Евгений Кукаркин
      Эти нежные девичьи руки
      Написано в 1997 - 1999 г.г. Приключения.
      Корякина повесилась.
      Ее худенькое тело, в тонкой белой рубашечке, чуть покачивалось посреди комнаты. В этот момент, мне в голову лезут странные мысли. С удивлением заметил, как только она могла зацепить веревку за крюк, даже если встать на стул, ей его не достать.. Среди скамеек и шкафов раздевалки стоит наша матрона, старший мастер цеха Лидия Петровна, она скрестила руки на своей красивой груди.
      - Федор Иванович, я уже вызвала бригаду следователей, - сообщает она мне.
      - Хорошо. Надо бы придержать девочек, не пускать сюда, до тех пор пока не закончат следствие.
      - Я позвонила врачихе, попросила ее задержать всю смену.
      Матрона выходит из комнаты. Я вспоминаю, что знаю про Корякину. Кажется ее звали Эльвира. Ну да, такое редкое имя в наших краях. Эльвиру должны были уволить. Эта трагедия ждет всех девочек, которые работают у нас. Но что поделать, мы набираем только молоденьких девчат и как только приходит срок... вышибаем их с работы в два счета.
      В раздевалку врывается симпатичная Саша Калинкина, мастер второго участка.
      - Это правда? Боже мой. Эльвира..., что же ты наделала?
      - Саша, уходи от сюда, - прошу я ее.
      Она прислонилась к косяку и, прижав ладошку ко рту, как завороженная смотрит на повешенную. Эльвира с ее участка. Я подхожу к ней.
      - Сашенька, тебе надо уходить. Сейчас придут следователи, нам нельзя трогать ни одной вещи. Пошли...
      Осторожно обнимаю ее за плечи и вывожу из помещения. Саша начинает всхлипывать.
      - Скажите, Федор Иванович, но ведь это несправедливо умереть такой молодой.
      - Несправедливо.
      - Неужели это мы виноваты в ее смерти?
      - Почему это, мы?
      - Вот так, взяли девочку на работу, а потом раз... и выкинули, как ненужный материал. У нее дома большая семья, она одна была кормилица.
      - Саша, у тебя есть другие предложения? Как сделать так, чтобы они, с наступлением этого периода взросления, были нужны?
      - Я не знаю.
      - И потом, - осторожно подыскивая слова, говорю я, - почему ты думаешь, что мы виноваты, может здесь любовь...
      - Эльвире было не до любви, Федор Иванович. У нее целый день, как одно мгновение, работа, школа, кухня, младшие братья и сестры, больная бабушка, вечно пьяная мать и безработный отец. Вертелась как могла, а тут... не выдержала.
      - Пусть в этом разберется милиция.
      Я довожу ее до участка. Саша, похоже, пришла в себя.
      - Я сейчас..., - она протирает глаза платочком. - Сегодня начало рабочего дня собьется?
      - Да. Но придется смену задержать. План, сама понимаешь, срывать нельзя.
      - Школу надо предупредить, чтобы она тоже сбилась на час.
      - Это я постараюсь.
      Саша подходит к своей конторке.
      - Федор Иванович, попросите у Лидии Петровны новые перчатки для меня и глицерина для протирки рук.
      - А что, она не дает?
      - У нее смена спецодежды по графику, но посмотрите на мои руки. У меня перчатки расползлись от пота.
      Она протягивает ко мне руки тыльной стороной и я вижу красные и багровые пятна на коже. Это болезнь всех мастеров, им нельзя на работе ходить с голыми руками. Почти всю смену в перчатках, да не в простых, а в специальных - антистатических, чтобы не дай бог, не передать с рук минимальный заряд на платы изделий или отдельные микросхемы.
      - Хорошо, я попрошу.
      В цеху появляется группа следователей. Старшего я знаю.
      - Здравствуй, Геннадий Петрович.
      - Привет, Федор Иванович. Куда идти? Где произошло все?
      - В раздевалку.
      - Я к тебе потом заскочу. Пошли, ребята, за мной, я знаю куда, - кивает своим Геннадий Петрович.
      Группа уходит, в своей конторке исчезает Саша, я иду к своему кабинету.
      Секретарша Мария Андреевна, вечно молодящаяся женщина лет сорока, уже на месте и на машинке отбивает первые листки итогов работы за прошедший день.
      - Добрый день, Федор Иванович.
      - Здравствуйте, Мария Андреевна.
      - Что там, в цехе, случилось?
      - Эльвира Корякина повесилась в раздевалке.
      - Ой... Какой ужас.
      Она сразу прекратила печатать.
      - Я знаю эту девочку, - продолжила она, - такая вся тихая, скромная. Надо же горе какое. И из-за чего?
      - Не знаю. Следствие выяснит.
      - Может из-за того, что ее уволили?
      - Не могу сказать, мы готовим к этому девочек все время, врача психиатра даже наняли...
      Она кивает головой.
      - За время существования этого цеха, это уже шестой случай.
      - Что значит шестой?
      - Самоубийства.
      - Я знаю два... Это когда Машенька Павлова утопилась, а Галя..., как же ее... Смирнитская, бросилась под поезд...
      - До вас было еще три. И все с одной причиной, их уволили.
      Я махнул рукой и пошел в свой кабинет. Она права, это я все тешу себя пустой надеждой, а вдруг... Корякина покончила с собой из-за того, что ее уволили. Девочка в пятнадцать лет не выдержала резкой психологической нагрузки.
      Геннадий Петрович пришел ко мне через пол часа. Он ввалился в кабинет и сразу плюхнулся на стул.
      - Ну и обстановочка у тебя.
      - Ты про что, про кабинет или про цех?
      - Про то и про другое. Давай рассказывай, как ты довел до такого... бедную девочку?
      - Ей сообщили, что ее увольняют...
      - Кто?
      - Первым это сделал врач. Она трижды не прошла тест на руки. К сожалению это нам такие подарки преподносит природа. Есть категория девочек, которые быстро стареют, не в том смысле, что меняется лицо, фигура, морщинится кожа. Это невидимый процесс. Первым признаком взросления, становятся жировые выделения в порах кожи. Вот тут то мы их и увольняем. Почему на работу берем почти детей? Да потому что, только лишь у девочек в период от 14 и приблизительно до 17 лет, нет на пальчиках этих чертовых выделений. Наши плата, электроника, наши изделия очень чувствительны к ничтожным вкраплениям жиров, поэтому сборка, пайка проводится пальчиками этих не повзрослевших девочек.
      - Понятно. А кто второй сообщил ей об увольнении?
      - Мастер. Врач обязан доложить мастеру, а тот естественно, не имеет права допустить к работе такого человека. Запороть нечистыми руками наши узлы, это раз плюнуть, равносильно выкинуть в воздух миллионы рублей. Крошечная капелька воды из под крана не позволительна, ее даже спиртом не отмыть, этот растворитель после высыхания оставляет на поверхности пленку, от которой появляются побочные процессы.
      - Итак, мастер ей сказал. Что дальше?
      - Уволенная идет в отдел кадров оформлять документы.
      - Корякина оставила записочку. Мы нашли ее в шкафчике.
      - Что там?
      - Просит у своих родных прощения, что не могла помочь поддержать семью. Но меня волнует не это. Мы здесь допросили кое-кого, мои ребята даже сходили в смену Корякиной. Так вот...
      - Не напускай тумана. Говори, что еще откопал.
      - Две вещи. Первая, Корякина не могла достать до крюка, когда вешалась. Самые высокие шкафчики стояли у стенок, а со стула не достать... Либо кто то ей помог, либо повесил уже мертвую. Я послал труп на экспертизу, пусть установят, в чем дело. И второе Это про твоего мастера.
      - Корзинкину, Сашу.
      - Нет, Лидию Петровну. Есть свидетели, что та избила ее перед смертью.
      - Так. Это что то новое.
      - Нового ничего нет. В последние минуты перед смертью, Корякина впала в истерику и Лидия Петровна, чтобы привести ее в чувство, набила ей физиономию.
      - Так она привела ее в чувство?
      - Привела. Та успокоилась и похоже твердой рукой написала предсмертную записку.
      - Гена, ты ее привлечешь?
      - По логике обязан.
      - Говорил с ней?
      - Там мои ее раскручивают. Думаю, мастеру ничего не сделаем, виновата не она. Давай запускай смену, а то перед дверью в цех такой шум, что ой-е-ей... - Он поколебался немного и вдруг сказал. - А вообще то я хочу тебя предупредить. Ты конечно догадываешься, что в городе много наркотиков и мы стараемся, чтобы найти каналы поступления этого сырья. По нашим оперативным данным, есть предположение, что травка и всякая прочая гадость попадает на рынок через ваш завод...
      - Не может быть...
      - Будь внимательным, Федя. Если что увидишь, позвони. О нашем разговоре ни кому ни слова.
      - Хорошо.
      Цех наполнился гулом и звонким щебетанием голосов. Я заглянул через стеклянную стенку. Толпа девчат неслась к раздевалкам переодеваться. Вскоре зазвенел звонок, загудели двигатели трансмиссий и ленты неохотно повезли первые коробки с деталями.
      Цех разделен на пять участков, в каждом почти по двадцать девочек и свой мастер. Один участок подготовительный, три операционные и последний сборочный. Особенно надо быть внимательным на операционных участках, здесь отвлекаться нельзя, слушать музыку и переговариваться запрещено. Мало этого, все девочки и мастера в марлевых повязках на лице, не очень то разговоришься. Все внимание на пайку и монтаж узлов и деталей. Мастера здесь, как проклятые, все время в перемещении и не дают никому покоя.
      Стою у Сашиного участка и наблюдаю за работой. Она уже, раскрасневшаяся от беготни, все же успевает задержаться рядом со мной, сдергивает марлевую повязку на подбородок.
      - Какое безобразие, хоть бы одну японскую машину, все делаем в ручную, все радиодетали в платы заталкиваем мы, паяем мы, ни какого технического прогресса...
      - Так и должно быть, никакой статики, никаких инородных включений, ни химических выделений, все должно быть стерильно. Ты думаешь американцы или японцы не делают того, что мы? Ошибаешься. У них точно такие же цеха... без автоматики. Для ширпотреба, к счастью, этого не надо.
      Саша махнула рукой, натянула повязку на рот и помчалась к девчонкам, сидящими перед конвейером.
      Без ЧП не обошлось, ко мне в кабинет влетела Лидия Петровна.
      - Опять на участке Корзинкиной прокол.
      - Что произошло?
      - Лиза Горюнова испортила плату.
      - Как это?
      - Горюнова подруга Корякиной. Плакала за рабочим столом и нечаянно слеза свалилась на плату.
      - Ее пытались подсушить?
      - Пытались.
      - Посылайте ее на исследование в лабораторию, может проскочит.
      - А что делать с Горюновой?
      - Пока отстранить от работы. Пусть придет в себя.
      - Но надо кого-то посадить на это место, уже двоих не будет на участке, конвейер стоять не может.
      - Вызовите учениц со школы. Пусть сразу включаются в работу и помогите Корзинкиной их поднатаскать.
      - Хорошо, Федор Иванович.
      Она уже пыталась улизнуть, но я ее остановил.
      - Лидия Петровна, у вас следователи были?
      - Были.
      - Вас в чем-то обвиняют?
      - Пусть только попробуют. Не на того напали. Я им четко сказала, чтобы успокоить Эльвиру, мне пришлось дать ей пару раз по морде... ой, простите, то есть по лицу.
      - А она?
      - Сразу успокоилась и ушла в гардероб, говорит, вещи собрать.
      - Можете идти.
      Девочкам положено работать четыре часа. В каждом часе есть десяти минутный перерыв. Только прозвенел первый звонок и конвейеры остановились, я не узнаю своих девчонок. Вместо того, чтобы мчатся на улицу, на первое солнышко, они собираются группками вокруг мастеров, или в самостоятельные кружки и встревожено говорят. Я не вытерпел и спустился в цех. Вокруг Саши полно девчонок.
      - Федор Иванович, - кто то заметил меня и вся группа перекатилась ко мне.
      - Федор Иванович, - спрашивает татарка Галима, удивительная девочка с яркими черными глазами, - это правда, что Эльвиру убили?
      - Кто вам об этом сказал?
      - Это неважно. Но у вас же следователь был. Мы видели. Неужели он вам ничего не говорил?
      - Говорил. Но я с вами не могу поделится. Я дал им честное слово, что ничего не скажу.
      - Значит вы все же знаете...?
      - Нет. Честно говорю, не могу сказать.
      - А мы знаем. Это могла сделать наша мадам.
      - Не говори глупости, Галима, - пытается остановить ее Саша.
      - Но Агния Кирилловна видела...
      Агния Кирилловна наша уборщица, а мадам, - это старший мастер, суровая Лидия Петровна.
      - И что она видела?
      - Она избила ее здесь в углу, а потом... потом кричала, что ей лучше повеситься и веревка для нее готова в раздевалке. Это все она.
      - Это неправда, - запротестовал я. - Лидия Петровна действовала старым дедовским методом, когда Эльвира впала в истерику, она приводила ее в чувство затрещинами. Это конечно не допустимо. Ее уже допросил следователь и она в этом призналась. Но дальше... Понимаешь, Галима, нельзя делать поспешных выводов, представь себе, тебе кто-то что-то сказал и предположим сказал неправду, а ты перед всеми облила грязью ни в чем неповинного человека. Что теперь? Сломала чужую жизнь, а когда раскроется правда, как будешь себя чувствовать ты? Неужели тебе потом не будет стыдно?
      - Но я... она же сказала...
      - Давай так, пусть то что ты сказала, будет только нашей маленькой тайной, мы плохо подумали, но приняли к сведению...
      - А они...
      Галима кивает на окружающих.
      - У них тоже будет своя тайна. Правда, девочки?
      - Да, Федор Иванович, - сказала ближайшая девочка.
      Тут зазвенел звонок , извещающий, что перерыв кончился и девочки бросились в рассыпную. Ко мне подошла Саша.
      - Мне бы тоже не хотелось в это верить.
      - А где Агния Кирилловна?
      - Ушла домой, у нее перерыв. Она убирает после каждой смены, а по утрам кабинеты. Вот говорят, в это утро убирала твой кабинет и сверху через стекло увидела, как старшая лупит Эльвиру.
      - Как же она услышала, что кричала Лидия Петровна, ведь у меня стекло толстое и заделано в глухую, чтобы в кабинете было тихо и я мог работать...
      - А ведь и правда...
      Зазвенел второй звонок, загудели двигатели. Саша быстро натягивает марлю на лицо.
      - Я побежала...
      Кончилась первая смена. Громкий звонок возвестил об окончании работы. По цеху проносится вопль радости и недружная толпа с шумом мчится в раздевалку и душ. Через час придет новая смена и им надо освободить место. Я выхожу из кабинета и направляюсь в контору старшего мастера. Здесь уже собрались все мастера, тут же моя секретарша.
      - Федор Иванович, мы вам налили кофе, - сообщает она.
