нас и села с ним за отдельный столик. Обед в этот раз был так же превосходен, куриный суп, салаты, говяжье сердце с гарниром, забили поднос под завязку. Ира выглядела возбужденно.
- Понтелеймониха обследовала меня и сказала, что все хорошо.
Я почувствовал, что она может ляпнуть что-нибудь лишнее и перебил ее.
- А ты видела, что сегодня привезли?
- Слушай, это потрясающе. Надо отдать должное Алле Васильевне, она потратила огромные деньги. Кругом ковры, цветы, зеркала, картины, у нас стало как во дворце...
- Это точно, а мы все оказались там слугами.
- Ну и что тут такого? - делает недоуменный вид Наталья. - Я занялась делом, а так бы маялась с утра до вечера.
- Рожденный ползать, летать не может, - вдруг ляпнула Ира.
Я вижу как покраснела и обиделась Наталья. Вот- вот она что-нибудь скажет и быть ссоре.
- А вы знаете, по телеку сообщили, что с завтрашнего дня будет потепление, - как бы между прочим сообщаю я.
Они обе уставились на меня.
- И что это значит? - спросила Наталья.
- Это значит, что нам пора расставания с этим заведением.
- Зря вы, ребята, уходите, - вдруг смягчилась Наталья. - У нас может только жизнь начинается.
В дверях столовой появляется Пантелеймониха.
- Борис, - обращается она ко мне, - зайди после обеда ко мне в кабинет.
- Хорошо, Вера Пантелеймоновна.
Врачиха задумчиво смотрит мне в лицо.
- Я все знаю, мне Ира все рассказала, - говорит она. - В этой истории неприятно только одно, что ты тащишь за собой ее.
- Здесь есть право выбора каждого человека. Ведь могу же я в любой день уйти от сюда?
- Сможешь, здесь не тюрьма...
- Вот поэтому, я и она сделали выбор...
- Борис, она первая споткнется там. Тебе ее просто не уберечь. И все что произойдет будет ужасно, виноват будешь ты.
- Я это знаю, а если... все произойдет здесь, кто будет виноват?
- Я. Я отвечаю за вас всех.
- Вот видите, где бы это не произошло, кто то будет виноват. А может проще, не надо искать виновных а положиться на бога, сколько нам отмеряно, столько мы и проживем.
Он качает головой.
- Я проверила Ирочку..., у нее все в порядке. Если будете заниматься любовью, будь с ней очень осторожен. Слушайся больше ее, я ей все подробно растолковала, как и что...
- Хорошо, Вера Пантелеймоновна.
- Когда вы уходите?
- Наверно дня через три.
- А куда отправитесь?
- Еще толком не знаю. Вы ведь сами сказали, что не знаете где и кто у меня мать, поэтому ехать мне некуда. Я предполагаю, что наше место на средней или нижней Волге, где не так холодно или жарко.
Она опять кивает головой.
- Что же... поезжайте. А теперь иди, дай мне подумать, как вам помочь.
За дверями кабинета меня ждет Наталья.
- Ну что? У тебя все в порядке?
- Да.
- Я хочу с тобой поговорить
- Я тоже.
Мы отходим к окну и смотрим, как солнце своими лучами обняло землю и та согретая теплом, спешит отдать первые ростки жизни деревьям и кустам.
- У нас наверно ничего не получиться, Боря? - первой заговорила она.
- Да, ты права.
- Но ведь могло бы все и получится. Почему ты такой упрямый и не можешь остаться здесь. Мы бы могли быть счастливы...
- А почему бы тебе не отправиться со мной? Мы бы могли быть счастливы там.
- Это безумие. С нашим здоровьем счастья там быть не может.
- Значит мы должны расстаться.
- Ты Ирку любишь? - вдруг тихо спросила она.
- Наверно.
- Береги ее. Она... будет все время нуждаться в тебе...
И вдруг Наташка заплакала, повернулась и побежала по коридору в свою комнату.
У меня в комнате, на кровати валяется Ира. При виде меня приподнимается.
- Что там Пантелеймониха...?
- Мы с ней говорили о тебе.
- Что она сказала?
- Чтобы я тебя все время слушался.
- И это все?
- Нет. Мы уезжаем от сюда через три дня.
Ирка сползает с кровати, подходит ко мне и закидывает руки на шею.
- Ведь у нас все будет хорошо, правда?
- Должно быть.
Она осторожно целует меня.