      - Спасибо.
      - Федор Иванович, - Лидия Петровна поставила свою недопитую кружку на стол, - из лаборатории сообщили, что плата, которую залили слезами, в порядке. Так что, может быть план этого месяца не сорвем.
      - Что значит может быть?
      - У нас уже потери, около десяти блоков не собраны из-за испачканных деталей и узлов.
      - В прошлом месяце было меньше. Придется вас вам постараться, друзья. Подогнать темп или сделать третью смену.
      - Постараемся.
      - А у меня на участке, - сообщила мне Варвара Николаевна, мастер подготовительного участка, вечно молодящаяся женщина неопределенного возраста, - врачиха сегодня сняла двоих...
      - Как они пережили?
      - Нормально. Судя по всему, помчались в кино.
      - Кто как переносит, - комментирует Лидия Петровна, - одни кончают самоубийством, другие только встряхнуться и хоть бы что...
      Никто не отреагировал на эту реплику. В конторку без стука врывается черноглазая девушка, Светлана Малышева, одна из старожилов цеха. У нее уникальные руки и уже два с половиной года на пальцах не появляется никаких выделений.
      - Федор Иванович здесь? - она замечает меня. - Федор Иванович, там в раздевалке драка. Верку Артемову бьют...
      Вместе со мной вскакивает Лидия Петровна и Саша Казанкина.
      - Сейчас идем.
      В раздевалке крики и вопли, полуодетые девочки мечутся среди шкафчиков и скамеек. Три девочки зажали в угол голенькое тело и лупцуют его руками и ногами.
      - А ну прекратить, - рявкаю я.
      Две фигурки отскакивают, третья неиствует и не обращает на меня внимание, продолжая размахивать ногами. Я хватаю ее в охапку и оттаскиваю в сторону. Стиснул так, что она охнула.
      - Ой...
      - Тихо.
      - Маранджева, Кацуева, Петрова и Артемова, - слышу сзади голос Лидии Петровны, сейчас же одеться и в кабинет к врачу, проверить руки, а потом ко мне в контору.
      - Ну вот влипли из-за этой, суки, - внятно произнесла девочка в моих руках.
      Я ее чуть прижал.
      - Отпустите меня, мне больно.
      - Не ругайся, ты не в свинарнике.
      Я поставил взъерошенную девочку на пол. Потом подошел к той, которую били. Она зажалась в углу и стыдливо прикрыла голое тело руками.
      - Ты в порядке, можешь подняться?
      - Могу, только уйдите.
      Большие испуганные глаза смотрят на меня, на щеке большая царапина, на которой бисером разместились горошки крови.
      - Хорошо. Лидия Петровна, если у кого-нибудь буду серьезно повреждены руки, от работы завтра освободить. Доложите мне потом, что произошло.
      Я пошел опять в конторку.
      - Девочки, как же вы так, - услышал страдающий сзади голос Саши.
      Лидия Петровна пришла ко мне перед началом смены.
      - Федор Иванович, я освободила Артемову от работы на завтра и решила перевести ее во вторую смену.
      - Что там произошло?
      - Да все по поводу смерти Корякиной, Артемова высказала предположение, что глупо вешаться из-за того, что выгнали с работы, зарабатывать деньги сейчас можно любым путем, вплоть до того, чтобы продавать свое тело мужикам или торговать наркотой. Ну, девочки ей и врезали...
      - Вы правильно поступили, Лидия Петровна, что перевели ее в другую смену.
      - А вам не кажется ужасным, что девочки в пятнадцать лет так спокойно говорят о проституции?
      - Это очень плохо, Лидия Петровна, но еще хуже, когда в этом возрасте занимаются этим. Лучше бы шли об этом только разговоры.
      - В каком же возрасте для них надо заниматься сексом? Что то ни в одних правилах или законах я этого не находила.
      - Есть рекомендации врачей с какого возраста можно начинать. Я думаю, это дело чести и совести каждой девушки.
      - Вы слишком прямолинейны, Федор Иванович. Я хотела услышать от вас не это. Честь и совесть..., такое только есть в сказках...
      Она ушла, обиженно хлопнув дверью. Словно хотела поговорить о чем то душевном и потеряла нить. Я решил пойти посмотреть, как идут дела у врачей.
      Большая толпа девчат скопилась перед кабинетом врача, остальные разместились в коридорах и на подоконниках окон. При моем появлении, со всех сторон послышалось недружное.
      - Здравствуйте, Федор Иванович...
      - Здравствуйте девочки. Разрешите пройти.
      Я вошел в кабинет. Две лаборантки Ирочка и Инна, сидели перед микроскопами и осторожно перемещали стекла под окулярами. Старшая сестра Сима занималась титрованием растворов в тяге. При моем появлении, они лишь на секунду оторвались и кивнули головами. Врачиха, Галина Васильевна, разместилась за столом и писала бумаги.
      - Как у вас дела сегодня? - спросил я ее.
      - Как всегда. Утром забраковала двоих, а сейчас выясняем подозрение у Машеньки Кругловой.
      - Есть следы?
      - Похоже. Сняли второй соскоб.
      - Галина Васильевна, - голову от микроскопа подняла Ира. - Я ничего у нее не нашла.
      - А ты, Симочка?
      - У меня чего то тоже нет. Видно первый раз за что-то схватилась или за кого-то...
      - Раз так, пойду им объявлю.
      Врачиха идет за дверь и рев восторга слышится там. Сейчас же загрохотали двери, застучали по полу подошвы и слышно, как шум затихает, перекатываясь из помещения в помещение. Галина Васильевна опять появилась в кабинете.
      - Вот, дьяволята. Чуть не снесли на пол, так обрадовались, что у них все в порядке, - она плюхнулась в кресло за столом. - Что случилось с Корякиной, Федор Иванович?
      - Сломалась девочка, не выдержала, что ее уволили.
      - Но ведь в этом не виновата.
      - Причем здесь вы? Вы не причем. Вы все сделали правильно. Есть девочки очень чувствительные, очень ранимые даже пол пустякам. Их бы беречь надо., но мы начинаем это понимать, когда случается трагедия.
      - А нельзя ли таким детям найти подсобную работу, не связанную с руками?
      Я мотаю головой.
      - Нет. Тогда нам надо построить еще один завод с каким нибудь другим производством, на котором можно было бы пристроить всех уволенных. К сожалению, министерство обороны не предусмотрело таких строительств. Посудите сами, какой огромный коллектив обслуживает наших детей. Это целый штат - инженеры, мастера, служащие школы, учебного центра, стационара, исследовательского центра и лабораторий, это также вы и даже полу приют. В нашем районе, это единственное крупное производство, а других нет. Единственное, что мы можем, при увольнении, обеспечить детей учебой, оставить в школе дать возможность доучиться до конца.
      - Все рано, это ужасно. Вот так, чувствовать себя нужной и в один прекрасный момент быть выкинутой за ворота.
      - Может и ужасно, но мы их готовим к этому и в школе, и в учебном центре, и у нас в цеху. Даже наняли психиатра, вы ее знаете...
      - Интересно, мы их увольняем, а желающие на это место есть?
      - Есть. К нам идет огромный наплыв рабочей силы. Девочки со всех районов города, из сельской местности стремятся попасть к нам, мы же не плохо платим.
      - И не только из-за этого, многие семьи за счет своих детей только и живут. Корякина например, да если бы она была только одна... добрая половина всех, кто к нам приходит на обследование боятся быть выгнанными с работы. Бывают такие трагедии, что ой-е-ей... Что только не делают некоторые, чтобы остаться в цеху. Промывают перед исследованием руки спиртом, всякими щелочами, одна себе кожу на ладошках сожгла, приложив их к утюгу, в общем пытаются обмануть нас любым методом.
      - А вы улавливаете жир все равно?
      - Конечно. Мы заставляем их делать несколько упражнений и сразу начинается выделение. Под микроскопом все четко видно. Часто делаем химические анализы, здесь уж никому не выкрутится.
      - Понятно. Мне уже пора. Вы уж извините меня, Галина Васильевна, я пойду. Вторая смена начала работать. До свидания девушки, - киваю остальным.
      Цех тем временем, набрал полные обороты.
      У меня в приемной сидит угрюмая, вечно неряшливая, уже не молодая женщина. Это наш профсоюзный деятель.
      - Федор Иванович, я к вам по поводу Корякиной...
      - Заходите, Маргарита Макаровна, поговорим у меня в кабинете.
      В кабинете эта деловая мадам вытаскивает из своего портфеля пачку бумаг и усевшись поудобней, приготовилась меня мучить.
      - Федор Иванович, значит... возникает вопрос похорон...
      - Разве здесь должны быть вопросы?
      - Дело в том, что священник местной церкви не хочет ее отпевать. По правилам религии, самоубийцам нет места на церковном кладбище, ее надо бы хоронить на городском...
      - Так похороните...
      - А как же отпевание? Я только что ездила к ним домой. Бабка уперлась и не хочет, чтобы ее внучка ушла не прощенная богом. Остальные члены семьи ее тоже поддержали.
      - Разве мы на себя должны брать еще и эти функции?
      - Но похороны на себя берет предприятие, значит оно и должно решать все эти проблемы.
      - Тогда поставьте вопрос ребром, либо семья Корякиных берет на себя все похороны и улаживает дела с церковью, либо мы ее хороним, как положено. Церковь не подчиняется ни нам, ни государству, если они решились не отпевать, то мы на них ничем надавить не можем, ни рублем, ни лаской, ни силой.
      - А вы все же поговорите, Федор Иванович. Поговорите со священником. Он вас уважает.
      - Нет.
      Церковь это моя головная боль. Когда наступают церковные праздники, наша молодежь срывается с цепи, здесь и прогулы, и частый брак в работе и даже выпивки...
      - Хорошо. Я передам ваши слова семье покойной. Так что учтите, жалобы будут на вас.
      Я киваю головой.
      - Второй вопрос, - кривится Маргарита Макарьевна. - Сколько мы платим компенсации семье?
      - Сколько надо, столько и платим. Часть мы, часть профсоюз, мы даем в объеме трех окладов, сколько вы - решайте сами Только один у меня вопрос к вам. Кому из семьи Корякиных, вы доверите деньги?
      - Как кому? Отцу и матери.
      - Тогда завтра же денег не будет. Они их пропьют.
      - Но я не знаю...
      - Отдайте бабке, она более разумна.
      - Хорошо. Хороним после завтра?
      - Так... Который это день недели? Суббота. Я не возражаю.
      - Тогда у меня все.
      На завод пришли военные. Несколько офицеров расположилось в моем кабинете вокруг стола. Полковник Мерзоев, курирует наши работы и теперь по хозяйски разместился рядом со мной.
      - Федор Иванович, министерство обороны, хочет провести у вас крупный заказ.
      - Опять связанный с детским трудом?
      - Что поделаешь, оборона страны, это основная задача, которую поставила перед нами партия и правительство. Такой завод, как у вас уникален. Основа стерильность - выполняется, а ваши изделия еще не разу не подводили...
      - Что вы хотите?
      - Капитан покажите.
      Один из военных ловко раскидывает перед нами чертежи.
      - Вот это новейший узел наведения в головке ракеты, - полковник тычет пальцем в чертеж. - Здесь три степени электронного слежения за полетом и лазерное наведение на цель.
      Я не торопясь изучаю чертежи.
      - Здесь надо очень много делать технологической оснастки, переделывать часть помещения. Требуется полная реорганизация цеха.
      - Это вас не должно беспокоить. Десятки институтов в стране уже начали заниматься этим делом. Они сделают так, что вы даже не заметите, как перейдете на новое изделие. Деньги, станки, металл мы дадим. А основные участки может потребуют незначительный прирост мест.
      - Сколько?
      - Наверно около пятидесяти детских рук.
      - Не может ли министерство обороны подкинуть нам деньги на какой-нибудь завод или дополнительный цех, хотя бы по производству радиоприемников...
      - Это еще зачем?
      - Я своих девочек увольняю и хотелось, чтобы они не теряли трудового стажа. Переходили из цеха на новое производство.
      - Навряд ли мы это сможем, министерство не мешок денег, чтобы расшвыривать их по сторонам.
      - Это изделие, которое вы запускаете, стоит в десять раз дороже, чем небольшой цех...
      - Федор Иванович, не делайте себе осложнений. Я понимаю ваши заботы о детях, но..., нам сейчас надо делать уникальные ракеты, это первоочередная задача, ну а девочки..., а девочки потом...
      Кто-то из офицеров угодливо хихикнул, большинство заулыбалось.
      - Дети делают ваши игрушки, им надо поэтому помочь.
      - Хорошо, Федор Иванович, напишите нам записку, чтобы вы хотели иметь и что надо в первую очередь.
      Мы расстались очень холодно.
      Кончилась вторая смена. Затихли конвейеры, гомон перекатился в раздевалки и душевые. У меня на столе замигал селектор.
      - Федор Иванович, - раздался голос Марии Андреевны, - к вам просится Аня Адамайте...
      - Пусть войдет.
      В кабинет входит красивая, высокая, белокурая девочка. Она скромно стоит у дверей, ожидая приглашения.
      - Садитесь сюда, Аня.
      Она робко садится на краешек стула.
      - Федор Иванович, не выгоняйте меня...
      - У тебя что-то с руками?
      - Сегодня, в первую смену, меня не пустили на участок, нашли следы... на пальцах.
      - Это не ты ли со своей подружкой, у которой тоже нашли жировые выделения, пошли от расстройства в кино...
      - Это с Галкой-то? Я. Только вы не подумайте, я в кино не пошла, это Галка старшему мастеру заявила об этом, а так... мы пошли по домам.
      - Понятно. У тебя дома семья?
      - Нет у меня здесь семьи. Я одна живу у тетки, просто тетка мне комнату выделила, где только спать и можно... продукты, одежду я зарабатывала сама.
      - А где же твоя семья?
      - В Прибалтике. Как папа женился на новой маме, так я и уехала оттуда.
      - Тебе мама не понравилась?
      - Не знаю. Но она мне все равно не мама, просто так называется.
      - А у Гали есть семья?
      - Есть.
      - Обеспеченная?
      - Как вам сказать, Галя гордая девушка, хотя папа и мама зарабатывают, она от них денег не брала, даже часто в долг им давала. Теперь не знаю как...
      - Я тоже не ведаю, что с тобой делать, Аня. Сама знаешь, у нас с такими руками к верстакам не пустят.
      - Хоть уборщицей, мойщицей посуды, мне все равно кем, лишь бы работа...
      - Не могу, Аня. Нет у меня таких мест.
      - Что же делать?
      - Я тебе могу выделить денежную компенсацию, но немного, за месяц вперед.
      Предательская слезка бежит по ее щеке.
      - И никак?
      - Никак.
      Она вяло приподнимается со стула и как слепая идет к двери. У меня от жалости разрывается сердце, но что поделать... Я наклоняюсь к селектору.
      - Мария Андреевна, узнайте, кто есть из мастеров в цехе. Если Калинкина или Лидия Петровна здесь, позовите их ко мне.
      - Сейчас.
      Проходит минуты две, селектор зашелестел словами.
      - Лидия Петровна ушла, здесь Калинкина. Впустить?
      - Давайте сюда.
      Она вошла, с удивлением глядя на меня.
      - Что-нибудь произошло, Федор Иванович?
      - Только что у меня была Аня Адамайте.
      Саша кивает головой. Память у нее хорошая, не только на девочек своего участка, но и почти всего цеха. Она помнит их фамилии, имена, семейное положение и все провинности, которые они совершили на работе.
      - Я ее знаю. Она кажется сегодня не прошла тест на руки.
      - _ Аня просила найти ей любую работу. У нее здесь нет семьи, осталась одна надежда, одни мы. К сожалению, я ей ничем помочь не мог.
      - Почему наша профсоюзная калоша не занимается такими делами. Это ей надо вникать в такие вопросы.
      - Маргарита Макарьевна своеобразный человек и с нее лишнего ничего не возьмешь. Она говорит правильные вещи, занимается правильными делами, но в ней самого основного - души. Вот поэтому, я думаю, если мы сможем, то должны девочкам помочь, хоть что-то, хоть немного... Разве тебе хочется еще одного покойника?
      - Упаси Бог.
      - Тогда давай подумаем, что для нее можно сделать?
      Корзинкина задумчиво смотрит на меня.
      - Федор Иванович, я все поняла. У меня есть один вариант. Мама познакомила меня со своей подругой, Анной Ефимовной. Она работает начальником отдела кадров шоколадной фабрики. Я поговорю с ней.
      - Поговорите.
      - Все?
      - Да. Спасибо тебе большое, Саша.
      - Это надо говорить спасибо господу богу, за то, что у нас такой начальник цеха. Я пошла. До свидания, Федор Иванович.
      Я иду домой по вечерним улицам города. Сияет разноцветными огнями реклама, витрины магазинов дразнят превосходными товарами и продуктами, дороги оживляют различные машины. Меня окликают.
      - Федор Иванович.
      - Во те раз. Мы же недавно расстались.
      Это Калинкина, в окружении парней и девчат стоит у дверей кафе.
      - Федор Иванович, вы еще только с работы?
      - Да. Вот решил прогуляться по городу...
      - Ребята, это мой начальник, Федор Иванович, - представляет меня окружающим Саша.
      Ребята, вежливо здороваются. Большой, угловатый парень, протянув руку, предлагает.
      - Может с нами зайдете в кафе?
      - Нет не хочу. Устал сидеть по помещениям, свежего воздуха хочется..
      Он кивает головой.
      - И то правда.
      Я прощаюсь с ними и иду дальше. Вдруг меня догоняет стук каблучков.
      - Федор Иванович, можно я с вами прогуляюсь?
      - Это Саша.
      - А чего это ты вдруг убежала от ребят?
      - Они неправильно пошутили по поводу вас, я и обиделась.
      - Тогда пошли.
      Она берет меня под руку и мы поплелись по освещенным тротуарам.
      - Федор Иванович, я сразу после работы связалась по телефону с Анной Ефимовной. По поводу Ани Адамайте. Она согласна взять ее к себе.
      - Спасибо тебе, Саша. А Аню успела предупредить?
      - Встретила ее подруг и попросила передать Ане, чтобы завтра явилась на фабрику.
      - Одной мы помогли, а другим... не удалось.
      - Вы часто идете так с работы?
      - Нет. Обычно на автобусе. Это только сегодня. Решил пройтись.
      - Хотите я вам сейчас покажу что-то необычное?
      - Хочу.
      - Тогда свернем за этот угол.
      Мы сворачиваем за угол и Саша прижимает меня к стенке.
      - Смотрите вон туда.
      Вдоль тротуара рассредоточились, вызывающе одетые женщины.
      - А что тут?
      - Это одна из достопримечательностей нашего города, улица проституток. Но приглядитесь повнимательней, вы не находите знакомых лиц?
      Я всматриваюсь в эти освещенные фонарями фигуры и действительно что-то знакомое начинает проявляться среди них.
      - По моему, здесь есть наши девочки...
      - Наши бывшие девочки. Тех кого мы выкинули с работы. Вон с большим бюстом, чуть прикрытой оранжевой кофтой, Катя Малахова, работала на третьем участке, вон та, тоненькая, с оголенными до бедер ногами, Зоя Климова, уволенная на прошлой неделе, а вот эта, смотрите туда, девушка, в синей юбке, Машенька Муравьева, она с моего участка... Вот так, Федор Иванович, мы их раздразнили деньгами, а теперь, когда выгнали с работы, они нашли способ зарабатывать деньги по другому.
      И тут я почувствовал собственное бессилие и чувство вины. Ведь это наши девочки, наши школьницы, которых привел к этому я тоже.
      - Саша, я в отчаянии, чувствую свою вину и свое бессилие. Хоть бы кто-нибудь меня научил, что делать? Как спасти этих Корякиных, Адаманте, Артемовых и других? Неужели нет выхода?
      - По моему один... Нужно взорвать этот мир.
      - Ты о чем?
      - Да вот об этом.
      Мы замолчали, каждый думая о своем. Честно говоря, я ее не понял, что она хотела этим сказать. Саша потащила меня в другую сторону.
      - Может мне обратится за помощью в исполком, поговорить там. Должны же быть где-то умные, хорошие люди.
      - Сходите, Федор Иванович, сходите. Только не принимайте близко к сердцу многочисленные поражения, которые вы получите в этой бессмысленной борьбе.
      - Почему бессмысленной?
      - Потому что до наших детей, в нашей стране, никому дела нет.
      - А мы с вами?
      - Может быть только мы, дураки, и остались. Вон видите клуб.
      Яркие вспышки рекламы, бравая музыка, толпа парней и девчат показались перед нами.
      - Вижу.
      - Здесь тоже встречаются наши.
      Мы прорезаем толпы курящей и гогочущей молодежи. Я сталкиваюсь с какой-то девушкой, у которой макияж обезобразил лицо, оно расписано под очертания демона.
      - Федор Иванович, - в изумлении говорит лицо.
      - Кто вы?
      - Да я, Вера Артемова...
      - А... Верочка..., я тебя действительно не узнал. Сегодня только что спасал от...
      - Тише, Федор Иванович, не надо сейчас об этом... Александра Васильевна, вы тоже здесь?
      - Вера, ты опять за свое, - сухо отвечает ей Саша.
      - Я... ничего...
      - Я же по глазам вижу. Опять ты нанюхалась наркоты.
      - Да здесь же все нюхают, как же я не могу не понюхать. Потом, к завтрашнему дню все пройдет, тем более у еще пол дня в запасе, меня перевели во вторую смену.
      - А в школу, кто утром пойдет?
      - Поболит на уроках голова, ну и что... Все пройдет.
      - Верка, ты где? - слышится грубый голос.
      Перед нами возник молодой, здоровый парень, он схватил девчонку за руку и поволок в толпу.
      - Шалава чертова, кто платить будет, - шипел молодчик. - Гошка башку обещал тебе разбить, если не заплатишь...
      - Федор Иванович, извините..., - пропал голос Веры в толпе.
      Мы прошли эту толпу и свернули в спокойный переулок
      - Ей сейчас 15 лет, что будет дальше. - говорю я.
      - Не знаю, Федор Иванович. Простите за такой бестактный бабий вопрос. Скажите, вот вас к нам два года тому назад прислали, почему вы здесь без семьи.
      - Ее у меня нет. Верней была, жена была, сын. Жили мы в Туркмении, а там однажды произошло землетрясение. Меня придавило и спасли, а их совсем...
      - Простите, Федор Иванович.
      - Ничего. На второй день кажется меня откопали, два месяца провалялся в больницах, а когда вернулся на работу... в общем отпросился, меня перевели сюда.
      - А сын большой был?
      - Пять лет было парню.
      Она совсем замолчала. Мы так долго шли, пока я не остановился.
      - Ну вот, мой дом. Спасибо, что проводила.
      - А вы меня не хотите пригласить к себе?
      А она девушка без комплексов.
      - Могу конечно, но вы наверно не представляете, что значит квартира холостяка? Там жуть...
      - Не представляю, но было бы интересно взглянуть на эту... жуть.
      - Хорошо, пошли.
      Она с любопытством осматривает мои две комнаты.
      - Боже мой, какая красотища, - слышу ее возглас.
      - Ты о чем? А... У меня здесь мастерская, одна грязь и никакой красоты.
      - Я об этом.
      Она тычет пальцем в различные поделки, фигурки, картинки, вырезанные из камня и разбросанные по буфетам, столам и полкам.
      - Это я балуюсь в свободное время.
      - Ничего себе баловство...
      Она осторожно поднимает отполированную пластинку из орлеца, на поверхности которого лежат вырезанные из малахита тонкие кленовые листочки.
      - Это же чудо, каждый лист с прожилками и удивительной подсветкой и, кажется, они вот-вот упадут от дуновения ветерка. А это..., это же необычная красота...
      Саша бережно кладет пластинку орлеца на место и берет с верстака фигурку неодетой девушки, вырезанной из желто-белого нефрита. Она рассматривает ее и вдруг ошеломленно говорит.
      - Но у нее... Федор Иванович, но у нее... по моему мое лицо?
      - Что тут такого, ты мне больше запомнилась.
      У этой фигурки для реальности, я вставил вместо глаз два маленьких уральских лазурита и головка приобрела почти живые черты. Такие же голубые глаза, как у Саши. Она неуверенно ставит фигурку на место и уже без комментариев осматривает коллекцию дальше.
      - Где вы камни достаете, Федор Иванович?
      - По всякому. Познакомился со старателями, с теми, кто ходит в тайгу, с заводскими ребятами и поставщиками на нашу фабрику самоцветов. Они мне в основном большие обломки и привозят, многие за плату конечно.
      - И вы эти обломки здесь колите и полируете?
      - Да.
      - Без тяги?
      - Одену марлевую повязку и работаю, вот на этих кругах. Почему здесь все и грязно...
      Саша пальцем проводит по верстаку, где стоят круги. Серая полоса прорезала темный фон стола за ее рукой.
      - Конечно, это не порядок. Все вокруг в пыли, но... красотища, конечно, необычная. Там в большой комнате я заметила изумительные графинчики, стаканчики, вырезанные из разных камней, картинки и целые макеты домиков, деревьев и людей и как все характерно, необычно. Вы где-нибудь выставлялись, Федор Иванович? Я подразумеваю выставки.
      - Нет.
      - Но почему?
      - Некогда было. Пойдем, Саша, лучше в кухню, вымоешь руки, а я тем временем приготовлю тебе самый лучший чай, под названием "заварка холостяка"...
      Она послушно идет обратно в коридор, но теперь задумчива и молчалива. Я завариваю чай и пытаюсь ее отвлечь.
      - После завтра похороны, ты знаешь?
      - Да. Мне так не хочется туда идти. Ненавижу кладбища. Кажется похожу по той земле, а часть ее обязательно пристанет к каблукам, потом с ними приносишь домой остатки мертвой жизни... Конечно, придется пересилить себя и не показывать этот страх перед всеми.
      - Я тоже не люблю кладбища. За свою жизнь столько похоронил... Вроде и привыкнуть можно, а вот не могу.
      Разливаю чай по кружкам, достаю сахар, печенье масло и все ставлю на стол.
      - Начнем пировать, пусть этот странный вечер не сотрется в нашей памяти.
      Она кивает головой. Мы выпили чай, беседа приобрела ничего не значащий характер и тут Саша заспешила.
      - Федор Иванович, время уже почти двенадцать, мне пора домой.
      - Пойдем, я тебя провожу.
      - Только не это, лучше вызовите такси.
      - Хорошо.
      Я вызвал такси и пока ждали его приезда, сходил в мастерскую и принес статуэтку девушки с лицом Саши.
      - Тебе она очень понравилась?
      - Да.
      - Я хочу подарить ее тебе.
      - Но ведь это...
      - Бери, бери, это неповторимо, такой теплый камень, как раз к твоей душе.
      - Спасибо, Федор Иванович.
      На улице загудела машина.
      - Тебе пора.
      Она пригнулась ко мне и поцеловала в щеку.
      - До завтра, Федор Иванович.
      Сегодня пятница, день получки. Настроение у девочек приподнятое, несмотря на то, что у входа висят траурные плакаты, извещающие о завтрашних похоронах Корякиной. Проходит час работы и в мой кабинет влетает Лидия Петровна.
      - Федор Иванович, ЧП.
      - Что произошло?
      - Там Гале Смирновой, с первого участка, плохо стало...
      - Не тяни.
      - В общем, она хоть и сумела отвернуться от своего стола, но рано сдернула марлевую повязку с лица... несколько капель попало на платы, которые были присланы ей для работы. Они лежали в ящике рядом со стулом.
      - Ее вырвало что ли?
      - Да.
      - Сколько плат?
      - Две.
      - Спасти их можно?
      - Думаю, что нет. Я их отправила на пятый участок, там их протрут, промоют..., но надежд никаких.
      - А что с Галей?
      - К врачу отвели.
      - Черт возьми, опять сорвем график. Я сейчас позвоню в НИИ, с просьбой прислать две новых платы. Представляю, что от них выслушаю...
      - Это еще не беда, теперь на всех совещаниях нас промывать будут, как отстающих.
      - Будут, но от таких ЧП мы не застрахованы.
      Через пол часа звонок от нашей врачихи.
      - Федор Иванович, здесь ко мне Галю Смирнову привели, я ее отправила домой.
      - Что с ней?
      - Она беременна.
      - Час от часу не легче. Но она же сама... ребенок.
      - Как врач скажу, ей рожать можно.
      В моей голове возник недавний разговор с Лидией Петровной. Вот пример "неорганизованного" секса.
      - А руки, как руки, разве на них пятен нет?
      - По моему опыту, у таких женщин жировые пятна появляются на пятом месяце. Галя пока на четвертом... Она сама напугана.
      - Мать, отец есть, вы не знаете?
      - Есть. Галя сама виновата, скрыла от всех, а теперь даже аборта сделать нельзя.
      - Что же у нас творится? Мы ей как-нибудь помочь можем?
      - Ну если она будет рожать, то будет в более лучшем положении, чем другие. Государство ей будет платить до родов и после, ведь она уйдет в декретный отпуск с предприятия.
      - Отпуск-то дается не через четыре месяца, а позже. Как бы не получилось так, что мы ее уволим из-за жировых пятен раньше...
      - Так потяните. Я постараюсь ей помочь со своей стороны. Если первые анализы на руки покажут неудовлетворительные результаты, то выпишу ей больничный, а там дальше вы уж сами..., отправьте раньше в очередной отпуск, может и дотяните до срока.
      - Ладно, я постараюсь.