Сегодня на ужине нервная обстановка. Наталья отсела от нас за отдельный столик. Я вижу как все обсуждают это происшествие, а глазах Аллы Васильевны читаю злорадство.
- Что это с ней? - испугано спрашивает меня Ира.
- Мы с ней поссорились по поводу отъезда.
- Она тебя отговаривала не уезжать?
- Она меня отговаривала не брать тебя с собой.
- Это не ее дело, - твердо говорит Ира.
За столиком, где Сергей Сергеевич сидит с Аней перебранка.
- Старый, кобель, - шипит Аня. - Только попробуй, уйди...
- Тише, - просит кобель.
- А что тише то. Чем эта образина лучше чем я?
Вижу, как наливается гневом Алла Васильевна, ее скулы сводит судорога.
- Эх, - театрально громко вздыхает Николай, - все то у нас есть и диваны появились, и цветы, а вот приятной музыки в столовой нет. То ли дело, когда пережевываешь пищу, а тут полонез Агинского. Красота...
- Будет у нас музыка, - зловеще говорит Алла Васильевна.
После ужина все разбредаются по комнатам. Ира убежала к себе, как она сказала - подготовиться. Я один сижу за столом и просматриваю записи и тут стук в дверь. Входит Таня и растеряно прижимается к стене.
- Таня? Что с тобой?
- Он согласился спать с этой...
- Николай? - я ошеломлен.
- Понимаешь, она ему триста долларов пообещала. Ему было даже на меня наплевать.
- Этого не может быть.
- Это так, - она проглатывает комок в горле. - Несмотря на то, что ему врачиха говорила, чтобы он этого не делал, он не устоял.
- Когда это она сумела его уговорить?
- Только что. Они бешено торговались, Николай все ссылался на тебя, что тебе давали больше, а Алка ни в какую, так на триста и порешили.
- При тебе говорили?
- Нет. Я стояла у двери в его комнату, они были там вдвоем.
Я схватился за голову и уронил ее на книги.
- Колька, не может быть.
- Когда вы с Ирой уезжаете?
- Через три дня.
- Я с вами. Вы не против?
Поднимаю голову и с изумлением смотрю на нее.
- Таня, ты не...
- Я уже твердо решила. Не надо лишних слов.
- Хорошо, поедем.
Теперь Таня отрывается от стенки, подходит ко мне.
- Я не буду вам с Иркой мешать, но первое время мне надо акклиматизироваться, поэтому не отталкивайте меня.
- Я понял.
- Спасибо.
Таня ушла, зато в халатике в комнату ворвалась Ирка.
- Ух ты, похоже никто в отделении не отдыхает. Дети и старая гвардия уткнулись в телевизор в комнате отдыха, Анька с Семеном, закрылись в своей комнате, смотрят свои программы и ругаются, Алка отчитывает в столовой девочек Марину и Верку, Татьяна шатается по коридору...
- Она у меня только что была.
- Таня красивая девушка, правда?
- Она хочет уйти от сюда с нами.
- Вот здорово. Я чувствовала, что она с нами. А Николай, разве он не пойдет?
- Николай хочет немного подождать.
- Ну и зря, всем вместе было бы лучше.
Она подходит к кровати, сдергивает одеяло, скидывает с себя халатик и голенькая ложится на простыни.
- Куда ты? - с удивлением спрашиваю я. - Нам это делать в кровати нельзя.
- Закрой дверь и иди сюда. Я хочу с тобой спать. Пантелеймониха сказала, что у меня должно все зажить и поэтому нам сегодня любить друг друга нельзя, но я хочу чувствовать тебя рядом.
- Я еще не вымылся.
- Так чего ты стоишь, иди мойся.
Она доверчиво посапывала у меня на груди, когда динамик забубнил о подъеме. Ресницы распахнулись и темные глаза уставились на меня.
- Мне было так хорошо. Поцелуй меня.
Я дотрагиваюсь губами до ее щеки.
- Нам надо вставать.
- Я сейчас.
Ира соскакивает с кровати, поспешно накидывает халатик и бежит к дверям.
- Встретимся в столовой, - кричит она на ходу.
В столовой опять изменения. Татьяна вернулась за наш столик, а Николай очутился за столом Аллы Васильевны.
- Что происходит? - недоумевает Ира.
- Ирка, не будь дурой, - отвечает Таня, - Николай сегодня спал с Алкой.
- Боже мой, как это страшно.
- Ничего страшного, он заработал 300 долларов.