      Первая смена окончила работу. Бешеные девочки вместо раздевалки несутся в кассу, где уже завязались первые склоки за место в очереди и беззаботный смех, от радости, что будут на руках деньги. Неугомонная Лидия Петровна, как надзиратель, стоит рядом с окошком и наблюдает за всеми, лишь изредким вскриком наводя порядок. Первые уже получили деньги и, размахивая ими, они неторопливо идут к раздевалке. Это самая неудачная пересменка, сейчас появится вторая смена и начнется столпотворение. В приемной шум. Дверь распахивается и появляется Саша, подталкивая под локти двух девочек.
      - Федор Иванович, посмотрите, что с их руками. Приступили к работе с нормальными пальцами, а сейчас...
      Девочки протягивают руки и я вижу потресканную, как после цыпок, кожу тыльной стороны руки.
      - Что это такое? У врача были?
      - Нет еще, но это мыло. У меня раньше были такие случаи. Понимаете, уборщица получила мыло от Лидии Петровны и разложила его в туалетной комнате, а этим мылом оказывается пользоваться нельзя.
      - Так надо его быстрее собрать и выкинуть. Чего это Лидия Петровна выкинула?
      - Это вы разбирайтесь с ней сами. Мыло я сама сейчас соберу, а вот что делать с девочками, их в следующий раз могут до работы не допустить. Смягчить кожу маслами или кремами нельзя, впитается жир и девочкам конец.
      - У них много времени, завтра и после завтра выходные. Пусть сейчас идут к врачу, а в понедельник посмотрим. Передай от меня врачу, есть тест будет нормальным, пусть разрешит им работать даже с потрескавшейся кожей.
      - Хорошо. Пошли девочки.
      Саша тянет их к двери.
      - Александра Васильевна, постойте.
      Она останавливается.
      - А у вас как руки?
      - Все так же, Федор Иванович, как и у всех мастеров.
      - Ладно идите. Не забудьте все мыло собрать.
      Цех опять загудел двигателями и шумом конвейеров. Вторая смена приступила к работе.
      - Федор Иванович, к вам хочет зайти Вера Артемова, - глухо говорит селектор.
      - Артемова? Пусть входит.
      Входит Вера, но... какая-то испуганная.
      - Федор Иванович, меня не пустили на рабочее место.
      - У тебя что-то с руками?
      - Да, только что нашли выделения на пальцах.
      - Я могу тебе только посочувствовать. Это значит, что работать у нас больше не будешь.
      - Но мне же нужна работа. Вы не представляете, как она мне нужна.
      - Вера, я бессилен тебе чем-нибудь помочь.
      - Федор Иванович, миленький, я готова на все. Хотите я буду ваша, только не выгоняйте.
      - Ты о чем? Не сходи с ума и выкинь это из головы.
      - Но ведь Аньке-то Адамайте вы сделали работу.
      - Ане помогли другие люди. Я к ней никакого отношения не имею. С другой стороны, если бы у меня и была другая работа, то я бы тебя больше не взял. Ты стала совсем больной от наркотиков. Посмотри на себя, кожа пожелтела, глаза блестят... Могу еще сказать одно, ты очень запуталась со своими друзьями, не пора ли тебе завязывать с ними и наркотой. Ведь это они у тебя деньги высосали...
      - Вам легко сказать, порвать, кончить... Мне без них уже жить нельзя.
      - Как же ты здесь работала?
      - А так... утром приму дозу и четыре часа держусь, до школы еще надышусь...
      - Вера, хочешь я тебя устрою лечиться?
      - Нет. Даже если я вылечусь, что потом? Опять этот город, те же друзья, та же поганая жизнь, дом, с всегда пьяными родичами. Нет, нет. Я знаю, все опять повториться сначала. У меня нет надежды.
      - Но тебе еще нет и шестнадцати, можно попробовать все с начала...
      - Уже поздно. Ладно, Федор Иванович, , раз вы не смогли мне помочь, я пойду.
      Теперь Вера вся завяла и сгорбилась, как старуха поплелась из кабинета. Что теперь с ней будет?
      И все же я пересилил себя. Позвонил в обл здрав отдел и попросил, чтобы Веру Артемову взяли на учет и при первой возможности силком отправили лечиться.
      Вторая смена получает деньги. По цеху ходят мастера, проверяя и закрывая свои участки. Я иду на сборочный просмотреть упаковку изделий. На встречу мне попадается наша уборщица Агния Кирилловна, пожилая женщина со шваброй и ведром с водой.
      - Федя, - обращается она ко мне, - ты бы приструнил молодежь...
      - Что произошло, Агния Кирилловна?
      - Опять курят. Весь туалет в окурках, а войти в раздевалку совсем невозможно. Дым столбом, друг дружку не видно.
      - Хорошо, Агния Кирилловна, я сейчас.
      - Федя, я к тебе еще с одним... Ты не прав, я все слышала, что говорила старший мастер с Корякиной...
      - Но вы же были в моем кабинете...
      - Это так, но все равно слышала.
      Упрямая женщина пола дальше. Мне же пришлось сбиться с маршрута и пойти к кассе. Лидия Петровна все так же наводит там порядки.
      - Лидия Петровна, у меня к вам просьба, сходите в раздевалку, боюсь наши девочки там так надымили, что скоро все попадают в обморок.
      - Я все поняла, Федор Иванович. Сейчас пойду. Она для порядка цыкнула на рвавшуюся без очереди девчонку и пошла к раздевалке.
      Я все же дошел до сборки. Мастер участка, вместе с женщиной из ОТК цеха, аккуратно складывали сборочные узлы в коробки.
      - Зинаида Андреевна, что с двумя платами, которые вам прислали для обработки? Их спасли?
      Мастер выпрямилась.
      - Нет, Федор Иванович, лаборатория выдала отрицательный результат. У одной платы чип сразу вышел из строя, другая фонит, там бесконечные помехи...
      - А где они сейчас?
      - Я распорядилась отдать их на учебный участок, пусть там новички потренируются.
      - Правильно сделали, только надо все оформить, чтобы первый отдел потом не приставал.
      - Я уже оформила.
      По цеху проносится визг. Две полуголые девчонки, зажав в охапку одежду, пробегают мимо нас.
      - Что это? - изумленно спрашивает женщина из ОТК.
      - Похоже Лидия Петровна наводит порядки в раздевалке, - отвечаю я. Очень мне не хотелось идти туда, но придется. Пойду посмотрю, в чем там дело.
      В раздевалке полуголые девочки испуганно жмутся по углам. Лидия Петровна, как жандарм, ходит вокруг шкафчиков и вытряхивает с несчастных пачки сигарет и папирос. На центре стола уже высится большая горка табачных изделий. Она кивает мне головой.
      - Федор Иванович, представляете, я здесь нашла... наркотики. Это уже безобразие.
      - Слушайте мой приказ, - суровым голосом говорю я, - отныне, кого поймаем в раздевалке или в туалете курящими или с наркотиками, увольняем сразу с предприятия. Нам не нужны ваши пальцы, пропитанные никотином или трясущиеся после ломки. Выбирайте сейчас. Кто не может стерпеть, может подать заявление по собственному желанию. Лидия Петровна, в соответствии с моим распоряжением, принимайте меры.
      - Хорошо, Федор Иванович.
      Большинство девочек не глядит мне в глаза, некоторые прикрылись одеждами и полотенцами. Я ухожу в гробовом молчании.
      Последним цех закрываю я, гашу везде свет, пломбирую двери и сдаю их охране. На улице меня оказывается ждут, это Саша Калинкина и невзрачная девочка. Саша ласково придерживает ее за плечи.
      - Федор Иванович, это Маслюкова Надя с четвертого участка. Боится вас, вот я ее и придержала, чтобы не сбежала.
      - С чего это вдруг?
      - Ваше сегодняшнее грозное предупреждение о курении сначала не до всех дошло. Надя неправильно повела себя со старшим мастером, когда та вытащила сигареты из ее сумки и, естественно, Лидия Петровна ей сказала, что увольняет ее...
      - Понятно. Надя, тебе эта работа нужна?
      - Да, Федор Иванович.
      - Как же мы договоримся, если я опять пущу тебя на конвейер?
      - Я больше не буду курить...
      - Надя, ты уже взрослая девушка, я не могу приказать тебе не делать этого или не делать того, но есть в обществе суровые правила, которых надо придерживаться. Ты только не давай мне честного слова, что никогда не будешь курить, если не сможешь сдержаться не надо давать никаких слов, только больше не делай этого здесь на предприятии. Согласна?
      Она кивает головой. Саша ласково толкает ее в спину.
      - Ну вот видишь, все и уладилось, теперь иди.
      Надя послушно уходит.
      - Вы наделали шорох новым приказом, Федор Иванович.
      - Может я перегнул палку?
      - Да нет, так и надо.
      Саша уже бесцеремонно берет меня под руку и мы идем по улице.
      - Федор Иванович, пойдемте ко мне. Моя мама хочет с вами познакомимся. Я ей вчера показала статуэтку..., она так разволновалась. Мама в молодости окончила Мухинское училище в Ленинграде, а потом с отцом переехала сюда. Теперь работает в местном музее искусствоведом.
      - Что же ее так взволновало?
      - Не знаю. Пойдемте, Федор Иванович. Мама очень просила меня привести вас.
      - Хорошо. Пошли.
      Пожилая женщина с интересом разглядывала меня в дверях.
      - Роза Григорьевна, - сразу представилась она. - Так вот вы какой, Федор Иванович. Я очень рада вашему приходу. Честно говоря, думала дочь не уговорит вас.
      - Это почему же?
      - Да так... я вам потом скажу. Сашенька, отведи гостя в гостиную, а я сейчас принесу чая и поесть что-нибудь.
      Гостиная не имеет ни одного свободного сантиметра стены, все завешано картинами, иконами, фотографиями. В серванте и на нем десятки фарфоровых статуэток и ваз. Саша сажает меня в кресло перед столом.
      - Мама сегодня какая-то необычная, - говорит она.
      - А это ее картины?
      - Нет. Здесь есть подарки ее знакомых, а кое-что куплено. Мама сама ничего не рисовала и не лепила, но эксперт она необыкновенный. Ее услугами пользуются многие музей и частные коллекционеры России и за рубежом.
      Появилась Роза Григорьевна с большим подносом в руках, на котором виднелись чайные приборы и небольшой расписанный чайник.
      - Саша, помоги расставить...
      Они быстро накрыли стол. Появилась запыленная бутылочка коньяка и несколько бутербродов с икрой и шпротами. Мать и дочка сели напротив меня.
      - Давайте выпьем, Федор Иванович, за нашу встречу, - говорит первая Роза Григорьевна.
      Она по-мужски вскрывает бутылку коньяка и разливает по рюмочкам. Мы выпиваем. Роза Григорьевна, подхватив бутерброд с икрой, ловко отправляет его в рот.
      - Я ведь я, знаете почему, просила привести вас, Федор Иванович?
      - Наверно чтобы познакомиться.
      - Я с вами давно знакома, очень давно и пригласила, чтобы убедиться, все тот же вы или нет...
      - Я вас не помню, Роза Григорьевна.
      - Сейчас вспомните, перед этим я расскажу одну историю...
      Она поднимается с кресла, уходит за дверь и вскоре возвращается, держа в руках мою фигурку Саши и сделанную из зеленого нефрита фигурку Наполеона.
      - Это ваша? - кивает она на мой подарок.
      - Моя.
      - А это?
      На столе среди посуды стоит распетушившийся полководец, у него нежный грязновато-зеленый цвет и вместо глаз маленькие вкрапления черного камня, от чего лицо приобрело злое выражение.
      - Тоже похожа на мою работу.
      - Она и есть ваша. Сделана той же рукой с неповторимым подчерком.
      Роза Григорьевна сделала паузу, пытаясь получить хоть что-нибудь в ответ. Я делаю вид, что с интересом рассматриваю фигурку. Действительно, это моя работа, я даже забыл о ней, столько лет прошло.
      - Федор Иванович, это действительно делали вы? - теперь и Саша с любопытством сравнивает две фигурки.
      - Помолчи, Саша. Начнем по порядку, начнем с Ленинграда. Я тогда читала лекции по истории Итальянской живописи средины восемнадцатого века в институте Репина. Сашеньке в это время было... десять лет. Так вот, после одной из лекций, профессор Никольский пригласил меня в мастерскую скульптуры, показать творчество молодых... Среди всяких больших и малых гипсовых и сделанных из камня обнаженных фигурок женщин, мне попалась удивительная маленькая скульптура, вырезанная из белого мрамора. Это была фигурка женщины с усталым, замученным лицом, но больше всего поразило то, что вместо глаз вделаны маленькие агаты, отчего лицо приобрело очертание ведьмы.
      - Что это? - удивилась я.
      - Это у нас есть один нигилист, - пояснил профессор. - Талантливый черт, но совсем неуправляем, делает все по своему. Было задание слепить натурщицу, он и взял ее тело, а голову, говорит, придумал сам.
      - Работа-то великолепная.
      - Сам вижу, но...
      - Неужели поставили удовлетворительно?
      - Понимаешь, Роза, он... талантлив, но не нашего поля ягода. Есть в нем что-то такое, что отталкивает от нашей среды. Я даже не могу выразить это словами... Знаешь, берется за скульптуру и начинает заводиться, вижу делает все не так, все по своему, может быть это и хорошо, но... сделал и швырнул свою работу в мусорницу. Будь-то и не было того яркого периода вдохновения. С ужасом думаю, что он никогда не оценит свой талант. По крайне мере, я в это уже поверил. Остановил я его, говорю, что раз он не представил работу, я вынужден поставить неуд. А он мне в ответ: "На этом не заработаешь." И ушел. Вытащил я фигурку и поставил ее сюда.
      Так я познакомилась с первыми работами Федора Бережного. Этот Наполеон достался мне от того же профессора Никольского, который пришел ко мне в расстроенном состоянии. Вы тогда были на третьем курсе.
      - Розочка, этот парень, видно, к нам не скоро придет, а может быть совсем не придет. Возьми его последнюю работу.
      Он выложил на стол вот этого... француза. Сашина мать тычет на фигурку Наполеона.
      - Неужели бросил учиться?
      - Хуже, он арестован по подозрению в убийстве.
      Я так и ахнула.
      - Жить богато хотел, - продолжает Никольский, - занялся фарцовкой, а потом что-то не поделил с друзьями и порезал одного из них.
      - Федор Иванович, неужели это вы? - удивленно спрашивает меня Саша.
      И опять я не успел открыть рта, мать перебила меня.
      - Это был он. Я же видела вас там, Федор Иванович, и узнала сейчас... Вы и есть тот самый талантливый скульптор, который за уголовщину и убийство попал в тюрьму.
      Саша умоляюще смотрит на меня, ожидая ответа.
      - Все почти так и все не так. Я действительно учился в Ленинграде, но ни какого убийства не совершил или аресту не подвергался. Просто понял, что попал не туда и тогда ушел с института.
      - Как ушел, то есть... ушли?
      - Да так. Этому помогла любовь. Я познакомился с женщиной, влюбился в нее и поехал за ней на край света, то есть в Свердловск, там поступил в машиностроительный институт, после окончания которого, был направлен в Туркменистан, а потом - сюда.