За столиком Аллы неестественный смех, это Николай смешит свою новую любовницу.
- Подонок, - цедит сквозь зубы Татьяна.
В это время раздался ритмичный стук. Мы все обернулись. Вера Ивановна стояла и выбивала дробь ложкой об стол.
- Всем внимание! Хочу от имени нашего отделения, поздравить с днем рождения Аллу Васильевну. Алочка, вы перевернули наш мир, сделали нашу жизнь более осмысленней и определенней. Мы хотим пожелать вам счастья, любви и больших успехов в работе.
Вера Ивановна бросила на стол ложку и стала аплодировать. Ее поддержали почти все, кроме нашего стола и Ани. Алла Васильевна приподнялась.
- Друзья мои, большое спасибо. Я ценю вашу преданность и вашу любовь ко мне, поэтому заказала в обед праздничный стол.
Опять аплодисменты.
- Хватит, хватит, а то отобьете ладошки и врачиха забинтует вам руки, уже шутит Алочка.
В столовой подобострастный смех.
- Я совсем не хочу участвовать в этой церемонии, - шипит Таня.
Алла Васильевна тем временем продолжает говорить.
- По просьбе трудящихся, - она усмехнулась, - я заказала проигрыватель с кассетами. Сегодня нам его привезут и вечером будут танцы.
Раздаются возгласы радости, особенно усердствуют наши старухи. Алочка возвращается на свое место и в столовой продолжается завтрак.
- Вы как хотите, но на обед я не приду, - говорит нам Таня. - Слушать эту трескотню и здравицы не хочу.
- Так голодная и будешь? - спрашивает Ира.
- Лучше быть голодной, но свободной.
- А мы что будем делать? - обращается Ира ко мне.
- Может поддержим ее. Теперь то мы одна команда.
- Хорошо, - вздыхает Ира.
- Ребята, спасибо вам, - Татьяна тепло гладит Ирку по плечу. - Я люблю вас.
В ее глазах я вижу слезы.
В моей комнате, Ирка как всегда сидит на кровати и пытается меня отвлечь от переводов.
- Борь, а там... мы пойдем в лес, грибы собирать будем?
- Будем.
- А малина растет на кустах и смородина... Это здорово. Всю жизнь прожила в этих стенах и вдруг увижу мир.
- Обязательно увидишь.
Раздается решительный стук в дверь. Входит Николай.
- Привет, ребята.
Ира отвернулась в сторону и не ответила.
- Привет, Коля, - сказал я.
- Ира, мне надо поговорить с Борисом, выйди пожалуйста.
- Не хочу.
- Я тебя прошу.
Ирина повернула голову ко мне, я кивнул ей. Она медленно встала и пошла к двери. Как только захлопнулась дверь, Николай подошел ко мне.
- Ты меня осуждаешь старик?
- Нет. Человек в праве делать сам свою историю. За это осуждать нельзя. Только в этой истории есть свои черты подлости, предательства, любви, преданности, это уже критерии чистоты или грязи...
- Только не читай мне нотации. Я не хочу стирать свое прошлое, все наши дружеские отношения, поэтому прошу, не осуждай меня так...
- Твои интимные отношения, это твое личное дело, но я тебя не узнаю...
- Прости, старик. Я сам себя не узнаю. Все вышло нехорошо и с Татьяной и с Алкой.
- Ты Татьяну любишь?
- Нет. Понимаешь, мы живем в такой обстановке, что выбора кого то любить, нет. Молодых девчонок всего то, Таня, Ира, Наталья. Ну если не лежит у меня к ним душа, то как я могу любить. С Татьяной связался потому что хотел женщину, не быть же здесь монахом.
- А с Аллой Васильевной?
- Стерва, она и есть стерва, сам понимаешь, бухгалтером или писарем у нее быть не могу, по квалификации не подхожу. Может принять на работу только грузчиком или любовником... Деньги хочу поднакопить и рвануть от сюда. Вот ты то как отважишься без денег выйти отсюда, да еще Ирку потащить? Я этого не понимаю.
- Я еще тащу Татьяну.
- Не может быть...? - он поморщился, - значит уходит... Все равно, как жить будете...?
- Я буду работать, переводчики везде нужны, заработаю.
- А на первое время?
- Пантелеймониха обещала помочь.
- Вон как все вышло... Мне как раз к ней надо...
- Опять потертость?
- Нет, я резинкой пользовался, у Семена взял. У меня к врачихе свой разговор.
Мы помолчали.
- Борь, я хочу остаться твоим другом. Пусть у меня идиотские поступки, пусть дурак, но мы с тобой здесь с детства, разве можно это забыть...
- Нет, нельзя. Я на тебя зла не имею, только горечь...
- Тогда, мир, старик.
- Конечно, мир, он лучше всякой ссоры.
Колька подошел ко мне и обнял.
- Прости, дурака.
- Ладно. Хочу тебя предупредить. Мы не пойдем на торжество Алочки, она слишком глубоко плюнула нам в душу. Поэтому не настаивай...
- Я понял, старик, - Николай отрывается от меня и направляется к двери - Пойду к Понтелеймонихе.
После его ухода примчалась Ира.
- Чего он говорил?
- Каялся...
- А ты, простил?
- Да. Мы с ним здесь как братья, трудно рвать кровные узы.
- А я бы разорвала. Татьяну обидел, с этой... связался и все из-за жадности, вишь... деньги заинтересовали.
- А Наталья..., ее тоже деньги интересуют. Здесь большинство хочет денег.
- Но ты то не пошел к ней на уступки.
- Нет. У Алочки сильный характер, пошел бы - скрутила, не пошел - буду либо врагом, либо равным...
Тут к нам постучался и вошел вежливый мальчик Федя.
- Дядя, Боря, вас Вера Пантелеймоновна просит через час подойти к ней.
- Хорошо, Федя, подойду.
- Зачем это? - встревожилась Ира.
- Видно, что то нашла для нас, там... на свободе.
Пантелеймониха сразу взяла быка за рога.
- Боря, я все выяснила, связалась с нужными людьми. Есть хороший вариант под Астрахань, не доезжая километров восемьдесят. Там одинокая женщина возьмет вас в дом.
- Вам Таня не говорила, что она тоже хочет ехать с нами.
- Не говорила... Но если поедет, места в доме много. В городке есть завод по изготовлению ковров, в отделе маркетинга требуется переводчик. Они ждут тебя, я уже с ними договорилась...
- Спасибо Вера пантелеймоновна.
- Это еще не все. Вот вам паспорта, документы, медицинские карточки, свидетельства. Сразу после приезда, с помощью хозяйки дома, свяжись с милицией, чтобы прописали, - она выкладывает на стол полиэтиленовый пакет. Потом поставь девчонок и себя на учет в поликлинику, будете все время находятся под наблюдением и еще, вот кредитная карточка на твое имя.
- Карточка, откуда?
- Разве тебе это важно знать. Ты ее должен взять ради девочек. Не о своих амбициях думай, а о них. Их души еще не испорчены, не бросай их в грязь.
- Это Алла Васильевна дала?
- Она. Я ей все рассказала. Эта женщина, хоть и со вздорным характером, но отнеслась к тебе по человечески, на первое время выделила 1000 долларов.
- Хорошо, я возьму, но только в долг.
- Она так и сказала, что для тебя и только в долг. Сейчас пойдешь, разыщешь Татьяну, пусть придет ко мне. Я ей тоже документы сделаю. Там в управлении больниц, выделили небольшую сумму денег на одежду, обувь. Моя дочка сейчас бегает по магазинам покупает вам вещи. Так что чемоданы к завтрашнему дню будут готовы.
- Татьяне еще надо..
- Можешь не повторятся... буду пробивать. Иди зови Татьяну.
В обед мы не пошли в столовую. Ира, Татьяна сидят у меня и обсуждают отъезд.
- Она мне и говорит, - рассказывает Таня про Пантелеймониху, - может все же одумаешься. У Кольки сейчас бзик, потом точно придет в себя... Я отвечаю - нет. Тогда она вытаскивает мои документы, пишет мне какие то справки и отдает их. Передай, говорит, Боре, он за вами следить будет. Завтра в 10 придет за вами машина, довезет до вокзала, билеты на поезд до Астрахани забронированы. А потом Пантелеймониха подошла ко мне и... расплакалась. Плохие, говорит, времена пошли. Здоровые сюда идут, а тем кому здесь лежать надо - уходят. Береги, говорит, себя доченька. Так и сказала доченька.
- А мне страшно, - признается Ира. - Там же для нас все новое. Как оно встретит нас? Одно дело смотришь телевизор, другое, когда это все наяву. И самое страшное, как встретят нас там люди. Сколько фильмов, все ужасы, убийства, кровь, неужели это все правда?