      Саша в замешательстве, ее мать ехидно смотрит на меня.
      - Я не настаиваю, Федор Иванович, если не сидели, так не сидели. По рассказам моей дочери и отзывам ее друзей, я слышала о вас очень много хорошего, а раз так, считаю, все надо оставить так, как есть.
      До чего же недоверчивая женщина.
      - Очень жаль, что я вас не мог разубедить ни в чем. От моего прошлого остались кой-какие навыки, резьба по камню теперь является моим хобби.
      - Пусть будет так. Давайте выпьем за присутствующих, за их удачу и здоровье.
      Роза Григорьевна опять разливает коньяк и храбро опрокидывает рюмку, потом двумя пальцами захватывает бутерброд с икрой и... одним махом проглатывает. Вечер явно не удался. Теперь это вялая компания, Саша в задумчивости. Мне хочется побыстрей удрать от сюда. А вредная мамаша многозначительно подсовывает мне в тарелку бутерброды. Наконец, я набрался смелости, извинился перед ними и пошел в прихожую. Меня догнала Саша, на ее глазах были слезы.
      - Федор Иванович, извините меня за маму. Она почему то уверена, что вы уголовник.
      - Ничего, Саша, все бывает. Мы люди и нам свойственно ошибаться.
      Тут Саша неожиданно обвила руками мою шею и поцеловала. Я ответил. Мне показалось, что Роза Григорьевна стоит в дверях гостиной и ухмыляется. Когда Саша развела руки, никого в прихожей уже не было...
      Дома я немного отошел, забрался в свою комнатку-мастерскую и в столе нашел большой обломок ярко-красной полосатой яшмы. Чего-то хотелось слепить необыкновенное. Закрепил камень на столике резательного станка, включил фрезу и пустил эмульсию. Нарежу тонкие пластинки, а потом по структуре камня придумаю что-нибудь.
      Сегодня похороны Корякиной. Народу перед моргом собралось много, особенно девчат. Руководит всем наша профсоюзная матрона, Маргарита Макаровна. Она мечется от родителей к машинам, венкам и часто подбегает к нам. Мы, то есть весь руководящий состав цеха с примкнувшей секретаршей, собрались у входа мрачного здания.
      - Федор Иванович, все машины прибыли, можно рассаживать людей, подбегает ко мне Маргарита Макаровна.
      - Давайте командуйте... В какую машину нам садиться?
      - Во второй автобус... в первом вместе с гробом едут родственники.
      - Хорошо. Пойдемте товарищи, - киваю своим.
      Мы залезаем в автобус, туда же на свободные места забирается группа девчонок со второго участка. Со мной рядом плюхнулась Лидия Петровна.
      - Чего то Корзинкина сегодня какая то невменяемая.
      - Расстроилась, наверно, по поводу Корякиной.
      - Наверно. А вы заметил, Федор Иванович, что половина девочек пьяны...
      - Нет.
      - А вы принюхайтесь, даже здесь в автобусе плывут ароматы алкоголя.
      Теперь и я почувствовал этот запах.
      - У них сейчас такой период...
      - Хорош период, похороны подруги, а они уже вдрызг.
      - Может быть этим они хотят заглушить страх.
      - Деньги их испортили. Детям такие бешенные платят, что некоторые не знают куда их девать.
      - Не все же такие.
      - Конечно, но пьяна почти половина присутствующих.
      - Вы чего-нибудь хотите мне предложить, чтобы ликвидировать все это безобразие?
      - Нет. Я ничего вам не предложу.
      Мы замолчали и минуты три, не сказали друг другу не слова. Автобус тем временем полз в колонне машин. Лидия Петровна вдруг встрепенулась.
      - Пользуясь случаем, хочу отблагодарить вас за то, что заступились за меня тогда в цехе.
      - Когда? Я чего-то не понял.
      - Ну когда сказали всем девочкам, что я не виновата в смерти Корякиной.
      - А кто вам сказал?
      - Нашлись такие.
      Я немного растерялся.
      - Так. Значит у вас среди девочек есть свои... агенты, так их назвать, что ли.
      - Называйте как хотите, но если хотите знать, такие люди всегда нужны. Какой коллектив без них?
      - Но ведь это же дети, Лидия Петровна, мы же тоже воспитываем их. Какие же они тогда вырастут?
      - Все это высокие слова, но в жизни должны быть плохие, должны быть хорошие люди. Вон в автобусе, половина пьяных, половина трезвых девочек. И все это в общем имеет название - наши дети. Они естественно не должны быть одинаковые, они должны быть разные. Поэтому я ничего не имею против агентов, как вы их называете и против паинек...
      - Я не считаю хорошим тоном иметь своих доносчиков в любом коллективе и против таких методов, Лидия Петровна.
      - А я нет.
      Опять мы замолчали. Теперь автобус свернул с шоссе и ползет по корявым дорогам, нас стало мотать из стороны в сторону, шум внутри машины стих.
      Гроб с Корякиной ушел в яму наполненную водой и... всплыл... Пьяные копатели стали его шестами заталкивать вниз и забрасывать вязкой глиной. Около моего плеча раздалось прерывистое всхлипывание. Я оглянулся. Плакала Саша.
      Я не поехал на поминки к родителям Эльвиры. После того, как автобус подвез к городу, вышел на ближайшей улице и побрел домой.
      - Федор Иванович, - это меня догоняет Саша, - я тоже не поехала к Корякиным, выскочила вслед за вами. Тяжело смотреть на горе родителей...
      - Очень хорошо. Давайте зайдем в магазин, купим продуктов и по своему помянем девочку...
      - Давайте.
      У меня дома Саша сразу стала возиться у плиты, а я пошел приводить в божеский вид большую комнату. Когда накрыли на стол и присели, я первый поднял свою стопку.
      - За упокой души, бедной девочки.
      - Пусть ей земля будет пухом, - вторит Саша, - если действительно бог есть, пусть поможет ей отдохнуть и не наказывает за то, что сама ушла из этой жизни.
      Так мы помянули Корякину. После второй рюмки я сказал.
      - Завтра собираюсь пойти в исполком, поговорю там о наших девочках.
      - Сходите, Федор Иванович, может где-нибудь и прорвется.
      - Саша, но нельзя же так сидеть и только плакаться, что нам плохо, надо что то делать.
      - Вы все говорите правильно, Федор Иванович. Только завтра воскресенье и навряд ли в исполкоме кто то есть. Лучше сходите в понедельник.
      - Я уже все перепутал.
      - О чем в автобусе вы так яростно спорили с Лидкой?
      - Ты заметила, а мне казалось, что тебе не до нас.
      - Мне очень хотелось, чтобы ты в тот момент сидел рядом со мной.
      - Мы с Лидией Петровной говорили о них... о детях.
      - Петровна неплохая женщина и как всем целеустремленным людям, ей в жизни не везет.
      Я наливаю ей еще водки.
      - Это почему же?
      - Два раза выходила замуж и два раза ее мужей убивали.
      - Как это?
      - Так. Первого подстрелили, второго утопили...
      - За что же их так?
      - Слух ходил, что занимались они чем-то уж очень неприятным. Один вроде был бандит, второй мошенник.
      Я вижу, что ей неприятно вести разговор о старшем мастере и пытаюсь сменить тему.
      - Тебе можно еще выпить?
      - Можно, Федор Иванович. Мне теперь все можно.
      - Что все-таки произошло?
      - Мы с мамой разругались вдрызг и похоже я ушла из дома.
      - Похоже или точно?
      - Все зависит от вас, Федор Иванович, примите ли вы меня к себе в дом или нет.
      - Приму.
      Она схватила свою рюмку, тут же выпила, отчаянно тряхнула головой, встала и подошла ко мне.
      - Федя, поцелуй меня.
      Весь день мы приводим квартиру в порядок. Наконец-то мастерская превратилась в светлую и ухоженную комнату. Саша осторожно держит в руках мою последнюю неоконченную работу. Большая бабочка без головки, сделанная из огненно-красной, с бесчисленными прожилками яшмы, прижалась к малахитовой подставке.
      - Когда ты ее сделал? В тот раз я ее не видела...
      - Сегодня ночью. Как пришел от тебя, так сразу и занялся.
      - Какая тонкая работа.
      - Я ее еще не доделал. Головку с усиками надо изготовить и подклеить.
      - С усиками? Разве из камня можно сделать такие тонкие усики?
      - Можно, но для этого, эту бабочку надо спрятать под стеклянный колпак, чтобы под дуновением ветерка, усики не сломались или приклеить кончики усов к малахиту.
      - Что же сделаешь ты?
      - Подклею к малахиту.
      - Какие удивительные дает природа краски. Я всегда завидовала людям, которые чтобы успокоить нервную систему, занимались каким-то трудом и создавали невероятные вещи... Ты не сердишься на мою маму? - вдруг неожиданно спросила она.
      - Нет.
      - А я не могу сдержаться. Она по-прежнему утверждает, что ты уголовник.
      - Ты из-за этого ушла из дома?
      - Из-за этого.
      Саша осторожно кладет бабочку на стол.
      - Тогда мне надо благодарить твою маму. Выходит, это она ускорила события и мы оказались вместе.
      Саша поворачивается ко мне и кладет руки на шею.
      Понедельник - день тяжелый. Только запустил первую смену и я собрался поехать в исполком, как ко мне в кабинет влетела перепуганная профсоюзная матрона.
      - Федор Иванович, у нас беда. Вера Артемова погибла...
      - Не может быть.
      - Вчера вечером нашли ее мертвой за клубом. Говорят ее несколько раз ударили ножом.
      Допрыгалась Вера, - мелькнуло в голове.
      - Я сейчас еду в город, зайду в прокуратуру, узнаю в чем дело.
      - А мне, что делать мне?
      - Готовьте похороны.
      - Но ведь она фактически уволена... Вы же в пятницу подписали приказ.
      - Она прежде всего наша..., училась в нашей школе и ушла от нас не по собственному желанию, а из-за травмы рук. Разве пенсионеров из нашего предприятия, вы не хороните за счет завода?
      - Хороним.
      - Хороните ее так же как и всех. Организовывайте похороны.
      - Хорошо, Федор Иванович.
      Маргарита Макаровна убегает. Я откидываюсь на стул и тут же селектор ожил.
      - Федор Иванович, возьмите трубку, вас просит мама Александры Корзинкиной.
      Час от часу нелегче. Этой-то что от меня надо. Я поднимаю трубку.
      - Федор Иванович, здравствуйте. Это Роза Григорьевна, мать Саши.
      - Здравствуйте, Роза Григорьевна.
      - Федор Иванович, я вас умоляю, отпустите мою дочь.
      - Мы любим друг друга, Саша пришла ко мне и я ее с радостью принял.
      - Сашенька не может жить с вами. Вы... вы же не в ладах с законом. Зачем же портить будущее моей девочки.
      - Роза Григорьевна, я устал вам повторять, что вы ошибаетесь. Я прошу вас, дайте нам жить спокойно и счастливо...
      - Вот, что, Федор Иванович, я ставлю вам ультиматум. Если вы не отпустите мою дочь, я заявлю на вас куда следует. Пусть все узнают правду, узнают кто вы такой есть на самом деле.
      - Делайте что угодно. Подумайте лучше о счастье вашей дочери.
      - Вот именно... Если Саша не придет сегодня вечером домой, я исполню свою угрозу.
      Связь прервалась. Я поднялся со стула и поплелся в цех.
      Саша, как всегда, металась по участку, теребя девочек и стараясь, чтобы они не отвлекались... Заметив меня, подскочила и нежно коснулась перчаткой по плечу, потом сорвала марлевую повязку с лица.
      - Чего такой ... взъерошенный?
      - У нас ЧП. Вера Артемова погибла.
      Она вскрикнула и зажала перчаткой рот.
      - Как же так?
      - Сейчас поеду в центр, узнаю в чем дело.
      - Боже мой, им бы жить и жить...
      - Возьми себя в руки, Саша, они на тебя смотрят, - я киваю на оглядывающихся с конвейера девочек.
      - Я сейчас, Федя.
      - У тебя здесь как дела? - пытаюсь перевести разговор.
      - Нормально. Сегодня пока ни одного срыва...
      - Твоя мама звонила мне.
      Лицо Саши сразу вытянулось.
      - Угрожала?
      - Было дело.
      - Но мы не сдадимся. Правда?
      - Конечно, нет.
      - Я люблю тебя.
      - Я тебя тоже. Извини, мне уже пора.
      Она грустно улыбнулась. Натянула опять повязку на лицо и помчалась тормошить ближайшую девочку.
      Следователь Григорий Иванович принял не сразу. Подержал в приемной пол часа, а потом пригласил к себе.
      - Ну что, Федор Иванович, может при твоем цехе сразу организовать отдел по расследованию? Еще только пол года прошло, а у тебя уже одиннадцать случаев. Из них, среди твоей детворы два смертельных случая, две кражи, групповое убийство, три привода за продажу наркотиков, один грабеж, два мошенничества. Кроме того, уже не считаем..., бесконечные задержания за проституцию, за хулиганство, за пьянство, устали от наркоманов... По городу ни в одном районе таких данных нет, только у тебя.
      - Может быть и надо так сделать, создать профилактический отдел, который бы занимался профилактикой преступлений и бытом детей.
      - Есть уже при милиции детская комната, с нее толку как с козла молока, твои дети под их учет не подходят, это особая статья. Вот скажи, Федор Иванович, ты никогда не задумывался, куда тратят деньги большинство девочек?
      - Наверно, на еду, шмотки, игрушки, помогают родителям...
      Следователь засмеялся.
      - Нет, ты плохо знаешь своих подопечных. Представь себе ситуацию, глупенькие девочки вдруг стали получать большие деньги. На это сразу обратили внимание все подонки и бандиты, которые шляются в городе. Неужели после этого они обойдут твой цех стороной? Ни за что в жизни. На школу при цехе, общежитие начали слетаться, как мухи на мед всякие твари и обволакивать несчастных в свою паутину. Появились наркотики, алкоголь, секс, рэкет. Некоторые девочки получают зарплату и тут же отдают ее сутенерам или торговцам. За те несколько лет, как образовалось это предприятие, вокруг него образовалась приличная банда, которая кормится поборами, продажей вредного зелья и даже самими девочками. Конечно, не все такие, есть девочки, которые несут деньги домой или откладывают на черный день или тратят на себя, но и эти пройти мафию не могут, отстегивают ей часть зарплаты.
      - Вера погибла из-за них?
      - Из-за них. Покупала наркоту для себя и своего безработного любовника, в общем доили ее все, кто мог обдурить. А тут ты ее турнул с завода, денежный источник сразу иссяк, любовник украл последнюю получку и исчез, а долги за зелье отдать не могла, вот ее и...
      - Как же так, ей всего-то, почти пятнадцать и уже любовник...
      - А что тут такого, считай пол школы в открытую живет с парнями.