- Дурочка, это фильмы. Там все по другому.
- Это то меня и пугает.
Вдруг в дверь без стука вламывается староста Вера Ивановна.
- Вы почему не на обеде? - требовательно спрашивает она.
- Мы не хотим обедать, - отвечает Таня.
- Как это не хотите? Давайте собирайтесь и пошли. Что это такое? Все собрались, а они нет.
- Мы же вам сказали по-русски. Мы не хотим обедать.
- Да вы что? Там же будет чествование Аллы Васильевны...
- Вот как раз на это чествование мы и не пойдем.
Похоже до старостихи что то доходит и она обращается ко мне.
- Борис, брось свои штучки. Зачем подбиваешь девушек на плохие поступки? Если ты не в ладах с Аллой Васильевной, то причем здесь они. И потом, после того случая в столовой, когда ты оскорбил Аллу Васильевну, она на тебя зла не имеет, можешь поэтому прийти тоже к ней, хотя бы из долга вежливости.
- Извините, Вера Ивановна, мы не придем в столовую.
- Ну и зря.
Старостиха зло хлопнув дверью уходит.
Проходит пол часа, в дверь скребутся. Входит мальчик Федя с небольшим подносом.
- Дядя Боря, тетя Ира, тетя Таня, вам прислали пирожные. Вот...
- Кто прислал? - сразу спросила Таня.
- Дядя Коля.
- Неси ему обратно. Скажи, пусть подавится ими.
Федя смущен этим и помявшись просит.
- Тетя Таня, а что если я съем все пирожные, а скажу, что вы все приняли...
Мы переглянулись и Таня, улыбнувшись, сказала.
- Ладно, Федя, скажи, что мы его подарок выкинули в туалет, а ты, тем временем, съешь пирожные.
- Хорошо, тетя Таня
Он уходит и мы смеемся.
- А все же жаль, что мы отказались, - говорит Ира. - Мне теперь так есть захотелось.
- Потерпи, Ирочка. Один раз не поешь, фигуру сохранишь.
Татьяна и Ира от свой храбрости видно перетрусили. Как уселись у меня на кровати, так и не выходили после обеда никуда, даже не пожелали возвратится в свои комнаты. Нас тоже никто не тревожил. Даже такие близкие друзья, как Наталья и Николай не пожелали поделиться своим впечатлением о празднике. Видно оставшийся коллектив, объявил нам бойкот.
Но к вечеру стало твориться что то странное. В коридоре послышались крики, шум.
- Девчата, я пойду посмотрю в чем дело.
Но наша дверь вдруг распахнулась и на пороге появилась Пантелеймоновна в респираторе.
- Вы здесь? - замычал под маской ее голос. - С вами все в порядке?
- Да, Вера Пантелеймоновна.
- Вас не тошнит, нет температуры, не теряете сознания?
- Да нет же...
- Слава богу, хоть вы хорошо себя чувствуете. Не двигайтесь и не куда не выходите. Это приказ. Боря запри свою дверь и ни на какие звуки не открывать.
- Что случилась, Вера Пантелеймоновна?
- Трагедия, Боря. К нам проникла какая то болезнь. Я побежала туда...
Врачиха захлопывает двери и я вижу на глазах девчонок ужас.
- Болезнь? - Таня прижимается спиной к стенке. - Неужели проник вирус? Это же...
Ирка сжалась в комок.
- Боря, что же с нами будет?
- Будем ждать. Надо чтобы никто нос в коридор не высунул.
Я закрыл на замок дверь. Сел за стол и задумался. Что за чертовщина, откуда заболевание? Все: от вещей, воды, воздуха до пищи, проходит сан обработку.
- Боря, иди к нам, - просит Ира. - Мне страшно.
Я встаю подхожу к ним и втискиваюсь на кровать между девичьими телами. Ирка сразу прижимается ко мне, схватив под руку. Татьяна доверчиво кладет голову на плечо.
- Боря, не молчи, расскажи что-нибудь, хоть сказку, - просит она.
- Хорошо, слушайте. В некотором царстве, в некотором государстве, жил был...
Я чувствую, они слушают в пол уха, страх охватил обоих, поэтому Ирка зарыла лицо мне в рубаху и тихонечко плачет. Татьяна сжимает пальцами мое плечо...
Проходит час. В коридоре слышен шум голосов и шарканье ног. Несколько раз стучали в нашу дверь и мне приходилось отвечать, что здесь все в порядке. Загудел двигатель непонятной машины и стало слышно постукивание по стенам и по полу.
- Что это? - шепотом спрашивает Татьяна.
- Идет дезактивация, они обрабатывают стены и пол растворами.
- Неужели все пройдет мимо нас?
- Хотелось бы.
- А у тебя респираторы есть?
- Только один, он в тумбочке.
Девчонки все равно не пошевелились, никто в тумбочку не полез. Вдруг в коридоре послышались громкие голоса. К нашей двери подошли и глухой мужской бас спросил.
- А здесь что?
- Трое живых, - ответил незнакомый женский голос. - Врачиха говорит один парень и две девушки.
- Надо их срочно от сюда убрать.
- Глав врач говорит, что завтра утром их от сюда вывезут.
- Ладно, пусть вывозят утром. Накормите их, пищу проверить. Соблюдать все меры предосторожности.
Голоса и шаги удаляются дальше.
- Мы живые, она сказал так, правда? - спрашивает Таня.
- Выходит так.
- Завтра мы уедем...
- Конечно.
- А может быть кто то еще уцелел?
- Завтра мы все узнаем.
Где то часов в 10 вечера нам забарабанили в дверь.
- Эй, кто здесь есть, откройте.
Я осторожно освободился от девчонок и оторвавшись от кровати, подошел поближе.
- Что надо?
- Вас трое?
- Трое.
- Мы привезли вам пищу.
- Сейчас.
- Боря, не открывай, одень респиратор, - слышится вопль Тани.
Пришлось послушаться разумного совета. Вернулся к тумбочке, нашел респиратор и натянул на физиономию.
Когда открыл дверь, то увидел две фигуры, одетые в глухую серебристую одежду с масками на лице. Одна фигура держала два бачка, другая - в полиэтиленовом мешке миски, ложки, кружки.
- Это вам.
Мне протягивают бачки. Я их беру, ставлю у косяка, потом забираю миски, кружки и отношу к столу. Две фигуры не заходят, только следят за моими действиями и изучают обстановку.
- Пищу то есть можно, проверили? - спрашиваю их.
- Все проверено. Бачки оставьте себе до утра, только вымойте.
- А как быть с водой? Нам ее давали по норме...
- Мы весь резервный бак переключим на вашу комнату.
- Здесь есть девушка, которой делали смягчающую добавку в воду...
- К сожалению, мы не знаем все подробности и ничего сегодня делать не будем. Пусть не помоется. А сейчас закрывайтесь и... до утра.
Эти двое неуклюже разворачиваются и уходят в глухой коридор. Я закрываю дверь и срываю респиратор с лица.
- Что они сказали? - спрашивает Таня.
- Похоже мы остались из всего блока здоровыми только одни.
- Это они сказали или ты так думаешь?
- Они сказали, что всю воду из резервного бака переключат на эту комнату, это значит, что уже никому вода не нужна.
Я скидываю уже не нужные книги на пол и выставляю бачки на стол. В одном гречневая каша с подливкой, в другой чай.
- Девочки, идите сюда, поешьте.
- Мне не хочется, - признается Таня.
- И я чего то не хочу, - вторит ей Ира.
Пришлось навалить себе в миску гречки и лопать кашу за троих. Невеселые думы охватили меня. Неужели правда, все мертвы и даже эта вздорная Алочка, что устроила всю кутерьму в отделении, Колька, Наташка, близкие друзья, а дети - Федя, Сара, господи, какой ужас. Я понимаю, все как то совпало, мы хотели уехать и перед отъездом такой шок. А на Ирку с Татьяной смотреть ужасно, совсем перепуганы. Я и сам то сижу с комком в груди, но вот перед девчонками хорохорюсь, сдерживаю свои эмоции. Вон они, мышками сидят и большими глазами смотрят, как я ем. Наливаю себе чай.
- Мне налей чайку тоже, - просит Таня.
- И мне, - эхом повторяет Ира.
Я наливаю чай им в кружки и несу их к кровати. Девушки неторопливо пьют.
- Давайте-ка мыться и ложиться спать, - предлагаю им. - Тань, ты пойдешь в ванну первой. Мы с Ирой приготовим кровать.
- А как же я, - спрашивает меня Ира, - там же вода другая.
- Ирочка, если боишься, конечно помой только руки и лицо, если не так страшно, только сполоснись, но в ванну не ложись... У меня только два полотенца, вот одно тебе, другое тебе.