      - А вы, милиция. Привлеките некоторых из этих типов за совращение несовершеннолетних.
      - Это только легко сказать. Я тебе говорю, здесь мафия, у них все схвачено, юристы, судьи, милиция. Сунься и везде получить отпор. Мы некоторых ловим, а их потом выпускают.
      - Неужели наша власть никого не может защитить?
      - Федор Иванович, ты где родился? Не заграницей же. Россия - это же черт знает что. Закон здесь гуляет с беззаконием. Мафия целуется с руководством города. Кругом не видимый для большинства наших граждан беспредел.
      - А я сейчас хотел идти в исполком, поговорить по поводу наших детей.
      - Сходи, Федор Иванович, убедись как тебя вежливо везде отошьют.
      - Григорий Иванович, кто же здесь у бандитов главный, которого так все боятся...? Вы то знаете?
      - Хочешь узнать? Что же я скажу. Я не знаю, фотографии или примет его не имею. Единственное, что известно, это его кличка - Мастер, а так в лицо никто его не видел...
      - Кличка то какая... у меня цех полон мастеров...
      - Знаю, насмешка над нами. Помощники у него отпетые уголовники - Седой и Крыса. Седой содержит весь рэкет в городе, это они обдирают твоих девчонок, а вот Крыса пострашней, этот торгует ими и поставляет зелье.
      - Неужели хоть на этих то не нашлось управы.
      - Не нашлось. Семь раз привлекали Крысу и семь раз его выпускали на волю... Нет доказательств.
      - А в КГБ сидят тоже тихони?
      - Черт его знает. Полковник Винчак хитрый мужик. Я с ним встречался несколько раз, больше молчит, ни с кем не ссорится, ни во что не лезет, но... в прошлом году куснул Седого так, что тот едва на двадцать лет не загремел. Спровоцировал с ребятами бандита драку и почти половину перестрелял. Спасло Седого то, что прокуратура потеряла на него дело...
      - Не может быть?
      - У нас все может быть. Но Винчака все равно никто не хочет задирать. С ним все пытаются быть лояльными. Даже невидимый Мастер.
      - Как же уничтожить эту свору?
      Следователь с любопытством смотрит на меня.
      - По моему это не знает еще никто. Хочу сказать тебе напоследок, если заметишь, что либо подозрительное, сообщи мне.
      Наступал конец разговора, я это почувствовал, потому что Григорий Иванович стал со стола убирать бумажки.
      - С Корякиной дело закончил?
      - Нет.
      - Разве это не самоубийство?
      - Есть показание твоей уборщицы...
      - Но она в это время была в моем кабинете. Там ничего...
      - Я тоже был и дела пока не закрываю.
      - Ладно. Я тогда пойду.
      - О нашем разговоре никому ни слова.
      Мы крепко пожали друг другу руки.
      В исполкоме, управляющие городом меня не приняли , зато пышная дама из отдела народного образования с недоумением смотрела на меня.
      - Я не понимаю, причем здесь завод и почему он так активно лезет не в свои дела. Вы же относитесь к министерству обороны, вот и просите помощи у него, это более крепкая организация чем мы.
      - Вопрос касается воспитания детей.
      - Вы выпускаете продукцию?
      - Выпускаем.
      - Вот и выпускайте дальше. Учите детей работать и выполнять план. Кажется мы договорились. Не отнимайте у меня время.
      Мысленно я ее отматерил вдоль и поперек.
      В цеху трудится уже вторая смена. Первой встретила меня Лидия Петровна.
      - Был в исполкоме, Федор Иванович?
      - Был.
      - Ну и... как?
      - Никак. Все глухо как в танке. А у вас здесь все в порядке?
      - Да вот повесили траурный плакатик с Артемовой.
      - Я уже все знаю.
      - Кто же ее так?
      - Подонки.
      - Это сказал следователь?
      Я внимательно гляжу на нее. Откуда она знает, что я был у него.
      - Да.
      - Уже известно, кто это сделал?
      - Следователь мне об этом не говорил.
      Старший мастер кивает головой.
      - А я тут одну девочку вышибла из цеха, в ее шкафчике нашла травку.
      - Кто это?
      - Сазонова Мария.
      - Значит сделали правильно.
      Саша пришла после работы ко мне в кабинет. Она свалилась в кресло и потянулась.
      - Устала, как собака.
      - Сазонова Мария с твоего участка?
      - Моя.
      - Ты знаешь, что ее Лидия Петровна выгнала с работы?
      - Знаю, но чего-то не нравиться все это...
      - Разве она не правильно поступила?
      - Понимаешь, я еще не успела с Машенькой поговорить, но мое мнение такое. Маша никогда не принимала наркотиков, по крайней мере, я ее никогда не видела ни в ломке, ни в возбужденном состоянии, ни со следами уколов. Уравновешенная, спокойная девочка с сильным характером, она своего рода, даже лидер среди девчонок.
      - Ты все же поговори с ней. Если это ошибка, надо ее исправить, если правда, на работу я обратно ее не возьму. Только бы в этом случае все хорошо кончилось. Я уже начинаю пугаться за каждого уволенного.
      - Мария не захнычет и в проститутки не пойдет, у нее своя дорога.
      - Саша, давай собираться, нам пора идти. Еще цех закрыть надо.
      - Погоди... Посиди немного. Я тут на одну вещь наткнулась..., решила тебе показать...
      - Что такое?
      - Потерпи немного. Сейчас все уйдут и я тебе все разъясню.
      Цех пустеет, мастера сдают свою продукцию, гасят на участках свет. Мы терпеливо ждем, когда уйдет последний.
      - Кажется все ушли, - шепотом говорю я.
      - Тогда иди за мной, - так же шепотом отвечает она.
      Саша крадучись, ведет меня через весь цех в сторону кладовых. Небрежно срывает пломбу с двери и вытаскивает из кармана ключ.
      - Чего ты делаешь? - шепчу ей я. - Завтра будет вой. Ты же сорвала пломбу...
      - Тише. Сейчас тебе эта пломба не покажется важной, - она осторожно открывает дверь. - Только включатели не трогай...
      От луны через окна идет слабое освещение, но зато можно различить огромные стеллажи, заваленные коробками с деталями и платами, присылаемыми нам от смежников. Саша уверенно ведет между стоек.
      - Сними этот ящик, - показывает рукой она на темные коробки.
      Я сдергиваю одну коробку и подтаскиваю к окну. Саша снимает со швов липкую ленту и открывает створки.
      - Смотри.
      - Что это?
      Еле-еле проглядываются пенопластовые коробочки, в которых присылают нам платы и микроэлементы. Я вытаскиваю одну и вскрываю. При лунном свете видны сложенные детали.
      - Не эту, вон ту, - Сашина рука выдергивает другую коробочку.
      Я ее вскрываю и вместо платы вижу полиэтиленовый мешочек.
      - А это откуда?
      - Я тоже сначала не могла понять, но потом попробовала содержимое... Это наркотик. Какой-то подлец вместе с деталями гонит сюда порошок.
      - Так. И чье это хозяйство?
      - Лидии Петровны.
      - А как ты сюда попала?
      - Только ты уехал в исполком, Лидия Петровна куда то тоже заспешила. Я к ней в это время подошла и говорю: "Мне нужны микросхемы для плат серии 5800". "Мне сейчас некогда, - отвечает она. - Найди все сама. На ключи от кладовой, стеллаж седьмой, ящик восемнадцать, помечен черным фломастером" Она быстро смоталась, а я пришла сюда и по ошибке вскрыла ящик шестнадцать, верхний хвостик шестерки был похож на восьмерку, а в нем вот это.
      - Понятно, а теперь давай уложим все как было и никому об этом ни слова. Повторяю - никому.
      - Ты доложишь куда следует?
      - Доложу.
      Мы выходим из кладовой и я стараюсь прикрыть пломбу своей печаткой, чуть размазав буквы на пластилине.
      - Ключи где взяла? - спрашиваю Сашу.
      - Я их и не сдавала.
      Я качаю головой. Это может плохо кончится.
      У кабины вахтера Саша принимает вид легкомысленной женщины. Она перегибается в окошко с милой улыбкой на лице.
      - Коленька, на ключи.
      - А... Александра Васильевна. Это какой номер? Восемнадцатый. Все в порядке, я их повешу.
      - Ты не записывай только время в журнал, а то мне от старшей влетит. Я их забыла..., а когда собралась уходить, нашла ключи в кармане.
      - Хорошо, я помечу часом раньше.
      Мы с Сашей подходим к моему дому и вдруг из темноты выплывает фигура Розы Григорьевны.
      - Мама, - воскликнула Саша.
      - Это я, доченька. Жду вас здесь.
      - Что-нибудь случилось?
      - Нет. Просто я пришла извинится перед тобой и Федор Ивановичем. Прости меня, Федор Иванович, прости дуру старую, тебя чуть не сгубила и дочь.
      - Мама...
      - Молчи. Я ведь и перед тобой виновата, своими руками чуть не разрушила самое святое в жизни, твою любовь.
      - Роза Григорьевна, пойдемте к нам домой, - предлагаю я.
      Мне очень не хотела, чтобы мама Саши так громко говорила на улице Сама Саша подошла к ней и обняла...
      - Мама, пошли к нам.
      Роза Григорьевна, как опытный сыщик, ходит по комнатам и исследует каждую статуэтку, каждую поделку, вырезанную из камня. Я вижу в ее газах удивление и восхищение.
      - У меня слов нет, Федор Иванович. Вам не нужен цех с его дурацкой продукцией, вы бы принесли больше пользы искусству, если бы сумели показать все это нормальным людям.
      - А ненормальным? - смеется Саша.
      - А ненормальные..., они все равно не поймут. Они не могут отличить разницу между булыжником и вот этой бабочкой... Хотя заметят..., она без головы.
      - Федя еще не успел ее сделать.
      - Она даже незаконченная - прелестна. До чего же удачно подобраны прожилки яшмы, как паутинка сосудов у настоящей... Надо же так подметить свойство камня. Я опытная в этих вещах и поверьте, каждая штука этой коллекции стоит огромные деньги.
      - Мама, к столу, - командует Саша.
      Она с сожалением отрывается от поделок и идет в гостиную.
      - Господи, какая красота, - бурчит Роза Григорьевна.
      Мы ужинаем, перебрасываясь незначительными новостями, но я жду самого главного, почему она пришла... Но вот, мать Саши все таки сорвалась.
      - Федор Иванович, вам просит передать привет Сергей Сергеевич.
      - Спасибо, но кто это?
      Роза Григорьевна замялась.
      - В общем, я пошла на проспект Розы Люксембург в здание комитета...
      - Ты все же сделала это, мама, - горестно восклицает Саша.
      - Хотела проверить... кое что.
      - Это про Федю?
      - Извини дочка, но я дура баба. Вот запало в голову, что Федор Иванович был преступником и никак эту мысль не могла отбросить... Пришла в комитет и меня сразу же направили к этому Сергей Сергеевичу. Он то мне мозги и вправил, все про Федора Ивановича рассказал, успокоил, а потом просил передать вам привет и добавил, что очень бы хотел встретиться.
      - Ну, мама, ты даешь.
      - А как фамилия этого Сергей Сергеевича, вы не запомнили? - спрашиваю я.
      - Не наша, странная такая, толи Винчат, толи Винчак.
      - Эх, мама, мама, как ты могла пойти с доносом на Федю?
      - Сашенька, все хорошо кончилось, давай не будем больше об этом.
      На этом разговор окончился. Ай да, Роза Григорьевна. Она ловко перевела разговор на искусство и мы не заметили, как время подкатило к двадцати четырем часам.
      - Мне уже пора домой, - заволновалась Сашина мама.
      - Это мы сейчас организуем.
      Я вызвал по телефону такси и тепло проводил ее до машины. Когда я вернулся в квартиру, Саша сияла. Она обхватила мою шею руками.
      - Я так рада, что все разрешилось. Вы померились и она оценила тебя по достоинству.
      - Я тоже рад, но нам завтра на работу, не пора ли спать.
      - Это я с удовольствием. Давно жду, когда мы завалимся вместе...
      Сижу в своем кабинете и пишу целый трактат в министерство, по поводу вспомогательного производства для детей. В дверь заглядывает Маргарита Макаровна.
      - Федор Иванович, мне надо выехать на почту, нам пришло две бандероли...
      - А что, для этого нет курьеров?
      - Да в общем..., - мнется она, - мне еще надо зайти в городе кой куда.
      Я поднял голову и пристально посмотрел на нее.
      - Что еще?
      - Там... Машенька Сазонова в больнице...
      - Маша? Которую уволила Лидия Петровна.
      - Да, МЫ уволили.
      - Что с ней?
      - Отравилась. Врачи ее откачали, ей нужна поддержка.
      Ах, Саша, Саша не успели мы поговорить с Машей по душам.
      - Идите, Маргарита Макаровна. Я ее тоже, обязательно навещу.
      - Чтобы вам лучше было слышно, кто войдет, я открою дверь.
      - Хорошо.
      Она уходит и тут я замечаю, что посторонние звуки врываются в кабинет.
      - Лидия Петровна, - слышится чей то знакомый голос, - но я не могу делать это без разрешения Федора Ивановича.
      - Это я беру на себя. Готовьте места для третей смены.
      Я подскочил со стула. Что это, не галлюцинации? Подбегаю к окну в цех и почти под моим кабинетом стоит старший мастер и мастер пятого участка и продолжают говорить, правда звук здесь очень плохой, но кое что слышно.
      - На сколько человек рассчитывать?
      Отрываюсь от окна и иду на звук, прохожу через открытые двери кабинета, попадаю в секретарскую, а здесь... открыто окно в цех. Значит Агния Кирилловна права... Она действительно все слышала при уборке моего кабинета. Я спешно спускаюсь в цех. Эту парочку еще застал на месте. Лидия Петровна через плечо своей коллеги увидала меня.
      - А вот и Федор Иванович..., мы о вас только что говорили, Федор Иванович. Конец месяца, цех не выполняет план, я решила организовать третью смену. Разрешите мне пойти в учебный центр и отобрать девочек для работы в вечер.
      - Хорошо, только поставьте им доплату за работу в вечер, задержите врача, для их обследования и организуйте потом, после работы, перевозку детей по домам.
      - Правильно, чего это я не додумала этот момент. Поговорю с шоферами автобусов, выпишу им деньги.
      Старший мастер стремительно проносится мимо меня. Начальник участка уныло трет лоб рукой.
      - Ну вот, а мне так надо было домой, теперь придется задержаться.
      В обед в кабинет врывается Саша.
      - Федор, что там затеяла с третьей сменой Лидия Петровна?
      - У нас недовыполнение плана.
      - Но мой участок все выполнил.
      - Раз выполнил, то тебе оставаться не надо.
      - Вот, выдра. Я побегу сообщу об этом всем мастерам, у которых все в порядке, а то никто ничего не понял... Приходи потом перекусить ко мне в конторку...
      Она пытается выскочить из кабинета, но я ее останавливаю.
      - Саша, стой. Маша Сазонова чуть не погибла. Она пыталась отравиться.
      Она застыла, потом медленно повернулась ко мне.
      - Не успела я, Федя. Чувствовала, что она не виновата. Это все Маша сделала из-за гордости, а не из-за денег... Где она сейчас?
      - В больнице. К ней поехала Маргарита Макаровна.
      - В какое ужасное время мы живем. Федя, нам надо обязательно к ней заехать.
      - Обязательно.
      Саша согну голову идет к двери. Я провожаю ее через секретарскую, после этого подхожу к телефону и набираю номер...
      Вторая смена кончилась. Я разыскал в цехе старшего мастера.
      - Лидия Петровна, я оставляю цех на вас. Проследите за сдачей всех помещений под охрану.
      - Все будет в порядке, Федор Иванович. Не беспокойтесь.
      Участки на половину пустеют, только на сборочном гвалт, там молодеж приступила к работе. Мы с Сашей выходим из проходной и видим большой плакат в черной рамке.
      - Черт возьми, я забыл, завтра похороны Веры.
      - Лучше бы их не было.
      Дома Саша убирается на кухне, а я зашел в мастерскую и присел к шлифовальному станку. Какие же глаза сделать бабочке, пожалуй зеленый переливт пойдет.
      Около полуночи резкий телефонный звонок сдернул меня с кровати.
      - Кого несут черти? - ворчит полусонная Саша.
      Я добираюсь до стола и беру трубку.
      - Але.
      - Федор Иванович?
      - Да, я.
      - С вами говорит Сергей Сергеевич Винчак. Я из комитета государственной безопасности.
      Остатки сна мгновенно испарились из моей головы.
      - Слушаю вас.
      - Мы проверили те данные, что вы нам сообщили. Все оказалось правдой, но операцию по захвату преступников с поличным мы провалили. Вернее, захватили почти весь груз, однако, группе сопровождающей его, удалось вырваться из кольца. Они забаррикадировались в учебном комбинате, захватили заложников и грозятся всех убить, если не выполним их условия...
      - Кто заложники?
      - Дети. Восемь девочек и одна воспитательница.
      - Как же преступники оказались на комбинате?
      - Они вывозили груз за ворота завода, а мы напали на них недалеко от проходной. Преступники бросились к ближайшему зданию, это оказался учебный комбинат.
      - Странно. Уже вечер, как же девочки оказались там?
      - У вас завтра похороны, они вместе с воспитательницей готовили место для прощания. Вот... и попались в руки к ним.
      - Что от меня нужно?
      - Нужно, чтобы вы приехали сюда к комбинату и уговорили их сдаться.
      - Я?
      - Да, вы. Среди преступников ваша служащая, похоже она имеет большое влияние на своих сообщников... Я давно следил за ней и знаю, что вы можете на нее повлиять.
      - Кто?
      - Ваш старший мастер.
      - Лидия Петровна?
      - Это она. Похоже это решительная женщина. Сейчас она загнана в угол и поэтому может совершить массу непоправимых действий. Поговорите с ней, Федор Иванович, она вас может послушаться.
      - Хорошо, выезжаю.
      - Я выслал за вами машину.
      Швырнул трубку на место и задумался.
      - Что случилось? - это Саша, она тоже почувствовала тревогу.
      - Помнишь, наркотики, которые ты мне показывала на складе?
      - Конечно.
      - Нашли их хозяина, это была Лидия Петровна. Мне надо срочно ехать туда.
      - Я так и знала. Я поеду с тобой.
      - Лучше не надо.
      - Надо.
      Она вскочила с кровати и торопливо стала одеваться.
      Хотя уже и темно, но возле завода ярче, чем в Большом зале театра.
      Армейские прожектора и фары машин освещают кирпичное двухэтажное здание комбината. Кругом все оцеплено милицией и военными. Наша машина беспрепятственно проходит через цепь ограждения и останавливается за грузовиком. Я выскакиваю и подхожу к трем фигурам, собравшимися у кабины.
      - Федор Иванович, здравствуйте.
      Это уже знакомый следователь Григорий Иванович, рядом с ним полноватый, огромный полковник, он тянет свою тяжелую руку.
      - Полковник Винчак Сергей Сергеевич, а это, - он показывает рукой на третьего человека, - начальник МВД города, Коваленко Игорь Семенович.
      Начальник МВД худощав, с нервным, быстрым лицом. Он резко протягивает руку, быстро здоровается и тут же прячет ее за спину. Вдруг наш круг разрывает Саша.
      - Здравствуйте.
      - А это кто? - Сразу реагирует полковник.
      - Моя жена, Александра Васильевна.
      Они неохотно с ней здороваются.
      - Здесь опасно, вам бы Александра Васильевна, лучше уйти от сюда. Эй..., лейтенант Комаров, - кричит Винчак в сторону оцепления. Словно по взмаху волшебной палочки, появляется бравый офицер. - Выведите женщину из оцепления.
      - Но я не хочу, - вопит Саша.
      - Выполняйте приказание.
      Лейтенант бесцеремонно обхватывает, брыкающуюся и упирающуюся Сашу за плечи и почти несет ее к оцеплению.
      - Федя. - слышу ее отчаянный голос.
      Но я не пытаюсь ее выручить, ведь там, за оцеплением, безопасней.
      - Ну вот, сейчас мы все и решим. Так что же нам делать дальше? говорит Коваленко.
      - Надо идти на переговоры, - отвечает Григорий Иванович. - Пусть Федор Иванович их ведет.
      - Почему мы не можем пустить кого-нибудь из своих, - недоумевает начальник МВД.
      - Потому что, Федор Иванович, самый уважаемый в городе человек и его могут послушаться.
      - Делайте как хотите.
      Винчак ухмыльнулся и кивнул следователю.
      - Давайте.
      - Федор Иванович, вы пойдете к ней...
      - Стойте. Хоть расскажите обстановку, - взмолился я.
      - Вон там в здании, - следователь кивает за капот машины, - сидят вооруженные бандиты, у них заложники, восемь девочек и воспитательница. Бандиты требуют вертолет, миллион долларов наличными и обещают заложников выпустить на границе с Китаем.
      - Сколько преступников?
      - По нашим данным их было восемь человек: двое убито в ходе перестрелки; один ранен; трое держат эту сторону здания, двое - ту. Один преступник - женщина.
      - Какое их вооружение?
      - Хорошо вооружены и откуда только нахватали столько патронов и автоматов...
      - Откуда? Да это ясно..., - прерывает Винчак. - Оказывается ваш завод был большой перевалочной базой. Здесь и наркотики, и патроны, и автоматы.
      - Главное они понимают, что терять им нечего, - продолжает объяснять Григорий Иванович, - за вооруженное сопротивление, захват заложников, за убийства и грабеж в городе, им ничего хорошего не светит.
      - У вас потери есть?
      - Есть. Несколько убитых и раненые. Они хорошо простреливают улицы. Сейчас они пригрозили, что если начнем штурм, всех детей перестреляют.
      - Ладно, я понял. Мегафон имеется.
      - Сейчас достанем.
      Следователь бежит куда-то в сторону и вскоре приносит мне мегафон. Я прикладываю его к губам и начинаю кричать.
      - Лидия Петровна. Вы слышите меня, Лидия Петровна. Это я, Федор Иванович.
      В ответ тишина. Выхожу из-за капота машины и попадаю в свет фар машин.
      - Лидия Петровна, я без оружия и хочу с вами поговорить. Не стреляйте.
      В ответ опять ни звука. Я неуверенно делаю первые шаги в сторону здания. Тихо. Неторопливо подхожу к дверям комбината и они сами раскрываются. Грубая рука хватает меня за рукав и втаскивает в дом. Дверь тут же захлопывается. При свете лапочки вижу двух парней, вооруженных автоматами АК. Один грубо выхватывает мегафон, прижимает меня к стенке и обыскивает.
      - Ничего нет. Пошли, - командует он и стволом автомата показывает к лестнице.
      Забираемся на второй этаж. Это учебный класс. К разбитому окну придвинут учительский стол, на нем грозно уставился на улицу ручной пулемет. Парты сдвинуты в угол. Под окном, на сидении от стула, полулежит Лидия Петровна. Ее кофта разодрана и левое плечо обмотано тряпками, через которую местами проступили пятна крови. Рядом, на полу пистолет. Она кивает моему провожатому.
      - Спасибо, Вася. Можешь идти. Я здесь справлюсь одна.
      Мой охранник, недоуменно оглядываясь, уходит.
      - Если что, я здесь рядом, - говорит он уже в дверях.
      - Федор Иванович, зачем вы пришли? - напряженно спрашивает она.
      - Я боялся, что вы сделаете глупость, пытаясь убить ни в чем не повинных детей.
      - Вы это зря сделали.
      - Где дети, что с ними?
      - Заперты в учительской, там на окнах решетки, не сбегут.
      - Лида, - я запнулся. Никогда еще не называл ее по имени. - Лида, зачем ты это сделала? Разве тебе мало было той кипучей деятельности, которую ты вела в цехе. Ничего не было на горизонте и вдруг ты выплыла в роли уголовницы.
      Она грустно качает головой.
      - Вляпалась. Предчувствовала провал и все равно, вляпалась.Если бы ты только знал, как я жила. Стоп. Ты пришел меня уговаривать или допрашивать?
      - Не знаю. Я даже не знаю, как тебя уговаривать Меня попросили сберечь жизнь детей и я сразу согласился пойти поговорить с тобой. Однажды, это примерно тогда, когда я принимал цех, поднял твое личное дело и нашел там одни благодарности за хорошую работу и даже есть представление на орден... Значит, подумал, любишь детей и после этого пошел к тебе с открытой душой..., на контакт.
      - Я ведь тоже, Федор Иванович, тебе очень симпатизировала, пока ты не втюрился в Сашку... Одинока ведь была, мечтала..., что вместе будем. Но скажу тебе честно, детей не очень-то любила, поэтому даже не завела. Командовать ими могла, испытывая в этом какое-то наслаждение...
      Она попыталась пошевелиться, чтобы сесть поудобней и застонала.
      - Тебе помочь?
      - Не надо. Высунулась зря, вот и получила пулю.
      - Лида, тебе надо к врачу.
      - Знаю... Так что ты мне хочешь все таки предложить?
      - Пожалуй в голову мне сейчас пришла шальная мысль. Раз ты испытывала ко мне симпатию, то ради нашего хорошего прошлого, не омраченного ни какими дурными воспоминаниями, отпусти со мной детей и воспитательницу. Пойми меня правильно, я не хочу видеть в тебе плохого человека. Сделай так, чтобы эта последнее мое воспоминание о тебе не казалось таким же плохим.
      - Последнее... Не рано ли...
      - Думай как хочешь. Если не выберешься с этой бойни, то это действительно последние мысли.
      - Думаю... Если бы сказал это мне до ранения, я бы сделала это сразу.
      - Почему же сейчас нельзя?
      - Ты очень хороший мужик, Федор Иванович. Жаль, что не мой и много чего не понимаешь.
      - Так что же ты решила?
      Лидия Петровна задумалась.
      - Федор Иванович, дай мне слово, если я выйду живой и сумею перехитрить всю эту ненавистную чиновничью и милицейскую сволочь, то ты будешь мой... Ты только не подумай, я не отнимаю тебя у Сашки. Я мечтала о тебе почти два года и когда потеряла, поклялась сначала отбить тебя, а потом решила Сашке наставить рога. Так вот выбирай, либо ты будешь моим любовником, либо я не отдаю тебе детей.
      - Опомнись, Лида.
      - Это мое последнее слово.
      Мы молчим. Что же делать, как же Саша? А там дети, маленькие дети, будущие матери, наше будущее... Попал же я в переплет.
      - Федор Иванович, время идет...
      - Я согласен.
      - Вот и хорошо. Эй, Вася.
      Опять возник охранник.
      - Что скажешь, Мастер.
      Мастер. Мне следователь говорил о Мастере. Ох, неужели глава мафии, она?
      - Пусть этот... возьмет девчонок и катится с ними.
      - А как же мы?
      - Мы, выживем.
      - Смотри сама. Пошли парень.
      Мне открыли двери учительской комнаты. Перепуганные девочки сгруппировались у кожаного дивана, воспитательница сидела за канцелярским столом, уронив голову на руки.
      - Федор Иванович, - воскликнула одна из девочек.
      Все сразу бросились ко мне.
      - Вас тоже захватили? - спросила воспитательница.
      - Нет. Мы сейчас с вами выходим из здания и идем домой. Собирайтесь.
      Девочки загалдели, двое вцепилось в меня.
      - А больше не будут стрелять?
      - Нас отпускают, а что будет потом, не знаю. Пошли быстрей.
      У выхода один из бандитов возвращает мне мегафон.
      - Предупредите своих, - просит он.
      Он открывает дверь. Я кричу через динамик.
      - Не стреляйте. Это я, Федор Иванович с детьми.
      Прожектора слепят в лицо. Кричу назад девочкам.
      - Возьмитесь за руки, закройте глаза и пошли...
      Свет кончил бить в глаза, когда меня схватили за руку.
      - Все в порядке, Федор Иванович?
      У меня в глазах еще не рассеялись яркие чертики, но вот они медленно распадаются и я различаю черты следователя.
      - Эти... подонки, все там?
      - Да.
      - Вы вывели всех?
      - Всех.
      Девочек и воспитательницу перехватывают несколько гражданских, они заталкивают их в небольшой автобус.
      - Куда это их? Я же обещал им, что их отправят домой.
      - Их и отправят. Только пусть сначала пройдут проверку у врачей.
      Рядом оказался Сергей Сергеевич.
      - Как там обстановка, Федор Иванович?
      - Лидия Петровна ранена, остальные в порядке.
      - Как же ты уговорил их?
      - Обратился к гражданской совести.
      Полковник хмыкнул.
      - Этих в другую веру не обратишь. Темнишь, Федор Иванович.
      - Может быть и темню. Я с ней, полковник, проработал два года и за это время кое что узнал...
      - Что же именно?
      - Кипучая, энергичная, страстная женщина, любит командовать, всегда желает быть первой. Всего положительного и отрицательного даже не перечислишь, одно только могу вам сказать. Там, в учебном комбинате, ее друзья звали Лидию Петровну просто - Мастер.
      - Мастер? - воскликнул Григорий Иванович.
      - Да, Мастер.
      - Может быть это тот главарь, которого мы и ищем?
      - Это она, я уже проверил, - говорит Сергей Сергеевич. - как только от вас, Федор Иванович, поступил звонок, я поднял на уши всех. Ей не надо даже было подбирать кличку, она у вас работала мастером и у бандитов пользовалась такой же кличкой.
      - А я то искал... мужика, - горестно говорит следователь.
      Рядом стоит представитель от МВД и ухмыляется.
      - Долго бы ты его еще искал, если бы не этот случай.
      - Вот что, мужики, я пойду успокою свою жену. Вам от меня ничего не нужно?