Я вытаскиваю из тумбочки два чистых полотенца и протягиваю им. Таня кивает головой, а Ира спрашивает.
- А ты как, без полотенца?
- Нормально, у меня старое, не беспокойся.
- Мы будем спать вместе? - спрашивает меня Таня.
- Да. Я думаю поместимся. В тесноте не в обиде. Сама понимаешь, у меня лишнего матраса и одеяла нет.
Она кивает головой.
- Я спрашиваю потому... у меня просто нет лифчика или ночной рубашки.
- Я вам выдам по майке.
Пришлось покопаться в моих скудных вещах и выкинуть им последние две майки.
Мы улеглись тесно. К стенке я придавил Татьяну, с другого бока ко мне прижалась Ира. Долго маялись от неудобств и тяжелых мыслей, но все же в полночь все заснули.
Нас разбудил стук в дверь.
- Ребята, вы здесь, - это голос Пантелеймонихи.
- Сейчас.
Я перелез через проснувшуюся Иру и подошел к двери. Врачиха вошла в комнату и сразу же уселась за стул.
- Девочки вставайте. Вам ровно пол часа, чтобы собраться. Через пол часа, внизу будет стоять машина, вас должны отвезти на станцию. Поезда ходят по расписанию и никто ждать вас не будет.
Ирка и Татьяна подскакивают как ужаленные и начинают метаться из комнаты в ванну и обратно. Я неторопливо одеваю брюки и рубашку.
- Вера Пантелеймоновна, все погибли?
- Не знаю. Почти все в реанимации.
- Что значит почти?
- Скажу вам, ребята правду, Федя и Татьяна Васильевна умерли сразу...
- Отчего? Что за зараза пришла сюда?
- Вы ведь вчера не ходили на обед?
- Нет.
- В этом ваше счастье. Пирожные и торт были заражены сальманелезом. Это такая зараза в куриных яйцах...
- Торт и все остальное плохо обработали...?
- Они прошли термообработку в вакууме, но к сожалению в глубине массы поразить вирус не удалось.
- Значит Алла Васильевна будет жить?
- Должна. У нее иммунная система в порядке.
- Мы еще не ели...
- Ребята, времени нет. Хлебните из этого бачка чая и пойдемте вниз.
Мы торопливо пьем холодный чай и Пантелеймониха машет рукой.
- Все, пошли.
В коридорах непривычная вонь. Врачиха открывает дверь на лестницу и мы гуськом спускаемся вниз. Здесь вещевой склад. Толстая женщина в респираторе, выдает нам одежду и дополнительно каждому по чемодану. Я одеваю костюм и с удивлением вижу, что он почти по мне. Девочек не узнать. Ира в светло голубом, но глухом, до самой шеи платье с большой шляпой с полями, Татьяна в более свободном платье в коричневый горошек и высоких туфлях. Пантелеймониха довольна, она мечется от Иры к Тане и обратно, поправляя одежду.
- Кажется все. Прощайте, ребята.
Врачиха обнимает Таню, Иру и потом меня.
- Будь для них братом. Береги их, - шепчет мне на ухо. - Вот возьми, это деньги, на дорогу хватит, - она заталкивает мне в руку бумажный комок, дальше пользуйся карточкой. Все время мой руки, деньги грязные и не дай бог, если будешь после того как потрогал деньги прикасаться к Ирине. Оберегай их от сквозняков...
Она выводит нас во двор. Первый раз за все двадцать лет я ступил на землю и теперь с опаской иду по асфальту. У ворот стоит легковушка, Пантелеймониха открывает дверь и заталкивает девушек на задние сиденья машины, меня вперед.
- Счастливого пути, ребята. Боря, все как тебе говорила, исполняй.
Ворота открылись и мы выехали в чужой для нас мир...
Это было странное ощущение, вот улица, машины, дома, люди и все наяву. Шофер машины не говорит ни слова, молчу я, зато Ира все время вскрикивает.
- Смотрите, церковь..., а здесь деревья... они еще не совсем распустились... Тань, Тань, гляди... река...
- Ирочка, успокойся, ты еще столько увидишь...
Но Иру уже не остановить, для нее открылся необычная жизнь.
На вокзале девочки не отрываются от меня, терпеливо ждут, пока я не взял бронь в кассе и не повел их на перрон к поезду.
- Неужели мы на нем поедем? - не успокаивается Ира, оглядывая состав
- Поедем... поедем.
Вот и наш вагон, в купе я распределяю места.
- Ира это место твое, Таня это твое. Моя полка здесь.
- А кто будет у нас четвертым?
- Никого. Я взял билеты на все купе, целиком.
Мои подруги сразу полезли к окну и не поверите, как поезд тронулся, четыре часа смотрели на то, что проносится мимо окон, без конца. выдавая комментарии. Только потом запросились в туалет и захотели есть. Пантелеймониха, умница, приготовила нам пожевать. В чемоданах, я нашел куру - гриль, бутерброды и сахар. Заказал у проводника чай и кое как накормил всех. Потом, бедные девушки свалились на спальные места и заснули.
В Астрахани мы пересели на пассажирский пароходик. В связи с хорошей погодой все пассажиры болтались на верхних палубах, мы же сидели в большой кают-компании и наблюдали через окна за великой Европейской рекой.
Только через четыре часа доплыли до нужного места. Когда вышли на деревянные мостки пристани и увидели веселый городок на возвышенности, я сказал.
- Вот мы и приехали домой...
ЭПИЛОГ.
- Дарья Михайловна, здесь валяется письмо уже два месяца. Что с ним делать?
Молоденькая медсестра показывает пакет полной женщине в белом халате, сидящей за столом, заваленным медицинскими картами.
- Откуда я знаю. Кому направлено?
- В нашу больницу, в корпус А, блок 4. Начальнику отделения В.П.
- Странный адрес. Отошли обратно.
- А обратного адреса нет. Просто какая то закорючка и все.
- Тогда делай что хочешь, выбрось, сожги...
- Может там чего-нибудь важное?
- Может быть. Прочти если хочешь.
Молоденькая сестра осторожно надрывает конверт и вытаскивает листок бумаги и читает вслух.
" Вера Пантелеймоновна, здравствуйте!
Это я, Борис. Извините, что долго не писал, все время хотелось чиркнуть вам пару строчек, но никак..., то обстоятельства, то лень, то стремительная цепь событий. Но все по порядку.
Прибыли мы в городок и нас действительно хорошо приняла хозяйка, как родных. У нее никого нет, жила одна почти семь лет, вот и обрадовалась, что сразу нашла троих неопытных "детишек". Я устроился на работу на ковровую фабрику, Татьяне удалось пристроиться кассиром в дом культуры, Ирина оставалась при хозяйке.
Первой умерла Ирина. Она восхищалась всем, лесом, горами, природой, людьми и естественно везде совала свой нос. Ровно через три месяца после приезда, покусали ее блохи, не знаю где даже их нашла, то ли на чердаке, то ли в подвале, но в общем, стала чесаться, пошло дикое раздражение и местная больница не помогла. Бедная девочка мучалась месяц, покрылась багровыми пятнами, высохла как стебелек и умерла. Самое странное, даже умирая все вспоминала не нашу больницу, а лес, реку, удивительную природу, которую успела разглядеть.
Второй умерла Таня. Считайте, что почти полтора года после нашего отъезда из больницы. Она очень оберегалась, с трудом пережила зиму, а осенью пошла рожать в больницу и там простудилась. Родила мне мальчишку и умерла. Сына я принес хозяйке и мы вдвоем начали его растить. Я очень боялся, что сынишка будет страдать такой же болезнью, как я и его мать, но бог миловал.
Теперь умираю я. Через три месяца после рождения сына, напали на меня поздно вечером четыре хулигана, избили и отняли деньги. Все бы ничего, но в раны занесли грязь и все стало гноиться и нарывать. В больнице, колют, стараются помочь, но уже все... поздно. Я пишу урывками, когда врачам удается сбить температуру и еще в сознании.
Вера Пантелеймоновна, вы для меня как вторая мать, единственная родня. Простите меня за все. Если сможете, помогите моему сыну вырасти и стать человеком.
Борис."
- Какой ужас. Дарья Михайловна, а вы знали Веру Пантелеймоновну? Судя по письму, она работала здесь.
- Нет не помню, я же здесь работаю полтора года. Даже адрес такой Корпус А, блок 4, совсем не знаю. Блок 3 есть, блок 2 тоже, постой, постой, ... может бывший блок 4 это большое здание корпорации "Минотавр", что рядом с нами. Когда то этот здание принадлежало больнице.
- Тогда письмо надо отправить туда.
- Отправляй. Говорят, там компанией заправляет энергичная женщина, кажется зовут Аллой Васильевной. Она нам присылает каждую весну материальную помощь...