      - Да чего с тебя, праведника, возьмешь, - хмыкает полковник, - давай валяй к жене. Мы с тобой... потом поговорим...
      - Пока.
      Я поднимаю руку в виде салюта и иду к оцеплению. Сзади неожиданно раздалась очередь из автомата и пошло...
      Дома Саша долго меня допрашивала, как я вел переговоры, как вела себя Лидия Петровна? Конечно, много чего я ей не рассказал.
      - Утором на работе меня встречают уж очень уважительно. Мастера чуть ли не кланяются, дети шушукаются и показывают на меня пальцами.
      - Доброе утро, Федор Иванович.
      Это секретарша. Она принесла мне в кабинет крепкого чая и дольку лимона, что уже весьма невероятно.
      - Федор Иванович, вот чайку... попейте... Сама заварила, "Здоровье" называется.
      - Спасибо. Что у нас сегодня по плану?
      - Похороны Веры Артемовой. Вам, наверно, придется на них присутствовать от администрации цеха.
      - Хорошо. Что еще?
      - Вчера спецназ штурмом взял учебный комбинат.
      - Все... погибли?
      Она поняла, под кем я понимаю "все".
      - Нет, нашу Лидию Петровну не нашли...
      - Как... не нашли?
      - Так. Все бандиты были убиты, а ее там не было.
      - Значит ушла?
      Неприятно заныло сердце.
      - Самая большая загадка вчерашней истории. Никто теперь не знает, где она. Говорят, что при обыске в ее доме, нашли несметные богатства. А сама то здесь... завтраки приносила, такие худосочные..., будь-то была бедна.
      - Ой...
      Я подскакиваю и с сожалением гляжу на часы.
      - Что такое?
      - Опаздываю. Мне же пора бежать в морг, на похороны.
      - Ничего. Успеете. Для Веры это уже не так важно... Лучше скажите, кого оставляете за старшего? Старшего мастера нет, вас тоже...
      - Саша... То есть, Александра Васильевна.
      Маргарита Макаровна улыбнувшись, кивает головой
      - Я пока вас попрошу, - продолжаю я, - вызовите с учебного комбината двух мастеров на замену...
      - Я все сделаю, Федор Иванович.
      Саша не дает девочкам отвлекаться. Бегает от одной к другой и держит их в напряжении. Я с трудом ее остановил, хлопнув по плечу.
      - Федя, ты чего?
      Она устало срывает маску.
      - Тебе придется сейчас принять цех. Я ухожу на похороны.
      - Неужели ты думаешь, что я могу передать это сложное хозяйство кому-нибудь другому. Лидии Петровны нет, я должен покинуть цех, а старший должен быть. Сейчас сюда из учебки придет смена, так что... давай.
      Не дожидаясь ее возражения, пошел к воротам цеха.
      Сегодня на кладбище появился Сергей Сергеевич. Он встал за моей спиной и шепотом попросил.
      - Федор Иванович, отойдем в сторону.
      Выстроившись в очередь, родственники и близкие люди стали прощаться с Верой. Гроб открыли, ее бледное лицо с заострившимся носиком, выглянуло последний раз на этот свет. Я тихонько отошел за кусты и памятники, где меня ждал полковник.
      - Что случилось Сергей Сергеевич?
      - Все плохо, Федор Иванович. То ли следователь, то ли начальник МВД, мне пока кажется, что это он, выдали тебя уголовной шушере, сообщили им, что Лидию Петровну выдал ты.
      - Откуда это известно?
      - Мы зачищаем город, ловим остатки банды Лидии Петровны. Сегодня утром поймали двух типов, пасущих проституток. От них то и узнали, что около шести утра, кто-то позвонил по телефону и предупредил их об аресте, а также о том, что ты заложил главаря.
      - Так... И что же дальше?
      - А дальше... Тебе надо уезжать из этого города.
      - Опять все ломать. Ведь так здесь все наладилось.
      - Я вас понимаю. Ведь это у вас второй раз. Первый раз помогли нам в Ленинграде, тогда кажется, организованная группа фарцовщиков пыталась втянуть вас в свой преступный мир. Нам тогда, после ареста всей группы, пришлось переправить вас в Свердловск...
      - Давайте не будем о моем прошлом. Поговорим лучше о настоящем. Куда меня теперь?
      - Думаем, переведем в Барнаул, главным технологом завода.
      - Я же хотел женится, даже невесту нашел.
      - Женитесь. Это для переезда не помеха. Даже на новом месте солиднее будешь выглядеть.
      - И когда нам уезжать?
      - Через недельку - две. Пока надо через министерство официально пропихнуть тебе замену. Вы пока собирайтесь, как раз времени на свои дела хватит. Если надо на ЗАГС нажать, так обратитесь ко мне, сегодня же обкрутят.
      - За это время меня и Сашу не могут эти... прихватить?
      - Мы за тобой и невестой последим. Даже охрану вам организуем. Но все же, береженого бог бережет, придется из дома выходить пореже, постараться только на работу и обратно.
      - Господи, что же соврать Саше?
      - Соври что-нибудь. Теперь иди к своим... - Сергей Сергеевич кивает на толпы расходящихся от могилы Веры людей.
      - До свидания, полковник.
      - До свидания, Федор Иванович.
      Саша носится по цеху, наводя свои порядки. Заступившая на ее место женщина, получает придирок больше всех.
      - Фаина Николаевна, - учительским тоном говорит Саша, - не отвлекайтесь только на одну девушку, обратите внимание на соседей, они начали переговариваться, быстрей остановите их.
      Теперь она рядом со мной.
      - Похоронили?
      - Да. А у тебя как?
      - Ну и сволочная же работа быть ИО начальника цеха. Как ты только тянешь?
      - Вот так и тяну. Сейчас зазвенит звонок, конец первой смены.
      Затихают двигатели. Девочки толпами покидают цех. Вот наступила тишина и тут визг, вопли и крики, вновь наполнили помещения. Новая смена, после осмотра врача, ринулась в раздевалку. Саша подскочила и, бросив бутерброд, выскочила из комнаты мастеров.
      - Я сейчас...
      Через десять минут, она врывается обратно.
      - Федя, быстрей, там драка. Они меня не слушаются. Бьются, буквально, стенка на стенку...
      - Иду.
      Вскакиваю и несусь к знакомой двери, за которой уже четко слышны вопли и крики. Саша не отстает от меня и старается хоть что-то сказать из-за плеча.
      - Федя, ты только с ними не очень, поосторожней, пожалуйста. Они еще глупенькие девочки...
      - Сейчас разберемся...
      В раздевалке черт знает что. Несколько полуодетых фигурок тузят друг друга с воплями и матом. Свободные девочки прижимаются к стенкам и шкафчикам, поддерживая криками драчунов.
      - А ну, прекратить, - рявкаю я. - Тихо.
      Драка прекращается. Растерзанные девочки столбенеют и с испугом смотрят на меня.
      - Так. В чем дело?
      Молчание. Кто-то уронил табуретку и она показалась выстрелом... Некоторые девчата вздрогнули.
      - Я не буду вас допрашивать, за что и как вы это начали, но все, кто участвовал в драке прошу пройти врача вновь. Я не могу допустить к работе, ваши исковерканные руки. Если получите бюллетень, то уволю.
      - Федор Иванович, - раздался робкий голос. Это Галя Петрова, самая бойкая девушка в группе. По ее спокойному виду, понятно, что она не участвовала в драке. - Простите нас. Не надо выгонять тех, кто получит бюллетень. Мы понимаем, что не дело затевать драки в общественном месте, но у нас есть такие дуры, у которых так и чешутся руки... Я думаю, мы их потом мозги вправим.
      - Далековато тебе до моих мозгов, сука, - злобно шипит из угла взъерошенное существо. Это голос Вари, приехавшей в наш город из Краматорска.
      - До твоих, нет.
      - Паскуда...
      - А ну прекратить, - я встаю перед Петровой, готовой ринутся в бой. Ладно, я никого не уволю, но всех участников драки, все равно, прошу пройти врача.
      И тут я слышу отчаянный вопль Саши.
      - Федя, сзади...
      Резко поворачиваюсь и тут же лезвие ножа вошло в мое тело. Злобное лицо Вари уставилось на меня.
      - Это тебе за наших..., - хрипит девочка.
      - Что ты сделала? Мы же все для вас...
      Я перехватил ее руку и сжал. Сильно кольнуло в груди. Варя выпустила нож, а перед моими глазами начало темнеть.
      - Девочки, что же вы наделали? - слышится крик Саши.
      Кто-то заверещал, а я медленно валился на замусоренный пол.
      В палате светло. Лежу, как принц, один. За дверью бродит охрана. Сегодня у меня Сергей Сергеевич. Он сидит рядом на стуле и продолжает разговор.
      - Варвару науськал Крот, мы его уже поймали и посадили. Травил девчонку наркотиками, вот и довел...
      - А что с Варей?
      - С Варей? Понимаешь, ее чуть тогда не убили. Девчонки набросились на нее и с трудом удалось вырвать беднягу от них. Врачи уже делали вторую операцию. Лицо так изуродовано, что не узнать.
      - Значит и Крота кто-то предупредил?
      - Он и предупредил, начальник МВД. Мы его тоже взяли под стражу. Хорошо, что прослушивали его телефон...
      - Что же теперь будет со мной? Операция в Барнаул срывается?
      - Нет. Она только еще начинается. Твое ранение кстати. Теперь постараемся замести следы от мафии. Сначала отправим тебя лечится в Сочи, а потом переправим на новое место. Здесь уже об этом никто не узнает.
      - Полковник, просьба к вам. Вы девчонок, которые били Варю, постарайтесь не привлекать... Отпустите их с миром.
      - Все надо делать по закону.
      - Много ли его у вас здесь. Эта, сволочь, не сажается, а девочек за что-то покарают, испортят им всю жизнь. Разве это справедливо.
      - Ладно обещаю, что не дам в обиду.
      - И терзать допросами не будете?
      - Не буду, не буду, успокойся.
      Саша принесла фрукты. Села на кровать и принялась рассказывать последние новости.
      - Новый начальник цеха из Москвы приехал, такой сердитый, суровый. Везде нос сунул, посмотрел как мы работаем и тут же на место Лидии Петровны сунул мужика, какого-то доцента из пед училища.
      - А тебя?
      - А меня то что? Как была мастером, так и осталась. Только вот... новый говорит, что временно...
      - Что значит временно? Тебя скоро уволят что ли?
      - Слух прошел по цеху, что тебя переводят на новое место с повышением, ну и естественно, я уеду с тобой.
      - Так это же хорошо.
      - Вроде не записаны и свадьбы не было, а уже к тебе привязали.
      - Давай тогда запишемся, кто же нам мешает.
      Саша начинает моргать глазами и они становятся влажными.
      - Ну какой же ты дурачок. Кто же делает самой красивой девушке такое предложение. Как будь-то подписал в цехе приказ, жениться и все...
      - Сашенька, выходи за меня за муж.
      - Вот теперь это другое дело.
      Она осторожно, чтобы не коснуться бинтов, наклоняется ко мне и целует в губы.
      Я быстро поправлялся и, наконец, мне разрешили перебраться домой. На завод не ходил, но все новости стекались ко мне по телефону и от Саши. Из министерства, прямо домой, официально пришла бумага о переводе на новое место и увольнении с предприятия. Деньги и оформленную переводку, привезла Маргарита Макаровна.
      - Федор Иванович, как вы здесь? А вообще-то ничего, выглядите молодцом.
      - Поправляюсь.
      - Вас все в цеху вспоминают и очень сожалеют, что вы от нас уходите. Правда, все это так странно. Мне в отделе кадров порекомендовали не заполнять графу, куда именно вас направляют.
      - Меня тоже предупредили, что возможно внесут некоторые изменения в мое новое назначение, так как все зависит от того, что скажут врачи после лечения.
      - Что-нибудь серьезное?
      - Не знаю. Больно глубокое ранение.
      - Да... да..., я знаю. Хотите новость? Ходят слухи, что нас реорганизуют. Цех закроют на два месяца, а потом...
      - Кроме цеха, ничего не хотят еще построить?
      - Нет. Не надейтесь, Федор Иванович. Я читала вашу записку в министерство, о расширении завода за счет побочных производств. Так вот , вчера на имя нового начальника цеха, пришел ответ. Побочные производства развивать не будут.
      - Очень жаль.
      - Все остается по прежнему, Федор Иванович.
      Мать Саши получила от меня в подарок бабочку с глазами из переливта. Она долго ахала, потом закинула вопрос.
      - А как же коллекция? Куда ее денете? С собой повезете?
      - Это как Саша решит.
      - Александра, - кричит она в дверь кухни, - куда коллекцию денешь?
      - Мы решили подарить ее местному музею. Не таскать же с собой хрупкие вещи по всему свету.
      Вы что, больные? Да за каждую вещь, вам такие деньги отвалят, что можно век не работать.
      - Мы еще новых наделаем. На наш век хватит. Правда, Федя?
      - Правда, Сашенька.
      Я не ожидал такого прощания с городом. На вокзале собралось до сотни девчат, пришли мастера, родители, друзья, знакомые. Подъехал на персональной машине новый начальник цеха, недалеко, от меня со своей свитой устроился Винчак и следователь. Нас с Сашей закидали цветами. Я смотрю на эти глаза: мокрые, сухие, любопытные, дружеские и... родные. Господи, неужели это мне. Вон Глаша Иванова, там Аня Адамайте, уже располневшая Галя Смирнова будущая мама, заводила Галя Петрова, вечно любопытная татарочка Галима, Лиза Горюнова, драчуны Маранджева, Кацуева и другие.
      - Не покидайте нас, - в разнобой кричат некоторые.
      - Мы вас любим...
      - Возвращайтесь...
      Новый начальник склонился к моему уху.
      - Ну, Федор Иванович, не ожидал таких проводов. Сегодня суббота и пришли почти все смены, родители... Скажите им что-нибудь на прощание.
      - Разве их можно перекричать?
      - Можно. Я сейчас.
      Новый начальник вобрал в себя воздух и рявкнул так, что мне заложило уши.
      - А ну, тихо. Молчать. Сейчас Федор Иванович говорить будет.
      Привокзальная площадь потихонечку затихает. Я собрался с духом.
      - Мои девочки, я хочу пожелать вам одного. Молю бога и хочу, чтобы вы выросли настоящими людьми...
      Уже в купе Саша откинулась на спинку.
      - Я... не ожидала такого.
      - Я тоже.
      - Поцелуй меня.
      Я склоняют над ней и целую в мягкие губы. Саша обхватывает мою шею руками. Вдруг... может мне показалось, дверь купе приоткрылась и улыбающееся лицо Лидии Петровны уставилось на меня, один глаз мигнул.
      Я дернулся.
      - Ты чего? - шепчет Саша.
      - По моему, я не закрыл дверь.
      Она оглянулась. Дверь приоткрыта, но в ней никого нет.
      - Действительно. Иди закрой...
      Кажется, мои приключения еще не кончились.